Текст книги "Княжество (СИ)"

Автор книги: Каин Градов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 16 страниц)

Глава 16
«Фонд Завета»

Я вышел на крыльцо. Морозов стоял рядом с машиной и трепал по холке Аргумента. Пёс довольно щурился, и при моём появлении тихо фыркнул, словно напомнил, что теперь он тоже часть княжеской свиты.

– Хороший пес, – с нажимом сказал воевода и погладил зверя между ушей. – Правильно сделали, что забрали его себе.

– Не обижает других собак? – уточнил я с улыбкой, подходя ближе.

– Он умный, – уверенно ответил Морозов. – Даже миски их не трогает. Понимает, что старость надо уважать.

Я усмехнулся, открыл дверь и сел в салон. Аргумент проводил меня внимательным взглядом, будто проверяя, что всё делаю по уставу. Морозов занял место за рулём, завёл двигатель и, повернувшись ко мне, приподнял бровь.

– Куда едем, княже?

Я продиктовал ему адрес, где предлагал встречу Молчанов. Воевода кивнул, и авто выехало с территории и свернуло на шоссе, уходящее в сторону леса. На мгновенье мне померещился рыжий хвост, который сразу же исчез в ближайших кустах.

Дорогу и лес затянул молочно-белый туман. Такой плотный, что его, казалось, можно было резать ножом. Фары выхватывали мокрый асфальт, блестящий будто стекло.

Силуэты деревьев с обеих сторон смыкались в высокий коридор. Тёмные стволы тянулись вверх, кроны переплетались. Иногда в свете фар в тумане мелькали белёсые берёзы, словно призрачные стражи.

Машина мчалась вперёд, фары выхватывали из марева только несколько метров дороги, а дальше путь застилал туман. И в этой дымке мне всё время чудилось движение, как будто кто-то невидимый идёт рядом, с интересом наблюдая за нами. И ждёт, когда мы оступимся.

Ощущение чьего-то присутствия было настолько явным, что я поёрзал в кресле и поправил воротник пиджака. Морозов бросил на меня короткий взгляд, но не произнес ни слова.

На встречной полосе появилась патрульная машина жандармерии. Белая, с широким синим мазком краски вдоль борта, она казалась здесь чужеродной, как знак порядка на покрытой туманом трассе в этих диких местах,

Фары нашей машины и их свет полоснули друг друга навстречу, и на секунду лица внутри салона стали видны. Два жандарма, сосредоточенные и хмурые, скользнули по нам взглядом.

Я чуть повернул голову, следя, как их машина исчезает за поворотом. А затем откинулся на спинку сиденья и задумался о «Фонде Завета».

Я, выдержав паузу, всё же спросил:

– Вам что-нибудь известно об этом фонде?

Морозов пожал плечами, взгляд его оставался спокойным, но в голосе проскользнула тень настороженности:

– Только то, что его основал ещё старый князь. Причём аккурат перед самой смертью. По задумке правителя, для работы в этот фонд должны были набираться существа из старшего народа.

Я постучал пальцами по подлокотнику, будто отбивая ритм, и пробормотал:

– А теперь он ожил. Как раз в тот момент, когда пришло время конфисковывать имущество Курносова.

Воевода повернул голову, посмотрел на меня пристально:

– Вы им не доверяете?

Я пожал плечами, стараясь придать жесту безразличие, хотя внутри было неспокойно:

– Ну почему же? Какой смысл был оставлять телефон, если бы эти… люди хотели меня обмануть? Да ещё и приглашать после этого на встречу.

Помолчал, затем добавил, чуть тише:

– Просто странно всё это. Слишком уж вовремя они объявились.

Морозов хмыкнул, но взгляд его задержался на дороге дольше обычного, словно и сам почувствовал: за совпадениями почти всегда кто-то стоит.

– И в чём странность? – уточнил Владимир, скосив на меня внимательный взгляд.

Я покачал головой, пытаясь подобрать слова:

– Это сложно объяснить. Просто… мне показалось, что этот Молчанов будто умеет читать мысли.

Морозов хмыкнул, но без улыбки:

– Ну, у старшего народа свои особенные таланты. Может, он и впрямь умеет делать что-то подобное.

Я провёл ладонью по колену, словно стирая невидимую пыль, и продолжил:

– А ещё мне кажется, что именно они убедили Курносова переписать имущество. Слишком уж быстро он сдался.

– Пока что я не вижу в этом фонде ничего дурного, – спокойно возразил воевода. – Деньги, мастер-князь, – они только людям интересны. У старшего народа свои ценности. Им не нужно злато и серебро, если только это не…

– … драконы, – закончил я за него, а потом, немного сдав голос, переспросил: – Неужто такие тоже есть в нашем мире?

Владимир усмехнулся уголком губ, но взгляд его потемнел, будто он видел больше, чем собирался сказать вслух:

– Много чего есть во всех мирах, – ответил Морозов загадочно, и в машине на миг стало тише, чем хотелось бы.

Я не решился уточнять, что именно считается ценным для старшего народа – не хватало ещё угодить в лекцию, после которой сон был бы обеспечен. Вместо этого сунул руку в карман пиджака и нащупал там гладкую, тёплую поверхность жёлудя.

Жёлудь, к слову, тот самый, поднятый ещё у хижины, где мы разбирали земельный спор между Митричем и Иволгиным. С тех пор я его не искал и уж точно не перекладывал. Но каждый раз он словно сам находил дорогу обратно в мой карман, как непрошеный, но настойчивый спутник.

Я не стал удивляться. Это ведь Северск. Здесь всё происходит по своим, местным законам, тем, что вне пределов края не работают. И чем дольше я здесь жил, тем яснее понимал: лучше не спорить с такими мелочами. Они всё равно окажутся на своих местах.

Машина въехала в город, мягко покачиваясь на булыжной мостовой. Узкие улочки петляли, словно нарочно путали дорогу, а я вглядывался в лица прохожих. Мальчишки-газетчики наперебой выкрикивали свежие заголовки, зазывая купить свежий номер, торговцы сновали у прилавков, спешащие люди то и дело оборачивались на автомобиль, но сразу же отворачивались, словно боялись задержать взгляд дольше положенного.

Наконец, колёса мягко скрипнули у массивных ворот. Серое трёхэтажное здание возвышалось передо мной. На первый взгляд – непримечательное, но слишком ухоженное, чтобы быть просто «домом». Прямой фасад сиял свежей побелкой на карнизах, окна сверкали лаком, а обновлённая штукатурка ещё пахла известью. Дом будто бы смотрел на меня – холодным и настороженным взглядом, за которым всегда что-то скрывается.

Воевода заглушил двигатель, обернулся ко мне:

– Прибыли, мастер Медведев.

Я задержал дыхание, посмотрел на гладкие стены, за которыми явно таилось больше, чем хотелось бы знать. Вдохнул глубже, будто набираясь решимости, и тихо сказал:

– Подождите меня в машине.

Слова прозвучали просто, но внутри у меня шевельнулась тревога: будто это был не визит, а шаг в сторону чего-то, что уже ждало меня за этими полированными рамами.

Морозов молча кивнул. Я открыл дверь, вышел из машины и направился к небольшому крыльцу из серого камня. Ступени встретили меня холодным эхом, и, поднявшись, я потянул на себя тяжёлую дубовую дверь, увенчанную логотипом: голубь, летящий в синем небе и сжимающий в клюве ветку. Настолько миролюбивый, что сразу хотелось спросить, сколько стоит такой герб для домашнего камина.

Я шагнул внутрь.

В холле фонда царило оживление, для Северска совершенно несвойственное. Просторное помещение гудело голосами, как улей. По широким плитам из белого известняка туда-сюда сновали люди, переговариваясь, словно всё здесь было куда важнее и быстрее, чем за пределами этих стен.

Справа у окна группа мужчин в сюртуках ожесточённо спорила, размахивая руками так, будто решали не судьбу проекта, а что-то куда выжнее. Их громкие реплики глухо отражались от стен и тут же тонули в общем гуле.

Рядом две женщины в строгих платьях, склонившись над папками, шёпотом сверяли записи, как будто речь шла о великой тайне, хотя со стороны это выглядело, словно они спорят о правильности запятой.

И тут мимо меня стремительно пронёсся кот. Самое любопытное, что на его лапах, как мне показалось, мелькнули всамделишние лапти. Я моргнул и мысленно решил списать это на усталость. Хотя, зная Северск, можно бы задуматься: не пора ли и мне обзавестись какой-нибудь парой таких.

И стоило мне присмотреться, как сквозь привычные личины людей стали проступать облики тех, кем были эти «люди» на самом деле. У одного светились глаза, другой двигался слишком плавно, словно текла вода, у кого-то были чересчур длинные пальцы, под личиной кого-то проступали очень острые скулы. Старшего народа было настолько много, что в висках запульсировала боль. И я отступил на шаг, замотав головой, словно пытаясь отогнать морок. Видимо, здесь было слишком много разных представителей старшего народа, и мое чутье начало сдавать сбой.

– Мастер-князь.

Прозвучавший за спиной мелодичный женский голос заставил меня обернуться. В нескольких шагах от меня стояла стройная девушка в тёмно-сером платье, идеально сидящем на фигуре. Ткань ложилась мягкими складками, подчёркивая тонкую талию и изящные плечи. Волосы, убранные в строгий пучок, казались слишком гладкими, будто прядь к пряди уложены с помощью невидимой руки. А большие выразительные глаза смотрели на меня. И когда её взгляд встретился с моим, на миг показалось, что глаза её слишком яркие, будто в них плескалась вода, отливающая синим и серебристым блеском.

– Добро пожаловать в фонд «Завета», мастер-князь, – произнесла она, чуть склонив голову. Голос её звучал бархатно, тянулся, словно струйка воды по камню, и в нём было что-то обволакивающее. Не слова, а песня.

Я поймал себя на том, что в первое мгновение хотел слушать её дольше, чем следовало. Внутри что-то дрогнуло: желание кивнуть, согласиться со всем, забыть, зачем пришёл. Глаза её блестели слишком ярко, и за привычной оболочкой вдруг проступило иное – влажный отблеск кожи, ровный изгиб губ, волосы, будто ещё не обсохшие после выхода из глубины.

Она нахмурилась, тревожно глядя на меня:

– Мастер-князь, с вами всё в порядке?

Я растерянно кивнул, заставив себя выдохнуть:

– Да… я в порядке.

– Довольно, Софья, – раздался голос откуда-то сбоку, глухой и властный.

Девушка вздрогнула, будто её дёрнули за незримую нить, и чуть виновато опустила глаза.

– Да оно как-то случайно вышло, – пробормотала она извиняющимся тоном.

И я ощутил, как её чары отступают, растворяясь, словно лёгкая дымка, которую развеял сквозняк.

Я резко обернулся. За моей спиной стоял высокий, сухощавый мужчина в сером костюме с идеально завязанным галстуком. Тронутые сединой волосы были аккуратно уложены, а борода подстрижена явно недавно.

– Простите, Николай Арсеньтевич, – смущенно произнесла сирена, и, опустив глаза, поспешно шагнула в сторону.

– Извините мою помощницу, – произнес мужчина. – Она еще не умеет контролировать свою силу. Но поверьте, мы работаем над этим.

– Вы… – начал я.

– Прошу прощения, что не представился, – с улыбкой продолжил мужчина, поправив на переносице очки в дорогой золотой оправе. – Меня зовут Тимофей Платонович Молчанов. Я мастер-управляющий этого фонда и пытаюсь поддерживать здесь некое подобие порядка. Но выходит так, как выходит. Это со мной вы разговаривали по поводу имущества Курносова.

Я кивнул:

– Очень приятно, Тимофей Платонович.

– Простите, что не представился вам сразу после вступления вас в должность, – живо продолжил мужчина. – Просто… бывает несколько дней в году, когда я стараюсь не выходить из дома, в связи с некоторыми… природными обстоятельствами. И как только эти обстоятельства прошли, я сразу занялся делами.

Я всмотрелся в лицо собеседника. Но оно было… человеческим. Почти человеческим. Слегка бледная кожа, как будто этот человек редко бывал на солнце. Впрочем, за время проживания здесь с уже понял, что солнце в этом регионе не слишком частый гость. Резкие скулы и тонкие губы, в которых угадывалась хищная сдержанность. И только холодные, серо-стальные глаза выдали в нем не человека. На мгновение, мне показалось, что в глубине зрачков тлеет красноватый отблеск, как у углей в темноте. Но стоило Молчанову моргнуть, как этот блеск пропал.

Он увидел, что я это заметил, и усмехнулся, чуть приподняв уголок губ:

– Рад, что вы умеете смотреть глубже, мастер-князь. Не все обладают этим даром.

– Увы, я этому не учился, – спокойно ответил я. – Оно само как-то пришло.

– Память крови, – понимающе протянул мужчина.

– Кто вы? – спросил я, решив отбросить смущение.

– Дампир, дитя человека и вампира, – с достоинством сообщил Молчанов. – Такие как я редко встречаются. Мой вид не всегда способен контролировать порывы нашей натуры. Мы бываем слегка несдержанны. И это приводит к гибели.

– От переедания? – без улыбки уточнил я.

– От вил и факелов, – мужчина развел руки в стороны. – В некоторых землях вампиры – частое явление. И люди помнят, как нас отличить от бирюков соседей. А еще они помнят, как нас убивать. Некоторые способы способны только рассмешить, но есть и успешные способы.

– Удивительно, – произнес я, не зная, как еще реагировать на эту информацию.

– Мир таков, – кивнул Молчанов. – Меня радует, что вы смогли принять законы нашего мира, хотя узнаете о них только сейчас. Насколько я понял, вы жили там, где о других существах вспоминают только в сказках.

– Все так, – кивнул я.

– Старый князь боялся, что на его место придет кто-то подобный. Тот, что не сможет понять наш мир.

– Я пытаюсь его понять, – поправил я собеседника. – Остается надеяться, что у меня получается.

– Кстати, вы правильно поступили, что устроили водяного Илью на место начальника рыбохраны. Он весьма…

Молчанов замялся, словно подбирая слова, а затем продолжил:

– Мужчина энергичный. Только вот его бы энергию, да в мирное русло. А на посту, он будет приносить пользу княжеству.

– Никогда бы не подумал, что представители старшего народа будут так беспокоиться о судьбе княжества, – пробормотал я.

– О, поверьте, именно для этих целей князь и собирал нас здесь долгие годы, – лукаво ответил Молчанов. – У это есть, не побоюсь этого слова, поистине великая цель. Ну, вернее, была, пока князь скоропостижно не скончался, так и не доведя дело до конца. Эх, жаль его. Такой хороший человек был, душевный, с первой группой крови. С отрицательным резусом…

Дампир сокрушенно покачал головой, словно горевал о потерянном родственнике.

– Кстати, то, что вы хотите создать комитет по надзору за нечистью тоже правильно, – произнес он, мигом сменив тему разговора. – А то много ее по городам да окрестностям ходит. И не вся с благими намерениями.

Я с недоверием покосился на стоявшего передо мной дампира, и тот тут же добавил:

– Нет, Николай Арсентьевич, пусть я и кровопийца, но правильный. Я живу давно и сумел обуздать инстинкты хищника внутри меня. Прошли те времена, когда я нападал на припозднившихся путников, чтобы осушить их тела.

Я гулко сглотнул и поправил ворот рубашки.

– Простите мне мою откровенность, князь. Но я хочу, чтобы между нами не было недосказанностей. Я действительно пью кровь. Но уже много лет делаю это не удовольствия ради, а чтобы не захиреть и в упыря не деградировать. И всю кровь я покупаю у лекаря из лазарета святой Варвары, который по старой традиции лечит некоторых жителей Северска кровопусканием. Дикость, конечно, но люди верят в силу этой процедуры. На мое счастье.

– Мда, – протянул я, подумав, что лекарь, пожалуй, нарушает клятву, данную покровителю своего ремесла.

– А вот у какого именно целителя я беру кровь – не скажу. Пусть это будет наша маленькая с ним тайна. Но кроме меня есть и другие, нехорошие существа. И их очень много, уверяю вас.

– Вы… – начал я.

– Да, точно. Что-то мы с вами заговорились, – спохватился Молчанов. – Позвольте, я проведу экскурсию. А заодно введу вас в курс дел фонда. Если вы, конечно, не торопитесь.

Он замялся на секунду, а затем добавил:

– Идемте.

И зашагал вглубь холла. Я же только усмехнулся и направился на ним, понимая, что идущий впереди… «человек» явно умеет читать мысли. И при этом совершенно не стесняется делать это в открытую.

Глава 17
Экскурсия

Мы шли по коридору с серыми стенами, на которых висели картины старого Северска. Улицы, которых уже не существовало, купола, что давно потемнели, дома, которые успели рассыпаться под гнетом времен. Свет от потолочных ламп отражался в стеклянных рамах и придавал картинкам призрачный блеск – словно это была не живопись, а небольшие окна в прошлое, где всё ещё шумят ярмарки и бродят гордые купцы.

– На ваш немой вопрос отвечу вслух, – произнёс Молчанов, идя впереди с такой лёгкостью, что его шаги звучали почти неслышно. – Прошлый князь прекрасно понимал: княжеству нужны собственные ресурсы. Долго обдумывал, взвешивал, и в итоге создал Фонд Завета.

Он обернулся на секунду, взглянул на меня поверх очков и продолжил уже с оттенком гордости:

– Фонд имеет несколько подразделений, каждое курирует отдельное направление: школы, лекарни, инфраструктура.

– Благое дело, – заметил я с лёгкой иронией, – звучит так, будто Северск вот-вот превратиться в образцово-показательную губернию.

Молчанов не уловил сарказма или притворился, что не понял о чем я:

– И надо отметить, недавний ремонт гимназии у нас получился славным, – сказал он с достоинством. – Все средства были потрачены на дело до последней копеечки.

– Это редкость, – пробормотал я, оглядывая очередной ряд картин. – Чтобы хоть кто-то в Северске довёл смету до конца. Обычно копеечки растворяются где-то по дороге.

Молчанов чуть усмехнулся уголком губ, но возражать не стал.

– Так зарабатывается хорошая репутация среди возможных инвесторов, – заметил я, глядя на очередную картину с видами Северска, где даже в мазках краски чувствовалась некоторая тоска по несбывшемуся.

– Именно, – подтвердил Молчанов, чуть кивнув. – В планах было создание и финансирование агрохолдинга или, как минимум, нескольких предприятий под княжеским управлением. Но, увы, пока нам не удалось набрать в этот отдел достаточно компетентных полевиков. Так что проект поставлен на паузу.

В его голосе скользнула лёгкая грусть. Честно говоря, мне трудно было представить, чем сельское хозяйство могло так трогать сердце дампира, но на мой невысказанный вопрос он отвечать не спешил.

– Старый князь хотел, чтобы Северск расцвёл и стал северными воротами Империи, – продолжил Молчанов уже увереннее. – И планы эти были поистине грандиозными. Жаль только, что многое осталось незавершённым.

Он толкнул одну из дверей, и под потолком вспыхнули лампы дневного света – ярко, почти ослепительно, как будто в полдень распахнули ставни. Я не удержался и ахнул.

В центре просторного зала на постаменте раскинулся макет Северска. Восстановленные дома, отреставрированные под начало прошлого века, сияли свежей краской. В свете ламп блестели купола храмов Синода, переливаясь золотом, словно их только что вычистили до последней звезды. Кружевные мостики перебрасывались через каналы, соединяя кварталы. Тут же виднелись аккуратные памятники, каменные фигуры, миниатюрные площади.

В Промышленном районе макета возвышались небольшие мануфактуры из красного кирпича, рядом высились крупные мастерские с большими окнами, через которые должно было струиться солнце. И повсюду виднелись маленькие доходные дома, в аккуратных рядах, явно предназначенные под аренду. Северск будущего выглядел правильным, слишком аккуратным, словно город мечты, в котором даже голуби летают по определенному маршруту и не портят памятники.

– Такая вот должна была выйти красота, – Молчанов обвёл рукой панораму, в голосе его звучала гордость, но и лёгкая горечь.

– Красота, спору нет, – я шагнул ближе, склонился над макетом, рассматривая миниатюрные крыши и улицы. – Только вот люди обычно ведут не так предсказуемо как игрушечные фигурки.

Молчанов чуть усмехнулся уголком губ:

– Зато у фигурок всегда порядок.

– Это должно быть стоит очень много денег, – заметил я, нахмурившись.

Молчанов кивнул, его глаза блеснули в свете ламп:

– Князь очень рассчитывал получить средства от империи на развитие туристического сектора. Чтобы в княжество приезжали люди, оставляли здесь деньги. Но… начались кое-какие сложности. И разрешить их, увы, он не успел.

Я подошёл к макету ближе, осторожно тронул пальцами миниатюрного деревянного моста, перекинутого через синюю ленту реки. Поверхность оказалась гладкой, прохладной и на миг мне почудилось, что я касаюсь чьей-то хрупкой мечты.

– Интересный проект, – пробормотал я.

Молчанов кивнув в сторону макета, заговорил чуть живее:

– Северск это не только заповедные леса, опасные для простых людей. Хищники, духи, непредсказуемые тропы – это для любопытных смертников. Но рядом есть места вполне безобидные. Тихие озёра, луга, где цветы стоят до осени, каменные гряды, с которых открывается вид на весь Северск.

– Хм, – я посмотрел на него прищурившись. – И вы хотите превратить это в туристический рай?

– Почему нет? – в голосе его прозвучала почти юношеская горячность. – Туристические маршруты. Базы отдыха для разных сезонов. Летом тут идеальна была бы рыбалка и сплав по рекам. Осенью можно устраивать охоту в безопасных угодьях. Зимой для любителей снежных забав – лыжи, санные трассы, катки. Весной – прогулки по цветущим долинам, подъем в горы, водопады…

Я хмыкнул, не удержав лёгкой усмешки:

– Словно рекламный буклет зачитали. Ещё пару фраз и я сам захочу съездить в тур на выходные.

Молчанов тоже усмехнулся, но глаза его оставались серьёзными:

– В этом и была задумка старого князя. Чтобы сюда ехали не только по службе или из нужды. Чтобы Северск стал местом, где хочется остаться хотя бы на время.

Я задержал взгляд на макете, на аккуратных домиках и мостиках. И впервые подумал: а может эта сказка способна стать реальностью.

– Ладно, идемте дальше, мастер-князь, – произнёс Молчанов и мягко кивнул в сторону двери. Его голос был спокоен, почти деловит, но в нём сквозила лёгкая настороженность. Словно он предчувствовал, что разговор так просто не закончится.

Я замялся. Слова сами вырвались:

– Не думаю, что фонд был создан только для помощи княжеству и людям.

Глаза мужчины блеснули уважением.

– Вы абсолютно правы, – кивнул он. – «Фонд Завета» учитывает и потребности старшего народа.

Молчанов на секунду замолчал, словно прислушиваясь к своим мыслям. А может и к моим.

– Вернее… не совсем так, – наконец признался собеседник.

Он осторожно провёл пальцами по лацкану пиджака, будто ища в шероховатой ткани правильные слова.

– Фонд… он мог находить средства. Чтобы задобрить тех из старших, кто слишком обижен на людей. Или слишком силён, чтобы его можно было игнорировать. Иногда, чтобы заключить сделку. Порой, чтобы погасить гнев.

Я вскинул брови, удивлённо:

– Но ведь старшему народу не особо интересны деньги… Как фонд мог задобрить кого-то из них?

Молчанов усмехнулся, но без веселья:

– Деньги – это всего лишь инструмент, княже. Их можно потратить на нужное. Закупить редкие травы, артефакты, наладить поставки чего-то важного. Иногда надо выкопать колодец или возвести небольшую молельню. Или наоборот: сравнять с землёй то, что мешает балансу. Иногда в деревне есть крайняя изба, которая раздражает мавок и ее надо выкупить у человека и разобрать на бревнышки.

Он взглянул на меня, уже чуть серьёзнее:

– Через фонд князь мог финансировать соглашения. Внешне это выглядело как пожертвование на благоустройство. А по сути это был договор. С лесовиками, с водяными, с болотными тварями… Даже с теми, кто больше не принимает человеческую сторону в расчёт. Фонд не просто помогал людям. Он держал равновесие.

– А если кто-то из старших попадал в беду? – предположил я.

Молчанов кивнул:

– Тогда фонд выступал гарантом. Помощь могла быть разной: от правовой защиты до выкупа. И раз такой представитель зарегистрирован в Синоде, то его нельзя просто оставить в беде. Даже если он не совсем человек.

Я молчал. Слова распорядителя отозвались у меня где-то под рёбрами, там, где поселилась тревога за край и за тех, кто в нём – по одну сторону привычного мне мира или по другую.

– Получается, – протянул я, – фонд был не просто благотворительной организацией…

– Скорее… буфером, – ответил Молчанов, глядя прямо в глаза. – Он смягчал удары. Улаживал то, что иначе могло закончиться кровью. И, надо признать, нередко действовал тихо. Без лишнего шума и протоколов.

Он помолчал, а потом, чуть понизив голос, добавил:

– Именно поэтому нам нужно, чтобы вы восстановили контроль над ним. Потому что Северск не выживет только на указах. Ему нужен человек, который знает, что старший народ вовсе не легенда. А соседи. И что с ними надо уметь разговаривать. Даже если они говорят… не ртом.

Я кивнул, решив, что сейчас не время задавать вопросы.

Молчанов словно прочитал мою мысль. Покачал головой, скрестил руки и заговорил, глядя куда-то поверх моего плеча, будто видел не стены и не нас с ним, а прошлое.

– Был случай… с одной ведьмой. Жила на самой границе болот, недалеко от старого охотничьего пути. Место тяжёлое: вечная сырость, туман, под ногами хлюпает даже летом. А она там жила. Ни с кем не враждовала, наоборот, помогала. К ней шли раненые звери, заплутавшие грибники.

Он чуть повёл плечом.

– К ней и дети из деревни забегали посмотреть на странную старушку. Дети видят то, чего от взрослых скрывает их опыт. Еще к ней ходили женщины с просьбами… Кому травку для мужика, чтобы хмельное не любил, кому было надо, чтобы сон к малышу вернулся. Кто-то просто молча сидел у её порога, пока не отпускала душевная боль.

Я слушал, не перебивая. Уже знал, что такие истории не требуют комментариев.

– Потом случилась беда. Небольшая стая перевертышей порвала двух лосей прямо у дороги. И кто-то из местных увидел тени… Решили, что это ведьма в зверя оборачивалась. Иначе как она там живёт? Почему её никто не трогает?

Он пожал плечами и отвёл взгляд.

– Её дом подожгли. Прямо ночью. Без суда, без разговора. Бедняга едва выбралась. Обгорела. Лес помог, хотя огня все лесные духи, кроме леших, бояться пламени до одури.

Он помолчал, а потом продолжил:

– Её приютила товарка, травница, которая жила у дальней границы. Но помощь нужна была серьёзная: лечение, еда, одежда, документы. Ведь у таких, как она, документов и не бывает. Тут и включился фонд. Без шума, без лишних слов.

Молчанов перевёл на меня взгляд. В нём было спокойствие и усталость, которая приходит с годами.

– Князь тогда выделил средства из резервного пакета. Через фонд. Переоформили старый домик под Ключевой Горкой. Провели туда воду, отопление, разбили небольшой сад, где можно было растить травы. Всё, что ей нужно. Саму ведьму устроили библиотекарем в районный отдел сортировать книги, заполнять карточки.

– А потом? – спросил я.

– Спустя время она снова начала помогать. Только тише. Кто знал, приходил. Кто не знал, тот не замечал. И никто больше не пытался поджечь её дом.

Он выпрямился, положил ладонь на ручку двери.

– Вот так фонд спас одну ведьму. А может и тех, кому эта женщина помогала.

Я кивнул. Слов не нашлось, да и не требовалось. Молчанов, улыбнулся, явив кончики клыков и продолжил:

– Старший народ не интересуют деньги, Николай Арсентьевич. Но за деньги можно купить многие очень важные для них вещи. Старые артефакты или еще что-то, что позарез нужно лешему, водяному или болотнику. Еще мы любим меняться. Для некоторых представителей нашего народа – это целое искусство.

– А почему…

– После смерти старого князя, фонд так сказать впал в спячку, – ответил распорядитель, не дожидаясь, пока я закончу вопрос вслух. – Все ждали, преемника из столицы. Ну и нужно было время, чтобы к этому самому регенту присмотреться. А теперь…

Он протянул мне тонкую папку с красной печатью, которой мгновенье назад не было в его руках.

– Вот дело по Курносову, – продолжил он. – Простите, что мы решили вмешаться без вашего ведома. Просто наши ищейки достаточно быстро раскопали все более-менее крупные активы этого проворовавшегося управленца. А нашей сирене, которая встретила вас в холле, без труда удалось уговорить его добровольно все передать в фонд.

Я открыл папку, пробежал взглядом по строкам описи.

– Всё имущество конфисковано в пользу фонда. Дом, земля, счета. Мы не стали претендовать на добрачное имущество супруги Курносова, так что супружеская чета не пойдет по миру.

– Теперь это станет частью фонда?

– Конечно, – Молчанов, казалось, он был даже удивлен этому вопросу. – Всё, что принадлежало Курносову, теперь будет работать на пользу княжества. А вот куда распределить эти средства решать вам. Мы лишь исполним вашу волю.

Молчанов остановился у тяжелых дверей и повернулся ко мне:

– Если хотите, я могу познакомить вас с каждым из подразделений фонда. Но сейчас есть одно куда более важное занятие.

Я удивленно поднял бровь, и распорядитель продолжил:

– Все сотрудники фонда обязаны принести клятву верности новому князю.

Он выдержал паузу, а затем продолжил:

– Клятва для старших куда важнее любых договоров, – продолжил он. – Бумаги можно подделать, подписи можно оспорить, но слово, данное по древнему обычаю, связывает крепче железных цепей.

Я ощутил, как по коже пробежал холодок. Вспомнились слова Митрича о том, что лес хранит клятвы лучше, чем законы. Хотел было что-то уточнить, но Молчанов усмехнулся, и в улыбке мелькнуло нечто по-дампирски острое.

– Сегодня, мастер-князь, это и станет частью вашей встречи. Люди фонда ждут вас.

Он указал рукой на двери и продолжил:

– Если вы готовы, мы можем пройти туда.

Я сглотнул и кивнул.

– Клятва верности, – догадался я, и распорядитель объявил:

– Ритуал. Идемте.

Молчанов толкнул дубовую створку, и мы вошли в широкий зал, больше похожий на храм, чем на помещение фонда. Высокие потолки подпирали тёмные резные балки, под ногами поблёскивал отполированный камень. А под сводом крыши тускло горели лампы, которые с трудом освещали помещение, оставляя по углам глубокие тени. Вдоль стен стояли люди, которые ещё минуту назад сновали по холлу фонда, теперь же они образовали полукруг, повернувшись лицом ко мне.

Я узнал ту самую девушку-сирену. Без человеческой личины она выглядела иначе: кожа казалась серой, волосы струились, будто под водой, в глазах плескались морские глубины. Рядом с ней стоял жилистый полевик с узловатыми руками. На его плече сидел крупный кот с лаптями на лапах и многозначительно вылизывал пушистый хвост. Однако при моем появлении все присутствующие посмотрели прямо на меня.

Воздух в зале стал тяжелее, словно пропитался невидимой силой. Я почувствовал, как кожа покрывается мурашками, и сердце бьётся чуть чаще.

Молчанов вышел вперёд, повернулся к собравшимся.

– Этот фонд был создан по завету старого князя, – произнёс он, его голос гулко отозвался под сводами, – И с тех пор, «Фонд Завета» служит князю Северска. Почившему правителю края мы принесли клятву верности. Теперь настало время повторить её преемнику князя, тому, кто прибыл из столицы, чтобы править по праву крови. Николаю Арсентьевичу.