Текст книги "Бунт Хаус (ЛП)"
Автор книги: Калли Харт
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 25 страниц)
Нет, спасибо.
Я неохотно протягиваю ей пачку сигарет, лежавшую у меня в кармане, и смиряюсь с тем, что останусь здесь с ней, пока она не закончит со мной.
Мерси подносит сигарету к губам, понимающе улыбается и щелкает маленькой серебряной зажигалкой, которую всегда носит с собой. Густой туман дыма струится из ее носа, завиваясь в холодном февральском воздухе.
– Тебя не было в городе на Рождество. Я проехала весь путь до Верхнего Ист-Сайда только для того, чтобы узнать, что ты уехал без меня в Чехию.
Я одариваю ее ледяной улыбкой.
– Ну, конечно. Это единственное место, где я в безопасности от тебя. Я знаю, как сильно ты ненавидишь Прагу. Извини, что ты зря потратила время. Когда ты сама водишь машину, то всегда чувствуешь себя бедной, не так ли?
В ее зеленых глазах вспыхивает злобный огонек.
– Знаешь, мы могли бы пойти куда-нибудь вместе. Фейерверк над Сиднейской гаванью в канун Нового года был грандиозным. Ты говорил, что хотел бы поехать туда в прошлом году.
Ха. Прошлый год. За последние 12 месяцев многое изменилось.
– Я уверен, что ты прекрасно провела время без меня, Мерс. Ты тянешь время с этой сигаретой. Закончи, и я смогу уйти.
Ее улыбка превращается в безрадостную линию на лице.
– Не надо все время быть таким воинственным, Рэн. Неужели так плохо, что я могу захотеть провести с тобой пару минут? Неужели я действительно так ужасна? Все эти хмурые и надутые гримасы преждевременно состарят тебя. А что потом?
– А потом я стану отвратительным, и люди увидят меня таким, какой я есть на самом деле, – выплевываю я, сарказм сочится из каждого слова, когда я несусь к двери.
Я думал, что смогу справиться здесь с ней, но ошибся. Она спросила, действительно ли она так ужасна? Черт возьми, так и есть. Она вообще не должна была здесь находиться. Не может быть, чтобы отец Дэша прислал ей приглашение, а это значит…
Нет.
Ты, должно быть, шутишь надо мной.
Я убью его на хрен.
– Ты не можешь просто взять и уйти, – кричит мне вслед Мерси. – Я всегда знаю, где ты, Рэн. Всегда. Скоро мы будем проводить много времени вместе.
Я почти колеблюсь. Я почти спрашиваю, что, черт возьми, это должно было означать, но отказываюсь дать ей удовлетворение. Из-за того что я очень хорошо ее знаю, я понимаю, что она полностью объяснила свои намерения этим тщательно поставленным, небрежным замечанием: она возвращается в Вульф-Холл.
Я нахожу Дэшила разговаривающим с лысеющим мужчиной у переполненного буфета. Манеры требуют, чтобы я подождал, пока он закончит свой разговор, но я слишком безумен, чтобы соблюдать светский этикет.
– Мерси? Ты пригласил Мерси?
Дэшил замолкает с открытым ртом. Он закрывает его, потом снова открывает, пытаясь что-то сказать.
– Извините. Я вижу, что моя жена зовет меня, – говорит старый лысый парень и, резко развернувшись, уходит.
Дэш выглядит так, будто сделал бы то же самое, если бы мог.
– Послушай, я просто думаю, что эта история с новой девушкой... ты не смотришь правде в глаза, Джейкоби, и ты, кажется, переключаешься всякий раз, когда Мерси рядом, так что я подумал…
– Значит, ты подумал: «Я знаю, что нужно сделать. А дай-ка я притащу эту ядовитую тварь, которая разрушила жизнь Рэна, через границу штата. Она обязательно все исправит».
– Черт побери! Ты шепчешь. Мне не нравится, когда ты шепчешь. Это значит, что ты вот-вот начнешь крушить все подряд. Мы можем... мы можем просто поговорить об этом позже? Избегай ее, если придется, но, может быть, мы вчетвером присядем после этого…
– Намеренно позволять ей находиться в радиусе двухсот миль от любого из нас –это безумие, и ты это знаешь. Я не собираюсь садиться рядом с ней.
Словно магнетически притянутый с другого конца комнаты обещанием спора, появляется Пакс с салфеткой, полной жареных креветок в руке. У него дьявольский вид.
– Угадай, с кем я только что столкнулся.
– Я уже видела ее, – огрызаюсь я.
Пакс бросает себе в рот креветку, хвост и все остальное.
– Мерси очень горячая, чувак. Прям очень горячая.
Это, должно быть, расплата за то, что сегодня утром я пнул его подголовник.
– Будь очень, очень осторожен, – шиплю я.
– Что? Это всего лишь наблюдение. Не нужно так сильно перегибать.
Забавляясь, он жует с открытым ртом, пристально наблюдая за мной. Думаю, что он ждет, когда я наброшусь на него с кулаками. Между его вопиющей попыткой разозлить меня и совершенно бездумной попыткой Дэша сгладить неспокойную воду, я хочу сломать обе их чертовы шеи.
– К черту все это. Я ухожу отсюда.
– Ты не можешь уйти. Мы приехали на одной машине, – самодовольно говорит Дэш. Очевидно, он думал об этом; он знал, что я не смогу запрыгнуть в свой собственный автомобиль и сбежать, если Пакс привезет нас на Чарджере. Но беда Дэша в том, что он не может сразу решить проблему. Я похлопываю по своему телефону, ярость шипит под моей кожей. – Не волнуйся. Я вызову Убер.
– Ради бога, Джейкоби! Не будь таким драматичным. Останься! Выпей. Насладись жизнью!
Почему он вообще беспокоится, остается загадкой. Дэш знает, что как только мое решение принято, оно принято. Он все равно кричит мне вслед, когда я пробираюсь сквозь толпу к выходу.
– Ну же, Джейкоби! Я думал, что близнецы должны лучше ладить друг с другом!
Глава 14.
ЭЛОДИ
– НУ ЖЕ, ДЕВОЧКА. Ты же знаешь, что хочешь этого.
Я не хочу. Реально не хочу, но у Карины такое умоляющее выражение лица, что ей трудно сказать «нет».
– Прости, я просто очень устала. Вечеринка? Я не буду знать никого, кроме тебя.
– Ты знаешь меня, – напевает Прес, пролетая мимо моей двери с ярко-розовым платьем в руках, которое на сто процентов будет ужасно сочетаться с ее каштановыми волосами.
– Видишь. – Карина скрещивает руки на груди, делая вид, что уже выиграла эту битву. – И Рашида тоже там будет.
– Рашида едва ли сказала мне больше трех слов с тех пор, как я приехала сюда. – Я еще глубже зарываюсь в одеяло, натягивая его до подбородка. – Здесь так хорошо и тепло. И вообще, я уже в пижаме.
– Не лги, Стиллуотер. Ты ведь там полностью одета, да?
– Угу. Тусоваться на вечеринке, чтобы надо мной смеялись и издевались парни из Бунт-Хауса, не похоже на хорошее времяпрепровождение.
– Ха! Они не ходят на вечеринки в городе. Они слишком претенциозны и заносчивы, чтобы общаться с детьми из Маунтин-Лейкс. И потом, я слышала, как Пакс говорил Дамиане, что все трое едут в Бостон на выходные. Отец Дэша устраивает какую-то благотворительную акцию. Так что прямо сейчас ты можешь забыть о том, чтобы использовать их в качестве оправдания.
Я хмурюсь, выпячивая нижнюю губу.
– Чтобы ты знала, я ужасна в больших общественных мероприятиях. Я не знаю, как разговаривать с людьми. Я только поставлю тебя в неловкое положение, и тогда ты больше не захочешь быть друзьями.
– Чушь. Мы сидим здесь взаперти всю неделю, и ты хочешь остаться тут на все выходные? Извини. Я не могу этого допустить. Пошли. Давай взорвем этот танцпол.
Я не смогу выбраться отсюда, это точно. Впрочем, она права. Не имеет смысла запираться в своей комнате на все выходные, когда нам запрещено покидать ее в течение недели. Похоже на какое-то варварское самобичевание, которое, не думаю, что заслужила.
– Кто устраивает эту вечеринку?
Она подпрыгивает на месте и хлопает в ладоши.
– Урааа!
– Карина, неееет, я ни на что не соглашалась. Ты должна сказать мне, кто устраивает вечеринку!
Она сбрасывает джинсовую куртку с одного плеча, драматично позируя и ухмыляясь, как дьявол.
– А разве это имеет значение? Там будет выпивка. Там будут мальчики. Там будет музыка. Ну же, Элли. Надень свою самую короткую юбку и поехали!
Особняк – изящный шедевр, возвышающийся на краю утеса с видом на самое большое озеро города – достаточно велик, чтобы вместить целую футбольную команду. А парень, который устраивает эту вечеринку, Оскар, сын бывшего игрока НФЛ, так что в этом есть смысл.
Чтобы выяснить, кто знает Оскара и были ли мы вообще приглашены на это мероприятие, мне потребовалась целая поездка вниз по горе, и к тому времени я уже перестала беспокоиться и была готова выпить пива.
Вечеринка в самом разгаре, когда мы входим в парадную дверь – люди танцуют и улюлюкают под громкие, лихорадочные басы, которые накачивают профессиональные динамики; шоты льются рекой; стол для пиво-понга не один, а сразу два; и так много людей, которых я узнаю, что сразу расслабляюсь. Здесь половина Вульф-Холла. Может быть, я и не в ладах с большинством этих парней, но я их узнаю, и если им позволено быть здесь, то и мне тоже.
– Нам нужен пит-стоп в ванной, – заявляет Карина, таща меня сквозь волну танцующих тел.
Я извиняюсь перед людьми, когда сталкиваюсь с ними, но меня встречают дружелюбные лица. Кажется, никто не возражает против небольшой толкотни. Когда Карина находит туалет, она затаскивает меня внутрь и захлопывает дверь, возбужденно разворачиваясь и прислоняясь к ней, положив ладони на дерево.
– Так. Я могла бы и не упоминать об этом. Но там есть один парень.
Я приподнимаюсь и сажусь на мраморную стойку у раковины, подтягивая колготки, стараясь не зацепиться ногтями за блестящую тонкую материю
– Конечно же, есть парень, – соглашаюсь я. – И кто он? Как его зовут? Он учится в академии?
– Он учится на первом курсе университета Олбани. Его зовут Андре, и он очень красив. Он дружит со старшим братом Оскара, и он обещал, что будет здесь сегодня вечером.
– И нам нравится этот парень, Андре?
Карина с энтузиазмом кивает.
– Он нам очень нравится. Он очень умный. Добрый. Забавный. Спрашивает разрешения, прежде чем поцеловать меня, что на самом деле немного странно, но это лучше, чем альтернатива. И он выглядит как молодой Энди Сэмберг.
– Энди Сэмберг?
– У меня очень своеобразное чувство вкуса, мой друг. Разве ты уже не поняла это по одежде?
Справедливости ради, на ней надет фиолетовый вельветовый комбинезон с приделанными к нему нашивками из четырех листьев клевера. На футболке, которую она надела под комбинезоном, спереди нарисована обезумевшая кошка.
– Окей. Я понимаю, понимаю, – смеясь, говорю я. – Но я знаю только одного парня, который тебя интересует, и это... ну, ты знаешь кто, и он похож на классическую греческую статую. В нем вообще нет ничего необычного или странного. Он как... ванильное мороженое. Но самое дорогое, самое декадентское, роскошное ванильное мороженое, которое можно купить за деньги.
Карина фыркает, разглядывая себя в зеркале. Она открывает кран, смачивает пальцы и приглаживает волосы, которые сегодня она распустила: густые, красивые и упругие.
– Но ведь в этом-то все и дело. Все любят ванильное мороженое. Может быть, ты любишь фисташки, или лакрицу, или... я не знаю, – смеется она, – чертово мороженое со вкусом васаби, но, когда появится ванильное мороженое, ты все равно захочешь попробовать. Потому что ванильное мороженое выглядит так хорошо, и оно такое вкусное, и ты думаешь, что знаешь, что получишь. Но потом ты понимаешь, что оно испорчено и тебя отравили, и.. – она выдыхает, качая головой. – Ну, не знаю. Ванильное мороженое оказалось отвратительным.
– А какое мороженое Андре, как ты думаешь? – спрашиваю я, наблюдая, как она накладывает блеск для губ.
– Легко. Классическое сэндвич-мороженое с кориандром и лаймом. – Она улыбается, игриво прикусывая язык. – Немного не в себе. Немного чокнутый. Немного странный. Но все его странные части каким-то образом работают вместе. Мне это в нем нравится.
Хорошо, что она так волнуется из-за парня. После ее слез в закусочной в прошлые выходные я подумала, что пройдет еще много времени, прежде чем она найдет кого-нибудь, от кого ей захочется упасть в обморок. И вот она здесь, в глубоком обмороке.
– А какое мороженое Рэн? – спрашивает она, хлопая ресницами.
– Ну и дурацкий же ты задаешь вопрос. С чего бы мне думать о том, что он за мороженое?
– Ну, не знаю. Ты мне скажи... – ее голос звучит легко и непринужденно, но я смотрю прямо на ее лицо в зеркале. Я вижу осторожное выражение лица, которое она пытается скрыть. – Ты часто на него смотришь. Он часто смотрит на тебя. Я подумала, что со всем этим отрицательным напряжением, витающим в воздухе, что-то может произойти…
– Рэн Джейкоби – не мороженое. Он кусок черствого сыра, пропитанный крысиным ядом, и мне совершенно неинтересно его пробовать.
Карина добродушно смеется, щелкая крышкой блеска для губ и опуская его обратно в сумочку.
– Ладно. Я тебе поверю, девочка. Но просто чтобы ты знала... многие не стали бы этого делать.
Оскар выглядит как полузащитник. Он ростом шесть футов три дюйма и почти такой же широкий, и когда он двигается, все на вечеринке двигаются вместе с ним, притягиваясь к нему, как будто они пойманы в ловушку на его орбите. Можно услышать, как он смеется – богатый, теплый, гулкий звук – над бешеным ритмом музыки, которую меняют каждую минуту или около того, не в состоянии посвятить себя одной песне, не переключая ее на что-то другое.
Я знакомлюсь с ним четыре раза подряд, и он ни разу не вспоминает меня —эта невежливость смягчается тем, как он счастлив, когда снова узнает мое имя и обнимает меня, как будто именно это и имеет в виду.
В перерывах между моими столкновениями с Оскаром, Карина накачивает меня пивом за пивом, как будто вечеринка вот-вот закончится. Я не новичок в алкоголе. Я перепробовала все известные человеку напитки, но, по общему признанию, это было уже давно; я опьянела от пива номер три и пьяна к тому времени, когда достигаю кружки чашки номер пять.
Около одиннадцати Карина становится ярко-розовой и указывает на парня в другом конце гостиной, который действительно похож на молодого Энди Сэмберга. Он просиял, как только увидел ее, и моя подруга больше не видит никого, кроме Андре. Я не ревную её ко времени, проведенному с ее новым сэндвич-мороженым с кориандром и лаймом; когда ты находишь свою вкуснятину, ты должен наслаждаться каждой секундой, пока можешь.
Да и вообще. У меня есть Пресли, чтобы составить мне компанию.
– Люди склонны упускать из виду человека с бритой головой, – говорит она, раскачиваясь рядом со мной на своем стуле.
Она пьяна, но все еще мыслит здраво. Я так думаю. Может быть, мы достигли того идеального равновесия, когда она настолько пьяна, что не в своем уме, а я настолько пьяна, что ее невнятные слова и нечеткие утверждения действительно звучат как настоящие слова.
– Люди считают его глупым, потому что он модель, но в прошлом году мне пришлось работать с ним над научным проектом, и он был действительно умен. Реально, реально, реально умный.
Я передаю ей пиво, которое мы пьем вместе.
– Реально, реально, реально умный?
– Да! – говорит она, хихикая. – Реально, реально, реально... реально, реально... – она забывает, что собиралась сказать. – Короче, его зовут Пакс. По-латыни это означает «мир». Ты это знала?
– Знала.
– Ооо, посмотри на себя. Умная маленькая Элоди. Мне нравится твое имя. Что значит Элоди?
Я громко икаю, пытаясь сосредоточиться на хорошеньком веснушчатом личике Пресли, но в данный момент она раскачивается в трех местах, и я не уверена, к какой версии я должна обратиться.
– Значит «чужие богатства», – говорю я средней Пресли. – С французского языка. Это было второе имя моей мамы.
– Это ррррреально красиво, – бормочет Прес. – Реально, реально, реаль...– Она понимает, что делает, и заливается смехом. – Боже, по крайней мере, тебя не назвали в честь толстяка в парике, который... который, черт возьми, умер, сидя на унитазе, од... но... вре... мен… но… – она борется с этим, – поедая гамбургер и вываливая гигантское дерьмо.
– Не думаю, что это когда-либо было доказано, – бормочу я, стараясь не рассмеяться. Как я могу сохранять невозмутимое выражение лица, когда она все это придумывает?
– Боже, я действительно напилась, – говорит она, пошатываясь и пытаясь подняться на ноги. – Думаю, мне нужно быстро пройтись по территории, чтобы протрезветь. Ты когда-нибудь видела этих скоростных ходоков? Они выглядят чертовски нелепо. Эй! О, привет! Том! Смотри, Элли, это Том из академии. Он нас не видел. Ну же, давай напугаем его до смерти.
– Прес, думаю, я бы предпочла просто остаться... здесь...
Хотя, уже слишком поздно. Она хватает меня за запястье и поднимает на ноги. Не успеваю я опомниться, как мы оказываемся по другую сторону гостиной Оскара и стоим позади Тома, который рассказывает очень оживленную историю своим друзьям.
– А потом он схватил меня за горло, глядя на меня так, словно собирался убить, и я не мог дышать, черт возьми, и я сказал: «Хорошо! Ладно! Я, бл*дь, это сделаю. Просто отвали от меня, чувак!».
– Этот парень не в себе, – говорит высокий парень в очках. – Я слышал, что он ударил ножом одного из учителей во время весенних каникул в прошлом году.
– Не говори глупостей, – говорит единственная девочка в маленькой группе Тома. Кончики ее светлых волос выкрашены в пурпурный цвет. Она закатывает глаза. – Если бы кто-то из учителей получил ножевое ранение, разве мы не знали бы об этом? И почему, черт возьми, они позволили ему продолжать посещать академию, если он причинил вред одному из преподавателей? Ты действительно должен пропустить это дерьмо через фильтр, прежде чем позволить ему выплеснуться из твоего рта, Клэй. Ты знаешь правило. Мы проверим все факты, прежде чем объявить это истиной.
– Расслабься, Джем. Боже. Он просто рассказывает нам то, что слышал, – говорит невысокий парень, разламывая пальцами пирожное. Он запрокидывает голову и роняет в рот кусок липкого шоколадного торта.
– Уф! Никто из вас меня не слушает! – Том раздраженно поднимает руки вверх. – Джейкоби угрожал убить меня на хрен. И если я не верну телефон этой девушке до конца завтрашнего дня, она поймет, что что-то не так. Она, вероятно, доложит обо мне Харкорт. Меня исключат, и мой дед убьет меня, и я умру в любом случае, так что мне действительно нужна какая-то гребаная помощь, пожалуйста, потому что я сейчас немного схожу с ума, и ...
Парень, поедающий пирожное, проглатывает его.
– Эй, Том?
– Что, Эллиот? ЧТО?
– А как выглядит та девушка? Та, что с телефоном?
– Ну, не знаю. Она горячая штучка. Небольшого роста. Светлые волосы. У нее красивые глаза. Да какая, к черту, разница?
Эллиот невесело усмехается.
– Потому что я почти уверен, что она стоит у тебя за спиной. И она выглядит взбешенной, чувак.
Том резко поворачивается, как будто его только что ткнули в задницу палкой.
– Вот дерьмо. Элоди! Э... да, это Элоди. Как дела? Хм, ты... – он отчаянно потирает затылок. – Наслаждаешься вечеринкой?
Я наслаждалась вечеринкой.
Теперь – нет.
Теперь я воплощение гнева.
Я пылающее солнце, готовое превратиться в сверхновую звезду.
Я восемнадцать разных видов злости.
Я мысленно перечисляю все способы, которыми могла бы убить Тома и сделать так, чтобы власти никогда не нашли его тощую задницу.
– Объясни, – рычу я.
– Ну, я не знаю, что ты там услышала, но ...
– А знаешь что? Не утруждай себя объяснениями. Просто скажи мне, что ему нужно от моего телефона, и я не сломаю твою жалкую шею.
Зрачки Тома расширяются – это паническая реакция. Некоторые парни не поверят, что такая маленькая и светловолосая девушка, как я, может быть жестокой. Но Том мне верит. Он видит убийство в моих глазах и знает, что, хотя я и пьяна, я с него живьем шкуру спущу.
– Он… я имею в виду, я не знаю. Я думаю... я понятия не имею, зачем он ему понадобился. Он велел мне починить его как можно быстрее, а потом отнести к нему домой. Он велел мне оставить его на столе в его комнате, а потом убираться к чертовой матери. Вот и все. Это все, что я знаю. – Он хватает белую салфетку, в которой Эллиот держал свое пирожное, и машет ею в воздухе. – Мне очень жаль, ладно. Смотри! Я сдаюсь! Я не очень хорошо разбираюсь в таких вещах, ясно? Я привык к тому, что такие люди, как ты и как... как он, игнорируют меня. Я не существую для вас, люди, и я хочу снова стать невидимым, потому что это действительно отстой.
Мне потребовалось некоторое время, чтобы заметить разбитую губу. Но теперь я это вижу, потому что он говорил так оживленно, что снова открыл рану, и по его подбородку стекает ярко-красная струйка крови. Рэн с ним это сделал. Рядом со мной неловко кашляет Пресли.
– Может быть, нам стоит пойти и найти Карину? Я не хочу запутаться в этом дерьме Бунт-Хауса. Это вроде как твоя и её фишка.
Я надвигаюсь на Тома, жалея его и ненавидя в равной степени. Парень становится очень, очень бледным.
– Что это значит? Люди, как я?
– Ну, ты знаешь, – тихо говорит он. – Популярные дети. Члены социальной элиты. Ты... ты такая же, как они.
Ярость, которая вращалась вокруг меня, как шар белого, обжигающего жара в моей груди, взрывается, на мгновение разрушая мой разум. Джем неловко бочком пробирается к выходу из группы, крадется прочь, ее глаза прикованы к половицам. Эллиот и Клэй выглядят слишком ошеломленными, чтобы двигаться.
– Я не такая, как они, – шиплю я. – Совсем не такая, как они. Как ты можешь так говорить? Ты совсем меня не знаешь.
Том опускает салфетку, словно смирившись со своей судьбой. Он знает, что сказал что-то не то. Я в микросекунде от того, чтобы броситься на него, когда появляется Карина в вихре фиолетовой ткани и волос.
– Эй! Что случилось, ребята? Джем только что сказала, что здесь вот-вот начнется драка.
Я не могу заставить себя посмотреть на нее.
– Расскажи ей, что ты сделал, Том.
Он моргает.
– У меня не было выбора, – стонет он.
Дружелюбный тон Карины улетучивается.
– Том Петров. Расскажи мне, что ты натворил.
Глава 15.
ЭЛОДИ
– ДЛЯ ЗАПИСИ, это ужасная идея. Ты ведь это знаешь, да?
Я хмыкаю, пряча подбородок в воротник куртки. В машине Карины очень холодно. И настроение у нее тоже холодное. Она злится, что ей пришлось оставить своего сэндвич Сэмберга без присмотра у Оскара, но это был ее выбор.
– Я же сказала тебе остаться, – ворчу я. – Я могла бы заказать такси.
– Водители Убер не везут нас в гору, – ворчит она. – Слишком много титулованных детей из Вульф-Холла блевали на заднем сиденье их машин. Нас занесли в черный список, всех до единого.
– Ну, это же чушь собачья.
– Нет, ты не смогла бы заказать Убер. Я твой единственный способ, вернуться на этот холм, и я категорически говорю тебе, что это гребаное безумие.
– Ты сама сказала, Кэрри. Эти высокомерные ублюдки сегодня вечером в Бостоне. Они вернутся не раньше завтра. Так в чем дело? Они даже не узнают, что мы там были.
– Конечно, узнают! Рэн узнает, как только увидит, что твоего телефона нет в его комнате. А что потом?
– Точно. Что потом? Он ведь не может прямо заявить, что это кража, да? Он завладел моим имуществом для неизвестных, гнусных целей. Последнее, что он сделает, это скажет кому-нибудь, что я вошла в их драгоценный дом, чтобы забрать то, что по праву принадлежит мне.
– Господи, – бормочет Карина сквозь стиснутые зубы. – Ты даже не представляешь, во что ввязываешься, девочка. Понятия не имеешь, во что ты меня втягиваешь. Ты все еще пьяна. Почему бы нам не подождать до утра, подумать и посмотреть, не сможем ли мы придумать лучший план…
– Сейчас я трезва как стеклышко, и ты это прекрасно знаешь. Слушай, я все прекрасно понимаю. На твоем месте я бы тоже не хотела принимать в этом участия. Почему бы тебе просто не высадить меня перед домом и не вернуться на вечеринку? Оставшуюся часть пути я могу пройти пешком.
– Две мили, Элли? В середине ночи? По холоду и в темноте? По извилистым, узким дорогам? Тебя же собьет машина. Они даже не увидят тебя, пока не станет слишком поздно. Ну и какой же я тогда буду друг, а?
Мне нечего сказать на это.
Ну, что я могу сказать? Поход обратно в Вульф-Холл звучит дерьмово. Без преувеличения. И она была бы дерьмовым другом, если бы оставила меня на обочине горной дороги. Я благодарна за то, что Карина обладает полностью функционирующей совестью. Тем не менее, я не хочу ставить ее в компрометирующее положение.
Мы сидим в тишине, наблюдая, как два луча фар пронзают темноту подобно мечам света, освещая пятнадцать футов асфальта перед нами.
– Гребаный кусок дерьма, – говорит Карина через некоторое время. – Я знала, что он жуткий, но не настолько. Он, вероятно, собирался загрузить в телефон шпионские программы. Подслушивал бы твои звонки и читал все твои сообщения. Он мог бы получить доступ к твоей камере в любое время... Боже, только что об этом подумала.
– М-м-м.
Я уже думала об этом. У меня есть опыт работы с клонированными телефонами и всевозможными шпионскими программами. Все это уже было загружено на мой телефон раньше. Чего Карина не знает, так это того, что мой телефон уже переполнен призрачными приложениями и фиктивными экранами, все они предназначены для того, чтобы обмануть меня, заставляя думать, что за мной не следят. Мой отец позаботился об этом.
– Мы войдем, возьмем телефон, и тогда нам не придется ни о чем беспокоиться, – бормочу я.
– Ты должна позвонить в полицию, Элли. Я серьезно говорю. Это какое-то сомнительное дерьмо.
– Давай сначала посмотрим, с чем мы имеем дело. – Я просто отмахиваюсь от нее и уверена, что она это знает.
Вовлекать полицию сейчас было бы плохой идеей. Во-первых, Вульф-Холл доложит о случившемся моему отцу, а я ни за что не позволю ему прыгнуть в самолет, чтобы лично узнать, что происходит. Я бы предпочла, чтобы меня тащили по раскаленным углям, чем смотреть ему в лицо.
Мой пульс подскакивает к горлу, когда Карина выключает фары и сворачивает на подъездную дорожку, ведущую через лес к Бунт-Хаусу. По тому, как она вцепилась в руль, я догадываюсь, что она встревожена. Не уверена это из-за того, что она боится быть пойманной в доме или вообще потому, что находится здесь, но я начинаю чувствовать себя очень плохо из-за того, что заставила ее пройти через это.
В давящей темноте я вижу только деревья. Затем мы резко поворачиваем и из ниоткуда появляется дом, трехэтажное строение, такое большое и внушительное, что это чудо, что его не видно с дороги. Трудно сказать, сколько лет этому дому. Возможно, было бы легче определить, когда это место было построено в дневное время, когда намного больше света. Прямо сейчас стеклянные окна от пола до потолка на втором этаже делают его современным, но внешний вид делает его действительно очень старым.
– От одного взгляда на это место меня тошнит, – бормочет Карина. – Тебе не кажется, что это место вызвано прямо из кошмаров.
Я смотрю на дом, окутанный тенями, каждое окно погружено в темноту, и... место выглядит пустынным.
– Нет, – говорю я Карине. – Мне не снятся кошмары.
Она глубоко вздыхает сквозь сжатые губы.
– Я тебе завидую. Это должно быть очень хорошо. – Она крутит ключ в замке зажигания, заглушая двигатель. – Тогда чего ты боишься? Монстры? Упыри? Плотоядные твари?
– Нет, – говорю я ей, глядя на дом со стальной решимостью. – Я боюсь настоящей жизни. Людей, которые должны заботиться о тебе больше всего.
Карина не спрашивает, откуда я знаю, как взломать замок. Она убеждает меня поторопиться, оглядываясь через плечо на лес, словно ожидая, что Дэшил появится из ночи с топором в руке, готовый расчленить нас обеих на мелкие кусочки. Однако он не приходит, и я открываю дверь дома в рекордно короткие сроки.
Я вхожу, готовясь к лавине пустых пивных банок и гниющих контейнеров из-под еды на вынос, но внутри чисто и аккуратно. Зачеркните это. Здесь реально красиво.
Карина включает фонарик на своем телефоне, разгоняя темноту, и я поражаюсь грандиозному холлу, в котором нахожусь. Передо мной огромная, великолепная лестница, расходящаяся влево и вправо, ведущая в восточное и западное крыло дома. На первом этаже на стенах висят огромные картины – в основном классное современное искусство, которое, кажется, не имеет ничего особенного, но, когда я смотрю на них, меня поражает тревожность, исходящая от них. Все они изображают бушующие бури, вызванные к жизни в кружащихся черных, синих, белых и серых тонах. От них чувствуется ярость.
– Рэн, – бормочет Карина. – Может, он и самый большой говнюк на свете, но этот ублюдок умеет рисовать.
Я скрываю свое удивление, откладывая эту информацию на потом.
Дом имеет уникальный, головокружительный запах. Совсем не похожий на запах потных носков и немытых подростков, который я ожидала почувствовать. Воздух окрашен нотами бергамота, черного перца и розового дерева.
Всюду, куда я смотрю, лежат безделушки и маленькие сувениры, заботливо расставленные на непомерно дорогих на вид буфетах, столах и книжном шкафу, который тянется вдоль задней стены, у двери, ведущей в неизвестность.
Я задыхаюсь, когда поднимаю глаза.
– Срань господня.
– Да, – соглашается Карина, подстраиваясь под мою позу, откинув голову назад, глядя вверх через винтовые лестницы, которые огибают то, что можно описать только как внутренний двор дома.
С того места, где мы стоим, виден весь верхний этаж дома, а за ним, на крыше высоко над нашими головами, огромное панорамное окно в крыше открывает вид на ночное небо, от которого у меня захватывает дух. Десятки сверкающих точек света, сгорающих в небесах, образуют крышу, под которой спит Рэн Джейкоби, и это одна из самых красивых вещей, которые я когда-либо видела.
– Пошли. – Карина берет меня за руку и тянет к лестнице. – Нет времени любоваться архитектурой. Нам нужно взять телефон и вернуться в академию. У меня ужасное предчувствие.
– И где его комната? Скажи мне, и я сама найду.
Карина качает головой.
– Мы пойдем вместе. Здесь легче заблудиться, чем ты думаешь.
Я сжимаю ее руку, ободряюще улыбаясь.
– Со мной все будет в порядке. Оставайся здесь и наблюдай. Если ты увидишь огни на дороге, кричи, и мы уберемся отсюда к чертовой матери. Один из нас должен быть настороже.
Неуверенность светится в ее глазах, но в них также есть облегчение. Карина рада предлогу остаться внизу, недалеко от выхода.
– Ладно. Иди, только быстро. Верхний этаж. Когда ты доберешься до верха лестницы, поверни направо на лестничной площадке. Дверь прямо перед тобой – это комната Рэна. К дверному косяку прибито черное перо. Внутри я не была. Я не могу сказать тебе, где находится его стол, но...
– Не волнуйся, успокойся, все в порядке. Это просто письменный стол. Мне ведь не нужно искать потайной люк или что-то в этом роде. Дай мне одну минуту, и мы уйдем отсюда.
Слегка дрожа, Карина кивает. Господи, она выглядит так, словно вот-вот расплачется. Я не знаю, чего она так боится, но ее эмоции оказались заразительными. Мое сердце агрессивно колотится в груди, когда я бегу вверх по первому пролету лестницы, затем оказываюсь на следующем. Легкие горят как сумасшедшие, когда я достигаю третьего этажа, а к тому времени, когда я добираюсь до четвертого, все, что я слышу, как моя кровь бьется за барабанными перепонками.
