Текст книги "Трудное время (ЛП)"

Автор книги: Кара МакКенна

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 19 страниц)

Он нежно засмеялся и довольно пробормотал:

– Черт возьми. – Удерживая презерватив, он вышел, оставив меня, и побежал в ванную, вернувшись через секунду.

Когда гимнастика подошла к концу, декабрьская прохлада дала о себе знать, и мы вернулись под одеяла.

– Давай просто затаимся тут до конца дня, – сказала я.

Он перевернул меня на бок и обнял, его рот был у моего уха.

– Договорились.

Когда наши тела спустились с небес на землю, мне казалось, что я никогда в жизни не чувствовала себя так спокойно. Если это будет ожидать меня дома несколько ночей в неделю, я могу справиться с любыми неприятностями на работе.

Через минут десять или больше, мысль соскользнула с моих губ.

– Тебе не кажется…

Кончики пальцев бегали по моей руке поверх одеяла.

– Кажется, что?

– Тебе не кажется странным…, как мы встретились и как воссоединились? – спросила я. – То есть, какова вероятность?

– Нет, не совсем.

– Нет? Мне кажется это таким необычным. Как мы начали общение, и тот факт, что мы сейчас здесь, по-прежнему нравимся друг другу, с учетом того, как все сильно изменилось. Потрясающе, но необычно.

Он взял мою руку, поцеловав каждую костяшку по очереди.

– Прими во внимание, что ты встретила меня в свой первый рабочий день. Но я почти пять лет не встречал человека, который вызвал бы у меня такие чувства, которые вызвала ты. Мне не кажется это случайностью. Чудо, возможно, но не случайность.

– Да… а тот факт, что мы все начали в тюрьме действительно перенеслось в реальный… нет, не в реальный мир, извини. Я знаю, что для тебя это место было довольно реальным. Это не удивляет тебя?

– Удивляет? Нет. В ту секунду, когда я увидел тебя, мое тело знало, что ты вызываешь во мне чувства больше, чем просто… ты знаешь.

– Похоть, – предложила я.

– Да. Конечно, я был подавлен всеми возможными способами, но я не забыл какого это, когда ты встречаешь человека, который тебе действительно нравится. Искра. Я почувствовал ее в ту секунду, когда увидел тебя. И чувствовал взаимность, когда мы познакомились ближе. Чувствовал эту энергию, которая исходила и из тебя тоже. Поэтому я не удивлен, что у нас все получилось здесь. Совсем не удивлен.

Я обдумала его слова, радуясь, что услышала эти мысли, которые никак не ожидала услышать.

– В этом есть смысл. Думаю, ты доверяешь суждению своего тела лучше, чем я своему. Я переживала после всех этих писем и всего, что накопилось, один плохой поцелуй мог испортить всю химию, которую я представляла между нами.

– Что ж, у меня есть подозрения, что ты зацикливаешься на вещах сильней, чем я.

Я засмеялась.

– Иногда слишком сильно.

– Мне нравится это в тебе…, могу я кое-что у тебя спросить? О том, что немного удивляет меня в наших отношениях?

– Конечно.

– Что ты нашла во мне? Не считая того, как сильно мы хотим друг друга. Что во мне такого… я не знаю. Не знаю, видишь ли ты меня в качестве своего парня или что-то в этом роде. Но, что делает меня достаточно хорошим, чтобы быть с тобой вот так? Чтобы ты готовила мне блинчики или позволяла мне просыпаться в своей постели? – Его голос был напряженным, пропитанный надеждой, порождающей сомнения.

– Веришь или нет, но именно над этим я особо не задумывалась. Отчего это. Вначале меня привлекла твоя аура. Боже, это так глупо. Но меня привлекает энергия, которую ты излучаешь, и она заставляет меня чувствовать столько всего теперь, когда ты на свободе, и пусть все идет своим чередом. – Я замолчала на мгновение. – Это что-то проясняет?

– Кажется, да… Я знаю, почему ты мне нравишься, – добавил он, и я слышала улыбку в его голосе.

– Почему?

– Потому, что ты умеешь сочувствовать. Помогать людям.

– Таким, как в Казинсе?

Я почувствовала его кивок. Когда он заговорил, слова получились медленными и тщательно подобранными.

– Мы живем в очень равнодушном мире. И в очень болезненном, и в особо равнодушном его уголке. И ты встретила меня в таком дерьмовом месте, наполненном в основном дерьмовыми людьми. И я знаю, что тебе платят, чтобы ты притворялась, что тебе не все равно, но я вижу, что тебе действительно не все равно. Я видел, с каким энтузиазмом ты читала ту книгу перед всеми. Ты действительно надеялась, что она им понравится, ведь так?

– Да, – сказала я, и ни с того, ни с сего, мое горло сжалось.

– И когда ты помогала людям, даже, несмотря на то, что они были грубы с тобой или пугали тебя… ну, я уверен, что тебе это не нравилось, но ты все равно помогала им. И ты помогла мне. Я могу сказать, что ты была рада помочь мне в нашу первую встречу.

В носу зачесалось.

– Прошло так много времени с тех пор, как кто-то смотрел мне в глаза, и я видел это в них, – добавил он. – Или чувствовал, как… я не знаю. Чувствовал, словно они видят во мне потенциал. Что-то стоящее, чтобы помочь, наверное. Что-то стоящее их времени, даже в таком месте, как Казинс.

Я боялась ответить, уверенная в том, что снова расплачусь. Он гладил тыльную сторону моей ладони, затем сжал каждый мой пальчик по отдельности.

– Ты в порядке.

– Просто это очень мило, – сказала я, сглатывая легкий всхлип.

Он издал счастливый звук, что-то среднее между смехом и жужжанием, и положил голову на мое плечо, придвигая меня ближе.

– Я пообещал, что попытаюсь больше никогда не доводить тебя до слез. Но я не могу извиниться, так как все это правда.

– Нет, не извиняйся.

– Я думаю, ты особенная, – сказал он нежно и поцеловал мою шею. – Особенная, кого можно встретить в Казинсе, особенная в этом хреновом городе. Особенная в любом месте. Кто-то кто делает важные вещи, даже если это пугает их. Даже если никто не ценит этого… или не хочет признать, что ценит это.

После долгой тишины я сказала. – Я ошибалась. Я знаю, почему ты мне так сильно нравишься. Не считая безумного влечения.

– Почему?

– Ты говоришь такие вещи. В письмах… ты говорил о самых прекрасных вещах.

– Ты заставляешь меня снова видеть прекрасные вещи.

– Видеть? Все это.

– Чувствовать хоть что-то в тюрьме, это признак слабости. Переживать. Признавать, что ты чувствуешь одиночество, или грусть, или, что неровно дышишь к кому-то. В письмах к тебе я впервые смог излить все эти переживания. Я просто писал все, что мне не давало покоя.

– Я думаю, что ты, возможно, самый романтичный мужчина, которого я встречала.

– Отдай себе должное. Я не пишу, такие письма кому попало.

– Пиши мне, пока меня не будет. Присылай письма по электронной почте.

– Хорошо. Все, что пожелаешь. – Эрик поцеловал меня в висок. – Насколько тепло будет на следующей неделе в Южной Каролине?

– Пятьдесят, возможно.

Он перевернулся на спину с плачущим стоном.

– Вот, черт.

– Я знаю. Дождаться не могу.

Он улыбнулся мне.

– Ты расскажешь, своему отцу с кем встречаешься?

Вина охладила меня, и я посмотрела ему в глаза.

– Скорее всего, нет. Но не из-за твоего… прошлого. Просто потому, что у меня всегда занимало много времени, чтобы рассказать родителям о парнях. О Боже, я так давно ни с кем не встречалась, что в последний раз это и вправду был парень. Но в любом случае, нет, скорее всего я не стану. Они так долго ждали, чтобы услышать, что я с кем-то встречаюсь, я не хочу… – Я прервалась.

– Давать им ложную надежду?

Черт. Как, черт возьми, я попала в эту яму.

– Вроде того, наверное.

– Не будь такой напуганной, – сказал Эрик, и откинул мои волосы назад. – Мы любовники, пока. Я знаю. И знаю, что девушка не станет говорить своему отцу о мужчине, если она не считает…, не знаю. Что это что-то серьезное.

– Я думаю, что пока еще не знаю кто мы друг другу.

– Все в порядке. Я тоже.

– Но я чувствую себя неловко. Это очень жалко.

– Тише. Парень с девушкой должны повстречаться несколько месяцев, прежде чем она расскажет о нем отцу. И намного дольше займет времени, чтобы девушка рассказала своему отцу-патрульному, что спит с бывшим заключенным.

Я протяжно засмеялась, закрывая глаза.

– Боже, у него случится сердечный приступ.

– Давай подождем до весны, хорошо? К тому времени, возможно, я получу разрешение выехать из штата. К тому времени я смогу на полном основании представится в качестве ландшафтного дизайнера. У меня совсем нет проблем с умолчанием правды, как ты можешь помнить.

Я легонько шлепнула его по плечу, услышав в его голосе угрызения совести.

– Хорошо, – согласилась я. – Мы разберемся с этим весной.

Весна... Время года, которого он так ждал. Когда придет конец всему этому снегу и льду, и жгучему холоду, и появится зелень. Люди переоденутся в футболки и будут отдыхать на зеленых лужайках. Плавать в спокойных прохладных озерах, могу поспорить, этот мужчина слишком долго не испытывал этого невесомого состояния. Слишком долго ждать до лета. Его выпустили из одной тюрьмы, но зима была также похожа на тюрьму своей серостью, темнотой, и суровостью. Но, по крайней мере, сейчас я могла согреть его. Я крепче прижалась к нему.

За то, что он растопил мое тело, и то, как заставил меня вновь расцвести, я буду встречаться с ним в самые суровые месяцы.

Я подарю ему весеннюю энергию под этими одеялами. Разожгу летнюю жару между нашими телами. Все, что жаждет испытать мужчина, и все, чем жаждет быть женщина.

Все для мужчины, который заслуживает каждую крупицу этого.

Глава 14

За последнюю неделю декабрь обернулся июнем. Все уныние исчезло, лед стал теплом и жизнестойкостью; холод не мог побороть жар, который излучали наши глаза через всю комнату, или огонь, который создавали наши тела в моей постели.

Я задавалась вопросом, так и должно быть? Когда влюбляешься в кого-то? Или это все еще простое увлечение? Существовала ли разница? Было так хорошо, что мне было тяжело волноваться об этом.

В следующий четверг Эрик разрешил мне прийти в его квартиру. Она была маленькой и расположилась на втором этаже кирпичного безымянного четырехэтажного здания в менее благоприятном районе города. Каждый блок в здании субсидируется, рассказал он мне, поэтому у всех его соседей, так или иначе, были проблемы, и это чувствовалось, пока я поднималась по лестнице со скудным ковром. В общих помещениях было шумно, и в воздухе витало отчаяние этого места. Я понимала, почему ему не терпелось переехать, как только его долги будут оплачены, а счет не будет заморожен.

Но его квартира была достаточно милой. Конечно, не шикарной, но со средними размерами спальней, небольшой гостиной, ванной комнатой и маленькой кухонькой. Не намного меньше моей квартиры, правда, если только чуточку… утилитарная. Стены были выбелены в предсказуемый, усталый белый, а все оборудование и шкафы были практичны. Он поддерживал чистоту в квартире, и окна выходили на бетонный двор с баскетбольным кольцом, в настоящее время покрытое матово-белым. Толстый старый ноутбук лежал на кухонном столе, кажущийся чудом техники рядом с древним, как мир, процессором, который дала ему я.

– Ты сохранил его, – сказала я, смеясь от радости.

– Конечно. Это ведь подарок. От тебя. – Он пробормотал последнее предложение, скрывая улыбку.

Большее удивление вызвали его растения. Он держал их в гостиной, в основном в горшках, некоторые в закрытых аквариумах, на подставке из-под молочных ящиков и картонных коробках, скрытые под матовыми стеклами, расположенные на точном расстоянии от батарей. У него была даже орхидея, но, к его сожалению, она не цвела.

– Как ты смог все это купить? – спросила я.

– В магазинах по садоводству можно очень дешево приобрести растения, если они выглядят побитыми. А садки для рыб я купил в Гудвилле около доллара за штуку. Земля для горшков стоила дороже, чем все остальное вместе взятое.

– Вот как. – Я представила, как он спасал все эти экземпляры из местного магазина, беспокоясь, чтобы они не замерзли по дороге. Возвращал их к жизни.

– Мама отдала мне орхидею. – Он посмотрел на нее с неподдельной тревогой. Повсюду находились книги о садоводстве, не меньше из двух десятков из них торчали стикеры, как помятые перья. Он рассказал мне, что они достались ему от его босса. Вокруг импровизированного сада он расположил несколько гибких ламп, и небольшой запас упаковок с лампами, говорил о том, что он здорово потратился. Лейки, опрыскиватели, мешки с землей, удобрение для растений в палочках, проволока для подвязки и тоненькие деревянные колышки. Беспорядок одержимого человека. Он очаровал меня. Другой бы на месте Эрика мог бы потратить кучу денег на новый телефон, починку машины, телевизор. А он предпочел это.

Этим он занимался, впервые недели свободы. Не женщинами. Ни любой другой вещью, по которой мог тосковать мужчина так долго находившийся взаперти. Просто жизнь, и борьба за ее сохранение, в этом маленьком суровом уголке сурового города. Зеленое на фоне белых стен, под белыми лампами, перед ровным, белым зимним небом.

Он приготовил для меня ужин на своей крохотной кухне – пасту в форме ракушек фаршированную сыром рикотта, он настаивал на том, что передержал ее, но мне казалось, что еда была просто отличной. Мы занимались любовью на его маленькой кровати в его шумном здании, и хотя это было совсем не так, как это было у меня, это было аутентичным. Все было, как это должно быть, и, как всегда, между нами был накал.

На следующий день он отвез меня в аэропорт, сразу после моей смены в Казинсе. Всего два дня в Чарльстоне, плюс почти все воскресенье, но Эрик и я прощались, словно один из нас собрался на войну и больше не вернется. Поцелуй на прощание длился тридцать минут или больше, прямо в проходе в терминал. Мы попрощались друг с другом так много раз, что мне пришлось бежать от пункта досмотра к выходу с обувью в руках, чтобы успеть на самолет. И оно абсолютно того стоило.

Это был поздний полет, с посадкой только после десяти. Небо было кристально чистым, воздух успокаивающим, пока я ждала перронный автобус, перекинув пальто через руку. Как только появился сигнал, в моем кармане зажужжал телефон. Я достала его, ожидая увидеть голосовое сообщение от мамы. Но нет, там было два текстовых сообщения.

Одно сообщение от нее, в котором было написано.

«Дай мне знать, когда выйдешь».

И одно от Эрика.

«Напиши мне перед тем, как отправишься в кровать. Чтобы я мог о чем-то думать, пока твое тело в тысячах милях от меня».

«Чтобы я мог о чем-то думать». Я точно знала, что это значило. Это согревало меня больше, чем местная погода когда-либо.

Я ответила.

«Только приземлилась. Дай мне час или два, и я пришлю тебе вдохновение».

Затем, две минуты я стояла как в дурмане, прежде чем вспомнила позвонить маме.

Мы добрались до дома за двадцать пять минут, дом в котором я выросла, почему-то казался меньше, после восьми месячного отсутствия. На следующий день моему отцу нужно рано вставать на работу, так что он уже спал, но проснувшись, задержался на полчаса, чтобы поболтать. Моя мама преподавала у пятиклассников и уже была на каникулах, поэтому в скором времени ей не куда не нужно.

Когда отец отправился спать, она спросила:

– Детка, ты не собираешься отдохнуть?

– Не, я вздремнула в самолете.

– У меня есть открытая бутылочка Рислинга в холодильнике…

– Ну что ж, – сказала я, приободрившись, – давай начнем эти выходные. – У меня возможно больше не будет такого шанса побыть с ней наедине, как сейчас. Мне нужно навестить много родственников, а времени почти нет.

Она налила нам по доброй порции вина, и мы устроились по краям большого дивана в гостиной, обернувшись в пестрые одеяла. На ней была рубашка соснового цвета, и Рождество, как рассеивалось вокруг меня как волшебство.

Она улыбнулась мне с материнской гордостью, глаза сверкали.

– Ты выглядишь великолепно, Энни.

Я отмахнулась от комплимента, потерев ладонью лоб.

– Я чувствую себя разбитой после полета, но спасибо. Ты тоже. Мне нравится, твое мелирование и эта стрижка.

Она поправила волосы, изображая диковинную гордость.

– Мелирование? Понятия не имею, о чем ты говоришь.

– Нет, я ошиблась. Уверена, это просто натуральный эффект от этого декабрьского солнца.

– Все же, ты выглядишь замечательно, – повторила она искренне. – Я волновалась за тебя, из-за всего этого стресса на твоей новой работе… ну, полагаю, уже не совсем новой.

Я покачала головой.

– Нет. Забавно, как быстро я привыкла проводить дни в психиатрических отделениях и тюрьмах.

– И все нормально на работе?

– Да, хорошо. Я хочу сказать, тяжело. Не буду врать. Но ничего страшного не происходит – то есть, ничего опасного. Теперь стало немного легче, так как я привыкла к распорядку дня, и все эти люди, с которыми я работаю, познакомились со мной, и наоборот.

Она вздохнула, уставившись на свой бокал.

– Я переживаю за тебя, каждую пятницу. Из-за всех этих заключенных.

– Они просто люди.

– Просто люди, которые настолько импульсивны, что совершили жестокие ошибки и их заперли в тюрьме.

Я пожала плечами, скорчившись внутри.

– Не все сидят за жестокость. На самом деле большинство сидит за преступления связанные с наркотиками. В любом случае, все, чье поведение оставляет, желать лучшего, лишены привилегии – получать знания. Все парни, с которыми я работаю, ведут себя хорошо.

– Неужто… они совсем на тебя не засматриваются?

Я кивнула.

– О да. Постоянно.

Она моргнула, раскрыв рот.

– И тебя это устраивает?

– Мама, некоторые из этих парней не были с женщиной уже давно очень. Конечно, они будут, пялиться на меня. Это все равно, что ожидать от умирающего от голода человека, что он не взглянет на сочную ветчину или что-то в этом роде.

– Все же.

– Правда, я смерилась с этим. Первые несколько смен, я принимала все близко к сердцу. – Очень близко, в частности одного заключенного. – Но через какое-то время ты списываешь это, как на естественный отвлекающий маневр и продолжаешь заниматься своей работой. Серьезно, бывают такие дни, когда мне больше хочется быть в Казинсе, чем разбираться с раздражительной ерундой, которую пытаются вытворять люди, когда я работаю в справочной.

Она покачала головой, и отпила большой глоток.

– Ну, я просто не представляю, как ты с этим справляешься. Но ты молодец. Это очень важное дело. И мы с твоим отцом считаем, что это очень смело.

Я покраснела, смущаясь от комплимента. В конце концов, пожалуй, это из-за своей трусости я отправилась в Мичиган. Я сбежала от того, что мне было стыдно, за то, что я позволяла Джастину жестоко с собой обращаться, только чтобы окружить себя жестокими мужчинами на еженедельной основе. Кто-нибудь из Ларкхевенских мозгоправов, точно бы обрадовался, выяснив это. Возможно Казинс для меня, как экспозиционная терапия. Возможно Эрик – моя терапия. Как глубокая и определяющая необходимость доказать, что я снова могу доверять мужчине, который кажется таким ужасно ненадежным, на бумаге.

– Хватит о работе, – сказала я. – Что у вас тут происходит?

Мама поведала мне об обычных городских сплетнях, и о том, что происходило у моих родственников.

– Кажется, я заметила это на фейсбуке, – сказала я, когда она упомянула о недавней потере веса моей кузины.

Она кивнула, и выпрямилась.

– Кстати, говоря, о фейсбуке.

– Да?

– Ты никогда ничего не постишь.

– Это не правда. – Хотя, близко.

– Совсем мало, с тех пор, как ты устроилась на новую работу.

– Я занята.

– Уверена, что все бы с удовольствием посмотрели на фотографии твоей квартиры и библиотеки. И весь этот снег, который должно быть там лежит. И на твои. У тебя нет друзей, с которыми ты встречаешься? – переживание в ее голосе было столь же трогательным, как и раздражительным. Мамы.

– У меня есть несколько друзей. В основном коллеги, но несколько. Для этого нужно время. Люди в Даррене немного отличаются от здешних… они долго оттаивают. Но это не симптом некой глобальной проблемы. – Я пожала плечами. – Или возможно, я просто переросла фейсбук. – Или возможно, самый захватывающий аспект моей жизни в последнее время просто связан с тайной эпистолярной интрижкой, которая может стоить мне работы, а моих родителей доведет до нервного срыва.

Мама отпила вина, затем потерла невидимое пятно на своем бокале.

– Я подумала…

– Подумала о чем?

Она решительно посмотрела мне в глаза.

– Я подумала, что возможно ты не хочешь, чтобы он знал. О твоей личной жизни.

Я задрожала и покраснела одновременно, тошнотворное чувство. За столь долгое время, мы так и ни разу толком не обсуждали этого. Столько раз мне хотелось, чтобы она допросила меня, нашла предлог…, но нам обоим всегда не хватало смелости. Я удивилась, почему сейчас, после стольких лет.

Я вздохнула.

– Прошло пять лет, мама. А он был плохим парнем, а не сталкером.

Теперь пришла ее очередь пожимать плечами.

– Ты никогда не рассказывала мне об этом. Я не знаю, каким парнем он был.

– Ну, это не из-за него. Уверена, сейчас он едва помнит обо мне. – И эта правда, черт возьми, причиняла боль. Что Джастин скорей всего, просто смирился, когда я поставила крест на своей сексуальности, до этого лета. – Дело совсем не в Джастине.

Ее брови слегка приподнялись.

– Значит, все-таки, в чем-то другом?

Я снова вздохнула и закатила глаза.

– О Боже, прекрати. Все в порядке. На самом деле, все замечательно. Мне просто надоел фейсбук, ладно?

– Это мальчик?

Я замерла. Уклоняясь.

– Мне двадцать семь лет. Я не встречаюсь с мальчиками. – Но мой раздражительный тон шестилетнего ребенка, конечно, выдал меня с потрохами.

– Я права, да? Ты встретила хорошего человека? – в ее голосе слышались смешанные эмоции – немного скептицизма, что такое понятие, как хороший человек встречается ближе к северу; и надежда, потому что, конечно, она желала этого мне.

Я не ответила сразу, а когда заговорила, это только сильней инкриминировало меня.

– Я эм… Ничего еще не точно, и все такое.

Ее выражение изменилось, брови напряглись.

– Не точно? Сделаем вид, что я этого не слышала.

Мое лицо горело, как когда-то давно на этом диване, она давала мне унизительные указания перед выпускным балом, о том, что нужно принимать правильные решения. Боже мой, мне кажется, я тогда совсем ее не слушала, ведь так? Я встречалась с ужасным мальчиком, который избил меня, теперь с хорошим человеком, который почти убил другого человека. И я разрывалась между счастливым призывом все рассказать и чувством, словно меня загнали в угол.

– Кто он? – спросила она. – Вы недавно встречаетесь? И ты боишься сглазить?

– Возможно, я не знаю.

Она склонила голову.

– Это не… это не мужчина?

Я фыркнула.

– Джастин не сменил мою ориентацию, мама.

– Ну не знаю. Говорят, что женская сексуальность изменчива…

– Нет, мама. Это мужчина, ладно?

Мама быстро встала и схватила открытую бутылку, и я засмеялась, напряжение спало, когда она перелила вино для нас обоих.

– Продолжай, детка. Я не давлю, но я так долго ждала, чтобы услышать, что ты нашла кого-то, кто тебе нравится.

Я грустно улыбнулась этому.

– Я тоже.

– И?

– Он… он замечательный. – Не считая всю ту дребедень с попыткой убийства. – Он мне очень нравится, но да, но пока еще слишком рано, чтобы знать наверняка.

– Где вы познакомились?

– На… работе. – Вот черт. Время закругляться.

– В библиотеке?

– Вроде того. Он работает на город, убирает снег зимой, и занимается ландшафтным дизайном все остальное время. Я столкнулась с ним, когда он работал возле библиотеки. – Как вам такое? Все, правда. Возможно, был смысл, в стратегии Эрика – не договаривать всей правды.

Я наблюдала, как мама переваривала информацию, тщательно скрывая свое разочарование. Она не была снобом или что-то в этом роде, но я знала, что она бы желала для своей дочери спутника с более престижной работой. Возможно, она пыталась перефразировать эту профессию в своей голове, для разговоров со своими сестрами. Как она переименует озеленителя? Инженер по садоводству.

– Должно быть это здорово, – выдала она. – Работа, которая позволяет ему находиться на улице.

Я кивнула.

– В общем, его зовут Эрик и ему тридцать два. И он очень симпатичный и романтичный и замечательный. Но как я уже сказала, у нас все только началось, так что не вздумай рассылать приглашения на свадьбу или что-то подобное.

Она засмеялась и небрежно отмахнулась рукой.

– Я не в отчаянии, мне просто любопытно… И.

– Да?

– Этот молодой человек хорошо к тебе относится?

– Да, он правда… – Что хотела мама услышать? Конечно, что он не похож на парня, из-за которого я уехала. – Он джентльмен. – По крайней мере, со мной. Почти со всеми. – И терпеливый. И я еще ни разу не встречала парня, который бы так хорошо целовался. И он пишет мне любовные письма.

Любые переживания, которые она испытывала по поводу его профессии, растаяли в ее теплой улыбке. Она прикоснулась к моей руке.

– Он создает впечатления прекрасного человека. Скажи ему, что у него есть мое одобрение.

– Посмотрим. Я не стала бы, говорить, что он уже мой парень и все такое.

– А тебе бы этого хотелось?

Я нахмурилась.

– Я не знаю. Возможно. – Не считая того, что тогда это все станет реальностью, и мне придеться выложить родителям, что он сделал как раз в тоже время, когда меня избивал Джастин. Я пока сама еще не была уверенна в том, что я чувствую, поэтому поводу.

– Я надеюсь, он не из тех молодых людей, которые встречаются сразу с несколькими женщинами, – сказала мама раздражительно. Она определенно насмотрелась ток-шоу или начиталась газет, в которых рассказывалось о современных способах съема.

– Нет, я так не думаю. – Эрик был верным, если не сказать больше. Слишком верный, через чур, учитывая как далеко он зашел, отстаивая свою сестру. – Мы просто пока еще не говорили об этом. Ты знаешь меня, – сказала я, опуская взгляд. – Я теперь не тороплюсь. Но мне приятно, после столь долгого времени.

– А как он выглядит? – Ее глаза сузились, словно она собиралась мысленно скрестить наши ДНК с Эриком, и представить своего будущего внука.

– Он высокий. У него темные волосы и глаза.

– О…? – Господи, что означает этот звук? Хотя в нем не было страха, он был наполнен любопытством. Ей хотелось, знать, не связалась ли я с тем, кого моя бабушка назвала бы «экзотичным».

– В нем много чего намешано. Французы, канадцы, и немцы, и пуэрториканцы. Но это не имеет значения, – напомнила я ей, понимая, что она, вероятно, всего проводит унизительную связь между озеленением и латинским народом, такую, что, слава богу, у нее не хватит духа произнести. Но я знала свои корни. Моей семье следовало кое-что наверстать в двадцать первом веке.

Она фыркнула, закатывая глаза.

– Я просто хочу представить его.

– Мне кажется, он похож на итальянца. – И мускулистый, и в татуировках, и провел пол десятилетия в футболке с набитым на ней тюремным номером. – Он очень… сексуальный.

– На какие свидания вы ходите?

На такие, на которых не нужна одежда?

– Да обычные. За выпивкой. – Хотя Эрик едва прикоснулся к пиву в тот раз в баре. – Вчера он приготовил для меня ужин. Один раз он возил меня к озеру. Оно все замерзшее, и луна отражается на ледяной поверхности. Обыденные свидания. В Даррене не так уж много приличных мест. Мы в основном… разговариваем. – И трахаемся.

– А откуда он родом?

– Из какой-то богом забытой деревушки Мичигана. Я никогда там не была, но он ненавидит это место. Но, он очень близок со своей матерью и сестрой, которые там живут. – Я представила две наших семьи на совместном барбекю, чтобы представить, о чем они смогут поговорить. Может об охоте? Бурбоне? – Возможно, однажды, я побываю там, если мы останемся вместе.

– Ну, он будет полным дураком, если упустит такую девушку, как ты, – сказала мама, мудро, и вероятно немного навеселе.

Я осушила свой бокал, и вытянула шею, чтобы посмотреть на часы на каминной полке.

– Думаю, пора идти спать.

– Я тоже. Но было приятно наверстать упущенное, да? – Она поднялась с драматичным стоном, как будто не занималась плаванием по часу каждое утро. Мы обнялись и пожелали друг другу спокойной ночи на верху лестницы. Наш дом не был таким же шикарным, как большинство домов в пригородах Чарльстона, но он был таким уютным по сравнению с моей квартирой в Даррене. Или по сравнению с любыми другими местами, в которых я работала, будь-то библиотека или Казинс, или Ларкхафен – ковер был таким мягким, что шагов было почти не слышно.

Я закрыла дверь в комнату, которая раньше была моей спальней, а теперь стала спальней для гостей. Мои лавандовые стены были перекрашены в серо-коричневый цвет, несколько лет назад. Моя кровать по-прежнему находилась на своем месте у окна, но мое шахматное розовое одеяло было заменено на обычное. Если остальная часть дома казалась маленькой, то моя комната казалась крошечной. А моя односпальная кровать особенно, так как я обзавелась двухспальной кроватью в университете. Я плюхнулась поперек одеяла и на большое множество подушек, и достала свой телефон.

«Еще не спишь?» – написала я Эрику.

Он не ответил через минуту или больше, поэтому я достала свою косметичку из чемодана и направилась в ванную комнату, чтобы умыть лицо и почистить зубы…

Маленькая лампочка в углу моего телефона мигала, когда я вернулась в комнату, и мое сердце как воздушный шарик взмыло к облакам. Я подбежала к кровати, приземлилась с треском, и открыла его сообщение.

«Ага. Ждал всю ночь, чтобы с тобой поговорить».

«Родители такие эгоисты», – ответила я, «отвлекают женщину от ее запрещенной переписки».

«Скучаю тебе», – написал он. «Ты скучаешь по мне?»

«Конечно, скучаю. Хочу, чтобы ты сейчас был тут…, хотя эта кровать не больше мата для йоги. Ты ни за что на ней не поместишься».

«Могу поспорить пол удобный и просторный».

Я улыбнулась. «Это правда».

«Я буду представлять нас, прежде чем засну», – написал он. «Скажи, что мне представить».

Чувствуя прилив возбуждения, я написала: «Дай подумать».

Чего бы мне хотелось сделать с ним, если бы мы были вместе? Я представила, его большое тело, растянувшееся на моей кровати, в моей квартире. Попыталась сосредоточиться на его прессе, груди, руках…, но поняла, что думаю только о его глазах. И его губах.

Я написала: «Представь нас, на моей кровати. Мы целуемся. Затем ты чувствуешь мои руки на своей талии…» Я сама это представила, одев его, в одежду, которую посчитала подходящей для холодной Дарренской ночи – в его пижамных штанах. «Я развязываю узел твоего шнурка, спускаю пояс». Я нажала «Отправить» и занялась следующей инсталляцией.

«Просто представь, мы целуемся, а я глажу тебя между нашими телами. Этого я хочу прямо сейчас. Почувствовать, какой ты твердый и возбужденный. И доставить тебе удовольствие. Если ты прикоснешься к себе, перед сном, представь, что это моя рука. Я этого хочу».

Я ждала, кажется, вечность его ответа.

«Как я кончу? На твою руку?»

Меня обдало волной жара, сжигая остатки нервов. Мои пальцы теперь стали неуклюжими. «Немного на мою руку. И на свой живот. На эту теплую, бронзовую кожу. Белое на бронзовом». Мое тело дернулось от этой картинки. Я нажала «Отправить».