Текст книги "Военные приключения. Выпуск 6"

Автор книги: Иван Ильин

Соавторы: Илья Рясной,Алексей Шишов,Юрий Лубченков,Владимир Рыбин,Карем Раш,Валерий Мигицко,Александр Плотников
сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 25 страниц)

Меня приглашают войти. Вхожу и обмениваюсь скорострельными приветствиями с хозяином кабинета. Сажусь в указанное мне кресло. Управляющий, пухлый мужчина предпенсионного возраста, нервно вытирает платком багровую шею. Тревожащий его жар, по-видимому, внутреннего свойства, ибо в кабинете довольно прохладно.

– Ничего плохого сказать о Морозовой не могу, – опередив мои вопросы, гудит он.

Меня радует такое начало.

– Почему вы считаете, что должны говорить о ней плохое? – любопытствую я.

– Ну, раз уж ею заинтересовалась милиция!..

Своеобразная, но довольно распространенная точка зрения. Что ж, придется его огорчить.

– Речь идет о дорожно-транспортном происшествии, – говорю я. – Морозова оказалась единственным свидетелем. Потребовалось уточнить некоторые детали, В протоколе указан адрес вашего учреждения. Вот мы и обратились сюда. А Морозова в отпуске. Не знаете, куда она уехала?

Управляющий приободряется.

– Свой домашний адрес она, конечно, назвать не могла, – упрекает он отсутствующую секретаршу. – Куда уехала? Не знаю. Она мне не говорила. Наши отношения с Морозовой носят сугубо деловой характер.

Последнее – на всякий случай. Сугубо для моего сведения.

– Может, кто-нибудь из сотрудников знает, где она сейчас?

– Вряд ли! Насколько мне известно, ни приятельниц, ни тем более приятелей, у нее здесь нет. Морозова, знаете ли, принадлежит к той категории людей, которые находят себе друзей на стороне. – Эти слова мой собеседник произносит не без сожаления, и тут же, обеспокоившись, что сие смогут истолковать превратно, поспешно добавляет: – Да, кстати, и работает она у нас недавно – третий год.

– Вы сказали «недавно», – замечаю я.

– Молодой человек! – В голосе управляющего появляются назидательные нотки. – Если я сказал недавно, значит, недавно. Я работаю здесь двадцать шесть лет!

Свой следующий визит наношу квартирной хозяйка Ольги: метро «Ждановская», шестнадцатиэтажная башня на противоположной стороне улицы, десятый этаж, вторая дверь налево. Звоню. Меня долго рассматривают в «глазок». Следует традиционный вопрос – «Кто?» Называюсь. Дверь открывается ровно настолько, насколько позволяет цепочка. Просят показать документ. Показываю. Дверь отворяется. На пороге – высокая худая старуха. Седые волосы зачесаны назад и увязаны в пучок, взгляд недобрый, под глазами – мрачные тени. Мне не по себе от одного ее вида, но я стараюсь держать себя в рамках бодрой любезности, ибо впереди – разговор.

– Вы ко мне? – неприятным, визгливым голосом вопрошает сия мегера.

Объясняю, что пришел потолковать с ней о ее квартирантке. Лицо старухи оживляет злорадная усмешка: она словно еще много веков назад предвидела этот визит. Церберша делает шаг в сторону. Это предложение войти.

Беседуем мы на кухне, поражающей своей прямо-таки безжизненной чистотой.

– При всем желании ничего хорошего сказать о ней не могу, – с плохо скрываемой радостью сообщает хозяйка. – Приходит поздно, за полночь. Случается, по нескольку дней дома не появляется. Современная девушка!

– Что это вы так, а? – интересуюсь я. Вопрос излишний, ибо и без того все ясно.

– В ее годах  м н о й  милиция не интересовалась, – многозначительно отвечает старуха.

Смею думать, что в  е е  годах еще не было милиции. Спрашиваю о знакомствах Ольги, бывает ли у нее кто-нибудь?

– Как же… Так я и позволила!

– И не звонят?

– Ну, почему же? Этого я не запрещаю. И знаете кто? Мужские голоса. Только мужские голоса!

У меня большие сомнения по поводу того, известно ли этой особе, что человечество делится на мужчин и женщин, но это обстоятельство отношений к дорожно-транспортному происшествию, по поводу которого я здесь, отношения не имеет.

– Ольга не говорила вам, куда поехала?

Какой-то разговор по этому поводу был, но его содержание старуха запомнила хуже, чем «мужские голоса».

– Куда же?.. Постойте, постойте… Кажется, в Брянск, к матери.

– Куда? – с плохо отрываемым волнением переспрашиваю я.

– В Брянск! – убежденно повторяет мегера. – Говорила, что в Брянск. А уж туда ли, не туда – этого я не знаю.

По моей просьбе старуха показывает мне комнату Ольги. Теория, гласящая, что предметы могут многое порассказать о хозяине, здесь не работает, ибо в комнате мало предметов, принадлежащих девушке: личные вещи да книги. Книг немного. Автобиография Чарльза Чаплина. Томик Фицжеральда. «Три товарища» Ремарка, Учебник русского языка и самоучитель французского, Томик Есенина. «Технология кройки и шитья». Томик Чехова. Попробуйте на основании этого списка умозаключить что-нибудь путное?

На стене – мастерски сделанная фотография. Девушка запечатлена на берегу Москвы-реки. Ветер теребит ее волосы. Она улыбается, но глаза печальные, строгие. Какие мысли тревожат эту очаровательную головку?

Дальше начинается запретная тема. Вынимаю записную книжку, нахожу чистый листок и фиксирую свой служебный телефон. Это – хозяйке.

– У меня к вам просьба, – говорю ей. – Если кто-нибудь будет интересоваться Ольгой, позвоните мне по этому номеру.

Старуха берет листок и изучает текст с наивозможной тщательностью.

– Позвоню, не сомневайтесь, – заверяет она.

Выхожу на улицу. Несколько глотков чистого воздуха мгновенно вершат свое очистительное действо. В обществе этого фельдфебеля в отставке я бы не смог прожить и дня. Девушка жила три года. Еще одна загадка, хотя и не столь важная, как другие. А, впрочем, как угадать, что здесь важней другого? По этой улице Ольга ходила, В том киоске покупала цветы. Садилась в метро, ехала на работу. Отвечала на звонки, носила бумаги на подпись. А потом в одно прекрасное утро остановила мою машину. Случайно или нет? Этого я не знаю, но дорого дал бы за то, чтобы знать…

18

Сухуми не принимает. Девица в справочном бюро толкует о каких-то метеоусловиях; ее холодное безразличие пахнет духами «Мадам Роша». Когда имеешь дело с авиацией, всегда готов к такого рода заминкам, и всегда они застают тебя врасплох. Остается только ждать, надеясь, что и человек ради встречи с которым ты, бросив все, помчался за тысячи километров, благополучно дождется твоего появления.

Несмотря на то, что отпускной сезон приказал долго жить, в аэропорту оживленно сверх всякой меры. Сидячие места разобраны, к буфету не пробиться. Те, кто не сидит и не ждет очереди к буфетной стойке, обозревают друг друга. В центре внимания – две-три девицы, одетые с наимоднейшим изыском и похожие друг на друга, как танцовщицы балета Ленинградского мюзик-холла. Друг на друга девицы поглядывают с тайным и ревнивым беспокойством, на прочую братию – с явным небрежением. Группа бравых военных численностью до полувзвода истолковывают их взгляды на свой лад. Судя по всему, подразделение концентрируется для фронтальной атаки по всем направлениям одновременно.

Покидаю театр предполагаемых боевых действий и выдвигаюсь к огромному окну, выходящему на летное поле. Зрелище, самое что ни есть отрадное! Самолеты взлетают и садятся, катятся по рулежным дорожкам, высаживают пассажиров и поглощают их целыми толпами. Хотелось бы знать, какой из них не торопится вылетать в Сухуми.

События, заставившие меня свернуть свою активность в столице и срочно отбыть на побережье, ожидаемы, как восход, и столь же неожиданны, как строчки тайнописи, возникшие на бумаге под действием тепла. Своей легализацией, однако, они обязаны отнюдь не благотворному влиянию южного климата. Мир полон истин, и они всегда готовы прийти к вам на помощь, надо лишь не плошать. «Бесследно не проходит ничто» – так определяется та, которую мы выбрали в данном случае. Бросьте в воду камень, и через соответствующий промежуток времени этот факт будет зафиксирован сейсмостанцией где-нибудь на Канарских островах. Примерно так и возникло предположение, что гибель серой «Волги» и исчезновение одного из ее пассажиров вызовут какую-то реакцию со стороны преступников, возможно, даже заметную со стороны. Сегодня утром пришло сообщение от наших грузинских коллег. В тот день, когда было нападение на Морозову, при странных обстоятельствах исчез адвокат Зазроев. Само по себе это ни о чем не говорило, если бы не одна маленькая деталь. Автомобиль, отравлявший мне жизнь на протяжении нескольких дней, был зарегистрирован на имя жены Зазроева!..

Четыре часа спустя самолет приземляется в Сухумском аэропорту. Ликующее население делегировало для торжественной встречи некоего Бориса Ахалая, и вот уже он, красивый и загорелый, сжимает меня в объятиях. Ахалая – мой сверстник, закоренелый холостяк и безумно любит «бэшэный скорост»: эти два обстоятельства в свое время и способствовали нашему сближению. То, что группу, которая раскручивает клубок, так сказать, с другой стороны, возглавляет именно он – случайность. Но эта случайность, несомненно, в пользу дела: в нем я уверен, как в себе самом.

На город опускаются сумерки. Ахалая сообщает, что на место мы отправимся завтра утром, и высказывает предположение, что хороший шашлык и стакан доброго вина удвоят наши силы. Идея, несомненно, имеет право на жизнь, и минут через двадцать езды по пересеченной местности на такой скорости, будто за нами гонятся черти, мы занимаем оборону в одном укромном ресторанчике. Вино и, в самом деле, отменное, шашлык – выше всяких похвал. По мере сил пользую и то и другое. Ахалая, по причине вполне понятной, ограничивается шашлыком. Разговор не залаживается. Борис ждет моих вопросов – я не спешу их задавать. Если человеку есть что сказать, он скажет.

– Ну, и нашел же ты нам работенку, генацвале! – вздыхает мой друг, уразумев, что ожидание бессмысленно, и надеясь хотя бы вызвать сочувствие. – «Пойди туда – не знаю куда. Принеси то – не знаю что». И все срочно!

– Ты же знаешь, что это действительно все срочно.

– Ха! – восклицает мой собеседник.

«Как ты мог усомниться!» – так это надо понимать.

– Знаешь, чего мне в последнее время хочется? – доверительно вопрошает Ахалая. – Проснуться, чайку попить, не торопясь, потом погулять, воздухом подышать, на стадион пойти. Я там три года не был! За «Динамо», поболеть, понимаешь, покричать, гол красивый увидеть а то ведь все только по телевизору. Вернуться домой, с соседями в домино сыграть, «рыбу» сделать!.. И чтоб никуда не спешить!.. Даже у валютчиков отпуск есть. А у нас с тобой…

Склонность моего друга к сантиментам мне хорошо известна. Если он действительно решил меня разжалобить, то у него ничего не выйдет.

– В отпуске ты был, – напоминаю я. – В Москву приезжал, помнишь?

– Когда приезжал, слушай? Два года назад!

Это еще что… Я-то к нему в Тбилиси приезжал только по делу.

– Да, кстати, и я только что из отпуска, – продолжаю я.

Борис смотрит на меня с удивлением.

– Ну, и где же ты отдыхал? – недоверчиво спрашивает он.

– На Черноморском побережье.

И тут до него доходит.

– Ха! – усмехается он. – Могу себе представить, что это был за отпуск.

Утро приготовило нам сюрприз. Окрестности заволокло туманом. Он плотен, как вода, я почти физически ощущаю, как он давит на нас. Противотуманные фары в этом сером месиве так же бесполезны, как противогаз на дне морском, но Ахалая гонит, не снижая скорости. Остается надеяться, что дорога ему хорошо известна.

По мере того как мы поднимаемся в горы, туман редеет, растворяется, как дым костра в ночном небе. Единоборства с солнцем ему не выдержать; он отступает вниз, забивается в ущелья, стекает к морю. Минуем какую-то деревеньку, сворачиваем на проселок и через несколько минут оказываемся в пределах действия пейзажа, поражающего взор своей суровой прелестью.

Остроконечные вершины гор, как пики, пронзают ослепительно синее небо. Окруженная с трех сторон горами, долина словно сошла с какой-то старинной гравюры: налицо поместье влиятельного сеньора, и старый лес, и речка, и мост. Так и ждешь, что в следующий миг протрубит боевой рог и из дома выступит походом на врага хорошо вооруженный рыцарский отряд. Но дом – нечто среднее между гипертрофированной пастушьей хижиной и самолетным ангаром, – окруженный массивным, больше похожим на крепостную стену забором, безмолвствует и безлюден.

Борис останавливается у дома. Мы выходим и какую-то минуту любуемся окрестностями.

– Пленительный уголок! – восклицаю я.

– Еще какой! – подхватывает Ахалая. – Дом был брошен. Три года назад Зазроев купил его за бесценок, перестроил – сегодня за него дают восемьдесят тысяч! На языке деловых людей это называется «выгодным помещением капитала». Верно?

Внешний вид этого строения не дает оснований для столь оптимистических оценок.

– Что-то не верится… – бормочу я.

– Сейчас увидишь.

Осматриваем дом. Внутри – это настоящий дворец в миниатюре: старинная мебель, антиквариат, ковры, картины. Насколько могу судить, здесь есть и подлинники.

– Хорошо живет адвокат! – констатирую я.

– Состоятельный человек, – коротко поясняет Ахалая.

Он достает записную книжку и перечисляет, сверяясь со сделанными в ней пометами:

– Пятнадцатого сентября днем Зазроев выехал сюда на машине.

– На машине жены? – интересуюсь я. Это немаловажная подробность.

– На своей. У него «Жигули».

– А как супруга объясняет отсутствие ее машины?

– Говорит, муж дал на несколько дней каким-то своим знакомым. Больше ничего не знает… Еще один момент. Жена хотела приехать сюда вместе с дочерью, но он не разрешил. Сказал, что будет работать, и просил его не беспокоить. Шестнадцатого сентября между девятью и десятью вечера она звонила и разговаривала с ним.

Шестнадцатого сентября… В тот вечер мы были в ресторане…

– На даче есть телефон? – перебиваю я, пораженный пришедшей на ум несложной мыслью.

– Я же сказал – звонила! – обижается Ахалая. – Или ты считаешь, такой человек будет бегать на ближайший переговорный пункт? Слушай дальше. Утром следующего дня – это было семнадцатое сентября – на ее звонок никто не ответил. Не отвечал ни днем, ни вечером. Волнения, переживания, то да се… Восемнадцатой го она приезжает сюда сама. Зазроева на даче нет. Два дня она выжидает, а двадцатого заявляет в милицию.

– Почему только двадцатого?

– Говорит, что такие неожиданные отлучки мужа бывали и раньше. В таких случаях он всегда звонил ей – из Москвы, из Ленинграда, из Одессы… В этот раз не позвонил.

– Машина? – роняю я.

– «Жигулей» на даче не было.

– Ищите?

– Розыск мы объявили двадцатого. Пока никаких следов. – Ахалая задумчиво трет переносицу. – Я тебе вот что скажу, Виктор. Если человек внезапно исчезает, это кому-то нужно. Может, ему самому, а может, нет. Давайте исходить из того, что Зазроев исчез по собственной инициативе. В таких случаях человек обязательно что-то прихватывает на черный день. Вклад Зазроева в сберкассе не тронут. В квартире мы ничего не нашли.

– А здесь?

– Пойдем, я тебе кое-что покажу.

Борис выходит из гостиной. Я следую за ним, мысленно сопоставляя даты. Об исчезновении Зазроева стало известно двадцатого. Нам доложили двадцать первого. Они искали меньше полусуток.

На кухне Ахалая обращает внимание на холодильник, спрятанный в глубокой нише.

– Что это? – спрашивает он.

– Холодильник, – отвечаю я.

– Удобно, правда? Никому не мешает… Ну-ка, помоги.

Вдвоем мы выволакиваем холодильник из ниши. Борис включает настольную лампу и светит в нишу.

– Теперь смотри, – говорит он.

Наклоняюсь и вижу вмонтированный в дальнюю стенку ниши сейф.

– Открывай, не заперто, – предлагает Ахалая.

Открываю – сейф пуст. Вопросительно смотрю на своего друга.

– Мои ребята утверждают, что в сейфе находился сравнительно небольшой прямоугольный предмет. Что-то вроде портфеля или, скорее, «дипломата». Извлекли его оттуда несколько дней назад. Много любопытного в этом доме, правда?

Мы возвращаемся в гостиную. Некоторые из картин, бесспорно, заслуживают того, чтобы им посвятить часок-другой, но сейчас у меня нет на это времени.

– Не боится хозяин оставлять такое богатство без присмотра? – интересуюсь я.

– Обычно на даче есть сторож – житель здешней деревни, – объясняет Борис. – Пятнадцатого Зазроев, когда приехал, отпустил его домой. Сказал, дня на три.

– Ты проверял?

– Обижаешь, начальник! – разводит руками Ахалая.

– Где телефон?

– Хочешь позвонить?

– Хочу посмотреть.

– Он в спальне. Это сюда.

В смысле обстановки спальня, пожалуй, самое скромное место в доме. Простая кровать, торшер, два кресла, тумбочка. На тумбочке – телефон. Для того чтобы снять трубку, человеку, сидящему в кресле, достаточно протянуть руку.

– Послушай, Борис, – говорю я, – попытайся выяснить, кто, кроме жены, звонил Зазроеву шестнадцатого в течение дня и семнадцатого утром.

– Сделаем, – коротко отвечает Ахалая.

Мой друг не привык задавать лишних вопросов. Он считает, что это непрофессионально.

19

Двухэтажное здание больницы расположено на окраине городка. Место под двор отвоевали у холма, срезали часть склона, стыки аккуратно выложили камнем. Холм не обиделся, взял под свою добрую опеку здание и двор. Зимой он защищает их от ветра. Летом в его тени всегда прохладно. Сегодня жаркий день. По двору, стараясь держаться в радиусе действия тени, прогуливаются выздоравливающие. Четверо из них, расположившись за деревянным столом под старой грушей, разминаются в домино.

Из двери появляется и поспешно направляется ко мне главврач, рано располневший мужчина лет сорока, с добрыми и грустными глазами. Маленькая больница в глубине, трудяга-доктор, с виду закоренелый неудачник, практикующий в диапазоне от вывихов до черепных травм, – все это поначалу вызывало у меня большие сомнения. Медицинское светило, на которое я вышел через Бориса, заставило меня отказаться от намерения при первой же возможности перевезти Ольгу в Тбилиси. «Кантеладзе? Если, не дай бог, со мной случится то же, что с вашей подопечной, я попрошу отправить меня только к нему!»

– Извините, что заставил вас ждать, – говорит главврач. – Срочная операция. Понимаете, мальчишка-слесарь транспортер на ферме ремонтировал, а механик возьми да включи… Можно сказать, по частям собрали. Будет жить парень! Под счастливой звездой родился!

Я угощаю «счастливую звезду» незнакомого мне слесаря столичной «Явой». Мы закуриваем и отправляемся в неспешную прогулку по больничному двору. Со стороны это похоже на задушевный разговор старых друзей. Но только со стороны, ибо повод, который свел нас, отнюдь не добрый.

– Состояние по-прежнему очень тяжелое, – сообщает главврач. – Бредит.

По сравнению со вчерашним днем – ничего нового. Удерживаю себя от внезапно нахлынувшего желания излить этому незнакомому человеку душу и не без усилий возвращаю нашей беседе деловое начало.

– Называла кого-нибудь? – интересуюсь я.

Главврач выпускает дым тонкой струйкой и с юношеской восторженностью следит, как он поднимается к небесам.

– Звала какого-то Олега, – отвечает он.

По-видимому, я меняюсь в лице, ибо мой собеседник поспешно спрашивает?

– Что с вами?

– Ничего, – говорю я. – Я могу ее видеть?

– Не раньше, чем дней через пять-семь… Скажите… – Главврач какое-то мгновение взвешивает, стоит ли ему продолжать – Я понимаю, что у вас такая работа… Но все же, если возможно… Для вас очень важен этот разговор?

Я звоню по три раза на дню, теперь вот примчался из самой Москвы – мог бы и догадаться.

– Очень, – коротко отвечаю я. – Скажите, доктор, кто-нибудь еще интересовался состоянием больной?

– Ваш коллега из Тбилиси.

Это Борис.

– Может, приходил кто-нибудь?

– Нет-нет, я бы знал.

Заключаю наш разговор естественной в таких случаях просьбой сделать все возможное.

– Делаем все возможное, – сухо произносит главврач.

Будь я хоть господь бог, я не имею права сомневаться в его усилиях.

Ахалая дожидается меня в машине. На его взгляд, мое беспокойство о судьбе этой девушки вполне понятно: она – важный свидетель. Он считает, что наша встреча на дороге не была случайной. Я знаю это, и меня вполне устраивает, что прозорливость моего друга имеет некоторые пределы.

20

Энергичный АН-24 переносит нас в Тбилиси, а машина прямиком доставляет к подъезду учреждения, в котором трудится Ахалая. Стыдно признаться, но все предыдущие визиты в этот город проходили по той же схеме, так что мое знакомство с ним носит чисто иллюзорный характер. Впрочем, изменения на улицах, по которым меня возят из раза в раз, я все же в состоянии подметить. Говорю об этом Борису.

– Это потому, что ты редко бываешь у нас, – бросается в глаза, – объясняет он сей феномен. – А я вот внимания не обращал…

После доклада руководству уединяемся в кабинете. Свой главный сюрприз Ахалая, как хороший фокусник, приберег к концу программы. Теперь он, не торопясь, обстоятельно подводит меня к нему.

– Вот уже несколько лет подряд мы постоянно натыкаемся на следы деятельности одной шайки. – Борис при этом энергично расхаживает по кабинету. – Валюта, драгоценности, произведения искусства… Антиквариатом не брезгуют. Работают с размахом! Конспирация – на высоком уровне! Я так думаю, каждый знает только одного, не больше. И только тот, кто на самом верху, знает всех и все ниточки у себя в руках держит. Понимаешь, сидит где-нибудь в темном углу, а от него во все стороны нити, нити… Как паутина! Башковитый, мерзавец!.. К сожалению, это все, что я сегодня могу о нем сказать. Зато у меня есть кое-что другое. Раньше не вязалось. Вот только теперь… Несколько лет назад при совершенно случайных обстоятельствах – подчеркиваю, совершенно случайных – арестовали мы некоего гражданина Миносьяна. Ничего интересного при обыске у него не нашли. Кроме вот этого.

Ахалая останавливается у стола, открывает один из ящиков и выкладывает передо мной металлический контейнер.

– Узнаешь? – вкрадчиво спрашивает он.

Как не узнать – его-то и обнаружили в машине Никитина. Говорю об этом Борису.

– Нет, дорогой, – хитро улыбается он, – Это контейнер, изъятый у Миносьяна. Ты привез мне вот этот.

Ахалая снова лезет в стол и извлекает на свет второй контейнер, как две капли воды похожий на первый.

– Браво! – восклицаю я. И, насколько понимаю, это еще не все.

– Миносьян никого не назвал, молчал как рыба. На сегодняшний день он пребывает в местах не столь отдаленных. К сожалению, только он один. Все остальные преступники остались на свободе и продолжают свое черное дело. Теперь слушай внимательно! – Призыв совершенно излишен, ибо я весь обратился в слух. – Как ты думаешь, кто защищал Миносьяна на суде?

Вот он, фокус! Гаснет свет, волнительно гремит барабан, прожектор выхватывает из темноты таинственную личность во фраке и цилиндре, лицо закрывает черная полумаска. Кто разгадает его секрет – тому бесплатный билет на все последующие представления.

– Зазроев! – Я почти уверен в этом.

– Именно! – ликующе заключает Ахалая.

Сдается, моя сообразительность привела его в восторг, хотя, после того что я здесь услышал, догадаться было не так уж трудно.

Немного успокоившись, он продолжает:

– Было это четыре года назад. С тех пор Зазроев очень переменился. От активной практики отошел, изредка ведет незначительные дела. Как живет – сам видел. Защищая даже самых отъявленных негодяев, на такую дачу просто так не заработаешь! Остается предположить, что у нашего адвоката появились какие-то возможности. Как думаешь, какие?

Мне понятно, к чему клонит мой друг.

– Миносьян, – роняю я.

– Вот-вот! – подхватывает Борис. – Не самый ли крупный зверь попался нам тогда… при случайных обстоятельствах?

Предложение, безусловно, заслуживает внимания. А какие у тебя, мой друг, доказательства?

– Нет доказательств! Нет! Чистая логика! Я не знаю, кто такой Зазроев, но я могу судить о масштабах его деятельности. Если он и валютчик, то, во всяком случае, не рядовой!

– Ты полагаешь, Миносьян вручил бразды правления Зазроеву?

– Временно, дорогой! Временно! На период вынужденного отдыха. Люди «сидят». Схема должна работать. – Но почему именно Зазроеву?

– Об этом лучше всего спросить у самого Зазроева, – логично замечает Ахалая.

– Улетела птичка, – говорю я.

– Надеюсь, недалеко. Вот что, Виктор, тебе обязательно надо встретиться с Миносьяном.

– А если он будет молчать?

– Есть еще одна зацепка.

Ахалая достает из верхнего ящика и кладет на стол, изображением вниз, какую-то фотографию.

– Взяли мы несколько дней назад одного человека, – говорит он. – Мелкая сошка, но с большими аппетитами. Тот же круг интересов: золото, бриллианты… Он назвал нам одно имя: клянется, что других не знает. Вот этого!

Борис переворачивает фотографию. С любительского снимка размером тринадцать на восемнадцать на меня таращится довольная собой личность лет тридцати с лицом преуспевающего деятеля районного масштаба.

– Арчил Нодаришвили, гражданин без определенных занятий, – представляет Ахалая. – По словам вышеупомянутой мелкой сошки Нодаришвили был связным между здешними валютчиками и каким-то человеком в Москве. В конце августа он выехал в столицу, но к назначенному сроку не вернулся. Иными словами, тоже исчез!

21

Существуют десятки способов выпасть из поля зрения: изменить имя и внешность, подыскать подходящий адресок, заполучить новые документы. Определенными преимуществами здесь обладают лица с хорошим знанием географии. Допустим, вас ищут в Костроме, а вы в это самое время преспокойно разгуливаете по улицам Новосибирска. Если в Арчиле Нодаришвили неожиданно проснулась «охота к перемене мест», поиски его могли затянуться на неопределенное время. Этот человек нужен был мне немедленно, и я решил ограничиться Москвой.

Коллеги из милиции предоставили нужные сведения. На стыке последнего месяца лета с первым месяцем осени интересующий нас гость с Кавказа ни в одной гостинице столицы не проживал, по поводу его исчезновения к властям никто не обращался. Я поднял аналогичные заявления, касающиеся мужчин в возрасте от тридцати до сорока лет. Таковых оказалось трое. Все нашлись, все живы и здоровы. Один загулял с друзьями. Второй неумело скрывался от алиментов. Третий вернулся к жене. Искать его по старому адресу заявительнице, к которой он, в свой черед, ушел от жены, почему-то не пришло в голову.

Оставались лица, ушедшие в небытие. Двадцать девятого августа в состоянии сильного алкогольного опьянения угодил под электричку командированный из Иркутска. Тридцатого в районе пятьдесят седьмого километра Киевского шоссе обнаружен труп неизвестного. Возраст тридцать – тридцать пять лет. Особые приметы: на левой руке след какой-то давней травмы – не хватает большого пальца. Заключение следствия: сбит машиной.

Пока медицинская карточка Нодаришвили, изъятая из районной поликлиники, путешествовала в Москву, труп эксгумировали. Заключение судебно-медицинской экспертизы не оставило никаких сомнений. В ночь с двадцать девятого на тридцатое августа под машину на Киевском шоссе угодил именно он.

Пустынное шоссе в шестидесяти километрах от столицы – неподходящее место для прогулок в ночное время. Но поскольку Арчил Нодаришвили ничего не делал просто так, его появление в данной географической точке, надо думать, не было случайным. Что заставило его отправиться в этот последний в жизни вояж? Сержант, командир патруля, обнаружившего труп, обратил мое внимание на две любопытные подробности. Во-первых, тело было найдено в тридцати четырех метрах от дороги и вроде как замаскировано, но не тщательно. Во-вторых, ни документов, ни денег – ровным счетом ничего такого, что могло бы пролить какой-то свет на тайну его появления здесь – обнаружено не было: карманы очищались со скрупулезностью пылесоса. Я поинтересовался у специалистов, может ли человек, с травмой, послужившей причиной смерти Нодаришвили, самостоятельно одолеть тридцать четыре метра, и в ответ услышал категорическое «нет».

Версию о непредумышленном убийстве я отверг сразу же. Координаты и время действий, род деятельности погибшего, пустые карманы и отдаленность от шоссе места его последнего успокоения, однозначно указывали на убийство с заранее обдуманным намерением. Тот, чья рука направила роковой автомобиль, определенно знал, на что шел, и сделал все возможное, чтобы жертва осталась неопознанной.

Нодаришвили был связным: передавал распоряжения, что-то перевозил по мелочам. Для переброски крупных партий валюты изобретают что-нибудь похитрей. Что-то вроде контейнера в бампере вездехода Никитина. Тот, кто убрал связного, по-видимому, опасался, что нечто, чрезвычайно важное, станет достоянием чужих глаз и ушей. Годилось и другое предположение. В среде преступников наметился раздор: обманывали друг друга эти подонки так же легко, как клялись в вечной верности. Но и в этом случае речь шла об обмане не рядовом, раз оно повлекло за собой убийство.

Чем больше я раздумывал над всем этим, тем больше мне не нравился один нюанс. Даже не факт. Тональность. Об исчезновении Нодаришвили преступники знали, это подтверждено. Но почему-то особого беспокойства в их стане это не вызвало. Первый признак такого беспокойства – мгновенное прекращение всех дел: залечь на дно, выждать, определить, откуда дует ветер. В данном случае уже через несколько дней из Москвы на Кавказ была отправлена «посылка». Оставалось предположить, что ликвидация связного предопределялась заранее. Но если так, почему это не было сделано на месте? Почему ему позволили выехать в Москву – мало ли что могло случиться по дороге?

Ясности не было никакой. Схематично меж тем все выглядело складно, и у меня снова возникло чувство, что кто-то исподволь направляет наши действия. Всякий раз, когда события выходят из-под контроля, кажется, что их контролирует кто-то другой, тут уж ничего с собой на поделать. Стоило следствию забуксовать, как появился Никитин с его контейнером. Провалилась операция а контейнером – тут же всплывает личность Зазроева, затем возникает этот самый Нодаришвили. И что же? Зазроев исчез, Нодаришвили убит. По мере того как появляются новые подробности и возникают новые имена, мы все больше и больше вязнем в лабиринте. В лабиринте, из которого, возможно, вообще нет выхода.

22

Стремительный ТУ-154 с точностью часового механизма доставляет меня в Свердловск, а его старший по возрасту собрат, трудяга АН-второй, препровождает дальше на северо-восток. Полтора часа в кабине тряского армейского вездехода – и вот я уже в лагере, где отбывает срок заключения некий гражданин Миносьян. Вся дорога от Москвы заняла семь часов. Вчера, испросив выходной, ровно столько же я добирался в Муром, проведать мать…

О моем приезде предупреждены. После недолгой беседы с начальником лагеря меня проводят в комнату для свиданий. Сажусь за стол, достаю из портфеля несколько листов бумаги, вынимаю из кармана авторучку и жду.

Дверь распахивается, и приятный баритон, опережая появление его хозяина, просит разрешения войти.

Поднимаю глаза и вижу невысокого, одетого в аккуратную униформу темного цвета человека лет пятидесяти, чье телосложение находится в полном согласии с его возрастом и ростом. Глядит вошедший бодро, на щеках играет здоровый румянец – в здешних местах морозно.