Текст книги "Ткань наших душ (ЛП)"

Автор книги: К. М. Моронова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 16 страниц)

Ⅶ

Лиам

Уинн съедает небольшую булочку за ужином.

Это не мое дело, что она ест и сколько, и мне все равно…но она не пообедала.

Возможно, она не чувствует голода, потому что все еще находится в тумане после всего, что произошло. Я уверен, что сегодня у нее был тяжелый день.

Хватаю несколько батончиков мюсли с прилавка со снеками перед тем, как уйти. На всякий случай.

Когда за нами закрывается дверь, она выглядит такой уставшей, что я даже не пытаюсь шутить с ней. Сажусь на кровать, стягиваю толстовку, бросаю ее на письменный стол и хватаю с тумбочки дневник.

Глаза Уинн на мгновение заинтересованно смотрят на меня, прежде чем она возвращается к своей задаче – сложить одежду и собрать те несколько вещей, которые она разложила на своей стороне комнаты.

Я стараюсь давать ей личное пространство, действительно стараюсь, но это довольно трудно, когда она такая милая. Ее ум может меня раздражать, но она прекрасна. Ее большой свитер идеально достигает колен, а длинные носки заправлены в пушистые тапочки.

Длинные розовые волосы спадают ей на лоб и так и просится, чтобы я откинул их набок.

На моих губах появляется хмурая улыбка, когда я смотрю, как она мрачно засовывает несколько пар джинсов в комод. В ее взгляде есть что-то знакомое мне. На самом деле, он слишком похож на мой собственный. Темные круги под ее светло-карими глазами наполняют мою грудь желанием. Я хочу узнать ее полностью, так сильно, что мы никогда не сможем распутаться.

Она – олицетворение душевной боли, и я хочу, чтобы боль, которую она вселяет в мое сердце, осталась в нем навсегда.

– Что?

Моя голова приподнимается, и я перевожу взгляд на нее.

– А? – говорю я, как полный идиот.

Ее брови нахмурились, и она хмурится, глядя на меня, как будто я какой-то зверь.

– Почему ты на меня так смотришь?

Черт, мой взгляд опускается ниже и я вижу ее ночную рубашку, зажатую в руке. Она раздевается. Боже, помоги мне, Уинн одевает ночную рубашку в постель? Пожалуйста, скажите мне, что она надевает еще и шорты. Мысль о том, что под шелковой рубашкой только ее нижнее белье, приливает кровь к моему члену, от чего спортивные штаны становятся неудобно тесными.

– О, прости, я… не знаю, задумался. – Ее нахмуренность углубляется, и я чувствую себя полным мудаком. – Да, прости.

Переворачиваюсь лицом к окну, беру свой дневник, хотя сейчас мне совершенно неинтересно читать.

– Почему ты оставил это кольцо в моей больничной палате? – спрашивает она, и я слышу, как ее свитер падает на пол.

Мой стояк натягивает мои спортивные штаны. Я жалею, что надел серое – по крайней мере черное его бы скрывало.

– Какое кольцо? – спрашиваю я.

Очевидно, я знаю, о чем она говорит, но не думал, что она догадается, что это я его туда положил. Выходит, я не такой хитрый, как думал.

Она на мгновение замолкает, и я инстинктивно поворачиваюсь, чтобы посмотреть на нее, даже не задумываясь об этом, когда Уинн надевает черную шелковую ночную рубашку. Ее грудь обнажена, и, на удивление, на ней нет белья. Мой рот сразу же открывается и член мучительно пульсирует, когда новая кровь появляется там, умоляя.

Уинн опускает воротник через голову и смотрит на меня, как неприветливая ведьма, которой она и является. В ее глазах горит огонь. Она не опускает рубашку сразу – медленно проводит пальцами по подолу, натягивая ее на свою полную грудь, и на мгновение останавливается прямо над своей киской.

Выражение моего лица темнеет, меня охватывает голод, такой же чертовски плотский и необузданный, как и я сам. Я не люблю, когда меня дразнят, если я не могу получить приз.

– Лучше прикрой свою киску, если не хочешь, чтобы я сегодня вечером оттрахал тебе мозги, Уинн.

В ее глазах промелькнул страх, но она крепче сжимает подол рубашки.

Я не знаю, что она делает. Я уже предупреждал ее, и если она хочет поиграть, то я с радостью ее развлеку.

Перекатываюсь на край кровати и опускаю ноги на пол, мой член дает о себе знать. Ее глаза опускаются к нему, и голод, который поглощает каждую мою мысль, отражается и в ее взгляде.

Она натягивает рубашку и прищурившись, безжалостно смотрит на меня.

– Ты нарочно смотрел, поэтому я хотела, чтобы ты увидел, чего не получишь.

Ее соски твердые, ночная рубашка не скрывает их.

– Ты в этом уверена? – бормочу я низким, опасным тоном.

Она смотрит на меня так, будто не знает, что сказать, не раз опускает взгляд на мой набухший член, прежде чем закатывает глаза и залезает в свою кровать.

– Сколько тебе вообще лет? – спрашивает она, поворачиваясь лицом к двери своего шкафа, а не ко мне.

Я ложусь обратно и улыбаюсь. На самом деле это даже весело, что она здесь.

– Мне двадцать девять, а тебе?

– Двадцать шесть.

– Трагично, – шепчу я, не намереваясь, чтобы это прозвучало как издевательство, но так оно и есть.

Она не отвечает. После нескольких минут молчания я выключаю лампу. Уже перевалило за полночь, и я чертовски измотан. Рана на ребрах, которую я лечил в больнице, все еще болит, но тупой пульс меня уже не беспокоит. Мои глаза начинают закрываться, когда я слышу ее голос.

– Лиам?

– Да?

– Если я трагична, то кем же это делает тебя?

Я задумываюсь об этом на секунду.

– Жестоким.

Она хмыкает, но не раздраженно, а скорее с облегчением, то вид, после которого следует улыбка.

Мы больше не разговариваем. Я засыпаю, наблюдая, как ее тело мягко двигается с каждым вздохом.

Ⅷ

Уинн

Мой сон такой же беспокойный, как и моменты пробуждения.

Я так чертовски устала… Даже мои сны не приносят мне ни покоя, ни облегчения от долгих, мрачных дней. Наоборот, они делают все еще хуже. Иногда мне снятся такие яркие сны, что я просыпаюсь еще более изможденной, чем была перед тем, как заснула.

Сегодня одна из таких ночей.

Хуже всего то, что эти сны даже не захватывающие. Я буду сидеть за столом, работать, ходить за продуктами, иногда даже просто гулять. Все, что я знаю, это то, что я очень, очень устала.

Потолок в моей комнате покрыт уродливыми слоями бежевой краски, которую давно пора было отремонтировать. Интересно, не оттуда ли идет запах плесени?

Старые окрашенные потолки – это все, что помогает мне оставаться в сознании в ночные часы. Как депрессивно.

Я переворачиваюсь на бок и подтягиваю одеяло ко рту, наблюдая, как Лиам делает равномерные вдохи. Его темные ресницы касаются щек в тусклом свете. По крайней мере, кажется, ему больше не больно. Несколько часов назад он разбудил меня тихим стоном от того, что, как я предполагаю, было ночным кошмаром.

Перевожу взгляд на окно. Дождь прекратился тридцать минут назад, но в воздухе все еще чувствуется влажность. Мне это нравится в дождливые дни. Ощущение тяжести заставляет меня чувствовать, что это нормально быть подавленной. Никто не осудит тебя, если ты грустишь в дождливый день.

Тихое чириканье привлекает мое внимание к тумбочке Лиама. Его телефон загорается, и он просыпается, постукивая по экрану, чтобы выключить будильник. Я закрываю глаза, так что если он посмотрит на меня, то подумает, что я сплю.

Лиам тихо встает, натягивает на голову капюшон и надевает кроссовки. Я медленно поднимаю голову, когда он выходит из комнаты и закрывает дверь.

Куда он, блять, идет в четыре утра?

Подхожу к двери и выглядываю в коридор. Там уже пусто и тихо – Лиама нигде не видно. Хмурю брови. Может, он просто пошел в ванную или еще куда-то.

Я жду, пока он вернется, глядя в потолок и думая о том, какие занятия у меня сегодня будут. Когда проходит тридцать минут, я отсоединяю телефон от зарядного устройства и начинаю печатать все свои претензии Джеймсу.

Уинн: Как ты мог оставить меня здесь, не сказав, что этот центр нетрадиционный? Ты знал, что мой сосед по комнате – мужчина?

Джеймс: Господи, сейчас четыре утра, мне еще и снотворное к твоим рецептам добавить?:)

Уинн: Пошел ты… да, это было бы на самом деле хорошо, лол.

Джеймс: Люблю тебя. Извини за соседа, он в твоем вкусе? Может, это не так уж и плохо.

Уинн: Он – это нечто. Я тоже тебя люблю.

Я не могу не улыбнуться. Джеймс никогда не выключает телефон, так что, возможно, он ждал, что я напишу ему смс и пожалуюсь. Я давно этого не делала… и почему-то от этого мне становится легче.

Минуты идут за минутами, и я ловлю себя на мысли о старом соседе Лиама по комнате. Кем он был? Замечал ли он, как Лиам просыпался посреди ночи, или имел крепкий сон? Кросби. Я хочу узнать о нем больше. Я запишу себе на заметку, чтобы расспросить завтра, когда Лиама не будет рядом.

Дверь со скрипом открывается, и Лиам заходит. Он закрывает за собой дверь и прижимается к ней телом, словно уставший, тяжело дыша.

Куда он ходил? Почему в такое время?

Я сажусь в постели, и его голова наклоняется в мою сторону.

– Что? – ворчит он, кажется, то ли пьяный, то ли от боли.

Я бью кулаком по простыням. Он такой невыносимый.

– Куда ты ходил в такое время?

Его фигура темна в тусклой комнате, и я не могу разглядеть черты его лица, но тон голоса резкий, когда он говорит:

– Это не твое дело. Возвращайся ко сну.

Он ведет себя довольно странно, и я нажимаю кнопку прикроватной лампы. Она освещает комнату, и мой живот скручивается при виде Лиама.

Его одежда мокрая, обувь покрыта грязью, и…с костяшек его пальцев капает кровь.

Выражение его лица непроницаемо, он смотрит на меня с яростью.

– Боже мой. – Я вскакиваю с кровати и осторожно подхожу к нему. – Что случилось?

Тянусь к его руке, но он отдергивает ее и смотрит на меня смертельным взглядом.

– Я сказал, иди спать, Уинн.

Ноги дрожат, но я отказываюсь двигаться.

– Я спросила, что случилось.

Мы стоим лицом к лицу, сверля друг друга яростными взглядами. Наконец его каменное выражение лица смягчается, он снимает обувь и толстовку.

Вздыхает, когда я стою неподвижно, ожидая ответа.

– Я просто вышел прогуляться.

– И пораниться?

Он смотрит на меня с раздражением, прежде чем пробормотать:

– Да.

– Ты сказал, что мы должны останавливать друг друга. Я настаиваю на этом.

Я успокаиваю свое дыхание и пытаюсь снова дотянуться до его руки. На этот раз он не вырывается. Лиам позволяет мне схватить его руку, и его глаза устало встречаются с моими.

Я поднимаю его рукав и вижу длинный порез, тянущийся по предплечью – не над артерией, а сбоку. Его кровь горячая и липкая, капает на пол и наполняет воздух металлическим запахом.

– Лиам, – не веря своим глазам, бормочу я.

Как он мог сделать это с собой намеренно…Он проснулся посреди ночи, чтобы сделать это? Зачем?

– Я в порядке, – рычит он, отдергивая руку назад.

– Так не годится, – протестую я и направляюсь к его тумбочке, открываю ее и хватаю марлю и пластырь. По дороге прихватываю его свежую одежду. – Надо тебя помыть.

Он сам не свой. Ему плохо, и уже потерял много крови.

Лиам непонимающе смотрит на меня. Я воспринимаю это как согласие и веду его обратно в коридор к ванной комнате.

На улице кромешная темнота. Дождь снова начинает стучать в окна, а ветер стучит стеклами.

Я включаю свет в душе, и часть ванной комнаты освещается. Лиам просто смотрит на меня и послушно следует за мной. Слава Богу. Но это так не похоже на человека, которого я знаю всего день.

Вода в душе быстро нагревается, и я приглашаю его войти. Его рука все еще кровоточит, но, по крайней мере, выглядит так, будто кровь свернулась достаточно, чтобы немного замедлиться.

– Держи руку подальше от воды.

Он кивает, раздевается, не волнуясь и не обращая внимания на мой пристальный взгляд, ступает под парящую воду. Я пытаюсь отвлечься на что-то, кроме его тела, поэтому сосредотачиваюсь на крови на своих руках.

Это так похоже на ту ночь, когда я пыталась умереть. Красный. Все оттенки красного. Сначала яркий, а затем густо-малиновый и розовый, переходящий в темно-бордовый.

Я подхожу к умывальнику и трижды споласкиваю руки, стараясь не думать ни о чем, кроме той ночи. Сердце колотится в груди, заставляя меня больше сосредоточиться на дыхании.

Душ выключается, и Лиам садится на скамейку рядом с кучей чистой одежды, которую я принесла с собой. Беру с вешалки полотенце и протягиваю ему, не отводя от него глаз.

– Я знал, что ты ханжа.

Мои щеки вспыхивают.

– Лиам, давай не сейчас?

Он смеется и обматывает полотенце вокруг талии. Когда он прикрыт, я вытираю рану и мажу ее мазью. Вероятно, ему не нужно накладывать швы, но рана глубокая. Я аккуратно накладываю марлю на мазь, а затем заворачиваю руку.

– Вот.

Я подворачиваю край, чтобы он не задирался, и присаживаюсь на корточки, прежде чем взглянуть на него.

Глаза Лиама темные, впалые и страшные. У него даже нет своего обычного гнева. Волосы мокрые, потому что он не позаботился их высушить.

Я беру еще одно полотенце и бросаю ему на голову.

– Я буду в комнате. Пожалуйста, не делай больше ничего сегодня вечером, я устала и не очень хочу делать это снова.

Жду минуту, и когда он не отвечает, ухожу.

У меня такое чувство, что я здесь работаю.

В коридоре темно и тихо, в нашей комнате царит приятная тишина. Я чувствую, что могу проспать несколько дней. С грязными ботинками Лиама придется подождать до завтрашнего утра.

Я раздеваюсь и натягиваю мешковатую рубашку, а затем падаю в кровать.

Дверь открывается через несколько минут.

Шаги Лиама останавливаются возле моей кровати, и я колеблюсь, прежде чем открыть глаза. Он смотрит на меня сверху вниз, волосы сухие, а в глазах отчетливо мелькивает гнев.

Дерзость.

– Не за что, – бурчу я и переворачиваюсь на кровати, натягивая одеяло на голову, желая, чтобы он просто оставил меня в покое.

Кровать опускается, и мое сердце подпрыгивает в груди, когда он наваливается на меня всем своим весом. Откидывает одеяло, чтобы увидеть мои глаза.

– Зачем ты это сделала? – спрашивает он, не беззлобно, но его голос низкий и лишенный тепла.

– Потому что тебе было больно и я…

– Не об этом, – шипит он. – Кто… Кто сделал тебе так больно, что ты хотела умереть?

Он пристально смотрит мне в глаза. Наклоняется надо мной и прижимает к себе. Не думаю, что он намерен позволить мне заснуть без ответа.

– Ну, это был не один человек.

Лиам выжидательно смотрит на меня.

– А зачем тебе это знать? Я думала, что оттолкнула тебя.

Я пытаюсь высвободиться из-под одеяла, но он крепче держит меня.

– Так и есть. – Я борюсь с болью, которую причиняет мне обида. – Но это делает тебя еще более удивительной. Опять же, кто мог посеять такое темное, зловещее семя в такое сердце, как твое? – Его глаза смягчаются.

Это был комплимент?

Сердце в груди сжимается и мне становится трудно дышать. Начинает кружиться голова, и Лиам замечает это, поднимая бровь.

– Мне нужны мои лекарства, – бормочу я.

Как я могла забыть их принять? Первый день, и это полное дерьмо.

Его брови обеспокоенно сводятся, и он хватает несколько бутылок с тумбочки, протягивает их мне и терпеливо наблюдает, как я откупориваю их и пью по одной из каждой бутылки.

– Что с тобой? – спрашивает он, когда я делаю несколько глотков воды.

Смотрю на него боковым зрением.

– У меня больное сердце. Так что если бы ты мог воздержаться от того, чтобы прижимать меня к кровати, было бы замечательно. Стресс и тревога ухудшают побочные эффекты.

Его лицо заметно бледнеет, а глаза омрачает вина.

– Я не знал… Прости.

– Может, теперь мы просто ляжем спать?

Я откладываю таблетки и ложусь на спину. Лиам еще несколько минут сидит на моей кровати, прежде чем возвращается на свою.

Ⅸ

Уинн

Когда я принимаю душ и одеваюсь, спеша на первый сеанс этого дня, уже десять часов.

Пропустить завтрак – это нормально. Я нашла несколько батончиков мюсли на своем столе и прихватила один по дороге в тренажерный зал. По словам Джерико, физические упражнения имеют решающее значение для психического здоровья, и мы всегда начинаем свое утро с часовой тренировки.

Я поглощаю батончик мюсли и настраиваюсь на то, что сегодня встречу еще больше незнакомых лиц. К счастью, сегодня утром в душевой было довольно пусто, кроме нескольких других женщин.

Тренажерный зал находится на втором этаже и выходит на заднюю часть поместья. Я нерешительно захожу в комнату, а там стоит Джерико.

– Доброе утро, Колдфокс. Выглядите так, будто спали дерьмово, – бормочет он, отмечая мое имя в своем блокноте.

Я изображаю улыбку.

– Да, видимо, волнение первой ночи, – вру я.

Когда я проснулась, Лиама уже не было в комнате, и я понятия не имею, как выглядит его расписание. Но я чувствую облегчение, что не вижу его имени в списке Джерико.

– Да, это скоро пройдет. Кроме того, ваш брат связался с нами сегодня утром и попросил снотворное для вас, так что я передам его вам до вечера.

Он смотрит поверх моей головы, когда еще несколько пациентов заходят и направляются к беговым дорожкам в глубине помещения.

– Спасибо, – бормочу я и обвожу взглядом комнату.

Кажется, что каждый находится в своей зоне. Большинство людей в наушниках или с кем-то рядом.

Среди вариантов – беговые дорожки, кардиотренажеры, эллиптические тренажеры или штанги.

Я устраиваюсь на беговой дорожке в передней части комнаты, чтобы по крайней мере смотреть на лес и низкие облака, тяжелые от дождя.

Кто-то становится на беговую дорожку справа от меня. Я не поднимаю глаз, потому что нажимаю низкую скорость на тренажере. Лента начинает двигаться, и я иду уверенным шагом.

Несколько других пациентов за моей спиной разговаривают тихими голосами. Я не могу не подслушивать.

– Ты видела обновление в коридоре? – спрашивает одна женщина у другой.

– Нет, а что?

– В вестибюле теперь есть видеонаблюдение, и если покидаешь «Харлоу» навсегда, то надо выписаться, иначе сочтут пропавшим без вести.

Вторая девушка на мгновение замолкает.

– Ты думаешь, это из-за тех пропавших людей?

– Десять лет назад? Я не думаю, что они действительно пропали. Мне кажется, что они мертвы и похоронены в подвале.

Подождите, пропавшие люди? Как статьи в дневнике Лиама?

– Сидни говорит, что если ночью не прижать обувь к двери, то они будут шептать под ней, – со страхом говорит другая девушка.

Я не смогла бы идти тише, даже если бы попыталась, так как отчаянно прислушиваюсь к каждому их слову. Страх пронизывает мое тело. Как я не слышала об этом? Опять же, это Монтана, где ничто никогда не является большой проблемой, кроме бизонов в Йеллоустоне.

– А что это за розовые волосы?

Я физически подпрыгиваю, и из моего горла вырывается тоненький визг.

Смотрю на мужчину справа от меня. Его легко узнать по красивым чертам лица. Один из немногих, кого я помню со вчерашнего дня.

Он смеется, включая беговую дорожку.

– Блять, извини за это. Не хотел тебя напугать.

Я делаю несколько глубоких вдохов, чтобы успокоиться.

– Лэнстон, да?

Он улыбается и кивает.

– Да, я удивлен, что ты помнишь. И я имел в виду свой вопрос в хорошем смысле. Мне нравятся твои волосы. Мне интересно, почему розовые? – Лэнстон нервничает, и его щеки уже ярко краснеют.

Его черная футболка марки «Under Armour» плотно прилегает к скульптурной груди.

Серые спортивные штаны также не оставляют места для воображения.

– Розовый – мой любимый цвет. Я покрасила его после того, как уволилась с корпоративной работы, знаешь, просто наперекор всему.

Я криво улыбаюсь ему.

Лэнстон смеется. Его низкий грохот успокаивает меня. Он один из тех людей, которые излучают тепло.

От его улыбки хочется улыбаться.

Хотела бы я быть такой. Хотела бы я иметь такое тепло.

– Тебе очень идет.

– Спасибо, – говорю я, возращая взгляд к окну с видом на лес.

Разговор позади нас закончился, но их слова тяжело звучат в моей голове. Что произошло в «Святилище Харлоу»?

Мы идем молча несколько минут, прежде чем он снова начинает говорить.

– Ты ладишь со своим соседом?

Я вздыхаю, и мои брови хмурятся от разочарования при одном лишь упоминании о Лиаме.

– Не особо, нет.

Лэнстон хихикает себе под нос.

– Знаешь, я не удивлен. Лиам тоже ненавидел меня, когда мы впервые встретились.

Я смотрю на него с интересом. Они друзья или что? Я в шоке, учитывая, какой холодный Лиам. Лэнстон – его полная противоположность.

– Ты тоже мазохист? – спрашиваю я. Не могу вспомнить, упоминал ли он о своей болезни на вчерашнем сеансе.

– Нет, я был склонен к суициду. Хотелось бы думать, что сейчас мне лучше, но я все равно иногда падаю в эту яму. Понимаешь?

Его улыбка исчезает, в его глазах мерцает уязвимость.

– Да, понимаю.

Лэнстон, он как я. Маленький свет в этом темном, одиноком месте.

Я колеблюсь, прежде чем решаюсь немного открыться. Почему с незнакомцами так легко говорить? Думаю, из-за отсутствия истории.

– Сейчас я чувствую себя нормально. Я знаю, что в глубине души не хочу умирать. Мне нравится смотреть из окна на облака, касающиеся деревьев. Мне нравится чистый воздух в моих легких. Мне нравится быть здесь. Но сегодня все может измениться. Завтра все может измениться. Неизвестно, что меня подтолкнет. Что заставит меня сдаться? Я знаю, что я больна. Но в эти темные моменты…я не могу мыслить рационально. Я не в себе.

Лэнстон хмурится, и его карие глаза смотрят на меня с глубоким сочувствием.

Он бормочет:

– Я тоже ненормальный, Уинн. Ты не одна в этом замке трагедии.

Мы смотрим друг на друга несколько секунд.

– Так Лиам ненавидел тебя? – спрашиваю я, не понимая, как Лиам мог пережить болезнь Лэнстона. Кажется, это единственная причина, почему он меня так не любит.

– Да, этот мудак сводил меня с ума. Он не переставал говорить о том, почему я должен ценить свою жизнь. Как мне повезло, что я могу испытывать эмоции настолько полно, что они переполняют меня. – Он делает паузу, когда мое выражение лица меняется на ужас, и смеется, показывая свои идеальные зубы, задевая меня за живое. – Я знаю, долбаный монстр, да? Ну, я тоже сначала так подумал. Но потом у меня был очень сильный психический спад. – Его улыбка тускнеет, а взгляд становится отстраненным от воспоминаний. – Я пытался убить себя в ванной комнате. Было очень раннее утро, так что я не думал, что кто-то найдет меня до рассвета. Но в ту секунду, когда мои ноги покинули табуретку, Лиам уже держал меня, не давая весу моего глупого поступка убить меня.

Лиам спас его… Интересно, было ли это случайно – или Лиам был на одной из своих странных утренних прогулок и просто наткнулся на него.

– И после того случая мы стали неразлучными. Мы сидели рядом за едой, проводили время вместе. Мы даже сделали одинаковые татуировки.

Лэнстон поднимает рукав и показывает свою татуировку – римскую цифру II.

– Так ты говоришь, что он не полный мудак?

Я сохраняю невозмутимый вид.

– Да, внешне у него суровый вид, но внутри он просто чудо. Не позволяй его начальной страшной фазе напугать тебя.

Джерико включает свет, чтобы привлечь наше внимание, и объявляет, что утренняя тренировка закончилась.

Лэнстон стонет, выключая тренажер.

– У нас едва хватает времени на утреннюю тренировку. Куда ты направляешься дальше? – спрашивает он, прежде чем сделать глоток воды.

Я беру телефон и проверяю расписание.

– Тет-а-тет с доктором Престином.

– Оу.

– Ага.

Лэнстон похлопывает меня по спине, когда я спускаюсь с беговой дорожки, и направляется к двери.

– С тобой все будет хорошо. Только не жди много болтовни. Престин похож на горгулью.

Мои губы растягиваются в улыбке.

– Какое странное сравнение.

Он пожимает плечами и толкает меня.

– Увидимся за обедом?

Я киваю, когда мы расходимся в коридоре. Смотрю вслед Лэнстону, пока он не исчезает внизу на лестнице. Я только что нашла здесь своего первого друга?

Первого друга, который у меня появился за долгое время.

Кабинет доктора Престина находится в углу второго этажа, лицом к фасаду особняка. Он светлый, с многочисленными окнами по обеим сторонам комнаты. Его стол изысканный, сделанный из темного, глянцевого дуба. За ним висит его докторская степень, а также много трофеев, которые он, очевидно, выиграл за свои исследования в области психического здоровья.

– Как вы адаптируетесь, мисс Колдфокс?

Доктор Престин смотрит на меня сквозь свои очки в толстой оправе. Он, безусловно, выглядит таким же уставшим и бесстрастным, как и тогда, когда я встретила его в больнице.

– Хорошо, – без намеков заявляю я.

Он записывает несколько предложений в блокнот, а затем возвращается на свое место и задумчиво переплетает пальцы.

– Вы считаете своего соседа по комнате подходящим? Уотерс – ваш партнер, так?

– Он…подходит. Это правильно.

Боже, он говорит о нас, как о лабораторных крысах. Наверное, мы для него и есть крысы, люди, на которых он наступает, чтобы получить кровавые трофеи, которыми так гордится, висящие на никчемных гвоздях на его серых стенах.

– Все в порядке? Уотерс, пожалуй, наш самый нестабильный пациент, и его труднее всего вылечить. Наверное, учитывая ваши особенности, вы уже успели поссориться?

Доктор Престин давит на меня.

Мои кулаки сжимаются по бокам, и я не могу удержать презрение в голосе, когда говорю:

– Да, с ним все в порядке. Мы разошлись во мнениях по нескольким вопросам, но с этим можно справиться.

Сделай это для Джеймса. Сделай это, чтобы стать лучше, – ругаю я себя.

Доктор Престин смотрит на меня несколько минут, прежде чем кивнуть.

– Понятно. Очень хорошо.

Остаток сеанса он проводит, рассказывая о новых лекарствах, которые хотел бы попробовать, и скучных психологических вещах, большинство из которых я не понимаю. Затем он отпускает меня, кивнув головой и сказав:

– Увидимся на следующей неделе.

Я беру в столовой яблоко и итальянский сэндвич-ролл. Здесь полно свободных столиков, но я выхожу во двор, чтобы подышать свежим воздухом. Трифутовая каменная стена, ограждающая грядку, сухая, поэтому я сажусь и вытираю яблоко свитером, прежде чем откусить кусочек.

Бархатцы и хризантемы ярко-желтые и оранжевые, приятный контраст к темной, пасмурной погоде. Мне нравится сидеть в одиночестве. Некоторые люди ненавидят это, даже чувствуют себя уязвимыми, но нет ничего более умиротворяющего, чем наслаждаться собственной тишиной. Существуешь только ты, больше никого.

– Эй, я тебя искал.

Веселый голос Лэнстона отвлекает мое внимание от садовых цветов, и я вижу Елину и Лиама позади него.

Вот вам и одиночество.

– Сегодня хороший день, так что я решила подышать свежим воздухом.

Я улыбаюсь изо всех сил. Лэнстон и Елина поворачиваются ко мне и охотно садятся, а Лиам лишь дарит мне непристойную, саркастическую улыбку, которая говорит о том, что он знает, что моя улыбка фальшивая.

Ненавижу этого человека.

Мой взгляд задерживается на его руке, где я перевязывала его сегодня утром. Его худоба хорошо скрывает рану, и я уверена, что никто ничего не заподозрит.

Елина смотрит на Лиама, который сидит рядом со мной, так близко, что мы касаемся плечами.

– Можешь сесть рядом со мной, – щебечет ему Елина. Лиам выхватывает яблоко из моей руки и откусывает. Я делаю глубокий вдох, игнорирую его. Брови Елины сводятся вместе. – Ты уже знаком с Уинн?

Ее зеленые глаза поднимаются на Лиама.

Он откусывает еще один кусок яблока и улыбается.

– Да.

– Они соседи по комнате, Елина, – бормочет Лэнстон, разворачивая свой сендвич.

Ее щеки краснеют, а глаза мигают на меня. Я все еще сжимаю свой сэндвич сильнее, чем намеревалась.

– Это несправедливо.

Она резко встает и врывается обратно в здание.

Я поднимаю бровь и смотрю на Лэнстона. Он выглядит уставшим. Интересно, не вздремнул ли он после утренней тренировки.

– Что это с ней?

– Елина склонна к вспышкам гнева. Не помогает и то, что она влюблена в Лиама.

Что ж, в этом есть смысл.

– Почему ты тогда ее проигнорировал? Это было грубо.

Лиам пожимает плечами.

– Она раздражает. Я никогда не был с ней добрым, так что не моя вина, что она запала на меня.

Лэнстон смеется, но останавливается, когда я бросаю на него предостерегающий взгляд.

Мы втроем молчим секунду, прежде чем я улыбаюсь. Лэнстон игриво толкает меня локтем.

– Думаю, это твоя первая.

– Моя первая что?

Лиам наклоняется, чтобы посмотреть на мое лицо. В его глазах появляется блеск, и он бормочет:

– Твоя первая настоящая улыбка.