Текст книги "Приглашение в ад"

Автор книги: Иван Рядченко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 18 страниц)

распоряжается? К черту! К дьяволу! Всех! Неужели человек приходит в этот мир, чтобы, как нищий, стоять с

протянутой рукой, выпрашивая право на личное счастье? Неужели мы являемся сюда лишь для того, чтобы

чувствовать себя несчастными?..”

Кристина вся лучилась, лишь в темной глубине зрачков стояла тревога. У Яна сжалось сердце. Конечно,

ей трудно далось время разлуки. Сейчас он ни о чем расспрашивать не будет.

– Кристя, милая, запомни: я больше тебя никому не отдам. Никому и ничему. Ты поняла?!

– Нет! Нет! Не поняла. Ничего не поняла. Я сегодня сошла с ума! Я ничего не понимаю. Только хочу,

чтобы ты не исчезал…

– Я не исчезну. Слышишь? Я больше не исчезну!..

“Не исчезну? – усмехнулся Ян. – Легко сказать. Исчез я из Парижа. Легко и просто. Словно и не был

там. Даже “до свиданья” не сказал Зосе. И месье Жиро. И паву Мареку… О, пан Марек! Я помню ваши уроки.

Но сегодня мне хочется мяукать, как глупому котенку”.

– Не исчезай, – еще раз тихо попросила Кристина.

Смутная тень набежала на ее лицо. Но она тут же смахнула ее и бросилась к буфету.

– Будем пировать, Янек! Тут кое-что припасено. Ты хочешь пировать?!

– Я все хочу.

Он ходил за ней по пятам, целовал сзади волосы, шею, плечи. Кристина счастливо смеялась. И все время

оглядывалась на Яна, как будто все еще опасалась, что он исчезнет…

Они болтали о пустяках, беспричинно и счастливо смеялись. Вместе с тем, они, может быть, впервые

учились ценить эти беззаботные минуты. Потому что счастье хоть изредка должно улыбаться людям. Чтобы они

не теряли веры в то, что оно существует.

А потом, когда Ян заключил Кристину в объятия, припал к ее губам, он вдруг почувствовал, что она вся

дрожит. Щеки ее стали мокрыми.

– Ты плачешь? – удивленно шепнул Ян.

– Я плачу, Ян… Ни разу не плакала с детства… А теперь – плачу… Но ты не обращай внимания…

Сейчас пройдет… Ты целуй меня, целуй…

…Она не могла не плакать. Ничего не хотела рассказывать Яну о Фриче. Вместе со слезами из нее

выходил ужас, испытанный ею при встрече с гестаповцем в вагоне поезда. Видимо, Фриче вызвали в Берлин, но

ей пришло в голову, что немец оказался в поезде не случайно, что он ее выслеживает.

Однако Фриче выглядел не менее растерянным. Неужели теперь чужая разведка контролирует каждый

его шаг?..

И все же неизвестно, чем бы закончилась неожиданная встреча, если бы не отчаянная находчивость

Кристины.

Из соседнего купе в коридор вышел молодой парень в твидовом пиджаке. Пиджак ловко сидел на

спортивной фигуре. Незнакомец с интересом посмотрел на симпатичную пассажирку. И Кристина, делая вид.

что не знает Фриче, отвернулась от него и заговорила с молодым человеком…

Гестаповец вздохнул с облегчением и прошел в свое купе. Ведь он устроил себе вызов в Берлин, чтобы

обеспечить алиби на случай неприятностей с похищением шифровальной машины – происшествие случилось,

мол, в его отсутствие…

Кристина дрожала до самого Берлина. И только пересев на поезд, шедший в Париж, позволила себе

расслабиться.

…Кристина долго смотрела на спящего Яна. Осторожно сняла с себя его руки, выскользнула в ванную

комнату. И тут, оставшись наедине с зеркалом, обнаружила четыре четко обозначенные морщины.

Морщины… Плата за переживания? Или за дорогу к счастью? Ну что ж. В жизни нет ничего

бесплатного. Одни платят деньгами, другие – страданиями. Всем нам кажется, что молодость не кончится. До

сих пор Кристина не пользовалась гримом. И вот пришла пора вступать в царство косметики. Это значит, что

следует помахать юности ручкой…

Время уже шло к полудню, когда сели завтракать. Пили чай с молоком по-английски, ели вкусные

булочки с джемом. К концу завтрака появился Коблиц. Видимо, у смотрителя был телефон и он информировал

Коблица о том, что его подопечные проснулись.

Коблиц вошел с обычной белозубой улыбкой, с букетом орхидей в руке. Поцеловал руку Кристине,

вручил цветы. Ян, переполненный радостью, обнял Коблица. Артур, похоже, удивился. И не смог удержаться от

хвастовства.

– Кажется, я выполнил свои обещания, – самодовольно произнес он. – Голуби слетелись в голубятню.

Ястребы напрасно точат когти… Впрочем, возможно, ко мне есть претензии?..

– Претензий нет, – отозвался Ян и спросил простодушно: – Скажите, Артур, для чего нужно было

разыгрывать мое похищение из Парижа? Разве я не мог отбыть в Англию обычным пассажиром?

Коблиц сразу напрягся, но тут же усмехнулся, махнул рукой.

– Вы неисправимы, мистер Эванс. Вы же имеете дело с нами. В разведке мало что соответствует

нормальному ходу жизни. Чем быстрее вы это усвоите, тем лучше. Хотя порой наши действия выражают

скрытую суть жизни. Потому что через нас проходит передний край борьбы. В любые времена.

– Если вы будете называть меня “мистер Эванс”, я стану обращаться к вам “пан Коблиц”– и этим выражу

суть жизни, – сказал Ян.

Коблиц от души расхохотался.

– Однако, Артур, вы не ответили на вопрос, – напомнил Ян.

– Да будет вам, Ян, – все еще смеясь, упрекнул его Коблиц и добавил деловито, жестко: – Вас украли

затем, чтобы наши коллеги из Сюрте не ломали голову, кому вы понадобились. Иначе нашей службе довелось

бы им очень многое объяснять.

– В общем, курим вместе, а табачок врозь? – усмехнулся Ян, припомнив где-то услышанную русскую

пословицу.

– Совершенно верно, – подтвердил Коблиц и жалобно попросил: – Мы можем временно прервать

умные вопросы?

На какое-то время атмосфера снова стала дружеской. Но Ян и Кристина не могли отделаться от

ощущения, что Коблиц пришел не просто так. Коблиц мгновенно оценил ситуацию.

– Дорогие птенчики, я был бы полным идиотом, если бы предположил, что доставляю вам своим

присутствием неизмеримую радость. Однако не думаю, что томить вас неизвестностью будущего честнее. Хотя

вы мне прилично надоели… – Коблиц посмотрел на часы и встал. – Приготовьтесь. Ровно через два часа я

привезу сюда одного влиятельного человека. Он хочет с вами побеседовать.

И Коблиц стремительно вышел из комнаты.

Ян и Кристина делали вид, что ничто не может испортить им радость встречи. Однако оба понимали: они

в чужой стране, они зависят не от себя и не знают, что ждет их завтра. В этом смысле появление Коблица давало

надежду на какую-то определенность. И все же горечь и досада проникали в души. Неужели нельзя было

подождать несколько дней, не врываться в хрупкий замок прекрасного?

Ровно через два часа подъехала автомашина. В резиденции молодых появился пожилой человек с

седеющими усами и благородной осанкой. Ян сразу узнал Фреда Саммербэга.

Фред сказал Кристине несколько изысканных комплиментов, преподнес флакончик дорогих французских

духов. Он был очень любезен, однако деловой беседы не начинал, пока Кристина не догадалась оставить

мужчин вдвоем. Саммербэг сразу приступил к делу.

– Дорогой Ян, я виделся с вашим отцом, хотя пока не стал сообщать ему о вашем предполагаемом

приезде. Мне нужно было сначала переговорить с вами.

– Отец здоров?

– Вполне. Он работает юрисконсультом небольшой фирмы в Ковентри. Слово чести, мы о нем

позаботились.

– Мистер Саммербэг, не знаю, чем объяснить… когда появляетесь вы, я начинаю верить в ангелов.

Другие представители ваших служб вызывают у меня более сложные ассоциации…

Фред поморщился.

– Ян, давайте договоримся: не надо комплиментов и лишних слов. Предприятию, которое я сейчас

начинаю, нужны толковые люди. Вы с этим делом уже связаны. Придется пройти проверку – таков порядок. Я

дам рекомендации. О вашей милой Кристине позаботимся тоже. Короче: вам присвоят офицерское звание. Вы

поступите на службу в британские вооруженные силы. И мы вместе постараемся добраться до очень далекой

станции Победа… если она существует…

– Ого. – Ян потер лоб. – Звучит не очень оптимистично.

– Нет смысла врать. Тем более что есть еще одно обстоятельство: вам редко придется видеться с отцом.

– Чем я буду заниматься?

– Сражением за тайну. И сбережением ее. При всех обстоятельствах.

Некоторое время Ян взвешивал сказанное Саммербэгом.

– Мистер Саммербэг, считайте, что я согласен.

– Отлично. Я рад, что буду работать с вами.

– Но вы меня так мало знаете!

– Вы меня знаете не больше. Теперь о Кристине. Ей придется немного подучиться. Она поступит в одну

армейскую школу. Ради того чтобы потом быть поближе к вам.

– Я вам полностью доверяю, мистер Саммербэг.

– Полагаю, будет лучше, если вы переговорите с Кристиной сами.

– Как вам угодно.

– Если не возражаете, пока будут соблюдены необходимые формальности, вы поживете на этой

квартире. К сожалению, лучшего пока предоставить не можем.

– Лучше бывает лишь в раю, – улыбнулся Ян.

– Скажите, Ян, если бы я смог дать вам возможность познакомиться с полностью собранной

шифровальной машиной немцев, сумели бы вы изложить группе заинтересованных лиц принцип ее действия?

Ян подумал. Не выдержал, усмехнулся.

– Вот почему меня похитили… Значит, у вас есть уже экземпляр. Ну что ж. Пожалуй, я в состоянии

обрисовать принцип действия. Но это еще ничего не дает для раскрытия тайны.

– Мы понимаем, – мягко улыбнулся Фред. – Но с чего-то надо начинать. Начнем с вашего

сообщения…

– Господа, – начал Фред Саммербэг, обращаясь к людям в штатском. – Вы видите перед собой готовый

8 экземпляр немецкой электрической шифровальной машины “Энигма”. Как вы знаете, “энигма” по-гречес-

ки означает “загадка”. Таким образом, первая половина работы сделана за нас нацистами. Нам остается

произвести вторую половину и найти к загадке разгадку. Надеюсь, мы поблагодарим немцев за то, что они

оставили нам только часть работы…

Около десятка человек, сидевших в сравнительно большой комнате с красно-кирпичным камином,

вежливо заулыбались. Среди них находились люди молодые и среднего возраста, но стариков не было. Зато все

подряд были в очках. Некоторые пользовались очень сильными стеклами. Единственным исключением среди

“очкариков” являлись Ян Крункель и Саммербэг. Впрочем, теперь он уже был не Крункель, не Эванс, а Ян

Мортон.

Ян скромно сидел за спиной выступавшего Фреда.

– Сегодня мне бы хотелось представить вам два редких экземпляра, – продолжал Фред. – Саму

машину “Энигма”, с большим трудом добытую нашими храбрыми разведчиками. И человека, который имел

непосредственное отношение к “разоблачению” и похищению конструкции… Он же сделает сообщение о

принципе действия “Энигмы”. Итак, мистер Ян Мортон.

“Очкарики” охотно зааплодировали. Ян встал, слегка поклонился. Безусловно, здесь предпочитали

деловую атмосферу, и Ян, конечно, понимал, что перед ним сидят ученые мужи, по усилием воли подавил

волнение.

– Уважаемые господа, – сказал Ян, – если паша “Энигма” когда-нибудь заговорит (а я надеюсь, что так

будет!), она прежде всего поведает вам, что, во-первых, я ничего выдающегося не совершал, и, во-вторых, что я

ничего толком о ней не знаю…

В зале понимающе заулыбались.

– Поэтому прошу быть снисходительными и принять мои слова как весьма поверхностное

представление об устройстве “Энигмы”. Итак, перед вами шифровальная машина для быстрой радиосвязи. Она

построена на принципе соединенных в единой электроцепи вращающихся барабанов, снабженных буквами

алфавита. Текст в конструкцию вводится через пишущую машинку. Дальше буквы размножаются барабанами.

Содержание текста доводится до абракадабры. Не знаю, насколько это верно, но слышал, что для получения

правильного ответа на одну лишь установку шифра, как полагают фашисты, группе лучших умов противника

потребуется больше месяца. Таким образом, даже разгаданный текст теряет свою актуальность. Установка же

барабанов относительно друг друга и является ключом, которого у нас нет и который содержится в сверхстрогой

тайне. Как отправителем, так и получателем. А способность каждый раз изменять позиции буквенных

размножителей ставит перед нами сложнейшую задачу.

Недели две “очкарики” изучали “Энигму”. Они не были представлены Яну, но он знал, что в группу

входят самые блестящие математики Англии. Имена некоторых из них с благоговением произносились в мире

шахмат. Эти внешне веселые люди в очках были волшебниками за шахматной доской. Почти все обладали

музыкальными способностями. Часто играли на пианино в четыре руки. Среди них встречались одаренные

музыканты. Даже в бридж переиграть их было невозможно.

Случайно Ян узнал имя одного из ученых. Это был Дилли Нокс, совсем еще молодой, долговязый

человек с копной черных волос, с рассеянной улыбкой и отсутствующим взглядом. Зная о своей неизлечимой

болезни, Нокс работал по двенадцать часов в сутки и отдавал все силы решению задачи. А в традиционные

часы вечернего чая Дилли был весел, остроумен, совсем по-мальчишески смеялся.

Ян, естественно, не входил в группу ученых. Время от времени они приглашали его для консультаций.

Официально Ян состоял офицером связи при Саммербэге. Последний обладал редким качеством заглядывать в

завтрашний день. Фред понимал, что если удастся подобрать ключ к шифру, потребуется немало усилий, чтобы

сохранить это открытие в тайне от врага. Поэтому он загодя продумывал возможные меры по обеспечению

секретности. Полковник Мензис целиком положился на Фреда и все его идеи энергично поддерживал.

Почти одновременно с группой ученых в Блечли перебралась государственная школа кодов и шифров.

Небольшой городок находился примерно в пятидесяти милях к северу от Лондона. Длинный двухэтажный

кирпичный дом, который Мензис облюбовал для загородной резиденции Интеллидженс сервис, имел десятка

три комнат и, конечно, не мог разместить все подразделения. Выручили окружающие зеленые лужайки с

аккуратными рядами кедров. На лужайках возвели деревянные бараки, увеличив таким образом полезную

площадь.

Ян довольно быстро акклиматизировался в Блечли, вошел в колею обязанностей. Перед этим ему

довелось пройти проверку и краткий, весьма насыщенный курс учебы. Кристину тоже оформили в армию,

устроили в зенитную школу женщин. Школа находилась неподалеку. Поскольку все офицеры жили на частных

квартирах, Ян с Кристиной тоже сняли небольшой, очень уютный уголок в доме, окружен ном лужайками и

прудом с грустными ивами. Яну пришлась по душе английская природа с ее буквально неистребимой травой,

ухоженными парками.

Беспокоило и угнетало Яна лишь то, что он до сих пор не сумел повидаться с отцом. Арчибальд Коллинз

жил в Ковентри, промышленном центре, до которого из Лондона поездом было часа три езды. Яну хотелось

попасть к отцу вместе с Кристиной. Поездка – то по одной, то по другой причине – откладывалась.

Естественно, Ян не мог вызвать отца к себе – его пребывание в Блечли держалось в секрете. Правда, отцу уже

сообщили, что Ян живет в Англии. Пора бы и повидаться.

Наконец, узнав, что Кристине дают отпуск на воскресенье, Ян бросился к Фреду с просьбой отпустить и

его.

– Конечно, конечно, – сразу согласился Фред. – Проведайте отца, обязательно передайте от меня

привет. Надеюсь, он доволен своей адвокатской практикой.

Ян сообщил Кристине о разрешении начальства на поездку и стал прикидывать, как лучше до Ковентри

добраться. И тут на горизонте появился Артур Коблиц. Он вошел с фирменной улыбкой, сел в кресло на правах

человека, который лишь вчера расстался с приятелями, и с ходу сообщил:

– Поскольку вы, друзья, собираетесь в Ковентри, моя машина в вашем распоряжении. Надеюсь, то

обстоятельство, что за рулем буду я, не заставит вас тут же искать агентство, где можно застраховать жизнь?..

“Как это понимать? – думал Ян. – Ведется вежливая слежка или случайное стечение обстоятельств?

Допустим, Фред сказал Коблицу о поездке. Однако почему Коблицу срочно захотелось в этот город?”

– Дорогой Ян, не глядите на меня так подозрительно, – рассмеялся Коблиц. – Я родился в Ковентри.

Там моя альма-матер. Узнал, что вы едете, и решил объединиться. Кто знает, попаду ли еще когда-нибудь…

Последнюю фразу Коблиц произнес так серьезно, что Ян сразу поверил: Артур сказал чистую правду. И,

кроме того, он, видимо, собирается в очередной вояж, последствия которого непредсказуемы. Эта мысль сразу

примирила Яна с Коблицом.

– Что ж, спасибо, старина. На машине даже интереснее. Не говоря об обществе…

Коблиц насмешливо поклонился.

Путешествие получилось увлекательным. Кристина, порядком уставшая от ежедневной учебы,

радовалась, как девчонка. Коблиц, как выяснилось, немало знал о дорожных достопримечательностях и

оказался незаурядным гидом. Время в пути пролетело незаметно. При въезде в Ковентри Коблиц сказал:

– Не ждите от этого города особых чудес. Хотя Ковентри сложился вокруг монастыря одиннадцатого

века, он сегодня напичкан заводами, станками, автомашинами, самолетами, искусственным волокном. А

замолить все грехи ходят в собор четырнадцатого столетия. Вон видите: его готический шпиль пронзил небо.

Все остальное – типично английское: от краснокирпичных коттеджей с деревянными украшениями до жирных

пудингов… Спасает город от унылости лишь то, что здесь родился я!

– Гип-гип, ура! – отозвался Ян.

Коблиц подвез спутников по указанному адресу и деликатно откланялся,

– Укрепляйте родственные отношения, друзья мои. А к вечеру за вами заеду.

Отца застали на месте. Арчибальд Коллинз разволновался, обнял Кристину так, словно и не представлял,

что Ян может появиться без нее.

Кристина сняла пальто и осталась в армейской форме защитного цвета.

Форма была ей к лицу. Однако отец сразу огорчился.

– Ну вот, – с горечью заметил он, – кажется, наступают времена, когда женщины собираются

защищать мужчин…

– Не суди поспешно, батя, – обнял его за плечи Ян, – мой штатский костюм еще ничего не значит…

– Ты возмужал, ты очень возмужал, Ян, – с удовольствием рассматривал сына Арчибальд. – А рядом

вы вообще смотритесь прекрасно… Насколько я понимаю, у вас но очень много времени? Ну, рассказывайте о

себе!

Отец трогательно ухаживал за Кристиной, которая ему явно понравилась. Ян просто таял от

удовольствия. Но события излагал скупо. Сказал, что Живут в Лондоне и работают для армии.

– Пожалуй, это самое разумное в нынешней обстановке, – задумчиво произнес Коллинз, выслушав

Яна. – Даже здесь, в Ковентри, в глубине страны, многие живут без веры в день грядущий. Хотя иные в войну

не верят.

– Что касается меня, то я рад, батя, что ты устроился именно здесь. Подальше от города с названием

Берлин. Это название теперь дурно начнет. У тебя интересная практика?

– Веду кое-какие дела фирмы, занимающейся авиастроением. Признаться, вполне доволен. Дела

отвлекают от грустных мыслей и немножко от старости…

Они погуляли по городу. По случаю воскресного дня большинство жителей выглядели нарядно,

празднично.

Стрелки городских часов неумолимо бежали по кругу. Настало время расставаться.

– Полагаю, батя, будем теперь видеться чаще, – сказал на прощанье Ян. – Адрес я тебе оставил.

Пиши, пожалуйста.

Коблиц заехал за ними, как обещал.

Обратный путь проходил в полном молчании. Каждый думал о своем.

В Блечли Коблиц подождал, пока Кристина войдет в дом. Руку Яна задержал в своей.

– У меня такое впечатление, Янек, что нас кто-то связал одной веревочкой. Думается, мы еще

встретимся. Только, боюсь, это будет под небом войны…

– Ну, вам-то, Артур, не привыкать к войне. Вы и сейчас там.

– Все равно. Только ведь война может заставить нас встретиться иначе, чем сегодня.

– Оказывается, вы умеете быть грустным, Артур? Вот уж не подумал бы…

– Хотите что-то передать пани Зосе? – тихо спросил Коблиц.

У Яна сразу завертелись на языке вопросы. Но он представил безгласный рот пана Марека.

– Нет, – сказал Ян, – нет, ничего. А что касается нас… дай нам бог встретиться так, чтобы за столом

сидели мои и ваши дети.

– Дети… это хорошо, – сказал Коблиц, сверкнул зубами, забрался в машину и, не прощаясь, тронул с

места.

●

Ч а с т ь IV

Тюльпаны на руинах

●

1 сентября 1939 года гитлеровцы сломали шлагбаумы на границе, всей гибельной тяжестью танковых

1 соединений и бомбардировочных эскадрилий навалились на Польшу. Польша была предана огню и мечу.

3 сентября “князь соглашателей” премьер-министр Англии Невилл Чемберлен под давлением палаты

общин и личным воздействием Черчилля объявил, что с И часов утра Великобритания находится в состоянии

войны с Германией.

Помимо всего прочего, для Черчилля это означало официальное признание краха политики Чемберлена,

открывало перспективы выхода на первую роль в государстве.

До этого момента Уинстон вел осторожную тактику нейтралитета, не позволяя себе публичных выпадов

против правительства. On учел уроки прошлого, когда задиристость приводила к конфронтации с собственной

партией. Не выходило из памяти обидное высказывание одного парламентского деятеля по поводу отношения к

Черчиллю: “Консерваторы были вполне готовы позволить ему продолжать играть роль рычащего английского

бульдога, но они считали, что место такого бульдога не в столовой, а в конуре, на дворе”.

Тактика сотрудничества, а также ослабление позиций Чемберлена привели к тому, что Черчилль получил

пост военно-морского министра и члена кабинета. Начался период противостояния Англии и фашистской

Германии. Он тянулся с сентября 1939 года по апрель 1940 и получил название “странной войны”. Странной

потому, что по существу никакая война не велась. Чемберлен и не собирался предпринимать активные военные

действия. Премьер по-прежнему надеялся заключить с Германией соглашение. Ни правительство Англии, ни

правительство Франции не попытались помочь Польше. Глаза Чемберлена все так же закрывала повязка

политической слепоты.

Закулисные битвы в парламенте и в правительственном кабинете все больше возмущали широкие слои

английского населения. Люди не ждали для себя ничего хорошего от Гитлера. В этих условиях популярность

Черчилля росла.

В то же время он испытывал давление со стороны приверженцев умиротворения германского фашизма.

Порой это давление носило светский характер. Известная “мамаша кливлендцев” леди Астор, чья ненависть ко

всему большевистскому стала чуть ли не поговоркой, считала необходимым приглашать Уинстона на домашние

рауты. Во время приемов разгорались далеко не безобидные дискуссии. Соглашатели старались воздействовать

на Черчилля. Он порой отшучивался, порой остро огрызался. Однажды леди Астор, взбешенная его

непримиримостью, воскликнула:

– Сэр, знаете, если бы вы были моим мужем, я подсыпала бы вам яд в чашку с кофе!

– Леди, если бы вы были моей женой, я бы эту чашку непременно выпил! – немедленно отпарировал

Уинстон.

10 мая 1940 года вермахт двинул свои войска в наступление на Францию, Бельгию и Голландию.

Чемберлен задумал воспользоваться этим актом с целью удержаться у власти. Он понадеялся, что в момент

вспышки военных действий никто не решится на смену правительства. Но лейбористы и либералы, напуганные

непопулярностью премьер-министра, отказали Невиллу Чемберлену в поддержке. Ему ничего не оставалось,

как отправиться в Букингемский дворец и вручить королю заявление об отставке своего правительства.

10 мая 1940 года в шесть часов вечера король наделил Уинстона Черчилля полномочиями сформировать

кабинет, рея предыдущая жизнь Уинстона была долгой дорогой к этой минуте.

Однако вместе с долгожданным торжеством на плечи Черчилля упали тяжелые последствия

соглашательской политики предшественников: неподготовленность к войне. Он принял руководство на грани

катастрофы. Из докладов Мензиса, из личных бесед с Саммербэгом Уинстон составил представление о развале

армии и военного руководства франции. Гитлеровцы прорвали фронт. Их полчища, как волны мощного

наводнения, захлестывали Северную Францию, катились на Париж, нависали смертельной угрозой над

английским экспедиционным корпусом. Черчилль понимал, что практически битва на континенте проиграна.

Тем не менее, он несколько раз летал в Париж, предпринимая отчаянные попытки уговорить французов

продлить сопротивление. С одной стороны, это увеличило бы потери германских вооруженных сил, с другой —

помогло бы выиграть время для укрепления обороны самой Англии.

Солдат на Британских островах было не много. Поэтому французский кабинет настаивал на присылке

новых английских эскадрилий. Черчилль же доказывал, что Франция должна сражаться до конца имевшимися у

нее силами.

Поняв, что от французских военных ничего путного ждать не приходится, Черчилль приложил огромные

усилия для эвакуации английского экспедиционного корпуса и части французских войск из Дюнкерка. Гитлер

дал директиву своим полчищам остановиться якобы для перегруппировки. На самом деле он не сбросил

английскими французские части в море, надеясь, что его “великодушие” облегчит заключение мира с Англией

на выгодных для фашистов условиях.

Поражение английской армии в этой операции было неоспоримым. Сообщая парламенту в

приукрашенных тонах об успешной переброске остатков британских войск на острова, Черчилль, однако,

вынужден был предупредить:

– Мы обязаны остерегаться того, чтобы приписывать этому избавлению атрибуты победы. Эвакуациями

войны не выигрывают…

После анализа всех трудностей Черчилль произнес речь, похожую на клятву:

– Наша страна в большой опасности. Но, несмотря на неудачи, мы не сдадимся и не покоримся. Мы

пойдем до конца, мы будем сражаться во Франции, мы будем сражаться на морях и океанах, мы будем сражаться

с возрастающей уверенностью и растущей силой в воздухе, мы будем оборонять наш остров, чего бы это ни

стоило, мы будем сражаться на побережье, мы будем сражаться в пунктах высадки, мы будем сражаться на

полях и на улицах, мы будем сражаться на холмах, мы не сдадимся никогда! Из мук поражения и угрозы

уничтожения рождается наша национальная решимость сражаться и победить Гитлера.

С капитуляцией Франции Англия теряла своего последнего союзника и оказывалась лицом к лицу с

отлаженной военной машиной вермахта. В этой обстановке взоры Уинстона все чаще обращались на восток,

через все европейские границы, трещавшие под напором фашистских гусениц, к далекой и необъятной

Советской России. Нет, Уинстон с годами не стал меньше ненавидеть большевизм, который он в свое время

безуспешно пытался искоренить. Для ветра социальных перемен все окна и двери его замка были наглухо

закрыты.

Однако, будучи упрямцем по натуре, Уинстон в трудные времена мог проявлять гибкость.

Судьба Англии висела на волоске. Черчилль делал все, чтобы использовать шестимесячную передышку

“странной войны”. Фашистский диктатор все еще надеялся, что ему удастся заключить перемирие с Англией.

Тогда он спокойно разделается с большевиками, а уж потом…

Черчилль твердо выбрал курс на борьбу. В этой борьбе у него поначалу было немного преимуществ.

Малочисленность сухопутных войск, недостаточное вооружение, неготовность промышленности в ряде случаев

к оборонному производству, отсутствие психологического настроя населения на тяготы и жертвы войны, – все

это повисало гирями на действиях кабинета. Хуже всего дело обстояло с авиацией. Хотя – опять же благодаря

дальновидным усилиям Черчилля – авиационные заводы уже выпускали улучшенные “спитфайеры”, которым

предстояло сыграть немалую роль в битве за небо, их было еще недостаточно. Превосходство люфтваффе в

воздухе угрожало бедами не только островной территории Англии. Оно лишало эффективности британский

военно-морской флот.

В этих условиях Уинстон Черчилль внимательно следил за развитием событий с машиной “Энигма” и

надеялся, что эта операция даст ему хоть какие-то преимущества.

Весь период “странной войны” Фред Саммербэг работал как бешеный, день и ночь был на ногах, спал

2 урывками, составлял различные схемы и графики, засиживаясь над ними до головной боли. Фред не

подгонял людей. Но во всех его подразделениях, которые росли, как на дрожжах, шла напряженная

деятельность.

Пришлось вести переговоры с начальниками разведывательных управлений всех родов войск, чтобы

решить, под каким грифом самая секретная информация будет поступать к лицам, включенным в утвержденный

Стюартом Мензисом список. Это была одна из самых неприятных и изнурительных областей работы Фреда. У

каждого начальника свой характер, свои амбиции и свое понимание весомости данных разведки. При этом мало

кто из крупных военных верил в особую ценность будущей информации. Многие считали Фреда прожектером,

пустым мечтателем и относились к его усилиям с обидным снисхождением.

Между тем, он, вежливо улыбаясь в ответ на шутки и ехидные реплики по своему адресу, продолжал

сколачивать подразделение ученых, способных быстро и четко решать оперативные задачи.

Каждое ведомство получало собственную разведывательную информацию под грифами “Секретно” или

“Совершенно секретно”. Был разгадан ряд гитлеровских кодов. В том числе специальный шифр абвера.

Благодаря этому успеху служба безопасности выловила и частично перевербовала многих немецких шпионов.

Однако Фред опасался, что в потоке всяческих сообщений могут потонуть данные особой важности.

Пришлось договариваться с Мензисом и главами разведуправлений. Речь шла о новом грифе.

Большинство предложило девиз “Ультрасекретно”. Последнее слово оставалось за Мензисом. Но хитрый

шотландец ладить с подчиненными умел.

– Что ты думаешь о предложении, Фред? Ты – отец идеи, тебе и выбирать имя для ребенка…

– Полагаю, что слишком длинно. Не лучше ли оставить короткое “Ультра”?

– Звучит прямо как имя любимой девушки, – широко улыбнулся Мензис. – Кто же устоит перед

женским обаянием?..

Так Фред оказался крестным отцом нового источника информации. С тем отличием от обычных крестин,

что имя Давали нерожденному ребенку: самой информации еще не было…

В эти дни Фред стал почти молиться рукотворному чуду, прозванному “бронзовой богиней”. Богиня

родилась в секретном цехе, от соединения блестящей научной мысли с достижениями техники.

На всю жизнь запомнил Фред, как собранные им “очкарики” торжественно ввели его однажды в

“святилище”. Святилищем служила обыкновенная комната в одном из бараков в Блечли-Парке. В комнате

возвышалась довольно неуклюжая небольшая колонна бронзового цвета. По прихоти создателей, не лишенных

фантазии, колонну венчало изваяние никому не известной восточной богини. Сама богиня была довольно

уродлива. Но в чертах ее лоснящегося лика сквозила загадочность.

Фред ощутил почти благоговейный страх перед таинственным творением. Долговязый Дилли Нокс

глянул куда-то сквозь Фреда через толстенные стекла своих очков, постучал пальцем по лбу богини:

– Мистер Саммербэг, если вы хотите, чтобы девочка “Ультра” явилась на свет, молитесь этой

потрясающей женщине. Без помощи бронзовой богини “Энигма” не заговорит… Так не оскверним этот храм

сомнением!

Фред осознал, что начинается тяжелейший поединок математических умов, мгновенных импульсов тока

с хитрой технической загадкой, зажатой в железных челюстях шифровальной машины.