Текст книги "Военные приключения. Выпуск 6"

Автор книги: Иван Ильин

Соавторы: Илья Рясной,Алексей Шишов,Юрий Лубченков,Владимир Рыбин,Карем Раш,Валерий Мигицко,Александр Плотников
сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 25 страниц)

– Присаживайтесь, Любовь… Извините, как по батюшке?

– Михайловна, – ответила девушка. – Но можно без отчества.

– Значит, Михайловна…

Девушка была напугана. И скрыть этот испуг у нее не получалось, как она ни хотела. Те же настороженные, встревоженные глаза, которые она пыталась отвести и тем выдавала себя еще больше. Тот же румянец.

Старший следователь приценивался, как бы лучше начать допрос. С каких-то утверждений или обвинений нельзя – слишком мало пока известно. Можно попасть впросак. Но девушка что-то знает, и нужно это «что-то» у нее выудить. Легче всего довести ее страх до предела, и тогда, если она завязана в краже, сама все расскажет или замкнется. Такое тоже бывает.

– Поведайте, Любовь Михайловна, куда это вы коробку с маслом и колбасой дели? – Субботин сосредоточенно начал листать бумаги. Пусть поволнуется, решит, что у него что-то есть в руках.

– Какой колбасой? – Глаза Любы стали еще испуганнее.

– Не помните? Три месяца назад чуть ли не целая партия колбасы и масла налево ушла.

– Ну вы скажете – партия, – сникла Любочка, – всего-то килограммов двадцать. И какое это отношение к краже имеет?

– Никакого. Просто хочу уяснить, какие у вас тут порядки, разобраться во всех безобразиях.

– Ну уж вы скажете – безобразия! Виновата я, так ведь меня наказали.

– Кому вы это все продали?

– Да так, знакомому одному.

– Фамилия, имя, отчество?

– Осип Утягин.

– За сколько?

– За свою цену.

– Где передали продукты?

– Сюда он заехал.

– И вы ему сказали, сколько это стоит?

Вопросы были совершенно случайные, наобум. Но их надо задавать в максимальном темпе. Есть такой тактический прием. В одном случае из пяти при хорошем исполнении срабатывает.

– Сказала.

– Он вам все деньги отдал?

– Все.

– Вы внесли их в кассу?

– Внесла.

– Все деньги внесли?

– Все.

– Он знал, что вы деньги внесли?

– Знал.

– И что в сейфе выручка за неделю – знал?

– Знал.

– Вот и хорошо! Сразу все выяснилось.

Любочка ошарашенно посмотрела на него:

– То есть я не то хотела…

– Почему же – не то? Рассказывайте-ка все по порядку.

Любочка заплакала, вынула платок и начала вытирать слезы.

– Ничего я ему не говорила.

– Только что вы другое сказали. Как же было на самом деле? Да говорите, Любочка, не стесняйтесь. Смотрите, сколько у меня бумаги исписано. – Субботин ткнул в пачку листов. – Неужели думаете, в них ничего нет?

– Но это, – всхлипнула она, – это невероятно, чтобы он смог…

– Это мы потом выясним. Ваше дело все рассказать.

– Рассказать, рассказать. А что говорить-то? Ну, сказала я ему, что у нас выручка скопилась. Вот и все!

– И что в банк ее не сдали?

– Да.

– И что денег там куча?

– Ага, – всхлипнула Любочка.

– И что сейф не закрывается?

– И что сейф не… – утвердительно кивнула она, но запнулась.

«Второй раз прошло», – с удовлетворением отметил Субботин.

– А что было потом?

– Господи! – взорвалась Люба. – За что мне такое наказание? С Витькой Лапшиным они у меня дома сидели. Витька как про деньги услыхал, так дар речи потерял, а потом говорит: «Осип, смотри, под ногами деньги валяются, и никому дела нет». А Осип… – Она снова всхлипнула.

– Что – Осип?

– Говорит, неплохо бы подобрать. Не мусор. Деньги все же…

В горотдел Субботин отправился на «уазике» командира дивизии. Городской отдел внутренних дел располагался в самом центре. Разросшийся в тридцатые годы вокруг шинного завода город состоял в основном из желтых двух-трехэтажных домиков, украшенных ненавязчивыми лепными узорами, и современных пятиэтажек. И те и другие выглядели уныло и заброшенно. Напротив чистенького здания райкома возвышался утесом грязно-зеленый, из стекла и бетона девятиэтажный корпус научно-исследовательского института. Бог знает по чьей воле он вырос здесь. Обычно подобные бастионы науки воздвигаются в больших городах. Правда, до областного центра всего двадцать минут езды, и лет через десять он, наверное, поглотит этот город.

Здание горотдела стояло через квартал от НИИ. «Уазик» остановился на площадке около синей милицейской «Волги» с гербом на передней дверце. Здание ГОВД совершенно не подходило для такой организации. Облицованное голубым кафелем, вид оно имело несколько несерьезный. Даже внушительная вывеска не придавала ему должной солидности.

На первом этаже, за стеклянной перегородкой, на которой значилось «Дежурная часть», сидели капитан и два сержанта. У них Субботин узнал, как найти начальника. На втором этаже он отыскал нужный кабинет, постучал.

Половину стены длинного кабинета занимала карта города с непонятными значками и отметками. Т-образный стол, мягкие стулья, селектор – все как у многих других начальников ОВД, которых Субботину пришлось повидать по долгу службы.

В кресле сидел сухощавый седой подполковник. На его кителе светился синей эмалью университетский ромбик и тускло поблескивал бронзовый значок «Отличник милиции». В правой руке он держал сигарету, а левой прижимал к уху телефонную трубку.

– Да, – говорил он в микрофон. – Ну, а что я могу поделать? Это не мое дело. – Он кивнул Субботину и показал глазами на стул, потом язвительно произнес в трубку: – Ах, воспитывать милиция должна! У вас целый трудовой коллектив, он и должен заботиться, чтобы его члены не попадали в вытрезвитель. Я понимаю, что премии горят. Но сделать ничего не могу. Все, до свидания. У меня люди.

Подполковник бросил трубку на рычаг.

– Замучили! Как в прошлом году ввели Указ по пьянству, каждый день эти звонки – нельзя ли бумагу не направлять на работу? Вы из военной прокуратуры?

– Оттуда.

– Ну, у вас жизнь полегче.

– Не сказал бы.

– Все равно, – махнул рукой подполковник. – Солдаты у вас люди положительные, воспитанные.

– Не всегда, – покачал головой Субботин.

– Все равно не сравнить с нашими. Знаете, сколько у нас условников с обязательным привлечением к труду. «Химики». Половина завода – они. Смотри, что вытворяют… – Начальник ГОВД ткнул пальцем в лежащую перед ним сводку, и в его голосе послышалась неприкрытая злость. Видно, и впрямь натерпелся. – Кражи за последнюю неделю, два изнасилования, менее тяжкие телесные повреждения. Спецкомендатура с ними не справляется – все на наши плечи ложится.

– Да, народ интересный, – улыбнулся Субботин. – Я с ними несколько раз сталкивался.

– А я каждый день. Ну да ладно. Как я понял, вы к нам из-за кражи в военторге?

– Да.

– Что я вам могу сказать? Люди работают. Если что выясним – сообщим.

– Мы сами кое-что выяснили. Предполагаем, что кражу совершил один гражданский.

– Так, так. – Подполковник забарабанил пальцами по столу. Ему, в отличие от начальника политотдела дивизии, было выгоднее, если б кражу совершил военный. Кража госимущества в крупных размерах с проникновением – тяжкое преступление, для отчетности ничего хорошего.

Рост преступности меньше всего зависит от милиции. Все это понимают, и все равно существует традиция, по которой за количество преступлений несут персональную ответственность прокурор и начальник милиции.

– Я сейчас вызову нашего сотрудника, – сказал подполковник. – Он занимается этой кражей. Помощь, которая от нас требуется, мы окажем.

Начальник отдела нажал кнопку на селекторе:

– Рагозин, зайди ко мне.

Вскоре в кабинет вошел крепко сбитый, лет тридцати мужчина. На нем был выутюженный, ладно сидевший костюм. Лицо открытое, глаза живые, с легкой иронией. «Видимо, в этом году отпуск успел отгулять», – решил Субботин, обратив внимание на коричневый загар.

– Вот товарищ из военной прокуратуры, – представал подполковник. – А это капитан Рагозин, старший оперуполномоченный розыска. Так что действуйте.

В коридоре Субботин протянул оперативнику руку.

– Сергей.

– Николай. – Оперативник крепко пожал руку. – Пойдем в мой кабинет, там обговорим детали.

В большом кабинете на первом этаже стояли три стола. За одним из них сидел молодой парень. Пиджак его висел на стуле, а на спине перекрестились ремни от кобуры. Он яростно стучал на пишущей машинке.

– Здравствуйте, – поздоровался Субботин.

– Он, когда работает, ничего не слышит, – сказал Рагозин и указал на стул: – Садись. Давай делиться информацией.

– Значит, так, – начал Субботин. – Мы выяснили, что ухажер продавщицы магазина, фамилия его Утягин, знал, что в незапертом сейфе хранится почти четыре тысяча рублей. В разговоре он упоминал, что это целое богатство, которое неплохо было бы прибрать к рукам.

– Как его имя?

– Осип.

Рагозин просиял:

– Мой старый знакомый! Как в розыск пришел, так он третьим был, кого я выловил. Многое забывается, но первая тройка помнится долго.

– Счастливое воспоминание, – усмехнулся следователь.

– Хорошего мало, когда свою жизнь меряешь подобными моментами.

– За что ты его тогда посадил?

– Почти за то же. Приспособился с завода шины таскать. Грузит он их в машину с забора, тут я и появляюсь. Происходит историческая встреча. Тип неприятный. Пьяный – дурной, трезвый – злой. Зачем он вашей продавщице понадобился?

– Любовь зла. И как мы его крутить будем?

– Сначала обыск. Найдем краденое – сразу все на свои места встанет. Не найдем – все равно, думаю, расколоть его сможем. Главное – неожиданность.

– А потом нам выволочку дадут за незаконный обыск.

– У тебя же показания есть, что он знал про деньги и глаз на них положил. И личность сомнительная. Думаю, оснований для обыска достаточно.

– Я тоже так думаю. Но сейчас, сам знаешь, время какое.

– А что ты предлагаешь?

– Поехали. На месте сориентируемся, – Субботин поднялся со стула.

Рагозин открыл сейф, достал пистолет, сунул его в кобуру под мышкой.

– Идем.

В машине Рагозин завистливо сказал:

– Богато живете. На машинах разъезжаете.

– Редко. Чаще на автобусе. Вперед, – велел Субботин шоферу, и тот медленно начал выруливать со стоянки.

– На работе Утягина уже нет, смена закончилась. Едем к нему домой.

Машина плавно катила по асфальту. Субботин и Рагозин разговорились. Оказывается, они закончили один университет, только Субботин на год раньше. Рагозин поработал следователем, но не понравилось – много писанины. Перешел в уголовный розыск. В этом году возвращается в родной город, где ему предложили место в областном управлении.

Наконец машина выбралась на самую окраину. Город хоть и небольшой, но растянутый, поэтому ехали минут пятнадцать. Свернули во двор обшарпанного четырехэтажного дома.

– У тебя оружие есть? – неожиданно спросил оперативник.

– Откуда? – удивился Субботин. – Да и зачем?

– Такие визиты иногда плохо заканчиваются. Года три назад к одному дебоширу в квартиру захожу, а тот в невменяемом состоянии и очень моему приходу обрадовался. «У, – орет, – живой мент! Ну что живой – мы сейчас исправим!» – И за топор. От первого удара я увернулся. Гляжу, он то ли наркотиков, то ли другой какой дряни накушался, глаза стеклянные, и опять на меня прет. Тут я ему пулю и всадил. Хорошо хоть, только ранил. Потом разборы долгие были – почему я предупредительный выстрел не сделал? А он меня за это время на две половинки расколоть успел бы. Разобрались в итоге, но, пока суд да дело, на полгода звание задержали. Я это к чему – от такой рвани что угодно ожидать можно.

– Будем надеяться на лучшее.

Они вошли в подъезд. Изнутри дом тоже был обшарпан. Около квартиры, где проживал Утягин, на стене виднелась большая, исполненная красной краской надпись: «Осип – козел». Так как ее никто и не стер, можно было сделать вывод, что Утягину или было глубоко наплевать на все, или же он был согласен с данным письменным заявлением.

– Отдельная квартира? – спросил Субботин, останавливаясь у двери.

– Коммуналка, – пояснил оперативник, нажимая на звонок.

Открыла дверь дама невероятных размеров. Проход она заслонила собою полностью. Из-за ее массивных плеч испуганно выглядывал чахоточного вида мужичонка лет сорока.

– Вам чего? – пробасила женщина.

– Нам бы Утягина повидать, – вежливо сказал оперативник.

– Это зачем он армии понадобился? На сборы, что ли? Вон моего мужика, – она мотнула головой назад, – забрали недавно, так вернулся голодный и простуженный.

– Мы по другому делу.

– Если по делу, вам его долго ждать придется. Запил он, – удовлетворенно сообщила женщина. – Соседушка у нас выпить не дурак.

– А когда вы его в последний раз видели?

– Вчера как с этим лысым ушел, так больше и не появлялся.

Женщина оказалась разговорчивой.

– А кто такой лысый?

– Как же его? – задумалась женщина. – А, Витька Лапшин.

Сердце у Субботина екнуло. Все сходится. Ведь это Утягину и Лапшину рассказывала Любочка про сейф.

– Значит, не ночевал сосед дома? – еще раз уточнил Рагозин.

– Нет. Я на больничном сижу. Болею, – уточнила женщина. Субботин с сомнением посмотрел на ее цветущее лицо. – И точно знаю – со вчерашнего дня дома не был.

– Спасибо.

– Чего передать ему?

– Благодарю – ничего.

В машине Рагозин сообщил:

– Лапшин – тоже мой старый знакомый. Судился за пьяный дебош. Жить спокойно не может, и время от времени концерты дает. Поехали, дружок, прямо, – обратился он к шоферу.

– Думаешь, он в нашей краже замешан?

– Он как напьется, становится неуправляемым, и тогда его можно брать на любое преступление.

Машина возвратилась в центр и вскоре, по указанию оперативника, въехала в заросший деревьями двор. Рагозин вышел из машины и потянулся, разминая мышцы.

– Сейчас будешь наблюдать встречу старых друзей, – усмехнулся он и направился к подъезду.

Дом был чистенький, двухэтажный, с архитектурным излишеством – лепным снопом пшеницы над подъездом. Поднялись на второй этаж. Субботин ожидал и здесь увидеть надпись типа «Лапшин – баран», но стены были достаточно чисты. Из-за двери квартиры доносился шум и вопли. Звонков тут, видимо, не признавали, пришлось стучаться. Открыл им средних лет мужчина, пропитой, в майке и мятых штанах. Пьянка, видимо, еще не вошла в заключительную стадию, потому что он относительно крепко держался на ногах.

– О, Советская Армия! – расплылся он в улыбке, глядя на военного следователя. – Заходь. Мы наших защитников всегда уважим.

– Утягин и Лапшин здесь? – спросил Рагозин.

– Здесь, – икнул мужик. – Где же еще им, родненьким, быть?

– Угрозыск, – Рагозин продемонстрировал удостоверение и прошел в квартиру, Субботин – вслед за ним.

– И угрозыску уважим, – донесся сзади голос. Видимо, по широте души мужчина в майке готов был уважить всему свету.

Комната была просторная. Клубами вился табачный дым. Из мебели присутствовали стол, железная кровать и несколько стульев. В углу стоял большой допотопный приемник, который орал голосом Боярского что-то про динозавров.

За столом расположились трое. Один сладко похрапывал, уронив лицо на заваленный объедками стол. На залитой вином грязной скатерти стояли две пустые и одна полная бутылки дешевого красного вина, лежала горсть конфет.

«Трюфеля, – прикинул Субботин. – Не из магазина ли?»

Не обращая внимания на дремлющего собутыльника, за столом сидели еще двое пьянчуг – один тощий, прыщавый, лет тридцати, с пьяно-слезливым выражением на лице; второй – лысый, лицо злое, руки изрисованные татуировками.

– Привет, граждане! Не ждали? – ослепительно улыбаясь, воскликнул Рагозин.

Худой, это был Утягин, поднял мутные глаза.

– О, опер. Тебя здесь не хватало.

– Сволочь, – мрачно уточнил Лысый. Как Субботин понял, это был Лапшин.

– Что сволочь – это верно, – зашептал Утягин, – но не надо так, не надо… Услышит – обидится.

– На «сволочь» не обидится. Он такой и есть.

Рагозин решил поставить точку в обсуждении его личных достоинств.

– Собирайтесь, поговорить надо.

Лапшин, опираясь на стол, медленно встал.

– Не наговорились? За что ты меня тогда в зону запер? – В его глазах теперь пылала злоба и остервенение на грани безумия. – За что ваши псы мне руки вертели? – распаляясь еще громче, закричал он. – За что?

«Начинается». – Субботин почувствовал, что сейчас что-то будет. И действительно, Лапшин схватил со стола бутылку и швырнул ее в Рагозина. Реакция у капитана милиции была отменная. Он увернулся, и бутылка гранатой разорвалась за его спиной, оставив на обоях безобразное темное пятно. Лапшин рванулся вперед, но Рагозин резким ударом с правой в челюсть сбил его с ног.

– Убью! – заорал истошно хулиган, пытаясь подняться с пола. Оперативник схватил его за руку и резко крутанул.

Спавший до этого собутыльник приподнял голову и, окинув непонимающим взором «поле битвы», вновь уткнулся в объедки.

– Уважить надо, – растерянно прохрипел из коридора пропойца, открывавший дверь.

– Уважим, – кивнул Рагозин, таща упиравшегося Лапшина к выходу.

– Вы тоже с нами, – сказал Субботин Утягину, который послушно встал и направился вслед.

Оперативник тащил брыкающегося Лапшина, повизгивающего: «Все равно убью!».

– Ну, Витек, это тебе даром не пройдет, – зло прошептал Рагозин.

В машину Лапшин лезть не желал, упирался, как баран, которого гонят в загон, растопырил широко ноги. Это напоминало русскую сказку про то, как баба Яга пыталась засунуть мальчика Иванушку в печь, но не могла, потому что тот вел себя примерно так же. Наконец оперативнику удалось перехватить хулигана поудобнее и одним резким движением кинуть на сиденье. Утягин, как и положено законопослушному гражданину, залез в машину сам.

Где-то час понадобился, чтобы в горотделе привести двух друзей в более менее человеческий вид. Наконец они протрезвели настолько, что с ними можно было разговаривать. Решили начать с Утягина.

Эйфорическая улыбка исчезла с лица Осипа, и он, съежившись на стуле, кидал недобрые взгляды на следователя и оперативника. Можно было только гадать, какие мысли бродят в его голове, но что невеселые – это точно. Сама комната – грязные стены, три расшатанных стула, решетки на окнах – не располагала к веселью.

– Я следователь военной прокуратуры, – представился Субботин.

– А я в армии уже десять лет как отслужил, – вызывающе бросил Утягин.

– Это неважно. У меня к вам единственный вопрос. Где вы были вчера ночью?

Утягин хихикнул, потом зло выпалил:

– Это вы лучше нашу родную милицию спросите.

– Пока я вас спрашиваю.

– Вот здесь! – заорал вдруг Утягин. – В этом самом коровнике я и ночевал!

– Это как?

– А вот так. Около одиннадцати вечера вчера схлестнулись мы с «химиками». Тут ваши ангелы подлетели, взяли. Пока то да се – до шести утра и просидели тут… Вот такие дела.

Субботин прекрасно знал, что при расследовании любого неочевидного преступления всегда возникают несколько линий, версий. Кажется, всё – нашел что нужно, но версия лопается как мыльный пузырь, и приходится начинать все сначала.

Время было уже позднее. Субботин дозвонился до дома и сказал жене, что сегодня не приедет. Переночевал в офицерском общежитии. Моментально провалился в тяжелый сон на солдатской кровати.

Утром – снова за работу. В помощники ему дали молоденького лейтенанта-дознавателя. В восемь часов тот уже ждал в штабе. Старший следователь отпер кабинет.

– Заходи, – сказал он, кидая папку на стол.

Лейтенант вошел в кабинет. Раздался стук. Это он задел злосчастную подшивку «Красной звезды».

– Оттащи ты ее в дежурку, – сказал Субботин. – Постоянно все ее роняют.

Лейтенант взял под мышку увесистую подшивку и вышел. Субботин же углубился в бумаги, представленные командирами. Длинный список тех, кто мог совершить преступление. Тут и наряд, и караул – те, кто имел возможность ночью незаметно выйти на улицу; тут и просто лица, склонные к правонарушениям. Пусть дознаватели самым тщательным образом проверяют их алиби. Здесь нужен самый ответственный подход, потому что нередко доверять заявлениям типа: «Я всю ночь спал в казарме» – нельзя. Даже алиби, которое, на первый взгляд, кажется железобетонным, подчас рассыпается в прах. Объем работы был немаленький. Для себя Субботин оставил отработку наиболее перспективных версий. Сейчас главное – проверить людей, которые выполняли те или иные работы в магазине. Им могло быть известно и о деньгах, и о планировке склада…

– Какие еще будут приказания? – спросил лейтенант, вернувшийся из дежурки.

– Погоди. – Субботин написал на листе бумаги несколько фамилий и протянул дознавателю: – Представь-ка мне этих людей. По порядку, как в списке.

– Сейчас организуем.

Ждать долго не пришлось. Через несколько минут в кабинет четким шагом вошел невысокий, в отутюженном, вычищенном обмундировании подтянутый солдат. На его щеках играл здоровый румянец.

– Товарищ капитан, – звонким голосом доложил он, – рядовой Лагус по вашему приказанию прибыл.

«Выучка неплохая, – отметил про себя Субботин, – уставная. Смотреть приятно».

Лагус на вопросы отвечал охотно и четко, но старший следователь чувствовал, что он скован и ожидает подвоха. Сначала свидетель все больше ограничивался словами «так точно», «никак нет», но вскоре разговорился. Субботин узнал, что живет он с сестрой, матерью и отцом в Воронеже. Все его ждут из армии, и вот скоро он вернется домой. О доме говорил с особым удовольствием. Наконец, решив, что атмосфера взаимного доверия установилась, следователь перешел к делу и задал вопрос в лоб:

– Что вы знаете о краже?

– Знаю, что военторг обворовали. – Лагус насторожился.

– Вы когда-нибудь работали там?

– Да, работал, – неохотно кивнул свидетель.

– А что так невесело отвечаешь?

– Да что, думаете, не понимаю, зачем вы эти вопросы задаете? Значит, подозреваете.

– Так уж и подозреваю. Просто поговорить с вами решил. Может, чем поможете.

– Чем? Не крал я. Не так меня воспитывали.

– Какую работу вы выполняли?

– Ящики в склад таскал.

– Это такая комната, – поинтересовался Субботин, – где всё этими самыми ящиками заставлено?

– Да.

– И окно там, да?

– Верно.

– И сейф не закрывается? – непринужденно продолжил Субботин.

– Да, – автоматически ответил Лагус.

– Значит, не закрывается. И откуда вы это знаете?

Лагус прикусил губу – понял, что сказал что-то не то. Потом возразил:

– Так это вся часть знает. Я об этом еще до того, как ящики таскал, слышал.

– Давно?

– Не помню. Месяца два назад. Может, больше.

– От кого?

– Не помню! – затравленно воскликнул Лагус.

– Точно два месяца назад слышали?

– Или больше, – заколебался Лагус.

– Между прочим, сейф сломался за два дня до того, как вас туда направили работать.

Лагус сглотнул; воздух, не в силах что-то сказать. «Интересно, – подумал Субботин. – Как он будет выкручиваться?»

– Может, и позже узнал, – пожал плечами Лагус.

– Только не надо, молодой человек. Не надо! Специально же я вас переспросил о времени, когда вы слышали о сейфе. Вы что ответили?

Следователю захотелось похлопать Лагуса отечески по спине и сказать: «Ну что, попался».

– Ну, ладно, – дрожащим голосом произнес допрашиваемый, – расскажу вам все, как было.

Румянец на его щеках стал ярко-красным, цвета спелого яблока.

– Работали мы в этом несчастном магазине с Казьминым и остались на пару минут в складе одни. А у Казьмина руки такие – за все ухватиться должен. Вот он в сейф и вцепился, ручку подергал и говорит: «Дураки, у них же замок сломан. А сами здесь, наверное, кучу денег хранят».

– Казьмин – ваш приятель?

– Да не особенно. Он больше с Артамоновым общается. Кстати, тот вчера как раз в карауле был.

– Но я вижу, вы тоже Казьмина неплохо знаете.

– Иногда словечком перекинемся.

– С деньгами у него в последнее время проблемы были?

Лагус отвел глаза. Видно было, что говорить ему неохота, а врать боится.

– Н-не знаю, – неуверенно произнес он.

– Врать не советую, – жестко сказал Субботин. – Это может для вас плохо кончиться.

Лагус набрал воздуха, потом запнулся, наконец выдавил:

– Все равно узнаете. Мне ребята рассказывали, что у Казьмина знакомые в городе имеются, у которых он или занял деньги, или проиграл им. А отдавать нечем.

«Ну, вот и ясно все, – подумал следователь. – Все стало на свои места». Он заполнил протокол допроса и положил перед Лагусом.

– Распишитесь внизу, – протянул ручку и добавил: – Сами понимаете, о нашем разговоре распространяться не стоит.

Лагус вздохнул и принялся внимательно изучать текст. Потом расписался, встал, козырнул.

– Разрешите идти?

– Разрешаю.

Когда Лагус был у двери, Субботин сказал:

– Подождите, еще один вопрос.

– Слушаю. – Солдат обернулся и принял строевую стойку.

– Как вы сами-то считаете, Казьмин мог совершить это преступление?

Лицо Лагуса перекосилось, будто ему только что вырвали зуб.

– Ну, говорите.

– Я думаю… – Лагус запнулся, – я думаю, мог.

Оставшись один, Субботин взял чистый лист бумаги.

Привычка письменно фиксировать все версий и мысли нередко помогала. Написал «Казьмин – преступник» и жирно подчеркнул. Если он совершил кражу, для этого должен был ночью выйти из казармы, встретиться с сообщником и иметь достаточно времени для совершения преступления. Выйти из казармы иначе как мимо дневального нельзя – тот же обязан никого не выпускать ночью. Конечно, это правило не всегда соблюдается солдат не будет силой держать своего сослуживца. Начнутся обиды, конфликты, можно и по физиономии получить. Поэтому Казьмина никто останавливать бы на стал и выйти из казармы он мог свободно. Субботин написал на листке:

«Дневальные или сослуживцы должны были видеть, как Казьмин выходил ночью».

Субботин поднял телефонную трубку и позвонил дежурному по полку. Велел ему найти наряд, дежуривший позавчера ночью в третьем батальоне. Через полчаса этот самый наряд в полном составе предстал перед следователем.

Начать Субботин решил о дежурного – здоровенного сержанта-украинца с добрыми, честными глазами. Разговор получился следующий.

– Кто и во сколько стоял у тумбочки?

– Я и Лебезин – с одиннадцати до часу. Утабаев с Бахрушиным – с часу до пяти. Затем снова мы.

– Во сколько вас проверял дежурный по полку?

– Да где-то около часу.

– После этого наряд был у тумбочки?

– Ручаюсь. У нас с этим строго. Ротный шкуру снимет, если что.

– Так уж и шкуру. Ночью никто из казармы не выходил?

– Никто.

– Я вас прошу еще раз подумать, прежде чем ответить на вопрос. Это большая ответственность.

– Никто ночью не выходил. Мимо меня не пройдешь.

Сержант говорил так убежденно, что Субботин ему почти поверил. С остальными разговор получился примерно такой же – стоял всю ночь как штык, сторожа спальное помещение и комнату для хранения оружия, никто не входил и не выходил, службу несли с полной отдачей. Все же под конец следователь понял – что-то здесь не то. Напряжение в ребятах чувствовалось, какая-то настороженность. Если врут, то причин может быть две: или они действительно выпустили ночью из помещения кого-нибудь (скорее всего – Казьмина), а теперь не хотят в этом признаться (а может, не хотят наговаривать на товарища), или наряд просто-напросто спал.

Субботин решил прощупать Казьмина, составить мнение о подозреваемом номер один. Лучше не вызывать его в штаб, а самому сходить в парк для хранения техники, где сейчас работают солдаты. Интересовала первая реакция человека при виде следователя прокуратуры. Если есть что за душой, то вряд ли сможет страх свой скрыть.

Для начала Субботин вызвал командира первой роты. Есть смысл сначала расспросить, что он думает о своем подчиненном. Ротный подошел через несколько минут. Высокий капитан, с большими, сильными руками, уверенным голосом. Субботин решил, что солдаты должны его уважать.

– Хочу вас о Казьмине расспросить. Что о нем сказать можете?

– Разгильдяй. Перед призывом в армию мопед украл. Дело прекратили – мол, армия исправит. Здесь самоволка была, на гауптвахте сидел. Потом у товарищей своих начал по мелочам вещи подворовывать: зубную пасту, шапку. На этом не остановился – тридцать рублей украл. Поймали за руку, и тут же – больше не буду, простите, Поверили, простили, решили дело в суд не передавать, В последнее время притих. Хочет показать, что исправился.

– Мог он забраться в магазин военторга?

– Этот мог запросто… У него в городе какие-то темные знакомства.

– Даже так?! – удивился Субботин.

– Говорят, в общежитии женщину какую-то себе завел. Наверняка даже в самоволки к ней бегает, но доказательств у меня нет.

– Пойдемте на вашего «злодея» посмотрим.

Они вышли из здания штаба. Около входа солдат с повязкой на рукаве усердно мел метлой асфальт.

Парк для хранения техники располагался на окраине городка. По дороге слово за слово Субботин разговорился с ротным. Следователь любил такие беседы, поскольку они позволяли разобраться во многих армейских проблемах и лучше ориентироваться в ситуациях.

– Как насчет дедовщины у вас? Мутузят солдатики друг друга? – спросил Субботин.

– У меня в роте – нет. Я как на должность заступил, сразу сказал – кто молодого хоть пальцем тронет, тот мой личный враг. И землячества нет. Эти явления – самое ненавистное для меня, что в армии есть. Ведь родители посылают детей здоровых, с неизломанной психикой отдать долг Родине. А что с ними уркаганы эти казарменные подчас делают? Всегда я эту сволочь, которая, чтобы превосходство свое над другими показать, людей мучает, давить буду нещадно. – Ротный сжал увесистый кулак.

– Но ведь порой дедовщина для офицера – вещь необходимая, – сказал Субботин. – Что я, не знаю, как командир оценивается? Если в казарме все сияет – значит, ты хороший. А как порядок хороший легче всего навести. Мигнул дедам, те молодых заставили ночь напролет стены и полы тереть, и цель достигнута.

– Времена все-таки меняются. Да и чтобы такими вещами кто-нибудь, из офицеров занимался – это нужно совесть совсем потерять. Я что скажу: если офицер – сильный мужик, то у него и порядок, и никто никому морду не бьет. Да и вообще, скажу я вам, характер нужен. Сделать солдата из пацана, который до армии, кроме своего Хава Металла, ничего не знал и знать не хотел, – дело непростое. А сделать нормального человека из урки, который до армии под суд идти собирался, – дело вообще невозможное. Их можно только в рамках держать. Казьмин тому показательный пример.

Путь в парк лежал через двухэтажное стеклянное здание, где располагались КПП и различные технические службы. За высоким бетонным забором в несколько рядов шли алюминиевые ангары. Из некоторых были выведены боевые машины, которые солдаты приводили в порядок после недавно закончившихся учений.

– Вон там, – показал ротный рукой.

Хранилище роты оказалось напротив хранилища техники инженерно-саперного подразделения. Оттуда выкатили сложенную гусеничную машину, состоящую из нагромождения каких-то штанг, непонятных приспособлений. Субботин не раз видел такие механизмы, и ему всегда хотелось спросить, что же это такое. Однако не хотелось демонстрировать свое незнание.

В полумраке внутри ангара в два ряда стояли боевые машины пехоты.

– БМП-1? – поинтересовался Субботин.

– Других не держим, – ответил ротный.

Следователь закончил университет и в боевой технике разбирался не очень хорошо. Но ее вид всегда притягивал его. Было в этих машинах что-то грозное, сильное и вместе с тем изящное.