Текст книги "Ткань наших душ (ЛП)"
Автор книги: К. М. Моронова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 16 страниц)
Заворачиваюсь в халат и не свожу с него глаз, прежде чем дойти до двери.
– Ты идёшь? Или ты не принимаешь душ после того, как из ненависти трахаешься с соседкой по комнате?
ⅩⅠⅠ
Лиам
Мой взгляд задерживается на Уинн, когда она натирает свою грудь мылом для тела, пахнущим шампанским и розами.
Я намеревался развлечься с ней сегодня вечером, но не думал, что все выйдет из-под контроля и мы…Как она это называет, трахнулись из ненависти?
Она смотрит на меня, и я быстро отвожу взгляд.
Почему я не могу перестать думать о ней? Почему мы не можем просто жить вместе?
Я хочу ее…больше, чем хочется признавать. Я хочу ее.
То короткое мгновение, когда мы были прижаты так близко, ее грудь к моей…Я хочу успокоить ее, обнять, пока она спит. Но она не позволяет. По крайней мере, пока она не спит.
Я в последний раз промываю волосы под струей воды, прежде чем выключить душ и обернуть полотенце вокруг талии.
Новые лекарства помогают ей спать ночью, но не мешают ей видеть сны. Сначала ее нытье было тихим, но с течением ночей оно постепенно стало слишком сильным, чтобы его можно было игнорировать.
Уинн заканчивает принимать душ и не смотрит на меня, когда проходит мимо. Она так старается не смотреть на меня. Я улыбаюсь; мне нравится эта игра, в которую мы играем.
Мы одеваемся и проводим остаток вечера за чтением, почти не разговаривая, особенно о сексе на почве ненависти.
Мы ненавидим друг друга? Не думаю, что это так.
Уинн засыпает около одиннадцати, и я не спешу откладывать книгу, пока она не начинает тихо скулить. Бросаю на нее взгляд.
Ее губы все еще припухшие от наших жестоких поцелуев. Темные ресницы целуют ее щеки. Ее лицо мрачное, сны безрадостные.
Она прекрасна. Если я позволю ей, она будет разбивать мое сердце миллион раз, пока не найдет слабое место в моей броне. Мы делаем друг другу больно. Это то, что я понял на сегодняшний день. Мы – боль друг друга.
Но должны ли мы быть такими?
Я наблюдаю, как она скулит еще несколько минут, прежде чем кладу книгу на тумбочку и выключаю лампу.
Ее волосы еще влажные. Они пахнут так сладко – Уинн любит дорогие шампуни с цветочным ароматом, которые утверждают, что делают цвет волос ярче. Я осторожно откидываю ее волосы немного вверх, чтобы они лежали на подушке и могли больше высохнуть, а затем медленно подползаю к ней сзади.
Ее тело теплое, но она бессознательно прижимается ко мне, чтобы почувствовать мое тепло. Я улыбаюсь, и она поворачивается ко мне лицом, прижимается к моей груди и дышит легче, чем минуту назад.
Она такая каждую ночь. Я не знаю почему, и я не уверен, что она когда-нибудь расскажет мне, что мучает ее во сне, но я не против обнимать ее так. Это заставляет зуд в глубине моего сознания утихнуть. Потребность испытывать боль почти полностью исчезает, когда я с ней.
Я наклоняю голову ближе к ней и целую ее в лоб.
– Remedium meum.
ⅩⅠⅠⅠ
Уинн
Страсть – вот тема этой недели.
Найдите свою страсть.
Ну, это, конечно, легче сказать, чем сделать, не так ли? Сколько раз я пыталась найти свое призвание? Что делает меня уникальной? Я не особенная. Я не уникальна.
Хотя когда-то давно у меня была страсть.
Настоящий подарок от Вселенной, который, как мне казалось, предназначался только мне.
Я смотрю на пианино пустыми глазами. Джерико пытается заставить меня играть на этой проклятой штуке с тех пор, как я попала сюда. Как только я появилась, он понял, что мое сердце жаждет музыки, звучащей за этими холодными белыми и черными клавишами.
Но другая душа уже украла у меня радость. Музыка моего сердца похоронена вместе с моим прежним «я».
Смотрю на группу. Лиам сидит сзади, скрестив руки, но его взгляд направлен на меня. Я снова опускаю глаза на клавиши. Он какой-то странный с этих выходных. Возможно, все, что нам нужно было, чтобы лучше ладить, – это заняться агрессивным, злым сексом и унижать друг друга.
Это не нормально.
Но теперь мне трудно смотреть на него, не краснея, и он стал значительно менее саркастичным и жестоким.
– Ну что? Может, сыграете мне что-нибудь сегодня, Колдфокс?
Джерико скрестил ноги и терпеливо ждет, постоянно постукивая ручкой по папке. Также в этой комнате Лэнстон и Поппи. Я не помню имен остальных.
Я слышала, как девочка с длинными черными волосами играла красиво, структурно, будто ее учили читать ноты только так, как они написаны на странице. Никогда не медлить и не создавать что-то от души.
Забавно, меня тоже так учили.
Я удивляюсь, почему она так легко играет, а я остаюсь в тупике.
Видимо, это из-за дисбаланса химических веществ в моем мозгу. Интересно, есть ли у доктора Престина таблетки для стирания плохих воспоминаний? У нас и так уже есть достаточное количество таблеток, которые якобы должны нас вылечить, так давайте добавим еще одну к этой смеси.
Перед глазами возникает лицо моей ужасной учительницы музыки. Она всегда хмурилась сильнее, чем кто-либо другой, кого я когда-либо знала. Как мог кто-то, кто учит чему-то такому красивому и ритмичному, быть таким мертвым внутри? Она и моя мать. Высокая, холодная фигура моей матери вырисовывается в моем воображении.
Я все еще чувствую холод, исходящий от ее ледяного сердца.
Я убеждена, что именно они украли мое счастье, мою любовь к музыке моего сердца. Я слышала ноты, которые эхом отдавались в моей душе, умоляя, чтобы их сыграли. Но они растоптали искру, прежде чем я успела разжечь пламя.
На мое плечо давит теплая рука. Я оборачиваюсь и вижу, что за моей спиной стоит Лиам. На его губах растягивается грустная улыбка, будто он понимает, почему я колеблюсь.
Он был осторожен со мной с тех пор, как мы переспали. Я тоже была осторожна с ним.
– Можно я попробую? – бормочет он. – Надеюсь, это дойдет до тебя.
Я хмурю брови, но киваю, соскакиваю со скамейки возле пианино, возвращаюсь в группу и сажусь на стул рядом с Лэнстоном. Что он имел в виду?
Лиам на мгновение застывает, уставившись на клавиши, как будто это старые друзья, по которым он очень соскучился. Он делает это каждый день.
– Лиам играет? – шепчу я Лэнстону.
Он чешет свои светло-каштановые волосы под кепкой и пожимает плечами.
– Он никогда не делал этого раньше.
Почему тогда он казался таким спокойным?
Осанка Лиама выпрямляется, и одна из его ног опускается на три педали у подножия маленького рояля. Его пальцы беззвучно скользят по клавишам, пока не оказываются на предназначенных им местах.
Я наблюдаю, как синее море, такое же яркое и солнечное, как день на пляже, наполняет его обычно мрачные глаза.
Его пальцы ловко нажимают на клавиши с быстротой и элегантностью.
Мои кости успокаиваются. От холода мурашки бегут по рукам, а сердце сжимается.
Я знаю эту песню, только один куплет.
«London Calling» Майкла Джаккино.
Ею трудно овладеть из-за быстрого ритма, но Лиам играет так, будто изгоняет демонов меланхолии, которых запирает в себе. Он не смотрит на ноты и не заботится о том, правильно ли играет.
Он играет от души.
Слезы наполняют мои глаза, но я не знаю почему. Я пытаюсь их смахнуть, но они остаются, желая вырваться из клетки, в которой я так долго держала свои эмоции взаперти.
Он даже не смотрит на руки. Смотрит сквозь эркерные окна на роскошные осенние сады, мелкий дождь падает в такт его песне.
Мох растет на темных, пропитанных дождем камнях, а глубокие оранжевые и желтые хризантемы выстроились по краям сада. Стая птиц поднимается в небо и кружит над низкими облаками, прежде чем исчезнуть в них.
Когда мои слезы катятся по щекам, я осознаю то, о чем не решалась думать годами.
Я все еще страдаю из-за мрачной, жестокой учительницы фортепиано, которая украла у меня музыку. Страдаю из-за того, что моя мать заставляла меня в детстве играть в точности так, как меня учили, быть вундеркиндом, каким она так отчаянно хотела меня видеть. Я до сих пор держу на них обоих такую же темную и зловещую обиду, как и облака на улице.
Потому что меня всегда было недостаточно, я никогда не была тем золотым билетом в жизнь, к которому они стремились.
Тогда я впервые поняла, как жестока может быть жизнь. Как легко потерять любовь хранителей моей души.
Легко меня отвергнуть как ненужную.
Лиам заканчивает свою песню и поворачивается на скамейке лицом к остальной группе. Он избегает моего взгляда, когда стоит, преувеличенно кланяется, а мы все аплодируем ему. Лэнстон толкает меня локтем и бормочет:
– Чертов король драмы.
Его голос затихает, когда он смотрит на меня.
Слезы до сих пор катятся по моим щекам, и их невозможно остановить.
Я не плакала много лет… То, что Лиам играл от души, так свободно, было как пуля в грудь. Никакие оковы не удерживали его музыку от мира.
Она дошла до меня.
И мне…грустно.
Это ощущение настолько же болезненное, насколько и освобождающее. Когда я эмоционально отстранена, все проще, потому что ничего не имеет значения.
Даже если я умру, это не будет иметь значения. Но когда горе проникает в мои кости, я становлюсь более меланхоличной в определяющие моменты своей жизни, чем когда-либо считала возможным.
Лиам поднимает голову, и его глаза останавливаются на мне. Его брови обеспокоенно хмурятся, когда он подходит ко мне, берет меня за подбородок и поднимает его, чтобы я посмотрела на него. Подушечкой большого пальца стирает слезы с моей щеки, а затем бормочет:
– Я до тебя достучался?
Он нежно касается меня. Это первый луч тепла, который он мне подарил.
И это меня тоже очень расстраивает.
– Да, тебе удалось.
XIV
Уинн
Елина и Поппи лежат в джакузи по самую грудь.
Честно говоря, я даже не знала, что в «Харлоу» есть оно.
Оно хорошее, но не обособленное, как у людей на заднем дворе. Джакузи встроено в пол и размером с небольшой бассейн.
Две женщины внимательно смотрят на меня, когда я погружаюсь в воду напротив них.
Выпускаю длинный, облегченный вздох и прислоняюсь головой к стене.
Я стараюсь не зацикливаться на том, что обо мне думают другие, но иногда это бывает трудно.
Очевидно, Елина влюблена в Лиама, и мы с ним… чертовски ненавидим друг друга, наверное.
Моя внутренняя совесть до сих пор кричит на меня за то, что я его развлекаю. Но знаете что? Мне не нужны морали о сексе в таком месте. Если уж на то пошло, я просто буду воспринимать это как еще одну форму терапии.
Я имею в виду, что так и есть. Я так думаю? Секс-терапия? Я сделаю себе заметку в голове, чтобы потом погуглить это.
В основном здесь тихо, но я подслушала кое-что, что привлекло мое внимание.
– Нам, наверное, пора заканчивать купание. Я не хочу опаздывать. Я слышала, что иногда в поле стоит какой-то человек и наблюдает за нами. Ли сказала, что это призрак одного из людей, которые исчезли много лет назад, – говорит Поппи, ее голос дрожит от страха.
– Я видела его однажды, так что он не призрак, – возражает Елина и отбрасывает свои светлые волосы набок, погружаясь в горячую воду.
– Серьезно?
Глаза Поппи широко раскрываются.
Я не могу удержаться, чтобы не наклонить голову к ним еще больше. Мой взгляд устремляется к большим окнам. Интересно, действительно ли там кто-то есть.
Елина кивает.
– Да, было темно, и я так испугалась, что убежала так быстро, как только могла, но я увидела его фигуру. Он выглядел молодым.
Они оба неловко потирают руки, прежде чем Елина замечает, что я смотрю на них.
Черт возьми. Я быстро отворачиваюсь и делаю вид, что ничего не понимаю. Откуда бы еще я узнала обо всех этих слухах, как не из подслушивания?
Дверь открывается, и кто-то заходит, привлекая внимание Поппи и Елины.
Я не вижу, кто это, но по тому, как они пялятся, могу догадаться.
Пожалуйста, Боже, только не он.
Свет здесь и так тусклый. Днем окна в крыше пропускают много света. Но по вечерам, как сегодня, когда даже луна еще не взошла, это похоже на освещение сексуальной сцены в кино. В дальнем конце бассейна уже целуются несколько пар.
Пожалуйста, только не он.
Лиам плюхается в воду рядом со мной и одаривает меня натянутой улыбкой. Он снова выглядит равнодушным.
То короткое мгновение в комнате отдыха, когда он был на самом деле добрым, теперь кажется таким далеким.
Я глубоко вдыхаю.
– Что?
Он поднимает бровь, глядя на меня.
– Я не могу прийти потусоваться с моей соседкой по комнате?
Его глаза опускаются к моей груди, погруженной в воду.
Мы принимаем душ голышом – сидим в джакузи голышом. По крайней мере, в этой комнате много пара, поэтому здесь меньше видно, чем в душевой.
Такие неофициальные правила. Как я уже говорила, секс-терапия.
– С каких это пор ты решил, что я хочу с тобой тусоваться? – недоверчиво спрашиваю я. Его темные волосы уже прилипли к голове от пота. Его голубые глаза становятся сексуальными, когда он смотрит на меня. Не знаю, думала ли я так раньше о его глазах, но теперь я уверена, что так и есть.
Я пытаюсь выбросить эти мысли из головы.
– Не притворяйся, что не хочешь снова почувствовать мой язык на своей киске.
Я моргаю и говорю с фальшивой улыбкой:
– Иди полижи киску Елины, она вон там.
Его щеки краснеют, и он прижимается ко мне, обхватывая руками мою голову, заглядывая мне в душу.
Елина и Поппи смотрят на нас с шокированными выражениями лица. Еще несколько человек в дальнем конце бассейна тоже замечают это.
– Скажи еще раз, чтобы я полизал киску Елины, Уинн, – говорит он опасно низким голосом.
Дыхание перехватывает в горле. Его дубовый аромат вторгается в мои ощущения, возвращая меня к той ночи. Почему его запах, его лицо, все в нем манит меня?
Глаза Лиама холодные, он ждет, когда я заговорю.
– Иди. Полижи. Чью-то. Киску.
Я нежно провожу пальцем по его нижней губе, оставляя каплю воды. Жестокая улыбка расплывается на его губах, когда я выхожу из бассейна, выставляя грудь и все остальное на всеобщее обозрение. Мне плевать.
Я возвращаюсь в раздевалку. Слышу, как он тоже выходит из воды, и мой пульс ускоряется.
Это даже весело.
Я не должна привлекать его внимание, но ничего не могу с собой поделать. Ярость Лиама такова, что разжигает твою плоть, пока ты не можешь больше ее выдержать. Его взгляд настолько наполнен похотью, что сводит твой здравый смысл к одному лишь желанию.
Он бежит за мной в раздевалку. Там есть несколько кабин на выбор, и больше никого нет.
Блять. Блять. Блять.
Я закрываю еще несколько дверей и запираюсь в последней, становясь на скамейку, чтобы спрятать ноги. Мне приходится прикрыть рот рукой, чтобы не рассмеяться.
Через секунду до меня доносятся шаги Лиама. Он молчит и не двигается, пытаясь решить, вышла ли я из комнаты или прячусь в одной из кабинок.
Он открывает несколько слева от меня, а я крепко зажимаю рот и стараюсь не дышать.
Меня охватывает один из тех беззвучных приступов смеха, которые случаются в худших ситуациях, когда ты не уверен, будешь ли ты фырчать или нет, если сделаешь вдох.
Лиам направляется к выходу. Как только он оказывается за дверью, я выдыхаю и беззвучно смеюсь. Давно у меня так не кружилась голова.
Я должна была бы радоваться, что он меня не нашел. Так почему же у меня в груди назревает разочарование?
Мой разум сегодня явно не в порядке. И вообще.
Я жду еще несколько минут, прежде чем решаю вернуться в бассейн. Благодаря ему я не смогла полностью отмокнуть, как хотела.
Бассейн пуст, когда я возвращаюсь обратно. Уже довольно поздно, и я счастлива, что наконец-то смогу побыть в одиночестве. Я плыву в центр, наслаждаясь одиночеством. Горячая вода расслабляет мои мышцы. Вокруг меня все стихает, оставляя меня наедине с моими мыслями.
Обычно это было бы плохо, но я могу думать только об одном.
Лиам.
Сколько бы я не ругала себя или не пыталась думать о чем-то другом, так или иначе, возвращаюсь к нему.
Это лучше, чем думать о смерти.
– Вот ты где.
Я охаю, когда Лиам прыгает в воду и плывет ко мне.
Добираюсь до края, прежде чем он снова прижимается к моей спине.
– Боже мой, ты можешь оставить меня в покое хотя бы на две секунды?
Я хмурюсь, но он этого не видит, и это еще больше меня злит.
– Я думал, мы развлекаемся? – спрашивает он, прижавшись губами к моему уху.
Его грудь прижимается к моей спине, и я изо всех сил стараюсь не думать обо всем остальном, что чувствую.
Мои ноги плотно сжаты от желания.
Я не хочу признавать, что мне весело…Не хочу признавать, что мне нравится его внимание.
– Тогда скажи мне остановиться, Уинн. Скажи, что не хочешь сосать мой член и не хочешь быть выебанной. Скажи это.
Он протягивает руку и хватает мою грудь, мягко разминает ее пальцами и нежно тянет за сосок. Я откидываю голову назад на его плечо и стону.
– Скажи это, – шепчет он, целуя меня в шею.
Он уже полностью растопил любую мою решимость.
– Я хочу этого.
Я протягиваю руку назад и сжимаю его твердый член.
– Что ты хочешь, солнышко?
Он двигает бедрами так, что его эрекция трахает мою руку, а кончик упирается в мою задницу.
– Я хочу пососать твой член.
– Не быть выебанной?
Я молчу, покачивая ягодицами и надеясь, что он не заставит меня это сказать.
– Я так сильно этого хочу, – шепчу я, стесняясь говорить вслух.
Лиам стонет от отчаяния в моем голосе и выпрыгивает из бассейна. Он садится на край, его член идеально подходит к моему рту. Наблюдает, как я облизываю его длину снизу вверх, а затем уделяю особое внимание кончику.
Нежно провожу языком по его головке, и он запрокидывает голову назад, стонет и хватается за бортик бассейна, будто изо всех сил пытается не трахнуть меня в рот.
Я глубоко втягиваю его в себя, втягивая щеки, и сильно сосу. Глажу языком нежную плоть под его членом и начинаю погружать его в себя все глубже и глубже, пока мои глаза не начинают слезиться.
– О, блять, Уинн. Это так чертовски хорошо. – Лиам слегка двигает бедрами и сжимает в кулаке мои волосы. – Тебе нравится сосать член, не так ли? Ты такая развратная девочка.
Его глубокий, хриплый голос и непристойные слова заставляют меня стонать с его членом во рту.
Он останавливает мою качающуюся голову и вытаскивает меня из бассейна.
В его глазах – чистая похоть. Он опускает взгляд на мою грудь и киску, с которой капает вода, затем снова смотрит мне в глаза.
– Как ты хочешь, Уинн?
Он надвигается на меня, а я отступаю назад, пока не оказываюсь прижатой к ледяным окнам.
Шиплю от прикосновения ледяного стекла к моей коже.
– Я хочу сзади.
Поворачиваюсь, подставляя ему свою задницу и прижимаю руки к стеклу. Не могу смотреть на него, пока он меня трахает, это слишком интимно. Окно не зашторенное. На улице совсем темно, ничего, кроме пустого поля, но любой мог бы наблюдать, если бы случайно оказался там.
И мне плевать.
– Это развратно. Тебе нравится, когда в тебя врезаются сзади и трахают, пока ты не можешь стоять, не так ли?
Его слова словно прекрасный яд, капающий с его мягких губ.
– Да, – стону я, когда его кончик обводит мой набухший клитор.
Он несколько раз дразнит мой вход, прежде чем проталкивается внутрь.
Входит до конца, пока его бедра не упираются в мою задницу, и я не кричу. Я так переполнена, и мне так чертовски хорошо. Он начинает медленно входить и выходить. Мы оба тяжело дышим. С каждым толчком кажется, что он собирается проникнуть в меня еще глубже.
– О, Боже, Лиам, трахай меня сильнее, – стону я, еле держась на ногах, когда он входит в меня снова и снова.
– Я хочу, чтобы ты кончила и упала на колени, когда я закончу трахать тебя, – ворчит он и трахает меня сильнее, как я и просила.
Я снова кричу, мой рот инстинктивно открывается, глаза закатываются, когда он подводит меня все ближе и ближе к краю.
Его толчки становятся длиннее и сильнее, и я знаю, что он тоже вот-вот кончит. Наши взгляды встречаются в отражении окна, и мое сердце замирает. Его глаза прикрыты и полны наслаждения, его рот едва приоткрыт, когда он, тяжело дыша, входит в меня.
Стонет так громко, что кажется, будто умирает, но наслаждение, слетающее с его уст, заставляет меня кончить вместе с ним. Лиам входит в меня еще несколько раз, бедра трясутся, а член пульсирует внутри меня, пока сперма не начинает вытекать из того места, где мы соединены.
– Это была самая горячая вещь, которую я когда-либо делала, – говорю я, задыхаясь от смеха.
Лиам медленно выходит из меня и разворачивает к себе. Его щеки так покраснели, что я подумала бы, что у него лихорадка, но глаза полны эмоций, будто он хочет сказать миллион вещей.
Он смотрит на меня, открывает рот, меняет свое мнение и уходит, не сказав ни слова.
Это не было трахом на почве ненависти.
Думаю, мы оба это понимаем.
И мы знаем, что у нас большие проблемы.
XV
Уинн
Утро начинается медленно.
Я ранняя пташка, поэтому обычно просыпаюсь в семь утра и ищу, чем бы заняться. Лиам – противоположность. Он спит каждое утро и встает из своей могилы лишь за пятнадцать минут до завтрака, говоря, что он слишком голоден. Мужчины.
Мы молча договорились не говорить о том, что мы делали в спа, хотя я солгала бы, если бы сказала, что не думала об этом часто.
Исследование пропавших людей из игры развлекает меня по утрам, а мягкий храп Лиама создает спокойную атмосферу в нашей комнате. Теплый свет от моей лампы, кажется, совсем не беспокоит его.
Газетные статьи гораздо более тревожные, чем шоу ужасов Лиама и Лэнстона. Лиам не возражает, что я просматриваю его дневник, так что теперь я держу его на своей тумбочке и изучаю каждое утро.
Все шестеро исчезли без следа. Никто так и не нашел доказательств их смерти, но и не смог доказать, что они когда-либо покидали стены «Святилища Харлоу».
Полиция провела обыск, но так и не смогла найти родственников, которые бы настаивали на их исчезновении, и дело было закрыто.
Я постукиваю пальцем по пачке бумаг, которую прихватила с собой на завтрак.
Лиам наклоняется ближе к моему планшету и показывает на трех людей, которые прижимаются друг к другу на групповом фото. Пациенты стоят на лестнице реабилитационного центра. Я узнаю их по игровым фотографиям: Чарли, Моника и Беверли. Их лица озорные, а несколько санитаров смотрят на них, нахмурив брови.
Лэнстон перебирает кучу бумаг и начинает читать статью под названием «Шестеро пропавших из местной психиатрической больницы».
Я спрашивала себя, почему и как мы втроем стали какой-то сборной солянкой, психически больной троицей детективов, но знаете что? А что нам, блять, еще делать в «Святилище», где есть неразгаданная тайна? Бросать таблетки друг другу в рот?
Да. Точно.
– Это они. Их имена внизу страницы, – бормочет Лиам.
В столовой шумно, так что мы не волнуемся, что кто-то может подслушать нас за нашим уединенным столиком.
– И тебе никогда не приходило в голову самому поискать?
Я вздыхаю, хватая вишню с тарелки.
Лиам тоже кладет одну в рот и бормочет между укусами:
– Нет, конечно, нет. Это было десять лет назад, Уинн. Я не детектив, расследующий старые дела, но я думаю, что это мило, что ты притворяешься им.
Он улыбается мне. Мои щеки краснеют, но мне удается сохранить невозмутимое выражение лица. Лэнстон смеется и кивает в знак согласия.
Ладно, похоже, я была единственной, кто думал, что мы втроем имели единое мнение об этой детективной истории.
– Я ни на что не претендую.
Я смотрю на них обоих, прежде чем нажимаю кнопку на планшете, и экран выключается.
Лиам поднимает бровь, но быстро разглаживает черты лица и кладет руку мне на бедро.
– Вы уже изучили нас, мисс детектив?
Его темные и серьезные глаза изучают мои, пытаясь понять, совру ли я.
– Конечно, нет. А я должна?
Я снова включаю планшет и запускаю поисковую систему. Он наклоняется ближе, его грудь касается моего плеча, а теплые губы касаются моей шеи.
Мороз пробегает по моим венам, когда он пропускает мои волосы сквозь пальцы и шепчет:
– Тебе не понравится то, что ты найдешь.
Я замираю, инстинктивно склоняя голову набок, когда он целует меня в шею.
– Почему? – бормочу я, наполовину отчаянно желая знать, а наполовину не решаясь представить его прошлое.
Мое прошлое – это не то, во что я хочу, чтобы он заглянул. Он найдет там лишь разбитую семью и исхудавшую женщину, прошедшую через мясорубку.
Я сломана. Как и он.
Он нажимает на строку поиска и вводит свое имя.
ЛИАМ УОТЕРС
Лэнстон неловко поправляет кепку и переводит взгляд с меня на Лиама.
– Не думаю, что это хорошая идея, Лиам.
Лиам игнорирует Лэнстона и нажимает «Поиск».
– Потому что моя история печальна.
Поиск выдает много статей с фотографией Лиама. Он молод, возможно, ему тогда было лет семнадцать или меньше. На фотографиях его глаза пустые. Отстраненные и опустошенные. Заголовок одной статьи гласит:
«В автокатастрофе погиб подросток-водитель, пассажиры в больнице».
Дыхание перехватывает в легких. Я хочу сказать что-то, что угодно, но молчу. Лэнстон отводит взгляд, его губы сжаты в тонкую линию. Он уже знает.
– Мой брат Нил отвернулся, когда я пытался показать ему какую-то ерунду на телефоне. Я даже не помню, что это было – настолько это было глупо. – Голос Лиама срывается. Он откидывается на спинку стула и смотрит на меня тусклыми глазами. – Ты напоминаешь мне его. У него была такая же раковая грусть, какую ты носишь в своих глазах.
Я кладу руку ему на колени и сжимаю, надеясь, что это маленькое движение сможет передать те слова, которых я не могу найти.
Даже если мы были черствыми друг к другу, я надеюсь, что он чувствует мои чувства в этот момент.
– Ты винишь себя.
Он кивает.
– Это тогда ты начал причинять себе боль? – бормочу я.
Его темно-синие глаза встречаются с моими, в них мерцают колебания и грусть. Он кивает еще раз. Мрачная, ностальгическая улыбка расплывается на его губах. Это стало началом проклятия Лиама.
Лэнстон крепко обнимает его и похлопывает по плечу, прежде чем встать, чтобы уйти.
Лэнстону трудно даются трагические темы – даже на групповых занятиях он часто выходит.
Мы сидим молча какое-то мгновение, прежде чем я нажимаю на строку поиска и ввожу свое имя. Не успеваю нажать «поиск», Лиам хватает меня за запястье и останавливает.
– Я не хочу знать, – откровенно говорит он.
– Почему бы и нет?
– Я не хочу знать, почему ты хотела умереть, Уинн.
Он встает. Тот же отстраненный взгляд, который был на его лице на фотографиях, поглощает его выражение сейчас. Лиам толкает свой стул и выходит из кафетерия, оставляя меня растерянной, с болью, разливающейся в моей груди.

Лиам не разговаривал со мной до конца дня.
Иногда он замыкается в себе и кажется совсем другим человеком. С этим легко справиться, потому что я тоже так делаю.
Мы сидим в тишине, его прикроватная лампа приглушена, и единственным звуком является шум дождя, бьющегося о кирпичи «Харлоу».
Я подхожу к открытому окну и вдыхаю свежий запах дождя. Мой свитер не может уберечь меня от холода, который пробирает до костей. Я чувствую на себе его взгляд; под его взглядом мне становится не по себе. Он не прикасался ко мне со вчерашнего дня. Воспоминание о его губах на моей шее до сих пор возбуждает что-то плотское глубоко внутри меня.
Ткань наших душ тонкая – мы путешествуем по этому миру только для того, чтобы объединиться в этом маленьком уголке вселенной. Наша связь пугает и завораживает одновременно. Дрожь пробегает по моему телу, когда я вспоминаю взгляд, который я увидела в его глазах через окно в спа-салоне.
Огонь и лед – мы не можем быть вместе.
Я хочу знать, что это значит. Хочу знать, почему наши пути пересеклись.
Его дыхание становится тяжелым и медленным, говоря мне, что он уже обрел покой. Кто знает, есть ли у него еще один будильник или нет. Лиам такой странный. Иногда он встает и уходит из «Харлоу» поздно ночью. Иногда спит часами.
Моя кровать скрипит, когда я устраиваюсь поудобнее. Оставляю его лампу в покое. Голос в глубине моего сознания подсказывает мне, что он иногда оставляет ее включенной не просто так. Мы все боимся темноты в определенный момент нашей жизни, но в случае с Лиамом, это когда его мама пишет ему смс. Он проводит вечера, уставившись в стены, глубоко погруженный в размышления.
Несколько часов я смотрю в потолок.
Когда мои глаза начинают закрываться, Лиам стонет, будто ему больно. Я перевожу взгляд на него. Его брови нахмурены от пытки, зубы оскалены в агонии.
Мне приходит в голову разбудить его, но у меня было много плохого опыта, когда я будила людей от их кошмаров.
Поэтому я сажусь на край его кровати, нежно убираю волосы с его лба и слушаю, как его нытье медленно стихает. На смену страдальческому выражению лица приходит умиротворение, и я еще глубже проваливаюсь в бездну своего сердца.
Запоминаю черные, как ворон, пряди волос, рассыпавшиеся на его подушке, длинные ресницы, касающиеся его щек, и его скульптурную линию подбородка.
На его татуировки труднее смотреть теперь, когда я знаю, как много под ними скрыто, но даже те, что есть, я считаю прекрасными.
Проходит несколько минут, и я собираюсь вернуться к своей кровати, но его рука находит мое бедро. Лиам слегка хмурится и нежно сжимает меня.
– Не уходи.
– Я не хотела тебя будить, – бормочу я, сама удивляясь мягкости своего голоса. Мы не бываем нежными друг с другом.
Я все равно колеблюсь, вставать ли мне.
Он качает головой, закрыв глаза.
– Пожалуйста, останься.
Я подумываю, прежде чем проскользнуть на кровать и лечь рядом с ним.
Лиам обнимает меня и крепко прижимает к себе. Его тепло и тяжелый дубовый запах мгновенно окружают меня, и все остальное в мире исчезает.
Только я и он.
Ничто другое сегодня не имеет значения.
– Что тебе снилось? – спрашиваю я, касаясь губами его ключицы.
Он прижимает меня ближе, обнимая так, как я всегда хотела, чтобы кто-то обнимал меня.
– Ничего.








