Текст книги "Военные приключения. Выпуск 6"

Автор книги: Иван Ильин

Соавторы: Илья Рясной,Алексей Шишов,Юрий Лубченков,Владимир Рыбин,Карем Раш,Валерий Мигицко,Александр Плотников
сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 25 страниц)

– Так-то оно так. – Участковый отодвигает блюдце и переходит к делу, ради которого он, собственно, и пожаловал. – К тебе, говорят, сродственник недавно приезжал?

– Приезжал, – пожимает плечами хозяин. – Племяш из Москвы.

– Ну, и где ж он теперь?

– Ружьишко взял, в тайгу подался.

– Давно?

– Недели две.

– Ну, а ежели с ним что случится? – беспокоится лейтенант. – Кто будет отвечать? Я буду отвечать!

– Да ты не волнуйся, Петр Никитин. Не волнуйся! – успокаивает его хозяин. – Парень он опытный, в наших краях – не впервой. Батька его, брательник мой, знаешь какой мужик был? Промысловик!.. Все честь по чести – охотничий билет имеется, лицензия на отстрел лося…

– Лицензия, говоришь? – Немного успокоившись, участковый берется за блюдце. – В общем, слово мое такое. Как племяш твой из тайги выйдет, ты его прямиком ко мне! Поглядеть на него хочу. Да заодно на то, чего он там наохотил. Понял?

– Не беспокойся, Петр Никитич, – обещает хозяин. – Все будет честь по чести!

У крайней избы участкового дожидается лошадь, По дороге, растянувшись на душистом сене, покрывающем дно телеги, он успевает полчасика вздремнуть. Свежий речной воздух, рев мотора, волокущего лодку по направлению к большому селу в низовье, приводят лейтенанта в состояние активной бодрости. Из почтового отделения на пристани он собственноручно диктует телеграфистке срочную телеграмму моим коллегам в краевой центр, которая незамедлительно переправляется мне.

Текст телеграммы прост: интересующий нас человек две недели назад отправился на охоту в тайгу, его возвращение ожидается со дня на день. Но именно телеграмма лишний раз убеждает меня в том, что игра идет очень серьезная.

27

Исковерканные «Жигули» Зазроева обнаруживают в полутора десятках километров от его дачи, на дне ущелья. Двумя часами позже Борис Ахалая уже на месте. Спуск с почти отвесной пятидесятиметровой скалы – дело достаточно рискованное даже для специалиста, каковым он, к его несчастью, не является. В ущелье спускается лейтенант, у которого, оказывается, разряд по альпинизму и которому мой друг доверяет, как самому себе. Пока лейтенант, благополучно достигнув дна ущелья, знакомится с местом происшествия, Борис столь же пристально оглядывает окрестности.

От обрыва, с которого сорвался автомобиль, до трассы – полтора километра. Место глухое, безлюдное – завернуть сюда можно лишь с какой-то определенной целью. Сам обрыв отлично просматривается с дороги, не заметить его любой мало-мальски опытный водитель просто не может. Если, конечно, ему не помогли… не заметить.

Через час с небольшим поступают первые сведения, свидетельствующие о том, что в определенном смысле нам повезло. Бензобак не взорвался, пожара не было. В кабине «Жигулей» обнаружен труп мужчины. Адвокат это или нет – позже установят эксперты, но Ахалая уверен, что погибший – Зазроев. Небольшого прямоугольного предмета, исчезнувшего из сейфа на даче, в кабине нет. Не найдут его и на следующий день при более тщательном осмотре.

Темнеет, дело движется к вечеру, но лейтенант решается спуститься еще раз и, как выясняется, не зря. Недалеко от того места, где покоятся «Жигули», он находит останки мотоцикла. Здесь поначалу везет меньше. Падение с высоты, взрыв и пожар почти полностью уничтожили мотоцикл. К счастью, огонь наполовину пощадил табличку с государственным номером. Оставшихся двух букв достаточно для того, чтобы искать владельца мотоцикла на побережье, а сохранившиеся две цифры делают эти поиски вполне реальными.

28

Директор спецавтобазы дальних перевозок звонком вызывает к себе секретаршу.

– Ко мне – никого! – распоряжается он. – Занят! И в приемной скажите – пусть не ждут.

– Если будут звонить? – напоминает секретарша.

– Соединяйте только с министерством, – уверенно ответствует директор, и короткий взгляд его любопытствует, какое впечатление это произвело на меня.

– Хорошо. – Секретарша выходит, аккуратно прикрыв за собою дверь.

– Ну, вот мы и одни, – констатирует директор. – Никто нам не помешает, мы можем говорить спокойно, обстоятельно и не торопясь.

Никто нам, собственно, и не мешал, но моему собеседнику очень хочется подчеркнуть, сколь большое значение придает он моему визиту. Красивый холеный мужчина. На нем безукоризненный костюм. Его галстук изготовлен в Брюсселе, запонки – в Лондоне, а одеколон, которым обрызганы седеющие виски, – в Париже. Он курит сигареты «Джон Плайерс». Со стен его с дорогим вкусом декорированного кабинета призывно глазеют глянцевые календарные красотки. Словом, если вы не последний болван, сразу поймете, что находитесь в кабинете значительного лица.

– Вы сказали, что интересуетесь Никитиным, – напоминает директор. – Простите, с какой стороны?

Незамысловатый, но в то же время почтительный прием определить, откуда дует ветер.

– С разных, – говорю я.

Соображай-ка ты, приятель, сам.

– Понятно, – говорит директор, хотя я и сомневаюсь, что ему что-нибудь понятно. – Ну, что сказать о Никитине?.. Работает у нас двенадцать лет. Последние семь обслуживает международные линии: Берлин, Гамбург, Варшава, Вена, Париж, Брюссель… В Европу вышли! Да… И знаете, не только железнодорожному – воздушному транспорту даем форы. Вот так-то! Самолет надо погрузить-разгрузить, а мы, можно сказать, от отправителя – прямо к заказчику!.. – В этом месте он спохватывается, что перед ним не автор будущей восторженной статьи в центральной прессе, и без паузы возвращается к интересующей меня теме. – Большой мастер своего дела! Водитель экстра-класса! Между прочим, мастер спорта по мотоциклетным гонкам. Дважды представлял наш коллектив на всесоюзных соревнованиях, оба раза возвращался с призами. С товарищами по работе тактичен, вежлив, в быту скромен.

Тактичный и скромный победитель гонок по пересеченной местности. Почти как в нашем случае. Убедившись, что сведения, которыми располагает директор, иссякли, уточняю:

– Меня интересуют заграничные поездки Никитина. Насколько я знаю, он за эти семь лет ни в каких нарушениях или злоупотреблениях замечен не был?

– Да вы его личное дело посмотрите! – Директор давит в хрустальной пепельнице до половины выкуренную сигарету и подвигает мне заблаговременно доставленную из отдела кадров папку с личным делом Никитина. (Опоздал, я уже смотрел). – Благодарность… Благодарность… Премия! Мы у себя кого попало не держим!

– Прямо не человек, а памятник, – замечаю я.

– А что? Что-нибудь не так? – тревожится директор. – вы скажите, мы примем меры.

Стандартная реакция. Барельеф уже изготовлен; у дома, где проживает наш герой, назначен торжественный митинг, и оркестр уже не раз репетировал туш. Но если вдруг что-нибудь не так…

– Никаких мер вы, Сергей Егорович, принимать не будете, – строго говорю я. – Пусть Никитин работает, как работал. Это первая просьба. Теперь вторая! О нашем с вами разговоре никто не должен знать. Ни один человек, понимаете? Прежде всего сам Никитин.

Мой визави отвечает сосредоточенным кивком. Вот теперь он, кажется, понимает…

– А сейчас скажите, где он был в последних числах августа?

– Сейчас посмотрим.

Директор с готовностью лезет в стол, достает кожаную папку и сверяется с имеющимися в ней записями.

– Двадцать восьмого августа машина Никитина пришла из Софии, – докладывает он. – Груз – консервы. Три дня отгулов… Первого сентября они ушли на Дрезден. Это была его последняя поездка перед отпуском.

– О том, что Никитин будет делать после отпуска, вам, вероятно, тоже известно?

– Разумеется… Вот! – Хозяин кабинета находит нужное место в своих бумагах. – Седьмого октября он возвращается на работу, а восьмого уходит на Копенгаген.

Немаловажная подробность, возможно решающая. Впрочем, меня интересует еще кое-что.

– Скажите, – говорю я, – есть на автобазе человек, который знает Никитина, ну, скажем так, ближе, чем вы?

Директор пододвигает мне круглую черную коробку с золотым тиснением. Я отказываюсь – его сигареты для меня слишком слабы.

– Счастливчик, – улыбается он. – А у меня, знаете ли, на наши духу не хватает. – Он закуривает и с удовольствием затягивается. Волнение его почти прошло. – Говорите, кто знает? Вот тут вам повезло. Полгода назад ушел на пенсию Лефтий Андрей Платонович, бывший напарник Никитина – ездили они вместе, если память не изменяет, лет пять. Опытный водитель, прекрасный человек, но – возраст! И вот совсем недавно Лефтий не выдержал, вернулся – дома сидеть не может. Мы его, естественно, встретили с распростертыми объятиями. Механиком он сейчас в гараже. Пригласить?

– Не надо. Схожу к нему сам.

– Тогда я провожу, – радушно предлагает директор.

– Благодарю вас.

В подобного рода контакты я привык вступать без посредников.

Иду на территорию базы и без труда нахожу ремонтный участок. Справляюсь о Лефтии у какого-то расторопного малого лет семнадцати, одетого в комбинезон номера на два больше и сверх всякой меры вымазанного в тавоте.

– Дядь Андрей, тебя! – кличет паренек.

Из гаража появляется пожилой человек крепкого телосложения. Его волосы девственно белы, как первая пороша, а глаза лучатся добротой: такой никогда не направит свою силу, куда не след.

– Вы меня спрашивали? – обращается он ко мне, протягивает руку и называет себя: – Лефтий Андрей Платонович.

Жму руку, ощутив исходящее от нее тепло.

– Лукшин.

– Вы, товарищ Лукшин, случайно не из…

Лефтий называет учреждение, которое я представляю.

Не могу скрыть своего удивления.

– Чего ж тут сложного, – добродушно улыбается Лефтий. – Я ведь всю войну в разведке…

Мы устраиваемся на скамейке под развесистой липой и не торопясь закуриваем.

– Я Никитина пять лет знаю, – медленно, раздумывая над каждым словом, начинает Лефтий. – Ничего плохого сказать о нем не могу. Конечно, сомнения есть. Да только стоит ли о них говорить? Вас ведь интересуют факты.

– А вы скажите, – подбадриваю его я.

Соображения бывшего разведчика могут оказаться поважней фактов.

Лефтий глядит на меня коротко и внимательно. Этот взгляд проникает в самую душу.

– Для вас это важно? – спрашивает он.

– Важно, – коротко отвечаю я.

Объяснять что к чему такому человеку нет никакой нужды.

Минуту-другую механик молчит, собираясь с мыслями.

– Ненастоящий это человек, – наконец произносит он. – Есть в нем какая-то порча… Я тут недавно по телевизору передачу про львов с внуком смотрел… Лев – тот часами может в зарослях лежать без движения: дождется, когда добыча на расстояние прыжка приблизится, – тогда только и бросится… Вот так и Никитин.

Сравнение очень удачное. Мне даже немного не по себе от того, что Лефтий угодил в самую точку.

– Так ведь пока не бросился, – замечаю я.

Бывший разведчик поднимает глаза.

– Пока… – твердо говорит он.

Если б так… Проглядели мы прыжок, и теперь все это надо восстанавливать по памяти, иначе не докопаться до сути.

– Скажите, Андрей Платонович, в последнее время вы часто виделись? – спрашиваю я.

– Часто, – отвечает Лефтий. – Как бы вам это объяснить… Никитин на мне свою благонадежность проверял, что ли. Уж если я его буду принимать таким, каким он казаться хочет, то другие и подавно… После рейсов всегда заходил, рассказывал, что и как. Машину свою только мне доверял.

Наступает кульминационный момент нашей беседы.

– Стало быть, вы и накануне его отпуска встречались? – предполагаю я.

Механик улыбается. Хитринки так и мелькают в его глазах.

– А ведь я знаю, что вас интересует, – говорит он. – Один человек.

Мозаика почти сложилась. Не могла не сложиться. На свои места осталось положить два-три камешка, не больше. И один из них – в кармане моего пиджака. Достаю и показываю собеседнику фотографию Нодаришвили.

– Интересует, – говорю я. – Вот этот.

– Это он, – уверенно произносит Лефтий. – Он приходил к Никитину. Между прочим на левой руке у этого человека нет большого пальца.

29

Сижу за столом в кабинете шефа. Белопольский стоит у окна, со стороны кажется, будто он что-то пытается рассмотреть сквозь залитые дождем стекла. Несмотря на то что природа вновь ополчилась против населения столицы, настроение у нас приподнятое. Судя по всему, очередная картина второго акта будет последней в этом затянувшемся спектакле. Я пока не знаю, что автор приготовил мне еще один, финальный, сюрприз.

Полковник отрывается от созерцания разгульной деятельности ливня.

– Как быстро меняется погода, – говорит он. – Вчера солнце – сегодня дождь… Скорее б уж завьюжило! Люблю зиму за ее постоянство, за размах, за надежность. За то, чего нам так часто не хватает самим. Ну, что ж, будем ждать зиму. Кстати, в тех местах, откуда я родом, существует хорошее правило: все важные дела завершать к зиме. Как думаешь, успеем?

Я молчу. Отнюдь не потому, что мой ответ неоднозначен. Просто я суеверен. Не очень, самую малость.

– Пожалуйста, продолжай, – просит шеф, расхаживая по кабинету.

Ничем иным его возбуждение не обозначено.

– Тридцатого августа днем Никитин пригнал «Ниву» в гараж автобазы проверить двигатель, – говорю я. – Там его и нашел какой-то человек. Механик Лефтий, бывший напарник Никитина, утверждает, что этот человек приходил к Никитину и раньше. По словам Лефтия, незнакомец был взвинчен, прямо в гараже они с Никитиным повздорили. Неизвестный обвинил Никитина в «нечистой игре».

– Лефтий употребил именно эти слова? – уточняет полковник.

– Именно. Потом оба сели в машину и уехали. Это был Арчил Нодаришвили – Лефтий узнал его на фотографии. Мотоцикл Никитин приобрел у гражданина Боцирадзе. В числе прочих бывшему владельцу мотоцикла предъявили фотографию Никитина – он сразу указал на нее. Таким образом, предполагаемые действия Никитина обозначаются довольно четко. Я только одного не пойму… Как он решился прийти к нам с контейнером. Там ведь целое состояние!..

Шеф раздумывает на расстоянии трех шагов к окну и четырех обратно к столу.

– Жертвуй меньшим, чтобы заполучить большее, – объясняет он. Объясняет ненавязчиво, как будто самому себе. – Через него они выходили за границу. Зачем? Я так думаю, Зазроев исподволь готовил свое бегство. Приближалось возвращение Миносьяна. Двоим места на «троне» не было. Один из них должен был исчезнуть, и Зазроев резонно предполагал, что им может оказаться не он. А тут «канал» – регулярный, доступный. Услугам, которые оказывал им Никитин, цены не было, а оплачивались они, надо думать, не очень щедро. Никитин же мечтал о главном куше – для этого надо было найти Зазроева, которого он не знал, – а пока довольствовался тем, что удавалось урвать. По-видимому, часть ценностей, предназначенных к переправке за границу, не доходила до места и оседала у Никитина – вспомните контейнер! Преступники встревожились. Они послали к чему Нодаришвили – он единственный знал Никитина в лицо, за что и поплатился жизнью. Искать главаря в одиночку наш водитель не решился. Он побоялся открытой конфронтации с хорошо организованной шайкой преступников. Ему надо было действовать наверняка. Вот тогда и возник план – остроумный, дерзкий, одним словом, в характере Нодаришвили: найти его с нашей помощью. Перед тем как исчезнуть, Нодаришвили успевает сообщить: нечистый на руку «коллега» собирается в путешествие на собственной машине – красной «Ниве» номер двадцать один – двенадцать МОС; его будет легко перехватить по дороге и призвать к ответу. Под видом Никитина в поездку отправился ты. Оставалось не допустить твоего преждевременного контакта с людьми Зазроева. Это взяла на себя «случайная» попутчица Морозова. Между прочим состава преступления в действиях ее нет – я консультировался с юристами.

Все это произнесено вскользь, как бы случайно, и я с трудом удерживаюсь от желания немедленно заключить свое начальство в объятия. Не за смысл сказанного. За то, что вскользь.

Шеф делает вид, что не замечает моей радости, которую-то и от человека менее наблюдательного не скроешь.

– А Никитин, – продолжает он, – обеспечив себе стопроцентное алиби – двухнедельное пребывание в глухой тайге, – прилетел на место действия, убедился, что его так называемые компаньоны «клюнули» на «Ниву», и последовал за ними. Остальное было, как говорится, делом техники. Как ему удалось заполучить содержимое сейфа на даче, мы можем только предполагать. Я думаю, Зазроева успели предупредить. Тот, второй, который звонил ему утром семнадцатого. Адвокат смекнул, что серая «Волга» рано или поздно приведет вас к нему, счел за лучшее пуститься в бега и – угодил прямо в лапы Никитину. Теперь Никитин попытается уйти за границу. И, судя по всему, при первой же возможности. Впрочем, и это пока не более чем предположение…

– …подтвердить которое может лишь один человек, – заканчиваю я.

Полковник кивает. Он знает имя.

В этом месте нас прерывает появление секретарши Белопольского.

– Извините, товарищ полковник, – говорит он. – Звонили из бюро пропусков. Товарищ Лукшин. – обращается ко мне секретарша. – Вас просит принять его гражданин Никитин.

Секретарша выходят, оставляя за дверью напряженную тишину. Ту самую, которая предвещает взрыв. Решимость покинула меня. Может быть, впервые за последний месяц я не знаю, что делать. Мне сейчас так нужна поддержка, но я не хочу просить ее, боясь проявить свою слабость, а шеф не спешит прийти на помощь.

– Не могу, – с усилием произношу я. – Я сейчас должен говорить с ним, улыбаться, жать руку. Не могу!

Белопольский глядит на меня с неожиданной суровостью.

– Иди, – строго произносит он.

Что ж, может быть, он и прав. С этим я должен справиться сам.

Возвращаюсь в свой кабинет. Звоню в бюро пропусков, заказываю пропуск. Сажусь за стол, бессмысленно перебираю какие-то бумаги. Сквозь монотонный шум дождя я различаю будничные звуки улицы. Шелестят по мокрому асфальту машины, гудит троллейбус, люди торопятся по своим делам, и, для того чтобы так было всегда, мы должны скромно и незаметно продолжать свое дело. Иной раз даже стиснув зубы.

В дверь стучат. Приглашаю войти. Входит Олег Михайлович Никитин. Он красив, подтянут и свеж. Его легкий загар с одинаковым успехом можно приобрести как на морском побережье, так и в горах. Мы одногодки, я старше его всего на три месяца. Мы выросли в одной стране, нас окружали одни и те же люди, и вот к тридцати трем годам оказались по разные стороны баррикады… Я не готов анализировать, как это произошло, но то, что мы по разные стороны, придает мне сил. Он пришел узнать, как идут наши дела? Что ж, он узнает.

– Хорошо отдохнули? – вежливо улыбнувшись, спрашиваю я.

– Неплохо. По тайге побродил, поохотился. Такого лося завалил!

Пусть думает, что завалил. Его заблуждению суждено жить недолго.

– Машину вам вернули? – спрашиваю я.

– В полной сохранности! Вот пришел поблагодарить…

– Ну, не совсем в полной…

– Не скромничайте, товарищ капитан! – цветет в улыбке гость. – Специалисты у вас – что надо! Не хуже наших… Что, поймали преступников? – как бы между прочим интересуется он.

Вопрос с подтекстом, как и его неожиданный визит. Если б поймали, наша беседа протекала бы в ином тоне.

– Ловим, – коротко говорю я.

Собеседник глядит на меня с сочувствием.

– Совсем я там, в лесу, одичал, – доверительно сообщает он. – Бродил как леший. Ни людей, ни машин – одно зверье. У вас-то, наверное, было повеселее?

– Да, не жалуюсь, – сдержанно отвечаю я, начиная смутно догадываться, куда он клонит.

– А вернулся – и будто на другую планету попал. Вроде все то же самое, но как звучит!.. Цветы, улыбки, девушки!.. Все эти блага начинаешь ценить, только побыв отшельником.

Вот оно что! В назначенный день и час Ольга не явилась на встречу. Никитин забеспокоился. Телефонный звонок на квартиру близ метро «Ждановская», надо полагать, не внес ясности, если только хозяйка в пылу «благородного негодования», не упомянула «мужскому голосу» про мой визит, и неоднократный победитель Всесоюзных мотоциклетных соревнований, со свойственной ему дерзостью, решил справиться у меня. Улыбка не сходит с его лица, но в глазах – холод, и я про себя воздаю должное его выдержке.

– А я вот с удовольствием поменялся бы с вами, – вздыхаю я. – Человека, знаете, всегда тянет к тому, чего у него нет. И улыбки, и прекрасные попутчицы – все это было в изобилии. А цветами меня, можно сказать, забрасывали. Да что толку… Прекрасным попутчицам требуется внимание, – заканчиваю я с грустной улыбкой.

Голова у тебя варит, мог бы догадаться и сам, что, если ты у меня на правах гостя, ваша встреча не состоялась не по моей вине.

Удовлетворяет его услышанное или нет, но дальше он не идет. Дальше не безопасно.

– Товарищ Никитин, вы, возможно, еще понадобитесь, – говорю я, что вполне соответствует характеру наших легальных отношений. – Как вас можно найти?

– Отпуск-то мой – тю-тю!.. – мрачнеет Никитин. – В понедельник – на работу. И пошло-поехало!.. Командировки, командировки… Вы, если что, звоните на автобазу. Мне передадут.

– Хорошо.

– Я могу идти?

– Да, конечно.

Гость встает.

– До свидания, товарищ капитан, – говорит он.

Безо всякого напряжения пожимаю протянутую мне руку.

Что ж, прощайте, гражданин Никитин. Или, точнее, до скорого свидания!

30

Белые стены, белый потолок, окно в подернутый утренней дымкой сад, два стула, маленький стол в углу и большой букет ярких осенних цветов на тумбочке. В этой комнате лежит Ольга. Главврач оставляет нас одних. Сажусь на стул у ног девушки и вижу ее глаза, огромные, во все лицо. Тугая повязка белоснежным водолазным шлемом обхватывает голову, оставив незащищенным овал лица: бледные щеки, потрескавшиеся губы, милый вздернутый носик. Волосы… Ее дивные волосы!.. В уголке левого глаза появляется и медленно сползает по щеке чистая, как драгоценный камень, слеза.

В смятении гляжу на Ольгу, не зная, с чего начать. С этой девушкой мне суждено говорить часто и долго. Но этот первый разговор – самый трудный.

Семь часов спустя я нахожусь в кабинете начальника одного из контрольно-пропускных пунктов на западной границе. В эту самую минуту трейлер Никитина досматривают таможенники. Два-три укромных местечка, на которые указал бывший разведчик Андрей Платонович Лефтий, они нарочито обходят своим вниманием.

Досмотр закончен. До пересечения границы остаются считанные минуты. Наступает столь нужный мне момент полной расслабленности преступника: все позади, ничего изменить нельзя. Начальник КПП делает мне знак. Я встаю. Мой выход.

Выхожу и остаюсь на дороге, преграждая путь к шлагбауму. Водитель уже за рулем, но он меня не знает, а его напарник не видит. Офицер, возглавляющий пограничный наряд, вручает ему документы. И когда Никитин занимает свое место в кабине и дает сигнал к отправлению, наши взгляды встречаются.