Текст книги "Бунт Хаус (ЛП)"
Автор книги: Калли Харт
сообщить о нарушении
Текущая страница: 22 (всего у книги 25 страниц)
Карина.
Бедная Карина.
Она моргает, глядя на него, и в лунном свете ее профиль окрашивается серебром.
– Когда ты наконец поймешь, что твое положение в жизни не дает тебе автоматического права на вторую попытку, когда ты облажаешься?
Она выглядит как самый грустный человек в мире, когда уходит от него. Затем плечи Дэшила опускаются, с его губ срывается усталый, удрученный вздох, и он выглядит также печально.
Он тоже уходит, исчезая в отверстии лабиринта, оставляя меня одну, мои бедра горят от неловкого, скрюченного положения в кустах. Когда я встаю, выпрямляя ноги по очереди, это чертовски больно.
Свидетелем чего я только что стала?
С таким же успехом они могли бы говорить шифром, я многого не поняла. Однако собрала довольно много информации, причем весьма тревожной.
Случилось что-то ужасное. Что-то, в чем были замешаны Карина и Дэшил. И Карина беспокоится, что это может случиться со мной.
Холодный мертвый кулак сжимается вокруг моего сердца.
Я иду в беседку, все мое тело покалывает иголками. Мне потребовалась целая секунда, чтобы увидеть книгу, лежащую поверх горящих поленьев в камине, языки пламени лижут ее коричневую кожаную обложку. Обжигая пальцы, я вытаскиваю её из огня.
Только когда переворачивается книга, с глухим хлопком падая на пол передо мной, я понимаю, что это такое.
Это дневник Мары Бэнкрофт.
Глава 37.
МАРА
5 июня.
СЛОВАМИ ЭТО ЧУВСТВО не описать. Если бы кто-то приставил пистолет к моей голове и заставил меня объяснить, что происходит внутри меня прямо сейчас, я бы сказал им, что я счастлива. И мне страшно. Очень, очень чертовски страшно. Мама позвонила и сказала, что я не должна сейчас связываться с мальчиками. Она хочет, чтобы я больше уделяла времени своей учебе, опустила голову и сосредоточилась на своих оценках. Ха! Да, конечно. Да что она вообще знает о реальной жизни? Она так погрязла в своем собственном дерьме, что даже не представляет, каково это – быть здесь, запертой в этом месте, когда некуда идти и не с кем поговорить. По все понимает. По точно знает, что я сейчас переживаю. Он живет здесь гораздо дольше, чем я. Он единственный, кто меня слушает. Если бы его не было, я не знаю, что бы я делала.
Карина думает, что я сошла с ума от того, что связалась с ним. Она думает, что он слишком сломлен, чтобы вообще что-то чувствовать, но я испытала с ним такое, что она даже представить себе не может. Близость. То, что он заставляет меня чувствовать, когда говорит, что любит меня. Он не тот, за кого его принимают люди.
Хотя бывают и такие моменты. Иногда он смотрит на меня так, словно хочет вырвать мою душу прямо из тела. Именно в такие моменты я начинаю паниковать. Он, конечно же, будет на вечеринке. Мы должны делать вид, что между нами ничего нет. Он будет пить и веселиться с этими тупыми гребаными парнями из Бунт-Хауса, а мне придется притворяться. Сделать вид, что он не встретил меня сегодня утром в нашем тайном месте, и не трахал меня до потери сознания. Я знаю, что он встревожен. Знаю, что он не самый надежный, и ничего хорошего из этого между нами не выйдет. Но так трудно вспомнить это, когда он внутри меня, целует мою шею, шепчет мое имя.
Если бы Карина знала, каким милым и нежным он бывает со мной, она бы не стала говорить о нем то, что говорит. Она была бы на моей стороне. Она же моя подруга. Она должна быть на моей стороне. Вот это-то меня и бесит больше всего. Предполагается, что ты можешь рассказать своим друзьям все, что угодно.
Я просто надеюсь, что он не причинит мне вреда. Иногда, когда я лежу в его объятиях, мне кажется, что он может сделать что-то безумное. Его перепады настроения могут быть пугающими.
8 июня.
Плохой день. Я заметила, что По смотрит на Дамиану. Он говорит, что она его не интересует. Что он никогда не прикоснется к ней, несмотря ни на что. Но мне знакомо выражение его глаз. Он все время так на меня смотрит. Она флиртовала с ним после уроков. Такая гребаная шлюха. Она сделает все, чтобы трахнуть его. Взять то, что принадлежит мне. Если бы все было по-другому, мне не пришлось бы беспокоиться об этом дерьме. Однажды мы сможем открыто говорить о своих чувствах, и никто не будет стоять у нас на пути. Я просто должна быть терпеливой. Если парни из Бунт-Хауса узнают о нас, нам придется чертовски дорого заплатить.
9 июня .
Я больше не могу этого делать. Я хочу домой, но мама непреклонна. Она думает, что я слишком остро реагирую, и мне просто нужно дистанцироваться от ситуации. Но как я могу это сделать, когда он всегда рядом? В коридорах? На моих гребаных занятиях? Все время смотрит на меня, смотрит так, будто я что-то такое, что он хочет съесть.
Сегодня он причинил мне боль. Я обвинила его в том, что он связался с Дамианой, и он прижал меня к стене. Он положил руку мне на горло, и на секунду я увидела это в его глазах. Ему хотелось свернуть мне шею. На секунду он впился пальцами в мою кожу, и я увидела в нем жестокость. Это было страшно.
10 июня
Я не хочу идти на эту дурацкую вечеринку. Я знаю, что произойдет что-то ужасное. Я чувствую это всеми своими костями. Сегодня я ходила в этом свитере на занятия. Тот самый, который По подарил мне вчера вечером после того, как я оставила его в беседке, и он взбесился, увидев меня в нем. Он заставил меня отнести его обратно в комнату и спрятать. Я понятия не имею, что с ним происходит, но все это начинает меня беспокоить. Я собираюсь пойти на вечеринку, а потом уеду. Иначе... Я знаю, что это глупо, я действительно глупа, но я боюсь, что ПО может убить.
Глава 38.
ЭЛОДИ
Я СИЖУ СРЕДИ обугленных страниц дневника Мары, и моя душа истекает кровью. Этого просто не может быть, черт возьми. В дневнике Мары так много свидетельств, что у меня просто дух захватило. Я слишком напугана, чтобы признать большинство из них.
По?
Тайные отношения, которые держатся в секрете от членов Бунт-Хауса?
Ненависть Карины к любовнику Мары?
Связь с Дамианой?
Все это...
Я смахиваю горячие, злые слезы со своих щек, пытаясь осмыслить все, что только что прочитала.
Эдгар Аллан По – любимый поэт Рэна.
Сколько раз Рэн говорил мне, что мы не можем сказать Дэшилу и Паксу, что мы вместе?
Карина презирает Рэна.
И он действительно трахнул Дамиану. Карина мне все рассказала. Он трахнул ее за месяц до того, как я появилась в Вульф-Холле. Есть ли смысл в том, что он интересовался ею долгое время, а потом она ему наскучила?
Мерси уже намекала, что Рэн и Мара Банкрофт встречались. И они трахались? И она окаменела от страха перед ним? Боялась, что он собирается убить ее? А потом она просто исчезла ни с того ни с сего? И что, черт возьми, я должна делать со всем этим?
Как я могла заставить себя забыть о девушке, которая спала в моей спальне? О чем, черт возьми, я думала? Слишком отчаявшись сохранить единственную настоящую подругу, которую я завела здесь, не желая раскачивать лодку, я позволила Карине забрать дневник. Я поверила ей, когда она сказала, что собирается передать его копам, но она этого не сделала.
Многие страницы дневника Мары так обгорели, что их невозможно прочесть. Огонь уничтожил большую часть первой половины книги, так что я никогда не узнаю, что она там написала. Однако пламя оставило ее последние записи нетронутыми, и они рисуют ужасную картину.
Я не слышала, как открылась дверь в беседку. Не слышала, как он вошел внутрь. Я замираю на месте при звуке его голоса.
– Элоди.
В каком ужасном беспорядке я, должно быть, сижу на полу перед камином, повсюду разбросаны разрозненные страницы, исписанные синими чернилами, кончики пальцев почернели от копоти. Рэн стоит надо мной, одетый в белую футболку и пару потрепанных синих джинсов. Это первый раз, когда я вижу его одетым во что-то, кроме черного, и вид его в этой одежде заставляет что-то напрячься в моей груди. Он никогда не был таким, каким я его себе представляю. Он всегда что-то делает или говорит, чтобы удивить меня. Теперь я официально застигнута им врасплох. Я имею в виду, он вообще тот, за кого я его принимала?
Две крошечные морщинки появляются между его бровями, когда он наклоняется и поднимает один из листков бумаги, лежащих у его ног.
– Что ты делаешь, Элоди? – Похоже, он насторожен. Не уверен. Как и следовало ожидать.
– Расскажи мне о Маре. – Мой голос совсем не похож на мой собственный. Или, может быть, это просто мои уши стали плохо слышать, и все кажется таким далеким. – Ты ведь встречался с ней, не так ли?
На его лице появляется странное выражение. Он читает запись в дневнике на бумаге, которую держит в руке, медленно покачивает головой слева направо. Не похоже, чтобы он был доволен тем, что там написано.
– Что это такое? – спрашивает он, поднимая страницу.
– Ее дневник. Она писала в нем не каждый день, но ей удалось записать большую часть важных вещей. Почему бы тебе не рассказать мне о ней?
– Что тут рассказывать? Она была здесь студенткой. Она пропала без вести. Это было во всех новостях.
– Я была в Тель-Авиве, когда она исчезла. В то время я не обращала особого внимания на репортажи из маленьких городков Нью-Гэмпшира. Черт, тогда я даже не знала, что это место существует. Ты не ответил на мой вопрос, Рэн. Вы ведь встречались с ней, не так ли?
Его странное выражение лица становится глубже.
– Я же говорил тебе, что у меня были девушки, Элоди. Я не горжусь тем, со сколькими девушками встречался в прошлом году. Но я не думал, что ты собираешься распять меня за это. Однажды я встречался с Марой, но это ни к чему не привело. Мне очень жаль, но это… – он качает головой. – Это совсем не то, что ты думаешь.
– Это не то, что я думаю? – Язвительный взрыв смеха вырывается из моего горла. – Это совсем не то, что я думаю. Ладно. Так в чем же дело, Рэн? Просто какое-то дерьмо, которое глупая тусовщица выдумала про тебя? – Я сжимаю в кулаке горсть разрозненных страниц, выпавших из дневника Мары. – Это довольно хреновое дерьмо, Рэн. Это звучит так, будто ты причинил ей боль. Похоже, именно из-за тебя она пропала. Ты собираешься сказать мне, что не имеешь к этому никакого отношения?
Спокойный фасад, который он поддерживал до сих пор, ускользает.
– Ты серьезно спрашиваешь меня об этом? Господи Иисусе, неужели ты думаешь, что я убил Мару?
– Слишком много совпадений, мелочей, которые все связаны с тобой. Только сумасшедший не стал бы складывать два и два вместе.
– Элоди. – Он втягивает в рот нижнюю губу, и его зеленые глаза – глаза, которые в последнее время были мягкими для меня – превращаются в ледяной кремень. – Ты понятия не имеешь, о чем говоришь. Вообще никакого.
– Тогда просвети меня, потому что я сейчас в ужасе. Я начинаю сходить с ума, потому что есть большая вероятность, что я влюбилась в убийцу.
Его челюсть напрягается. Он сжимает её так сильно, что я вижу напряжение в его висках.
– Ты действительно так думаешь? Ты действительно думаешь, что я это сделал?
Я смотрю на все дневниковые записи Мары, разбросанные по полу, как забытые обрывки прошлого, взываю о помощи и не знаю, что и думать дальше.
– Я не... знаю.
В ту долю секунды, когда я снова смотрю на него, Рэн поворачивается ко мне спиной и уходит. Паника проносится внутри меня подобно циклону, когда я спешу обратно в свою комнату. Мое сердце не перестает громко стучать. Как только я закрываю дверь и убеждаюсь, что осталась одна, я спешу к подоконнику и вытаскиваю кусок дерева, который скрывает тайник Мары. В тот день, когда Мерси открыла это место и я вытащила из него дневник Мары, Карина не заметила внутри черную коробку с нарисованными на ней цветами вишни. Или свернутый свитер. Мои руки трясутся как сумасшедшие, когда я наклоняюсь и достаю оба предмета, кладя их на край кровати.
Сначала я осматриваю свитер. Это свитер Академии Вульф-Холл, темно-синий с золотыми буквами спереди. Я видела много студентов, носящих их в коридорах. И только когда я заглядываю внутрь свитера и вижу две маленькие буквы, написанные чернилами на этикетке, мое сердце официально разбивается вдребезги.
Р.Д.
Рэн Джейкоби.
Я промерзаю до самой сердцевины, когда открываю черную лакированную шкатулку и вытаскиваю оттуда горсть черных перьев.
Глава 39.
ЭЛОДИ
Я КОЕ-КАК ПЕРЕЖИВАЮ следующий день. Я отвечаю Карине, когда она говорит со мной, но все, что я вижу в глубине своего сознания, это то, как она стоит с Дэшилом возле беседки, крепко прижимая к себе кардиган, и говорит о том, что случилось с Марой, и ее беспокойство, что это может случиться и со мной тоже. Она хандрит и жалуется на Андре, а я издаю все необходимые звуки. Делаю вид, что слушаю, и ковыляю от одного класса к другому, гадая, какого хрена мне теперь делать.
Я уничтожена.
Я не вижу Рэна. Я не вижу никого из ребят из Бунт-Хауса. Все трое заметно пропали из Вульф-Холла, хотя никто, кажется, не замечает их отсутствия. Я уверена, что они готовятся к сегодняшней вечеринке. Хотя почему никто из преподавателей не сделал никаких замечаний по поводу их прогулов – это чертовски загадочно.
Я нахожусь на последнем уроке французского языка, когда меня разыскивает декан Харкорт. С выражением мрачной решимости на лице она ведет меня по коридору в свой кабинет. Когда она садится за свой стол, а я сажусь напротив нее, она откашливается и сообщает мне новость, которую я ждала с тех пор, как Рэн рассказал мне о своей поездке в Тель-Авив.
– Элоди, боюсь, у меня плохие новости. Похоже, что... – она не знает, куда смотреть. – Твой отец попал в какую-то аварию, Элоди. Он был в баре в Тель-Авиве, и на него набросились трое мужчин. Они напали на него в переулке и довольно сильно избили. Я знаю, что для тебя это должно быть шоком, но мне кажется, что он был парализован после нападения.
Я смотрю прямо сквозь нее.
– Меня тоже потрясло, что это случилось так давно. Обычно нас немедленно информируют, если что-то случится с членами семьи студента, но по какой-то причине военные решили не сообщать нам об этом инциденте до сегодняшнего дня. Похоже, что травмы твоего отца были осложнены из-за инсульта, который он перенес через два дня после того, как попал в больницу. Он все еще жив, дышит самостоятельно, но, боюсь, не реагирует на внешние раздражители. Врачи работают с ним ежедневно, но они говорят, что он вошел в состояние беспамятства. Он полностью очнулся, но... это может быть трудно услышать, поэтому я прошу прощения, но... он, кажется, пойман в ловушку своего собственного разума. Ты в порядке, Элоди? Ты понимаешь, что я говорю?
Я смотрю её в глаза, цепляясь в лямку сумки, зажимая материал в руках.
– Да, я слышу вас. Я понимаю.
– Вполне естественно, что ты хочешь поехать и быть с ним, Элоди. Я вижу, как сильно ты травмирована этой новостью. Но сейчас за ним ухаживают в военном госпитале, и они сказали, что, поскольку ты несовершеннолетняя, ты не можешь вернуться в Тель-Авив самостоятельно. Твой отец передал опекунство школе, пока ты учишься здесь, так что, боюсь, тебе придется остаться здесь до тех пор, пока полковник Стиллуотер не поправится настолько, чтобы покинуть больницу. Я знаю, что это, вероятно, последнее, что ты хочешь услышать, но я прошу твоей помощи в этом деле. Я искренне надеюсь, что ты не будешь создавать проблем, потому что ты не можешь…
– Все в порядке. Я понимаю. Я буду соблюдать правила. Я не собираюсь причинять вам никаких неприятностей.
Харкорт, похоже, вздохнула с облегчением. Она, вероятно, думала, что я собираюсь сжечь всю эту чертову школу дотла, пытаясь добраться до моего бедного, парализованного отца. Если бы только она знала правду.
– Ну, спасибо тебе, Элоди. Я не знаю, религиозна ли ты, но мне нравится опираться на Иисуса в такие моменты. Если будем молится ему о выздоровлении твоего отца, то кто знает? Может быть, он снова станет самим собой, прежде чем ты это поймешь.
– Я верю в науку, декан Харкорт. Мне бы хотелось знать, что говорят врачи, пожалуйста. В частности, как скоро он снова встанет на ноги?
Рот декана отвисает, обнажая передние зубы, испачканные ее помадой цвета шелковицы.
– Боюсь... что врачи считают, что твой отец вряд ли полностью поправится, Элоди. Вряд ли он когда-нибудь снова сможет ходить. И им еще предстоит выяснить выйдет ли он вообще из этого состояния. Вот почему я упомянула о молитве. Видишь ли, это мощное целительное средство. Боюсь что без него…
Она что-то бормочет, но я уже перестала ее слушать.
Сколько раз она говорила «боюсь»?
Боюсь, у меня плохие новости.
Боюсь, он не реагирует...
Боюсь, тебе придется остаться здесь...
Такой странный термин для нее. Но она не боится. Ей неудобно, и она обеспокоена, и она очень хочет поскорее покончить с этим делом, чтобы оно больше не отнимало у нее времени.
А я, с другой стороны, уже очень давно боюсь. Эта новость все меняет. Похоже, мне больше никогда не придется бояться своего отца. И все это благодаря Рэну. Я прожила весь день, настолько оцепеневшая и оторванная от всего окружающего, что даже не пыталась понять, боюсь ли я его сейчас.
Кажется... это не так.
Глава 40.
ЭЛОДИ
КОГДА Я ВОЗВРАЩАЮСЬ в свою комнату, дверь моей спальни широко открыта. А там, на краю моей кровати, сидит Мерси Джейкоби. Она выглядит так неуместно, сидя на моем темно-розовом одеяле, но, похоже, чувствует себя как дома. Увидев меня в дверях, она сияет, как чеширский кот.
– Прежде чем ты начнешь возмущаться, я ничего не трогала, – говорит она, протягивая руки в умиротворяющем жесте. – Я просто хотела занести твой костюм на сегодняшний вечер.
Я хмуро смотрю на нее. Кажется, это самое безопасное, что я могу сделать.
– Костюм? У меня нет никакого костюма.
– Рэн купил один для тебя, глупышка. – Она мотает головой в сторону черно-золотой сумки для одежды, висящей на задней стенке моего шкафа. – Я была у них дома, принесла немного выпивки и льда, и увидела, как мой дорогой старший брат пробил дыру прямо в стене своей спальни голыми руками. Кажется, он очень расстроен. Ты случайно ничего об этом не знаешь?
Боже, как она хороша в этом притворстве. Я подозреваю, что она знает все обо мне и Рэне и все же притворяется невежественной.
– Я понятия не имею, что с ним происходит. Кто вообще знает, что происходит с Рэном? Он постоянно злится, – говорю я.
Улыбка Мерси еще более фальшива, чем ее безупречные белые зубы.
– О. Как ужасно. Ничто так не печалит меня, как неприятности в раю. Впрочем, вполне справедливо. Вы оба хотите быть задумчивыми и несчастными, это полностью зависит от вас. Я оставлю тебя, чтобы ты спокойно примерила свой костюм.
– Мне не нужен этот костюм, Мерси. Я не пойду на вечеринку.
– О, нет. Ты должна это сделать! Все идут. Ты хочешь быть единственным человеком на всем этаже, сидя в своей комнате, как жалкая развалина, в то время как все остальные прекрасно проводят время?
– Карина никуда не идет, – вызывающе говорю я.
Мерси ухмыляется, встает и вальсируя выходит в коридор.
– Ты уверена в этом, Стиллуотер? Карина почти все время болтает об этом. Я бы поставила хорошие деньги на то, что она будет присутствовать на сегодняшнем празднике.
– Я не в настроении, Мерси. Не могла бы ты, пожалуйста, вынести сумку с одеждой из моей комнаты? Если бы Рэн хотел, чтобы она была у меня, он бы сам ее отдал.
– Наверное, он боится, что если подойдет к тебе ближе, чем на пять футов, ты взбесишься и обвинишь его в попытке убить тебя, – говорит она с кошачьей ухмылкой на лице.
Черт.
Значит, она действительно знает о том, что произошло в беседке. Я очень сомневаюсь, что Рэн рассказал ей, но кто, черт возьми, знает? Я и раньше много раз ошибалась. Очень много раз. Рэн мог рассказать Дэшилу, но кто тогда рассказал Мерси? Какая, бл*дь, разница, откуда она знает? Она просто знает.
– Начало в восемь, но рекомендую прийти около девяти или типо того, – говорит она. – Эффектное появление помогает, когда противоборствуешь с таким парнем, как мой брат. И срань господня, ты только взгляни на этот костюм.
Я нервничаю, когда расстегиваю молнию на сумке, позволяя ей раскрыться полностью. Мое повышенное состояние тревоги утраивается, когда я вижу, что там внутри. Это не какой-то двадцатидолларовый костюм. Это даже не тот дорогой костюм, который вы можете заказать онлайн. Это такой костюм, который сделали с нуля по вашим меркам, которые вы отправляете портнихе за несколько недель до события.
Платье очень красивое.
Лиф платья морозно-белый и переливается кристаллами Сваровски. Там есть косточки, вшитые в роскошную ткань, а также шнурки на спине, которые выглядят чертовски устрашающе. Я никогда в своей жизни не носила ничего столь замысловатого.
Юбка сделана из многослойной, прозрачной, шелковистой ткани, голубого, серебристого и белого цветов, такой тонкой и потрясающей, что я не могу удержаться и пробегаю по ней пальцами.
Это самый великолепный предмет одежды, который я когда-либо видела в своей жизни. Я сразу же узнаю его: это костюм Динь-Динь. Я говорила Рэну, когда мы спорили на чердаке, что всегда хотела быть Динь-Динь, когда была ребенком, но мы не всегда получаем то, что хотим... и он вспомнил? Это было такое легкомысленное, небрежное замечание. Я не могу поверить, что он хранил информацию, а потом заказал это.
Оно слишком красивое.
Слишком.
Все это чертовски много значит.
Я собираю по кусочкам очень подозрительную картину жизни Рэна в прошлом году, и это так страшно и ужасно, что я не могу этого вынести. Я все еще люблю его и не могу заставить себя остановиться. Зловеще острый нож вонзается в мое сердце, скрежещет по ребрам, лишая меня дыхания, когда я опускаюсь на колени, прижимая к груди прекрасный костюм феи.
Это несправедливо.
Я знала, что влюбляться в кого-то вроде Рэна опасно, но черт возьми, я не ожидала, что буду рыдать над самым дорогим предметом одежды, который когда-либо держала в руках, беспокоясь, что он мог убить девушку. Девушку, которая раньше спала в моей спальне. Боже, соразмерность всего этого просто чертовски ужасна, чтобы даже думать об этом.
Я лежу на спине на полу своей спальни, сначала плачу, но в конце концов просто смотрю на лампочку над моей головой, пытаясь успокоить пронзительное жужжание в моей голове. Но оно никуда не девается. Оно гудит все громче и громче, пока мне не начинает казаться, что я вот-вот сойду с ума от этого непрекращающегося звука.
А потом я срываюсь.
Я должна знать эту чертову правду.
Я заслужила её знать.
Мне все равно, насколько глупой она меня делает. Я иду на эту гребаную вечеринку, и я собираюсь разобраться с этим раз и навсегда.
Но сначала я должна кое-что сделать.
Онемев от долгого лежания на полу, моя спина жалуется, когда я сажусь и открываю нижний ящик своего туалетного столика. Там, между сложенными рубашками, лежит маленькая белая коробочка, которую Карина оставила прислоненной к моей двери пять дней назад. Я пристально смотрю на красивую темноволосую женщину, сидя перед ящиком, гадая, смогу ли я изобразить такую же широкую улыбку, как у нее, когда войду в парадную дверь Бунт-Хауса.
Я очень сильно в этом сомневаюсь.
Глава 41.
ЭЛОДИ
ПЛАТЬЕ СИДИТ на мне как влитое. Даже когда у кого-то есть ваши конкретные размеры, редко можно найти платье, которое подходит так хорошо. Мне потребовалось много усилий, чтобы влезть в него, и потребовалась помощь Прес, чтобы правильно зашнуровать сзади, но как только я все это сделала, даже я должна признать, что это выглядит потрясающе. Я выгляжу потрясающе. Если не считать платья, мне кажется, что я смотрю на себя впервые за три года, стоя перед зеркалом в своей комнате, смотря на свое отражение.
– Мне нравится. Даже очень нравится, – говорит Прес, отступая назад и постукивая указательным пальцем по подбородку.
Она одета в костюм Битлджуса, сшитый из черно-белой полосатой пижамы, много черных теней для век и парик Альберта Эйнштейна.
– Сначала это был просто шок. Я просто привыкла к тебе как к блондинке. Знаешь, странно, но темные волосы тебе больше идут.
Я покрасила волосы обратно в свой естественный цвет в спальне, только ненадолго нырнув в ванную, чтобы ополоснуть их, когда таймер на моем мобильном телефоне зазвонил. Снова стать брюнеткой – это все равно что вернуться домой. Я вернула себе ту малую часть себя, которая была у меня отнята. Таким образом, я тот человек, которым должна была быть все это время, а не та незнакомка, которую пытался создать мой отец.
– Да. Я тоже думаю, что темный цвет мне больше подходит. – Я отворачиваюсь от зеркала, забирая с кровати свое приглашение на вечеринку.
– Хочешь спуститься вместе со мной? – спрашивает Прес. – Мы опаздываем. Я велела остальным идти без нас.
– Конечно.
Итак, мы с Прес вместе спускаемся с холма на вечеринку в темноте. Движущаяся, грохочущая музыка, заливающая леса вокруг Бунт-Хауса, указывает на то, что торжество уже идет полным ходом к тому времени, когда мы достигаем поворота, ведущего к дому Рэна. Нет нужды стучать в парадную дверь, она уже зияет в ночи, как огромная беззубая пасть, ведущая прямо в преисподнюю.
Внутри радуги следуют за мной из комнаты в комнату, танцуя по всем стенам; кристаллы Сваровски на платье ловят и отражают свет, разбрасывая всплески цвета во всех направлениях, когда Прес тянет меня через переполненный вестибюль. Кажется, все студенты Вульф-Холла находятся здесь, одетые во все виды странных и замечательных костюмов. Я проклинаю себя за то, что так мала ростом, когда изо всех сил стараюсь видеть поверх голов людей. Я быстро прихожу к пониманию, что этого просто не произойдет, поэтому сосредотачиваюсь на том, чтобы убедиться, что на меня не наступят, когда люди прыгают вокруг, танцуя под ревущую музыку. Я вижу Рашиду, сидящую у камина и разговаривающую с незнакомым мне парнем. Она хмурится, когда видит меня, щурится, потом наконец узнает и машет рукой, указывая на свои волосы, показывая мне большой палец.
Я никогда раньше не была на кухне. Она, конечно, огромна, с гигантским мраморным островом в центре, переполненным бутылками ликера и мисками с едой. Не та еда с чипсами и сальсой, которую можно было бы ожидать на большинстве домашних вечеринок. Нет, здесь крабовые пирожки и волованы, жареные яйца и причудливо выглядящие пирожные. Должно быть, это дело рук Дэшила. Я точно знаю, что Рэн не стал бы заказывать это дерьмо, и не думаю, что волованы – это почерк Пакса.
– Хочешь чего-нибудь выпить? Я пойду возьму пива, – кричит Прес через плечо.
Я вежливо киваю ей. Мгновение спустя у меня в руке оказывается бутылка Corona, стекло холодное и скользкое от конденсата, и меня тащат дальше в хаос. Вскоре Прес с визгом хватает меня за руку.
– А вот и он! О боже, как бы я хотела надеть что-нибудь сексуальное. Что, черт возьми, со мной не так?
На другом конце комнаты у подножия лестницы стоит Пакс и хрипло смеется над чем-то, что только что сказала девушка в облегающем черном костюме кошки. У нее маленькие черные ушки, на щеках нарисованы бакенбарды, а милый нос-пуговка выкрашен в черный цвет.
– Черт побери! Битлджус? – стонет Прес, натягивая свои черно-белые пижамные штаны. – Серьезно. Я такая гребаная идиотка.
– Тебе все равно лучше держаться подальше от этого, – бормочу я в свое пиво.
– Боже, только не начинай, – ворчит она. – Ты начинаешь говорить совсем как Карина. Эй, смотри! А вот и она! Карина!
Ни хрена себе. Не может быть, чтобы Прес только что заметила Карину. Но когда я смотрю в дальний конец комнаты, моя подруга стоит у одной из картин Рэна, одетая в пурпурную пачку и лиф с оборками, с крошечным цилиндриком, балансирующим на голове. На нем игральные карты, заправленные в ленту на шляпе, и ярко-зеленые перья.
– Вау. Ее костюм чертовски классный. Она безумная шляпница. Ну же, пойдем поздороваемся.
Я выдергиваю свою руку из хватки Прес и делаю шаг назад.
– Нет, я...
Слишком поздно.
Карина поднимает голову и видит меня, и ее лицо становится пепельного цвета. Но что еще хуже, парень, с которым она разговаривала, оборачивается и…
Это Рэн.
Он не в костюме. Одет в свою обычную черную униформу – черную футболку и потертые черные джинсы. Абсолютно никаких усилий с его стороны, чтобы присоединиться к конкурсу костюмов. Его глаза расширяются, когда он видит меня, стоящую рядом с Пресли. Он отрывается от разговора, который вел с Кариной, входит в толпу и проталкивается ко мне. Слепая паника сковывает мой мозг.
– Э-э, прошу прощения. Мне нужно найти туалет.
– Элоди, подожди, я пойду с тобой! – кричит мне вслед Прес.
Но я ее не слушаю и уж точно не собираюсь ждать. Я чувствую себя так, словно застряла на карусели, когда пробираюсь сквозь толпу тел. Мое сердце не перестает колотиться. Чтобы найти ванную комнату на первом этаже, требуется целая вечность, но, к счастью, когда я её нахожу, там нет очереди. Я ныряю внутрь и запираю за собой дверь, прислонившись к дереву и пытаясь отдышаться.
Через десять секунд раздается стук в дверь.
– Элоди. Это я. Впусти меня.
Конечно же, он нашел меня. Хотя я надеялась, что это займет у него больше времени. Мне нужно немного времени, чтобы подумать. Я приготовила кучу вопросов, которые собиралась задать ему, но теперь я нащупываю в воздухе разреженный воздух. Единственное, что проносится в моей голове, это неверие. Карина пришла на эту чертову вечеринку. Она поклялась, что не собирается этого делать, и все же вот она, разодетая в пух и прах, ведет очень дружескую беседу с парнем, который в данный момент стучит в дверь ванной.
– Уходи, Рэн.
– Нет. Впусти меня. Мне нужно с тобой поговорить.
– Просто дай мне минутку!
– Элоди, это чертовски глупо. Открой дверь.
– Возвращайся на вечеринку, Рэн. Я приду и найду тебя, когда буду готова.
Господи, пожалуйста, просто уйди. Пожалуйста, просто уходи. Пожалуйста, просто уходи.
По ту сторону двери воцаряется тишина. Прерывисто выдохнув, я шагаю к зеркалу, изучая свое отражение в его поверхности. Кого я обманывала, когда шла сюда? Думала, что я могу просто подойти к нему и потребовать ответов? Мое сердце чуть не разлетелось на миллион осколков, когда я увидела его, черт возьми, и теперь я…
Дверь в туалет быстро открывается, и Рэн торопливо входит внутрь, закрывая ее за собой. Я смотрю на него с открытым ртом, не в силах произнести ни слова.
– Мне очень жаль, что я так поступил. – Он морщится, потирая рукой затылок. Он робко держит в другой руке четвертак. – Тебе не нужно быть мастером отмычек, чтобы открыть эти замки. Всего лишь монета.
– Тебе не следует здесь находиться, – шиплю я. – А если бы я воспользовалась этим гребаным туалетом?
– Ты пришла сюда, чтобы спрятаться от меня, малышка Эль.
Я хочу ударить его так сильно, чтобы у него застучали зубы. Но выражение его лица такое мучительное, что я останавливаюсь как вкопанная. Под глазами у него темные тени, кожа очень бледная, волосы очень растрепанные. Он выглядит так, словно вот-вот сойдет с ума.
