Текст книги "Княжество (СИ)"

Автор книги: Каин Градов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 16 страниц)

Глава 23
Обед и новости

Я вышел из здания гильдии, вдохнул воздух, который пах лаком, керосином и угольной пылью. Где-то слышался визг пилы и стук молотов. Спустился по широким каменным ступеням. Подошел к припаркованной машине, открыл дверь и сел в салон. Дверца мягко хлопнула, и шум города остался снаружи, приглушённый и далекий.

Морозов сидел на месте водителя, откинувшись на спинку и лениво постукивая пальцами по рулю, он смотрел через лобовое стекло в только ему видимую точку. Но едва за мной захлопнулась дверь, он повернулся и уточнил:

– Ну что, князь? Как прошла встреча?

– Мои подозрения оправдались, – ответил я, откинулся на спинку сиденья и на секунду прикрыл глаза, давая мыслям выстроиться в ровный ряд.

– «Бастион»? – хмуро уточнил воевода, и я кивнул:

– Похоже, да, – кивнул я.

– До чего ж упорные эти промышленники, – покачал головой воевода.

– Упорные, – согласился я. – Но и хитрые. Думают, если сыграют через подставные артели, никто не догадается.

– И зачем им это? – уточнил Морозов. – Как думаете?

Я пожал плечами:

– Поди знай. Как минимум, они могут попытаться затянуть сроки подачи заявок постоянными обжалованиям, когда я начну отклонять их заявки. А если у них выйдет выиграть конкурс – вполне возможно, они постараются сорвать заявленные сроки восстановления.

Морозов фыркнул.

– Хитро. И что будете делать?

– Климов вызвался проверить дату регистрации артелей и сверить, вступали ли они в гильдию Северска. Если артели зарегистрированы недавно, в чем я уверен, и не соблюли «указ о приземлении», у нас будет повод для снятия их с конкурса. И этот повод будет сложно обжаловать.

Морозов усмехнулся, явно довольный ответом, завел двигатель и уточнил:

– Куда дальше?

Я на секунду задумался, а затем произнес:

– Неплохо было бы перекусить.

Воевода кивнул:

– Знаю одно место. Спокойное, кормят прилично, и отвары там отличные. Да и в это время народа будет немного.

Авто выехало на дорогу. За окнами проплывали дома, вывески лавок, прохожие, спешащие по своим делам. Солнце уже поднялось достаточно высоко, и на мостовой играли блики. За мостом дорога расширилась, и впереди показалось шоссе, ведущее в сторону центра. На асфальте ещё блестели следы ночного дождя, и колёса мягко шуршали по влажной полосе.

Ресторан находился недалеко от реки, на тихой площади, где фонтаны ещё не включили, а голуби беззаботно прохаживались по мокрым плитам. Здание было двухэтажное, с колоннами у входа и большой вывеской: Морозов притормозил у входа, заглушил двигатель:

– Прибыли, князь.

Я кивнул, открыл дверь и вышел. В прохладный воздух, который нес с реки ветер. Я поправил воротник и направился к крыльцу.

Телефон в кармане завибрировал, когда я уже подошел к ступеням. Я вынул аппарат, взглянул на экран, на котором высвечивался номер Климова.

– У аппарата.

– Я все проверил, Николай Арсентьевич, – голос мастера звучал взволнованно, но ровно.

– И что? – уточнил я, поднимаясь по ступеням.

– Все эти артели зарегистрированы два дня назад в столице. Похоже, их оформили централизованно, будто кто-то заранее готовил под ваши проекты.

– Отлично сработано, мастер, – сказал я, не скрывая довольной улыбки. – Спасибо.

– Служу князю и княжеству, – отозвался он.

Я завершил вызов и убрал телефон в карман. В груди разлилось странное ощущение: смесь удовлетворения и тревоги. Осталось обдумать ход в этой шахматной партии, и потом переставить фигуру на доске.

Поднялся по ступеням. Привратник в темно-синем сюртуке с улыбкой поклонился, и распахнул передо мной дверь.

– Благодарю, – ответил я и вошел в помещение. Остановился в фойе, вдыхая аромат свежевыпеченного хлеба, пряных трав и чего-то мясного, насыщенного, густого. Вероятно, рагу.

Едва мы с воеводой вошли, как от стойки отошел молодой распорядитель в темно-синей жилетке поверх неброской рубашки. Паренек подошел к нам и учтиво склонился.

– Доброго дня, – сказал распорядитель в тёмной жилетке поверх неброской рубашки. – Мы рады, что вы решили посетить наше заведение. Смею предложить вам столик у окна. Там светло, да и ветерком с реки иногда веет.

Я заметил, что он узнал нас и теперь с трудом скрывает волнение. Лицо слегка побледнело, а на лбу выступила испарина.

– Отлично, – кивнул я и прошёл за ним, чувствуя, как с каждым шагом уходит из плеч напряжение. То ли от запаха кухни, то ли от лёгкой тишины, что тут царила. Ни крика, ни беготни, только звон посуды издалека да глухой рокот голосов, сливающийся в ровный фон.

Стены были выкрашены в серо-оливковый, с редкими вставками из неотесанного дерева. Между окнами расположились плетёные из лыка панно, сдержанные, без лишних узоров. Неяркий, рассеянный свет поступал через высокие оконные рамы. На подоконниках стояли глиняные горшки с мятой.

Мебель здесь была простая, из дуба. Столешницы без скатертей, с живой текстурой, гладкие, добротно покрытые маслом. Стулья с тонкими подушками на кожаных ремешках. Всё словно дышало уверенностью: здесь тебя не будут развлекать. Здесь тебя просто и вкусно накормят.

Распорядитель провел нас к нужному столику.

– Спасибо, – поблагодарил я парня. Морозов просто кивнул, и уселся в одно из мягких кресел с видом человека, который уже знает, что заказывать, а я скользнул взглядом по залу.

Воевода не обманул, и народа в это время суток в заведении было немного. У стены сидела семья с девочкой, которая лепила из хлебного мякиша что-то похожее на сову. В дальнем углу пожилой мужчина в шинели с вытертыми локтями вёл неспешную беседу с женщиной в толстом шерстяном пальто, несмотря на весну за окном. Перед ними стоял чайник и пирог.

– Уютно тут, – заметил я. – По-домашнему.

– Потому сюда и идут, – кивнул Морозов. – Здесь кухня простая, но хорошая. Да и хозяева простые люди. Сами хлеб пекут, сами травы сушат. А главное, не врут. Что в меню, то и в тарелке.

Я усмехнулся и поставил локти на стол. Северский колорит, конечно, штука особая. Тут заходишь в заведение и чувствуешь: ты дома. Даже если пришёл впервые.

– Чего изволите? – осведомился разносчик, появившийся так своевременно, будто подслушивал наш разговор у самой двери.

– Подай-ка нам, любезный, ухи понаваристей, да карпа, чтоб как положено – на углях, – распорядился Морозов, не разглядывая даже меню. – И чтоб с дымком был, не с соусами столичными, а как у людей: с хрустящей корочкой.

Парень оживился:

– А хлеба, как водится, тёмного? С тмином, чесночком, да чтоб горячий?

– Естественно, – с видом знатока кивнул воевода. – Какая же трапеза без этого?

Я, откинувшись чуть на спинку стула, взглянул на них обоих, чувствуя, как настроение с каждой минутой становится ровнее. Усталость как рукой сняло.

– Уверяю вас, Николай Арсентевич, вы такой ухи отродясь не пробовали, – обратился ко мне воевода. – А про карпа и говорить не стоит.

– Понятно, – усмехнулся я.

– Я серьёзно, – вдруг резко сменив тон, заявил Владимир и повернулся ко мне с нарочито мрачным выражением лица. – Не вздумайте рассказывать Никифору. Он у нас гордый. Разобидится, как младенец. Решит, что мы с вами где-то на стороне едим вкуснее, чем у него в доме.

– А ведь едим, – заметил я не без лукавства.

– Вот именно! – вздохнул Морозов. – А потом он начнёт изводиться. Придумает себе соперника. Начнёт соревноваться с этим рестораном в одиночку. Изведет и нас и всю дичь в округе.

Мы оба рассмеялись. Разносчик, не смея вмешиваться, только кивнул с лёгкой улыбкой и поспешил к кухне.

– А если всерьёз, – добавил Морозов, когда мы остались наедине, – тут повар у них приезжий. Ещё при старом князе прибыл откуда-то с юга, да так с женой остался в Северске.

– Не знал, – признался я.

– Так теперь узнаете. Служба у вас такая: быть в курсе всего. Особенно кто, как и чем народ кормит. Голодный человек всегда опаснее недовольного. А сытый, да ещё и вкусно сытый, бунтовать поленится.

И сказать по правде, с этой логикой спорить было решительно незачем.

– Но Никифору ни слова, – повторил Морозов с нажимом.

Я поднял руку, будто застёгивая на молнию губы, и даже слегка щёлкнул пальцами для убедительности. Но воевода всё так же сидел, глядя на меня с выжидательной миной, нахмурившись, бровь чуть приподнята, подбородок поджат. Как учитель, который хочет услышать ответ вслух.

Пришлось вздохнуть и, глядя ему прямо в глаза, произнести:

– Обещаю сохранить нашу тайну.

Воевода кивнул, как будто удовлетворён был не столько клятвой, сколько самой формулировкой. Поставил локти на стол, сплёл пальцы и лениво осмотрел зал, будто только сейчас вдруг вспомнил, что стоит удостовериться в безопасности.

– Это правильно, – произнёс он задумчиво, – а не то мы с вами всё дальше и дальше отодвинемся от долгожданной утки в меду.

Голос у него был ровный, почти шутливый, но я уловил ту самую серьёзность, что пряталась между строчек. И когда он осмотрел зал, взгляд его скользнул по каждому из посетителей: по пожилой паре у стены, по молодому официанту, по одинокой женщине у окна с блокнотом в руках. Казалось, он видел не только лица, но и запахи, и настроение, и то, с какой ноги кто встал сегодня утром.

Я только улыбнулся про себя. Знал ведь: оценил он всё ещё на пороге. Каждого. И меня тоже, наверное.

Однако настроение моего спутника резко переменилось. Морозов помрачнел, словно тень от облака упала прямо на его тарелку, и глухо выругался себе под нос. Вышло коротко, но с такой выразительностью, что воздух будто стал на градус холоднее.

Я не сразу понял причину, но проследил за его взглядом… и всё встало на свои места.

К нашему столику, величественно, как баржа по весенней воде, плыла Альбина Васильевна. На даме было бежевое платье, аккуратное и вычурное одновременно: с золотым шитьем по вороту, высоко закрытым в азиатской манере, но с деликатным вырезом, позволяющим тонкой цепочке с полупрозрачным камнем лениво покоиться на груди. Выглядела она так, словно направлялась если не на прием к самому императору, то уж точно к его жене на чашку чая. И, что самое обидное, уверенность в её походке говорила, что она знала, что выглядит безупречно.

– Доброго денечка, господа, – пропела она голосом, в котором сиропа было больше, чем в бутылке из лавки сладостей. Остановилась рядом с нашим столиком, как будто мимо просто проходила. – Неужели вы решили откушать знатной еды? Вы выбрали отличное место. Вы позволите?

Глаза её при этом смотрели исключительно на меня, словно Морозов был просто частью мебели, пусть и массивной.

Я поймал на себе умоляющий взгляд воеводы, который всем видом демонстрировал, что готов сбежать даже через окно, если понадобится. Однако вслух он ничего не сказал, только медленно сглотнул, с показной невозмутимостью, как будто и не замечал женщины в золоте и шелках.

Не дожидаясь ни приглашения, ни одобрительного кивка, Альбина Васильевна плавно опустилась на свободное кресло, как будто он с самого начала был оставлен именно для неё. Края её платья расправились, как парус, руки изящно сложились на коленях, и она, не моргнув, продолжила так, будто разговор уже шёл, и мы были просто обязаны слушать.

– На днях тут произошёл… казус, – с намёком на скандальчик начала она, деликатно понижая голос, будто делилась тайной вселенской важности. – Несколько посетителей утверждали, что в зал выбежала крыса. Размером… с кошку. Или даже с небольшую собаку, если верить особенно впечатлительным свидетелям.

Краем глаза я заметил, как у Морозова напряглась скула. Он всё ещё молчал, но его взгляд ясно говорил, что если крыса действительно была размером с собаку, то он бы с ней предпочёл пообщаться, чем слушать эту историю.

– Якобы, – продолжала дама, сцеживая каждое слово с напускной серьёзностью, – этот зверь носился по залу, стрекотал и не реагировал на молитвы распорядителя.

Она хитро сощурилась, посмотрела на меня с лёгкой, почти заговорщицкой улыбкой и хмыкнула:

– Я, признаться, могу поверить в размер крысы. Тут она вполне способна была бы откормиться и не до такого состояния, уж поверьте. Но чтобы, – женщина подняла палец, словно собиралась начертить в воздухе нечто значительное, – не смутиться молитвы праведного человека… Никогда не поверю. Все уважающие себя грызуны сразу замирают от особого псалма про вредителей, как от холода. Стоит произнести нужные строки и любая крыса столбенеет. Потом её можно спокойно брать за хвост… и уносить прочь. Как нерадивого жильца.

Она с удовольствием замолчала, глядя, как мы оба: я с притворной вежливостью, Морозов с плохо скрываемым ужасом, перевариваем её рассказ.

Я, признаться, подумал, что Мурзик успел наследить здесь изрядно.

– Не слышал о таком ритуале с псалмом, – признался я, стараясь сохранить нейтральный тон.

– Вы в Северске не так давно, Николай Арсентьевич, – нараспев произнесла Альбина Васильевна. – Потому и не знаете всех наших маленьких, но весьма действенных секретов.

Она чуть приподняла подбородок и обратила свой полный внимания взор на Морозова. Тот попытался сделать вид, будто его не существует вовсе. Дышал через раз, взгляд уронил в скатерть, словно рассчитывая, что если не смотреть в глаза опасности, то она пройдёт мимо. Но, как это обычно бывает, именно этим притворным безразличием он и привлёк к себе внимание секретаря Совета.

– А вы, Владимир Васильевич, – пропела она, – верите, что порядочная северская крыса не поддалась бы словам правильного псалма?

Морозов напрягся всем телом, как старый пружинный диван, и с достоинством выдавил:

– Понятия не имею. Меня в этот момент тут не было.

Он сделал акцент на последнем слове так, будто надеялся, что его можно будет зачесть как железобетонное алиби.

Альбина Васильевна улыбнулась уголками губ, мол, «ну-ну», и отвела взгляд, но всем своим видом показывала, что вернётся к этому вопросу непременно. Возможно, за другим столом. Или в другой жизни. Но вернётся.

– Стоит признать, что это была не крыса, – продолжила Альбина Васильевна тем же ровным тоном, словно не замечая состояния своего собеседника, который уже почти растворился в скамье. – Значит, свидетели обманулись. Не зря ведь говорят, что у страха глаза велики. Наверняка это был кот. Заскочил с улицы – ну, мало ли, открыли дверь, на кухне запахи… Вот он и носился тут с визгами.

Она сделала паузу, с удовольствием расправляя складку на рукаве, будто именно там спряталась та самая мифическая «крыса».

– Именно так и решила служба контроля, – с легкой гордостью добавила она. – Проверили заведение вдоль и поперёк, и не нашли ни малейших следов крысиного присутствия. Ни погрызенных мешков, ни помёта. Чистота как в монастырской келье. Правда, один повар взял больничный. Ходили слухи, что его эта крыса укусила. Но сам он заявил, что просто переработался. И, мол, надумал отдохнуть, привести нервы в порядок.

– Много работать вредно, – решил я вступить в беседу, чтобы как-то отвлечь внимание от Морозова и направить разговор в менее зубастое русло. – Особенно если работа на кухне – там, знаете ли, и жара, и ножи, и пар, и коты, которые похожи на крыс.

Альбина Васильевна взглянула на меня внимательно.

– Вы, князь, очень быстро вникаете в местные тонкости, – с намёком сказала она. – Надеюсь, у вас хватит мудрости их не только понять… но и правильно использовать.

Я кивнул, не уточняя, что именно она имеет в виду. С этой женщиной всегда лучше сначала кивнуть… а уже потом разбираться, что ты только что согласился делать.

– Ваш помощник тоже очень редко отдыхает, – заметила Альбина с легким вздохом сожаления. – Вам стоит дать ему несколько дней, чтобы он выспался, прогулялся. Быть может, даже посетил культурные места нашего города. Владимир Васильевич, а вы давно были в театре?

Морозов икнул, потом мотнул головой и закашлялся.

– Вы занемогли? – мягко осведомилась Альбина и вынула из сумочки небольшой треугольник из бумаги. – Тут сбор из трав. Заварите на ночь, выпейте и ложитесь почивать. Наутро забудете о хворобе.

Воевода смотрел на подношение как на ядовитую змею. Я не удержался и легонько пнул его под столом. В конце концов, не стоило вести себя так невежливо, даже если Альбина и впрямь была ведьмой.

Морозов посмотрел на меня с таким выражением, будто я предал его присягу и отдал с потрохами прямо в лапы хищнику. Он даже медленно покачал головой, мол, не ожидал такого от тебя, княже.

– Благодарю, – буркнул он, осторожно взяв треугольный пакетик двумя пальцами, будто тот мог в любой момент шевельнуться. – Очень… кстати.

– Это старинный рецепт, – с лёгкой улыбкой пояснила Альбина Васильевна, сверкая кольцом на пальце. – Там и зверобой, и чабрец, и мелисса… Но главное – душица. Она сердце лечит и характер смягчает.

– Характер у нас железный, – не удержался я от комментария.

Морозов прищурился, но промолчал.

– Вы только не кипятите воду слишком сильно, – продолжала Альбина. – Травы могут обидеться. Им нужно ласковое тепло, а не бурлящий котёл.

– Попробую договориться с чайником, – процедил воевода.

– Обязательно, – кивнула она и плавно перевела взгляд на меня. – А вы, Николай Арсентьевич, всё такой же бледный. Вам тоже не мешало бы отдохнуть. Хотя бы на вечер. Могу порекомендовать вам несколько чудесных мест для прогулок. Или хорошую книгу… если вы всё же умеете отдыхать, а не только спасать наш край.

– Иногда мне удаётся совместить, – отозвался я, поправляя салфетку. – Особенно если книга не очень толста, а прогулка заканчивается там, где подают уху и карпа на углях.

– Ага, – хмыкнул Морозов. – Куда уж нам до культурных вечеров, когда есть горячее и хлеб с чесноком.

Альбина сделала вид, что не услышала, и с довольной улыбкой отпила воды из бокала, поставленного разносчиком чуть раньше. Потом неспешно встала.

– Ну что ж, господа. Не буду мешать вам наслаждаться трапезой. Хотя скажу по секрету: травы работают лучше всего, если заварены с добрыми мыслями. Так что, Владимир Васильевич, на ночь думайте о хорошем. Например, обо мне. К слову, – она обернулась ко мне, – я обдумала ваше предложение. И готова приступить к работе в Управе. Не бросать же вас без помощи.

И, не дожидаясь ответа, покинула наш столик с той грацией, которую не всегда удаётся сохранить даже балеринам.

Воевода шумно выдохнул и уставился на треугольник с травами, лежащий у него на ладони.

– Она меня точно сглазить хочет, – мрачно заявил он.

– Или вылечить, – заметил я с торжествующей улыбкой. – С такой помощницей дела у нас пойдут в гору.

Морозов вновь взглянул на бумажный треугольничек в своей руке, с сомнением повертел его, потом сунул в нагрудный карман. Сделал это аккуратно, словно складывал туда нечто потенциально ядовитое. Тяжело вздохнул, с надрывом, как человек, осознавший, что жизнь не будет прежней.

– Признаться, – хмуро начал он, – вредная она баба, но… толковая. Вот что ни говори, а на посту секретаря Управы из неё может выйти толк.

Я изобразил удивление, хотя подозревал, к чему он клонит. Морозов между тем продолжил, глядя в сторону, будто говорил не мне, а горшку с мятой.

– Во-первых, она всех знает. Все сплетни, все связи, кто кому чего должен, кто с кем делил пирог, а кто с кем не делит. А во-вторых, Осипов с ней взвоет.

– Это плюс? – уточнил я, изо всех сил стараясь сохранить серьёзность.

– Это великолепно, – отозвался воевода с мрачным удовлетворением. – Учитывая, что этот мелкий пакостник последнюю неделю только и делает, что шуршит против нас, как мышь в архиве, надеясь чем-то досадить. А тут его же человек – и вдруг к князю в услужение, да ещё в Управу. Да он на желчь изойдет.

– Не боитесь, что он Альбине жизнь попортит?

– Ничего, – отмахнулся Морозов. – Она выживет. И, между прочим, начнёт работать на вас. А Осипов… он ведь у нас какой? Вспыльчивый, мстительный, мелочный. Рано или поздно от обиды начнёт делать глупости. А это, простите за прямоту, только нам и на руку. Чем больше он ошибается, тем быстрее его подвинут. Или сам себя спалит.

Я кивнул, чувствуя, как в душе скребётся лёгкая, почти неприличная надежда.

– Значит, вы считаете, что игра стоит свеч?

– Я считаю, что раз уж эту ведьму нельзя игнорировать – надо её приручить, – сказал Морозов, потянулся к графину с водой и налил себе в стакан. – И поставить к дверям. Пусть охраняет.

Я не стал спорить. В конце концов, в этом был смысл.

Глава 24
Перемирие

Морозов не обманул. Кормили в заведении и правда на славу. Я даже не успел заметить, как съел все.

– Как вам трапеза? – с улыбкой уточнил подошедший официант.

– Выше всяких похвал, – ответил я и откинулся на спинку кресла. – Мой воевода был прав: так вкусно не кормят даже в столице.

Сидевший напротив Морозов понимающе усмехнулся. А официант благодарно склонил голову. Видимо, моя похвала пришлась ему по душе:

– Благодарю, мастер-князь. Для нашего заведения важно ваше одобрение. Желаете что-нибудь еще?

Я покачал головой:

– Принесите счет, пожалуйста.

Официант кивнул и удалился мягко, почти неслышно. Морозов откинулся на спинку кресла, потянулся, заложив руки за затылок, и с удовольствием выдохнул:

– Вот теперь я понимаю, что живу. Без доброго перекуса даже служба не служба.

– Не спорю, – ответил я, поправляя манжету. – Кажется, после местной еды я готов на новые свершения.

Воевода усмехнулся и хотел было что-то ответить, но в этот момент, к столу подошел официант, который положил передо мной счетницу с лежащим внутри чеком. Я открыл ее, вынул из бумажника пару купюр и положил внутрь:

– Здесь небольшие чаевые вам и мастеру-повару, – пояснил я, передавая оплату парню.

– Благодарю, мастер-князь, – произнёс тот, чуть склонив голову. – Возвращайтесь к нам еще.

– Непременно, – с улыбкой ответил я и встал из-за стола.

Мы пересекли зал, попрощались с распорядителем, и Морозов толкнул дверь, выпуская нас в прохладный дневной воздух с примесью речной сырости и ещё тёплым запахом выпечки. Видимо, в пекарне неподалеку только достали булки из печи. Ветерок шевелил занавески на втором этаже ресторана, звонко звякали колокольчики над дверью. Солнце стояло уже высоко, отблески играли на мокрой после дождя мостовой.

– Куда теперь? – чуть прищурившись от света, спросил Морозов.

– Пожалуй, все дела в городе на сегодня доделаны, – ответил я, спускаясь по ступеням. – Возвращаемся домой.

Владимир кивнул:

– Впервые едем в особняк не поздним вечером. Это… необычно.

Мы двинулись к машине. Морозов привычным движением открыл мне дверь, я опустился в кресло. Воевода же обошел авто, сел на место водителя и завел двигатель. И машина выехала на дорогу, плавно вписываясь в поток.

Я устало прикрыл глаза. После плотного обеда накатывала легкая дрема. Но недолгий покой прервал завибрировавший в кармане телефон. Я достал аппарат, взглянул на экран и поморщился: на дисплее высвечивался номер Осипова.

Брать трубку не хотелось. Мастер-старший советник уже наверняка знал, что я нанял секретаря. И если бы было что-то важное, он связался бы со мной через него. А ехать в Совет по очередному пустяку я не горел желанием. Но немного поколебавшись, я все же нажал кнопку приема вызова:

– У аппарата.

– Добрый день, Николай Арсентьевич, – послышался в динамике сухой голос, в котором сквозило явное недовольство. – Поздравляю вас с наймом нового секретаря для городской управы. Старый князь обычно не вел дела в Северске. Предпочитал принимать всех в своей резиденции.

– Времена меняются, – холодно ответил я. – И правила тоже.

– Перемены – это хорошо, – произнес Осипов, и я отчетливо услышал в его голосе легкую иронию. – Но хотел бы напомнить, что по штату князю не положено два секретаря. Имею в виду, чтобы потом не возникло прецедентов…

– Знаю, – сказал я спокойно. – Веру Романовну я сделаю секретарем семьи. К штату она отношения иметь не будет, так что по этому поводу Совет может не переживать.

– Это хорошо, – произнес собеседник.

В динамике повисла короткая пауза. И я хотел было уже попрощаться, как Осипов уточнил:

– Как идёт приём заявок для проведения конкурса?

– Всё регистрируется секретарём, – отчеканил я. – Так что я готов предоставить Совету отчет о принятых к рассмотрению заявках в любое время. Тем более что очень скоро конкурс уже закончится…

– И Совету нужно будет проголосовать за артели, которые возьмутся за работу, – перебил меня Осипов. – Представители княжества, через выборных в Совет людей должны сами выбрать тех, кто сделает работы качественно, в срок и при этом запросит минимальную цену.

– Не спорю, – ответил я. – Так и поступим.

– Вот и хорошо, Николай Арсентьевич, – голос в динамике стал приторно-медовым. – Тогда до встречи.

– До встречи, – ответил я и завершил вызов. Убрал телефон в карман пиджака, посмотрел в боковое окно. За дорогой протянулся перелесок, в просветах между стволами вспыхивали невысокие лужицы после ночного дождя. Сквозь приоткрытое окно ветер нес запах сырой хвои.

Некоторое время, в салоне царило молчание. Машина катилось по трассе, и гул шин успокаивал мысли.

– Что на этот раз потребовалось мастеру старшему советнику? – хмыкнул Морозов, не отрываясь от дороги.

– Напомнил про то, что выбор артелей – это коллегиальное решение, – ответил я, глядя, как тёмная лента трассы уходит вперёд, распарывая лес. – И наверняка уже думает, как заявить отвод промышленникам как заинтересованной стороне. Чтобы все проголосовали как надо, и я не смог бы наложить вето.

Дорога шла меж густых деревьев. Лес тянулся плотной стеной, шумел по обе стороны шоссе, и ветер гулял меж стволов, как дыхание живого существа. Кроны смыкались над дорогой и казались сводом, поросшим зелёной позёмкой света. Редкие капли дождя, застрявшие в хвое, а затем мерно, срывались на крышу. В просветах между кронами пробивались солнечные лучи, дробясь на золотую пыль.

– Здесь будто время останавливается, – пробормотал я, глядя на мелькающие стволы. – Всё медленнее, чище…

– Нравится мне этот участок, – согласился воевода, – будто кто из старшего народа его бережёт. А может быть, места здесь и правда священны.

Я кивнул. В голове мелькнуло странное ощущение – как будто кто-то вглядывается из глубины чащи. Но стоило моргнуть, и чувство рассеялось, оставив только лёгкую дрожь в висках.

* * *

Поместье встретило нас привычной тишиной и запахом свежескошенной травы. Возле ворот играли два воробья, а за аллеей шумел сад, залитый светом. Лисы вновь не было видно.

Машина мягко покатилась по гравию, остановилась у крыльца. Морозов заглушил двигатель и повернулся ко мне:

– Прибыли, мастер-князь, – произнес он.

– Спасибо, – ответил я, открыл дверь и вышел из машины. Вдохнул полной грудью свежий воздух, взглянул надом. Особняк стоял передо мной величаво, окна отражали небо, в котором проплывали редкие облака.

Из кустов выскочил Аргумент. Пес радостно вильнул хвостом, подбежал к Морозову и ткнулся в бедро. Тот присел, в два привычных движения погладил пса по холке.

Следом из-за угла вышел невысокий мужчина. Я сразу его узнал. Именно он убирал листья с дорожек в первую ночь, когда я только прибыл в Северск. Коренастый, с хитроватым лицом и аккуратно подвёрнутыми рукавами потертой курточки. На голове мужчины красовалась широкополая соломенная шляпа. И заметив его, Аргумент ткнулся носом в ладонь Морозова, словно на прощание, и потрусил в сторону мужчины. Тот не смутившись, присел на корточки, поднял с дорожки палку и бросил ее псу. Аргумент поймал её в воздухе, принёс обратно. И только теперь я заметил, что толстая ветка была вся в отметинах зубов.

Мужчина взял палку, потрепал пса:

– Хороший мальчик, – похвалил он, и Аргумент коротко тявкнул.

– Если пес признал, значит, человек, наверное, неплохой, – едва слышно произнес я.

– Дворовые хорошо ладят с животными, – ответил Морозов. – Это у них в крови.

Мужичок, заметив нас, поспешно смахнул с брюк траву и поклонился.

– Доброго здравия, барин… то есть мастер-князь, – поправился он, потупив глаза. – Не серчайте, я… за собачкой тут приглядел, пока вы в город ездили.

Я только улыбнулся:

– Это хорошо. Правильно.

– Стараюсь делать работу, покамест вас нет: чтоб к вашему возвращению чисто, да чин по чину. Дорожки в саду переложил, за деревьями присмотрел, чтобы веток сухих не было. А тут не думал, не гадал, что вы так рано освободитесь.

Я открыл было рот, чтобы ответить, но мужичок вдруг нахмурился и махнул рукой:

– Совсем вы меня, мастер-князь заболтали. У меня еще дел уйма, а я здесь с вами лясы точу. Пора мне.

С этими словами он развернулся и скрылся за углом поместья. Морозов проводил его долгим взглядом, в котором читалась едва заметная грусть.

– Точная копия Тихона, – пробормотал он. – Даже походка та же. Только ростом побольше будет.

– Кто такой Тихон? – живо поинтересовался я.

– Да так, мастер-князь – отмахнулся Морозов. – Один старый знакомый.

Я только кивнул, не желая лезть воеводе в душу и пытаться выяснить подробности. Хотя, признаться, меня мучило любопытство, откуда у Владимира друзья из дворовых.

Мы поднялись по ступеням крыльца, я потянул на себя тяжелую дверь, и мы вошли в гостиную, где за столом, склонив голову, сидела Вера. Перед ней лежал раскрытый блокнот, в который девушка с сосредоточенным видом что-то записывала. Свет из окна ложился ей на плечо, и, казалось, будто она сама светится, словно слуга Всевышнего, который спустился на землю, чтобы помогать людям.

– Добрый день, – произнес я, и секретарь обернулась:

– Николай Арсентьевич, – сказала она, вставая с кресла. – звонил Осипов. Просил предоставить Совету список заявок с краткими сметами.

Я кивнул:

– Подготовьте все необходимое и перешлите заказным письмом в канцелярию. С сопроводительной запиской, что это принятые заявки, остальные будут присылаться по мере поступления в секретариат.

Вера кивнула, оставила пометки в блокноте и легкой походкой направилась в сторону кабинета. Я застыл, с улыбкой глядя ей вслед и думая, что пунктуальность в ней сочеталась с какой-то домашней мягкостью.

– Через полчаса обед поспеет, – послышался за спиной голос Никифора, который вырвал меня из раздумий. Я обернулся. Домовой стоял в дверях столовой, глядя на меня.

– Щи скоро настоятся, каша на подходе, пирог с капустой, и компот безо всякого этого… варварства столичного, – гордо продолжил Никифор, заметив, что я обратил на него внимание.

Я улыбнулся:

– Благодарю. Но до обеда мне еще нужно завершить одно важное и очень тяжелое дело. Надеюсь, успею закончить его до того, как подадут на стол.

Домовой понимающе кивнул:

– Дела есть дела. Но на обед не опаздывайте, – строго произнес он. – А то я тут стараюсь, а потом за столом пусто.

– Постараюсь, – честно ответил я, и домовой исчез в столовой. Я же пересек гостиную, прошел через коридор и вышел на террасу заднего двора. Покосился в сторону забора, за которым высились кроны деревьев лесной опушки.