Текст книги "Трудное время (ЛП)"

Автор книги: Кара МакКенна

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 19 страниц)

Он издевался, глубоко вдыхая и давая мне почувствовать его выдохи. Я схватила его волосы жестче. Малейшие прикосновения – носом, затем нижней губой, очередное протяжное дыхание. Мой ноги съехали, и он обездвижил их, удерживая мои бедра на месте. Его руки словно говорили: «Ты бредишь, если думаешь, что я буду торопиться с этим».

Его голос сказал мне:

– Было так приятно, когда твой рот был на мне. – Я чувствовала каждое слово на своей самой чувствительной коже.

– Как же хорошо чувствовать тебя там, – прошептала я в ответ. – Я хочу почувствовать тебя любым возможным способом, прежде чем мы пожелаем друг другу спокойной ночи. Всеми способами, о которых мы говорили друг другу…

Я задохнулась, когда его язык твердым, скользящим движением прошелся по моей половой губе. Я выпустила его волосы, чтобы обхватить его плечи, нуждаясь в коже и мышцах. Он повторил движения с другой стороны, и мои ногти вонзились в него. Жадный звук согрел меня. Медленные, протяжные облизывания вдоль внутреннего шва моих губ, а затем глубокий мазок его горячего языка прямо по центру. Еще один и, наконец, эти губы сомкнулись на моем клиторе.

– О.

Он сосал, пощелкивая языком. И хотя мои вздохи были почти беззвучными, он стонал, словно трахался – как если бы он мог чувствовать все, что чувствовала я.

Меня обдало холодным воздухом, когда его рот покинул меня.

– О чем ты фантазировала больше всего, – спросил он, – пока мы писали друг другу?

Я закрыла глаза, когда его рот вернулся к работе.

– Темные вещи.

Его поглаживающий язык потребовал. – Какие темные вещи?

– Всегда ты… выставляющий себя на показ. Мы целующиеся, возможно, затем твоя рука, спускающая твои трусы. Показывая мне, как ты возбужден. Вещи, о которых я никогда не думала прежде… не такие, о которых ты заставляешь меня думать. – Обнаженное мужское возбуждение, оголенное, как в порнографии.

Он изменил свое положение, оставив меня жаждущую, перевернувшись на бок, чтобы обхватить свой член. Его плоть казалась тяжелой, и, когда он гладил по ней, я наблюдала, как из распухшей плоти она становится стальной. Наблюдала, как напрягались его мышцы, те, что сбоку – натянулись, живот согнулся, рука плотно сжималась. Возбуждение блестело на его короне, и я чувствовала, как те же следы приветствовали его, когда он жадно глотнул моих соков.

Его раскачивающийся кулак дернулся при этом, его язык сорвался с глубоким стоном.

– Ты чувствуешь? – спросила я. – Как сильно я хочу тебя?

– Да. – Его нос потерся о мой клитор, когда его язык нырнул глубже.

Я обняла его за шею, наша кожа была влажной, его волосы вились под моей ладонью.

– Ты не сможешь попробовать меня достаточно глубоко, – сказала я, эти слова сплыли неизвестно откуда. Из какого-то темного места, которое жаждало искусить этого мужчину. – Твои пальцы тоже не смогут исследовать меня так, как мне нужно.

От этого его рука отпустила член. Два пальца скользнули между моих губ, его рот захватил мой клитор. Его рот показал мне, насколько я была права.

– Это хорошо, Эрик. Но недостаточно.

– Скажи мне, – промурлыкал он, зубы почти кусались, заставляя меня извиваться. Он двигал пальцами словно членом, неуклонно и твердо. – Скажи мне, что тебе нужно, Энни.

– Ты. Ты целиком. – Только представив это, я почувствовала, как удовольствие закипело между моих ног колко, жестко и жадно.

– Я не продержусь и минуту.

– Хорошо. Я хочу видеть это. Как сильно тебе это нужно.

В его стоне было все – возбуждение, отчаяние, благоговение, агрессия. Я чувствовала его нужду в этом звуке так же четко, как он мог чувствовать мою на своем языке.

– Эрик.

Очередной стон, и он сдался, обвернув свое тело у моей ноги, и напряг мышцы.

– Покажи мне, – сказала я тихо и погладила его по волосам. – Покажи мне какого это, когда тебя хочет мужчина, так, как хочешь меня ты.

Его взгляд поймал мой, ярко горя на фоне моей обнаженной кожи. Сильные плечи перекатывались, когда он двигался, пробираясь по моему телу, руки на моих ребрах, бедра широко раздвигали мои ноги. Предвкушение рычало во мне как огонь, и на то, чтобы дотянуться до презерватива, раскрыть его и развернуть ему потребовалось время десяти жизней. Он отстранился, свечи освещали его великолепную грудь и живот, мышцы играли на предплечье, пока он раскатывал латекс по всей своей длине. Он был большим и то, как он обхватывал его – было самым лучшим видом непристойности, что мне захотелось почувствовать то же самое – обласканной и растянутой, и наполненной им, каждую непристойную вещь.

– Ты готова? – спросил он меня, томным голосом.

– Да. А ты?

Он удерживал себя, удерживал мой взгляд.

– Я был готов к этому уже несколько месяцев. Хотя никогда на самом деле не думал, что окажусь здесь.

– Я тоже.

– Ты заслуживаешь мужчину, который будет жутко баловать тебя, – сказал он. Заниматься любовью или трахаться, или чего бы ты, не пожелала, столько, сколько тебе будет нужно. Но в этот первый раз с тобой будет совсем другой. Не могу ничего с этим поделать. Но если ты позволишь, в другой раз я буду таким, каким ты пожелаешь, я клянусь.

– Ты уже такой, – прошептала я. – Кем бы ты ни был, ты тот, кого я хочу.

Он опустился на согнутые руки, накрывая нас теплом тела. Я раздвинула ноги шире. Когда его мягкая, облаченная головка встретилась с моими губами, я ухватилась за его плечи, зафиксировав себя. Затаив дыхание, запоминая все. Каждую унцию давления, когда он проталкивался, Каждый дюйм его возбуждения, когда я приветствовала его. Каждый фунт мышц, когда его тело опустилось на мое тело.

Его глаза закрылись, когда его член скользнул в приют на всю длину.

– О, Боже.

Я чувствовала, как он неотложно пульсирует во мне. Это было более идеальным и правильным, чем я могла себе представить, когда мы соединились. Как электричество, которое я чувствовала между нашими взглядами столько много раз в Казинсе, тысячу раз. Реальность этого момента с ужасным позором накрыла все мои фантазии.

– Все, что ты желаешь испытать, – сказала я ему. – Возьми это. В этот раз это будет для тебя.

– Ты такая чертовски теплая. – Его глаза открылись. – И красивая. И мягкая. Ты все.

– Возьми меня. Возьми меня, словно у тебя День рождения – словно ты можешь получить все, что пожелаешь. – А не было ли это в каком-то смысле его Днем рождения? Возрождением, мужская сексуальность восстала из тьмы еще раз.

Выровняв дыхание, он начал двигаться. Он запоминал каждый сантиметр трения точно так же, как и я, каждое ощущение, каждое изысканное, обоюдное движение наших объединенных тел. Я жадно провела ладонями по его груди и животу.

– Ты великолепен. – Я выпивала его в золотом свете свеч, отточенного и мощного. Его член блестел каждый раз, когда он выходил из меня, скользкий от меня. Толстый от желания.

– Это то, что тебе нужно? – выдохнул он, его движения становились быстрей. Его возбуждение потемнело, а трепет затмил животный аппетит.

– Да.

– Я достаточно большой для тебя? – Он делал это жестко – полдюжины длинных, самодовольных толчков, демонстрирующих его возбуждение от основания до короны.

– Да. Ты идеальный. – Это нуждающееся существо – только для моего удовольствия.

– Это ты делаешь меня таким. Таким чертовски большим. Ты такая узкая.

– От того, что я хочу тебя.

– Да. – Он опустился, переместив вес с ладоней на локти. – Я чувствую. – И заставил почувствовать меня – как он может жестко трахаться, с легкостью из-за моей влажности. Единственное препятствие создавалось от того, какой буйной и распухшей он меня сделал, каким большим я сделала его, но не было, ни малейшего сопротивления.

Я прикасалась к его спине, рукам, бедрам, сжимала его задницу и подстрекала его толчки. Он был таким мужественным на мне, сильное тело, приросшее ко мне, мышцы пульсировали. С другим мужчиной, которого я бы не хотела так сильно, я бы чувствовала себя перегруженной, вспаханной или раздавленной. Изнасилованная его толстой, вбивающейся длиной. Но все, что я чувствовала с Эриком, это его отчаяние. Он стонал в мою шею, что-то в этом звуке говорило мне, что он пересек границу. Что он зашел слишком далеко, чтобы отступать.

– Покажи мне, Эрик.

Тогда он ответил мне глубоким ворчанием.

– Я слишком близко. Мне жаль.

– Мне нет – покажи мне, как разлетаешься на части.

– Да, – выдохнул он, приняв разрешение. – Я покажу тебе. – Казалось, его тело восстало, накрыв меня еще больше своей тенью. Его уклон стал проникновенней, а его красивое, свирепое лицо прямо над моим, в глазах пожар под этими тяжелыми веками.

– Ты такая чертовски мокрая, – отозвался он, и брал меня жестко. Я обхватила его бедра, чувствуя, как работают его мышцы.

Его предплечья натыкались на мои ребра, руки проскользнули под моей спиной. Он сплотил нас, ближе, чем могут быть два человека, крепко удерживая меня, пока его член брал то, что ему нужно.

– О-о-о. О, я кончаю. – Он распадался на части надо мной. – Я кончаю, детка.

– Хорошо.

– Черт, ты такая теплая. – Он зарыл свое лицо в изгибе моей шеи, бедра вбивались жестко и неистово.

Я держала его голову.

– Давай, Эрик. – Я чувствовала его удовольствие. Я чувствовала, как жестко он кончит от того, как он нарастал. Вернись домой, подумала я. Ко мне домой.

– Да. Да. О Боже, я кончаю. Я кончаю.

Каждый его дюйм задействован, мышцы напряжены и его член глубоко погребен. Фырканье, спазм, и еще один, и наконец…

– Энни. – Так тихо. Словно шептал секрет, как в тот первый раз, когда он произнес мое имя.

А затем осталось только его дыхание, резкое и трудное, и чудесное в тусклой комнате. Он оттолкнулся, поднимая свой вес с меня. Его лицо было недоверчивым. Опьяненным. Он потерся носом об мой нос, прижал свой лоб к моему лбу, задыхаясь у моего виска. Он казался таким поразительно правильным. Таким подходящим мне.

Он отдохнул еще немного, затем потянулся между нами, чтобы снять презерватив. Я рассматривала его тело, когда он передвинулся на край и встал с кровати, сбегая и пропадая в ванной, и вернувшись через мгновение. Самый великолепный мужчина, которого я когда-либо видела, свечи предавали ему тот летний загар, который я рассматривала в другой реальности, во дворе Исправительного Учреждения Казинса. В августе. В какой-то прошлой жизни.

Он присоединился ко мне, мы оба улеглись на бедра и локти, соединив колени, кожа излучала тепло. Он прикоснулся к моим волосам, грудь все тяжело подымалась и опадала, хотя на его лице было чистое умиротворение.

– Скажи мне, что это стоило пяти лет ожидания, – подразнила я, улыбаясь.

– Скажи мне, то же самое.

Я кивнула.

– Это стоило того.

– Это дороже, чем все, о чем я могу подумать. – Его глаза блуждали по моему горлу, груди, нашим спутанным ногам. – Это было намного больше, чем я позволял себе представить, когда мы писали друг другу те письма. В тебе было намного больше… намного больше всего, о чем я мог догадываться. Мягкая и теплая, и такая чертовски… правильная.

Я задрожала.

– Точно.

– Скажи мне, что тебе нужно.

– Ничего. – Две минуты просто ничего, я была так взвинчена. – Возможно, твоя рука. Пока мы будем целоваться.

– Сейчас, – сказал он, двигаясь. Он сел, согнув ноги в коленях, откинувшись на подушки и стену. – Оседлай меня.

Я оседлала его, усевшись так, что наши лица оказались на одном уровне. Его рот захватил мой, когда два кончика пальца отыскали мой клитор, его твердая рука подергивалась у моей груди от его дразнящих движений. Я осела на него, взяв вверх. Его пальцы извивались и углублялись, его ладонь терла меня, когда он проникал.

– Боже. – Говорила я ему в рот, одурманено.

– Представь, что это я, – сказал он, губы передвинулись к моему уху. Он скользил в меня, снова и снова, и я исполнила его просьбу, представила его член. Вспомнила его член, как он владел мной, пока я была распластана на спине. Я двигала бедрами, обуянная жаждой быть сверху.

– Да. Завладей мной. – Другая рука поднялась между нами, не обхватывая мою грудь, только задевая, это прикосновение зажигало каждый раз, когда от моих движений сосок терся о его ладонь.

– Я представлял это, – прошептал он, его голос был так близко к моему уху, словно он и я была в нем. – Как ты используешь меня, чтобы почувствовать все это. Все те вещи, по которым ты скучала.

– Я тоже.

– В следующий раз это будет мой член, – пообещал он – Такой же твердый, как и прежде. Но только для тебя, не для меня.

– Это то, что я представляла.

– Твердый, – сказал он снова. – Только для тебя.

Я вся покраснела, но больше от его тона, чем от слов. От того, насколько дерзким он был, и от понимания того, что он не был таким ни с кем уже очень давно.

– Что еще? – спросила я, нуждаясь в этом мужчине, именно в таком состоянии.

– Все, что ты пожелаешь, как я уже говорил. Овладей мной. Удерживай мое лицо между своих ног, пока я не почувствую, как ты кончишь. Наблюдай в зеркале, как я буду брать тебя сзади – все чего бы ты, не пожелала испытать. Или увидеть. Или заставить меня сделать это для тебя.

Боже, все это. Я чуть было не попросила его о последнем, о зеркале. Он сзади, врывается в меня, двигает своими бедрами, имеет меня. Но не сегодня, шептал мой разум голосом Эрика в его грузовике. Сегодня, лицом к лицу.

– Быстрее, – прошептала я. – Используй свои пальцы.

Он скользнул вовнутрь, лаская меня моими же соками.

– Вот так?

– Еще быстрее.

Он ударил по моему клитору, заставляя мое тело гудеть.

– Эрик.

– Я чувствую твой запах.

Я обвилась вокруг него, прижимая лицо в изгиб его шеи, схватив его за волосы.

– В следующий раз,– выдохнул он. – В следующий раз ты кончишь на моем члене.

Когда оргазм начал расцветать, я представила это. Весь этот скользкий твердый жар, сжатый внутри меня. Его собственное удовольствие, член, обхваченный в тугой кулак, когда он отстранялся, растрачивая себя на моем животе или на груди. Явные, одержимые вещи.

– Стони для меня, – прошептала я, балансируя на краю.

Он исполнил мою просьбу, его глубокий голос прямо за моим ухом, его горло жужжало. Его пальцы кружили, кружили.

– Словно ты кончаешь.

Он застонал для меня, заворчав глубоко в груди. Его бедра дергались подо мной, и, когда он заговорил, я освободилась.

– Я кончаю, – промурлыкал он, и я представила это. Щелчок напряжения, свободное падение, погружение. Всплеск и пик, всплеск и пик, пока не замерла, дрожа на его груди, жестко приземлив бедра.

Его пальцы оставили меня, обе ладони скользили по моей вспотевшей спине, когда я перевела дыхание.

– Хорошо, – сказал он мне. – Хорошо.

Я отстранилась, позволив ему увидеть все свои чувства, невзирая на то, каким смущенным и сумасшедшим, и взбешенным стал мой взгляд. Он убрал волосы с моего лица, закручивая их и отпуская.

– Ты в порядке? – спросил он, и нежность в его голосе окончательно разбила мое сердце.

– Намного лучше, чем в порядке.

Он улыбнулся на это.

– Я тоже.

В голенях зарождалась судорога, и я переместилась, усевшись рядом с ним, подложив подушку под спину. Он взял мою руку, положив наши пальцы поверх своего бедра.

Я вздохнула так громко, что, должно быть, весь город услышал.

– Хорошо сказано.

Я повернулась, чтобы улыбнуться ему, почувствовав головокружение, когда он улыбнулся в ответ.

После долгой, безжизненной тишины, он заставил меня лечь с ним, обняв меня своим телом сзади. Вся та одержимость, которую я представляла во время оргазма, только теперь такая нежная.

Сделав глубокий вдох, он замер, затем спросил:

– Могу я остаться на ночь?

Я удивленно посмотрела на танцующие тени в моей комнате.

– Конечно, можешь.

Он зарыл свое лицо в изгибе моей шеи, тело расслабилось, и он зарычал.

– Хорошо.

– Я бы не посмела отправить тебя обратно на мороз. Не после этого.

– Могу я отвести тебя с утра куда-нибудь на завтрак?

– Конечно. Или я могу приготовить блинчики или что-то еще.

Он счастливо замычал.

– Домашние блинчики. Боже, как давно это было.

– Тогда мы можем остаться дома и пить много кофе. И можем узнавать друг друга, тихо и лениво. О, если тебе, конечно, не надо на работу.

– Только, если снова пойдет снег. Но этого не должно произойти.

– О, хорошо.

Он отстранился, приподнявшись так, чтобы поймать мой взгляд.

– Значит, ты на самом деле, хочешь узнать меня лучше.

Я кивнула.

– Конечно, хочу.

– Это значит…, я не знаю. Что это значит? Ты пересилила то, что тебя пугало во мне?

– Я стараюсь. Я простила тебя за то, что ты не рассказал мне о своем освобождении, когда узнал. Что касается нападения…, я не знаю, как к этому отношусь. Не знаю, смогу ли я это понять. Но я не думаю, что меня это еще пугает.

– Это уже что-то.

Я нахмурилась, сжав губы, что их начало покалывать.

– Что?

Я развернулась, чтобы посмотреть ему в лицо.

– Если бы мы были…, ну знаешь. Парой. – Мое лицо зажгло. Забавно, как признание этой возможности уязвило меня, после всего, что мы обнажили сегодня перед друг другом. А люди еще говорят так? Пара?

– Да? – подтолкнул он.

– Если бы мужчина сделал бы со мной то, что тот парень сделал с твоей сестрой…

Эрика мгновенно охватил ужас.

– Прости. Мне тоже не хочется представлять это. Но просто, если…

– Изобью ли я его?

Я опустила подбородок в нервном легком кивке.

– Да, – сказал он. Да я бы это сделал. Если это когда-нибудь случится, и ты даже не будешь моей женщиной, просто моим другом, или моей бывшей? Да. Я сделаю это.

– Что если я попрошу тебя не делать этого? Ты можешь мне пообещать, что не станешь этого делать?

Эта реальность по-настоящему мешала ему. Его взгляд упал на мой подбородок, брови нахмурились.

– Эрик?

Наши взгляды встретились.

– Нет, я не смогу этого пообещать.

Что-то во мне потемнело, даже, когда что-то еще жарко горело. Этот мужчина будет мстить за меня, на смерть. Мысль и жестокая, и обнадеживающая, но в тоже время и тревожная.

– Прости, – сказал он. – Но я знаю, что сделаю это.

– Если бы мы были вместе, твоя свобода значила бы для меня больше, чем наказание другого мужчины.

Его выражение лица выражало мои эмоции – упрямое непонимание, разочарование, и все настолько более объемное и тяжелое, для восприятия в после любовной, отупляющей дымке.

– Какую выгоду ты получишь, если нападешь на него? – спросила я.

– Дело не в том, что я получу или, что мне нужно. Когда я сделал то, что должен был для сестры… Такого мужчину, который сделал такое с женщиной…, никакой приговор не исправит его внутренней испорченности. На такое способно только животное. А животное не знает сожаления, которое, как считает тюремная система, он должен испытывать…, но он поймет, если надавать ему двумя металлическими фунтами в руках другого человека, одержимого выбить из него весь дух.

Я вздрогнула.

– Я знаю, тебе не нравится слышать это, – сказал он, гладя мои волосы. – Но я уже достаточно от тебя скрыл. Теперь я буду выкладывать тебе все, как бы ужасно это не было.

– Я ценю это. Наверно. Но мой отец патрульный. И хороший человек. Поэтому я отказываюсь верить, что система абсолютно нарушена.

Он мягко засмеялся.

– Боже праведный. Патрульный? Что ж, я в пролете. Ни за что не получу его благословения.

– Не увиливай.

Он вздохнул.

– Я не собираюсь врать тебе, не о своих чувствах. И, насколько мне известно, любой мужчина, который делает то, что тот ублюдок сделал с моей сестрой, должен ожидать, что получит возмездие от ее мужа, либо брата, либо отца.

Отца. Мой отец. Слава богу, что мне никогда не придется узнать, способен ли этот хороший, законопослушный человек, на такой вид правосудия Эрика.

– Давай не будем говорить обо всем этом, – сказал он, смягчив тон. – Давай говорить о блинчиках и прочей ерунде.

Я кивнула. Эти переживания не должны обязательно появиться на нашем пути. И мы не должны быть обязательно вместе. То, что он сейчас обнимал меня, что наша невероятная афера каким-то образом выбралась их тех десятифунтовых стен и стала этим – нашими двумя теплыми телами и сплетенными в моей постели – этого я никак не могла предугадать.

А я не хотела растрачивать это чудесное настоящее, беспокоясь о будущем, которое, возможно, никогда и не настанет.

Я развернулась и закрылась в сильных руках и мужском тепле. Укуталась в теле, которое предлагало мне все, что мог предложить мужчина, будь-то удовольствие или страсть, или самые темные глубины верности и чести. Укуталась неопределенностью и неизбежностью. Укуталась во все хорошее и плохое, прекрасное и отвратительное, черное и белое, и серое. И зеленое.

Все, что делает мужчину достойным любви.

Все, что заставляет женщину бежать. В его объятия или подальше от него.

Глава 12

– Эй.

Мир под моими веками был темно-розовым, и я заглянула за эти занавески, чтобы увидеть мужчину из моих фантазий, сидящим возле меня на кровати. Он скрестил ноги, простыни и одеяла обвивались вокруг его талии. И боже, он выглядел замечательно.

– Доброе утро, – пробормотала я, стараясь не дышать несвежим дыханием на своего любовника.

– И тебе доброе утро. Я собирался в душ, если только тебе не нужно туда первой.

– О, дай я почищу зубы. Две минуты. – Отбросив простыни, я чувствовала странную смесь самоуверенности и обольстительности, пока голая обходила кровать. Занавески были закрыты, но свет все же пробирался сквозь щели и из коридора. Я стрельнула взглядом в Эрика через плечо, предостерегая его взгляд.

– Не торопись, – сказал он с самодовольной полуулыбкой на губах.

Он по-прежнему сидел в кровати, когда я вернулась из ванной, и наблюдал за тем, как я надевала трусики, бюстгальтер, штаны для йоги и топ. Я уставилась прямо на него, когда натянула кардиган и выправила волосы из-под воротника. Я поставила руки на бедра.

– В эту извращенную игру можно играть вдвоем, – сказала я, ожидая свое бесплатное шоу.

Он улыбнулся на этом и отодвинул простынь в сторону. Все озорство покинуло меня только при виде этого прекрасного голого мужчины в моей комнате. Высокий и сильный, и красивый.

Когда он прошел мимо меня, то коснулся моей руки, поймав ее, и осторожно прокрутил меня, направляясь к двери, наши пальцы, наконец, высвободились. Мое внимание привлекла его спина, черные чернила.

– Подожди, вернись.

Я усадила его на край кровати и подошла к занавескам, отодвинув шторы, тюль под ними впускал свет, но скрывал нашу уединенность.

Я встала и склонилась на матрасе позади него.

– Мне стало интересно, что у тебя за татуировки… – Одна между его лопатками размером с две моих ладони, пара пернатых крыльев, раздувались, позади какого-то герба, по которому переплеталась лента с надписью. Это было больше просвещение, чем байкерские символы, и я провела по древневидным буквам. – Гуще воды. Весьма уместно для тебя.

Символ дернулся, когда он пожал плечами.

– Ты сделал ее в тюрьме или до тюрьмы?

– До.

– А что на другой? – Я пошатнулась на коленях и развернула его плечи к себе. Пошаговая груда слов, текущая река надписей. «Жизнь за жизнь, глаз за глаз, зуб за зуб, руку за руку, ногу за ногу, ожог за ожог, рана за рану, удар за удар».

Кровные узы и возмездие. Конечно.

– Они очень… похожи на тебя, признаю. И я эгоистично рада, что ни на одной из них нет женского имени.

Он улыбнулся мне через плечо.

– Ревнуешь?

– Возможно, немного. – Я повела по нарисованной ленте вдоль его спины еще один раз.

– Они красивые. Ты выбрал хорошего мастера.

– Я бы избавился от них, если бы мог.

Моя рука опустилась.

– Правда? С чего вдруг?

– Я сделал их, когда мне было двадцать или двадцать один.

Я подумала, что, возможно, с его заключением эти слова утратили свою силу, что если, возможно, кровь не была столь густой в его семье, недостаточно густой, чтобы поддерживать человека, приговоренного к пяти годам…

– Они все равно прекрасны, – сказала я ему.

– Рад, что ты так думаешь… Просто, кажется, что они принадлежать парню, которого уже не существует. Какому-то глупому сосунку, который понятия не имеет, что значат эти вещи.

– Как плохая примета или что-то в этом роде?

Он снова пожал плечами, мышцы между ними нагромоздились.

– Не, я не суеверный. Мне просто кажется, что я никогда больше не стану тем пацаном, который думал, что все эти вещи – преданность и кровь, и все остальное – просто какое-то дерьмо, которое ему нужно набить на свою кожу.

– Кажется, понимаю.

– Я думаю, они не плохие. Просто теперь они принадлежать кому-то другому.

Я изучала его кожу, следы этого золотого загара, затянувшегося до самого прихода нового года. Я прижала снежно-бледную ладонь к его спине.

– Какие у тебя корни, кстати.

– Куча всяких. В основном, со стороны отца – французские, канадские и немецкие, а моя мама наполовину пуэрториканка, наполовину ирландка.

– Вот это смесь. – Сложная, как и он.

– Всего понемногу… Они могли бы быть неотесанными, но в противном случае я считаю, что моя семья дальтоники.

Хотелось бы мне сказать тоже о своей семье. Мои родители никогда бы не сказали ничего не толерантного вслух, и они оба несколько более развитые, чем поколение, которое их вырастило…, но старые предубеждения сохранились.

Когда Эрик встал, я позволила кончикам пальцев пробежаться по его спине, затем следила за его задницей, когда он прошел к двери. Я откинулась снова на мятые простыни, и прислушалась, когда полилась вода.

В моем душе преступник. В моей постели был преступник. В моем теле. Но было так легко забыть о том, как мы встретились, воспринимая это минуту за минутой. И, слава богу. Если у нас что-то получится, мне нужно сфокусироваться на будущем – не на месте, в котором мы встретились или на ошибках, которые он совершил, чтобы попасть туда.

Хотя, он не считал это ошибкой.

Я встала и направилась в кухню, чтобы сварить кофе. Если я пригласила его в свою постель, должно быть, я, хотя бы наполовину преодолела это кавернозный разрыв между действиями Эрика и нашими различными взглядами на них. Я просто обязана, или иначе, чтобы между нами ни было, у этого нет шанса. А это заслуживает шанса. Эрик заслуживает шанса.

Именно в тот момент, когда я вставила фильтр на место и нажала кнопку «Вкл», я нашла решение этой проблемы. Философию, чтобы превзойти его праведность и мое опасение.

Если бы он не сделал этого, я бы никогда не встретила его.

Я бы не вернула свою сексуальность, еще черт знает как долго. Не чувствовала бы себя живой, такой как сейчас. Не испытала бы все те чудесные вещи с ним прошлой ночью в постели.

Возможно, я не одобряла его действия…, но я буду лгуньей, если буду отрицать, что благодарна за это.

Я достала ингредиенты для блинчиков, обрадовавшись, что они все у меня имелись. Я услышала, как открылась дверь ванной, слышала шаги Эрика, которые проскрипели по моей комнате. Вскоре он появился на кухонном пороге, одетый во вчерашнюю одежду.

– Присаживайся, – сказала я, махнув в сторону маленького кухонного стола у окна. – С чем ты пьешь кофе?

– Сахар и сливки, если у тебя есть.

Я сделала для него напиток, надеясь, что он в миллионы раз лучше, чем тюремный. Я хотела баловать его сегодня всеми возможными способами.

Он сидел так же, как и в Казинсе во время обсуждения книги, лениво и, раздвинув широко ноги, и мне показалось, что на дворе снова август. Мое сердце подскочило, когда он сделал глоток и закрыл глаза с улыбкой полной восторга.

– Достаточно крепкий?

– Я вечность не пил такого хорошего кофе.

– Когда в последний раз ты ел блинчики?

– Когда вышел.

Мои плечи поникли.

– Ну вот. А я надеялась, что буду первой во всем.

– Прости, моя мама и сестра переплюнули тебя в этом.

Я нашла венчик и взбила тесто в пластиковой миске.

– Они встретили тебя утром, когда тебя выпустили?

Он кивнул.

– Они привезли мой грузовик и кое-какую мебель, чтобы заставить квартиру, в которой я засел. Кучу старой одежды, но она больше не подходит мне – я был жилистым парнем, когда меня посадили. Мы ходили в IHOP.

– Что ты заказал?

– Сосиски. Два вида сосисок. – Он улыбнулся при этой мысли. – Мясо в тюрьме отвратительно.

– Могу представить. Что еще?

– Блинчики, яйца, все с маслом. Но кофе и вполовину не был таким хорошим, как этот, – сказал он, подняв кружку. – Или, возможно, этим утром все особенно лучше.

– Почему бы это? – спросила я застенчиво.

Он фыркнул, сузив глаза, и похлопал по бедру.

– Иди-ка сюда.

Я отставила миску в сторону и вытерла руки о посудное полотенце. Я села на его колено, просунув ногу между его расставленных ног. Теплые ладони смело пробежались по моей талии, по моим бедрам.

– Спасибо за прошлую ночь, – сказал он тихо.

– Спасибо тебе за прошлую ночь.

– Я не могу описать словами, как сильно… насколько это важно для меня. – Он обнял меня за талию и опустил свой подбородок мне на плечо.

Я чувствовала себя такой уязвимой в хорошем смысле, голой и одновременно защищенной.

– Я так… я так благодарна, пожалуй, за то, что ты дождался меня. Или польщена. Или что-то в этом роде. Чтобы ты ни чувствовал ко мне, это стоило того, чтобы дождаться.

– Ты знаешь, что я чувствую к тебе. Я говорил тебе прошлым вечером, в баре.

«Я влюблен в тебя». Я едва позволила себе усвоить его слова, но я чувствовала правду в них, которая говорила между нашими телами. Я не была готова ответить ему взаимностью. Я пока не знала, точно ли они описывают мои чувства к нему. Но, по крайней мере, я могу наслаждаться тем, что я их услышала.

Он заговорил, согревая меня своим дыханием через свитер.

– Ты же позволишь мне, снова с тобой встретиться, так?

Я пригладила его волосы.

– Да, конечно позволю.

Он оттянул мой воротник, обнажив мое плечо и, поцеловал меня в него, затем позволил мне встать и легонько шлепнул меня по заднице. Я готовила завтрак мужчине, повинуясь его приказам сидеть на его коленях, и получала шлепки по заднице. Это могло бы быть в каком-то смысле смешно, если бы я не была так чертовски без ума от него.

– Мне бы хотелось иметь возможность отвести тебя в какое-нибудь хорошее место, – сказал он, когда я вернулась к готовке.

Я поводила тающим кусочком масла по сковороде.

– Мне это не важно. Да и потом в Даррене все равно нет хороших мест.

– Все равно, однажды. Я накоплю денег, и свожу тебя куда-нибудь. Возможно, на день святого Валентина.

Я улыбнулась ему, налив тесто в шипучий бассейн.

– Мне понравились места, в которые ты отправлял меня прошлой ночью. И нам даже не пришлось покидать мою постель.

Его щеки как всегда слега порозовели, улыбка была застенчивой.

– Мне тоже понравились эти места.

– Ты что, смущаешься? – подразнила я его. – Ты – мужчина, который обманом заставил меня написать ему грязные письма в помещении полном заключенных.

Он засмеялся.

– Я обманул тебя только в тот первый раз. Не строй из себя невинную овечку за то, что последовало после.

– А ты будешь по-прежнему писать мне любовные письма, теперь, когда ты на свободе?

Он состроил игривое лицо.

– Если ты хочешь.

– Ты можешь отправить мне письмо по электронной почте, пока я буду в Южной Каролине. Расскажешь мне обо всем, что я упущу, находясь вдали.