Текст книги "Покорись мне (ЛП)"

Автор книги: К. А. Такер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 16 страниц)

– Эбби.

Спокойный голос Генри мгновенно обрывает мою тираду. Я оборачиваюсь и вижу его, стоящего у двери женского туалета, на его лице написано потрясение.

Боже мой. Что он услышал?

Он переводит взгляд с меня на свою мать, которая по крайней мере выглядит несколько пристыженной.

– Генри...

– Пора домой.

Внутри все обрывается. Что я только что наговорила? Я даже не помню, и понятия не имею, что он услышал. Вряд ли что-то хорошее. Но я знаю, когда нужно подчиняться просьбам Генри, и сейчас один из таких моментов.

– Прости...

– Эбби, – предупреждает он.

Я направляюсь к двери, останавливаясь перед ним, касаюсь дрожащими пальцами его свободной руки. Неужели я только что разрушила все между нами?

Наконец он встречает мой взгляд. Должно быть, он видит в нем страх.

– Мы поговорим дома, – говорит он мягче.

Это все утешение, что я получу от него сейчас.

– Ты был прав, кстати. Ее интересуют деньги Вульфов. Она потеряла поддержку твоего отца, когда он умер.

Он сжимает челюсти и едва заметно кивает.

Я выскакиваю оттуда и направляюсь прямиком к лимузину, дрожа всю дорогу.

ГЛАВА 4

Кровать прогибается под весом Генри, когда он в пять минут четвертого утра забирается под простыни.

Я мгновенно тянусь к нему и провожу ладонью по бицепсу.

– Прости, я старался не шуметь, – шепчет он.

– Все в порядке, я не спала. Гроза... – бормочу я, используя в качестве оправдания бурю, что бушует за окном. На самом же деле я все это время лежала в темноте, ожидая возвращения Генри из офиса, куда, по словам Майлза, он отправился после окончания поминок.

Лежала и придумывала, что же сказать ему, когда он наконец явится домой, чтобы он не положил конец всему этому – нам.

И теперь я не могу подобрать нужных слов.

В конце концов тишину нарушает сам Генри.

– Однажды ночью, прямо перед ее отъездом, я слышал, как они ссорились. Он сказал ей, что все кончено, что ни один Вульф не потерпит измены жены. А она кричала на него, винила его в своем романе, твердила, что это он виноват в том, что не уделял ей достаточно внимания. Что он холодный, безразличный ублюдок, которого невозможно любить. – Генри с усилием сглатывает. – И, по всей видимости, я весь в него.

– Она ошибается.

– Разве?

– Да. – Я придвигаюсь ближе, он просовывает руку под меня и притягивает к своей обнаженной груди. Мгновение я прислушиваюсь к биению его сердца.

– Итак... как много ты сегодня услышал?

– Достаточно.

Я задерживаю дыхание.

– Тебе не нужно было меня защищать.

– Еще как нужно. Она ужасный человек. Она не имела права притворяться, что знает тебя.

– Может, она права.

– Нет.

Он нежно целует меня в лоб.

– Так или иначе, она больше не часть нашей жизни. Пусть Скотт с ней разбирается. Это он все эти годы поддерживал с ней связь.

Я выдыхаю с облегчением. Генри не сердится на меня.

– Так... значит, ты бы предпочла, чтобы я был фермером? – В его голосе проскальзывает игривая нотка.

– Да, вообще-то предпочла бы. – Я кончиками пальцев провожу по его ключице. – При условии, что ты разъезжал бы на тракторе с голым торсом и потел.

– И что на это сказали бы добрые жители Гринбэнка, Пенсильвания?

– Уверена, женская часть населения была бы только рада.

– А твоя мать?

– Она обвинила бы тебя в том, что ты пытаешься снискать всеобщее расположение, чтобы продать нашу землю и построить кондоминиумы.

Его низкий, хриплый смешок заставляет мое сердце трепетать.

– Передай, кстати, мою благодарность за цветы. Это было очень любезно с ее стороны.

– Передам. – Я уже почти две недели как уехала из дома, и мы расстались не на лучшей ноте – после того как мама приняла горсть таблеток кофеина, дабы симулировать сердечный приступ и сорвать мои планы навестить Генри на Аляске. Мы обменялись парой странных сообщений – просто чтобы не терять связь и дать ей знать, что отец Генри скончался и я останусь с ним в Нью-Йорке на какое-то время. А потом пришли два голосовых сообщения – одно о том, что мой отец чуть не упал, пользуясь ходунками, и как плохо это могло закончиться, и другое – с напоминанием, что в похоронный дом будут доставлены цветы от мамы с папой и семейства Эндерби, и мне следует проследить за этим, потому что этим городским флористам доверять нельзя.

Генри вздыхает, его рука обвивается вокруг меня, притягивая ближе.

– Поспи немного.

Полагаю, мы не будем обсуждать все остальное, что было сказано – например, о том, что я безумно люблю Генри и хочу детей. Детей Генри. Много.

А хочет ли он вообще детей? Подумает ли он когда-нибудь о женитьбе на мне?

Теперь не осталось никаких сомнений в серьезности моих намерений относительно него. Я призналась в своих чувствах в туалете отеля, а он стоял за моей спиной и слышал каждое слово.

Его тяжелый вздох наполняет темную комнату.

– Да.

Я хмурюсь.

– Да что?

– Да, я хочу детей.

– Как ты...

– Потому что я знаю тебя, Эбби. Я практически слышу твои мысли.

– О. – Я позволяю своей руке скользнуть с его груди на живот и ниже, чтобы сжать его расслабленный член.

Все мое тело сотрясается от его смешка, за которым следует стон.

– Я не имел в виду прямо сейчас.

Я улыбаюсь.

– Но однажды обязательно, да? – Я вожу большим пальцем по его головке. Он почти мгновенно начинает твердеть.

– Да, однажды, с подходящей женщиной. Я не повторю ошибку моего отца.

Стану ли я той подходящей женщиной? Его слова оживляют в памяти вчерашний день.

– Ты сказал Скотту, что твой отец знал о нас?

– Я признался во всем перед отъездом во Францию. Подумал, что лучше он услышит это от меня, чем из СМИ, если вдруг они раскопают.

– И что он сказал? – Генри клялся, что между нами ничего нет. Как такой человек, как Уильям Вульф, воспринял ложь, сказанную ему прямо в лицо?

Мой вопрос повисает в тишине.

И меня охватывает беспокойство.

– Генри?

– Он сказал, что, должно быть, я очень серьезно к тебе отношусь.

Я прикусываю губу, чтобы удержаться от вопроса, который мне отчаянно хочется задать.

Внезапно меня переворачивают на спину, и я выпускаю член Генри, когда он устраивается у меня между ног, упираясь локтями по обе стороны от моей подушки.

Я вдыхаю божественный аромат одеколона, когда он утыкается лицом в изгиб моей шеи и покрывает поцелуями линию челюсти.

– Как ты думаешь, я достаточно серьезно к тебе отношусь? – шепчет он, нежно прикусывая зубами мою мочку уха, одновременно без помощи рук проникая в меня.

Я стону – и от ощущения, что он вторгается в мое тело, и от его слов. Я обвиваю его руками и ногами, пытаясь притянуть так близко, насколько это возможно, поскольку мои чувства к этому мужчине переполняют меня.

Я больше не хочу проводить без него ни дня.

Я бы умерла, если бы с ним что-то случилось.

Это вообще нормально – испытывать такие чувства к другому человеку?

Я не могу сказать точно, но это правда.

И я больше не могу держать это в себе.

– Я люблю тебя.

Это шепот в ночи, заглушаемый ритмичным стуком спинки кровати. Но он прозвучал, и мою грудь внезапно сжимает страх – что я неверно истолковала его слова.

Генри замедляет толчки и замирает, вглядываясь в меня. Я едва различаю красивый, четкий изгиб его челюсти. Его взгляд пронзительный, даже в темноте.

– Я не помню, когда в последний раз произносил эти слова. По отношению к кому бы то ни было.

Я провожу пальцами по его густой шевелюре, убирая пряди, упавшие ему на лицо.

– Но ты чувствуешь их, да?

Его длинные ресницы трепещут при каждом моргании.

– Каждый чертов день. – Он целует меня, лишая возможности говорить дальше, и снова начинает входить в меня – на этот раз с той силой и опьяняющим ритмом, которые свойственны одному лишь Генри.

Мы достигаем оргазма вместе спустя считанные минуты, окутанные темнотой, под аккомпанемент раскатов грома.

ГЛАВА 5

Генри уже успел сходить в душ, облачиться в темно-серый костюм и приняться за тарелку с фруктами и хрустящим беконом, доставленную отелем, когда я выхожу из спальни, накинув белый халат на свое уставшее обнаженное тело.

– Марго в Нью-Йорке. Хочет встретиться с тобой. Я дал ей твой номер, – объявляет он, отхлебнув кофе.

Я замираю на месте.

– Встретиться? Зачем? – Паранойя мгновенно овладевает мной.

Он улыбается.

– Расслабься. Она попробовала те образцы, что ты для нее оставила, и они ей понравились. Она хочет подробнее обсудить твои планы.

– А, – меня переполняет гордость. Супермодель Марго Лорен, которая, вероятно, может позволить себе умываться мылом с добавлением золота каждый день, оценила мое простое мыло, сваренное в скромной мастерской столетнего амбара моих родителей? – И что, мы вместе пойдем ужинать или что-то типа того? – Генри и я, Марго и ее развратный бойфренд-фотограф, который зарабатывает на жизнь тем, что снимает крупные планы женщин в момент оргазма и потом вывешивает их в престижных художественных галереях по всему миру.

– Похоже, она имела в виду только вас двоих, но вы уж сами договоритесь. Я до обеда буду занят работой, а после встречаюсь с адвокатами по поводу завещания отца.

– Верно. Это сегодня. – Они не теряют времени даром. Я делаю паузу. – И как, по-твоему, все пройдет?

Он пожимает плечами.

– Отель уже мой. Скотт получит Wolf Gold, а все остальное, скорее всего, распродадут и поделят. Сейчас я просто хочу, чтобы это закончилось, и мы все могли двигаться дальше.

Двигаться дальше с его миллиардами долларов.

Я качаю головой. Как это вообще возможно? Как я, простая фермерская девочка из Пенсильвании, оказалась с таким мужчиной?

– Мне пора бежать. – Он наклоняется, чтобы поцеловать меня, оставляя после себя вкус кофе.

– Постой. Когда ты уезжаешь в Барселону?

– Пока не знаю. Вероятно, в ближайшие несколько дней. – Его голубые глаза изучают мое лицо. – А что?

Я не хочу, чтобы ты уезжал?

Я хочу поехать с тобой?

– Я просто пытаюсь понять, когда мне возвращаться в Гринбэнк, – говорю я вместо этого. Я отсутствую почти две недели – на неделю дольше, чем планировалось, – и, хотя все отнеслись с пониманием, у меня есть обязанности, от которых я не могу уклоняться вечно.

– Я поговорю с Майлзом и составлю график.

– Ладно. И я дам тебе знать, чего хочет Марго, после того как поговорю с ней.

Он снова наклоняется, чтобы поцеловать меня, и на этот раз задерживается достаточно долго, чтобы его руки успели развязать пояс моего халата.

– Только смотри, чтобы она снова тебя не соблазнила.

Мои глаза расширяются от этой мысли, что вызывает у него усмешку. Он отступает и распахивает мой халат. Его медленный горячий взгляд, которым он окидывает меня, скользит по груди и ниже, и заставляет думать, что я, возможно, смогу удержать его еще на час.

Со стоном и последним целомудренным поцелуем он хватает ключи и телефон и направляется к двери, бросая через плечо:

– Позвоню позже.

Я улыбаюсь, глядя, как он исчезает, и вспоминаю те первые дни, когда Генри Вульф появился в моей жизни, и то, как далеко мы зашли.

***

– Эбигейл, – мурлычет Марго, и мое полное имя, которое я ненавижу, звучит на ее французский манер как аккорды классической музыки. Она поднимается со своего места за столиком в этом фешенебельном манхэттенском кафе и протягивает руку, чтобы пожать мои слегка дрожащие пальцы. Я понимаю, что встреча с ней вызывает у меня волнение.

Я знаю, что будет дальше, и все же, когда она наклоняется, чтобы поцеловать меня в обе щеки, моя кровь по какой-то странной причине начинает течь быстрее, напоминая о нашей грязной истории.

Но я также улавливаю на ее коже легкий аромат своего мятно-лавандового мыла, и это заставляет меня сиять.

– Что привело тебя в Нью-Йорк? – Мы виделись с ней только на прошлой неделе.

Она закидывает свои блестящие волосы цвета воронова крыла за ухо, снова опускаясь на стул.

– У меня фотосессия для рекламы, – говорит она, отмахиваясь, словно это пустяк. А я всего десять минут назад прошла мимо ее билборда на Таймс-сквер. – Я взяла на себя смелость заказать для нас Божоле. Оно легкое. Подходит для раннего утра. – Как будто эти слова заставили его появиться, официант – довольно симпатичный парень, лет двадцати с небольшим, я полагаю, – внезапно оказывается рядом с нами, протягивая бутылку вина в ожидании ее одобрения.

– Отлично, – вздыхаю я. Едва перевалило за полдень, а я уже не раз доказывала, что умею обращаться со спиртным наилучшим образом.

Это должно быть интересно.

***

– Ты просто обязана сделать мне еще этого мыла! – требует она, игнорируя Дэниела, который разливает содержимое бутылки по бокалам, а его взгляд скользит по ее длинным ногам, обнаженным глубоким разрезом ее темно-синего платья с запахом. Она излучает сексуальность, даже когда не старается. – Я хочу отправить образцы моей подруге Джейден из «Nordstrom». Она занимается закупками мыла. И Девон. Она вице-президент по уходу за кожей в «Macy's». О! И... – Она продолжает перечислять всех этих влиятельных людей в огромных магазинах, от чего у меня голова идет кругом.

– Ну? – Она наклоняется и пристально изучает меня своими пронзительными зелеными глазами. – Когда ты сможешь привезти мне что-нибудь?

Внезапно всплывает воспоминание об этих же глазах, смотрящих на меня в гроте замка, когда ее лицо было между моих ног.

Мои щеки вспыхивают. Впервые с тех пор, как я увидела ее, я чувствую намек на неловкость. Наш разговор оставался дружеским, искренним и совершенно непринужденным. Как будто то, что произошло между ней, Генри и мной, было естественным. Для нее, вероятно, так и было. В любом случае, я чувствую странную близость с ней, словно знаю ее много лет.

– Мне нужно вернуться в Пенсильванию, чтобы сделать еще. – И мне придется позвонить моему менеджеру в «Nailed It Branding», компанию, которую Генри нанял за моей спиной, чтобы превратить мое незатейливое хобби в настоящую продуктовую линию, и сказать ей, что упаковка идеальная и мне нужно больше. – Пару недель?

– Non! Ты должна сделать это раньше, Эбигейл. – Она накрывает мою руку, ее длинные пальцы скользят между моими, прежде чем отпустить. – Я здесь на неделю, а потом вернусь во Францию. Я должна сама доставить эти образцы. Так будет быстрее, oui?

Э-э... oui?

– Ну... я уеду домой, как только Генри улетит в Барселону. – Что может случиться в любой день, с грустью понимаю я. – Я могу дать тебе знать завтра?

– Bon! – Она хлопает в ладоши. – Что ты собираешься делать до конца дня?

– Не знаю. – Я проверяю телефон и вижу, что уже почти три. Никаких сообщений от Генри пока нет, но это не удивительно, когда он с головой погружен в работу. Плюс, у него сегодня встреча с адвокатом по наследству.

– Тогда пойдем. Даниэль? – Она допивает свое вино и поднимает в воздух кредитную карту. Даниэль появляется почти мгновенно, чтобы забрать ее.

– Куда?

– На мою фотосессию. – Она грациозно встает и берет сумочку. – Я должна была быть там час назад. – Она видит панику на моем лице и смеется, а затем пожимает плечами. – Вы, американцы, обожаете свои графики. Французы? Это скорее ориентир.

Я сомневаюсь, что тот, кто платит за съемку, отнесется к этому так же легко, но, полагаю, когда ты – Марго Лорен, тебе многое сходит с рук.

Я хватаю свою сумочку и выхожу следом за ней, наслаждаясь легким опьянением, разливающимся по телу.

***

Ронан: О тебе и Вульфе стало известно. Просто предупреждаю.

Я улыбаюсь, читая сообщение на телефоне, несмотря на то, что на меня накатывает волна нервозности. От Ронана несколько недель не было никаких вестей.

Эбби: А, что говорят? Они все поняли?

Они знают, что Генри нарушил собственные правила? Что мы были вместе, пока я была его ассистенткой?

Ронан: Нет. Не похоже. Жди звонков от Отем и Кэти.

Я вздыхаю с облегчением. Не то чтобы это теперь имело значение, но я ненавижу врать, а мне придется, если они спросят.

Ронан: Они просто чертовски завидуют, вот и все. Ничего такого.

Для Ронана и Коннора все «ничего такого».

Появляются три точки, он набирает сообщение.

Ронан: Я заставил Коннора держать язык за зубами. Я прослежу, чтобы он и дальше молчал.

О нас. О том, что мы делали вместе. Я могу себе представить, что будет, если эти слухи добавятся к остальным.

Эбби: Спасибо. Как ты?

Ронан: Да все по-старому.

Он завершает сообщение подмигивающим смайликом, и я закатываю глаза. «Все по-старому» для Ронана означает нечто совершенно иное, чем для большинства людей.

Ронан: А ты? Чем занимаешься?

Я хихикаю.

Эбби: Не думаю, что ты поверишь, если я расскажу.

Ронан: Может, он захватит тебя, когда в следующий раз прилетит на Аляску? Мы по тебе скучаем.

Эбби: Я тоже по вам скучаю.

Я улыбаюсь при мысли о возвращении на Аляску.

– Ты когда-нибудь бывала на таких съемках? – Голос Марго отвлекает меня от переписки с Ронаном.

Я поднимаю глаза.

– Э-э... нет, – запинаюсь я, отводя взгляд, когда красное шелковое платье падает на пол, оставляя Марго стоять передо мной обнаженной. Я видела эту женщину голой слишком много раз. Ее, конечно, это нисколько не беспокоит, она ждет, когда стилисты принесут ей другое платье. – Ничего похожего, однозначно. – Генри устраивал одну, пока мы были на Аляске, но это был просто парень с камерой. Ничего подобного этому – со светом, зонтами и командой профессионалов.

Легко понять, почему Марго так востребована. Она встает перед белым фоном с видом, словно владеет всем этим, и начинает позировать с мастерством женщины, рожденной для съемок.

– Эри́к! – зовет она, надевая другое платье, на этот раз белоснежное.

Директор, которого на самом деле зовут Э́рик, – но Марго переделывает все имена во французский манер, – подбегает, получая полный обзор ее упругой груди, прежде чем она полностью оденется. – Я хочу, чтобы фотограф сделал несколько снимков Эбигейл.

– Что? – вырывается у меня одновременно с тем, как Эрик открывает рот, несомненно, чтобы сказать ей, что она не может просто требовать таких вещей.

Она скользит к нему, чтобы провести ладонями по его груди, обтянутой футболкой. Это лысеющий мужчина лет тридцати пяти, и, я полагаю, у него нет никаких шансов понравиться Марго, которая спит с очень привлекательными людьми.

– Она – начинающий предприниматель с многообещающей продуктовой линией, и она женщина Генри Вульфа. В ближайшие месяцы ты не раз услышишь о ней. Ты хочешь сделать эти фото.

Его брови взлетают вверх, когда он присматривается ко мне. Спустя мгновение он говорит:

– Я, наверное, могу выпросить еще полчаса в студии, прежде чем нас вышвырнут.

Она торжествующе улыбается ему.

– Бонни? Морган?

Две ее ассистентки – те девушки чуть старше двадцати, которые приходили в пентхаус Генри, чтобы одеть меня в день моего знакомства с Марго, – оказываются по обе стороны от меня, ожидая распоряжений.

Оценивающий взгляд Марго скользит по моей фигуре, одетой в облегающее бело-синее платье макси. На ее губах, накрашенных красной помадой, появляется коварная улыбка.

– Давайте сделаем сексуально, но мило.

Я убираю телефон в сумочку, все мысли о Ронане и Wolf Cove забыты.

***

– Влево. Еще... еще... держи! Теперь подними правую руку и поиграй с кончиками волос. Идеально. – Раздается щелчок за щелчком, фотограф делает множество снимков, а я удерживаю взгляд на пустом углу вдалеке, стараясь не чувствовать себя дурой.

И еще больше ценю Хачиро за тот снимок, который он сделал, когда я не смотрела в камеру. Фотографии без позирования – определенно мое.

А это?

Это я ненавижу.

И все же я стою здесь, в коротком кобальтово-синем шелковом платье, которое, по утверждению Марго, оттеняет цвет моих волос, и позирую перед высококлассной командой, которая обычно работает с супермоделями.

– Нужно больше помады, – выкрикивает кто-то. Морган тут же подбегает, чтобы подкрасить мне губы розовым тоном, который они нанесли.

– Я сейчас просто вывалюсь из этой штуки, – бормочу я, опуская взгляд. Платье без бретелей облегает мой торс, как корсет, и пышно расходится от талии.

– В этом весь смысл, – шепчет она, подмигивая. Они с Бонни возились добрых пятнадцать минут с моей грудью, подклеивая и укладывая ее как надо. С ними я уже давно миновала стадию стеснительности.

– Окей, повернись к нам лицом, – кричит Эрик. – Покажи что-нибудь более сексуальное... более вызывающее...

Я тупо смотрю сначала на него, потом на Марго.

– Момент. – Марго неторопливо направляется ко мне, ее движения от природы плавные и соблазнительные. Я на пятидюймовых каблуках, а она босиком, и мы впервые оказываемся на одном уровне.

– Я понятия не имею, как, черт возьми, изобразить это «вызывающее»! – шиплю я сквозь зубы, пытаясь удержать улыбку, теперь наполненную нервозностью.

– Да брось, Эбигейл. Ты можешь сделать это, даже не стараясь, – бормочет она, поправляя мои волосы, перекладывая часть вперед, ее пальцы скользят по длине прядей, касаясь ключиц и опускаясь ниже, к верхней части груди. – Просто подумай о Генри. Представь, как он входит в комнату, как твое сердце начинает трепетать, как кровь начинает бежать быстрее. Как ты не можешь дождаться, когда его руки окажутся на твоем теле. Его руки... и его губы. – Она опускает свои руки на внутреннюю поверхность моих бедер. – Встань вот так, – мурлычет она, раздвигая мои ноги. Я меняю позу. Она наклоняется, чтобы прошептать на ухо, ее пальцы игриво скользят выше по бедру. – И, если без него это слишком сложно представить, тогда представь мои губы. – Она отстраняется и многозначительно смотрит на меня, каким-то образом возвращая к тому интимному моменту, который мы разделили втроем.

Мое тело вспыхивает жаром. Что в ней такого завораживающего?

Марго отходит, чтобы занять свое место за камерой, а на ее губах расцветает довольная улыбка.

– Она готова.

Эрик глубоко вздыхает, бормоча что-то похожее на:

– Я тоже.

– Готова? – спрашивает фотограф.

Я прерывисто выдыхаю и закрываю глаза. Я думаю о Генри.

– Ага.