Текст книги "Ткань наших душ (ЛП)"

Автор книги: К. М. Моронова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 16 страниц)

XVI

Лиам

Весь день меня мучает чувство вины.

Сегодня утром Уинн снова плакала во время музыкального занятия, и хотя это хорошо с точки зрения терапии, мне все равно больно на это смотреть.

Я подумал, что если она снова услышит, как я играю, это сделает ее счастливой – я думал, что это вдохновит ее тоже играть.

Может, мне стоит прекратить играть. Не похоже, что мне это больше нравится. Это просто холодное напоминание о той жизни, которая у меня была раньше. О том, что было раньше.

Я почти не помню, как это было за пределами этих стен. Сколько уже прошло…два года?

Время здесь смешалось. Все, что я знаю, это то, что в стенах «Харлоу» я гораздо более доволен, чем когда-либо был на свободе.

Меня преследует служба из армии.

Я видел, как умирали все мои кратковременные друзья, пока не научился прекращать общаться с другими. Так легче. Так было всегда. Боль, которую я испытывал, глядя, как они истекают кровью и плачут, умоляя своих матерей и меня помочь им, – это чувство, которое я потерял за эти годы.

Наказание, которое я сам себе назначаю, осталось прежним, если не усилилось.

Если бы я мог вернуться в прошлое, я бы сказал себе семнадцатилетнему, что автокатастрофа с моими братьями была лишь первой трагической сценой моей неудачной пьесы.

Я бы сказал ему, что все станет намного хуже, прежде чем он окажется в психушке.

До того, как он встретит ее.

Я смотрю на Уинн.

Лэнстон смеется над тем, что она говорит, но я слышу лишь приглушенные звуки. Перевожу взгляд на свои руки.

Под кожей зудит, хочется почувствовать боль, сделать себе больно. Я хочу страдать так же сильно, как она и Лэнстон; хочу почувствовать боль, которую они испытывают. Хочу наказать себя за то, что я не стал лучше…за то, что я недостаточно хорош.

За то, что был таким жестоким к ней…Мысли путаются, а в груди вспыхивает тепло, как тогда, когда она заползла в мою кровать и позволила мне себя обнять.

Я знаю, что это неправильно. Знаю, что они волнуются. Но от этого в моей груди каждый раз становится легче.

Это эйфория.

Провожу большим пальцем по краю ключа от комнаты. Тупым предметам нужно больше времени, чтобы пробить кожу, но раны, которые они оставляют, заживают дольше. Они сильнее гноятся, сохраняя боль.

Последние остатки сада умирают, оранжевые и желтые хризантемы гнутся под ветром, а зеленые виноградные лозы, вьющиеся по камням «Харлоу», увядают в состоянии оцепенения.

Я закрываю глаза и глубоко вдыхаю свежий воздух, говоря себе, что мне не нужно этого делать.

Мне не нужно делать себе больно.

Вот почему я здесь, я должен выздороветь.

Ключ выскальзывает из моей руки, и вместо него появляется тепло. Мои глаза удивленно открываются, когда я смотрю на Уинн.

Ее прекрасные бледно-розовые волосы шевелятся от дуновения ветра, а медово-карие глаза обжигают меня. Уголки ее губ поднимаются, когда она крепче сжимает мою руку; улыбка полностью заполняет ее душу и… я думаю, что мое сердце останавливается.

Она не хочет умирать – я вижу в ее глазах проблески надежды.

Когда они появились?

Прошло всего несколько недель, а она уже поправляется. Что со мной не так? Они с Лэнстоном двигаются вперед, оставляя меня позади.

– У меня сеанс с доктором Престином. Увидимся позже.

Лэнстон возвращается внутрь, оставляя нас с Уинн молча сидеть.

– Ты расстраиваешься, когда я играю? – спрашиваю я.

– Что?

– Когда я играю на пианино. Тебя это расстраивает?

Уинн поднимает бровь, улыбаясь.

– Нет… Это на самом деле очень приятно слушать. – Ее тон искренний, а глаза блестят любопытством. – Поэтому ты был мрачен весь день?

Пожимаю плечами.

– Я не хотел тебя расстраивать – ты плачешь каждый раз, когда я играю.

Ее глаза расширяются, и прежде чем я успеваю еще что-то сказать, она крепко обнимает меня, я прижимаюсь лицом к ее мягкому свитеру, когда она обхватывает меня руками.

Мое дыхание перехватывает. Она обнимает меня так нежно, и впервые я чувствую себя таким разбитым, какой я ее представлял.

Никто никогда не обнимал меня так отчаянно, от всего сердца.

– Ты не расстроил меня, Лиам… Ты открыл старые раны. Я почувствовала музыку, что лилась из твоей души, и почувствовала боль и грусть, которые так долго держала взаперти. Я счастлива, что заплакала – и что именно ты разрушил мои стены, позволив мне это сделать.

Мои руки инстинктивно обвивают ее маленькое тело. Я пытаюсь игнорировать дрожь в руках, но уверен, что она это чувствует.

– Я бы хотел когда-нибудь услышать, как ты играешь, – бормочу я, вдыхая ее пьянящий аромат серени.

Она отстраняется, и на ее губах появляется мрачная улыбка.

– Я бы тоже этого хотела.

Какое-то мгновение мы молча смотрим друг на друга. Влажный осенний воздух вызывает у меня желание завернуть ее в одеяло и читать целый день. Или исследовать пропавших людей, которыми она так интересуется.

– Колдфокс, Уотерс, зайдите внутрь. По прогнозу, скоро будет сильный дождь. – Джерико держит дверь сада открытой, когда мы проходим мимо него. Он осматривает нас с чрезмерным интересом. – Рад видеть, что вы двое так хорошо ладите.

Я потираю большим пальцем свое ониксовое кольцо на указательном пальце – у меня нервный тик.

– Ну, да, мы же соседи. – Я пытаюсь перевести разговор в другое русло. – Мы все еще едем на Осенний фестиваль на следующих выходных?

– Да, я закончил бумажную работу сегодня утром. Скоро получу расписание с нестандартными заданиями, с которыми им нужна помощь.

Джерико пренебрежительно машет рукой, продолжая идти без нас в свой кабинет дальше по коридору. Его темный костюм выглаженный и профессиональный. Интересно, такой парень, как он, когда-нибудь развлекается?

По дороге в общую зону мы заглядываем в нашу комнату; Уинн хватает свое синее пушистое одеяло и блокнот. Общая зона очень похожа на вестибюль отеля, заставлена мебелью и столиками, небольшой кофейный бар для зависимых. А в каком замечательном фойе нет невероятно большого камина? Камни коричнево-кремового цвета, огонь пылает в любое время дня и ночи.

Возможно, это отпугивает призраков.

Мы здороваемся с миссис Абетт, администратором, и она кивает нам. Холодная старая женщина. Она единственная сотрудница, которая вызывает у меня неприязнь. Может, ей тоже не помешала бы какая-нибудь терапия?

Огонь согревает мою холодную кожу. Уинн усаживается на ближайшем к камину диване, уютно кутаясь в свое одеяло, а я сажусь рядом. Я на сто процентов уверен, что воздух между нами изменился. Она, безусловно, жадно смотрит на меня. Я думаю о прошлой ночи, о том, как она пришла к моей кровати, чтобы успокоить меня от кошмаров. Как мы трахались в спа-комнате, и это было намного больше, чем просто трах из ненависти. Страх в ее глазах сказал мне все, что мне нужно было знать о ее чувствах ко мне.

Мои мысли устремляются к нашим личным занятиям. Ее грудь была такой теплой и мягкой. Вкус ее мокрой киски до сих пор подслащивает мои сны ночью.

Я раскрываю объятия, моя черная толстовка с капюшоном задирается и немного обнажает живот. Не могу не заметить, как ее глаза опускаются вниз, а взгляд наполняется теплом.

– Иди сюда, Уинн.

Она смотрит на меня какое-то мгновение. Я собираюсь наклониться и схватить ее, когда она улыбается и подползает ко мне.

Ее аромат заполняет пространство вокруг меня. Я в собственном раю, когда она так близко. Уинн прижимается ко мне, как и прошлой ночью.

Только я и она. Не часто мы проводим время вместе без Ланстона. Интересно, рассказывала ли она ему о том, чем мы занимаемся после наступления темноты. У нас чисто деловые отношения, которые приносят удовольствие, но мне интересно, хочет ли она большего, как и я.

Уинн натягивает на нас одеяло, и я обнимаю ее, наши тела мгновенно согреваются, и уют, к которому я стремился целый день, поглощает меня. Ее дыхание такие же короткие и неровные, как и мои.

Кровь приливает к моему члену, и это уже подвиг, что она не делает никаких комментариев, потому что не может быть, чтобы она не чувствовала, как мой набухший член прижимается к ее пояснице.

Уинн открывает свой блокнот и переходит к разделу, посвященному пропавшим пациентам. Я наклоняю голову и прижимаюсь губами к ее шее, оставляя поцелуй на идеальной оливковой коже.

Удивительно, что кто-то вроде меня смог найти знакомую душу, без которой мне с каждым днем становится все труднее существовать.

Я целовал ее тело бесчисленное количество раз и сделаю это еще такое же количество раз. То, как она наклоняет шею, чтобы я мог прижаться ближе, заставляет мой член неудобно пульсировать в спортивных штанах.

– Что Чарли делал в подвале? – спрашивает она.

Откуда, по ее мнению, я должен это знать? Я читал те же статьи, что и она. Там нет ответа на вопрос, почему этот пациент так часто находился в подвале. Репортер тщательно опросила многих сотрудников; одна женщина, в частности, вспомнила, что всегда находила его там, внизу, странным и напуганным.

– Без понятия. Я тоже думал, что это было странно.

Она усаживается в моих объятиях и улыбается.

– Надо пойти посмотреть. Что, если он там что-то прятал? А может, это был убийца?

Конечно, она права, но это было десять лет назад. Она предлагает, чтобы мы расследовали это дело? Я скрываю удивленное выражение лица.

– Детектив Колдфокс, я не думаю, что нам стоит это выяснять. Разве мы не можем просто наслаждаться этим дождливым днем таким, какой он есть?

Она снова падает в мои объятия и несколько раз смеется.

– Ненадолго, а потом пообещай, что поможешь мне проверить подвал?

Тревожное ощущение пронизывает затылок, когда я думаю о подвале. Но мой ответ твердый и уверенный.

– Как я могу не помочь тебе?

Ладно, я пообещал, и вот я здесь.

Но на что я не соглашался, так это на осмотр подвала в два часа ночи. Лэнстон тоже не очень хотел сюда спускаться, но я насмотрелся достаточно фильмов ужасов, чтобы знать, что три человека имеют меньше шансов быть убитыми топором или одержимыми призраками, чем двое.

Уинн из кожи вон лезет от волнения, в ее проклятых глазах ни капли страха.

Мурашки бегут по моим рукам, когда я смотрю на холодную цементную лестницу, ведущую под землю. Кто любит подвалы? Я твердо верю, что мой страх рационален. Страх Лэнстона может быть иррациональным, исходя из того, как он умоляет Уинн не спускаться туда.

Она смеется, и этот звук задевает меня за живое, когда она легко спускается по лестнице. Уинн ждет нас внизу, подняв брови.

– Только не говорите мне, что вы двое испугались.

Я даже не могу притворяться крутым, а Лэнстон уже давно перестал притворяться.

– Посмотри, все чего-то боятся. – Я напрягаю спину и начинаю спускаться к ней. – Я, как и все остальные в мире, знаю, что лучше не делать этого ночью. Ты что, фильмов ужасов не смотрела? Так начинается фильм – мы идиоты, которые умирают во вступительной сцене. Мы буквально даже не были бы главными героями, вот насколько это тупо. – Я осматриваю старую деревянную дверь и хмурюсь.

Лэнстон кивает.

– Да, у меня очень плохое предчувствие, Уинн. Может, нам стоит вернуться назад.

Дверь имеет повреждения от воды и странный запыленный запах. От подвала тянет затхлым воздухом.

Я собираюсь схватить Уинн за руку и заставить вернуться в нашу комнату, но она достает брелок и лукаво улыбается мне.

Маленькая озорница.

– Украла у Джерико раньше, – бормочет она, пробуя несколько раз, прежде чем щелкнуть и дверь открывается.

– Ясно, ты тоже воровка, – ворчу я, когда мы втроем переступаем порог.

XVII

Уинн

Мужчины.

Они, конечно, изображают из себя крутых, но как только простужаются или им приходится рыскать по зловещему темному подвалу в поисках пропавших людей, шарада заканчивается – все становится очевидно.

Брови Лиама нельзя было бы нахмурить сильнее, даже если бы он пытался, а Лэнстон выглядит так, будто у него вот-вот случится долбаный сердечный приступ.

В их глазах танцует страх, и я нахожу это более забавным, чем должна была бы. Они выглядят так, будто им физически больно находиться здесь, внизу.

– Ты хоть знаешь, что мы ищем? – Лэнстон потирает руки, когда холод от цементных стен проникает в нас.

Я достаю заметку, которую сделала сегодня.

Что Чарли делал в подвале? Он вел себя странно несколько дней перед тем, как трое друзей исчезли. Однажды ночью персонал поймал его, когда он выбегал из своей комнаты.

– Честно говоря, у нас не так много информации. Я просто хочу убедиться, что здесь ничего нет.

Мне известно, что полиция искала здесь десять лет назад, но если я что-то и знаю из сериалов об убийствах, так это то, что хищник всегда возвращается на место преступления.

Прячу записку обратно в карман и использую фонарик телефона, чтобы осмотреть все вокруг. Лиам делает шаг ближе ко мне, его грудь прижимается к моей спине и посылает тепло сквозь меня.

Наши предыдущие объятия на диване до сих пор не выходят у меня из головы.

– Что ж, давай поторопимся и вернемся, чтобы Джерико не заметил, что мы ушли, – бормочет Лиам, поднимая свой телефонный фонарик к ближайшему углу подвала, – Здесь что-то огромное.

Я ожидала найти подвал или что-то подобное, но он огромный и на удивление пустой. В отличие от маминого подвала, который был наполнен всеми нашими воспоминаниями, это просто холодное и неиспользуемое пространство.

– Где все вещи?

Лэнстон успокаивающе хватает меня за руку – думаю, больше ради себя, но я все равно улыбаюсь.

Лиам вздрагивает.

– Думаю, еще хуже, что здесь ничего нет. Давай поторопимся.

Он подталкивает меня вперед. Его взгляд скользит по руке Лэнстона, крепко сжимающей мою, и он кривится.

Мы проходим по всей длине подвала и поворачиваем за несколько углов, где стены повторяют структуру главного здания над нами. Когда заворачиваем за последний поворот, наши фонарики освещают сырую картонную конструкцию. Кровь стынет в жилах от увиденного. Это похоже на какой-то старый форт.

Лэнстон охает и отпускает мою руку.

– Ладно, мы уходим прямо сейчас.

Он поворачивается и пытается потянуть меня за собой.

Я отдергиваю руку и качаю головой.

– Я быстро, – говорю я, прижимая дрожащие руки к бокам. Его глаза расширяются, но он напрягается и все равно идет со мной.

Лиам ругается себе под нос и идет следом.

– Уинн, думаю, нам надо остановиться. Давай вернемся наверх.

Я игнорирую его, пока осматриваю коробки.

Стараясь ничего не задеть, погружаю голову и телефон в форт. Внутри гнездо из одеял и подушек, давно покрытое пылью, но это точно был чей-то дом. Или Чарли прокрадывался сюда, чтобы с кем-то встретиться? Или это форт Чарли? Не похоже, что ему десять лет… он свежее.

– Ну, что ты видишь?

Лиам дергает меня за рукав.

– Выглядит так, будто здесь недавно кто-то жил.

Прежде чем я отступаю, мой взгляд цепляется за что-то под углом одеяла. Это единственная вещь здесь без слоя пыли. Я осторожно вытаскиваю ее из форта, чтобы рассмотреть под лучом фонарика Лиама.

– Что это? – спрашивает Лэнстон, когда мы втроем прижимаемся к нему.

– Кажется, фотография.

Она смята и хрупкая, поэтому я осторожно разворачиваю края. Это фотография четырех человек. Я переворачиваю ее и вижу, что на обороте небрежно написаны имена.

Моника, Беверли, Чарли, Кросби.

Кросби.

Имя на корзине для белья Лиама, соседа по комнате, о котором он отказывается говорить.

Я переворачиваю ее назад, чтобы увидеть лица, все улыбающиеся и отстраненные, а за их спинами – «Святилище Харлоу».

– Кросби? – бормочу я, когда мое внимание переключается на Лиама.

Лэнстон делает то же самое, его рот слегка разжимается, будто он останавливает себя от того, чтобы что-то сказать.

Глаза Лиама широко раскрыты, полны ужаса и чистого страха.

– С тобой все в порядке?

Мурашки бегут по моим рукам от его ощутимого страдания.

Кажется, он пребывает в своеобразном трансе на несколько секунд, прежде чем возвращается к реальности, вырывает фотографию из моей руки и швыряет ее обратно в форт. Его холодная рука хватает меня за запястье, а затем поспешно вытаскивает из подвала. Лэнстон молча идет сзади, часто оглядываясь, как будто за нами кто-то наблюдает.

– Что случилось? – спрашиваю я, затаив дыхание, паника уже заставляет мое сердце колотиться.

Мой желудок сжимается в узлы, а в голове кружатся бесконечные вопросы, но один из них особенный.

– Кто, черт возьми, такой Кросби?

Я смотрю, обеспокоенно хмуря брови, пока Лиам ковыряет пластиковой вилкой свои картофельные оладьи. Металлические вилки нам здесь не разрешают по понятным причинам. Это вполне справедливо.

До конца вечера он не сказал ни одного слова. Моя интуиция подсказывает, что Кросби настолько злобный человек, что даже Лиам его боится. Кем бы он ни был, он напугал и Лэнстона. Прошлой ночью он спал в нашей комнате. Лиам не был против того, чтобы разделить кровать с нашим другом; казалось, это его успокаивало больше, чем что-либо другое.

От абсолютного ужаса в его глазах прошлой ночью мне стало плохо. Он оставил свою лампу включенной и в какой-то момент ночи залез ко мне в кровать. Я проснулась от того, что он дрожал возле меня, а на лбу у него выступили капельки пота.

Кросби знал пропавших людей. В конце концов, он вернулся, очевидно, был соседом Лиама по комнате до меня. Так кто же он, черт возьми, такой? Что они мне не говорят?

Я почти не спала прошлой ночью, удивляясь, думая, ужасаясь мысли о монстре, который спал в моей постели всего месяц назад.

Если Лиам не скажет мне, кто такой Кросби, то Лэнстон это сделает, даже если мне придется выбить это из него силой.

Я забрасываю в рот кусок вафель, политых сиропом, и смотрю на Лэнстона через стол. Он это замечает и делает нерешительный глоток своего кофе.

Он знает, что мы не можем просто игнорировать то, что там нашли.

Сегодня мы вместе занимаемся утренней йогой во дворе, так что мне придется загнать его в угол и выбить из него информацию.

Лэнстон ждет, пока я закончу завтракать, чтобы мы могли вместе пойти на сеанс. В это утро между нами тремя были странные отношения. Никто не хочет нарушать тишину.

Несмотря на это, Лэнстон дарит мне теплую улыбку. Приятно видеть дружескую улыбку человека, который находится в такой же депрессии, как и я.

В отличие от Лиама, Лэнстон – зеркальное отражение меня.

Нам нравятся одинаковые вещи, и мы оба хотим умереть. Хотела бы я, чтобы он был рядом, когда я училась в старших классах; мы были бы лучшими друзьями. Возможно, даже больше. Он красивый и внимательный, с ним я могла бы говорить часами и никогда не чувствовать себя неуместной.

– Пожалуйста, не говори, что собираешься меня допрашивать, – Лэнстон обнимает меня. Он достаточно высокий, и его рука идеально ложится мне на плечи. Его бледно-голубая бейсболка немного надвинута, а мягкие каштановые волосы касаются лба. Настоящими убийцами являются его прекрасные ореховые глаза.

Я улыбаюсь и пожимаю плечами.

– Ты что-то знаешь.

– Как ты можешь быть такой уверенной?

Он крепче прижимает меня к себе, и я не могу не покраснеть. Его грудь теплая, и мои руки инстинктивно обнимают его. Я не могу сказать, флиртует ли он со мной или просто дружелюбный, но не уверена, что это имеет значение.

Лиам пустым взглядом смотрит на нас с другой стороны столовой и встает, возвращаясь к крылу общежития. Когда мои глаза встречаются с глазами Лэнстона, я знаю, что он тоже видел безэмоциональные глаза своего друга. Боль и беспокойство кривят его губы, выдавая секреты, о которых он мне не рассказывал.

Мы проходим через главное фойе и выходим через задний выход во двор. Каменные плиты потускнели от времени. К счастью, здесь сухо, поскольку дождь наконец прекратился сегодня утром. Нам приходится использовать дополнительные коврики для йоги, чтобы не намокнуть. Раскладывать их не вызывает больших неудобств, но забирать их потом – это уже другая история.

Каждый из нас берет по два коврика и находит себе место в конце дворика. Инструктор довольно спокойный. Он знает, что мы все немного не в себе, поэтому его никогда не беспокоит, если мы разговариваем или даже спим во время занятий.

– Суть в том, чтобы найти свой покой, – говорит он каждое утро, как будто мы забудем об этом за ночь.

Если бы я только могла найти покой.

Лэнстон садится на коврик и выпрямляет спину. Я начинаю с того, что тянусь к пальцам ног и наклоняюсь вперед, пока не чувствую давление в бедрах.

– Ты мне скажешь?

Он поднимает бровь, но закрывает глаза, когда солнце греет его великолепные загорелые щеки.

– Скажу тебе что?

У меня челюсть сжимается. Почему он ходит вокруг, избегая этого, как чумы? Могу лишь предположить, что Лиам заставил его поклясться никому не рассказывать. Но они не могут держать меня в неведении.

– Ну…Лиам отказывается говорить об этом. – Я переворачиваюсь на живот. Лэнстон заинтересованно открывает глаза, ожидая, когда я перейду к сути. – Кто такой Кросби?

– Не здесь, Уинн. – Его карие глаза суровы. Я открываю рот, чтобы возразить, но он перебивает меня. – Я сказал, не здесь, – огрызается он, его тон резкий и проницательный.

Сердце беспорядочно колотится в груди, а дыхание перехватывает в горле.

– Почему? Что этот Кросби натворил?

Лоб Лэнстона покрывается потом. Его дискомфорт заразителен.

Я придаю своему лицу суровое выражение и наклоняюсь, чтобы прошептать:

– Я должна знать… Вы, ребята, пугаете меня.

Он оглядывается, чтобы убедиться, что никто не смотрит в нашу сторону.

– Встретимся в оранжерее после ужина завтра. Мы поговорим об этом тогда… и не говори Лиаму… – Он кажется расстроенным и, посмотрев на меня так, словно я – какая-то трагедия, встает и поднимает свои коврики для йоги.

Я вижу, как Лэнстон подходит к мистеру Бартли, что-то говорит ему и сдает свои коврики, прежде чем вернуться в поместье.

Инструктор поднимает бровь, глядя на меня, как будто я знаю ответы, поэтому я пожимаю плечами и ложусь на свой коврик, пытаясь использовать оставшееся время утреннего занятия.

Я не могу избавиться от мысли, что Кросби – опасный человек, о котором здесь не хотят говорить.

Интересно, знает ли его Елина. Кажется, она точно знает о пропавших людях десятилетней давности.

Одно можно сказать наверняка – сегодня утром я не успокоюсь.