Текст книги "Приглашение в ад"

Автор книги: Иван Рядченко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 18 страниц)

плоскую флягу из темного стекла.

Коблиц хотел приподняться. Застонал и снова откинулся навзничь.

– Лежите, я помогу, – Ян осторожно приподнял голову Коблица, бережно влил ему в рот немного

бальзама.

Коблиц глотнул, долго кашлял. Потом заметно ожил.

– Ничего… напиток… такой и фараона поднимет.

Фарук сделал вид, что не слышал реплики Коблица.

В другом углу комнаты хрипел раненый араб.

– Как с ним дальше? – Ян спрашивал Фарука.

– Наступите ему каблуком на горло… – вмешался Коблиц. – Это не люди… гиены…

Он начинал задыхаться. Ян принялся успокаивать Коблица. Пришлось дать ему еще глоток бальзама.

Когда Ян отвлекся от разведчика, он уже не слышал хрипа раненого араба. Фарук в стороне вытирал кинжал

куском белой материи.

Ян поднялся, подошел к длинному. Посветил факелом. На него с пола смотрело белесо-мертвое лицо

Гельмута Фриче. Ян не испытал ни радости, ни жалости. Вернулся к лежащему Коблицу.

– Ну, что – приходим в себя?

– Дьявол меня побери… Выходит, я вам задолжал целую жизнь, пан Янек?

– Давайте без болтовни, – поморщился Ян. – Как самочувствие?

– Еще глоток… минут через тридцать поднимусь, – пообещал Коблиц. – В смысле – встану. Потому

что на Монблан мне еще не вскарабкаться…

– У нас тут не очень далеко машина, – сказал Ян. – Лишь бы добраться до нее.

Он повернулся к египтянину.

– Фарук, что будем делать с этими?.. Побросаем в яму?..

Фарук покачал головой.

– Оставим здесь. За ними придут. Пожалуйста, помогите мне, Ян.

Они принялись закрывать плитой чью-то усыпальницу. Фарук не желал осквернять ее трупами врагов.

Возились минут пятнадцать, пока удалось поставить камень на место. Когда, обливаясь потом, закончили

невеселый труд, Коблиц уже стоял на ногах, держась за стену, и засовывал себе в карман пистолет Фриче.

– Вы рано взбираетесь на коня, Артур.

– Надо спешить. Если бы вы знали, как надо спешить! Друзья, вы полагаете, что спасли меня. Но вы

оба, возможно, сохранили жизнь Уинстону Черчиллю… Пойдемте, друзья. Только разрешите мне опираться на

вас…

Путь до машины был далеко не простым. Через каждые пять–шесть шагов Коблиц обмякал. Его

приходилось тащить на себе. Но едва ему становилось лучше, он снова устремлялся вперед. Воле этого

человека можно было позавидовать…

Наконец добрались до лимузина. Когда устроились с Яном на заднем сиденье, Коблиц сказал ему на ухо:

– Завтра прибывает Черчилль. Он в Москве, у Сталина. Надо предупредить возможное покушение.

– Понятно, – сказал Ян. – Значит, базарам всегда нужно верить…

– Базарам? – переспросил Коблиц. И вдруг понял. – Ах, каирскому рынку… Конечно, надо верить!

Базар – самое популярное разведывательное бюро…

– Вы мне расскажете о Фриче?

– Я охотился за ним. Но он меня перехитрил и выследил. В самый неподходящий момент. Захотел

добиться информации о времени прибытия нашего бульдога. А я дал маху. Недооценил возможностей немцев в

Каире. Не подстраховался. И чуть не сыграл в ящик. Если бы не вы… Но каким образом?!

– Я узнал Фриче. И прежде всего – по походке. Это было в Мертвом городе. Мы с Фаруком

заподозрили неладное…

Помолчали. Машина катила уже по современному Каиру.

– Да, на этом свете все же приятнее, – вздохнул Коблиц.

Ян, естественно, и предположить не мог, как неожиданно и странно отзовется в его судьбе происшествие

с непредвиденным вызволением Коблица из темноты загробного мира.

Уинстон был раздражен до предела. Весь малоприятный путь от Москвы до Тегерана и от Тегерана до

4 Каира он сидел, с трудом втиснувшись в авиационное кресло, воинственно выставив вперед подбородок,

что было сигналом для многочисленных советников не попадаться под горячую руку. Самые осведомленные

знали, что означает поза премьер-министра. Несмотря на “домашнюю” встречу со Сталиным, значительно

ослабившую напряженность их отношений, Черчилль в душе продолжал бушевать. Сталин пригласил “на

огонек”. “Огонек” затянулся практически до утра. Два руководителя двух великих народов открывали друг

друга не только как политики, но и как люди. Разговор, конечно, касался и государственных аспектов. Однако

Сталин был радушным хозяином и не выказывал упорства, несгибаемости, свойственных ему на переговорах

официальных.

Черчилль не любил, когда его слишком хорошо понимали. Вернее, когда с ним соглашались

единомышленники, оп радовался. Однако терпеть не мог, когда его просматривали насквозь.

Сейчас, сидя в самолете, под монотонный гул оставляющим внизу желто-зеленые, серовато-бурые

возвышенности и равнины Малой Азии, Уинстон с молчаливой яростью вспоминал эпизод за столом.

Он потратил столько душевной энергии, столько дипломатической изворотливости, столько личного

обаяния, вновь и вновь объясняя Сталину невозможность открыть второй фронт в 1942 году нехваткой

десантных судов, что казалось, вполне убедил последнего. Сталин успокоился и, похоже, принял аргументы

Черчилля. Высадка союзников в Северной Африке компенсирует отсутствие вторжения непосредственно в

Европу.

Прошло уже добрых пятнадцать минут, как собеседники сменили тему. Уинстон успел рассказать

любимую притчу о двух лягушках. Тем более что притча тоже, как говорится, работала на тему. Две лягушки

прыгали по улице. Владелец лавки забыл на ночь спустить жалюзи. У окна стоял бидон со сметаной. Лягушкам

захотелось полакомиться. Они прыгнули в бидон. Сметаны хлебнули, по выбраться не смогли. Первая лягушка,

смирившись с неизбежностью, сложила ланки и пошла ко дну. Вторая продолжала барахтаться. И через

несколько часов ее усилия были вознаграждены: образовался комочек масла, на который она взобралась и

спаслась…

Притча Сталину понравилась. Уинстон был доволен. Но через некоторое время Сталин, как бы невзначай

и вроде не к месту, сказал:

– Я только не совсем понимаю… Если не хватает десантных средств для высадки в Европе, как же наши

уважаемые союзники станут высаживаться в Африке?..

У Черчилля засосало под ложечкой. Лицо побагровело. Сталин вернулся на свое место и, казалось,

позабыл о заданном вопросе. Он вежливо осведомился, какое впечатление на премьера производят советские

солдаты…

Для успокоения русских, для поднятия собственного престижа Уинстону сейчас нужна была победа.

Победа в Африке, поскольку это был единственный серьезный фронт, где англичане воевали.

Между тем, военная ситуация в этом районе действия оставалась угрожающей. Войска Роммеля прижали

англичан к Эль-Аламейну. Всего один стокилометровый рывок отделял лисицу пустыни от Каира и

Александрии. И, значит, от полного падения Египта.

По пути из Лондона в Москву Черчилль решительно поменял британское военное командование.

Конечно, прекрасно, что генерал Уэйвелл пишет стихи, а генерал Окинлек может часами рассуждать о

преимуществах британского солдата перед остальными. Но лучше бы они докладывали о победах над

Роммелем.

Теперь во главе ближневосточного командования Черчилль утвердил генерала Александера, а 8-ю

английскую армию, противостоящую Роммелю, доверил генералу Бернарду Монтгомери.

Массивный, медлительный Монтгомери встретил Черчилля на военном аэродроме и тотчас увез на берег

моря Он знал, что больше всего на свете премьер любит купаться. Еще в период первой мировой войны

Черчилль совершил поездку на поезде по единственной ветке в район пустыни. Во время остановки потребовал,

чтобы ему доставили горячей воды из паровоза. Прямо возле вагона устроил баню. Когда поглазеть на диво

сбежались арабы, Черчилль воскликнул:

– Они что – никогда голого человека не видели?!

Генерал предоставил в распоряжение Черчилля свои автофургон, стоявший на самом берегу. Монтгомери,

или, как звали его между собой солдаты и офицеры, Монти, готов был катать премьер-министра верхом на льве,

лишь бы тот не вмешивался в дела военные. Монти был упрям, своенравен, заносчив. И в то же время весьма

осторожен. Больше всего не любил делить лавры. Когда ему впервые доложили о дарах бронзовой богини, он

потребовал, чтобы информация предоставлялась только ему одному. Узнав, что это невыполнимо, поскольку в

первую очередь ее получает Черчилль, Монти не просто охладел к богине. Он стал игнорировать все, что

сообщала “Ультра”.

Уинстон же, наоборот, буквально истосковался по данным, поставляемым “Оракулом Блечли”. Перед

поездкой в Москву он долго колебался. В конце концов, велел информацию “Ультра” туда не передавать.

Черчилль не желал делиться с большевистскими союзниками даже блеском драгоценной жемчужины! С

истовостью породистого бульдога он охранял свою тайну. Хотя информация “Ультра” смогла бы сберечь не

одну тысячу русских жизней…

Теперь, сидя в плетеном кресле под маскировочным грибом наспех сооруженного зонтика, завернувшись

в большое махровое полотенце и не выпуская из зубов сигару, Уинстон буквально упивался расшифрованными

сообщениями. Для него настоящей музыкой звучали отчаянные призывы Эрвина Роммеля наладить снабжение

горючим. Прислать новые танки. Пополнить личный состав обученными танкистами. Обеспечить прикрытие с

воздуха. В противном случае Роммель не ручался за успех наступления. Информация содержала не только

номера частей, находившихся в распоряжении немецкого генерала, но и численность личного состава, и полный

план операции…

– Бернард, – говорил Черчилль командующему, – судя до всему, лисицу пустыни довольно легко

можно превратить в зайца. Надеюсь, вы ознакомились со всем, что находится в этой папке?

Массивный, крупнотелый валлиец, в трусах и в своем армейском берете (он не снимал его даже, когда

купался), презрительно глянул на толстую папку.

– Сэр, если вы имеете в виду наше наступление, я не сдвинусь с места, пока не получу перевес в

технике на земле и в воздухе, по крайней мере, два к одному.

– У меня нет времени ждать, пока вы создадите новую математику! – вскипел Черчилль. – Союзникам

необходима победа. Я не знаю, чем кончится сражение на Волге. Но если русские победят… поймите, генерал,

наш успех окажется еще необходимее!

– Я не хочу повторять ошибки предшественников, – упрямо набычился Монтгомери.

– Больше месяца я вам дать на подготовку не могу, – воинственно вскинул подбородок Черчилль.

Монти промолчал. “Скорее бы он убирался в Лондон, – подумал. – Терпеть не могу, когда политики

стоят над душой…”

Но Черчилль убираться не собирался. Вволю накупавшись в густо-синих теплых водах Арабского залива,

Уинстон, несмотря на все ухищрения генерала, помчался на фронт. Оп хотел лично побывать в частях,

осмотреть укрепления.

Наконец инспекционные поездки завершились. Черчилль вернулся в автофургон. Сказал, что сегодня

накупался на весь год. А завтра – в Лондон.

В тот же день Яна в штабе разыскал Коблиц. Врачи заметно потрудились над его внешностью. И, надо

признать, преуспели. Если не считать синяка под глазом, Коблиц выглядел довольно презентабельно.

– Да, да, подремонтировали, – заметив изучающий взгляд Яна, подмигнул Коблиц. – Можно

заподозрить мелкое дебоширство. Но, мистер Мортон, – буду называть вас официально! – я опять нуждаюсь в

вашей помощи.

– Чем могу быть полезен? – подыграл “официальности” Ян.

– Вы нужны империи как дипломат, – провозгласил Коблиц, невольно ощупывая синяк под глазом. —

Не пугайтесь, на короткое время. С начальством согласовано. Оно изволило дать санкцию.

– Какой я, к черту, дипломат? – возмутился Ян. – у вас что, голова разболелась?

– Вот именно, Ян! У меня давно болит голова. От нашего премьера. Мне, видите ли, необходимо, чтобы

он благополучно добрался до Лондона. Мне! А он каждые полчаса закусывает удила, как необъезженный

мустанг. Я не могу с ним разговаривать. Да еще в этой боевой раскраске… Для переговоров с ним выбрана ваша

кандидатура. Через два часа вы должны быть на военном аэродроме. Есть шанс долететь до почтенной Англии.

Впрочем, такие же шансы и не долететь… Надеюсь, перспективы устраивают?

– Всю жизнь вы задаете мне задачки, пан Коблиц. – Ян и вправду был ошарашен.

– Кто-то сунул наши гороскопы в один мешок. Порой приходится зарыться в землю, чтобы лучше

понять ход небесных светил, – сказал Коблиц и весело подмигнул Яну.

– Вещички-то хоть брать? – почти жалобно поинтересовался Ян.

– Если среди них найдется бутылка хорошего виски – обязательно! – живо отозвался Коблиц. – Что

касается остального… будь я проклят, если я знаю.

Ян глянул на часы.

– Черт бы вас побрал, Артур! Я ведь не успею попрощаться даже с Фаруком…

– И ни к чему! Что за скверные привычки, Ян? Расставаться и встречаться надо неожиданно. У вас мать

– полька? Нет, вы никогда не станете настоящим англичанином!

Через два часа армейский автомобиль доставил Яна на указанный аэродром. Там его уже дожидался

Коблиц.

– Сейчас привезут подопечного. И с этой минуты мы с вами будем отвечать за его драгоценную жизнь,

– сообщил Коблиц, потягивая кока-колу прямо из бутылки.

Вскоре прибыли машина Черчилля и машина охраны. Премьера никто не провожал.

– Генералы рыдают отдельно, – пояснил Коблиц. – Чтобы меньше привлекать внимания.

Начальник охраны представил Черчиллю сопровождающих и откланялся. Премьер вежливо поздоровался

с новым сопровождением, безошибочно остановил взор на лице Яна. Спросил:

– Теперь я у вас должен проситься на горшочек?

Ян смущенно пожал плечами.

– Ничего, порядок есть порядок.

Уинстон хлопнул Яна по плечу и пошел к трапу самолета. Премьер явно был в хорошем расположении

духа. Еще бы! Генералы Александер и Монтгомери обещали ускорить подготовку удара по Роммелю…

До Гибралтара добрались без приключений. Только когда заходили на посадку, Яну показалось, что

гибралтарская гора резко накренилась и падает на самолет. В Гибралтаре не задерживались долго. Из самолета

никто, кроме Коблица, не выходил. Он вскоре вернулся, сообщил, что полет продолжается.

После взлета взяли курс на голубеющую бесконечную Атлантику. В Португалию летели по большой дуге.

Почти всю дорогу Уинстон дремал.

В Лиссабон прибыли перед вечером. И тут произошел первый инцидент. Черчилль захотел выйти,

подышать свежим воздухом.

– Уговорите его, Ян, ни в коем случае не покидать самолет, – взмолился Коблиц. – Именно здесь

неприятное место…

– Сэр, – сказал Ян, вырастая на пути Черчилля к двери с трапом, – сэр, я вынужден просить вас

остаться в самолете…

– К черту! – проворчал Черчилль. – Что еще за новости?

– Сэр, я взываю к вашему благоразумию, – настойчиво вел Ян. – Мы прекрасно понимаем, как

надоело находиться в этой коробке… Однако обстоятельства таковы, что вам лучше…

– Не сомневаюсь, что вы преувеличиваете! – распалял себя Уинстон.

Но Ян не зря брал уроки обхождения с великими у Фреда Саммербэга.

– Сэр, – сказал он смиренно, – вы принадлежите не только себе, вы принадлежите Англии. За вами

охотятся враги. Подумайте о нации…

Черчилль сердито запыхтел сигарой. Однако лесть сработала.

– Все вы – великие перестраховщики, – буркнул. – Ладно, слово джентльмена…

У трапа оставили на дежурстве двух охранников.

Пока самолет заправляли и экипаж осматривал технику, Коблиц взял Яна под руку, и они, словно гуляя,

отошли в сторону, к зарослям маслины. Едва очутились в гуще посадки, Коблиц достал сильный бинокль,

направил его на приземистое здание аэропорта.

На площадке перед зданием стояло несколько самолетов. К одному из них направлялась

немногочисленная труппа пассажиров. В лучах заходящего солнца сверкали металлические части чемоданов.

– Взгляните, – Коблиц протянул Яну бинокль.

Ян поднес окуляры к глазам и едва не ахнул: в группе пассажиров к стоявшему в стороне самолету того

же типа в котором летели они, шел Черчилль с громадной сигарой во рту… Его массивная сутуловатая фигура с

длинными руками выделялась среди остальных. Ян уже открыл было рот для вопроса, но так ничего и не

произнес: он вовремя вспомнил уроки пана Марека.

Ян вернул бинокль Коблицу. Тот еще раз вгляделся в группу пассажиров, спрятал бинокль.

– Боюсь, Ян, что наблюдаем за посадкой не только мы, – очень серьезно сказал Коблиц. – Что ж,

вернемся ил борт.

Их самолет взлетел минут через сорок.

А еще через полчаса Коблиц прошел в кабину экипажа и долго не возвращался. Монотонно, мощно

ревели моторы. “Либерейтор” уверенно плыл в ночных глубинах неба. За иллюминаторами покачивались синие

звезды.

Минуло не менее часа, пока вернулся Коблиц. Плюхнулся рядом с Яном на сиденье и тихо сказал:

– Пришла шифровка. Тот самолет сбили. Экипаж и все тринадцать пассажиров на дне…

“Ну вот, – отметил про себя Ян. – Я участвую еще в одной драме. Конечно, постановка не моя. Я скорее

обыкновенный статист. Но в подобных спектаклях льется не подкрашенная водичка, а настоящая кровь. И,

несомненно, один из режиссеров сидит со мной рядом”.

Коблиц, отклонившись в сторону, поглядел на Черчилля. Премьер, мирно посапывая, дремал.

– Я знал, что нацисты попытаются где-то нас найти, – вздохнул Коблиц. – А Лиссабон буквально

кишит ими.

– Вам хоть известно имя того двойника? – набрался смелости Ян.

Коблиц задумчиво глядел прямо перед собой.

– Услышите – и тотчас забудьте, Ян. Англичанин, фамилия Чинколс.

– Он хоть… догадывался?

Коблиц усмехнулся.

– Догадывался? Он сразу понял, в чем дело. А дело пахло хорошенькой суммой… Если уж хотите

начистоту, не знал только экипаж… Но, кажется, мы сберегли здоровье нашему божеству…

Вихри войны швыряли людей, словно осенний ветер – листву. Яну, видимо, на роду были уготованы

5 нежданные повороты судьбы.

Лондон встретил его без оркестров. Но Ян на музыку и не рассчитывал. Вместе с тем, он не мог

пожаловаться на невнимание. Его наградили боевым орденом. Прибавили жалованье. Ян догадывался, что во

всем этом играет главную роль Фред Саммербэг. В его отсутствие Фред стал отцом очаровательной крошки,

которую назвали Кристи. Ян был тронут до глубины души.

Однако в Блечли Яна не возвратили. Стюарт Мензис был последователен в своих решениях. Некоторое

время Ян выполнял отдельные поручения ведомства. Но однажды Фред сказал, что хочет побеседовать с Яном

от имени начальства.

Ян сразу понял, что беседа не из приятных и что босс, по привычке, поручил щекотливую миссию

подчиненному,

Фред тоже не изменил себе. Обставил разговор с присущей ему тонкостью. Первый вспомнил о

печальной дате и предложил Яну посетить кладбище. Они купили цветы, поехали на окраину Лондона, где, как

тогда уверили Яна, похоронили Кристину. Отыскали скромную плиту, на которой значилось: “Кристина

Шармах”, даты короткой жизни, Яну нередко приходило в голову, что под этой плитой никто по лежит. Или

лежит незнакомый человек. Что эту плиту установили ради того, чтобы хоть как-то успокоить его больную

память. Но не мог Ян вскрывать могилу, докапываться до истины. В конце концов, что такое покойники? Лишь

символ, которому мы приносим дань своего уважения. Надпись на плите была символом. В загробную жизнь

Ян, в отличие от Фарука, не верил. Впрочем, иногда об этом жалел.

Когда они в молчании постояли перед могилой и опустили на плиту букеты, Фред взял Яна под руку,

повел к выходу с кладбища.

– Пообедаем у меня, – предложил Фред. – Но. если не возражаете, пусть машина катит за нами. Мы

немного прогуляемся пешком. Тем более пока тихо…

Лондон теперь бомбили очень редко. Нет, Гитлер не забыл о мести. Ныне на английскую столицу падали

страшные ракеты ФАУ-1 и ФАУ-2. Каждый взрыв сносил полквартала. Локаторщики пытались сбивать ракеты с

цели, менять их курс. Увы, это удавалось редко. Конечно, в первую очередь жертвами бессмысленных обстрелов

становились мирные жители. Гитлера это совершенно не трогало. Какое ему было дело до каких-то безымянных

англичан?..

– Ян, – начал разговор Фред, когда они очутились Па улице. – Полковник очень хорошо относится к

вам. Он ценит ваш опыт, вашу преданность делу. В Блечли сегодня полно различных специалистов. В то же

время война ставит перед нами все новые проблемы. И, честно говоря, верных людей не хватает.

Фред помолчал, давая Яну осмыслить сказанное.

– Вы знаете, Ян, фашисты выгнали из Европы многие законные власти. Эмиграционные правительства

осели в Лондоне. Просто в толк не возьму, что бы они делали без Лондона…

Это была чистейшая правда. Английская столица распахнула двери изгнанным, но не свергнутым

правительствам Европы.

– Особо сложные взаимоотношения у нас складываются с польским правительством. Вы знаете, что не

так давно погиб генерал Сикорский. Его самолет поднялся с аэродрома в Гибралтаре и тут же камнем упал в

море… Глубины там очень большие, поднять самолет нельзя. И, значит, установить причину гибели… Во главе

эмиграционного правительства стал Станислав Миколайчик. Польша должна возродиться. Но какой? Этот

вопрос очень волнует Уинстона. Короче говоря, нам необходимы толковые связи с эмигрантами. Учитывая ваше

польское происхождение, полковник хотел просить вас, Ян…

Дальше Фред мог не продолжать. Яну стало ясно.

Потом они обедали у Фреда дома и Ян откровенно дивился тому, как похорошела Джейн. Часто женщины

после родов полнеют, прибавляют в теле. Джейн опровергала эту аксиому: полноватая прежде, она сбавила в

весе, стала стройнее. Отчего, конечно, ее решительность не уменьшилась. Сердечность, с которой она

принимала Яна, едва ли распространялась на других. Джейн ни словом не упомянула о Кристине. Она умела

быть тактичной.

Через несколько дней Ян получил новый статус в Интеллидженс сервис. Отныне его работа заключалась

в установлении контактов с лондонскими поляками, а также в изучении их образа жизни, их настроений,

планов, привязанностей и, конечно, связей с остальными, так сказать, “европейскими” поляками.

Поначалу Ян выполнял свои обязанности формально, оправдывал финансовое содержание. Однако

постепенно увлекся: перед ним открывался новый, неведомый доселе круг жизни. Это был круг постоянных

интриг. Зависти. Лицемерия и прямых предательств, прикрытых маской благовоспитанности и любезного

обхождения. За редким исключением, его собеседники говорили о великой Польше, но думали о себе. Не было

недостатка в красивых фразах, в громких клятвах, в доверительных обещаниях.

Ян общался с различными слоями эмигрантов. Среди осевших в Лондоне поляков встречались люди

честные. Однако мир виделся им только через узкие окна родовых замков. Ян вспоминал Рудольфа Шармаха,

тех простых рабочих парней, с которыми ему довелось вступить на опасную стезю подполья. Он и сейчас

испытывал ощущение их надежности, человеческой порядочности.

В один из дней Ян должен был встретить пассажирский лайнер, прибывавший в Тильбери. На судне

находился влиятельный польский генерал, с которым следовало установить контакт. В распоряжение Яна

предоставили небольшой катер. Шкипером на нем оказался плотный, лет сорока пяти мужчина, с крутыми

плечами и тяжелой походкой. На нем был грубой вязки свитер, вязаная шапочка.

Предстояло пройти около двадцати миль вниз по Темзе. Ян давно не путешествовал по воде. Он с

любопытством занял место рядом со шкипером. Внимательно вгляделся в хозяина катера.

– Вы не поляк случайно?

– Случайно – поляк, – засмеялся шкипер.

Ян заговорил с моряком по-польски. Через несколько минут он знал о нем многое.

Анджей плавал боцманом на польском грузовом пароходе. Немцы торпедировали судно в Ла-Манше. Ан-

джею Збышеку удалось добраться до берега. Он остался в Англии. Поначалу мыкался, перебивался с хлеба на

воду. Наконец повезло: устроился шкипером на катер. Радость относительная: прежний шкипер сбежал.

Надоело день и ночь плавать под немецкими бомбами.

– Ну, а я закаляюсь, – со смехом сказал Анджей. – Все равно еще придется драться за Польшу.

– Вы собираетесь вернуться?

– При первой возможности.

– Вы знаете, какой она будет, Польша, после войны?

– Меня никто не спрашивает! “Похоже, вас – также. Потому и хочу сказать свое слово.

– Существовала же государственная структура до нападения Гитлера.

– Ну что вы! После войны обязательно все изменится. Не хочу обращать вас в свою веру… однако

убежден, что и сама Германия, и другие европейские страны многое почерпнут у Советского Союза.

– Вы католик, Анджей?

– Нет, я коммунист.

– Вы хотите установить в Польше диктатуру пролетариата?

– Я хочу, чтобы моя страна была свободной в выборе социального строя. И независимой.

– Но в Лондоне существует законное правительство,

– Законное? А кто его выбирал? Вы?

– Я не выбирал.

– Я тоже. Кстати, вы не знаете, почему погиб генерал Сикорский?

– Есть основания подозревать фашистскую диверсию.

– А вам не кажется, что гибель самолета удобно свалить на немцев?..

– Что вы имеете в виду?

– А то, что Сикорский не руководствовался слепой ненавистью к Москве. Он смотрел на вещи более или

менее реально. Кое-кому в Лондоне это очень не нравилось…

Ян задумался. Встречный ветер хлестал в лицо, порой осыпал мелкими брызгами.

“А ведь Анджей, возможно, прав, – размышлял Ян. – Не стану биться об заклад, что Сикорского не

убрали наши. Наши… Что, в сущности, означает для меня это слово? Вероятно, самое трудное, в чем предстоит

разобраться”.

– Да, за Польшу еще доведется повоевать. – Збышек ловко вертел штурвал, огибая встречный катер. —

А Миколайчика лондонцы постараются при первой возможности протолкнуть в Варшаву, вот увидите. Все

ниточки от его рук и ног давно в кулаке у Черчилля. Только мне лично Миколайчик не нужен. Я хочу быть

частицей судьбы своей родины. А не пустой консервной банкой, которую всякий может зафутболить, куда ему

заблагорассудится…

“Я тоже не хочу быть пустой консервной банкой, – усмехнулся Ян. – Но как это сделать?” От Збышека

веяло уверенностью. Однако Ян вовсе не был убежден, что шкипер – обладатель волшебной палочки, по

мановению, которой образуется идеальное общество.

Ян выполнил миссию по встрече польского генерала. А в сердце запал диалог с моряком. В диалоге была

откровенность. Обнажались истины, которые прежде смутно маячили где-то на дне души. “Какую роль я играю

в жизни? – спрашивал себя Ян. – Моей судьбой распоряжаются чужие люди, словно собственным

чемоданом… Я никогда не был равным с власть имущими. А ведь коммунисты правы – всех должен

уравнивать труд…”

Перед глазами Яна как бы рассеивался туман. Человек начинал различать предметы. Однако это еще не

означало, что он понимает, как их лучше расставить.

Все это время Ян жил как бы наскоро, ожидая, что однажды придет срок, и он, Ян, перепишет свою

жизнь, словно торопливый черновик, набело. Порой казалось, что он идет по самой кромке песчаного берега и

набегающая волна зализывает отпечаток его подошв.

Потом началась лихорадочная подготовка вторжения во Францию. Долгое время Черчилль всячески

оттягивал этот заветный час. Но теперь, в связи с мощным продвижением советских армий к Берлину, он

заторопился: похоже, русские сломали все его расчеты. Надо было спешить.

Яна подхватила и понесла новая волна забот и суеты. Времени для себя не оставалось. Прибывали все

новые американские дивизии, самолеты, танки, артиллерийское вооружение. В портах сосредотачивались суда

десанта. Вырабатывались меры для обмана противника. Однако гитлеровцы были поглощены битвами и

неудачами на Восточном фронте. Кроме того, видимо, не очень верили в высадку союзников. С другой стороны,

не имели сил серьезно противостоять вторжению.

Естественно, усилилась активность эмигрантских правительств. Они спешили создать новую агентуру в

столицах, получить надежную информацию о положении на местах. Им надо было появиться в своих кабинетах

не раньше и не позже счастливой минуты – это могло стать одинаково опасным…

Первые дни хорошо подготовленного вторжения оказались успешными. Англия ликовала. Англичане

столько ждали этой великой минуты.

Однажды Ян попал в центр Лондона. Знойный день уходящего июня напоил улицы духотой. Ян был в

гражданском и с удовольствием расслабил узел галстука, воротник рубашки. Невдалеке от Трафальгарской

площади заметил паб. Яну захотелось пива. У самых дверей столкнулся с инвалидом: какой-то бывший вояка

прыгал на одной ноге навстречу, энергично помогая себе костылями. Вторая штанина армейских брюк была

подвязана к колену.

Ян остановился, пропуская вперед ветерана. И вдруг последний кинулся на Яна с восторженным воплем,

который не посрамил бы воинственных команчей.

– Разрази меня гром, да ведь это Ян! Ну, ты даешь, приятель! Только я подумал, что неплохо бы

очутиться в приличной компании – ты тут как тут!..

Они так стиснули друг друга в объятиях, что надолго закупорили вход в заведение.

Посетители с двух сторон доброжелательно ждали.

Ян все держал американца в объятиях, словно боялся отпустить и увидеть пустоту штанины…

Наконец они разомкнули объятия. Ян подобрал упавшие костыли, вручил Макдональду. Джо с

невероятной быстротой запрыгал к свободному столику.

– Сюда, приятель! Сейчас мы зададим такую трепку бутылкам, что Англия снова зазвонит в колокола!

Как в честь победы под Эль-Аламейном!

Ян смотрел на танкиста, ощущая одновременно радость и горечь. И еще – стыд. Джо снова сражался,

бил гитлеровцев, потерял ногу. А Ян возился с надушенными политиками в накрахмаленных рубашках. И

зачастую даже дорогие одеколоны не могли перекрыть запах гнили.

– Слушай, как я рад, что ты цел! – с прежней экспансивностью воскликнул Джо. – А у меня одна

деталь оказалась лишней. Пришлось оставить.

Американец вгляделся в помрачневшее лицо Яна, хлопнул его по плечу.

– Да не грусти, приятель! Давай посплетничаем! Джо достал пачку “Кэмела”, ловко выщелкнул из пачки

сигарету. Раньше он не курил.

– Вот, значит, встретились, – сказал, пуская голубоватый дым к потолку. – Ты, конечно, приятель,

думаешь, какой герой Дню Макдональд. Верно? Да только я тебе скажу: вовремя ты удрал из того госпиталя.

Кто-то немцам стукнул, что там военные. Через несколько дней после того, как ты выписался, прилетели два

красавчика. Прямо днем. А там пи зенитки – одни пальмы. Ну, немцы и натешились, как хотели. Так что бегать

мне далеко не пришлось, ногу на месте сдал! – захохотал вдруг Джо, но тут же смял сигарету в пепельнице,

нахмурился. – Ты сестричку не забыл, приятель?

– Рут? Конечно, не забыл. Как там она?

– Неплохая женщина. Научилась бы жить… Не повезло. Почти прямое попадание. Два дня по частям

собирали, прежде чем уложили в гроб. Вот так, приятель! Помянем.

Война еще раз поворачивалась к Яну своей отвратительной гранью. В ее безжалостных глазницах зияли

пустота и хаос. Она сминала все, что попадалось на пути.

– Ладно! Погрустили – и хватит, – сказал Джо. – Верно, приятель? Давай, рассказывай, как прыгаешь

по земле.

– Понимаешь, Джо, – Ян непривычно растягивал слова. – Мне надоели тайны. Они – словно мины

замедленного действия… Все равно когда-нибудь взорвешься

– Ты только не выкладывай секретов мне! Я – ужасный болтун! – захохотал Джо. – Я не умею