Текст книги "Под игом"

Автор книги: Иван Вазов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 32 (всего у книги 34 страниц)

IX. Союзник

Почти никто не заметил внезапного ухода Стефчова. Все окружили расстроенную бабку Юрданицу, всячески стараясь ее успокоить.

— Хозяйка, перейдите-ка лучше в сад, а то наши турки уже показались на бахчах, – сказал полицейский, подходя к женщинам и забирая свое ружье; Стефчов поджидал его, чтобы вместе идти в город.

Юрданица встала, чтобы перейти в сад. Гинка взяла ее под руку и повела. Остальные последовали за ними. Позади всех шли Рада и Стайка. Крепко стиснув руку подруги, Стайка шепнула:

— Слыхала, Рада? Учитель-то жив!

Но Рада, опять терзаемая опасениями, не отозвалась.

Предчувствие говорило ей, что эта новая жертва клисурской катастрофы, этот беглец, который сегодня спустился с гор и которого Стефчов так храбро шел предавать, не чужой ей человек, что это может быть он, ее Бойчо, и сердце у нее замирало от невыразимой тревоги и страха.

— Глянь-ка, чего она бежит со всех ног, эта девчонка? – спросила Стайка, остановившись и указав рукой на босоногую девочку, быстро пробегавшую по лужайке.

То была Марийка. Истерзанная заботой, девочка возвращалась домой, потратив несколько часов на бесплодные поиски доктора Соколова. Не мудрено, что она обрадовалась, завидев Раду, ведь Рада была здесь единственным человеком, близким Огнянову, и у нее можно было попросить помощи. Марийка помнила наказ Бойчо, но она чувствовала, что Рады опасаться нечего и с ней можно говорить откровенно; очевидно, братец Бойчо просто позабыл направить ее, Марийку, к сестрице Раде.

Рада пошла навстречу девочке.

— Иди сюда, Марийка! Как ты живешь?

Девочка остановилась и, боязливо озираясь по сторонам, спросила:

— Сестрица Рада, ты не знаешь, где доктор?

— Соколов? Нет, Марийка, не знаю. А что? Кто-нибудь заболел?

Марийка хотела было что-то сказать, но запнулась в смущении.

— Кто тебя послал за доктором, сестричка? Или кто-нибудь заболел? – повторила Рада свой вопрос.

— Нет, сестрица Рада. Меня послал… братец Бой… II Марийка испуганно оборвала речь на полуслове.

Но Рада поняла все. Она была не в силах вымолвить ни слова и опасливо оглянулась кругом.

В ту же минуту к ним подошел Стефчов. Он издали заметил девочку и вернулся, чтобы допросить ее.

— Девочка, что у тебя в руке? – спросил он, впиваясь в Марийку ястребиным взглядом.

Марийка побледнела. Испуганно отпрянув от него, она спрятала руки за спину.

— Дай-ка мне эту бумажку, девочка, посмотрим, что на ней написано! – сказал Стефчов, вплотную подойдя к Марийке.

Девочка отчаянно взвизгнула и пустилась бежать по лужайке к розовым кустам.

Темное подозрение мелькнуло у Стефчова в голове. Он узнал в девочке дочь деда Стояна и подумал, что записка, с которой она убегает, вероятно, содержит какую-то важную тайну… Зачем она подошла к Раде? От кого принесла ей записку в такое время? Уж не от Огнянова ли? Не он ли и есть тот бунтовщик, что спустился с гор? При этой мысли лицо Стефчова загорелось злобной радостью, и он погнался за девочкой.

Рада, тяжело дыша, следила за перепуганной Марийкой, а та, завидев мальчика, который пас буйволов, бросилась назад и свернула в сторону. Таким образом, она сама шла в руки Стефчова, который бежал ей навстречу.

Заметив новую опасность, Марийка взвизгнула, как бы прося защиты от своего жестокого преследователя…

Стайка с величайшим недоумением смотрела на то, что происходило перед ее глазами. Сначала она не могла понять, зачем Стефчову нужна какая-то бумажка, но догадалась по лицу Рады, что бумажка ни в коем случае не должна попасть в руки этого человека. И как только догадалась, легкой серной понеслась по лужайке и, нагнав Стефчова, схватила его за полу сюртука, чтобы задержать его и дать время девочке спастись бегством.

Обернувшись, Стефчов окинул взглядом крестьянку. Он глазам своим не верил. Какая дерзость!

— Дядя, ты чего гоняешься за девчонкой? – сердито спросила Стайка, не выпуская полы его сюртука.

— Пусти меня, свинья! – презрительно крикнул Стефчов и вырвался из ее рук. – Ах ты, мужичка! Это та тебя послала? Понятно, все понятно… Коста, эй ты, Коста, хватай ее! – громко крикнул он мальчику-пастуху, который дремал, но теперь проснулся от криков Марийки.

Мальчик бросился наперерез беглянке. Бедная девочка в испуге остановилась перед новым преследователем, но лишь на миг; как загнанный зверек, она кинулась назад и укрылась за буйволами, словно ища у них защиты от людей.

В Стайке проснулись инстинкты дикарки. Она хотела было кинуться и на Стефчова и на пастушка, – в сравнении с ней они были словно куры перед орлицей, – но вдруг остановилась как вкопанная: Рада отчаянно махала рукой, призывая ее вернуться.

Стайка оторопела и не осмелилась бежать на помощь Марийке. С болью в сердце увидела она, как девочка, полуживая от страха, упала на траву рядом с буйволами и лишилась чувств. С той страшной ночи на водяной мельнице Марийка страдала нервной болезнью, и любое потрясение вызывало у нее истерический припадок. Буйвол наклонил огромную голову над неподвижно лежащей девочкой, кротко и как бы сострадательно обнюхал ее лицо и, снова подняв влажную морду, спокойно зажевал жвачку, бесстрастно устремив куда-то вдаль свои большие синие глаза.

В поисках записки Стефчов быстро расстегнул полузастегнутую кофточку Марийки, – он заметил, как девочка на бегу сунула бумажку за пазуху. Однако он ничего не нашел и вместе с мальчиком-пастушком принялся шарить по земле – и рядом с девочкой, и под нею. Но записка исчезла, точно в воду канула.

Стефчов зло оглянулся.

— Уж не этот ли черт ее слопал? – сказал он, сурово посмотрев на буйвола.

Голю – так звали буйвола, – словно поняв, что его подозревают в краже, широко раскрыл пасть, но на его мокрых губах висели только разжеванные, слюнявые обрывки травы.

Стефчов был в полном недоумении. Он никак не мог понять, куда девалась бумажка.

— Не иначе как эта дрянь уронила ее где-нибудь на лужайке, – сказал Стефчов и, наклонив голову, вместе с Костой принялся искать записку в траве.

Марийка скоро пришла в себя. Первым ее движением было поискать у себя за пазухой. Не найдя ничего, она испугалась и заплакала. Потом встала и, всхлипывая, отправилась домой.

Стефчов и пастушок долго искали бумажку. Но вот Стефчов выпрямился и быстро зашагал в сторону города. Очевидно, он нашел записку. Проходя мимо Рады, он со звериной злобой проговорил:

— Сегодня его голова будет на шесте!

Вне себя от беспокойства, Рада стояла в каком-то оцепенении. Стайка же не отходила от буйвола. Она разделяла опасения Рады, но никак не могла взять в толк, почему Рада не позволила ей кинуться на выручку Марийке. Она с ненавистью смотрела в ту сторону, где скрылся из виду Стефчов, и, сама того не замечая, гладила Голю по лбу, поросшему темной волнистой шерстью.

Голю понюхал гладившую его незнакомую руку, подался в сторону и переставил ногу.

— Рада! Держи свою записку! – вскрикнула крестьянка, поднимая с земли смятую бумажку.

В самом деле, Голю, обнюхивая бесчувственную Марийку, наступил на оброненную ею бумажку.

Рада схватила записку, развернула ее дрожащей рукой и быстро пробежала глазами.

— От Бойчо! – воскликнула она и, схватившись за грудь, замерла.

Записка была без подписи и содержала всего-навсего две строки:

«Спустился с гор. Принеси или пришли одежду и сведения. Как можно скорей!» Подписи не было.

Рада прочитала эти строки раз, другой, третий и тут только с трепетом заметила, что записка написана на чистой половине того самого письма, которое она в те страшные часы послала Огнянову через Боримечку. На этом клочке бумаги, оторванном Бойчо, сохранилась даже подпись «Рада», написанная карандашом. Слезы брызнули из глаз у девушки.

— Ну, что в бумажке-то сказано? – спросила Стайка.

— Жив, жив, сестрица! – задыхаясь, проговорила Рада. Стайка радостно засмеялась.

— Жив учитель! Я же тебе говорила, что эта чернуха ничего не знает, только зря языком трепала про учителя…

– Жив, жив, Бойчо, жив, сестрица! Скажи Гинке, что мне стало дурно и я ушла… А про записку ничего не говори. И Рада побежала к бахчам.

X. Любовь-героизм

Прежде всего Раде необходимо было на свободе собраться с мыслями и быстро принять решение. Она спряталась неподалеку, за купой деревьев, скрывавшей ее от взглядов, и стала напряженно обдумывать положение. А положение было критическое. Жизнь Бойчо висела на волоске, он ни о чем не подозревал, а ведь тот человек, которого видела цыганка, это, несомненно, он… Да, да, конечно, он! Поэтому надо как можно скорее предупредить его об опасности и помочь ему спастись. Но для нее, девушки, это была нелегкая задача, – все поля вокруг были теперь безлюдны, и там рыскали одни лишь башибузуки в поисках добычи. Волосы встали дыбом у Рады при одной мысли о встрече с этими злодеями. Но, когда речь идет о спасении Бойчо, ее ничто не остановит… Силой любви своей она отразит и удары судьбы, и козни людей… Да, она пойдет к нему, не медля ни минуты… Но он просит принести одежду, обыкновенную одежду мирного человека, чтобы не возбуждать подозрений… Переодетый, он сумеет войти даже в Бяла-Черкву… Как же быть? Где сейчас искать одежду? Кто согласится подвергнуть себя опасности и отдать свою? Да и где взять время на поиски, если каждая минута дорога?.. И тут только Рада вспомнила о том, о чем следовало спросить себя в первую очередь: а где же скрывается Огнянов? В записке об этом ничего не сказано. Надо полагать, что Марийке он свою тайну доверил, но из предосторожности велел сообщить ее Соколову на словах… А Марийка уже убежала. И как это Раде сразу не пришло в голову спросить Марийку, где Бойчо? Слава богу, что она хоть от полицейского узнала, что он в Монастырской долине. Правда, Монастырская долина велика, но Рада ее обшарит вдоль и поперек и найдет Бойчо. К несчастью, у врагов большое преимущество, им не придется тратить много времени на поиски, они точно знают, где он ждет ответа на свое письмо… Но она найдет Бойчо, она опередит врагов, намного опередит, потому что у нее вырастут крылья… Одного лишь она не может сделать – достать одежду. А ему прежде всего нужна одежда!.. Боже, боже… А время летит так быстро… И посоветоваться не с кем.

Все эти мысли и соображения пронеслись у нее в голове с быстротой молнии. Рада решила покинуть свое укрытие и поспешить в Монастырскую долину. Прежде чем уйти, она внимательно огляделась. Сквозь листву деревьев она рассмотрела, что у садовых ворот стоит человек в большом фесе, одетый в европейский костюм из серой грубошерстной ткани. Сначала Рада приняла его за Стефчова. Но нет, этот был пониже ростом, и весь его облик был другой… Наконец она узнала слепого Колчо. Сердце ее затрепетало от радости, хотя, в сущности, Колчо, слепец, мало чем мог помочь в таком деле. Но, по крайней мере, Рада могла с ним посоветоваться. Сам бог, видно, послал сюда Колчо.

Но вот Рада с испугом увидела, что Колчо перешагнул порог и входит в сад.

Она громко крикнула:

— Колчо, Колчо, погоди! – и стрелой помчалась к нему. Колчо, услышав крик, остановился.

В одно мгновение Рада очутилась возле него.

— Колчо!

— Рада! Тебя-то я и искал, – сказал слепой. И, подойдя к ней вплотную, шепнул: – Бойчо жив!

— Жив, жив, Колчо! – подтвердила Рада, еле переводя дух.

— Он, наверное, в горах, – добавил Колчо.

— Нет, Колчо, он спустился в Монастырскую долину.

— Неужели правда, Рада? – взволнованно проговорил слепой.

— Там, там, Колчо, он и теперь там. Я получила от него записку… Просит одежду; ему нужна одежда, Колчо… О нем уже дали знать туркам, его видели цыгане… Но я побегу предупредить его… Он убежит… Его не поймают… Но ему нужна одежда, – не то люди всюду будут догадываться, что он из повстанцев… Боже, боже… А время не ждет!

 Пока Рада отрывисто и чуть не плача говорила о своих тревогах, Колчо уже нашел выход.

— Одежду достать можно, Рада, – сказал он.

— Ах, Колчо, говори скорей! Где же мы ее достанем?

— Тут поблизости, у одного товарища.

— Только поскорее, Колчо…

— Постой здесь минуточку. И Колчо торопливо ушел.

Рада, стоя под навесом ворот, нетерпеливо ждала. Прошло не более двух минут, но ей они показались часами. К тому же она боялась, как бы кто-нибудь не вышел из сада и не застал ее одну в таком волнении. Из груди ее невольно вырвался стоп.

В этот миг к ней подошла какая-то девочка с узлом в руке.

Слепой увязал в этот узел фес, длинный сюртук и брюки из серой грубошерстной ткани. Две-три минуты назад все эти вещи были на нем.

Добрая душа! Он предусмотрел еще кое-что, о чем Рада в своем смятении позабыла: в узле лежал каравай хлеба, а в карман сюртука было вложено сто грошей.

Но Рада даже не развязала узла. Она выхватила его из рук девочки и бегом пустилась на север через бахчи.

– Боже мой, боже милосердный! – с горечью шептала она. – Он меня и видеть не хочет!.. Чем я перед ним провинилась? А я его так люблю!..

Как уже говорилось, поля были безлюдны. Только башибузуки маячили кое-где. Никто из болгар не отваживался выйти из города, а для девушки, да еще одинокой, опасность была еще страшнее, еще грознее.

Но Рада об этом и не подумала.

У великой любви есть лишь одно мерило – самопожертвование.

XI. Башибузук

Спрятавшись в пустой мельнице, Огнянов ждал появления кого-нибудь из товарищей или хотя бы Марийки.

Эта заброшенная полуразрушенная водяная мельница стояла одиноко на дальнем возвышенном конце долины, невдалеке от грохочущего водопада, и за нею не было больше никаких строений.

В стенах ее, там, где раньше были окна и двери, зияли дыры, часть крыши была снесена ветрами.

Стоя у этих дыр, Огнянов держал под наблюдением тропинку, которая шла вдоль реки до самого водопада и справа от него поднималась в горы.

Он ждал долго, сгорая от нетерпения и беспокойства; но часы проходили, перевалило уже за полдень, а долина, насколько хватал взгляд, все еще была безлюдна.

Огнянов не знал, что и подумать.

Грозная неизвестность тревожила его все больше, беспокойство нарастало.

Он старался отгадать причину задержки. Но худшее, что приходило ему в голову, было, что Марийка просто не нашла ни доктора, ни Бырзобегунека, быть может, вынужденных скрываться. Огнянов и не подозревал о той грозной опасности, что уже нависла над ним, не догадывался, что о его возвращении уже знают и друзья и недруги, не знал, что судьба его зависит от того, кто явится раньше – друзья или враги.

Но вот на тропинке показался человек, один лишь вид которого привел Огнянова в смятение.

К мельнице шел турок!

Это был плотный человек высокого роста, в зеленой чалме и широких шароварах, перепоясанный кушаком, из-за которого торчал длинный ятаган. На спине путник нес мешок.

Вероятно, это был один из тех турок, о которых Огнянову говорила Марийка.

Башибузук.

Что ему здесь надо?

Выхватив револьвер, Огнянов наблюдал за турком, а тот большими шагами поднимался вверх по тропинке.

Он прошел мимо заброшенной мельницы, шагах в пятидесяти от нее, но не обернулся, а продолжал идти дальше.

Огнянов пришел в совершенное недоумение. Разрешить его он не мог, так как был обречен на полную неподвижность и бездействие.

Оставалось одно – наблюдать и выжидать. Турок все шел вверх по течению реки.

Но вот он перешел ее по камням, углубился в густой бурьян, зеленевший у самого подножия обрыва, и остановился.

Как отметил про себя Огнянов, он остановился как раз там, где начиналась тропинка, ведущая в горы.

Огнянов побледнел.

Это была единственная тропинка, по которой он, в случае нужды, мог бы вернуться в горные дебри. Ни в каком другом месте подняться было нельзя – крутые утесы преграждали дорогу. Огнянов вздрогнул. Может быть, турок хочет заградить ему путь? Не идут ли вслед за этим человеком другие?

И тут турок снял чалму, чтобы заправить внутрь болтавшийся конец.

Теперь голова и лицо башибузука были открыты, и Огнянов мог рассмотреть его как следует.

Он увидел красивое молодое лицо с широким белым лбом, на который падали густые русые кудри.

Невольно вскрикнув от удивления, Огнянов стал у окна, засунул два пальца в рот и свистнул.

Пронзительный свист огласил долину и раскатистым эхом отдался в скалах.

Башибузук, выпучив глаза, смотрел на мельницу, из которой доносился свист, и , заметив наконец Огнянова, махавшего руками, стремительно бросился бежать назад. То был Соколов. Друзья горячо обнялись.

— Бойчо, Бойчо , так ты жив, братец! Что ты тут делаешь? – кричал Соколов, растроганный до слез.

— Ну и хорош же ты, доктор, в этом наряде!

— Что ты тут делаешь, брат? Когда пришел?

— Ночью… Почему ты так замешкался?

— Я? – в недоумении спросил Соколов.

— Марийка тебя нашла не сразу?

— Какая Марийка?

— Как, значит, она тебя не нашла? – спросил изумленный Огнянов. – А я нынче утром послал тебе с ней записку…

— Никто меня не нашел, – ответил Соколов, – да и невозможно было меня найти.

Огнянов, удивленный, взглянул на него.

— Но как ты здесь очутился? Куда ты идешь?

— Бегу.

— Бежишь, доктор?

— Мог бы и сам догадаться по моему наряду.

— И ты в таком виде вышел из Бяла-Черквы?

— Из Бяла-Черквы я вышел ночью, а потом укрывался в Хамбаревой мельнице.

— Вот как! Значит, мы были соседями, не подозревая об этом. Чудеса, да и только!.. И Марийка куда-то запропастилась… – сказал Огнянов, в душе у которого зародилась новая тревога. – Ну, так куда же ты идешь?

— Хотел идти в горы. Только того и ждал, чтобы мне принесли паспорт и деньги. Но теперь уж мы с тобой не расстанемся. На жизнь и на смерть – вместе!.. Ах, Бойчо, Бойчо, ах, брат мой! До каких ужасов дожила наша несчастная родина! Кто бы мог подумать!

— Садись, садись, поговорим.

XII. История одного невосставшего города

Прижавшись к стене в углу, два товарища подробно рассказали друг другу о событиях, случившихся в Клисуре и Бяла-Черкве в течение последних девяти дней. Из рассказа Соколова, – точнее, из его отчета, – Огнянову все стало ясно. Он понял то, что до сих пор было для него загадкой.

Действительно, Бяла-Черква не восстала, так же как и многие другие города и села, хотя они были подготовлены к восстанию не хуже, чем она, а иные даже лучше. Установленный срок был нарушен, и преждевременная вспышка погубила все дело…

При первом же известии о клисурском восстании мнения в местном комитете разделились: одни считали, что надо только готовиться отразить нападение, не подавая для него повода, и восстать лишь в том случае, если будет прислан отряд для подкрепления; другие ратовали за то, чтобы знамя восстания было поднято немедленно и – будь что будет! Третья же точка зрения, широко распространенная среди видных горожан, была – капитулировать. В тот самый момент, когда комитет решал вопрос о поднятии знамени, капитулянты обманным путем захватили и посадили под замок в подвал попа Ставри самых горячих членов комитета – доктора, Попова и Редактора. Они же послали в К. депутацию с чорбаджи Юрданом во главе, дав ей наказ выразить покорность и верноподданнические чувства султану от имени населения Бяла-Черквы и просить о защите города.

Местные власти, – а они в те дни сами растерялись, – с радостью приняли заявление депутации и послали в Бяла-Черкву пятьдесят башибузуков с приказом отобрать у населения оружие и остаться в городе для его охраны. Вскоре во дворе конака выросла целая гора ружей, пистолетов и ятаганов. Итак, громоотвод, имя которому капитуляция, был установлен, и Бяла-Черква была спасена. Она принесла в жертву только одного человека – Марко Иванова. Его заковали в кандалы и отвезли в Пловдив – держать ответ за черешню… Кто его выдал, неизвестно.

Пять дней спустя – это было вчера – на горе появилось знамя, и снова пошли всякие разговоры да толки, снова блеснула надежда. Все волновались, разнесся слух, что несколько тысяч повстанцев идут с гор на помощь Бяла-Черкве… Этими вооруженными силами якобы командуют русские и сербские офицеры… Никто не знал наверное, откуда идет эта неожиданная помощь, – казалось, она с неба упала… Каблешков столько раз говорил о какой-то таинственной армии, готовой примчаться в указанный час, что ому поверили даже маловеры. Все радостно смотрели на знамя, реявшее на одной из балканских круч… Некоторым уже мерещились на горных склонах люди с винтовками; но это были просто кустарники. Другие, обладавшие более острым зрением, уверяли, будто они даже разглядели русских солдат, узнав их но большим мохнатым шапкам. Тогда к арестованным пришел поп Ставри и, отперев дверь, сказал:

— Грешно, чада мои, держать вас под замком. Мичо был прав. Идите поглядите, что творится в горах…

Три узника стрелой вылетели из дома. Полчаса спустя они, во главе двух десятков сапожников, захватили конак, а вместе с ним бея, оружие и власть! Город пришел в восторг. Бяла-Черква восстала! Знамя с вышитым львом – рукоделье Рады – развевалось над площадью. Но в то же самое время пришло тревожное известие, которое произвело на всех ошеломляющее впечатление: спустившийся с горных пастбищ пастух сообщил, что на Балканах никаких войск нет. А Тосун-бей уже идет к Бяла-Черкве, чтобы разрушить ее до основания! Одновременно с этим пришло другое известие, усилившее растерянность и панику. Трое клисурских повстанцев, спустившись с гор, укрылись в училище, в верхней части города. То был Кандов, раненный в руку, и с ним еще два клисурца. Старуха сторожиха поместила их на чердаке и накормила хлебом, – они двое суток питались только травами, – потом, по их просьбе, сообщила о них Бырзобегунеку, который принес им одежду, фесы и табак. Но не успели они выкурить по цыгарке, как увидели сквозь щели в крыше, что училище со всех сторон обложено турками. Бырзобегунек в это время тоже находился на чердаке. О бегстве нечего было и думать. Турки начали стрелять со двора, целясь в окна и чердак. Оба клисурца были ранены. Они спустились во двор и сдались. Их изрубили на месте. Бырзобегунек, спрыгнув во двор, двумя выстрелами ранил турка, но тотчас упал, сраженный десятками пуль. Его тоже изрубили… Один лишь Кандов не сходил с чердака. Турки навели ружья на дыру, в которой он должен был показаться. Но он не показывался. Неожиданно гнилой потолок провалился, и Кандов упал на крытую галерею. Выпрямившись во весь рост, он оперся о перила галереи и, скрестив руки на груди, закричал:

— Я готов, стреляйте!

Турки решили, что это начальник и что он сдается, – он говорил по-болгарски. И турки ждали.

— Варвары! Стреляйте! Всех болгар вам не перестрелять! – крикнул он.

Теперь они поняли.

И в ответ раздался залп из тридцати ружей по этой близкой мишени. Но ни одна пуля не задела Кандова. Он помчался по галерее, сбежал с лестницы и ринулся через двор прямо к церкви, куда дорога была открыта. Снова раздался залп, и опять впустую. Но едва Кандов ступил на церковный порог, как в него попали две пули, и он рухнул на пол… Его тоже изрубили…

После этого принялись разыскивать доктора, причем к башибузукам присоединилось много горожан. Живого или мертвого, но доктора надо было поймать, – только этим удалось бы избавить город от страшного гнева Тосун-бея. Доктор должен был пасть искупительной жертвой. Он скрывался в одном доме, но, когда стемнело, испуганный хозяин попросил его уйти немедленно… На улице Соколова заметили и стали преследовать каратели, но ему удалось оставить погоню далеко позади. Мчась по длинной Мюхлюзовой улице, он по дороге толкнулся в несколько ворот, надеясь скрыться в чьем-нибудь дворе, но все ворота были заперты, и он продолжал бежать. Добежав до площади, он увидел, что за ним охотится уже не один, а два отряда карателей; наперерез ему бежало человек десять. Тогда Соколов кинулся назад и свернул налево, на другую улицу; погоня сразу же потеряла его след, и он получил возможность остановиться на несколько секунд, чтобы перевести дух. Но опасность не уменьшалась. Он знал, что погоня не замедлит выследить его, настигнуть и пристрелить, если не на этой, то на другой улице, – ночь выдалась звездная, светлая. Попытаться бежать за город было тоже безрассудно: все выходы из него охранялись стражей. Остался лишь один путь к спасению – скрыться в доме какого-нибудь друга… К счастью, доктор вспомнил, что недалеко дом попа Димчо. Добежав до его двора, Соколов постучался в ворота. Они открылись. Навстречу беглецу вышел сам поп Димчо, член комитета.

— Батюшка, укрой меня! – попросил доктор.

— Не могу, доктор, не могу! Они уже видели, что ты толкнулся сюда, мне тоже несдобровать, – прошептал поп Димчо, легонько выталкивая Соколова за ворота.

Ошеломленный Соколов тоже почувствовал приближение погони, появившейся на перекрестке, и бросился бежать без оглядки. Он влетел в глухой тупик, в конце которого жил его родственник, дядя Нечо. Постучавшись в дверь, доктор попросил убежища.

Дядя Нечо тотчас оценил положение.

— С ума ты спятил, доктор! – сказал он. – Погубить меня хочешь! Ты же знаешь, – у меня жена, дети.

И, схватив Соколова за руку, Нечо вывел его за ворота.

Доктор поспешил выбраться из тупика и побежал на Петканчову улицу. Но злая судьба толкнула его как раз к тем, от кого он бежал. Теперь каратели гнались за ним по пятам.

— Стой, а то стрелять будем! Стой, доктор! – крикнул полицейский-болгарин.

И Соколов остановился, но не там, где ему предлагал усердный болгарский служака, а дальше, перед воротами дома Сарафова. Как домашний врач Сарафова и его близкий друг, Соколов решил попытать счастья здесь и постучал наудачу.

— Кто там? – послышался голос хозяина. Доктор назвал себя.

И в тот же миг он услышал, как Сарафов, вместо того чтобы пойти открыть ворота, захлопнул за собой дверь; никаких других звуков беглец больше не услышал.