Текст книги "Княжество (СИ)"

Автор книги: Каин Градов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 16 страниц)

Я машинально обернулся назад и опешил. На месте, где только что стояла гостья, теперь была лишь ночь и пустота. Даже примятая трава выпрямилась, будто и не знала, что кто-то здесь стоял. И только скамейка осталась, да и на ней не было ничего. Печенье исчезло.

Ни крошки.

– Вы… с кем-то были? – осторожно спросил дружинник, подходя ближе. – Я будто видел… силуэт?

Я не сразу ответил. Слова застряли где-то в горле. Что говорить? Что лиса обернулась девушкой? Или что я, взрослый человек, только что пытался накормить перевёртыша сухим прошлогодним печеньем?

– Показалось, – негромко сказал я и натянуто усмехнулся. – Видимо, просто тень от деревьев. Весенний воздух, знаешь ли, делает своё дело.

Парень кивнул, не слишком уверенно, но без лишних вопросов.

– Я как раз шёл смену проверить, – пробормотал он. – В термосе чай с мёдом. Могу угостить, если…

– Нет-нет, – поднял я руку. – Спасибо. Пора уже и обратно. Воздухом подышал и хватит. А ты ступай, проверь, как там ребята.

– Есть, Николай Арсентьевич, – дружинник кивнул, но ещё пару секунд стоял, будто хотел что-то добавить. Потом всё же пошёл дальше по тропе, фонарь мягко светил ему под ноги.

Ещё немного я постоял на месте, вглядываясь в темноту сада, слушая ветер и вспоминая рыжий хвост, выглядывающий из-под подола.

Я рассеянно добрел до крыльца, вошел в дом, повесил куртку на ее законное место. Затем пересек гостиную, поднялся по лестнице, вошел в комнату. С трудом стянул пиджак, повесил его на спинку стула, опустился в кресло у стола, не зажигая свет.

Я помассировал пальцами виски, пытаясь отогнать поступающую головную боль. И где-то глубоко внутри я вдруг четко понял: завтра этот город подбросит мне новых задач, которые придётся распутывать.

Ужин был на месте. Я шепотом поблагодарил Никифора и быстро съел все, что было на тарелках, почти не ощущая вкуса.

Быстро разделся и лег спать. И едва голова коснулась подушки, как я провалился в глубокий сон. Будто я просто шагнул из комнаты в иной мир.

Я стоял на опушке леса, который начинался прямо за забором поместья. Но теперь он казался иным: глубже, старше, живее. Свет луны неохотно проникал сквозь кроны, будто опасался потревожить что-то древнее, дремлющее между стволов.

Воздух был влажный, густой, пропитанный запахом земли, прелых листьев и смолы. Тишина звенела, как натянутая струна. А затем, между деревьями появились высокие, нечёткие, будто сотканные из тумана силуэты. Некоторые напоминали людей, другие – не совсем. У одних виднелись рога, у других – длинные волосы, колыхавшиеся, как водоросли в реке. Все они стояли неподвижно, глядя на меня из глубины леса. Я хотел заговорить, но язык будто онемел. А затем мягкая почва под ногами вздохнула, словно грудь живого существа.

Из тени выступил кто-то. Его лицо я не мог рассмотреть, но взгляд чувствовал ясно: тяжёлый, внимательный, почти родственный.

Я хотел шагнуть навстречу, но земля вдруг стала зыбкой, как вода, и в тот же миг всё расплылось. И я резко распахнул веки.

В комнате царила утренняя прохлада. Видимо, ночью Никифор открыл окно для проветривания. Снаружи пели, перекликаясь, птицы.

Несколько секунд лежал, не двигаясь, прислушиваясь к себе. Уж больно странным был сон. Хотя за время проживания в Северске я понял, что чаще всего сны здесь – не просто сны.

Встал, подошёл к окну. Сад утопал в рассветном тумане, на траве блестели капли росы. Всё выглядело привычно, спокойно. Я стоял молча, чувствуя, как за окном медленно, будто нехотя, встаёт солнце.

Я направился в ванную, быстро умылся, привёл себя в порядок, оделся и спустился в гостиную.

В помещении пахло свежей выпечкой. В камине уже горел огонь, но Морозова за столом не было. И я хотел было направиться к выходу.

– Николай Арсентьевич.

Я обернулся. Из столовой вышла Вера. В руках девушка держала поднос, на котором стоял чайник, пара чашек.

– Доброе утро, – сказала она, и, заметив моё выражение, прищурилась. С тревогой уточнила. – Плохо спали?

Я колебался секунду. Потом отмахнулся.

– Снилось… что-то странное. Но, думаю, просто усталость.

– Вам нужен отдых, – мягко произнесла Вера, ставя поднос на стол.

Я кивнул. Прошел к столу. И только сейчас заметил несколько листов, которые лежали на краю.

– Список артелей, которые хотят поработать себе в убыток, – пояснила Вера.

Сел в кресло, налил в пустую кружку чай, сделал глоток. Взял бумаги, пробежал по ним взглядом. Кроме названия артели, Вера отметила еще главу рабочих, а также сумму, за которую мастеровые готовы были сделать работу.

– Сегодня поговорю с Климовым, – произнес я. – Спасибо.

Вера кивнула и направилась в столовую. Я же допил чай, машинально перевернул чашку на блюдце, взял бумаги, встал с кресла и зашагал к выходу.

Утро выдалось тёплым, и в воздухе стоял тот особенный запах, который бывает только после ночного дождя смесь травы, мокрых листьев и камня.

Морозов стоял на крыльце, как всегда собранный, подтянутый. Рядом на ступенях лежал Аргумент, лениво наблюдая, как внизу по дорожке снуют двое воробьев.

– Доброе утро, князь, – не оборачиваясь, поприветствовал меня воевода.

– Доброе, – ответил я, поравнявшись с ним.

Морозов повернулся ко мне и уточнил:

– Плохо спалось?

Я усмехнулся:

– У меня на лице написано?

– На лице, – кивнул он. – И в походке. Кто плохо спит, тот шагает осторожно, будто земля под ним зыбкая.

Я помолчал, глядя на сад, где по мокрым дорожкам пробегали солнечные зайчики.

– Зыбкая, пожалуй, подходящее слово. Сегодня ночью мне приснился лес. Тот самый, за нашим поместьем.

Морозов чуть склонил голову, но не удивился.

– Лес редко снится просто так.

– Но я так и не понял, к чему этот сон, – ответил я и вкратце пересказал то, что мне привиделось.

Воевода некоторое время молчал, щурясь и глядя на пробившееся сквозь кроны солнце.

– Вас встретил старший народ, – ответил он наконец.

– И что им было от меня нужно?

Воевода равнодушно пожал плечами:

– Кто знает? Может быть, они хотят сказать, что вы делаете все правильно. А может быть это предупреждение о чем-то. Рано или поздно, вы узнаете ответ на этот вопрос. Это Северск, здесь никогда не бывает все просто.

– Это я уже заметил, – хмыкнул я.

– Вы уже выпили чай? – уточнил Морозов, кивнув в сторону двора, где уже стояла машина. – Можем ехать в город?

Я провёл ладонью по перилам крыльца. Дерево под пальцами было влажным, прохладным, будто дышало.

– Едем. Сегодняшний день обещает быть длинным.

– Когда было иначе? – усмехнулся Морозов, открывая для меня дверь.

Я подошел к машине. Аргумент, не спеша, поднялся и потрусил следом, как верный страж, который всегда знает чуть больше, чем показывает видом.

Солнце окончательно поднялось над лесом, осветив верхушки деревьев золотом. И на миг мне показалось, что где-то далеко, между стволами, что-то блеснуло. Словно пара глаз, которая внимательно наблюдала за нами. Я остановился, прищурившись и вглядываясь в деревья. Но морок спал.

– Видимо, мне правда нужно отдохнуть – пробормотал я и сел в салон.

Морозов занял место за рулем, завел двигатель, и машина выехала с территории.

Глава 22
Разговор с Климовым

Ворота остались позади, и машина мягко выехала на шоссе. Я краем глаза отметил, как дом, сад и аккуратная гравийная дорожка остались позади. Исчезли, будто их накрыли занавесом. Впереди раскинулся лес, и тишина в салоне казалась особенно плотной на фоне пробуждающегося утра.

Солнце, едва оторвавшись от линии горизонта, осторожно касалось верхушек деревьев. Свет был ещё мягким, не обжигающим, но уже напоённым жизнью. Туман медленно полз по обочинам, цепляясь за кочки, за корни, за всё, что могло бы удержать его на месте еще хоть ненадолго. Но день уверенно наступал, и туман нехотя отступал.

Я откинулся на спинку кресла и просто смотрел вперёд. Дорога тянулась ровной чёрной лентой, влажной от ночного дождя, и казалась почти живой. Она змейкой уходила вдаль, сквозь густые леса, а ветви деревьев над ней смыкались, образуя зелёный тоннель, прохладный и тихий.

И, как всегда, в такие моменты я поискал взглядом рыжий хвост. Тот, что мелькал где-то сбоку, прячась в траве или за кустами. Будто охранял наш путь. Но сегодня его не было видно. Ни вспышки рыжего цвета среди зелени. Ни взгляда, в котором мне всегда чудилось что-то человеческое.

Я прищурился, смотря в лес, но смог рассмотреть только мокрые ветки да блестящие от солнца капли на листве. Пусто.

И тогда мелькнула короткая тревожная мысль: может, это дурной знак. Или я просто начал думать по-Северски.

Я сжал подлокотник, чтобы не позволить себе слишком уж увязнуть в этих мыслях. В конце концов, день только начинается. И лиса… она может быть и впереди.

– Перевёртыши обычно меняются в определённое время месяца? – спросил я у воеводы.

Машина мягко покачнулась на повороте, а в салоне на несколько секунд повисла почти уютная тишина.

– Молодые очень зависят от луны, – чуть погодя кивнул Морозов. – Они не могут оставаться людьми, когда она становится полной. Даже за несколько дней до полнолуния с ними начинается… чертовщина. Шерсть лезет, скулы болят, спина ломит. Тело будто само себя вспоминает, как должно выглядеть. И с головой беда. Настроение – хуже некуда.

Он поморщился, словно вспомнив о чем-то нехорошем.

– Пустяк может довести до белого каления. Слово не так скажи и тебе уже скалятся. Стукни ложкой по кружке и вот уже кулаки на столе. А если такой молодой где-то среди людей застрянет в неподходящее время, то и вовсе беда.

– Поэтому вы и говорили, что им стоит уходить из дома в особые дни, – напомнил я.

– Так точно, – Морозов вздохнул, потерев пальцами лоб. – Уходят в лес, к своим. Кто в одиночку, кто к стае. Зубов помогает, иногда чуть ли не за руку выводит. Он знает, кто в округе «на подходе», кого и где подхватить. Молчу уже о том, что у него и место есть – вроде лагеря. С едой, с охраной, с уговорами не срываться.

– Лагерь для перевёртышей, – повторил я и хмыкнул. – Я про такое только в страшных сказках читал. А это, оказывается, быль.

– Северск, – пожал плечами Морозов. – Тут всё по особенному, не как везде. Но порядок держим. Как бы это со стороны ни выглядело.

Он замолчал, и я притих вместе с ним. За окном мелькали деревья, между которыми золотились участки раннего солнца. А в голове вертелась одна мысль: сколько же здесь всего незаметного, пока не спросишь. И как много держится на тех, кто знает, когда кого нужно проводить подальше от людей.

– А когда перевёртыши уже… опытные? – последнее слово далось мне с трудом, будто я пытался подобрать нечто приличное вместо чего‑то куда более точного, но грубого.

Морозов кивнул, не глядя на меня, будто этот разговор был для него привычным, но не лёгким.

– Опытные могут жить как обычные человеки, – тихо сказал он. – У них и зубы на луну не становятся острее, и глаза в темноте не так светятся. Тело слушается, разум не ускользает. Вроде бы всё под контролем.

Он замолчал, как будто размышляя, говорить дальше или оставить недосказанным.

– Однако нрав у них всё равно тяжелеет. – Голос его стал ниже, чуть глуше. – Зверь внутри делает человека суровее, резче. Они не улыбаются зря. Не болтают попусту. Иногда молчат так, что и не поймёшь – сердятся или просто размышляют о своем.

Я кивнул. Таких, кажется, я даже встречал и за пределами Северска. Или думал, что встречал. Люди, у которых за глазами будто кто‑то ещё стоит.

– Тот, у кого характер был крепкий с детства, – продолжал Морозов, – тот справляется. Сжимает зубы и живёт. А кто был слаб… таким несладко. Учиться быть человеком приходится заново. Каждый день. А если не получается, то они уходят.

– Уходят? – переспросил я.

– В зверя, – кивнул он. – Бросают всё. Семьи, дома, работу. И уходят в лес. Или в горы. Пропадают. Иногда кто‑то из их стаи отправляется вместе с ними. Иногда уходят одни.

Я поёжился и чуть опустил голову, словно прячась от сквозняка.

– И… никогда не возвращаются? – спросил я, не сразу найдя голос.

Воевода взглянул в сторону, где между деревьями пробегал солнечный свет. И только потом, не оборачиваясь, произнёс тихо:

– Возвращаются. Иногда. Но уже не люди и не звери, а что‑то между. И такие чаще всего уже не помнят, зачем пришли. Только смотрят на людей, но не узнают своих. И не узнаются.

За сказанным чувствовалась тяжесть воспоминаний.

Морозов шумно вздохнул, откинулся на спинку сиденья и, не глядя на меня, заговорил негромко, почти вполголоса, как говорят о вещах, которые давно случились, но до сих пор не дают покоя.

– Был у нас один… Данила. Мужик как мужик. В мастерской работал, по дереву резал, детские игрушки делал, табуретки чинил, наличники. Спокойный такой, не пьющий. Жена померла давненько от лихорадки, сам сына растил. Мальчишка у него толковый рос. Тихий да смышленый.

Он сделал паузу, будто вспоминая детали.

– Данила лет пять как стал перевертышем. В лесу на него напал зверь. Немного потрепал, но мужик сумел отбиться. Кое-как добрался до людей, а там его к лекарям снесли. Выходили, вылечили. Никто ничего не заподозрил даже. Он держался. Никто и не знал толком, что он поменялся, пока однажды Данила вдруг не исчез. Просто ушёл с работы, не вернулся домой. Сына с утра проводил в школу и всё. Нет его. Думали, что случилась беда, лес пошли прочёсывать, речку проверили. А через пару дней произошло…

Я нахмурился.

– Что?

– Сын его пропал, – коротко бросил Морозов. – В доме все перевернуто, более-менее ценные вещи не тронуты. Не хватало только одеял, кое-какой походной посуды. Зеркала все побиты. Говорили, что на стенах виднелись царапины, будто от ножа. Но мне думается, что это были следы когтей.

– И что было дальше? – почти шепотом спросил я.

– На границе с болотом есть старый охотничий домик, где когда-то Зубов приют делал для молодых. Пустовал он тогда, заброшенный, как раз на отшибе. Туда и подались. Нашли их… позже. Оба живы. Сын ссадинами покрыт, но жив. Отец с ним.

Он замолчал, потом продолжил, глядя прямо вперёд, будто видел не дорогу, а тот самый лес, домик, мокрый мох под ногами.

– Данила заявил, что они в своем праве и обратно не вернуться. Будут обитать поближе к земле. Люди, кто ничего не понял, решили, что, с ума мужик сошёл. Рванул с сыном в леса, подальше от мира. Жить, мол, хотят как предки. Самообеспечение, охота, грибочки. И всё бы ничего: право он и впрямь имеет жить, как ему вздумалось. И сына воспитывать как считает нужным. Это ведь дела семейные и чужим в них копаться незачем. Так думали простые обыватели. И только знающие все поняли и побледнели.

Я напрягся.

– Почему?

– Потому что перевёртыш решил создать стаю, – сказал Морозов. – Сына он не забрал. Он его… выбрал. Посчитал достаточно крепким. Характер у мальца был твёрдый, глаза не бегали. А если такой рядом будет жить под одной крышей, есть с одного котелка, делить охоту… он сам станет хорошим зверем.

– И мальчишка…

– Он пережил трансформацию, – тихо добавил Морозов, – но никогда не сможет вернуться к людям. Потому что жить в зверином доме – значит стать частью зверя. Там нет человека, там нет школы, нет правил, нет имён. Там только стая. Сначала ты сын, потом ты брат, потом охотник. И всё.

Мы молчали. Машина шуршала колёсами по асфальту, а за окном ветер качал верхушки деревьев. Солнце поднималось всё выше, но мне казалось, будто стало чуть холоднее.

– Что с ними сейчас? – спросил я, почти шёпотом.

Морозов пожал плечами.

– Не знаю. Возможно, живы. Возможно, нашли себе дикую стаю, может теперь и у них уже есть свой выводок. Зубов не говорит. А я и не спрашиваю. Потому что… не имею право вмешиваться в чужую жизнь.

Я кивнул, не находя слов. Потому что в этот момент отчётливо понял: есть в этом мире такие дороги, с которых не возвращаются. Даже если умеешь ходить на двух ногах.

Морозов замолчал. Я же вздохнул и вынул из кармана телефон. Нашел в телефонной книге номер Климова и нажал на вызов. Трубку взяли почти сразу:

– Доброе утро, мастер-князь, – послышался в динамике знакомый голос. Несмотря на раннее утро, глава мастеровых был бодр, похоже, он встал еще засветло.

– Доброе, мастер Климов, – ответил я. – Вчера я получил несколько заявок от артелей. И у меня появилось несколько вопросов.

– Дешевле, увы, не выйдет, Николай Арсентьевич, – быстро произнес Климов.

– Дешевле просто некуда, – ответил я. – Такое ощущение, что многие артели готовы доплачивать, только бы поработать на восстановлении.

– О чем вы? – не понял мастеровой.

– Долгая история, – ответил я. – Давайте я заеду к вам в гильдию и все расскажу. И даже покажу. Скажем, через час.

– Хорошо, – ответил Климов. И мне показалось, что его голос прозвучал растерянно.

– Тогда до встречи, – попрощался я и завершил вызов. Убрал телефон в карман.

– Что-то не так? – не отрывая взгляда от дороги, поинтересовался Морозов.

Я кивнул:

– Но я пока не могу понять, что именно. Многие гильдии прислали заявки с сильно заниженной сметой.

– Вот как? – удивленно уточнил воевода.

– Может быть, Климов сможет это объяснить. А может быть, это дело рук третьих лиц, которые очень хотят вмешаться в дела Сверска, – ответил я.

Морозов ничего не ответил. Машина свернула на шоссе, которое было практически пустым. Где-то впереди на обочине дороги мелькнула редкая патрульная машина. Бело-синие полосы на кузове тускло блеснули в свете фар. Один из стоявших рядом с авто жандармов бросил на нас короткий взгляд, а затем козырнул.

– Хорошие здесь места, – пробормотал я, глядя в зеркало заднего вида, как машина жандармов скрывается из виду. – Тихие.

Морозов помолчал, а затем вдруг произнес:

– Здесь много заповедных мест, которые находятся под охраной Синода. Вот и места тихие.

– Мало кто помнит, что здесь, в этих лесах, когда-то стояли святилища. Старые, места силы. Которые могут притягивать всяких… плохих людей.

Я не ответил. Только посмотрел в окно, и мне вдруг померещилось, что за деревьями мелькнула старая чудная часовня, с покосившейся крышей, поросшая мхом.

– Говорите, места силы… – тихо произнёс я. – Может, потому и снятся такие сны.

– Кто знает, – просто сказал Морозов.

Машина прибавила ход, и вскоре впереди показался сперва знак «Добро пожаловать в Северск», а затем и силуэты крайних домов. Северск встречал нас привычно. На перекрёстках уже стояли торговцы с ящиками фруктов и горячей, свежей выпечкой, из лавок тянуло ароматом чая.

Воевода свернул на узкую, боковую улочку, авто пересекло мост и въехало на Промышленную сторону и остановилось у нужного здания.

– Спасибо.

Я открыл дверь и вышел из машины, прошел по забрызганной черными масляными пятнами брусчатке мостовой.

Поднялся по каменным ступеням крыльца, толкнул створку тяжелой, обитой металлом дубовой двери, и шагнул внутрь. До встречи оставалось еще пятнадцать минут.

Холл был практически пуст. Только в углу, у двери с табличкой «Канцелярия» стояли двое подростков, видимо, учеников, в серых фартуках, которые о чем-то оживленно спорили. Но едва один из них заметил меня у двери, как спор мигом стих. Оба парня застыли, уставившись на меня. И я улыбнулся, подмигнув им. Один из парней неловко улыбнулся, второй покраснел. А затем они, словно спохватившись, поклонились.

– Николай Арсентьевич, мастер Климов уже ждет вас, – послышался за спиной голос юноши-распорядителя. – Прошу, за мной.

Я развернулся и последовал к залу Совета. Парнишка остановился у помещения, трижды стукнул в створку и открыл дверь, пропуская меня внутрь:

– Прошу, мастер Медведев, – с поклоном произнес он.

– Спасибо, – ответил я и вошел в помещение.

Климов сидел во главе длинного стола, облокотившись локтями на столешницу.

– Добрый день, мастер-князь, – произнес мастеровой, едва я вошел в помещение. – Простите, что встречаю вас здесь. Я не имею в гильдии отдельного кабинета. Просто не вижу в нем смысла. Да и появляюсь я в этом здании крайне редко.

– Понимаю, – ответил я, проходя к столу.

– Вы упоминали о заниженных сметах? – начал Климов, когда я сел в кресло.

В ответ я молча достал из папки документы, которые подготовила Вера, и разложил их перед ним.

– Вот. Посмотрите на суммы. Некоторые артели предлагают работать за полцены, другие вообще в минус.

Климов нахмурился, пробежал глазами строки. А затем отложил листы и уточнил:

– И все они… подали документы в один день?

– Да, – подтвердил я. – С разницей в час-два. Бумаги оформлены идеально. Ни одной помарки, ни одной нестыковки.

– Слишком идеально, – пробормотал Климов и взглянул на меня. – Эти артели не принадлежат гильдии мастеровых. Я вообще не слышал фамилий глав этих артелей. А я знаю всех мастеровых Северска и окрестностей, мастер Медведев. Работа у меня такая.

Я кивнул:

– Теперь понятно.

Климов взглянул на меня, ожидая подробностей.

– Недавно ко мне приезжали представители «Бастиона», которые предлагали помочь с реконструкцией порта.

Мастеровой пожал плечами:

– Значит, они не оставили попыток взять Северск в оборот.

– Но что они хотят этим добиться? – задумчиво пробормотал я. – Просто замедлить стройку? Или…

– Или подставить вас, – закончил Климов. – Свалить провал плана по восстановлению на князя. А там и Совет вмешается и спишет все на то, что князь недоглядел.

– А это уже повод для того, чтобы снять меня с должности, – заключил я и взглянул на сидевшего во главе стола мастерового.

– У вас есть план, Николай Арсентьевич? – поинтересовался тот

– Есть, – ответил я после короткой паузы. – Мы сделаем вид, что всё идёт по их сценарию. Но распределение подрядов я подпишу только после личной проверки каждой артели. Особенно меня интересует дата регистрации в Промышленной Палате Северска.

Климов усмехнулся:

– Ловко. Могу поспорить, что ни одна из артелей здесь не зарегистрирована.

Я кивнул:

– Хорошо бы, чтобы так и было.

Я встал с кресла и продолжил:

– Спасибо, что уделили мне время, мастер Климов.

– Это вполне обычные рабочие моменты, – улыбнулся мастеровой и вдруг неожиданно предложил. – Хотите, я проверю все эти артели? Уверяю вас, для меня это будет несложно.

– Я был бы вам очень признателен, – протянул я.

– Тогда я пришлю отчет с курьером в вашу управу, – довольно ответил Климов и хлопнул ладонью по столу.

– Спасибо, – сказал я и мы обменялись рукопожатиями.

– Если это все, не смею отвлекать вас от дел, – произнес я и направился к выходу.

Холл встретил меня тишиной. Учеников уже не было, даже мальчишка-распорядитель куда-то исчез. Я направился было к выходу, но на мгновение остановился у окна. Солнце за стеклом стояло уже высоко, заливая двор золотым светом. Всё выглядело спокойно, почти идиллически. Но внутри я ясно ощущал, что под этой внешней тишиной начинает шевелиться чья-то недобрая тень.