Текст книги "Ткань наших душ (ЛП)"

Автор книги: К. М. Моронова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 16 страниц)

Те части, что на английском, – это исследовательские заметки о растениях и насекомых, а другие – рисунки человеческой анатомии и костей.

Это абсолютно бессмысленно, но я убеждена, что это не пустяк.

Это жутко.

Лиам потратил огромное количество времени на сбор загадочной информации о странных вещах.

Это только подтверждает мою теорию о том, что он увлекается оккультизмом.

Запрыгиваю обратно на кровать и роюсь в сумке, пока не нахожу камень оникс. Почему он отдал его мне? Перелистывая страницы его блокнота, замечаю несколько страниц, посвященных камням и символизму. Согласно его записям, оникс – это символ защиты от зла. Своего рода талисман. Неужели он действительно верит в такие вещи?

Провожу большую часть часа, читая его блокнот, и к тому времени, когда дохожу до конца, я еще больше запутываюсь, чем когда начинала.

В блокноте есть статьи о пропавших людях десятилетней давности, черно-белые и странные. В них говорится, что все они выписались из «Святилища Харлоу», прежде чем пропали.

Единственное, что я узнала, закрыв блокнот, это то, что Лиам может быть опасным человеком. Ну, более опасным, чем я уже думала.

Я ложу блокнот обратно в ящик, как и нашла.

Дождь стучит по окну, привлекая мое внимание.

Подойдя к окну, замечаю женщину в голубом платье, танцующую под ливнем. Мое сердце замирает от волшебства, которое она, кажется, чувствует. На ней нет оков мира, которые, как мне кажется, тяготят меня.

Я хочу этой свободы.

Окно легко открывается. Отодвигаю ширму и осторожно перелезаю через раму. Уверена, что по коридору есть легкий путь во двор, но я не хочу тратить время на его поиски. Я хочу испытать то, что чувствует она, – ту невесомость, за которой я так долго гналась.

Мои босые ноги упираются в мокрую траву, и по венам пробегает холодок. Ледяной дождь хлещет по коже, целуя мою плоть.

Подхожу к ней и смотрю, как она танцует, кружась, широко раскинув руки, ткань полностью промокла и обтягивает ее грудь.

– Ты собираешься присоединиться ко мне или просто будешь стоять?

Вздрагиваю и пошатываюсь назад. Я и не подозревала, что она знает о моем присутствии.

– Эм, я просто любовалась тем, какой счастливой ты выглядишь.

Она перестает кружиться и ослепительно улыбается мне. Ее глаза необычайно широкие и безумные. Господи, она так быстро превратилась из величественной в жуткую.

– Я провожу ритуал проклятия дождя!

Зеленые глаза сверкают, а улыбка становится все шире. Делаю шаг назад. Я не знаю, что, черт возьми, делать – я явно неправильно поняла, что она делает.

– О… ладно. Я просто пойду внутрь. Извини, что помешала.

Поворачиваюсь на каблуках и начинаю возвращаться к окну, когда она бежит передо мной и выставляет руки.

– Подожди, я не сумасшедшая. Я просто развлекаюсь. Думаю, тебе тоже стоит присоединиться. Может, это поднимет тебе настроение, как ты и надеялась.

Я на мгновение задумываюсь.

– Как тебя зовут?

Она смеется и бьет себя по лбу.

– О, да, ты, наверное, так странно меня воспринимаешь. Меня зовут Елина. – Она протягивает мне руку, и я неохотно ее пожимаю. – А теперь идем! Мы танцуем, пока буря сильна.

Она берет меня за руку и снова начинает танцевать по кругу, на этот раз со мной.

Светлые волосы Елины полностью промокли и прилипли к голове и шее. Мои розовые волосы тоже начинают прилипать к коже, а дыхание перехватывает от резкого воздуха. Она запрокидывает голову назад, и время замедляется, когда дождь ласкает ее лицо. Ее улыбка становится блаженной, когда она снова погружается в момент.

Я хочу почувствовать это.

Расслабив руки, я широко раскрываю их и кружусь рядом с ней, наклоняя лицо к небу и закрывая веки от холодных капель, когда темные облака погружают меня в состояние, похожее на сон.

Елина смеется.

– Вот тебе удается!

V

Лиам

Лэнстон наклоняется над столом и берет кусок жареной курицы с моей тарелки.

– Точно не хочешь?

Он поднимает бровь, отрывая кусок жареного теста и засовывает его в рот.

– Да, я сегодня не очень голоден. – Я смотрю вниз на свой палец. Порез уже зарубцевался, и меня гложет зуд порезать еще один палец. – От больничной еды у меня расстройство желудка.

– Черт. – Лэнстон хмурится. Каштановые волосы едва видны под бейсболкой, но его ореховые глаза смотрят на меня с беспокойством. – Ты ведь не пытался причинить себе такой сильный вред?

На этот вопрос трудно ответить.

Да? Нет.

Моя рука бессознательно скользит к боку, где ребра были порезаны слишком глубоко. Джерико перепугался, когда нашел меня в теплице.

Я склонился над стоком в кладовке и пытался остановить кровотечение. При воспоминании о той ночи у меня по позвоночнику ползут мурашки, а руки дрожат под столом.

– Конечно, нет. – Говорю я низким голосом.

Лэнстон смотрит на меня так, будто не верит, но все равно кивает. Хорошо, что он не любит говорить о той ночи. Никто не любит.

– Я слышал, у тебя была небольшая экскурсия. Джерико сказал, что заявил о твоем исчезновении только для того, чтобы найти тебя в своей постели на следующее утро.

Лэнстон смеется и оглядывается через плечо, чтобы увидеть, есть ли наш психолог-консультант в столовой или нет.

Я тоже улыбаюсь. В отличие от моей новой маленькой музы, я знаю, как сделать так, чтобы улыбка достигла моих глаз.

– Да, я не мог оставаться в этой гребаной комнате еще одну ночь. Я просто размял ноги. Ты же знаешь Джерико, он слишком зажат.

Смотрю в окно и наблюдаю, как дождь льет так, будто он никогда не прекратится.

Я не говорю Лэнстону, что нашел то, чего не искал, и что она тоже здесь, каким-то образом.

Судьба может быть забавной – если вы верите в такие вещи.

Мои глаза расширяются, когда я вижу двух женщин, танцующих во дворе, их одежда полностью промокла, они босиком стоят в траве, как будто на улице не чертовски холодно.

– Кто это? – медленно произносит Лэнстон, словно в трансе.

Он встает со стула, подходит к окну и прижимает руку к стеклу, глядя на Уинн.

Я встаю и становлюсь рядом, наблюдая, как моя милая, грустная соседка с бледно-розовыми волосами танцует под дождем, словно буря взывает к ее душе. Ее свитер прилипает к телу и показывает, какая она худая. Мое сердце болит, что такое грустное и очаровательное создание, как она, хочет умереть.

Больно.

Это заставляет меня презирать ее больше, чем что-либо другое, но все равно жаждать ее.

Я должен выяснить, почему.

– Она моя новая соседка. – Равнодушно бормочу я, засовывая руки в карманы и наблюдая за тем, как Уинн танцует с Елиной, как потерявшаяся дурочка.

Лэнстон поворачивает голову и смотрит на меня.

– Ты шутишь.

Не свожу глаз с ее тела. Она двигается, как сирена, маня меня к себе. Я качаю головой.

– Я не шучу.

Я хочу прикоснуться к ней, почувствовать ее. Укусить и сказать ей, как сильно ее разум отталкивает меня.

Я хочу, чтобы она жила.

– Черт, похоже, через несколько ночей я буду ночевать в твоей комнате. – Поддразнивает Лэнстон, но я бросаю на него взгляд. Он даже не вздрагивает. Вместо этого в его глазах мелькает любопытный огонек. – Она просто сердцеедка.

– Только не она. – Предупреждаю я его.

Состояние Лэнстона так же плохо, как и состояние Уинн.

Два человека, которые хотят умереть, спят в одной постели – нет. Я этого не допущу. Он так близок к выздоровлению.

Смотрю на него и наблюдаю, как его большой палец проводит по старым шрамам на запястьях. У нас у всех здесь есть шрамы, некоторые глубже, чем остальные.

Мой взгляд останавливается на его шее, и по позвоночнику пробегает холодная дрожь. В памяти всплывает та ночь, когда я нашел его тело в душевой, и в груди становится тяжело.

Никогда не забуду, как его глаза на мгновение потеряли свой блеск. Он больше никогда не будет таким подавленным, если я смогу этому помешать.

Он обнимает меня за плечо и смеется.

– Ну, по крайней мере, скажи мне ее имя.

– Колдфокс! Бергмот! – кричит Джерико, перебегая двор, пугая их обоих. Они бросаются наутек, Елина ведет Уинн к входу в западное крыло.

Мои кости стремятся последовать за ней, но я остаюсь стоять на месте.

– Колдфокс? – Лэнстон улыбается, когда ее фамилия слетает с его уст.

– Ее зовут Уинн, – бормочу я, когда мой большой палец ласкает свежий струп на указательном пальце, посылая небольшие болевые импульсы по нервам. – И она моя.

Ⅵ

Уинн

Мы с Елиной вбегаем в западное крыло, мое сердце бьется быстрее с каждым шагом по тусклому коридору. Светильники, сделанные в виде фонарных столбов, торчат через каждые десять футов, излучая теплое сияние, но не настолько яркое, чтобы чувствовать себя уютно.

Она издает смех, который пронзает меня насквозь, и затягивает нас в маленькую кладовку, прижимая палец к губам, когда Джерико пробегает мимо двери.

Моя одежда промокла, и теперь, когда я не танцую, как сумасшедшая, под дождем, мне начинает становиться холодно. Я обхватываю себя руками, чтобы сохранить остатки тепла.

– Почему мы прячемся?

Елина подмигивает мне.

– Потому что с Джерико весело шутить. – Она смеется и открывает дверь, чтобы выглянуть. – Ладно, думаю, мы заставили его волноваться. Беги в свою комнату…

Дверь открывается, и появляется Джерико со скрещенными руками. Его щеки красные от преследования, а брови нахмурены от ярости.

– Ладно, выходите, обе.

Елина вздыхает и закатывает глаза, когда проскальзывает мимо него и выходит. Я двигаюсь вслед за ней, но Джерико хватает меня за плечо и останавливает.

Мои глаза встречаются с его глазами, и он хмурится, глядя на меня.

– День первый, Колдфокс. Вы попали в беду в первый же день. – Он подчеркивает слово «беда» так, будто говорит о Елине.

Я вижу, что она может вызвать хаос. Она красивая и абсолютно сумасшедшая. У меня есть соблазн спросить Джерико, почему он считает ее бедой, но решаю не делать этого.

Я дарю ему свою самую невинную улыбку.

– Мы просто танцевали под дождем. Я бы не считала это бедой.

Он не кажется впечатленным, и его брови остаются нахмуренными, когда он ведет меня обратно в мою комнату.

– Как вы думаете, кто получает выговор, когда пациентам становится плохо от танцев под ледяным дождем? – Мои плечи опускаются. Как только я начинаю испытывать любую мимолетную эмоцию, которая заставляет меня чувствовать себя живой, все рушится. – Я хочу, чтобы вы приняли душ и переоделись перед послеобеденным групповым занятием.

Я киваю и больше ничего не говорю, пока мы не дойдем до моей комнаты.

Выпускаю долгий вздох облегчения, когда обнаруживаю, что наша комната пуста. Отказываюсь от душа и просто сушу волосы; ненавижу общие ванные комнаты. Если бы я знала, то попросила бы Джеймса остановиться где-то, чтобы я могла взять шлепанцы и купальник, ведь там будут и взрослые мужчины.

Мой холодный мокрый свитер прилипает к коже. Он тяжелый и его сложно стягивать. Я оставляю свою одежду на куче в углу. Позже попрошу Лиама показать мне, где мы будем стирать. Хватаю свой черный пуловер с капюшоном и натягиваю его. Он опускается на несколько дюймов выше моих колен, поэтому я надеваю его с длинными черными носками и пушистыми тапочками.

Дверь открывается, и Лиам просовывает голову внутрь.

– Привет, извини, не знал, одета ты или нет, – бормочет он, заходя, открывая тумбочку, достает пластырь и обматывает его вокруг указательного пальца.

– Ну, большинство людей просто стучат.

Он пожимает плечами и дарит мне свою убийственную улыбку. Его голубые глаза блестят; за его острые черты лица можно умереть.

– Это и моя комната, мне не нужно стучать. – Его взгляд скользит по моим ногам, а затем возвращается к моему лицу. – Красивый наряд. Депрессивные гномы совершили набег на твой шкаф или что?

У меня горят щеки.

– Мне нравится носить удобную одежду.

Лиам сжимает губы, как будто пытается не засмеяться.

– Да, я вижу. Что-то кроме черного? Что ты вообще там делала под дождем? – Он поднимает сетку, которую я высунула из окна раньше, и ставит ее на место.

– Елина сказала, что мы выполняли заклинание дождя или что-то в этом роде.

Он глубоко хихикает и хмурит брови.

– Ну как, помогло? – Лиам смотрит на меня заинтересованными глазами, будто ему действительно интересно все то, что я хочу сказать. Действительно ли ему не безразлично?

Это имеет значение?

Я пожимаю плечами.

– Было приятно. Елина тоже довольно приветлива.

– Елина – одна из самых сумасшедших пациенток. Сегодня она может быть доброжелательной, но посмотрим, что будет завтра.

Хорошо, это знать. Я беру с тумбочки блокнот и записываю ее имя и слово «нестабильная» рядом. Как иначе я запомню кого-то здесь?

Глаза Лиама останавливаются на моей мокрой одежде в углу, и он качает головой, вздыхая.

– Ох, неужели ты одна из тех соседок по комнате? – Он поднимает мой промокший свитер.

Я выхватываю его.

Запах Лиама накрывает меня.

– Я хотела спросить, где прачечная после нашего группового занятия.

Он обнимает меня за плечо, и бабочки порхают в моей груди от этой связи.

– Тогда пойдем. – Он подводит меня к двери, и мы выходим в коридор.

Я сжимаюсь в его объятиях, пока мы спускаемся в ванную комнату. Когда он открывает дверь, меня мгновенно поражает зрелище голых мужчин и женщин, все примерно моего возраста, некоторые старше, некоторые моложе. Из последней кабинки доносится несколько стонов, и мои широкие глаза с ужасом поднимаются на Лиама.

На его губах появляется широкая улыбка, и он шепчет мне на ухо:

– Это часть терапии, солнышко. Не будь такой ханжой. – В его голосе звучит сарказм. Тепло разливается в моем животе от наполненных наслаждением звуков и низкого голоса Лиама, оседающего глубоко в моей голове.

– Кто сказал, что я ханжа? – бросаю я ему в ответ.

Его глаза сужаются, а улыбка становится неприятно мрачной.

– Ты думаешь, что можешь играть на нашем уровне? – Его рука сжимает мой затылок; его пальцы холодные, и от них по моим рукам мгновенно пробегают мурашки.

Не позволяй ему себя запугать.

Я наклоняюсь и обхватываю его промежность. Спортивные штаны делают его совершенно уязвимым, и, судя по шокированному выражению лица Лиама, он не думал, что я так свободно возьмусь за его член.

– Можешь играть на моем?

Тихий стон вырывается из его горла, когда он овладевает собой и наклоняется ко мне еще ближе. Мои щеки пылают, но я стою на своем.

– Уинн, я не знал, что ты такая нетерпеливая, – говорит Лиам с жутким выражением лица. Его губы касаются моей шеи, когда он отдергивает мою руку от своего члена. – Если ты не хочешь получить синяки в душе, я рекомендую подождать до вечера. Обещаю, к утру я приведу твои бедра в порядок.

Он толкает меня в прачечную.

Мое сердце бешено колотится в груди, и я стреляю в него взглядом через плечо.

– Ты отвратителен.

– Это ты начала.

Он пожимает плечами, глядя на меня черствыми глазами.

Я напишу Джеймсу самое отвратительное сообщение после группового занятия.

Мы продолжаем идти по белой плитке ванной комнаты, пока не попадаем в небольшую комнату в глубине. Вдоль стены тянется ряд стиральных машин, а на противоположной стороне стоят корзины с именами пациентов, приклеенными скотчем к их краям.

Лиам и Кросби.

Я хмурю брови, прочитав другое имя.

– Кто такой Кросби?

– Никто, – бормочет Лиам, хватает фломастер и зачеркивает имя, поверх него пишет «Солнышко».

– Правда?

Я скрещиваю руки, но Лиам игнорирует меня.

Очевидно, они были кем-то… Из такого места, как это, наверное, люди уходят, потому что им стало лучше, да?

Почему первое, что приходит мне в голову, когда я вижу перечеркнутые имена, – это смерть? Разве они не имели значения?

– Кросби был твоим старым соседом по комнате?

Глаза Лиама становятся холодными и пустыми, от чего меня пронизывает дрожь страха.

– Перестань, Уинн. Я больше не буду просить вежливо. – Раздражение вырисовывается на его чертах лица.

Думаю, мне придется спросить кого-то другого.

– Ладно, народ, сегодня к нам присоединился кое-кто новенький, поэтому я хочу, чтобы вы назвали свое имя и то, что вам нравится делать, чтобы представить себя Уинн.

Джерико откидывается на спинку стула и указывает ручкой на женщину справа от себя, чтобы она начала.

Это красивая женщина с каштановыми волосами, загорелой кожей, длинными ногами и идеальной грудью.

– Привет, Уинн, меня зовут Поппи. Я люблю читать книги, когда не умираю внутри. – У меня отвисает челюсть, и Джерико вскакивает со стула.

– Пожалуйста, без негатива.

Он что-то записывает на своем листе и смотрит на Поппи, прежде чем указать на следующего человека.

Это красивый мужчина со светло-каштановыми волосами и в бейсболке. Его глаза встречаются с моими. Его улыбка мягкая, так не похожа на улыбку Лиама. Я быстро отвожу глаза; я никогда не умела держать зрительный контакт.

– Лэнстон Невер. Я люблю кофе, долго дремать и хочу умереть.

Мои глаза снова поднимаются вверх.

Он все еще смотрит на меня. В груди сжимается сердце. Кто-то такой красивый, как он, хочет умереть? Я хочу знать, почему. Имеет ли он такую же яму страха внутри себя, как и я?

Джерико сердито стучит ногами по полу.

– Что я только что сказал? У кого-нибудь из вас есть хоть капля уважения ко мне?

Лэнстон только улыбается и подмигивает мне. Мои щеки теплеют. Может, я смогу завести здесь друзей.

Я слушаю, как каждый в кругу называет свое имя, а затем что-то, что ему нравится. Все игнорируют правила Джерико, очевидно, находя его ярость смешной. Вена на его лбу выпирает все десять минут, и я наполовину уверена, что он получит инсульт, если я присоединюсь к их забаве.

Я осознаю, что на несколько мгновений наступает тишина, и переглядываюсь из стороны в сторону. Все выжидательно смотрят на меня.

– Я Уинн Колдфокс. Мне нравится… – Делаю паузу. Вот как это всегда происходит, не так ли? Ты сидишь и все время думаешь о том, что скажешь, а потом наступает твоя очередь, и ты не имеешь никакого представления о том, что ты на самом деле собираешься сказать. – Я люблю сушить цветы.

Рядом со мной Лиам раздраженно пыхтит, как будто мой ответ глупый.

– Я Лиам Уотерс, твой сосед по комнате – он смотрит на меня, и еще несколько человек смеются. Брови Джерико все еще крепко сдвинуты вместе. – Я люблю боль. Поэтому не бойся укусить меня за член, когда будешь сосать его сегодня вечером.

Я поворачиваю голову, и наши взгляды встречаются. Сначала я думаю, что он шутит, но в его темных глазах есть молчаливое обещание.

– Уотерс – очень неуместно.

Джерико делает пометку в своей таблице, но все в кругу смеются. Я имею в виду, что раньше слышала, как люди трахаются в душе, поэтому я тоже не воспринимаю его слишком серьезно.

Лиам пожимает плечами и скрещивает руки, откидываясь на спинку стула.

– Почему бы нам сегодня не начать с тебя, Уотерс? Поскольку ты, кажется, так хочешь поговорить, – Джерико постукивает кончиком ручки по папке, глядя на Лиама.

Они должны быть почти одного возраста. Какая тяжелая работа – относиться к людям своего возраста, как к детям. Особенно, когда очевидно, что никто из присутствующих совсем не уважает этого человека.

Лиам закладывает руки за голову и смотрит в потолок.

– Сегодня мне нечем поделиться. Я все еще люблю причинять себе боль – все еще гоняюсь за кайфом, чтобы чувствовать себя живым. Ничего не изменилось.

Джерико внимательно наблюдает за ним.

– И почему, как ты думаешь, ты постоянно стремишься к этому ощущению, Уотерс?

Голубые глаза Лиама блестят от боли.

– Потому что это лучше, чем ничего не чувствовать.

Я сжимаю руки в карманах худи. Трудно слышать, как другие говорят о своей темноте. Это больно. Но больше всего, я согласна с этим.

Психолог кивает и допрашивает дальше.

– Ты не замечаешь, что используешь это как форму самонаказания? Когда чувствуешь, что подводишь других?

Слабая, мрачная улыбка расплывается на губах Лиама, и он оглядывается на Джерико с решимостью, вспыхивающей в его голубых глазах.

– Да. Я заметил.

– Тогда ты не пытаешься что-то почувствовать, ты пытаешься облегчить свою вину, наказывая себя. И ты это знаешь. Хорошо поработал сегодня, Лиам. – Джерико перелистывает страницу, его глаза встречаются с моими. – Уинн, хотите попробовать?

Я с трудом сглатываю. Это не то, о чем я люблю говорить. Не только из-за осуждения, с которым я всегда сталкивалась, но и потому, что есть что-то особенное в том, чтобы говорить вслух то, что всегда существовало только в моей голове. Будто как только я это скажу… это станет реальностью.

Выставленная на всеобщее обозрение.

Я качаю головой и не свожу глаз с пола. Дождь на улице ритмично стучит по стеклам.

– Все в порядке. Ремингтон, давай. – Джерико движется к девушке слева от меня.

Мне трудно дышать. Я ничего не слышу.

Я никогда раньше не посещала терапевтических групп, и единственные люди, с которыми я говорила обо всем том дерьме в моей голове, – это я сама, мой брат и отдельные терапевты. Здесь по меньшей мере двадцать человек… все они слушают и ждут, когда я излью свою душу. Тревога переполняет меня.

Сеанс длится чуть больше часа. Каждый рассказывает о своей болезни, и чем больше я слушаю, тем легче, кажется, просто…выговориться. Все говорят коротко, и, как ни странно, после каждого рассказа я вижу, как с их глаз понемногу спадает тяжесть. Как будто разговор в безопасном пространстве помогает им. Я хочу попробовать еще раз завтра.

– Ладно, все на ужин. Сегодня вы хорошо поработали. – Джерико встает, и все следуют его примеру, направляясь в коридор, ведущий в столовую, как я предполагаю. – Колдфокс, можете задержаться на секунду?

Ненавижу, что он постоянно называет мою фамилию; это напоминает мне моего старого учителя физкультуры, который так делал со всеми. Лиам молча стоит рядом со мной. Я предполагаю, что он просто будет ждать меня, хотя мне бы этого не хотелось.

– Вы сегодня хорошо поработали, – говорит Джерико, – Большинство пациентов не разговаривают в первый день, так что не стоит расстраиваться. Завтра у нас будет полноценный сеанс, так что поешьте и отдохните сегодня.

Он похлопывает меня по спине, и я пытаюсь подарить ему искреннюю улыбку.

Лиам начинает смеяться, и пока я думаю, что это из-за моих мертвых глаз, Джерико, кажется, полностью шокирован его вспышкой.

– Что тут смешного?

Лиам качает головой, прикрывая рот, чтобы скрыть улыбку.

– Ничего.

– Увидимся завтра. Уотерс, веди себя хорошо и убедись, что у Колдфокс есть все, что ей сегодня понадобится.

Он прячет свой блокнот в сумку и выходит через другую дверь, чем все остальные.

Я неохотно следую за Лиамом, который ведет меня в кафетерий.

– Ты ужинаешь, потому что пропустила обед.

Поднимаю бровь в ответ на его требование.

– Ладно, что еще ты собираешься заставить меня делать, кроме поесть?

Он смотрит на меня через плечо.

– Конечно, я могу многое порекомендовать, раз уж ты спрашиваешь, солнышко.