Текст книги "Федор Апраксин. С чистой совестью"

Автор книги: Иван Фирсов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 30 страниц)

Не садясь, переждав, пока все угомонятся, добавил:

– А имя судну нарекаем по второму апостолу – «Святой Павел».

За столом разом загалдели, потянулись поздравлять Апраксина. Меншиков, как всегда, ревниво, но без зависти поздравил первым.

– Будь здрав, воевода, люб ты мне.

«Однако хамоват становится Алексашка», – чокаясь, подумал Апраксин.

– Сколь долго в отделке будет судно? – хрустя любимым соленым лимоном, спросил Петр сидевшего напротив Никласа.

Голландский мастер, как всегда, ответил не сразу, немного подумал:

– Видимо, господин шхипер, не менее месяца займет. – И пояснил: – Надобно мачты подогнать по месту, установить такелаж, оснастить, паруса проверить. Еще спасибо, что не течет корпус.

Пир на корабле затянулся, но никто не заметил позднего часа. На голубом небе не было ни облачка, красно-медный диск солнца катился по горизонту, не помышляя скрываться из глаз.

Петр посмотрел на Апраксина, будто спрашивал.

– Дай Бог нам достроиться за это время. – Воевода поддержал Никласа. – К тому же все одно, торопиться пока некуда. Фрегат из Голландии неведомо когда будет.

Еще в Москве на совете с «адмиралами» царь обговорил идти в плавание на новом фрегате.

– Добро, – согласился царь, – будем ждать вестей от Виниуса. А пока суть да дело, пойдем-ка на Соловки, навестим преподобного Фирса, как думаешь, владыко? – обратился царь к Афанасию.

Афанасий перевел взгляд на Апраксина.

– Там, государь (Петр поморщился, но не перебил), твой воевода уже погостил, нынче твоя очередь.

Царь неожиданно резко дернулся в сторону, недовольно прищурился:

– Как так, Федор, когда ты поспел?

Не любил Петр, когда его в чем-то упреждали, да еще без его ведома. А тут еще в таком деле, как море. Царь засопел, схватил огурец, заиграл желваками.

Афанасий добродушно проговорил, прерывая молчание:

– Каждому христианину, государь, не заказана дорога в церковь. Воевода монастырю Соловецкому как правитель дань принес.

Петр ухмыльнулся:

– Ну, это дело другое. Меня-то архимандрит жалует?

– На Соловках, государь, преподобный настоятель с нетерпением ожидает приезда высоких гостей. Неделю, как он прислал кочь для вашего отвозу в обитель.

– А мы на своей посудине, «Святом Петре», туда двинемся, а кочь пущай следом идет, нам веселей станет. – Петр оглядел сидевших за столом. – Возьмем немногих. Тебе, Федор, там делать нечего, упредил-таки меня. – Он посмотрел на боярина Стрешнева. – Ты, Тихон, в прошлый раз с нами не был, Франца прихватим, Никита, князь-кесарь наш Бахусов, Алексашка с Захарием. – Петр повернулся к Афанасию. – А ты, владыко, пойдешь с нами?

Афанасий улыбнулся, словно ждал этого вопроса:

– Как не пойти, государь, с тобой, ежели сам жалуешь. Святое мое дело благословение Божье к тебе приветить.

– Быть по сему, а своих дьяконов сам определишь, да и нашего духовника не забудь.

На другой день обедали на «Святом Петре». Яхта стояла у пристани, грузили провизию, тянули такелаж, проверяли паруса. Команда обновилась, не было прошлогодних потешных, кроме Скляева и Меншикова. Отыскали Енсена и Прохора. Оказалось, что деверь на Соловках не был ни разу. Апраксин нашелся:

– Часть матроз возьмем с коча монастырского и кормщика, он те места должон знать.

Накануне на яхте пировали, Петр пригласил за стол всех попутчиков. По привычке заставлял всех пить, даже через силу. В этом деле послушным помощником шкипера, как всегда, оказался Никита Зотов. После возвращения из ссылки он исподволь превратился из духовного наставника в прошлом в патриарха пьяных застолий.

– Никитушка, штой-то Захарий наш отстает от компании, подлей ему секты [22]22
  Сет – виноградное вино.


[Закрыть], – входя в роль, командовал царь.

Захмелевший с непривычки доктор долго отказывался:

– Петр Алексеевич, невмоготу, душно.

В самом деле припекало, ветер стих, палуба раскалилась.

– А ты выпей, легче станет, – шутил Петр, подмигивая Никите, – выйди на палубу, там проветришься.

– Пей, тебя государь жалует, – тыкая полной кружкой под нос Гульста, подначивал Никита.

Все-таки заставили выпить…

Покидали Архангельский в день рождения шкипера, после обеда.

На яхте прибавилось пассажиров. Афанасий прихватил ризничего и дьякона. С ними появился и кормщик, служка Соловецкого монастыря. Бухнулся в ноги царю.

– Подойди, – поднял кивком Петр, цепким взглядом ощупывая кряжистого, лохматого монастырского служку, не торопясь спрашивать, кто, откуда.

– Антипка, сын Тимофеев, мы сумские, при монастыре.

– Путь ведаешь?

– Знамо. Сызмальства кажинное лето от Соловков по Беломорью в окиян да на Колу хаживаем.

От пристани соловецкая кочь отваливала сама, а яхту пришлось буксировать шлюпкой на стремнину. Ветер затих, паруса обвисли и только течение и начавшийся отлив потащили «Святого Петра» вниз по реке.

Апраксин и Гордон с провожающими долго стояли на пристани, пока яхта и карбас не исчезли за поворотом…

Апраксин пригласил Гордона:

– Прошу, Петр Иванович, откушать, поведаешь мне новости стольного города.

Генерал хлопнул себя по лбу:

– Тебе поклон братец передавал, да я запамятовал.

Сидели долго, Гордон остался ночевать. Наутро за Гордоном пришел его зять, полковник Снивенс.

– Пошли с нами, воевода, – пригласил Гордон.

Уговаривать Апраксина не пришлось, соскучился он по общению с давними друзьями.

– Заеду на съезжую – и к вам тотчас.

На съезжей Озеров, как обычно, доложил о делах. Апраксин направился было к двери, но она распахнулась, и на пороге появился Лефорт. Обычно краснощекий, веселый, Франц сейчас не походил на себя. Осунувшийся и бледный, с обмякшей фигурой, он растерянно смотрел покрасневшими глазами на Апраксина.

– Беда, Федор, Гульст помер, никто не видел, ночью преставился.

Апраксин оторопел, перекрестился, потом усадил Лефорта, и тот рассказал, как все случилось.

– Видимо, сердце не выдержало, – виновато закончил Франц.

…Хоронили царского лекаря на другой день. Ясное с утра небо к полудню заволокло рваными тучами. Западный ветер крепчал. Пастор на лютеранском кладбище, придерживая шляпу, спешил прочитать молитву. Порывы ветра рвали полы его сутаны, засыпали сухой землей лица людей, провожавших в последний путь Гульста.

Поминали усопшего по-православному у воеводы. За окном бушевал ураганный ветер. На поминках больше говорил Лефорт, он хорошо знал покойного Гульста, ценил его добросовестность, лекарские способности.

– За государем Захарий как тень ходил, присматривал будто за ребенком. Помнишь, прошлый год выходил его, когда государь животом маялся.

Апраксин устало вздохнул, отпил вина, кивнул на окошко:

– Каково-то теперь им на яхте в море. Небось взыграло оно, ветер-то сатанинский.

– Ничего, государь наш не из робкого десятка, одолеет и море.

Апраксин невесело усмехнулся.

– Не то говоришь, Франц. Не в обиду, ты-то хотя и адмирал, в море не хаживал. Оно, братец, не разбирает, где царь, где смерд. – Апраксину почему-то вспомнились У некие рога. – Швырнет посудину на камни, попробуй выплыви…

Весь день высокие волны кидали «Святой Петр» из стороны в сторону, а ураганный ветер помалу оттаскивал судно от едва видневшегося вдали берега в открытое море. На яхте решили переждать непогоду на якоре. Распоряжался на судне Петр, но промокший за день насквозь он пошел передохнуть.

– Будем якоря отдавать, – твердо сказал Прохор соловецкому кормщику, – попытаемся отстояться.

– Оно так, однако паруса прежде подобрать надобно, – согласился Антип.

Наверх вызвали Меншикова, Скляева, всех, кто держался, кое-как подобрали нижние паруса. Сначала отдали левый якорь. Потравили почти весь канат, но якорь полз, едва зацепился за грунт. Пришлось отдавать и правый якорь, но он тоже волочился по дну, плохо держал. Временами, натягивая канат, яхта нехотя останавливалась.

Петр появился наверху спозаранок, видимо едва прикорнув. Антип кивнул на подобранные паруса:

– Нынче на якорях пытаем задержаться.

Ураганный ветер тащил судно, и яхта продолжала дрейфовать.

– Противняк! – прокричал Антип на ухо Петра.

Руль подбивало то слева, то справа и штурвал крутило из стороны в сторону.

Изменив направление, ветер потащил «Святого Петра» дальше к северу, в открытое море. Судно то и дело кренилось, проваливалось в бездну. Временами бушприт зарывался в очередную волну, и весь корабль ходил ходуном. Скрипели переборки, а укрывшимся внизу попутчикам царя мерещились страшные картины неминуемой гибели. Совсем рядом, за какой-то хлипкой доской толщиной в один вершок, ощущались грозные удары бушующего моря, и казалось, что вот-вот деревянная обшивка не выдержит и наступит конец света.

Антип оглянулся. В предрассветной мгле по корме где-то у самого горизонта едва различалась темная полоска суши. «Унекие каменья там, а деваться некуда. Эдак унесет нас далече, якоря, видать, не держат вовсе». Подозвал Прохора, отчаянно махнул рукой:

– Подбираем якоря, ставим паруса – и айда к губе. – Он кивнул за корму. – Кочь моя занемогла вовсе, едва виден парус, кажись, туда давно пустился.

Пока выбирали якорь, ставили паруса, совсем рассвело. Освобожденное от якорей судно развернуло в разрез волны. Неожиданно на штурвал рядом с рукой царя легла широкая, узловатая ладонь Антипа.

– Дозволь, государь, сказать. – Царь кивнул, не отрываясь от картушки компаса. – Нынче нам в Соловки нет ходу. Судно и людишек уберечь надобно. Есть одна гавань способная, – он кивнул за корму на далекий берег, – там укроемся.

Ничего не понимая, Петр держался за штурвал, и, видно, ему пришелся не по нутру разговор.

– В себе ли ты, мне, шхиперу, указываешь?

Но Антип и не думал менять тон:

– На корабле, государь великий, кормщик один за все в ответе. Ты-то шхипер, а много не разумеешь в сем деле. Ни куда править, ни как без опаски судно провести.

– Слыхано ли, мне перечит, – вскипел Петр. В этот миг вдруг вспомнил Плещеево озеро, первую ездку на рыбацкой лодке с Еремеевым, его властную руку на кормиле. «Однако и по делу, какой я нынче шхипер, ежели не ведаю многого, а он хотя и низкий смерд, а с пеленок знает».

Между тем и Антип хотя и знал, что грань переступает, но идти на попятную не мог.

– Нынче я в ответе не только за сей корабль и людишек, но и за твой живот, государь великий.

Он решительно перехватил штурвал обеими руками, давая окончательно понять, кто хозяин на корабле, и Петр поневоле отстранился. Штурвал в ловких руках Антипа закрутился, резко перекладывая руль на борт. Будто почуяв властную руку, яхта, на мгновенье застыв на гребне волны, круто увалилась, накренилась, едва не черпнув бортом, подставляя корму ветру.

Отойдя от штурвала, скрестив руки, Петр встал позади Антипа, ловя взглядом каждое его движение. Только что «Святой Петр» лавировал в бушующих волнах, упрямо карабкаясь вверх, стремясь выйти на ветер и приблизиться хотя бы на один вершок к далекой цели – Соловкам. Теперь же все резко изменилось. Ураганный ветер гнал яхту в обратную сторону, неся ее к дальнему берегу, где таилась надежда на спасение. А быть может, и гибель на коварных, скрытых под водой камнях. Сейчас поневоле судьба «Святого Петра», как и его обитателей, перешла в руки одного человека – кормщика. Незаметными для постороннего глаза движениями штурвала он направлял судно верным курсом. Не отрывая взгляда от приближавшегося берега, он отыскивал одному ему знакомые, малоприметные ориентиры, вовремя замечал белесые всплески волн над грозными подводными скалами и, изредка вскидывая голову, посматривал на паруса. В редкие разрывы мрачных туч, закрывших сплошь весь небосвод, порою все-таки пробивался солнечный луч и, озаряя вспененную поверхность моря, перекидывался на лесистое побережье.

В какое-то мгновение Антип, бросив взгляд влево, вправо, круто переложил штурвал. Повинуясь кормщику, яхта повернула к берегу. Где-то далеко впереди замаячил вход в бухту. Антип вытер рукой лоб, вздохнул полной грудью:

– Кажись, пронесло.

Спустя час-полтора «Святой Петр», лавируя в извилистом проливе, вошел в Унскую губу и бросил якорь напротив стен белокаменного Пертоминского монастыря. С берега от монастырской пристани к яхте спешил под парусами дощаник…

Спустя неделю «Святой Петр» ошвартовался у городской пристани, оставив след в летописи: «Июня 13 дня на 6 неделе Петрова поста, в среду, Великий Государь пришествовал с моря из Соловецкого монастыря на яхте своей через Двинское, Березовское устье, во всяком благополучии и здравии со всеми путешествующими с ним, Великим Государем».

Обнимая царя, Апраксин заметил, что за минувшие дни в облике его появилось что-то новое. Жесткий взгляд помрачнел. У рта залегли небольшие резкие складки.

И первый же его вопрос касался моря:

– Ну, как «Святой Павел»?

Последние дни после похорон Гульста Апраксин пропадал на Соломбале. Вспоминая неурядицы на судах в Переславле, журил Никласа и Яна:

– Гляди, здесь бимс [23]23
  Бимсы – поперечные связи судна, служащие для поддержания палуб.


[Закрыть]со шпангоутом не в стыке. Щелка небольшая, а на море в непогоду враз бедой обернется. Болты затяни.

Голландцы недоуменно переглядывались: «Воевода, а в деле нашем соображает».

А Апраксин, спустившись вниз, придирчиво осматривал подволок.

– Палубу кто конопатил? Вишь, ярило сквозь проглядывает? – провел пальцем по едва видимой полоске света в стыке досок.

А наверху галдели люди, ставили мачты, крепили реи, салинги, тянули такелаж. С пристани на борт по настилу тащили на канатах пушки, устанавливали их на орудийной палубе.

И сейчас вопрос царя не смутил Апраксина.

– Герр шхипер, фрегат на славу, так, по мелочи осталось…

– Смотри, Федор, завтра поутру поглядим, а голландец не прибыл?

– Покуда нет.

Застолье в честь успешного завершения похода на Соловки отметили вечером у Лефорта.

Царь хохотал, вспоминая испуганные лица Ромодановского, Стрешнева, Бутурлина. Потом посмотрел на улыбающегося Гордона:

– Ты-то с нами не хаживал, а какой-же контр-адмирал без корабля? Надобно и тебя морем испытать. Жалую тебя на поход адмиральским судном «Святой Петр». Командуй, поглядим, каков ты в море.

– Герр шхипер, повинуюсь, – согнав улыбку, поклонился Гордон, – прошу отобедать на моем флагмане…

– Благодарствуй, но успеется. Поначалу отпразднуем тезоименитство.

Свои именины Петр справлял на рейде, где бросил якорь «Святой Павел». Возглавлял пир генералиссимус, и тоже волею царя адмирал, Ромодановский.

Не успели начать, привезли московскую почту. Царь завел порядок, чтобы вести из Кремля ему докладывали сразу. Первым прочитал письмо Виниуса. Тот извещал, что заказанный в Голландии корабль уже шесть недель как вышел в море. Но дальше Виниус отписал, что чертежей этого корабля голландцы не выслали.

– Гляди, – показал Петр письмо Апраксину, – то-то разумеешь, Визенн пишет, что не изволил найти мне чертежи голландских судов. У них, мол, оказия, всякий корабельный мастер делает по своему рассуждению, без доброго размерения.

– Как же так возможно, всякое судно отличие имеет, – согласился Апраксин. – Одно дело галера али галиот, и то они отличны друг от друга.

– И я о том же толкую.

Апраксин вспомнил.

– Мои-то мастера Никлас и Ян проворили фрегат, пытал я у них. Как, мол, сооружаете корабль, вслепую? А что предстоит на нем, не видать? Посмеивались, на башку показывали, но фрегат недурно сотворили.

– Я так маракую, Федор, на станке штуковину выточить, и то надобно загодя на бумаге ее начеркать, как да что, размер обозначить. А судно механизм помудреней. Так то тем паче изображать поделку потребно.

– Для того, Петр Лексеич, своих мастеровых обученных имать нелишне, да где их взять, а надо бы…

– Ладно, давай гулять.

Оказалось, корабль еще не крестил Афанасий. С этого и началось застолье. В разгар крестин Петр подозвал Бутурлина:

– Тебя я вице-адмиралом на сей вояж определил, ан ты генерал без войска.

Захмелевший Бутурлин, глупо улыбаясь, пожал плечами, не догадываясь, чем его ошарашит царь.

– Так жалую я тебя сим фрегатом «Святой Павел», принимай команду.

Выпили здоровье нового капитана, а в это время Петру доложили:

– С Двинского устья идет фрегат из Голландии.

Петр выбежал на палубу. Из-за поворота медленно выходил трехмачтовый парусник.

Не успел корабль бросить якорь у Соломбалы, на борт поднялся сияющий Петр: «Мой фрегат! Первый, построенный корабелами в Голландии». Он расцеловал растерявшегося капитана Яна Флама, на палубе выстроил экипаж, сорок матросов. На гафеле [24]24
  Гафель – рангоутное дерево, висящее на мачте под углом.


[Закрыть]– российский флаг, бело-сине-красный. Прошли по артиллерийским декам – сорок четыре пушки, по двадцать две на каждый борт.

– Как зелье пушечное, капитан? – спросил Петр.

– Порох три тыщи пудов, ядра, ружья, пистолеты.

В кормовых каютах все сверкало. Кровати под шелковыми покрывалами, переборки блестели полированным орехом, подволоки расписаны картинками, на палубе ковры.

– Капитан! Произвести салют, пять выстрелов в честь прибытия!

Петр подозвал Апраксина:

– Федор, разузнай, какие запасы Бахусовы на фрегате. Безотлагательно пиршество почнем.

Петр скинул кафтан, распахнул кормовое оконце. С устья потянуло моряночкой – легким северным ветром.

– Федор, вели послать за английскими капитанами, с кем давече знакомились. Пускай на наш корабль полюбуются.

Англичане не заставили себя упрашивать, нашелся повод хорошо повеселиться.

Первый тост пили за государей, русского, голландского, английского. Когда сильно повыпили, Флам спорил с англичанами – кто у них сильней на море. Англичанин Джон Гримм примирил споривших:

– Нашим королям поровну нужно море. Без него нет жизни ни англичанам, ни голландцам.

– А чем Русь хуже? – Петр поднял бокал. – Мы також живот положим за море. Наш фрегат назвали мы «Святым пророчеством». Да будет сие пророчество добрым флоту нашему.

В это время прогремели корабельные пушки, Апраксин уловил жест царя, махнул шарфом.

После орудийных залпов раздались хлопки бутылочных пробок, вино полилось рекой, пили много и безудержно, пока не валились с ног. Захмелевший Петр здесь же, на борту корабля, отписал об этом Виниусу: «Пространее писать буду в настоящей почте, а ныне, обвеселяся, неудобно пространно писать, паче же и нельзя, понеже при таких случаях всегда Бахус почитается, который своими листьями заслоняет очи хотящим пространно писати. Schiper Fon santus profetities. От Города, июля в 21 день».

Утром сладко спавших сподвижников разыскивал по каютам Алексашка – Петр собирал военный совет доморощенных адмиралов.

Как-то получилось, что он не пожаловал морского звания из присутствующих одному Апраксину, но тот в обиде не был…

Петр выглядел бодрым, как будто и не было вчерашнего веселья. Начал без раскачки:

– Нынче почнем собираться в поход в окиян. – При слове «океан» дремота слетела с физиономий «флотоводцев». – Следовать будем караваном. Проводим в океан голландских и аглицких купцов.

Тучный Ромодановский заерзал, мол, для чего затея такая рискованная, чай, не в Плещеевом озере веселиться…

– Тебе бы только тешиться. – Петр укоризненно посмотрел на князя-кесаря. – Того для плывем, – продолжал Петр, – дабы купчины иноземные поведали в своих державах, что и на Руси завелся караван морской.

За столом притихли, хмель помалу выветривался.

Прежде, в Переславле, царь шутя раздавал морские звания, для потехи определял капитанов на суда, мало задумываясь о коварстве водной стихии. Да и сейчас, уже испытав на себе нрав моря по пути на Соловки, он легковесно вручал судьбу кораблей с экипажами несведущим людям.

– Караван наш таков будет. – Петр положил на стол четвертушку бумаги. – Первым пойдет «Святой Павел», стало быть, ты, Иван. – Петр ткнул в Бутурлина. – За тобой пойдут четыре голландских брига, в середке главный адмирал, ты, князь-кесарь Федор Юрьич, на «Святом пророчестве», следом четыре шхуны аглицких. Позади, в конце, – Петр кивнул на Гордона, – «Святой Петр». Ты, Федор, – повернулся к Апраксину, – со мной на «Пророчестве» останешься, учить станешь Франца, а я займусь князем-кесарем.

На минуту установилась тишина, ее прервал Гордон:

– Сие дело не шуточное, государь, надобно по-доброму подготовить все.

Петр слегка скривился:

– Верно, Гордон, сказываешь. Токмо не государь нынче я, а шхипер для вас. Запасы нынче же все пополнить: зелья пушечного, провизии, воевода, распорядись. Чай, мы на Соловки хаживали, обошлось. А то в море не одну неделю буря замотает, хлебнешь горя.

Пока Флам приводил корабль в порядок после изнурительного плавания, отряд кораблей снаряжался к предстоящему походу. Прибавилось забот у Апраксина. Кроме всех припасов надо было приискать матросов на фрегат и яхту. «Какие шхипера князь-кесарь, Бутурлин, да и тот же Гордон, – беспокоился он. – Ответ мне держать перед государем, а нынче поморы-то ушли в море рыбачить, бить тюленей и китов». Пришлось вылавливать по кабакам оставшихся рыбаков, уговаривать иноземных матросов. Те отнекивались, заламывая цену. Все же кое-как набрали команды. Не удалось застать лишь Прохора – ушел к Мудьюгу встречать купеческий караван.

Как водится, перед отправкой отслужили молебен, после литургии Афанасий «потчевал» адмиралов.

Накануне выхода в море Петр наведался на яхту Гордона, вернулся, позвал Апраксина.

– Начертал я устав для похода, Гордон его для иноземных шхиперов переводит. Так ты озаботься сию цибулю на все купеческие иноземные суда донести. Поспеши, завтра-послезавтра тронемся.

Но выход задержался почти на неделю. Ждали «у моря погоды». Три дня дул северный противняк, его сменил штиль. На берегу ни один листочек на березах не шелохнулся. На кораблях изнывали от зноя.

Утром 10 августа заколыхались верхушки прибрежных елей, побежала рябь по воде, потянуло с верховьев Двины. «Святое пророчество» разразилось громом пушечных выстрелов: «Всем с якорей сниматься».

Один за другим, поднимая якоря, расправляя паруса, потянулись к устью суда морского каравана. Как на грех, к вечеру южак затих, пришлось пережидать безветрие на якорях в Березовском устье. До Мудьюга добирались трое суток. Потом дело пошло веселей. Повеяло с запада, с каждым часом крепчал ветер, один за другим потянулись корабли к Терскому берегу. Караваном командовал царский фрегат «Святое пророчество», а на нем распоряжался, конечно, не князь-кесарь, а Ян Флам. Петр целыми днями не отходил от него ни на шаг, как тень следовал за ним по фрегату. Присматривался, прислушивался к Фламу и Апраксин, попутно наставляя Лефорта.

Ян Флам десятки кораблей приводил раньше к Архангельскому, «Святое пророчество» стало тридцать первым судном. Почти без слов отдавал команды. Матросы на шкотах, на брасах [25]25
  Брасы – снасти (веревки) бегучего такелажа для поворачивания рей.


[Закрыть]смотрят на капитана и косят на боцмана. Стоит Фламу кивнуть головой, выбирают или потравливают шкоты, повернет голову, и боцман командует переносить паруса на другой борт. Чуть помашет правой рукой рулевому, и тот перекладывает штурвал вправо. Команда и капитан понимали друг друга с полуслова.

Капитан объяснял многое Петру, а Федор Апраксин вслушивался, приглядывался.

– Такое взаимопонимание, герр шхипер, дается большим трудом. Каждого матроса я знаю десяток лет. Как и они меня. Капитан должен твердо рассчитывать на свой экипаж. Команда должна верить своему капитану. – Флам раскурил трубку, вскинул взгляд на паруса, потянул глубоко носом, будто принюхался к ветру, загадочно улыбнулся.

– Но главное для моряка, что? – Капитан усмехнулся. – Нет, не женщины и не кабак. Всего этого будет с лихвой, когда в кармане зазвенит монета… – Флам вынул трубку, громко захохотал.

Апраксин кашлянул, то ли от табачного дыма, который не переносил, то ли от сказанного. За годы общения с иноземцами в Архангельском он составил определенное мнение о прочной любви к деньгам почти всех их в Архангельском.

Капитан «Святого пророчества» искоса поглядывал на царя. О чем-то, видно, своем раздумывает царь. Эти русичи не совсем постижимы, даже загадочны. Зачем государю такой громадной сухопутной страны обязательно знать морское ремесло, а впрочем, это его личное дело.

Флам встряхнулся, показал трубкой на берег справа.

– Серый угол, герр шхипер, пора менять курс норд-ост.

Петр для порядка осмотрелся, позвал Апраксина, крикнул Меншикова.

– Быть по сему. Федор, караван надобно оповестить. Алексашка, зови князя-кесаря и Лефорта.

Борт флагманского корабля озарился вспышками орудийных выстрелов. Караван менял курс.

Пред заходом солнца ветер стих, колонна расстроилась, медленно продвигаясь к Терскому берегу. К утру ветер снова набрал силу, но едва в дымке показался Терский берег, нашел сильный туман. На судах ударили барабаны, зачастили корабельные колокола. Каждое судно обозначало свое место, предупреждая столкновение.

Когда туман немного упал, Петр с беспокойством оглянулся назад:

– Штой-то контр-адмирал наш запропастился…

Как потом оказалось, «Святой Петр» попал в переплет. Туман окутал яхту. Гордон начальственно ворчал, но командовал голландский шкипер Енсен. Он выслушивал Гордона, а сам делал все по-своему. Вскоре из тумана прямо по носу высунулась торчащая крестовина.

– О, это наш караван, – обрадовался Гордон, – правьте к нему.

Подвернули к востоку, и вдруг из тумана прямо на яхту двинулась громадная скала.

– О-о! – застонал, закрывая лицо руками, адмирал.

В тумане приняв крест на небольшом островке за мачту судна, яхту повернули к нему, она едва не чиркнула бушпритом [26]26
  Бушприт – горизонтальное или наклонное дерево, выдающееся с носа судна.


[Закрыть]о скалистый берег. Спасло яхту то, что она едва двигалась, и команда успела отдать спасительный якорь. Потом буксировали судно шлюпками на безопасную глубину, а в это время караван лег в дрейф, ожидая пропавшую яхту Гордона…

На закате солнца слева осталось устье Поноя, а на рассвете, оставив далеко позади Три острова, обогнули Орлов Нос и вышли в океан. Ветер постепенно зашел к востоку, с севера находила океанская зыбь.

Флам оглядел бескрайний горизонт, и прямо по курсу, и справа, и по корме он был чист, отсвечивая лишь белесой полосой дальних облаков на стыке неба и воды.

– Оттуда находит зыбь. – Флам ткнул потухшей трубкой к северу. – Там недавно сильно штормило.

Петр оглянулся. Яхта Гордона опять не держала строй, отошла влево, прижимаясь к скалистому побережью. Ландшафт Терского берега в этом месте постепенно менялся. Исчезли редкие сосновые рощицы на склонах речных каньонов, вдалеке протянулись цепочки лысых сопок, покрытых кое-где снегом.

Море заштилело, Петр собрал капитанов на совет:

– Пойдем далее к окияну, поелику возможно. Ежели задует противняк, попрощаемся с купцами и повернем в Архангельский.

Лумбовскую губу миновали светлой ночью, а к восходу солнца, когда вышли на траверз Святого Носа, ветер зашел круто к северо-западу и развел большую волну. Началась утомительная лавировка и черепашье продвижение вперед. Слева под берегом протянулась гряда островов. Кто-то из матросов-поморов проговорил: «Семь островов».

– Ну, покуда будет, – решил Петр, – с окияном поцеловались. – И распорядился Фламу: – Давай сигнал на обратный курс.

Пять пушечных выстрелов разорвали безмолвие океана.

Обменявшись прощальными салютами с голландскими и английскими судами, три российских корабля развернулись на обратный галс и направились к Белому морю.

На обратном пути Петр после обеда задержал в каюте Ромодановского, Апраксина и Лефорта.

– Нынче размышлял я о грядущем. Архангельский городок, худо-бедно, единые морские ворота в Европу. Покуда будем через них якшаться с иноземцами. Нынче снарядим «Святого Павла» товарами нашенскими и отправим в Голландию. – Петр посмотрел на Апраксина: – Тебе, Федор, о том забота.

Петр кинул взгляд в узкое корабельное оконце. Вдали исчезал в дымке Терский берег.

– Беломорье добро, но только от становищ наших далече. А главная база в зиму мерзнет. Надумал я пробиться к морю в теплых краях, воевать Азов. Того для не мешкая почнем готовить войско в Москве, по другим местам…

Возвращение первого морского каравана в родной порт не преминула отметить летопись: «Августа 13 числа великий государь на своих кораблях с немецкими из Двинского устья изволил путешествовать на море и ходил на кораблях за Святой Нос, далее Семи островов, и оттоль паки возвратился вспять».

Корабли бросили якоря у Соломбалы, Кегострова, царь собрал по обычаю своих адмиралов отметить первый поход.

Апраксин сидел как на иголках.

– Чего ерзаешь? – пошутил Петр.

– Заботы с фрегатом и людьми для него много, Петр Лексеич. На судне многое привести в порядок надобно, путь дальний, все добротно надлежит сотворить.

– Управимся, завтра и начинай.

– Оно так-то, а людишек сыскивать где? Чаю, не на один месяц нанимать их придется. Шхипера доброго надо. А купцы-то все ушли, матроз не осталось в городе.

– Попытай Енсена.

Ввязался Гордон:

– Я его, государь, уже присмотрел на службу в Москву. Он согласие дал.

– Ну, ежели так, пущай едет. Нам все одно потребны морские вой…

До отъезда царя Апраксин только и сумел, что поставил судно к пристани у Соломбалы и сразу вызвал Никласа.

– Фрегат назначен государем для отправки с товарами к иноземцам. Не сегодня-завтра осмотри, какие недоделки исправить надобно, чего не хватает. Роспись сотвори.

– Это можно, воевода, но завтра не успею. Фрегат велик, и срок надобен к такому делу готовить.

– А ты постарайся завтра доложить. Да помоги мне доброго шхипера сыскать. Потолкуй с земляками…

Всю неделю перед отъездом Петр устраивал застолья, а как без воеводы обойтись? Самому велел всюду быть. «Ему-то небось веселье, – досадовал Апраксин, – а мне ни одного сару-матроса еще не удалось уговорить».

Никлас пожимал плечами:

– Ходил по кабакам, спрашивал, покуда нет ни шхиперов, ни матроз.

– А ты не токмо по кабакам, – сердился Апраксин. – Поброди по Гостиному двору, поспрашивай своих земляков, торговых людей.

Никлас опять «обрадовал» в ответ:

– Фрегат, воевода, подправлять потребно. Такелаж не совсем добрый. Паруса для дальнего пути шить надобно, еще один-два комплекта.

– Для чего такое? – с тоской спросил Апраксин.

– Когда сильная буря, паруса быстро худыми становятся, их менять надо. Кроме того, и рангоут потребен в запас маломало.

– Еще чего? – опять не понял воевода.

– Буря мачты ломит, одну, а то и все. Их чем-то заменять надо. Иначе судну гибель.

Апраксин, остывая, подумал: «А в самом деле, поспешишь, людей насмешишь, а тут дело совсем новое, незнакомое».

Провожая царя, осторожно сказал:

– Петр Лексеич, того, этим летом корабль за море не отправим, не поспеем.

– Што так? – вскипел Петр.

– Наперво, команду не набрать…

– Мне сары сказывали, согласны.

– То тебе сказывали, а на другой день раздумали. Да и само судно неладное. Менять такелаж, шить паруса про запас, поделки другие изготовлять. – Петр раздраженно дергал губами, но Апраксин невозмутимо продолжал: – Кроме того, товару нет в достатке в магазинах, все увезли купцы иноземные. Да и какой товар-то отправлять?