Текст книги "Джастис (ЛП)"

Автор книги: К. С. Линн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 15 страниц)

Еще три часа, и я снова смогу ее обнять. Мне дорого каждое мгновение, проведенное с ней.

Я иду на кухню, где Чак переворачивает жирные котлеты для гамбургеров и формирует заказы.

– Как там, стихает? – спрашивает он, уклоняясь от высокого пламени, вылетающего из гриля.

– Немного.

– Хорошо, потому что мне нужно отлить.

Я посмеиваюсь над ненужной информацией. Мой босс не испытывает проблем с выражением своего мнения. Он несколько грубоват, но я ценю его и его жену.

Я работаю в «Придорожной закусочной» уже почти четыре года. Гриль-бар, известный хорошей едой и ночными развлечениями допоздна. Этим местом владеет супружеская пара, Чак и Лаверна, которые ссорятся больше, чем ладят. Они отнеслись ко мне с добротой, позволили работать в дневные смены, чтобы наше с Ханной расписание совпадало. Меня заставляют работать только два вечера в месяц. К счастью, мисс Пегги, милая пожилая дама, живущая по соседству, присматривает за Ханной в такие вечера.

– Райан? – зовет меня Лаверна, проталкиваясь через вращающуюся дверь, и выглядя немного взволнованной.

– Да?

– Там тебя спрашивает какой-то красавчик. Он взбешен и выглядит чертовски пугающе.

Сердце бьется о грудную клетку, я сразу понимаю, кто это. «Как он узнал, что я работаю здесь»?

Потому что Джастис Крид знает все. Ну, почти все. Кроме одной тайны, которую мне удавалось скрывать все эти годы.

– Хочешь, я от него избавлюсь? – предлагает Лаверна, видя мое колебание. – Только скажи, и Чак выпрет отсюда эту пугающую задницу.

– Сама знаешь, – говорит Чак, поднимая лопатку.

Джастис съел бы бедного Чака на завтрак, но я воздерживаюсь от этих слов, не желая ранить его самолюбие.

– Спасибо вам, но я справлюсь. Не возражаете, если я возьму небольшой перерыв?

– Валяй, – говорит Лаверна. – Пока разбираешься с делами, я прикрою два твоих столика.

– Спасибо.

– Дай знать, если я тебе понадоблюсь, – говорит Чак, когда я направляюсь к двери. – Я прикрою твою спину.

– Как насчет того, чтобы пока перевернуть гамбургеры, – кричит Лаверна. – Я все еще жду чертов чизбургер для седьмого столика.

– Он почти готов, женщина. Почему бы тебе не перестать меня пилить и не сделать что-нибудь полезное?

Качаю головой в ответ на их препирательства, на моем лице появляется веселая улыбка, которая исчезает в тот момент, когда я выхожу в зал и вижу сидящего за стойкой Джастиса. Его темные глаза сталкиваются с моими, пригвождая к месту и заставляя пульс участиться.

Даже спустя столько лет он по-прежнему очень сильно на меня влияет. Лишь взглянув на него, я в нем теряюсь, сердце пляшет в новом ритме.

Но в то же время я не скучаю по тому, как каждая женщина здесь находится в плену его чар. Некоторые вещи никогда не меняются.

Откапывая из недр свою храбрость, ставлю одну ногу перед другой и подхожу к нему.

– Привет, – шепчу, ненавидя себя за то, как дрожит голос.

– Нам нужно поговорить. – Выражение его лица каменное, в глазах все еще видна ярость, но на этот раз он не кричит, так что я воспринимаю это как небольшое достижение.

Я киваю.

– Босс разрешил мне сделать небольшой перерыв. Не хочешь присесть? – спрашиваю, указывая на пустой столик.

– Нет. У меня в грузовике.

Он даже не ждет моего согласия, просто выходит за дверь, ожидая, что я последую за ним.

Как бы то ни было, это, вероятно, к лучшему. Меньше всего я хочу, чтобы все мое грязное белье было выставлено на всеобщее обозрение перед коллегами и клиентами. Голд Крик – маленький и сплоченный городок, как и Винчестер, только не наполнен такими же мерзкими людьми.

Выйдя на улицу, меня окутывает легкий туман, и мои ковбойские сапоги приземляются в лужу, образовавшуюся после только что прошедшего ливня. Сильнее запахиваю края клетчатой рубашки на пуговицах поверх белой майки и следую за Джастисом к его грузовику, благодаря джинсовым шортам брызги из луж покрывают мои голые ноги.

Он совершенно застигает меня врасплох, когда подходит к пассажирскому сиденью и открывает передо мной дверцу. Поступок настолько неожиданный, что я, убрав с лица влажные волосы, смотрю на него. Ищу в нем хоть какой-то намек, хоть какую-то надежду, что, может быть, только может быть, у нас все будет хорошо. Он ничего не выказывает, суровый взгляд лишен каких-либо эмоций.

Сникнув, тянусь к ручке на внутренней стороне дверцы, подтягиваясь на высокое сидение. Грузовик похож на те, на которых ездят его братья. Это заставляет меня задуматься о его мотоцикле и некоторых любимых моментах, связанных с ним. Эйфория длится недолго, он хлопает дверцей, заставляя меня подпрыгнуть.

Я закрываю глаза и ругаю себя за наивность. Мне нужно вспомнить, почему он здесь, а не теряться на дорогах памяти.

Он забирается в машину с водительской стороны и закрывает дверцу, не так сильно, как мою, затем закуривает сигарету, наполняя грузовик дымом.

Запах табака, как афродизиак, теплом проникает в грудь, возвращая на годы назад.

– Где Ханна? – спрашивает он, глядя перед собой.

Услышав, как он произносит ее имя, мое несчастное сердце наполняется самыми всевозможными чувствами.

– В детском саду, – отвечаю, облизывая пересохшие губы.

– Ей нравится?

– Нравится. Грустит, что скоро все закончится.

Грузовик заполняет тишина, смешиваясь с дымом. На его челюсти перекатывается желвак от эмоций, противоречащих его отношению.

– Джастис, мне жаль, что вчера все так закончилось, – начинаю я, не сомневаясь, что это давит на него так же сильно, как и на нас. – Ханна расстроилась и испугалась, она не имела в виду то, что сказала.

Он поворачивает голову, яростно глядя на меня.

– И кто же в этом виноват?

– Я, – отвечаю без колебаний. – Я не оспариваю тот факт, что наделала ошибок. Знаю, это я виновата в том, что вы оба сейчас чувствуете.

Он твердо и решительно смотрит на меня.

– Мне нужна моя дочь, Райан.

Сердце обрушивается прямо в желудок; паника беспощадно лишает меня воздуха.

– Я хочу общаться с ней, – добавляет он.

Мое нестабильное сердцебиение замедляется, желудок отпускает.

– Она тоже этого хочет.

Он недоверчиво хмыкает.

– Правда, – уверяю его. – После твоего ухода мы поговорили, и она понимает, что твои чувства справедливы. Настолько, насколько может понимать пятилетний ребенок, —добавляю я. – Я также убедилась, чтобы она знала, – ты злишься не на нее.

Он кривит губы, сквозь них проникает почти злобное рычание.

– Ты ничего не понимаешь. Вчерашнего вообще не должно было произойти. Я не должен был узнать о своей дочери из какого-то гребаного письма и фотографии!

Смотрю на него сквозь затуманенное зрение, ненавидя источающие им боль и гнев.

– Ты прав, прости меня за это. Мне очень жаль.

– Ты действительно так боялась, что я облажаюсь как отец, что почувствовала необходимость спрятать ее от меня?

Вопрос безжалостным клинком наносит мне удар.

– Конечно, нет, – выдыхаю я. – Как ты мог даже подумать такое?

– А что, по-твоему, я должен думать? Ты прятала от меня моего гребаного ребенка. У меня есть пятилетняя дочь, о которой я ничего не знаю!

– Есть причины, по которым я сделала то, что сделала, Джастис. Причины, которые я когда-нибудь тебе объясню, когда ты будешь в состоянии их услышать. Сейчас ты слишком зол, и я не виню тебя за это. Я не могу изменить прошлое, но могу изменить настоящее. Ханна хочет с тобой общаться. Всегда хотела, – шепчу, чувствуя, как от этого заявления вина сжигает душу.

– Хорошо. Потому что скажу тебе один раз, я никуда не уйду.

У меня на языке вертится вопрос: что именно он имеет в виду. Мне трудно поверить, что он останется здесь навсегда, и мысль о том, что он заберет Ханну обратно в Винчестер, вызывает панику, угрожающую меня задушить, но я решаю отложить это обсуждение на другой раз. Я еще не совсем готова к такой битве.

– Почему бы тебе не прийти сегодня вечером, – предлагаю я. – Сможешь провести с ней некоторое время и узнать получше.

Немного успокоившись, он делает еще одну длинную затяжку, медленно выпуская дым. Я ненавижу то, как он меня очаровывает.

– В котором часу она ложится спать?

– В восемь.

– Я заеду около шести.

Кивнув, принимаю это как сигнал и выпрыгиваю из его грузовика. Прежде чем успеваю закрыть дверцу, он окликает меня.

– Чем она увлекается? – спрашивает он с уязвимостью в голосе. – Хочу купить ей что-нибудь.

От его желания сердце согревается.

– Ей понравится все, чтобы ты ни подарил. Ей легко угодить, но тебе не нужно ничего ей покупать, Джастис. Ей нужен лишь ты.

Он смотрит на меня, от сильных эмоций его челюсть тикает.

Понимая, что вот-вот расплачусь, захлопываю дверцу и возвращаюсь к кафе, чувствуя на себе его взгляд до самой последней секунды, пока не захожу внутрь.

Глава 9

Джастис

С самого рождения я воспитывался без всяких чувств, до появления братьев и Тэтчера никто не проявлял ко мне никакой любви. Это сделало меня жестким, сильным и бесстрашным. Будучи ребенком, я видел, как моя мать умирала у меня на глазах, я смотрел в дуло пистолета и в лицо врага, прежде чем вышибить ему мозги.

Ничего из этого меня не пугало.

Видимо, все когда-то случается в первый раз, потому что, подъезжая к дому Райан для официальной встречи с дочерью, я охренеть как напуган. Боюсь, что она не простит меня за вчерашнее, боюсь, что облажался как родитель, но больше всего боюсь того, как сильно уже люблю ее, зная, что она никогда не будет чувствовать того же в ответ.

Когда я вылезаю из грузовика, ладони покрываются холодным потом, а сердце бьется неровно, и я не могу понять, почему. Я сжимаю подарочный пакет с плюшевой игрушкой, сомневаясь в своем выборе. Я потратил часы, пытаясь найти идеальный подарок, но вскоре понял, что нет ничего достойного ее.

Пожилая леди в магазине игрушек, казалось, более чем удивилась, увидев меня блуждающим по проходам. Она повела меня в секцию мягких игрушек, которые, по-видимому, пользуются популярностью среди детей возраста Ханны, поэтому я пошел с ней. Я хотел купить всю стойку, но она сказала, что для пятилетнего ребенка это было бы слишком ошеломляюще.

После изучения каждого гребаного животного, которое там было, я взял розового льва. Потому что вчера она проявила львиную храбрость, встав на защиту матери. Кроме того, это была самая большая мягкая игрушка в магазине.

Как только я поднимаюсь по ступенькам крыльца, входная дверь со скрипом открывается, и оттуда выходит самая красивая маленькая девочка, которую я когда-либо видел.

«Моя маленькая девочка».

На ней белое платье в клубничку, красные ковбойские сапожки, а длинные темные волосы убраны в сторону и скреплены большой заколкой в виде клубники.

Она идеальна, и она моя.

– Привет, Ханна, – приветствую я ее, прочищая горло, когда слышу, как хрипло это прозвучало.

– Привет, – шепчет она, нервно теребя волосы.

Я смотрю мимо нее и вижу за сетчатой дверью Райан, на ее лице отражается боль, когда она остается в стороне, предоставив нам этот момент. Горечь и гнев, которые я пытаюсь скрыть, начинают пробиваться сквозь мое спокойствие, но мне удается их подавить и сосредоточиться на дочери.

– Я надеялся, что мы сможем немного поговорить и узнать друг друга. Ты не против? – в ожидании ответа дыхание застревает в груди.

К счастью, она кивает, давая мне шанс хотя бы попытаться все исправить.

Райан выбирает именно этот момент, чтобы появиться.

– Хотите зайти или посидите на веранде?

Я смотрю на Ханну, позволяя ей решать.

Она показывает на качели на крыльце.

– Если не против, я люблю качаться.

– Тогда крыльцо, – говорю я Райан.

– Идите, садитесь. Я принесу вам что-нибудь выпить. – Она уходит, оставляя нас в неловком молчании.

Я следую за Ханной к качелям, она садится, свесив маленькие ножки, а я остаюсь стоять, прислонившись к перилам. Как бы мне ни хотелось сесть рядом с ней, я не хочу ее стеснять.

– Мама сказала, что ты ходишь в садик, – начинаю я.

Она молча кивает, переплетая пальцы на коленях. Похоже, нервничаю не только я.

– Тебе нравится?

– Да, – шепчет она, не поднимая глаз.

Ненавидя неловкость между нами, решаю покончить с этой чушью и первым делом растопить лед извинениями.

– Послушай, Ханна. Мне очень жаль, что вчера ты видела мою реакцию. Я был застигнут врасплох и зол, но мне следовало успокоиться, прежде чем приходить сюда. За это я прошу прощения и действительно сожалею, что напугал тебя.

Впервые с тех пор, как она села, Ханна, наконец-то, смотрит на меня.

– Мне не нравится, когда кто-то кричит на маму. – В ее глазах мелькает та искорка огня, которую я видел вчера, но вместе с ней таится боль, и от этой эмоции меня переполняет раскаяние.

– Мне не следовало обижаться на нее так, как вчера, но я хочу, чтобы ты знала, я сержусь не на тебя.

– Вы все еще на нее злитесь?

На языке вертится ложный ответ, но я решаю его не произносить.

– Да. Мне потребуется какое-то время, чтобы перестать злиться, но обещаю, ты больше никогда не увидишь меня таким злым.

– Вы ее ненавидите? – спрашивает она, продолжая смотреть мне в лицо.

– Нет.

Как бы мне ни хотелось ненавидеть Райан, я не могу, не только из-за нашего прошлого, но и потому, что маленькая девочка, сидящая сейчас передо мной, делает это невозможным.

– Еще я хочу, чтобы ты знала, я не огорчен тем, что у меня есть ребенок, – продолжаю, нуждаясь, чтобы она знала это. – Я расстроен из-за того, что не знал о тебе, – последние слова даются мне труднее, чем я ожидал, в крови пылает не покидающее чувство сожаления.

– Значит, я нужна вам? – ее широко раскрытые, полные надежды глаза бьют меня прямо в грудь с такой силой, что вытесняют весь воздух из легких.

– Да, – выдыхаю, с трудом выговаривая слова. – Ты нужна мне, Ханна. И всегда была нужна, даже когда я о тебе не знал.

Она одаривает меня самой ласковой улыбкой, давая маленькую надежду, что я не слишком сильно напортачил.

– Может, когда-нибудь вы сможете простить маму.

Я киваю, но молчу, потому что сейчас прощение кажется слишком далеким.

Прежде чем кто-либо из нас успевает сказать хоть что-то еще, на веранду с двумя стаканами сладкого чая выходит Райан.

– Я поставлю их вам сюда, ребята. – Она не смотрит на меня, пряча лицо за волосами, но эмоции в голосе говорят, что она слышала наш разговор.

– Спасибо, мама.

– Я буду в доме, если вам что-нибудь понадобится. – Поцеловав Ханну в макушку, она возвращается в дом, даже не взглянув на меня.

Ханна делает глоток чая, затем ставит его рядом с собой и выжидающе смотрит на меня.

– Ну и что теперь?

Откровенно и по существу, – еще одно качество, которое я уважаю.

– А теперь я даю тебе вот это, – протягиваю ей подарочный пакет, мои нервы вновь напряжены.

В ее глазах пляшет возбуждение, когда она берет у меня пакет и, не теряя времени, роется в нем. Тихий вздох наполняет воздух, когда она вытаскивает льва и прижимает его к груди.

– Бини Бу!

От счастья в ее голосе испытываю облегчение.

– Леди в магазине сказала, что они популярны.

– Да, сэр. У меня их три, но они маленькие, потому что большие стоят слишком дорого.

Меня терзает неуместное чувство вины, когда я уже не в первый раз задаюсь вопросом, как все эти годы Райан умудрялась содержать себя и нашу дочь. Я бы позаботился о них, если бы мне предоставили хоть малейший шанс, и мысль о том, что из-за этого моя дочь была лишена чего-то, только усиливает глубоко укоренившийся гнев, горящий внутри меня.

– У моей подруги Джеммы их тридцать, – продолжает Ханна с завистью в голосе. – Когда-нибудь и у меня их будет столько же. Я копила деньги.

Так и знал, что должен был скупить всю чертову стойку. У нее было бы больше, чем у Джеммы. Мне не следовало слушать ту леди.

– Как его зовут? – спрашивает она.

– Э-м… – пытаюсь придумать что-нибудь, но ничего не приходит в голову. – А как ты хочешь его назвать?

– Имя написано у него на попе, глупенький, – говорит она, хихикая, – но я не умею читать. – Она переворачивает льва, показывая мне его зад.

– О, – делаю шаг вперед, чувствуя себя полным придурком, и читаю вышитое имя. – Начо.

«Что за херовое имя?»

– Начо, мне нравится!

Полагаю, имя хорошее.

Она начинает гладить его гриву.

– У меня никогда раньше не было льва. Он даже подходит к моей комнате.

– У тебя розовая комната? – спрашиваю, выуживая любую информацию о ней. То, что я уже должен был знать, но меня лишили этого удовольствия.

– Да, хотите пойти посмотреть?

– Да, хотелось бы.

Хочу знать о ней все. Что ей нравится, а что нет, какие у нее таланты, что она любит делать. Я хочу знать о ней все, но пока начну с осмотра ее комнаты.

– Пойдемте, – говорит она, вприпрыжку вбегая в дом.

Я следую за ней внутрь и вижу, как Райан отскакивает от окна, делая вид, что занята, хотя она явно шпионила.

– Мама, мы идем ко мне в комнату! – сообщает ей Ханна, взбегая по деревянной лестнице.

– Ладно. Я буду… внизу. – Она замолкает, нервно переминаясь с ноги на ногу.

Когда я поднимаюсь по ступенькам, наши взгляды встречаются, мы неотрывно смотрим друг на друга, и воспоминания одно за другим начинают всплывать из моей памяти. Не то чтобы наше прошлое когда-либо оставалось вдалеке от моих мыслей, но в течение последних суток я не мог видеть дальше своего гнева, до этого момента. Испытываемая мною буря эмоций при виде ее, сбивает с толку, и мне это чертовски не нравится.

Как только она исчезает из виду, я следую за Ханной в маленькую розовую комнатку с белой кроватью, комодом и тумбочкой. В углу стоят крохотный белый столик и стул с розовым чайным сервизом.

– У меня такое чувство, что твой любимый цвет – розовый.

Она хихикает, и этот прекрасный звук наполняет мою грудь.

– Да, один из любимых. – Она кладет льва на кровать рядом с куклой и тремя другими маленькими плюшевыми зверушками, о которых она мне рассказывала.

– Знакомьтесь, Снежок, Масло и Лосось. Ребята, это Начо.

Я ухмыляюсь, забавляясь ее представлением. Пока она их рассаживает, блуждаю глазами по спальне и натыкаюсь на фотографию на тумбочке, от которой каждый мускул тела напрягается.

Подойдя, беру рамку, – я на байке, фото сделано без моего ведома.

– Мама дала мне его, – шепчет она, мрачно глядя на меня. – Чтобы я знала, как вы выглядите, и могла желать вам спокойной ночи.

Гнев сжимает грудь, мечась взад и вперед огненным шаром. Она не должна была говорить «спокойной ночи» гребаной фотографии, а я должен был говорить ей «спокойной ночи» в ответ.

Мгновения, которые мне уже никогда не вернуть.

Взяв себя в руки, ставлю фотографию обратно и поворачиваюсь к ней.

– Ханна, ты любишь зоопарк?

От внезапной смены темы она не теряется ни на секунду.

– Да, сэр. Я ходила туда всего один раз, но мне очень понравилось. Мама водила меня на один из моих дней рождения.

Ее ответ только усиливает всепоглощающее чувство негодования. Мне столько всего нужно наверстать.

– Не хочешь сходить со мной? – спрашиваю я.

Ее глаза расширяются.

– Прямо сейчас?

Я ухмыляюсь.

– Нет. Для этого уже слишком поздно, но, может быть, в эти выходные?

– Она в эти выходные не занята, – говорит Райан, входя в дверь. – Ханна, ты хочешь пойти?

Она кивает матери, потом снова обращает свое внимание на меня.

– А мы увидимся с вами до этого?

– Я буду приходить каждый вечер, чтобы повидаться с тобой, – говорю, не утруждаясь спросить Райан. Я не собираюсь выпрашивать встречи с дочерью.

Она улыбается, выглядя довольной таким ответом.

– Тебе пора спать, но завтра мы увидимся.

– Ладно.

Я колеблюсь, еще не готовый оставить ее, но знаю, что это к лучшему, особенно из-за терзающей меня горечи.

– Спокойной ночи, Ханна.

– Спокойной ночи, – шепчет она.

Снедаемый сожалением, спускаюсь по лестнице.

– Я сейчас вернусь, – говорит Райан, следуя за мной вниз.

Я не замедляю своих торопливых шагов, гнев толкает меня вперед.

– Джастис, подожди, – зовет она, выходя за мной на улицу.

– Не сейчас, Райан!

– Прошу, одну минуту.

Я поворачиваюсь к ней, моя грудь вздымается от угрожающей взорваться ярости.

– Чего тебе надо? Говори уже, чтобы я мог убраться отсюда к чертовой матери.

Она тяжело сглатывает, в ее глазах отражаются эмоции, за которые я не чувствую угрызений совести.

– Прости. Я знаю, тебе тяжело.

– Ты ни хрена не представляешь, как мне тяжело. Как больно сознавать, что пять лет жизни моей дочери прошли, а я, как гребаный незнакомец, пытаюсь договориться о встречах!

– Ты можешь приходить к ней столько, сколько захочешь, – выдыхает она, по ее щекам текут слезы.

– Ты чертовски права, могу, и не потому, что ты так сказала. У меня есть права, Райан, в которых ты больше не будешь мне отказывать.

Не говоря ни слова, забираюсь в грузовик и убираюсь оттуда, цепляясь за гнев, разъедающий меня изнутри, потому что это чертовски легче, чем признать боль в груди.

Глава 10

Райан

Наблюдая, как его грузовик исчезает в ночи, мое разбитое сердце терзает глубокая боль, наполнявшая его глаза. Смотреть, как он пытается общаться с Ханной сегодня вечером, было тяжело. Он выглядел таким растерянным, таким... неуверенным, а этот мужчина никогда в жизни ни в чем не сомневался. Не знаю, удастся ли мне когда-нибудь простить себя. И не буду винить Джастиса, если он тоже не сможет.

Вытирая слезы, возвращаюсь в дом и поднимаюсь по лестнице, обнаруживая Ханну на кровати в обнимку со львом и смотрящую на фотографию своего отца. Она тоже выглядит немного потерянной и неуверенной.

– Привет, – говорю тихо, стараясь держать эмоции под контролем.

– Привет, мамочка.

Прохожу в комнату и сажусь рядом с ней на кровать.

– Как ты себя чувствуешь?

Она пожимает плечами.

– Нормально.

– Тебе понравилась ваша с ним встреча?

– Наверное. У нас было не так много времени. – Разочарование в ее голосе отзывается болью в сердце. Ей бы хотелось провести с ним больше времени, но я могла сказать, что Джастис приближался к тому, чтобы вновь потерять самообладание, особенно, увидев фото.

– Все прошло быстро, – соглашаюсь я, – но он вернется завтра и, уверена, немного задержится. Может, придумаешь что-нибудь, чем бы вы могли заняться вместе.

– Например? – спрашивает она.

Я пожимаю плечами.

– Почему бы тебе не составить список? Ты могла бы поделиться тем, что тебе нравится. Вроде любимой еды или фильма.

– Хорошая идея. – Она улыбается с еще большей надеждой, чем секунду назад. – Ты поможешь мне все написать?

– Конечно, но утром, ладно? А сейчас нужно подготовить тебя ко сну.

Мы направляемся в ванную, где она чистит зубы и умывается. Я улыбаюсь, наблюдая, как она делает все сама, не веря, насколько быстро бежит время. Такое чувство, будто только вчера она спала в моих объятиях, пока я пела ей колыбельную, а она сосала бутылочку.

В свои пять лет она более взрослая, чем большинство детей ее возраста. Она уверенная в себе, независимая, и в ее душе горит огонь, который я видела лишь у одного человека…

Я позволяю этой мысли сникнуть, прежде чем меня снова захлестнет чувство вины. Как только она заканчивает, я вновь укладываю ее в постель и накрываю одеялом. Она тянется ко льву, прижимая его к своей маленькой груди.

– С его стороны было очень мило сделать тебе такой особенный подарок, – говорю я, наклоняясь, чтобы потрогать мягкую игрушку.

– О да. Я люблю Начо! – на ее личике появляется улыбка, освещающая всю комнату, но быстро сникает. – Мне очень хочется пойти с ним в зоопарк, но я немного боюсь.

– Это нормально. Держу пари, он тоже нервничает.

– Не знаю, – говорит она, – по-моему, он ничего не боится.

Раньше я думала то же самое, но сегодня увидела все в ином свете. Сегодня вечером, когда он смотрел на нашу дочь, я увидела эмоции, которых не замечала в нем до этого. Если кто-то и может прорваться сквозь его барьеры, то не сомневаюсь, что это маленькая девочка, лежащая передо мной. В ней есть свет, который необратимо меняет людей.

– Все будет хорошо. Вот увидишь, – заверив ее, наклоняюсь и целую в щечку. – Спокойной ночи.

– Спокойной ночи, мамочка, – она поворачивается на бок и смотрит на фотографию Джастиса. – Спокойной ночи, папочка, – шепчет она.

Сдерживаемые мной слезы, катятся по щекам. Я отворачиваюсь, прежде чем она их увидит, и иду к двери, но то, что она говорит дальше, останавливает меня.

– Он не ненавидит тебя, ты же знаешь. Он даже сказал мне об этом.

Я закрываю глаза, проглатывая комок в горле. Ради нее я оборачиваюсь с самой лучшей улыбкой, на какую только способна.

– Я знаю. Не беспокойся обо мне. Я в порядке.

Она кивает, но не выглядит убежденной.

– Спокойной ночи, – повторяю, затем выхожу и закрываю за собой дверь. Упираюсь в нее спиной и делаю болезненный вдох.

В конце концов, спускаюсь вниз, чтобы сделать себе чай, нуждаясь в чем-то теплом, чтобы изгнать поселившийся внутри меня холод. С горячей кружкой в руках устраиваюсь в гостиной и оглядываю крошечный фермерский домик, который снимаю последние шесть лет. Как бы я ни была благодарна Тэтчеру за то, что она помог мне его подыскать, не могу не задаться вопросом, где бы я оказалась сейчас, пойди события той ночи много лет назад по-другому. Я часто об этом думаю.

Что, если бы я пришла в квартиру Джастиса, а той девушки там не было, и мы находились бы только вдвоем, и я смогла бы ему все рассказать? Где бы мы все сейчас были? Уехал бы он со мной из города? Или заставил бы меня остаться?

Не сомневаюсь, что последнее. Джастис ни от чего не бежит, и, как бы трусливо я ни поступила, мы с Ханной жили гораздо более мирной жизнью. Никаких обвиняющих взглядов от известных людей в том городе, чему я отказываюсь когда-либо подвергать свою дочь.

А еще есть Дерек. При мысли о нем у меня по спине пробегает дрожь, когда я вспоминаю ту роковую ночь. В ту ночь я увидела чудовище, каким он на самом деле и является, и как близко он подошел к тому, чтобы овладеть моим телом, в котором рос мой ребенок.

Теперь он мэр Винчестера, что нисколько меня не удивило, когда Тэтчер сказал об этом. Его готовили к этой должности с самого рождения. Именно так семьи-основатели сохраняют контроль над городом, следя за тем, чтобы все их люди оказались на нужных позициях. Если вы угрожаете их планам – они вас устранят.

Это очень важная причина, по которой я уехала. Мои родители увидели бы в Ханне угрозу, а не благословение, которым она является. Она погубила бы их драгоценную репутацию, и именно поэтому я никогда не вернусь в этот город. Несмотря ни на что, я буду защищать ее от этого зла.

Глава 11

Джастис

На следующий день я подъезжаю к Райан с очередным подарком в руке, на этот раз с одной розовой розой. Я впервые покупаю цветы. В магазине я чувствовал себя таким же потерянным, как и с дочерью, и мне это, черт возьми, ненавистно. Она заслуживает от меня большего, но я не знаю, как ей это дать.

Райан выходит на крыльцо, и я останавливаюсь на полпути. Путешествую глазами по ее телу, восхищаясь тем, что был слишком зол признать. Каштановые волосы в беспорядке собраны на макушке, несколько случайных прядей прилипли к хорошенькому личику, которое за эти годы повзрослело и стало еще красивее. Короткий черный сарафан свободно облегает тело, но никак не скрывает изгибы, которые, я знаю, под ним есть.

Летняя жара покрыла влагой светлую кожу, напоминая, каково это было – чувствовать ее своим телом, когда я входил в нее, заставляя выкрикивать мое имя. Всего за месяц до того, как она исчезла, забрав с собой мою дочь.

Напоминание, как ведро холодной воды, гасит пламя желания.

– Где Ханна? – спрашиваю, отказываясь от любого приветствия.

Вспышка боли в ее глазах беспокоит меня больше, чем я готов признать.

– Сейчас придет. Можешь присесть на качели. Если только не хочешь войти и… – ее слова затихают, когда я поднимаюсь по ступенькам и направляюсь к качелям. – Ладно, – бормочет она.

Как и вчера, я прислоняюсь к перилам и жду.

– Хочешь что-нибудь выпить? – спрашивает она, продолжая быть вежливой.

Я лишь качаю головой. В данный момент я слишком зол, чтобы ответить взаимностью.

Скрежеща зубами, она выпячивает подбородок, и мне доставляет некоторое удовольствие наблюдать за ее реакцией. Эгоистично желаю, чтобы она чувствовала тот же гнев и боль, которые она вызвала во мне.

Она, наконец, решает сдаться и возвращается в дом, когда она уходит прочь, подол сарафана дразняще покачивается, открывая взору верхнюю часть кремовых бедер. Мои пальцы дергаются от желания задрать ткань на бедра, перегнуть ее через перила и вытрахать из себя всю обиду, которую я к ней испытываю. Может, тогда я смогу с ней поговорить.

Выдохнув, провожу рукой по волосам и беру себя в руки. Сейчас у меня единственная забота – моя дочь. Как только я разберусь с ней, примусь за Райан.

Будто призвав ее мыслями, сетчатая дверь со скрипом открывается и выходит Ханна, выглядя такой же красивой и совершенной, как и прошлым вечером. Она останавливается всего в нескольких футах от меня, держа в руках какие-то бумаги и выглядя такой же взволнованной, как и я.

– Привет, – приветствую я ее первой.

– Привет, – шепчет она, заправляя прядь волос за ухо.

Не зная, с чего начать, протягиваю ей розу.

Ее улыбка проникает мне в грудь, прогоняя гнев, который я чувствовал всего несколько мгновений назад. Она делает шаг вперед и берет ее у меня.

– Спасибо. Мне никогда раньше не дарили цветов.

– Значит, это впервые для нас обоих, потому что я никогда раньше их не покупал.

Это признание, кажется, только еще больше ее обрадовало.

– У меня тоже есть кое-что для вас. – Она протягивает мне один из листков бумаги.

Удивленный, беру его и смотрю на красочный рисунок. На нем изображены два человечка, держащиеся за руки. Высокий и маленький, с шеями длиннее, чем тела. Они стоят рядом с тем, что, как я предполагаю, является мотоциклом, но сказать трудно. Голубое небо окрашена радугой, то тут, то там нарисованы трава, холмы и птицы. Внизу нацарапано: «С любовью, Ханна».

Это самая совершенная мешанина, какую я когда-либо видел.

– Ты нарисовала это для меня? – спрашиваю я, голос грубее, чем я ожидал.

– Да, сэр. Это мы с вами.

Я продолжаю смотреть на рисунок, не в силах подобрать правильные слова для своих чувств.

– Я собиралась вас подписать, но не знала, как, – говорит она, и ее слова срываются на шепот.

Я ловлю ее взгляд и ненавижу неуверенность, которую нахожу в нем. Присев на корточки, опускаюсь на один уровень с ней.

– Наша ситуация немного отличается от большинства, не так ли?

Она кивает.

– Как ты хочешь меня называть?

Она отвечает пожатием плеч, но в ее глазах отражается совершенно другое.

– Как ты всегда меня называла?

– Папочка.

Это слово ударяет меня прямо в гребаную грудь, достигая мест, о существовании которых я и не подозревал, мест, которые, как мне казалось, исчезли навсегда.

– Хорошо. Я хочу, чтобы ты называла меня так, потому что я и есть твой папа.

Она улыбается, довольная таким ответом.

– Понимаю, нам нужно многое уладить, – говорю я. – Но никогда не сомневайся, кто я для тебя. Я твой отец и никуда не уйду. Хорошо?