Текст книги "Ткань наших душ (ЛП)"
Автор книги: К. М. Моронова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 16 страниц)
XVIII
Уинн
Меня будит негромкая мелодия будильника Лиама.
Он тихо нажимает на него, прежде чем сесть в постели. Я прищуриваю глаза, чтобы он не заметил, что я не сплю.
Лиам проводит рукой по лицу, выглядя таким уставшим.
У меня есть соблазн спросить, что он делает, но он встает и натягивает толстовку с капюшоном, затем ботинки, прежде чем выйти из комнаты.
Это как моя первая ночь здесь.
Гротескный образ, как он входит в заляпанных грязью и кровью ботинках, всплывает в моем воображении, и по спине пробегает дрожь.
Я не позволю ему снова навредить себе.
Выползаю с кровати и натягиваю толстовку. Нет времени искать теннисные туфли, поэтому я надеваю тапочки.
Дверь немного скрипит, когда открываю ее, чтобы выглянуть наружу.
В холле темно и жутко. Знак «выход» в конце светится зловещим красным светом.
Я тихонько выскальзываю из нашей комнаты и подпираю дверь одним из шлепанцев для душа Лиама, которые нахожу у входа.
В спешке бегу по коридору. Должна признаться, я до сих пор удивляюсь, что нас не запирают в комнатах на ночь.
Я знаю, что Джеймс сказал, что это не психиатрическая больница и что она нетрадиционная, но все же, что это за реабилитационный центр, который позволяет людям делать то, что они хотят, в любое время ночи?
Наверное, тот самый, который позволяет пациентам трахаться в душевых и спа-комнатах.
Поворачивая за угол, я замечаю толстовку Лиама, когда за ним закрывается входная дверь. Он вышел через боковую дверь, вероятно, потому, что у главного входа стоит ночной охранник, хотя я не могу представить, чтобы он мешал кому-то делать то, что им заблагорассудится.
Холодный ночной воздух скользит по моим обнаженным лодыжкам, когда я толкаю дверь. Все во мне говорит, что я должна развернуться и вернуться в постель, но я знаю, что не смогу заснуть, зная, что Лиам может снова нанести себе вред.
Он неторопливо прогуливается по полям и направляется к кленовому лесу за усадьбой. Как только он исчезает из поля зрения, я крадусь за ним по полю. Трава мокрая от сегодняшнего дождя, но по крайней мере больше не моросит.
Свежий воздух обжигает кожу. Листья хрустят под моими ногами.
Я останавливаюсь на опушке леса и оглядываюсь на поместье. Луна выходит из-за темных облаков, освещая здание бледным, переливающимся светом. Красный оттенок виноградных лоз, обвивающих стены, делает его похожим на особняк с привидениями, который спит среди ночи и ждет, пока какой-нибудь дурак забредет внутрь.
Ветка ломается, и моя голова поворачивается обратно к лесу.
Лиам стоит передо мной со скрещенными руками и сонной улыбкой на лице. Его темные волосы взъерошены, несколько прядей красиво спадают на лоб. Темные круги под глазами выдают его беспокойство, и мысль о том, что он так же мучается внутри, как и я, разбивает мое сердце.
– От тебя одни проблемы. Ты это знаешь?
Я извиняюще хмурю брови.
– Ну, я не планировала, что меня поймают.
Он смеется, и меня охватывает чувство спокойствия. Уголок моих губ тянется вверх от его соблазнительного голоса.
Лиам протягивает мне руку и кивает головой в сторону леса.
– Тогда пойдем.
Мои глаза округляются, когда лунный свет освещает его теплый взгляд. Он похож на идеального сказочного персонажа.
Такого, которого не существует, но он здесь, в реабилитационном центре для людей с психическими расстройствами. Застрял со мной, как с соседкой по комнате.
Я беру его за руку, тепло быстро вытесняет холодный ночной воздух.
Это на него не похоже. В последнее время он был неумолимо добрым.
– Куда мы идем? – спрашиваю я, затаив дыхание.
Он тянет меня за руку, и мы входим в лес из кленов и сосен, вокруг нас время от времени падают последние капли дождя. Несколько постукиваний по голове, и я осознаю, насколько мокрые мои тапочки. Они уже испортились. С таким же успехом я могла бы идти босиком.
– Вот увидишь, – бормочет Лиам.
Под кронами деревьев темно, но я слышу улыбку в его тоне. Счастлив ли он, что я пошла за ним сюда?
Мы идем молча, пока не выходим на поляну. Не знаю, откуда он знает, куда идти ночью в лесу, но мы на месте. Темная трава колышется под вечерним ветерком. Луна скрыта облаками, но один взгляд на нее говорит мне, что ветер скоро разгонит их с дороги.
Меня окутывает запах мокрых опавших листьев и свежего дождя.
– Это же просто поле, – растерянно бормочу я. Зачем приходить сюда в четыре утра?
Лиам наклоняется и, указывая пальцем, говорит мрачным голосом:
– Посмотри еще раз, солнышко.
Это прозвище так легко слетает с его языка, что я даже не могу делать вид, будто меня это раздражает. Мои глаза поворачиваются к полю, и в этот момент лунный свет проливается на землю, будто бледный свет становится жидким.
Тысяча маленьких белых цветочков вспыхивают одновременно, возвращая свет небу и миру вокруг них.
Мое сердце все еще бьется в груди, тихое, мрачное маленькое создание в эти ночные часы, отчаянно цепляясь за надежду, что дневной свет ускользает от меня.
– Лунные цветы,2 – с восторгом говорит Лиам.
Они что-то значат для него, и хотя он выглядит счастливым, глядя на них, в его глазах чувствуется меланхолия.
– Не надо было мне этого показывать. – Я чувствую себя плохо. Кажется, это действительно что-то личное. – Прости, что пошла за тобой сюда. Я не хотела снова видеть, как тебе больно.
Лиам пожимает плечами. Легкий ветерок отбрасывает его волосы влево, и в его глазах отражается грусть, когда он смотрит на цветы.
– Это место никогда не принадлежало мне. Те, кто были до нас…они создали это место.
Те, кто были до нас.
– Что с ними случилось? – бормочу я, не уверена, стоит ли спрашивать. – Те, что были раньше…им стало лучше и они ушли? Они нашли лекарство для своего разума?
Я наклоняюсь и провожу пальцами по краям красивых лепестков, освещенных луной.
Они мягкие и все еще хранят капли блаженной влаги после дождя.
– Надеюсь, они нашли свое лекарство – хочется верить, что им стало лучше, – говорит Лиам, подходя, чтобы стать рядом со мной. – Так или иначе, я наткнулся на это место несколько месяцев назад. Никто за ним не ухаживал, поэтому я подумал, что те, кто ухаживал, давно покинули «Святилище Харлоу». Их отсутствие в этом месте преследует меня, но в то же время дает надежду. Их кольца – символ настойчивости.
Он поворачивается и смотрит на меня усталыми глазами. Я чувствую этот изнурительный для души прилив, изнурительную тягу, бесконечный поиск этой глупой мелочи, называемой надеждой.
Чтобы найти лекарство.
– Их кольца? – оцепенело бормочу я.
Лиам кивает и срывает один из лунных цветков, кладет его мне в руку.
– Ты спрашивала меня о кольце, которое я оставил тебе в больнице, – искренне бормочет он.
Я подумала, что он меня не услышал, потому что смотрел на мою грудь и ничего не ответил.
Я киваю.
– Я нашел три из них. Одно оставил себе, другое у Лэнстона, а потом решил, что последнее должно быть у тебя.
Моя грудь сжимается от его признания, лунный цветок согревает мою ладонь, а сердце бьется быстрее.
– Почему у меня?
Его глаза сужаются от тоски, когда он проводит указательным пальцем по моему запястью. Небольшая волна боли разливается по моему предплечью, и он морщится от того, как я вздрагиваю.
– В тебе есть что-то особенное. Это манит меня, как маяк. Медсестры говорили о том, как им жаль пациентку из сорок седьмой палаты, такую молодую и красивую, но, страдающую ужасным расстройством ума.
Я сжимаю зубы. Все мне сочувствуют, все, кроме…
– Тогда я понял, что должен увидеть тебя собственными глазами. Увидеть, действительно ли тебя стоит жалеть, хотя у меня было предчувствие, что это не так. – Его голубые глаза ласкают мое лицо, будто я потерянное сокровище, которое он ищет на краю света. – Нет, я понял это, как только увидел тебя. Тебя нельзя было жалеть. Твой ум – прекрасная и опасная вещь, Уинн, хоть он и болен. Но твоя душа озаряет мир вокруг тебя, зажигая все вокруг твоим неизбежным страданием.
Мой сжатый кулак душит лунный цветок. Мое сердце замирает и колотится одновременно.
– Я увидел молодую женщину. Растерянный маленький цветок, который пытается расцвести при дневном свете, когда тебе всегда суждено процветать под звездами, в отличие от тех, кто тебя окружает. Ты уже достаточно увяла для этого мира. Ты так не думаешь? – Улыбка и вопрос Лиама наполняют каждую частичку моей уставшей души. – Пришло время отпустить то, что болит.
Он снова протягивает мне руку. Я прячу цветок, который ненароком раздавила, в карман, прежде чем взять его за руку. Он согревает мою холодную кожу, ведя меня к центру цветущего поля.
– Потанцуешь со мной, Уинн?
В промокших, холодных тапочках, в большой толстовке, со взъерошенными волосами, я улыбаюсь ему – по-настоящему, очень улыбаюсь.
– Обещаешь, что ты не вампир и не оборотень? – говорю я, когда он прижимает меня к своей груди.
Лиам саркастически улыбается.
– А если так? – Он хихикает. Потом его глаза становятся серьезными. – Я искал эту потерянную улыбку.
Я смеюсь, когда он обнимает меня за талию и начинает кружить по полю. Вскоре я теряю один из моих тапочек, но мне все равно. Я не останавливаюсь.
– Лиам, спасибо, что ты такой странный.
Он смеется.
– Это комплимент?
– Колдфокс! Уотерс!
Мы резко останавливаемся, наши ноги в сантиметрах друг от друга, а головы поворачиваются к сотруднику, который выкрикивает наши имена. Слишком далеко, чтобы различить, Джерико это или нет, но его фонарик точно указывает нам, где он находятся.
Лиам берет меня за руку.
– Беги!
Он смеется, когда мы снова погружаемся в темноту леса. Ничего, кроме звуков наших ног, раздавливающих листья, и наших тяжелых вздохов, наполняющих воздух.
– Где твой тапок?
Лиам смотрит на мою босую ногу, безудержно хохоча над тем, как я бегу без него.
Свежий воздух и бурная энергия пронизывают меня насквозь.
– Я потеряла его во время нашего танца. – Смеюсь между вдохами. Щеки болят от невозможности сдержать улыбку.
Он качает головой, но улыбается, останавливает нас в поле, окружающем «Святилище Харлоу», и подхватывает меня на руки, как будто я невесомая.
– Что мне с тобой делать?
Он крепко обнимает меня. Я вдыхаю его запах и держусь за жизнь, пока он бежит остаток пути до «Харлоу» со мной на руках.

Джерико не выглядит счастливым – совсем нет.
Он хмурый и уставший; похоже, не спал всю ночь, преследуя двух призраков.
– Лиам, ты лучше всех знаешь, что мы не рекомендуем ночные экскурсии. Особенно в будние дни.
Психолог-консултант постукивает пальцем по столу.
– Мы были в уборной. Я не знаю, о каких экскурсиях ты говоришь.
Лиам пожимает плечами, на его губах играет проклятая улыбка.
Джерико сужает глаза, переводя их с меня на Лиама и обратно на меня.
– Я ни на секунду в это не поверю.
Лиам толкает меня ногой, я выпрямляюсь на стуле и добавляю:
– Мы ели одни и те же фрукты на ужин. Нас всю ночь тошнило от них.
Я вздрагиваю, будто мой живот до сих пор болит.
Психолог молчит, рассматривая нас. Каждая минута так же мучительно неудобна, как и предыдущая.
– Отлично – вам обоим повезло, что это дорогое заведение с самостоятельной регистрацией.
Лиам скрещивает руки, кажется, немного раздражен всей этой суматохой.
– Как ты вообще узнал, что нас не было в комнате? Ты же не проверяешь нас, и дверь не закрывается на замок, так в чем дело?
Мои глаза расширяются – черт, шлепанец, который я засунула в дверь, чтобы могла вернуться обратно. Я хочу опустить голову на стол, но остаюсь сидеть прямо, кусая нижнюю губу, ожидая, что скажет Джерико.
Его зеленые глаза пассивно скользят по мне, и он, кажется, чувствует мою тревогу.
– Просто случайно увидел, как двое людей выскальзывают, и подумал, что это вы. Лиам, твои ночные прогулки не редкость, но это не значит, что ты должен тащить за собой мисс Колдфокс.
Я тихо выдыхаю и благодарю Джерико глазами. Он хороший человек. Он, наверное, уже знает о поле лунных цветов и о том, как пациенты украдкой ходят туда.
Интересно, как долго он здесь работает…Может, он их знал.
Тех, что были до нас.
XIX
Уинн
Сегодня Лиам играет на пианино не так мягко, как раньше.
Он сбивается с ритма и слишком эмоционально нажимает на клавиши. Это заглушает легкие ноты и подчеркивает более агрессивные.
У меня замирает сердце.
Я не должна была заставлять его идти со мной в подвал. То, что мы нашли, очень его напугало. Прошло уже два дня, а он все еще кажется далеким, погруженным в свои мысли. Мы не должны заглядывать в прошлое. Возможно, для всех нас будет лучше, если я просто забуду об этом.
Джерико постукивает по своей папке, как будто замечает, что Лиам сегодня тоже изменился, но игнорирует это, называя мое имя следующим.
– Колдфокс, твоя очередь.
Я стою и прохожу мимо Лиама. Он не смотрит на меня. Его глаза впалые и темные, как будто он не сомкнул глаз после того, как мы вернулись в нашу комнату.
Сидя на деревянной скамейке, я глубоко вдыхаю, чувствуя, как в моей душе зазвучала песня, мелодию которой я, казалось, давно забыла.
Лиам играл для меня, когда я была в худшем состоянии. Не уверена, что это вытащит его из темноты, в которой он оказался, но я должна попробовать.
Я выпрямляюсь и кладу пальцы на холодные белые клавиши.
«For the Damaged Coda» Blonde Redhead.
Эту композицию я знаю наизусть. Я закрываю глаза и позволяю своим рукам играть с воспоминаниями о моем ужасном прошлом. Боль – это то, что неизбежно оживляет эту песню… потому что ни одно великое произведение искусства не создается без небольшого страдания, стоящего за ним.
Смогу ли я до него достучаться?
Я решаюсь взглянуть на Лиама, и он смотрит на меня с удивлением. Интересно, знает ли он эту песню? Или, возможно, он просто ошеломлен тем, что я играю после того, как сидела здесь и отказывалась в течение последних трех недель.
Мелодия легко воспроизводится в моей мышечной памяти, хотя прошли годы с тех пор, как я играла. Руки помнят, а сердце знает клавиши.
Когда я снова закрываю глаза, меня встречает сердитое лицо моей матери, ее неразбавленная ненависть ко мне смотрит прямо в мою душу. Ее мрачное лицо с отвращением морщит нос и пробирает до костей, вселяя страх в мои вены. Синяки, которые она оставила на мне, никогда не заживут в моей памяти. Никогда.
Недостаточно хороша.
Всегда недостаточно хороша.
Я прекращаю играть на середине песни, опускаю руки на колени и резко встаю, обрывая мелодию, потому что не хочу снова переживать одни из худших периодов своей жизни.
Это очень больно. Проще оставить кости в могиле нетронутыми.
Джерико подзывает следующего человека, не встречаясь со мной взглядом. Когда я прохожу мимо него, он бормочет:
– Хорошая работа сегодня, Колдфокс. Это большой прогресс.
Мне удается улыбнуться ему, прежде чем сесть на свое место. Лиам смотрит на меня. Отдаленный страх в его глазах исчез, уступив место благоговению.
– Это было прекрасно, Уинн.
Мои плечи опускаются. Это было красиво, но не изнутри. Музыка прекрасна, но хаос, который она вызывает, разрушает мой разум, словно яд, проникающий в то, что осталось от моей оболочки.
Я пожимаю плечами.
Он хватает меня за подбородок и заставляет встретиться с ним взглядом, и я неохотно это делаю.
– Можешь научить меня играть эту песню?
Я поднимаю бровь, но отчаянно хочу знать:
– Почему?
Его голубые глаза впиваются в меня, как самый холодный дождь.
– Потому что это выглядело так болезненно, а я хочу избавить тебя от этой боли. Мы можем создать для тебя лучшие воспоминания, чтобы ты могла их воспроизводить, как думаешь?
Улыбка кривит мои губы, и я киваю.
– Я бы очень этого хотела.
– Тогда это свидание.
Он обхватывает рукой мой стул, и когда он это делает, я вижу красные бинты под его рубашкой.
От вида его крови меня тошнит. Когда он это сделал? Ему было лучше…По крайней мере, я так думала.
Но он, наверное, удивляется, почему я хочу умереть, и я уверена, что ему тоже грустно от этого.
Может быть, мы сможем вылечить друг друга.
Разве это не было бы замечательно…
Лиам грустно улыбается мне и шепчет:
– Это всего лишь небольшой порез, Уинн. Не расстраивайся так. Я пытался не делать этого…но я…
Я жестоко улыбаюсь ему в ответ, потому что как он посмел сказать мне что-то такое пренебрежительное о своей болезни.
– Я просто хочу умереть, Лиам. Не будь таким мрачным.
Он хихикает – возможно, потому, что это совсем не смешно.
– Это справедливо. Но если тебя не будет, кто меня вылечит?
Он с интересом поднимает бровь. От взгляда его темных глаз у меня мурашки по коже. Он такой красивый, что мне больно, такой сломленный, что это ужасно.
Я хочу, чтобы он всегда так на меня смотрел. С теплом и нуждой, я действительно являюсь его лекарством.
Джерико бросает на нас неодобрительный взгляд и шикает, когда следующий участник сеанса садится за пианино.
Я скрещиваю руки на груди, потирая кольцо с ониксом между пальцами и стараясь не смотреть на Лиама. Закрываю глаза, пытаясь мысленно подготовиться к встрече с Лэнстоном сегодня вечером.
Ониксовые кольца связывают нас вместе. Лиама, Лэнстона и меня. Не могу не задаться вопросом, кому они принадлежали раньше. Может, Монике? Почему они оставили их там, в поле? Чье кольцо у меня?
Я не уверена, что мы когда-нибудь узнаем. Иногда интересно гадать.
Когда наш сеанс заканчивается, Джерико стучит по папке, чтобы привлечь наше внимание, прежде чем мы все разойдемся. Такое ощущение, будто я снова в колледже, и как бы это ни было ностальгично, я совсем по нему не скучаю. Здесь намного, намного лучше. Я не довожу себя до сердечного приступа из-за какого-то глупого экзамена.
– Ладно, все, пожалуйста, помните, что в пятницу на следующей неделе мы едем в город на Осенний фестиваль. Небольшое праздничное веселье может быть поучительным и вдохновляющим. Будет холодно, так что одевайтесь теплее, и я знаю, что мы все здесь взрослые, но мы настаиваем, чтобы вы сплотились, потому что… ну…
– Потому что мы не в своем уме, – замечает Поппи с ехидной улыбкой.
Джерико хмурится на нее, но кивает.
– Да… Для вашей общей безопасности, в любом случае. Всем хороших выходных. Увидимся в понедельник утром, рано утром.
Лиам закатывает глаза, глядя на психолога-консультанта, а затем его внимание переключается на меня.
– Будешь моей приятельницей3?
Я пожимаю плечами и прохожу мимо него, чтобы он не увидел волнение, которое расцветает на моих щеках.
– А кто же еще будет? – Смеюсь. Он идет за мной и замедляет шаг, когда догоняет меня. – Пожалуйста, скажи мне, что мы запланировали что-то на выходные, кроме страшных историй в комнате Лэнстона.
Лиам сегодня впервые улыбается, и я рада этому, хотя он часто настороженно оглядывается через плечи, будто видит, как Кросби маячит в коридоре.
– Лэнстон хочет сделать татуировку на этих выходных. Хочешь присоединиться к нам?
Я поднимаю бровь.
– Серьезно? Что он будет делать? Странно, что он мне об этом не сказал.
Думаю, между нами тремя все еще есть вещи, которые мы не можем разделить.
– Это сюрприз. – Он толкает меня локтем. – Просто присоединяйся к нам, увидишь.
– Ладно. Было бы хорошо ненадолго выбраться из этого места.
Я смотрю в окна, пока мы идем по коридору. Прошло всего три недели, но я чувствую, что больше не принадлежу к реальному миру. Я не хочу возвращаться.
Думаю о Джеймсе, о том, сколько он, наверное, платит за то, что я живу в таком месте. Надеюсь, я не трачу его время и деньги впустую. Единственное, чего я хочу – это выздороветь, и с Лэнстоном и Лиамом, кажется, мне это удастся.
Мне нужно перезвонить Джеймсу; мы часто переписываемся, но сегодня я не ответила ему после его утреннего сообщения.
Что напоминает мне:
– Сколько стоит эта реабилитация?
Глаза Лиама расширяются, и он смотрит на меня так, как будто я шучу с ним.
– Ты действительно не знаешь?
Я непонимающе смотрю на него.
– Блять. Ну, в месяц это около шести тысяч долларов, в зависимости от тяжести состояния пациента.
У меня подкашиваются ноги, и я останавливаюсь перед нашей дверью.
Смотрю на Лиама, а он смотрит на меня так, будто не знает, что сказать.
– Извини, я подумала, ты сказал шесть тысяч.
Качаю головой и смеюсь.
Он хмурится все сильнее, как и я, когда реальность охватывает меня.
– Да.
Не может быть, блять.
Нет, я собираю вещи прямо сейчас.
Как Джеймс смог себе это позволить? Почему он думал, что я позволю ему заплатить?
Меня охватывает чувство вины и начинается паника. Мне нужно собрать вещи и выселиться – три недели, прошло три проклятых недели, а это уже больше пяти тысяч долларов.
– Уинн, что ты делаешь?
– Я не могу остаться. Мой брат платит за все это, и я не могу так с ним поступить, – рассеянно бормочу я, убирая содержимое ящика тумбочки в сумку. – Он – все, что у меня осталось, а я для него такая гребаная обуза. Я не знала, что это так дорого… Надо было спросить его.
Слезы затуманивают мое зрение, когда я открываю дверцу шкафа и начинаю хватать свитера с вешалок.
Лиам хватает меня за руку, а когда я пытаюсь вырваться, он крепко сжимает ее.
– Отпусти меня! – кричу я, находясь в нескольких сантиметрах от его лица, переполненная эмоциями, бушующими во мне.
Моя кровь пылает, а дыхание тяжелое. Я рыдаю и дергаю рукой, чтобы отодвинуться от него.
– Лиам, отпусти меня!
Он стискивает зубы и притягивает меня к себе, держа мои бьющиеся руки так крепко, что я едва могу дышать.
– Уинн…тебе надо успокоиться. Пожалуйста, – говорит он успокаивающим голосом.
Но мои внутренние демоны ведут войну, мое сердце бьется слишком быстро, чтобы я могла услышать голос разума.
Я впиваюсь зубами в его бицепс, но он все равно отказывается меня отпускать.
– Больно… – Он мрачно улыбается, опускаясь на пол, все еще держа меня в объятиях… – Это чертовски больно, солнышко. Ты знаешь, что я люблю боль, но я не думаю, что тебе понравится то, что ты оставишь после себя.
Его голос жутко низкий и хриплый.
Моя челюсть вздрагивает, когда мои слезы пропитывают его свитер. Металлический привкус касается моих вкусовых рецепторов, и я мгновенно отпускаю его, откидывая голову назад и глядя на его лицо с ужасом от того, что я только что сделала.
Глаза Лиама – это море спокойствия и понимания, которое отвлекает меня от моей мании и вселяет в меня новый страх.
Я боюсь того, что могу натворить, когда я не в себе, в те короткие моменты, когда в моей голове проносится слишком много ужасных мыслей. Вот почему я ненавижу себя. Потому что я делаю ужасные вещи с людьми, которые мне небезразличны.
Мой взгляд переходит на его руку, где я впилась зубами в его плоть. Кровь просачивается сквозь свитер, и у меня кружится голова.
– Все хорошо, Уинн. С тобой все в порядке?
Он поднимает руку и нежно касается моей щеки, но я слишком сосредоточена на его руке.
Почему он не сердится на меня? Я пытаюсь поднять его свитер, чтобы увидеть рану; ее нужно немедленно обработать, ему нужно…
– Эй. – Лиам снова поворачивает меня к себе лицом, и мы встречаемся глазами. Взгляд, которым он смотрит на меня, одновременно завораживает и разрывает сердце.
– С тобой все в порядке?
Он смотрит мне в душу, ожидая ответа. Мои глаза наполняются свежими слезами, и я качаю головой.
– Нет.
Он обхватывает обе мои щеки и притягивает к себе. Его мягкие губы прижимаются к моим, и с каждым ударом его сердца мое сжимается. Его дубовый запах поглощает меня, и на какое-то блаженное мгновение я перестаю быть собой. Я не тот персонаж, которого ненавидела всю свою жизнь.
Я просто женщина, которая целует мужчину.
Уинн целует Лиама.
Неужели все так просто?
Неужели это возможно?
Теплые слезы скатываются с моих губ, и мои глаза открываются.
Лиам плачет.
Я отступаю назад и пытаюсь вытереть его слезы, но они все еще текут по его щекам.
– Лиам, ты…
– Со мной тоже не все в порядке, – шепчет он, его голос дрожит. – Мне никогда не было хорошо. Но когда я вижу, как ты распадаешься на части, это слишком больно, чтобы я мог это выдержать. Пожалуйста, не ходи в те темные места, Уинн. Пожалуйста, останься здесь, при тусклом свете, со мной. Ты моя последняя надежда, мое лекарство. – Он тяжело опускает руки по бокам и рыдает, уткнувшись лбом мне в плечо. – Позволь мне попытаться помочь тебе, пожалуйста.
Я обхватываю его руками и обнимаю так, будто это будет в последний раз.
– Мне очень жаль. Я никогда не хотела сделать тебе больно…но сделала. – Мои пальцы сплетаются в его мягких, темных волосах. – Я чувствую себя таким бременем для всех. Даже для тебя, посмотри, что я наделала.
Мои плечи дрожат, когда я рыдаю вместе с ним.
В дверь стучат, и прежде чем мы успеваем пошевелиться, она открывается. Лэнстон заходит, и его взгляд немедленно останавливается на мне.
– Что здесь происходит? Я слышал крики.
Он замолкает, когда видит кровь и наши лица, покрытые слезами.
В дверной проем заглядывает еще несколько голов, но Лэнстон закрывает дверь и запирает ее, прежде чем опуститься на колени рядом с нами.
– Он сделал тебе больно?
Карие глаза Лэнстона обеспокоенно заглядывают в мои. Лиам успевает взглянуть на него, но не отвечает.
Почему он так подумал?
Я качаю головой.
– Нет. Я…я сделала ему больно…
Мои руки все еще дрожат от адреналина, который мчится по моим венам.
Лиам встает, и воздух между нами вдруг становится холоднее, чем был в последние недели.
– Все в порядке. Убирайся.
Он хмурится, глядя на Лэнстона, прикрывая рукой красное пятно, растекающееся по ткани.
Лэнстон еще раз смотрит на меня и выходит только после того, как я киваю ему.
– Увидимся позже, ладно? – произношу я, вспоминая, что мы должны встретиться сегодня вечером в оранжерее.
– Да… До встречи.
Его глаза полны тревоги, но он неохотно уходит.
Я запираю дверь, чтобы убедиться, что к нам больше никто не ворвется, и сажусь рядом с Лиамом на его кровати.
Он не смотрит на меня – его глаза снова усталые и отстраненные. Вместо того, чтобы попытаться заговорить, я открываю его ящик и беру его медикаменты.
Он не борется со мной, когда я осторожно стягиваю с него толстовку. Укус не слишком глубокий, но все же разорвал кожу. Лиам молча наблюдает, как я мажу рану мазью и очищаю ее, прежде чем обмотать марлей и медицинской повязкой. Пока я работаю, из моих глаз катятся слезы.
Как я могла так поступить? Я такая же ужасная, как все обо мне говорят. Такая же бессердечная и холодная, какой меня воспитывали. Все, что я делаю, – это причиняю людям боль, как бы я ни старалась этого не делать.
Я не могу существовать на нейтральной территории. Никто не видит меня такой, какой я иногда мечтаю быть.
Хорошей девушкой.
Человек, достойный любви.
Душа, которая не выползла из ада.
Если бы меня здесь больше не было, все бы прекратилось. Боль. Страх. Все то, что мучает мою глупую совесть. Если я умру, то, возможно, проснусь в лучшем месте.
Или я просто умру.
И меня это тоже устраивает.
– Так лучше?
Я не могу скрыть чувство вины в своем дрожащем голосе.
Лиам встречается со мной взглядом и кивает.
Я делаю движение, чтобы встать, но он хватает меня за запястье. Я не поворачиваюсь, чтобы посмотреть на него. Остаюсь стоять лицом к кровати и смотрю на беспорядок, который я наделала. Чувствую пустоту внутри, которую не чувствовала уже несколько недель – с той ночи.
Вот как быстро я могу принять решение. Вот насколько я иррациональна и глупа.
Я не хочу здесь больше быть. Я не хочу быть собой.
– Ты же не собираешься уйти, правда?
Сжимаю челюсти, прежде чем пробормотать:
– А что, если я это сделаю?
Лиам медленно отпускает мое запястье, и я стою на месте несколько минут, не произнося ни одного слова, прежде чем поднять с пола сумку и свитера.
Он снова меня ненавидит?
Я знаю, что ненавидит.








