Текст книги "Persona Non Grata"

Автор книги: Иван Максименко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 29 (всего у книги 30 страниц)

51

– Ребята, сейчас проверяем внутренность пещеры. Субъекты могут быть внутри. Работаем, – скомандовал вестлендерский капрал, посовещавшись по рации со своим командованием, и подошел к входу в пещеру.

Капрал пригнулся, включил фонарик, прикрепленный к автомату, и, осторожно оглядев преддверие пещеры, поднял левую руку. Этот немой жест заменял слова «Я вхожу первым, следуйте за мной».

Вертолеты продолжали кружить над холмами, наблюдая за спецназовцами, один за другим исчезающими в темное отверстие под скалой.

– Капрал, сэр, здесь привязан какой-то кусок бинта. Похоже, это ориентир, – доложил один из спецназовцев, разглядывая в очки ночного видения сталактит посреди галереи, помеченный Фарисом.

– Стайлз, посмотрите вместе с Райдером, куда ведет этот лаз. Остерегайтесь сюрпризов, – приказал капрал.

Двое солдат, услышав свои фамилии, отделились от основной группы и полезли в тесный проход, на который указывал кусок бинта.

– Капрал, сэр, на конце прохода есть пролом, который ведет наружу. Субъекты вряд ли могли им воспользоваться. Склон под ним слишком крутой, до земли метров пятнадцать, не меньше, – объяснил Стайлз, закончив осмотр и вернувшись обратно через несколько минут.

– Там нет каких-нибудь скрытых лазеек, вы все проверили?

– Нет, сэр, только этот пролом. Мы в каждую дырку заглянули. Все чисто.

Так как радиоволны не могли пробиться через толстые стены пещеры, капрал взял с собой связиста с рацией и зашел в проход, ближе к выходу на поверхность, пытаясь найти место, из которого можно было бы без помех послать сообщение вертолетчикам и предупредить их, чтобы пристально наблюдали за южным и юговосточным склоном холма.

– Пошли дальше, ребята. Проверим остальные ходы. Вперед, – скомандовал капрал, вернувшись к своим подчиненным.

В это время Абдулла, не ведая, что происходит на дальнем конце галереи, продолжал стоять у щели в стене второго зала и прислушиваться, дожидаясь своего телохранителя. Наконец по скале скользнуло бледное отражение электрического света, и послышался твердый, прерывистый стук ботинок.

– Что там, Фарис?

– Там есть выход наружу. До него можно подняться минут за восемь, – Фарис присел отдохнуть на край глыбы и начал описывать хозяину увиденное. – Он метра полтора в диаметре, так что пролезть можно. Склон под ним не очень крутой, спуститься вниз будет не трудно. Этот вариант намного лучше, чем первый, к тому же там все прикрыто зеленью, солдаты нас вряд ли заметят. Только с вертолетами будет проблема, быстро идти не получится.

– А выход, на какой стороне холма находится?

– На южной. В него утыкается склон соседнего холма, поэтому перепад высот небольшой. К западу стоит маленькая деревня. До нее где-то полкилометра, может немного больше. Хаджи, мы второй туннель проверять будем? – Фарис, доставая из рюкзака бутылку минералки, посветил фонариком во вторую щель, ведущую в боковую галерею.

– Раз здесь есть подходящий выход, нет смысла дальше идти. Лучше побережем силы. Стой пока здесь, мне одно маленькое дело нужно сделать, – Абдулла отошел в сторону и встал за скалу.

Справив нужду, иорданец повернулся и замер, уловив эхо подозрительных звуков, прокатившееся по пещере.

– Фарис! Солдаты вошли в пещеру! – прошипел иорданец, поняв, кто шумит. – Пошли в щель!

Беглецы быстро собрали вещи и сунулись в щель, за которой их ждало нелегкое восхождение по заостренным глыбам. Фарис прокладывал дорогу вперед, крепко цепляясь за выступы скал, чтобы не подскользнуться и не свалиться на голову хозяину, который то и дело оборачивался назад в страхе, что вестлендеры вот-вот догонят его.

– Тут уже светло, – повернувшись назад, прошептал Фарис и выключил фонарик.

Беглецов озарило солнечным светом, проступающим в подземелье через небольшое, продолговатое отверстие в скале. Земля под ногами немного разгладилась, и идти стало легче.

– А сейчас в какую сторону пойдем, Фарис? Думаешь, нас с воздуха заметят? – отдуваясь, спросил Абдулла, стоя возле выхода из пещеры. Снаружи повеяло летним теплом, почувствовался свежий запах зелени.

– Заметят, Хаджи, заметят, – высунув голову из-за скалы и посмотрев на небо через листву дерева, растущего возле входа, покачал головой телохранитель. – Нам бы где-то затаиться и переждать пока у них кончится горючее.

– Надо побыстрее найти такое место, а то солдаты скоро к нам подберутся.

Иорданец отошел на несколько шагов вглубь прохода и заслушался. Стояла тишина, потом, через несколько секунд, раздался сдавленный, глухой звук, похожий на человеческий голос. К нему прибавились неразборчивые стуки, сбившиеся в общую, неравномерную дробь.

– Надо идти, Фарис, они внизу! – прохрипел Абдулла и подбежал к Фарису, заметив внизу бледное пятно света, блеснувшее на скалах.

Телохранитель, молча, вылез из подземелья, огляделся по сторонам, щурясь из-за яркого света, и повел хозяина вдоль внешней стены пещеры, обложенной зеленью. Вверху, над холмом, все так же продолжали парой кружить вертолеты, зная, что двое арабов должны быть где-то прямо под ними.

– Хаджи, давай пока спрячемся под валунами. Впереди лес жидкий слишком, засветиться легко. Вертолеты, вон, прямо над головой летают, – тихо сказал Фарис, прижавшись к стволу дерева.

– Раз другого выбора нет, давай…

В шаге от телохранителя возвышалась глыба огромных размеров, покрытая мхом, навалившаяся боком на изъеденную ветрами стену пещеры, образуя под собой небольшой желоб, достаточно широкий, чтобы в него пролезть и не застрять. Фарис снял с себя рюкзак и, раздвинув жесткие стебли кустов, начал втискиваться в темный проем.

– Тут нам обоим хватит места, Хаджи. Подай мне вещи, – высунув голову из желоба, сказал Фарис.

Иорданец передал рюкзаки и чемоданчик телохранителю, затем нагнулся и на четвереньках вполз под каменный колосс.

– До конца, что ли, будем идти? – спросил вполголоса Абдулла, встав на колени, чтобы пройти через тесную щель между скалами.

– Надо подыскать удобное место, чтобы спрятаться, – ответил Фарис, толкая перед собой рюкзак.

Беглецы проползли еще несколько десятков метров по проходу, вьющемуся между камнями, примыкающими к глыбе, и остановились, чтобы перевести дыхание и разведать обстановку. Винтокрылые машины продолжали гудеть над ними и, судя по всему, пока ничего не замечали.

– Дельта, я – Омега, здесь чисто, туннель оканчивается выходом на поверхность, прием, – доложил по рации солдат по фамилии Стайлз, дойдя вместе с напарником до конца прохода, по которому на поверхность вышел Абдулла и его спутник.

– Там можно спуститься по склону? – протрещал голос капрала.

– Да, туннель ведет к южному склону. Спуск не слишком крутой, идти можно.

– Держите под контролем выход, мы обследуем второй туннель. Наружу пока не высовывайтесь, прием.

– Понял, прием. Райдер, – Стайлз обратился к своему напарнику, – иди, встань у прохода, я здесь буду караулить.

– Есть, – кивнул Райдер и отошел назад.

Двое спецназовцев заняли позиции между скалами, каждый прикрывая свой угол, и начали ждать.

– Видишь что-нибудь? – шепнул Абдулла, выглядывая из ложбины с простертым над ней гнилым стволом упавшего дерева.

– Нет, они еще не вышли. А у тебя как? – спросил Фарис, лежавший спиной к хозяину, наблюдая за выходом из пещеры.

– Тоже никого не видно… Фарис, ты что? – иорданец увидел, что телохранитель вдруг почему-то резко извернулся.

– Все нормально, Хаджи. Возле меня змея ползла, я ее поймал… – спокойно ответил Фарис и швырнул в сторону дохлую змею.

Спустя минут тридцать

– Кобра, Кобра, я – Дельта, как меня слышишь, прием? – капрал, вернувшись вместе со своей группой обратно в зал, через который Абдулла вышел на поверхность, попробовал вызвать по радиосвязи пилота одного из двух вестлендерских вертолетов.

– Дельта, я – Кобра. Слышу тебя хорошо, прием.

– Вы не обнаружили субъектов?

– Нет, мы их пока не обнаружили.

– Они, скорее всего, успели покинуть пещеру. Мы выйдем на поверхность через проход на южном склоне. Не открывайте огонь без предупреждения.

– Понял, прием.

Тем временем Абдулла и Фарис залегли в случайно встретившийся на пути овраг, затаив дыхание, отслеживая глазами вертолетную пару, курсирующую над высотой. Солдат пока было не видно.

– Они выползают из пещеры, – шепнул вдруг Фарис, увидев, что из пролома в скале начали один за другим вылезать солдаты.

– Что мы будем делать, Фарис? Они скоро сюда сунутся.

– Видишь вон те два больших камня? Я посмотрю можно ли под ними пролезть, – Фарис указал на два огромных камня в нескольких шагах от оврага, прижимавшихся друг к другу, образуя под собой небольшую полость.

Телохранитель выполз из укрытия, оглянулся и подскочил к каменным глыбам. Раздвинув ветки, он заглянул под камни, обернулся и жестом руки показал хозяину, что под ними хватит места обоим.

– Уверен, что тут не слишком тесно? – прокряхтел иорданец, впихнув в темную нишу сначала рюкзак и чемоданчик, а затем и собственное туловище.

– Места хватит, Хаджи, тут все прикрыто кустами, нас и с двух шагов не заметить. Ползи глубже.

Беглецы окопались и замерли, внимательно прислушиваясь к каждому шороху. Винтокрылые машины все так же надоедливо гудели под облаками; вестлендерские спецназовцы рыскали по склону около выхода из пещеры, не понимая, как двое арабов смогли в очередной раз обхитрить и их, и тепловизионные камеры вертолетов.

Фарис скрытно выглядывал из щели между камнями, наблюдая за обстановкой. Еще минут пятнадцать все выглядело совершенно спокойно, затем между деревьями вдруг зашуршала крупная тень, и из кустов вылез вестлендерский спецназовец. Он присел на колено, всего в пяти шагах от каменного укрытия, осматривая в оптический прицел автомата окрестные заросли.

По скулам Фариса, не сводившего глаз с солдата, волнами забегали желваки, хотя по его суровому, лишенному эмоций лицу было трудно определить, что он в этот момент испытывал сильнее – чувство страха или напряжение. Он осторожно засунул руку под куртку и вытащил пистолет с глушителем на тот случай, если спецназовец подойдет слишком близко.

Вестлендер поднялся с колена, шагнул вперед, но тут же остановился, заметив в траве, прямо перед собой, блеснувшую на солнце проволоку, тянувшуюся к кустам. Он обошел препятствие, оглянулся по сторонам, пребывая в легкой нерешительности, и, развернувшись, пошел обратно к основной группе.

Телохранитель Абдуллы, уже приготовившийся нажать на спуск, облегченно вздохнул и опустил пистолет. Спецназовец и не предполагал, что своим решением он не только дал еще один шанс беглецам, но и сохранил собственную жизнь.

– Они идут дальше, на юг, – прошептал Фарис, увидев за деревьями нескольких солдат.

– Они нас не заметили, Фарис?

– Нет, к соседнему холму пошли. Не заметили. Мы еще подождем, у вертолетов должно рано или поздно закончится горючее, тогда пойдем дальше.

– Куда будем идти?

– По восточному склону попробуем пойти, Хаджи. Параллельно ручью.

Беглецы лежали, скорчившись в своей импровизированной каменной берлоге, терпеливо дожидаясь ухода вертолетов на дозаправку. Спецназовцы преодолели тем временем заминированный склон соседнего холма и заняли позицию у его вершины.

– Хаджи, по-моему, вертолеты улетают обратно, я проверю, – шепнул Фарис, прерывая затянувшуюся молчаливую паузу, и подполз к проему между каменными глыбами, чтобы посмотреть на небо.

Вестлендерские вертолеты действительно взяли обратный курс и, постепенно сузившись до маленьких черных точек, исчезли из виду. Над лесом воцарилась тишина, даже послышалась соловьиная трель.

– Вокруг никого нет, Хаджи. Пойдем, пока нет вертолетов, – высунувшись по пояс из укрытия и оглядываясь по сторонам, сказал телохранитель.

Абдулла схватил рюкзак и чемоданчик и подался следом за своим спутником. Фарис шагал впереди, выбирая только ему одному известный маршрут. Неожиданно он дал знак хозяину остановиться и опустился на колени.

– Что там? – спросил Абдулла и присел на корточки.

– Растяжку снимаю. Возьму гранату на всякий случай, может пригодиться, – отделив проволоку, привязанную к предохранительной чеке гранаты, прикрепленной к деревянному колышку, всаженному в землю, пробормотал Фарис.

Беглецы прошли еще метров двести пятьдесят, огибая восточный склон холма, просовываясь между извилистыми берегами журчащего внизу ручья и спецназовцами, угнездившимися над ними, всего в семидесяти шагах, под самой вершиной.

– Фарис, вертолеты возвращаются. Надо опять где-нибудь спрятаться, – услышав в небе приближение до боли знакомого гула, сказал иорданец.

– Еще немного походим, Хаджи, и тогда спрячемся, у нас есть еще пара минут. Главное – уйти как можно дальше. Ты пригнись, а то солдаты прямо над нами стоят, в засаде ждут.

– Где? – Абдулла закрутил головой, безуспешно пытаясь глазами разыскать солдат среди зеленой гущи.

– За длинным валуном между деревьями один солдат крался. Ты только не высовывайся слишком, Хаджи. Идем дальше.

Вертолетный гул становился все громче и плотнее, быстро догоняя двух арабов.

– Хаджи, заляжем временно в ложбине, там зелень гуще.

Иорданец поспешил за своим телохранителем и забрел в тесную ложбину, поросшую плотным кустарником, скрытую в тени склонившегося над ней дерева. В этот момент по вершине холма начало клубами стелиться жидкое облако желтоватого дыма, обозначившее расположение вестлендерских спецназовцев.

– Вон где солдаты засели. До них где-то шагов шестьдесят-семьдесят должно быть, – подумал вслух Фарис, разглядывая желтое облако, разгоняемое вихрями от лопастей, пролетевших над высотой вертолетов.

– Вертолетов опять два.

– Один белый, такой же, как тот, который нас из пулеметов долбил, второй – зеленый. У них, вроде, ракет нет, только пулеметы.

– Они нас и из пулеметов могут легко прихлопнуть. А что будем делать, если солдаты к нам спустятся?

– Пойдем дальше, Хаджи, по склону. Если солдаты на нас попрут, вертолеты стрелять не станут, – ответил Фарис, глядя на вершину холма.

– А как мы из этого леса вообще выберемся, Фарис? Авиация нас в покое не оставит.

– Нам бы только выбраться из оцепления. Захватили бы машину, попробовали бы прорваться к границе.

– Фарис, на дорогах везде посты стоят. Далеко нам не уехать.

– Будем менять машины, обходить посты пешком, если придется. Посмотрим. Как Аллах повелит… – телохранитель вытащил из кармана два пустых магазина и горсть патронов, завернутых в полиэтиленовый мешочек. – Я пока магазины патронами заряжу.

– Ты уж на Аллаха слишком не надейся, нужно какой-то план придумать, – нахмурился иорданец.

– У тебя в Живице совсем не осталось людей, которые могли бы нам помочь?

– Нет, Фарис, какие помощники? На них и раньше-то нельзя было положиться, а сейчас и подавно. Может в Копродине что-нибудь получится, не знаю. Я вообще уже не знаю что делать, – глубоко вздохнул Абдулла.

– Ничего, Хаджи, что-нибудь придумаем. Раз до нас до сих пор не добрались, значит, Аллах все еще к нам благосклонен.

– Чего это ты вдруг Аллаха стал так часто вспоминать, Фарис?

– Когда в самого себя трудно поверить, во Всевышнего поверить легче.

– Знаешь, ты этими странными мыслями голову не забивай, давай лучше думать, как отсюда выбраться.

– Думаю, Хаджи, думаю… – ловко всаживая патрон за патроном в изогнутый автоматный магазин, пробормотал телохранитель.

Операция по ликвидации Саллеха Абдуллы, которую планировали закончить всего за пару часов, используя минимальное количество людей и техники, чтобы не поднимать лишнего шума, продолжалась уже вторые сутки, причем было абсолютно непонятно, когда закончится эта своеобразная игра в прятки, в которой иорданец и его телохранитель пока бесспорно выигрывали.

Вестлендерские генералы и начальники разведки были крайне недовольны тем, что творилось в лесу под столицей Живицы. Время шло, а результатов по-прежнему не было, не говоря уже о раненых солдатах и подбитом вертолете. Это косвенно ставило под удар репутацию не только миротворческой миссии ООН в регионе, но и самого НАТО – выходило, что вся его огромная армада оказалась бессильна перед двумя бандитами, вооруженными всего лишь одним старым автоматом.

Погоню за Абдуллой внимательно отслеживала не только имагинерская пресса, но и многие ведущие европейские телеканалы и газеты. Все вспомнили подзабытые и часто пренебрегаемые факты о добровольцах из Ближнего Востока, сражавшихся на Балканах в девяностые годы, о содействии, которое им оказывали иностранные спецслужбы, о том, что иорданец отмывал деньги международных террористов, о все новых и новых мечетях, в которых проповедовался радикальный ислам, о бездействии местной власти и о многом другом.

Зрелищное преследование не удостоили вниманием только вестлендерские журналисты, ограничившиеся скупым упоминанием о том, что в маленькой Живице, находящейся где-то в Восточной Европе, на Балканах, международные миротворцы пытаются поймать двух преступников.

Спустя три часа

– Хаджи, вертолеты снова меняются, надо спешить. По склону пойдем. Дальше, за холмами, большая деревня вроде стояла, да?

– Да, там деревня кафиров<sup>[15]15
  кафир (араб.) – презрительное название иноверца у мусульман


[Закрыть]</sup>. Только она на другой стороне холма, – выбираясь из ложбины, сказал Абдулла.

– Если там нет солдат, мы можем попробовать зайти в какой-нибудь из крайних домов, машину взять.

– Это большой риск, Фарис. Там открытое пространство, с воздуха нас быстро вычислят, да и соседи могут увидеть.

– Если успеем незаметно выйти из окружения, у нас будет время, чтобы зайти в деревню. Они вряд ли ожидают, что мы посмеем туда сунуться. Да и скоро начнет смеркаться, в сумерках им труднее будет нас заметить.

– Ну, не знаю, Фарис, тебе видней. Только как бы мы в ловушку сами себя не загнали… Тьфу, я ногу натер.

– Еще немного походим и где-нибудь притаимся, вертолеты уже на подлете, – ответил Фарис и посмотрел в сторону горизонта. Пара вестлендерских вертолетов, заправившись горючим, возвращалась к холмам, чтобы продолжить охоту.

ЭПИЛОГ

Около полудня шестнадцатого августа

На безоблачном голубом небосводе, распростершемся над столицей Живицы, почти достигнув своего зенита, ярко светило жаркое солнце. По старой площади в самом сердце Поврилеца, вымощенной булыжником красноватого оттенка, в центре которой стоял декоративный фонтан османского стиля, со стенками из дерева и белого камня, с зеленой купольной крышей, по своей форме напоминая газетный киоск, толпами гуляли люди.

Туристы, которых было на удивление много, фотографировались на фоне домов с низкими пологими крышами из коричневой черепицы, построенных еще во времена, когда здесь хозяйничал турецкий султан, или кормили с руки бессчетное количество голубей, накидывавшихся обезумевшим ворохом на предлагаемый им бесплатный обед, другие сидели в тени под зонтами уличных кафе или наведывались в сувенирные лавки.

В стороне от этого столпотворения, под листвой большого дерева, в нескольких шагах от трамвайной остановки, стояли журналисты Петер Сантир и Алия Маленович.

– Я до сих пор не могу понять, как Абдулле удалось вырваться из окружения. И солдаты, и вертолеты за ним гонялись, а он все равно удрал. Как будто ему умышленно дали коридор.

– Не знаю, Петер, – пожал плечами Маленович. – Вряд ли ему умышленно позволили уйти. Иначе, зачем было вертолетам его обстреливать. Может, вестлендеры просто недооценили ситуацию и поэтому у них такой косяк вышел.

– Это тоже верно, – согласился Сантир.

– Они как будто по какому-то киносценарию действуют: проникли в деревню, зашли в дом, связали хозяина и тихо угнали машину. Хорошо хоть этого бедолагу в живых оставили.

– Я перед выходом увидел по телевизору, что их машину вроде нашли. Я только не понял, что там говорили.

– Да, Петер. Они на ней всего двенадцать километров успели проехать. То ли машина сломалась, то ли бензин кончился. И опять они мимо всех полицейских постов прошмыгнули. Как они при этом через минные поля прошли, тоже у меня в голове не укладывается. Никто пока не знает, где их искать.

– Они, наверное, хотят границу пересечь и попасть в Копродину.

– Это трудная задача, особенно, если им в Живице никто не помогает. До границы далековато, почти девяносто километров. В Копродине им было бы легче залечь на дно, да и наверняка у Абдуллы там есть какой-нибудь подельник. Говорят ведь, что он прихватил с собой большую сумму наличных. Ему будет, чем заплатить за помощь. Петер, а вы когда собираетесь лететь домой?

– Планирую лететь обратно восемнадцатого. Если, конечно, не будет никаких форс-мажоров. Кстати, Алия, я вас приглашаю к себе в гости, в Имагинеру. Серьезно говорю. Отдохнете маленько, прибавите приятных впечатлений, я вам покажу наши горы, сравните какие красивее, – улыбнулся Сантир.

– Эх, Петер, какие бы вы мне горы ни нахваливали, а я вам все равно скажу, что красивее балканских гор нигде на белом свете не сыскать, – грустно улыбнулся Маленович. – Только война их испортила да кровью запачкала. И чьей кровью? Нашей собственной. Видите – минарет возвышается на другом краю площади? А там, за домами, через квартал, православная церковь и синагога стоят. На другой стороне, через улицу, католическая церковь есть. Храмы стоят себе и стоят, друг другу не мешают и прекрасно уживаются, а вот люди, как они, не могут – нужно им было за оружие взяться. Каждый вспомнил про веру, про национальность, про то, что пятьсот лет назад его прадед не поделил что-то с прадедом соседа, и так далее. И что из этого вышло? А ничего и не вышло. Как только рухнул социализм, рухнули, и попытки всех в Югоравии уравнять и постичь мультинациональное единство, и мы сразу вцепились друг другу в глотки, как алчные братья, которые не могут поделить наследство умершего отца. Хотелось бы мне, Петер, чтобы вы сюда туристом приехали, а не как расследующий журналист. Чтобы не видели вы всего этого. Да и чтобы никто этого не видел. Но что поделать – история не терпит сослагательного наклонения. Что посеешь, то и пожнешь, не зря сказано. И вот на этом всем пепелище нам нужно будет строить новую жизнь, а ООН, НАТО и Вест Лендс будут строить нам демократию. Боюсь представить себе, как будет выглядеть эта демократия, когда они ее окончательно достроят.

– Я приеду сюда как турист, Алия, обязательно приеду, и не раз. Что же делать? Прошлое никак не переделать, мы располагаем только сегодняшним днем. Будем писать, говорить. Что мы еще можем сделать? Человек не учится на своих ошибках, да боюсь, он вообще не учится ни на каких ошибках. Нам остается только гоняться за правдой и надеяться, что ее кто-нибудь когда-нибудь услышит. Если бы наша работа была настолько бессмысленной, нам бы не мешали и не угрожали. Значит, наша мышиная возня не такая уж и бесполезная, как многие думают.

– Ладно, Петер, не будем все о плохом, да о плохом. Пусть у вас останется побольше хороших впечатлений о Живице, а то мы все про этих бандитов говорим. Вы сувениры купили уже?

– Нет, еще не успел.

– Ну, давайте тогда походим по магазинчикам, посмотрим, где что есть, а потом пообедаем, вы не все местные блюда еще перепробовали. Да и наше вино, как я заметил, вам пришлось по вкусу, – на лице Маленовича снова засияла улыбка.

– Я раньше думал, что мусульмане не дружат с алкоголем, – подметил Сантир.

– Здесь Балканы, тут все наоборот делается, – засмеялся Алия.

***

Говоря о событиях, потрясших Балканы в начале девяностых годов двадцатого века, было бы ошибочно пренебрегать ими и считать их просто одним из давно пройденных и ни на что не влияющих событий, последовавших за окончанием Холодной войны.

Как на шахматной доске нет лишних фигур, так и распад Югоравии оказался ключевым элементом большой геополитической игры. Балканские войны были одним из главных факторов, позволивших Вест Лендс и их натовским союзникам окопаться на востоке Европы, создавая сеть плацдармов для дальнейшего покорения Евразии и создания нового мира, в котором правила определяли бы только они одни.

Вест Лендс спокойно можно было назвать современным аналогом Римской империи – у североамериканского государства тоже была мощная и современная армия, воюющая одновременно в нескольких точках мира, у ее экономики тоже не было конкурентов, благодаря вестлендерскому доллару, паразитировавшему на мировых рынках. Складывался интересный парадокс: чтобы поддерживать спрос на доллары за рубежом, Вест Лендс нужна была армия, способная моментально наказать каждого, кому вздумалось бы отказаться от использования зеленых бумажек, а зеленые бумажки были нужны для того, чтобы содержать эту дорогую армию.

Однако, чтобы империя продолжала существовать, ей нужно постоянно расширяться, но бесконечное расширение невозможно, по определению, так же, как мыльный пузырь раздувается до определенного объема, а потом лопается, поэтому любая империя, даже самая непобедимая, обречена потерпеть крах с самого своего возникновения. Так и Римская империя, достигнув абсолютного апогея, впоследствии погибла в огне и была похоронена на страницах истории.

Югоравия превратилась в опытный образец, наглядно показывающий характер будущих локальных войн. Войн, которые, якобы, ведутся во благо людей и мира. Войн, в которых, вопреки развитию так называемого высокоточного оружия, с каждым днем гибло все больше и больше безоружных людей. Бомбы и ракеты вообще имеют одну характерную черту, больше присущую человеческому нраву – они никогда не упадут, например, на какой-нибудь необитаемый остров посреди океана, по той простой причине, что там некого убить и нечем поживиться.

На Югоравии в 2000 году так же был впервые и очень успешно испробован метод так называемых «цветных» революций, позволявший мирным путем (там, где не было возможности использовать силовые методы) приводить к власти в странах бывшего Восточного Блока и СССР политиков, лояльных Вест Лендс. «Цветными» они назывались из-за того, что каждая из революций имела свой определенный символ яркого цвета – легко запоминающийся образ был нужен для того, чтобы при его виде у толпы сразу создавалась ассоциация с протестом, условный рефлекс, который должен был вести ее на площадь.

Революция начиналась с того, что оппозиционеры, проиграв выборы, сразу объявляли результаты сфальсифицированными даже, если при этом не было ни единого нарушения. После этого начиналась активная информационная кампания против правительства, революционеры пытались всеми способами создать себе образ жертв режима, тем самым привлекая симпатии общественности. Очень активно работалось и по деморализации сил правопорядка – единственных, кто мог помешать захвату власти. Деньги на революцию (а спонсор нужен революции даже больше, чем идеология) шли из вестлендерских неправительственных организаций, они же разрабатывали и стратегии, эффективно применяемые протестующими.

Радость от смены режима, однако, улетучивалась быстро, и население вскоре убеждалось, что оппозиция ворует даже больше, чем свергнутая власть. Это было и не удивительно, так как вестлендеров интересовало только, кто стоит у руля государства – друг или неприятель, а все остальное было проблемой самого государства.

Те, кто в телекамеру называл себя миротворцем и защитником ценностей свободы и равенства, на самом деле постоянно подливали масло в огонь, подстрекая насилие и дирижируя все новыми конфликтами по всей планете.

Международные дипломаты, заявлявшие, что хотят прекратить вражду между мусульманами, иллирийцами и мизийцами и посадить их за стол переговоров, выбрали весьма странный путь для достижения этих благородных целей – видя, что ни одной из сторон не хватает ресурсов, чтобы выиграть войну, они решили больше не ждать и самостоятельно определить самого удобного для себя победителя. Но перед тем, как поднять боевые самолеты в воздух, политикам и полководцам всегда обязательно нужно найти подходящий повод, чтобы убедить налогоплательщиков, что казенными деньгами совершается оправданное убийство. С этой задачей великолепно справлялись те, кто в совершенстве владел искусством превращения нелепой лжи в неопровержимый факт – пресса.

С развитием коммуникаций поле боя все больше походило на съемочную площадку; война, разруха, насилие и людское страдание творились прямо перед бездушными объективами телекамер, но вместо того, чтобы вызывать сострадание у зрителей, телевизионная картинка профанировала человеческое горе, превращая его в бессмысленную последовательность быстро меняющихся кадров. Но даже самая жуткая новость быстро приедается и ее выталкивает следующая, предоставляя публике новое зрелище.

Демократия, навязываемая вестлендерами, имела одну отличительную особенность: правду не требовалось скрывать, просто потому что ее было достаточно утопить в потоке дезинформации и пропаганды, так как человеческий мозг действует подобно компьютеру – если в него запихать разом слишком много информации, он не сможет обработать ее и заблокируется. Ценность человеческой жизни определялась ценностью политических дивидендов, которые можно было из нее извлечь.

По мотивам того, что творилось в Югоравии, снимались фильмы и делались компьютерные игры, но образы в них, как правило, были однобоки и корявы и зачастую сводились к одному и тому же сценарию: бравые вестлендерские солдаты спасали мир от «кровожадных» мизийцев.

Жизни граждан Живицы тоже превратились в предмет циничного торга, как для собственных политиков, так и для иностранных. Журналисты и разные эксперты называли самые разные цифры жертв (почему-то регулярно забывая подсчитать жертвы среди мирных мизийцев), порой приумножая их в сотни раз, так как незначительным количеством трупов было трудно приковать интерес общественности. Примером подобного жонглирования цифрами стало и событие, приблизившее развязку войны в Живице, вошедшее в историю под именем «геноцид в Древенице».

Древеница была небольшим городом на востоке Живицы, расположенным в нескольких десятках километрах от границы с Мизией. В 1993 году этот мусульманский анклав, окруженный мизийскими населенными пунктами (в этом регионе большинство населения составляли мизийцы), был объявлен «зоной безопасности» под контролем ООН. Присутствие миротворцев, однако, никак не сказывалось на ситуации в районе – мусульмане продолжали совершать набеги на окрестные мизийские села, каждый раз возвращаясь в зону безопасности, обстреливали из артиллерии позиции мизийцев, снабжались оружием, нарушая запреты, наложенные ООН, и устраивали мелкие провокации. Несмотря на наличие всех этих фактов, пресса не обращала особого внимания на город до июля 1995 года, когда произошли печальные события, оставшиеся в памяти как «массовые убийства в Древенице».

По официальной версии, мизийские силы захватили город и в течение нескольких июльских дней казнили около девяти тысяч мусульманских мужчин и юношей. Эта шокирующая новость мгновенно облетела мир и стала формальным поводом для нанесения массированных натовских авиаударов по мизийцам, которые в итоге были вынуждены выбросить белый флаг.