Текст книги "Приглашение в ад"

Автор книги: Иван Рядченко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 18 страниц)

таковой в британском руководстве.

“Ну, вот, – Уинстон усиленно пожевал сигару, – все становится на свои места. Гитлер видит во мне

главного противника на западе. Он никогда не простит мне того, что я первый схватил в руки веревку от

набатного колокола. Значит, жребий брошен. Тем более что жизнь, в общем, всего лишь капля вечности… Она

может не подарить мне второго такого врага”.

– Вы сообщили весьма важные сведения, дорогой Саммербэг, – сказал после долгого раздумья

Черчилль. – А известие о том, что при упоминании моего имени фюрер буквально скалит клыки, пробудило во

мне просто зверский аппетит… – Уинстон вынул из кармашка комбинезона луковицу часов на золотой

цепочке, щелкнул крышкой. – Надеюсь, вы не откажетесь составить мне компанию за столом?

– Это честь для меня, сэр. Но я вовсе не хотел бы нарушать и дальше ваш отдых… Тем более…

– Тем более что и здесь я редко обедаю без гостей. Ну, а соотечественнику моя Клемми и вся семья

будут рады. Но вы еще хотели о чем-то попросить?

Фред собрался с духом.

– Видите ли, сэр, моя просьба, по всей вероятности, удивит вас. Позволю высказать ее лишь потому, что

она имеет отношение к будущей войне.

– Во всем, что касается будущей войны, вы найдете мое понимание.

– Именно на это я и надеюсь, сэр. Несколько слов о самой ситуации. Мы убеждены, что успех в войне

окажется на стороне того, кто будет обладать большей информацией о противнике. Это, конечно, понимают и

немцы. У нас имеются данные о том, что они изобрели электрическую шифровальную машину сравнительно

нового действия. Немцы убеждены, что зашифрованные ею радиопередачи дешифровке не поддаются. Как вы

понимаете, при той громоздкой военной организации, которую создают нацисты, главной в управлении

войсками окажется радиосвязь. Наши соображения касаются не только суши, но и океанов, что приобретает для

Англии особое значение. Стоит ли подчеркивать, как важна для нас дешифровка?

Фред сделал паузу, давая Черчиллю осознать глубину сказанного. Черчилль молча жевал сигару.

– Нам стало известно, где шифровальную машину создают. Завод находится в Восточной Германии,

неподалеку от польской границы. Производство ведется в глубокой тайне. Насколько я знаю, даже службу

абвера держат в стороне. Таким образом, армейская разведка не имеет доступа к секретам технологии. Иначе бы

мы уже… – Фред оборвал фразу, но Черчилль понимающе кивнул головой, слегка улыбнулся. – Если бы нам

удалось завладеть секретами разработки этой машины или, что еще предпочтительнее, захватить ее экземпляр,

можно было бы попытаться заранее найти ключ к желанному замку. Тем более что ключ может оказаться

поистине золотым. Вы, конечно, понимаете…

Черчилль внезапно остановился, выхватил изо рта сигару. Губы насмешливо скривились.

– Не желает ли уважаемый адмирал, чтобы, я в качестве агента сейчас же отправился в логово врага и

привез ему проклятую машину?! Я готов это сделать немедленно! Однако боюсь, что произнес слишком много

речей и позволил напечатать слишком много портретов. Меня там могут узнать раньше, чем я попаду в

бессмертие…

“Однако с ним все время нужно держаться на почтительной дистанции, – отметил про себя Саммербэг.

– За внешней благожелательностью всегда прячется лев, готовый к прыжку. В общем, если ужинать с

дьяволом…”

Фред улыбнулся.

– Боюсь, что если бы адмиралу пришла столь необычная идея, то следующей была бы мысль о

необходимости подавать в отставку…

– Тогда в чем же моя миссия? – Уинстон снова обрел благодушие.

– Дело обстоит куда романтичнее, – усмехнулся Фред.

При всей почтительности к Черчиллю он не собирался отступать от намеченной линии. Черчилль

взглянул на него с любопытством.

– Сэр, в период англо-бурской войны вы приняли в пей героическое участие…

– Ну, кое-что наша пресса преувеличила, – буркнул Уинстон.

– Мы знаем, что вам помог бежать из Претории молодой бур. Он оказался выходцем с Украины, позднее

очутился в Англии. Имя и фамилия его на английский лад звучали как Арчи Коллинз. Он женился на дочке

польского эмигранта и вознамерился переехать на родину жены, в Варшаву. Однако у него возникли денежные

затруднения, и тогда он обратился к вам за помощью.

– Это было более тридцати лет назад, – пожал плечами Черчилль.

– Однако Арчи Коллинз не забыл вашего благородства. – Фред не мог отказать себе в удовольствии

уколоть маститого политика. – Я могу даже процитировать некоторые строки вашего письма Коллинзу:

“Посылаю Вам 2500 фунтов стерлингов, чтобы Вы могли успешно устроить все свои дела. Не считайте себя

моим должником: тогда мою голову оценили в 25 ф.с, ныне же просто поднялась ее цена…”

– Я все время забываю, что и на меня и Интеллидженс сервис имеется досье, – проворчал Черчилль. —

Хорошо бы как-нибудь на досуге почитать.

– Я его не видел и не читал, сэр, – мягко сказал Фред. – Я лишь хочу помочь моему королевству в

войне, которая, видимо, неизбежна.

– Конечно, конечно, – примирительно отозвался Черчилль.

– Ныне Арчи Коллинз благополучно живет в Варшаве. И, по нашим данным, по-прежнему боготворит

вас. Но главное, пожалуй, в том, что у него есть сын, Ян. Он взял себе фамилию матери. Девичья ее фамилия

Крункель. Звучит вполне на немецкий манер. Так вот, сэр, этот Ян – талантливый инженер, а работает

механиком как раз на том заводе, от продукции которого, возможно, зависят наши будущие военные успехи.

Фред замолчал.

– Итак? – вопросительно поднял бровь Черчилль.

– Возможно, личное письмо отцу помогло бы нам выйти на сына. Если, конечно, возможно, сэр.

Уинстон сунул руки в боковые карманы комбинезона и долго, нахохлившись, смотрел в сторону парящих

в поднебесье гор.

В свое время, несколько лет назад, он в поисках мест, где сражался его любимый герой, первый герцог

Мальборо, колесил по Германии. Ему сообщили, что лидер новой, недавно созданной национал-социалистской

партии, некий Адольф Гитлер, хотел бы с ним встретиться. Уинстона подмывало познакомиться с выходящим

на мировую политическую арену фюрером. Но профессиональная осторожность взяла верх. Он под разными

предлогами отказался. И никто потом не мог упрекнуть Черчилля в том, что он скомпрометировал себя личным

общением с фашистским главарем.

– Мистер Саммербэг, – повернул наконец голову Черчилль. – Писать я ничего не буду. Бумага в наше

время становится слишком прозрачной. Но если вы организуете приезд этого Коллинза в Англию, я готов

побеседовать с ним. Разумеется, без широкой аудитории…

Однако Фреда не так-то легко было сбить с намеченной позиции. Похоже, он предусмотрел подобный

поворот. Из того же портмоне он извлек небольшую фотографию улыбающегося Черчилля с сигарой во рту.

– Везти Коллинза на одну беседу в Англию… Не слишком ли расточительно для министерства

финансов, сэр? Но я вас понимаю. Писать письмо, возможно., и не следует. А надпись на фотографии… к тому

же полуабстрактная… ни к чему не обязывает. Как вы полагаете, сэр?

Уинстон взял в руки фотографию, рассмеялся.

– Знаете, мистер Саммербэг, не хотел бы я иметь вас противником!

– Благодарю вас, сэр. Но едва ли это когда-нибудь произойдет.

●

Ч а с т ь II

Похищение

●

Гудок известил об окончании работы. Ян Крункель вымыл руки, вытер их вафельным полотенцем,

1 аккуратно уложил полотенце в шкафчик. Настроение у Яна было превосходное: конец недели, сегодня он

увидится с Кристиной. Можно пойти в кино, посидеть в кафе за рюмкой глинтвейна, позабыть о том, что в

последнее время так беспокоило Яна. Официально завод изготовлял швейные машины. Добротные, надежные,

заслужившие прочную популярность у покупателей. Но два цеха вырабатывали детали, которые никак не

вязались в представлении Яна со швейным производством. Он понимал, что дело тут нечисто. Завод занят

выпуском какой-то тайной продукции. Назначение ее не было понятно Яну, тревожило, не давало порой спать.

Он уже несколько месяцев ломал себе голову над тем, что бы это могло означать.

Вместе с Яном на заводе работало несколько поляков. Кризис и безработица в Польше вынудили их

отправиться на заработки сюда, в восточную часть Германии. Небольшой городок Цитау на реке Нейсе ничем

особенным не отличался, если не считать нескольких предприятий текстильной я швейной промышленности, в

том числе упомянутого завода.

Большинство поляков устраивалось на работу под немецкими фамилиями или с указанием на немецкие

связи семей. Платили на заводе неплохо, и ради этого можно было вспомнить даже малоприятных

родственников.

Ян уже направлялся к проходной, насвистывая модный мотивчик танго “Ночи Аргентины”, когда его

окликнули. Ян остановился.

– Ты что, не слышал? – Яна догнал приятель Рудольф Шармах. – Мастер велел зайти в контору.

– Чего ради? Смена кончилась.

– Всех нас вызывают. И Копаньского, и Теслера тоже.

– И тебя? – удивился Ян.

– Я уже был.

– Чего им надо?

– Не им, а ему. Там этот немец долговязый… Фри> че.

– Я по нему совершенно не соскучился, – улыбнулся Ян.

– Зато он по тебе очень, – заметил Руди. – Ты там не больно гонорись. Что-то этот гестаповец

вынюхивает насчет биографических данных…

– Свалился он на мою голову, – с досадой буркнул Ян. – Я как раз собрался проведать Кристю.

– Ладно, Кристя никуда не денется. А ты зайди… чего зря гусей дразнить. Не знаешь этих типов, что

ли?

Фриче сидел за столом в небольшой отдельной комнатке. В ответ на реплику Яна “Разрешите?” поднял на

вошедшего блеклые, с размытой голубизной глаза и снова уставился в бумаги:

– Можете присесть, господин Крункель.

“Ишь ты, – мысленно поежился Ян. – Не “садитесь”, а – “можете присесть”. Как высшая раса с

низшей… Прежде всего презрение, потом уже все остальное”.

– Я постою.

Фриче оторвал взгляд от лежавших перед ним бумаг.

– Фамилия вашей матери Крункель, и она жила в Германии?

– Я указывал это в заявлении.

– Но вы не указали, где ваша мать жила в Германии.

– Разве? Мне помнится, я писал.

– Повторите.

– В городе Эйзенах, округа Эрфурт.

– Вы бывали там?

– Мать привозила меня туда, когда мне было лет пятнадцать.

– Вам понравился город?

– Да.

– Чем он знаменит?

“Он совсем дурак или только под него работает? – со скрытым раздражением думал Ян. – Скорее всего,

отвлекает от главного вопроса, который собирается задать…”

– Чем, говорите, знаменит? Прежде всего, древней крепостью Варбург. И тем, что именно в этой

крепости Мартин Лютер перевел библию на немецкий язык. От этого перевода берет начало немецкий

литературный язык. А еще в Эйзенахе родился великий Бах и теперь там музей…

Фриче читал характеристику на Яна, написанную мастером цеха: “Механик вполне квалифицированный.

Трудится добросовестно, замечаний по работе не имеет. Политических интересов не выявлял. В отношениях с

товарищами ровен, общителен”.

– Вам нравится ваша работа? – внезапно поднял голову Фриче.

– Мне нравится моя зарплата, – ухмыльнулся Ян.

Немец не мигая разглядывал Яна.

– А что вы производите?

Ян пожал плечами.

– Какие-то валики для моторов.

– А почему ваш отец живет в Варшаве?

– А где же ему жить? – искренне удивился Ян. – Там прошла большая часть его жизни. И там

похоронена моя мать.

– Господин Крункель, – Фриче не смотрел больше на Яна, он складывал бумаги. – Нам известно, что

вы часто посещаете Варшаву. Но вы работаете на германском государственном предприятии. Поэтому выезды в

Варшаву в дальнейшем нежелательны. Вы свободны, господин Крункель.

Когда Ян покинул Фриче, внутри у него все кипело. За проходной его ждал Шармах.

– Надеюсь, ты не наделал глупостей? И не сообщил, что в сегодняшней Германии больше всего любишь

пиво?..

– Руди, поверь: мы нужны им только до тех пор, пока не найдут замену. Они ненавидят нас, как

бездомных собак.

– Ладно, успокойся, приятель. Кстати, пиво очень успокаивает нервы. Свернем-ка к толстому Гапсу.

– Но ведь я спешу… – заикнулся было Ян.

– Я позвонил сестрице, что ты будешь через что. Так что давай без паники.

Ян улыбнулся. Улыбка его излучала то мужское обаяние, от которого веет добротой и надежностью. У

Яна были цвета разваренной картошки мягкие волосы, совершенно черные брови, серые прозрачные глаза и

почти женские ямочки на щеках. Рудольф Шармах любил Яна за веселый, общительный нрав. Ио ценил в нем и

скрытую до поры силу духа. Когда Ян находился рядом, Руди чувствовал себя как-то уверенней.

– Ну, так что он там тебе пел? – поинтересовался Руди, когда приятели оказались за столиком с двумя

пенными кружками.

– Мне кажется, эти коричневые крысы чего-то опасаются, – тихо сказал Ян. – Послушай, Руди, если

валики и барабанчики, которые мы сверлим и обрабатываем, не снаряды и не бомбы, какого черта наци

тревожиться из-за того, что я езжу в Варшаву?..

Шармах и сам не раз улавливал всяческие странности на производстве. Однажды глухо намекнул Яну,

что не все понимает в структуре завода. Однако тогда разговор по какой-то причине не получился.

– Тебе пришло в голову что-то конкретное? – спросил Шармах.

– Теслер и Копаньский говорили, что видели россыпи шрифтов и цифр. Но ведь на швейных машинах

книги не печатают и стихи не пишут.

– Не пишут, – согласился Шармах. – Что ты предлагаешь?

– Что-то здесь нечисто. Похоже, мы причастны к большой тайне, Руди. Надо наблюдать и мозговать.

Однако осторожно.

– Вот с этим полностью согласен. Если то, о чем ты говоришь, правда, надо быть дьявольски

осмотрительными.

– Только давай без паники, – ввернул Ян любимую фразу Шармаха.

Молодые рабочие рассмеялись и взялись за кружки.

Ян еще не знал, что спираль интереса к не разгаданной им загадке начала стремительно раскручиваться.

У Руди нашлись свои дела. Ян отправился на свидание с Кристиной Шармах. Кристина с братом снимали

две комнаты в доме старой вдовы. Вдова благосклонно относилась к появлениям Яна. Сегодня же он должен

был встретиться с Кристиной на маленькой площади у фонтана. Посреди крошечного бассейна высилась ярко

раскрашенная скульптура: аккуратный немецкий мальчик прилежна играет на флейте, из флейты бьет водная

струя. С одной стороны площади находилось кафе, с

другой – кинотеатр.

Возле кафе, прямо на веющей древностью брусчатке,

стояли разноцветные тенты. Под одним из них сидела Кри-

стина. На ней было белое платье с подложенными плечами

и длинными рукавами и кокетливо изогнутая белая шляпка,

которую удерживала резинка под подбородком.

Ян прибавил, шаг – и вдруг споткнулся на ровном

месте. За столиком рядом увидел довольно молодого, мод-

но одетого мужчину. Черные, напомаженные бриллианти-

ном волосы рассекал безукоризненный пробор.

Ян не мог припомнить, когда у него еще так колоти-

лось сердце.

До знакомства с Кристиной он жил легко, женщины

к нему благоволили, Ян встречался с ними радостно, но и

расставался без особых огорчений, не предаваясь грустным

воспоминаниям. В свои двадцать семь он выглядел намного

моложе. Порой создавалось впечатление, что он еще совсем

мальчишка.

С Кристиной Ян познакомился уже в Германии. Руди

как-то привел Яна к себе домой. Поначалу худенькая де-

вушка не произвела на Яна впечатления. Однако, расстав-

шись с Кристиной, Ян вскоре неожиданно для самого себя

почувствовал желание увидеть ее снова. День за днем, час

за часом эта девушка с едва заметными усиками над вер-

хней губой, с иссиня-темными глазами, то задумчивыми, то

искрящимися насмешкой, все больше обретала власть над

Яном.

Внешность Кристины казалась неуловимо изменчи-

вой. Яну порой чудилось, что у девушки совсем мальчише-

ская фигура. Но стоило ей сделать неуловимое движение —

и вдруг остро и вызывающе обозначалась грудь. Едва ему

приходила мысль, что у нее худые руки, как вдруг выри-

совывалось их особое изящество…

Кристина работала на маленькой фабрике детских игрушек.

Отношение между молодыми людьми сразу сложились непривычно для Яна. Кристина держала его на

дистанции, не увеличивая ее, но и не позволяя сокращать. И Ян молчаливо признавал за ней это право.

И теперь, видя рядом с девушкой незнакомого мужчину, Ян внезапно обнаружил в себе душный приступ

ревности.

Заметив, что Ян замешкался, Кристина улыбнулась и призывно помахала рукой. Этот жест несколько

успокоил Яна. Тем не менее он ощущал, как кровь прилила к лицу. “Хорошенькое дело, – ругнул себя, – ну-

ка, новоявленный Отелло, возьми себя в руки! А то еще вместо того, чтобы говорить, начнешь рычать…”

– Привет, Кристя, – преувеличенно фамильярно проговорил Ян, не глядя на незнакомца.

– Привет, – отозвалась девушка, и насмешливые чертики запрыгали в глазах. – Что это с тобой

сегодня, Ян? Во-первых, опаздываешь. Во-вторых, там что – площадь намазали клеем? Шел-шел – и

остановился… Я думала – прилип.

– На тебя засмотрелся, – проворчал Ян.

– А-а… тогда простительно. А то ведь не только я тебя жду. Познакомься, пожалуйста; месье не назвал

своего имени, но он из Франции и хочет поговорить с тобой. Не стану мешать: мне как раз нужно заглянуть в

магазин. Я скоро вернусь. Простите, месье.

Незнакомец улыбнулся, привстал в полупоклоне.

– Что-то я не понимаю, – начал было Ян.

– Ничего, сейчас все станет ясно, – пообещал незнакомец на польском и, не протягивая руки,

представился: – Робеспьер.

Ян еще хмурился, но привычное озорство взяло верх:

– Юзеф Пилсудский.

Кристина, не оборачиваясь, рассмеялась и скрылась за углом.

– Это совсем неплохо звучит, – нисколько не теряясь, заговорил Робеспьер. – Господин Пилсудский?

Тем лучше. Вы хотите помочь своей стране и ее союзникам?

“Что-то сегодня события разворачиваются слишком бурно, – уже спокойно и трезво подумал Ян. – Чего

этот самозванец от меня хочет? Не пахнет ли это откровенной провокацией? Ведь ее мог устроить и рыбоглазый

Фриче. Но при чем здесь Кристина?”

– Что вы имеете в виду под понятием “своя страна”?

– Я, дорогой Пилсудский, имею в виду Польшу.

– Дорогой Робеспьер, один раз вам уже отрубили голову. А что если я сейчас позову шуцмана и передам

вас в руки гестапо? Вторично голову могут не вернуть на место.

– Не спешите с выводами, – покачал головой собеседник. – Подумайте, почему я вышел именно на

нас.

– Так почему же?

– Вы первый заподозрили что-то неладное на заводе.

– Кто вам мог такое сказать?

– Ваш друг Рудольф Шармах.

“Вот тебе и друг-приятель, – вспыхнул Ян. – Получается, он с кем-то связан. Однако заводом начинают

интересоваться люде со стороны. Значит, там действительно что-то есть. И я, похоже, попадаю в прорезь

прицела. Где это я недавно вычитал? “Если ты прикоснулся к тайне, ты больше не принадлежишь себе…”

– Кого вы представляете? – спросил Ян.

– Страну, которая готова обеспечить вам спокойную жизнь и выгодную работу. Не только вам, но и

вашим близким, – Робеспьер недвусмысленно посмотрел в ту сторону, куда ушла Кристина. – В общем, я

представляю Францию.

– Кого именно во Франции? – потребовал уточнить Ян.

– Какая разница, – слегка пожал плечами Робеспьер. – Я – враг фашистской Германии, это главное. А

что касается щуцмана… любой из них откозыряет, увидев мои документы. Так что о своей голове я не забочусь.

Но война не за горами, месье Пилсудский. Французы и поляки должны быть рядом в борьбе против нацистов.

Впрочем, вы, может быть, на стороне бошей?..

– Чего вы от меня хотите?

– Нужны чертежи деталей, которые производит завод. Необходима схема машины, которую вы

изготовляете.

– О какой машине речь? Мы собираем швейные машины.

– Послушайте, любезный пан Пилсудский, вы же сами по ночам ворочаетесь в постели от беспокойных

мыслей…

– Откуда вам известно? Вы что – подглядываете в замочную скважину?..

– Вы ни разу во сне не кричали “Хайль Гитлер!”. А кроме того, вы – талантливый инженер. Вы не

могли не заметить кое-каких странностей на вашем заводе.

Некоторое время Ян размышлял. – Мне нужны доказательства.

– Доказательства чего?

– Что вы – не Робеспьер, а я – не Пилсудский.

– Пожалуй, – усмехнулся француз. – Хорошо. Доказательства вы получите. Через неделю.

– Каким образом?

– Мы найдем способ. Однако не ставьте телегу впереди коня… Действуйте! Рад был с вами

познакомиться… месье Пилсудский. До новых встреч!

Робеспьер удалился, не прощаясь.

Ян долго молчал, уставясь в пустую кружку, словно увидел там что-то необычайное. А когда поднял

глаза, перед ним сидели Кристина и Рудольф Шармах. Руди положил свою тяжелую ладонь на плечо Яну.

– Не обижайся, приятель. Ведь надо что-то делать.

– Ты бы мог предупредить меня! – прорвалось запоздалое раздражение. – И зачем впутывать во все

это Кристину?

– Предупреждать было ни к чему. Ты бы начал нервничать. А что касается Кристины…

– Это я во всем виновата, Ян, – тихо сказала Кристина. – Брат давно поделился со мной

подозрениями. И я подумала – поляки мы или не поляки? И стала искать людей, которые могут помочь. Ты

сердишься на меня?

– Кристя, милая, это не фабрика детских игрушек. Это другие игры. За них рубят головы.

– Ты считаешь, если голову отрубят тебе, мне будет легче?..

Голос Кристины слегка вздрогнул. На Яна вдруг нахлынуло такое ощущение счастья, какое он испытывал

только в безоблачном детстве.

“Господи, какой же я идиот, ведь она любит, любит! Для полноты жизни мне недоставало ее любви.

Теперь нас объединяет и общая тайна…”

И тут же в груди шевельнулось острое чувство тревоги. Ян даже невольно огляделся вокруг. Но все на

маленькой площади, казалось, дышало миром. Играл на флейте звоп-кую мелодию воды аккуратный мальчик в

ядовито-зеленых башмаках. Семейные пары под тентами обстоятельно занимались свиными сосисками и

пивом. Официантка в накрахмаленной юбке делала книксен старику в тирольской шляпе с пером…

– Ладно, – скрывая растроганность, Ян положил свои ладони на маленькую, крепкую руку Кристины и

на крупную, налитую силой руку Руди. – Если уж так вышло… Только без меня – ни шагу. Ты, Кристя,

расскажешь мне все подробно, что знаешь. А ты, Руди, завтра соберешь ребят. Согласны?

– Так точно, пан Пилсудский! – прыснула, едва сдерживая смех, Кристина.

– Ну-ну, – погрозил ей пальцем Ян, – соблюдай конспирацию. А вот где бы нам ребят собрать…

– Это моя забота, – сказал Руди. – Есть на примете одно местечко.

Они посидели в кафе, потом втроем отправились в кино. И Ян забыл обо всем на свете, потому что

впервые Кристина не отняла у него свою теплую ладошку. Что происходило на экране, он помнил плохо,

поскольку в течение всего фильма гладил и гладил эту родную, единственную на свете руку…

Через несколько дней четверо поляков собрались в рыбачьем домике на Нейсе. Собственно, это скорее

был не домик, а просторный “шалаш. Но здесь они были уверены в том, что их никто не подслушивает. На

всякий случай захватили рыболовные спасти.

Ян добрался к домику последним. Перед выездом он получил письмо из Варшавы. “Дорогой Ян, —

писал отец, – что же ты совсем забросил старика? Второй месяц не приезжаешь домой. А мне как раз

необходимо тебя повидать. Здоровье, оказывается, с годами не улучшается. Так что пожертвуй своими амурами

и изыщи возможность посетить родные пенаты. Обязательно. У меня для тебя есть подарок”.

Раньше отец в подобном духе никогда не писал. За внешней игривостью стиля Яну почудилась тревожная

настойчивость. Дома что-то произошло. Тем более что подарки старик Арчибальд любил делать неожиданно,

без предупреждения. Он явно просит Яна приехать безотлагательно. Но как это сделать, когда рыбоглазый

Фриче фактически запретил отлучаться из Германии? Черт бы побрал этого гестаповца. Видимо, со всеми

планами надо спешить…

– Пока ты добирался, мы для тебя поймали рыбу, – сообщил Шармах опоздавшему Яну. Под общий

смех он показал плотвичку величиной с мизинец.

– Господи, не закормите алчущего! – в тон откликнулся Ян и присел на траву.

Трое приятелей выжидательно смотрели на Яна.

– Вот что, друзья, – улыбнулся Ян, – пока Фриче не зашевелился всерьез, давайте не терять времени.

С завтрашнего дня каждый из вас точно запоминает и зарисовывает свою продукцию. Детали разные. Но в

конце концов целое складывается из частей. Неужели мы глупее немцев? Сообразим, что к чему.

– Я наблюдал за складом для отходов и запчастей, – вынимая из зубов травинку, сказал Теслер. – По-

моему, склад занимает меньше половины помещения. А за стеной – секретный цех.

– Полагаю, там находится цех сборки, – включился в разговор Копаньский. – Но работают только

немцы. И вход с территории завода.

– Вообще-то, рисунки – хорошо, но еще лучше бы стащить все эти детали, – задумчиво произнес

Руди.

– Да, уж куда полезнее добыть готовую машину, – рассмеялся Ян. – И, конечно, с подробной

инструкцией. Не будем, друзья, пустыми мечтателями. Как в народе говорят? Курочка по зернышку клюет – и

то сыта бывает. Четыре курочки…

– Четыре петушка! – запротестовал Теслер.

– Извини – четыре петушка, – поправился Ян. – И петушкам надо знать, что речь, видимо, идет о

шифровальной машине.

– Ага, – сказал Копаньский. – Так легче искать.

Договорились о главном: о методах связи, о том, на что обращать особое внимание. Решили встречаться

как можно реже.

Ян Крункель не долго ломал голову над тем, как съездить в Варшаву. Ему любезно помог сам Фриче.

Помог весьма своеобразно, хотя Ян с ним больше не виделся.

Дня через два после так называемой рыбалки Ян, как обычно, явился на смену раньше минут на десять.

В цеху еще было малолюдно. Однако Яна ждал мастер. Вид у него был смущенный.

– Герр Крункель, – отводя глаза, тихо сказал он, – вы знаете, я к вам отношусь очень хорошо, вы

примерный работник. Но дирекция издала приказ… я ничего не могу поделать.

– Какой приказ? – предчувствуя недоброе, остановился Ян.

– С пятницы вы увольняетесь и ликвидируется ваш вид на жительство, – пояснил мастер. – Так что

придется возвращаться в Варшаву.

– Вот как, – протянул Ян. – Герр мастер, скажите: меня одного увольняют?

– Я лично больше других дорожу вами, – буркнул мастер. – А увольняют еще несколько человек.

Польского происхождения.

– Не скажете ли, кого именно?

Мастер перечислил фамилии. Никто из группы Яна в приказе не значился. “Слава богу, – подумал Ян,

– хотя бы ребята останутся”. Но чем же все-таки он Ян, вызвал подозрение гестаповской ищейки? Казалось

бы, никаких зацепок быть не может. Впрочем, зачем зацепки? Фриче приказано строго оберегать секретность

производства. Не ожидая каких-либо чрезвычайных происшествий, он принимает меры профилактики.

Размышляя таким образом, Ян не ошибался. Фриче принадлежал к людям, для которых необязательны

доказательства. Малейшее сомнение – и Фриче, словно убежденный хирург, предпочитал операцию. Его мало

заботило – болело что у пациента или он был совершенно здоров. Фриче бы немедленно уволил всех поляков.

Но слишком всполошилась дирекция: некем заменить.

Шармах, конечно, здорово приуныл, узнав о приказе. Однако старался не подавать виду.

– Все же мы пока остаемся. Так что давай без паники, – хлопнул он Яна по плечу.

Ян кисло улыбнулся. Оп думал не только о заводе. Ему приходилось оставлять здесь Кристину. Как

теперь все сложится? Проклятый гестаповец вторгся даже в личную жизнь Крункеля.

– Я говорю – без паники, имея в виду и Кристю, – словно угадав сомнения приятеля, подмигнул Руди.

– Я, конечно, на страже. Но ее и сторожить не надо. Разве смотреть, чтобы за тобой в Варшаву не кинулась…

Проводов не устраивали. Ян и Руди договорились о связи. На вокзале Яна провожала только Кристина.

– Ян, – сказала девушка, – нам надо научиться верить. И научиться ждать. И еще одно. Я сейчас

больше, чем прежде, сильнее, чем вчера, хочу помочь своим. Я все больше ненавижу наци. Они ни перед чем не

остановятся. Остановить их может только сила. Ян, давай будем сильными! Пока не поздно…

Кристина первая крепко обняла и поцеловала Яна в губы.

Кончилась вторая педеля пребывания Яна в Варшаве. Он все больше тревожился. Шармах обещал сразу

2 вслед за Яном переправить чертежи и рисунки с тем, чтобы Ян мог заняться анализом и обобщением

деталей. Но проходил день, начинался новый, а никаких вестей из Германии не поступало.

Скорее всего Руди не может найти связного, прикидывал Ян. Необходим не просто надежный человек.

Нужно также, чтобы он мог свободно пересекать польскую границу. И чтобы за ним не тянулся “шлейф”. Руди

не профессиональный конспиратор. Однако, как говорят англичане, необходимость – мать изобретений…

Необходимость заставит всех нас поживее шевелить мозгами.

Отец встретил Яна с некоторой торжественностью и в то же время, как почудилось Яну, с затаенной

грустью и тревогой. Ни то, ни другое он не выказывал прямо. Все же долгие взгляды, ласковые нотки в голосе

не могли Яна обмануть. После рассказа отца о встрече с английским разведчиком Ян уже не сомневался, что

старик обеспокоен не на шутку.

Внешне Варшава жила, как прежде. К вечеру Маршалковскую улицу заполняла нарядная толпа

гуляющих. В парках, сидя на скамейках, неторопливые старики провожали оценивающими взглядами молодых

женщин, цокали языками и хвастались друг перед другом былыми победами. Из окон гостиницы “Европейская”

лились звуки мазурки, которую посетители танцевали в ресторане. Адам Мицкевич стоял на высокой колонне

напротив прокуратуры, и варшавяне острили, что он – единственный поляк, которого не подозревают в

коррупции и спекуляции…

В общем, Варшава была, как всегда, обаятельна, весела, самоуверенна и немного кичлива. И все же под

маской беззаботности город скрывал тревогу. Как бы варшавяне ни веселились, о чем бы ни говорили – в

воздухе пахло войной. Казалось, ею дышали даже французские духи, которыми так любили пользоваться

варшавянки…

Праздность томила Яна. Он не привык сидеть без работы. Еще в день встречи Коллинз поинтересовался:

– Что же ты собираешься делать, Янек?

– Искать место, батя.

Это “батя” произошло, по всей видимости, от украинского “батько”, и Арчибальду очень нравилось,

когда сын его так называл.

– Не спеши, – посоветовал он сыну. – Пока что кое-какие деньги имеются и у тебя, и у меня.

Перебьемся. А место нужно подыскать… (Арчибальд хотел сказать “надежное”, но передумал) удобное.

Ян усмехнулся.

– Скажи, батя: помимо тебя, кто-то знает о моем возвращении в Польшу?

Арчибальд пожал плечами.

– Я никого не извещал через газеты. Но судя по тому, как тобой интересовались… Эх, сынок, лучше бы,

чем играть в эти опасные игры, ты женился. Пора мне заняться внуком. Однако согласен и на внучку…

– Ладно, не будем об этом, – с непривычной резкостью отрубил Ян.

Арчибальд не подозревал, какую больную струнку задел в душе сына. Образ Кристины мгновенно встал

перед глазами Яна. Он еще ничего не говорил отцу о девушке. Да и что мог сказать, когда сам лишь в последние

дни стал осознавать глубину своих чувств.

Коллинз изучающе поглядел на сына, ничего не сказал. Они умели не только говорить, но и молчать,