Текст книги "Военные приключения. Выпуск 6"
Автор книги: Иван Ильин
Соавторы: Илья Рясной,Алексей Шишов,Юрий Лубченков,Владимир Рыбин,Карем Раш,Валерий Мигицко,Александр Плотников
Жанры:
Военная проза
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 25 страниц)
В таком вот настроении мы приближаемся к месту действия. Искомую деревеньку можно приметить с расстояния в добрый десяток километров, а на среднем плач не происходящее являет собой нечто среднее между извержением Везувия и карнавалом в Рио-де-Жанейро. С небес на это буйство света радостно взирает луна в окружении сонма ликующих звезд. Люди веселятся, у людей праздник – так почему бы, черт возьми, об этом не узнать всей Вселенной и не возрадоваться!
Лихо торможу у знакомого двора, и за ту минуту, по истечении которой наше прибытие станет центром всеобщего внимания, успеваю рассмотреть детали. Несмотря на поздний час, веселье в самом разгаре. Ломятся от яств накрытые во дворе столы, во главе которых я замечаю Автандила Гоголадзе. Между столами и погребом курсируют женщины с кувшинами, чье содержимое, надо полагать, покрепче газировки. Аппетитно дымится невероятных размеров мангал, способный вместить быка. Играет небольшой, но звучный оркестр национальных инструментов. Молодежь демонстрирует себя в танце, и почтенные аксакалы с воодушевлением приветствуют каждый удачный выпад.
Преисполненный скрытого достоинства, сдержанно гляжу на Ольгу – кажется, здесь кто-то сомневался? – и обнаруживаю прямо-таки разительные перемены. Девушка возбуждена. Она смеется. Ее захлестнула эта атмосфера безудержного веселья. Она выходит из машины и предлагает мне руку. Я следую за ней, успевая подумать о том, что даже такое, в целом безотрадное явление, как извержение вулкана, может содержать в себе некий положительный момент, если дело происходит холодной зимней ночью.
Появление красной «Нивы» замечено. Для опытного глаза Гоголадзе не составляет труда определить, кто перед ним. Тамада взмахом руки останавливает танцы, поднимает новобрачных, родственников, гостей и сам во главе колонны движется нам навстречу. Пораженные размахом встречи, мы несколько теряемся.
– Дорогой! Я знал, что ты приедешь! – раскрыв объятия, гудит Автандил.
Мы обнимаемся. Пока участники торжественной встречи перестраиваются в живописное полукольцо, тамада, радостно косясь в сторону Ольги, успевает шепнуть мне на ухо:
– Кто это?
Ситуация не оставляет времени на раздумья.
– Это… – начинаю я, надеясь, что некий голос свыше сподобит меня закончить фразу.
– Твоя жена! – догадывается Гоголадзе.
Ход его размышлений несложен. Эдакая прелесть может быть либо ангелом, либо супругой. Но нынче ночью в ангелов здесь не верят.
Участники этого короткого разговора столбенеют, каждый на свой лад. Я – от смущения. Почтенный тамада – от восторга. Не теряет присутствия духа лишь девушка. Она встряхивает головкой, чем приводит нашего огнеборца в состояние, близкое к экстазу, и представляется:
– Ольга.
– Добро пожаловать, дорогая Ольга! – грохочет Гоголадзе, и горы возвращают подобное обвалу эхо. – Добро пожаловать!
Он делает знак оркестру. Звучит что-то вроде марша. Чувствуя себя последним болваном, шепчу на ухо Ольге:
– Они приняли вас за мою жену. Надо исправить это недоразумение.
– Успеется, – улыбается она.
Улыбка адресуется всем, и каждый без зазрения совести относит ее на свой счет. В рядах лихих джигитов наблюдается массовое подкручивание усов. Два-три экземпляра покрупнее теснят своих соседей, занимая выигрышные позиции.
Тамада жестом останавливает музыкантов и приступает к представлению участников событии.
– Наши новобрачные. Посмотри, какие красавцы!
Действительно красавцы! Известный на всю Грузию животновод строен, как утес, и гибок, как лоза. Румянец на щеках известной на всю Грузию чаевода подобен розе на заснеженном склоне Эльбруса. Я жму руку жениху. Ольга обнимает невесту.
– Поздравляем!
– Спасибо! Спасибо, что приехали.
– Нателла, Софико, Сулико, Георгий, Зураб, Гоги, Эллочка, Григорий, дедушка Шота, Тамара, Шалва, Гиви, Кахи и маленький Самвельчик, – называет тамада.
Жму чьи-то руки, похлопываю по чьим-то плечам, меня целует какая-то игривая молодка.
– Очень приятно.
– Очень…
– …приятно!
– Очень!..
Раздвинув толпу, на передний план выдвигается толстый краснощекий молодец с усами в пол-лица, не упомянутый в вышеприведенном списке.
– Тариэл, – рекомендует молодца Гоголадзе. – По-русски не говорит, но очень хороший человек!
– Олег.
– Ольга.
Усач что-то бормочет, пунцовея до крайней степени, Держу пари, что его монолог адресован моей «женушке».
– Он говорит, что мой друг и гость – очень счастливый человек.
– Очень! – переводит Гоголадзе. – Он говорит, что жена моего друга и гостя – луна в небе. Между прочим, это самые высокие слова, какие мужчина может сказать женщине, – доверительно сообщает он Ольге.
Про себя добавляю: только не в присутствии мужа.
Нас приглашают к столу.
– Вы не находите, что тирада этого Тариэла даже в переводе звучит несколько вызывающе? – говорю я Ольге.
– А вы не волнуйтесь, – с достоинством отвечает девушка. – Я вам все-таки не жена. Кстати, Олег, – голос ее теплеет, – спасибо за то, что привезли меня сюда.
Мимолетно и как бы случайно Ольга касается моей руки, и этот жест примиряет меня с обществом вызывающих молодых людей, которые так и кишат поблизости.
Нас усаживают на почетные места рядом с новобрачными, и мы присоединяемся ко всеобщему молчанию, предваряющему тост тамады. Используя эту короткую паузу, чтобы приглядеться к собравшимся. Ничье лицо не привлекает внимания, а моя хваленая интуиция на сей раз безмолвствует. Сколь высоко ни оценивай здешнее гостеприимство, вряд ли стоит предполагать, что пассажиры «Волги» весь день донимали нас с единственной целью завлечь на свадьбу.
Убедившись, что тишина достигла нужной кондиции, Гоголадзе обводит присутствующих добрым взглядом и начинает:
– Для чего на свете живет человек? Ради богатства? Нет! Ради славы? Слава – пустой звук, если в жизни не было ничего, кроме славы. Ради того, чтобы дожить до ста пятидесяти лет и сказать: «Смотрите, люди, я самый старый среди вас»? Мне жаль такого человека. (Прадедушка невесты: «Правильно!»). Я хочу вам напомнить замечательные слова великого поэта:
Мало толку, если горе несчастливого снедает,
До назначенного срока человек не умирает.
Роза, солнца ожидая, по три дня не умирает.
Смелость, счастье и победа – вот что смертным подобает!
(Оживление в зале).
Тамада поднимает свой бокал, глаза его сверкают, голос гремит:
– Давайте же в этот большой для новобрачных и для всех нас день выпьем за то, чтобы каждый из нас жил на земле столько, сколько ему положено, чтобы хорошо делал свое дело, чтобы радовался, глядя на детей, внуков и правнуков, и чтобы всегда были с нами мир, счастье и любовь! За вас, дорогие! (Возгласы одобрения.)
Воздаю должное ораторскому искусству моего, друга и намереваюсь воздать должное вину. Чокаюсь с Ольгой.
– За тебя, дорогая!
– За тебя, дорогой! – отвечает она бесцветным голосом, как и подобает примерной супруге.
Вино превосходно. Впрочем, человек, расположившийся напротив, на сей счет, по-видимому, иного мнения, ибо к бокалу он так и не притронулся. Он сидит и не сводит печальных глаз с Ольги. Это – небезызвестный Тариэл.
– Почему он все время на меня смотрит? – шепчет мне девушка.
– Вы ему нравитесь, – говорю я.
И тут же мне в голову приходит, что возможна и другая причина столь пристального внимания. Об этом я, естественно, умалчиваю.
– Ты, – поправляет она.
– Ты, – повторяю я.
Иной раз и малопочтенная роль эха не лишена приятности.
– Но ведь я замужем, – резонно замечает она, возвращая меня к интересующей ее теме.
– Разве это препятствие для мужчины?
– «Луна в небе»… Такие слова женщины помнят до гробовой доски. А он симпатичный, правда?
Стоит мужчине выдать «на гора» какой-нибудь дурацкий комплимент, и он уже симпатичный.
– Если бы он понимал по-русски, у него бы сразу улучшилось настроение, – говорю я.
Настроение у вашего визави не меняется, тем не менее мне кажется, что его способности к языкам Гоголадзе несколько приуменьшил.
Появляется тамада, делает знак рукой. К нам спешит веселая старуха с кувшином и краснощекий толстяк о двумя рапирами шашлыков. Автандил с поклоном преподносит нам по рапире и, заговорщически подмигнув мне, интересуется:
– Узнаешь?
– Неужели?..
– Он самый – наш бывший попутчик. Высший сорт! Ешьте, пейте, гости дорогие! У нас на свадьбе быть голодным и трезвым не полагается!
…Поздно ночью, когда самые стойкие еще сидят за столом и еще звучит песня, тамада провожает нас на ночлег. Открывает дверь, пропускает нас в какую-то комнату и говорит:
– Вам здесь будет хорошо. Отдыхайте. Пойду скажу этим головорезам, чтоб не шумели.
Осенив «чету» Никитиных улыбкой, Гоголадзе выходит. Мы остаемся вдвоем. Осматриваемся. Комната небольшая, интерьер выдержан в национальном стиле, стены покрывают ковры. Кровать, как и следовало ожидать, одна. Пауза затягивается. Молчание становится неловким.
– Вот они, последствия фиктивного брака в лучшем виде, – бормочу я.
Ольга молчит. Судя по всему, выход из создавшегося положения следует искать мне. Эти поиски не затягиваются, хотя и стоят определенной внутренней борьбы с самим собой.
– Ну, вот что… Оставайся здесь, – решаю я. – Я переночую в машине.
– Не надо в машине! – поспешно восклицает девушка.
– Почему? – задаю я естественный в этой ситуации вопрос.
– Ну, в общем… – Ольга лихорадочно ищет ответ и, наконец, находит: – Нас могут неправильно понять. Хозяева так старались! Думаешь, легко разместить такое количество гостей?
– Я так не думаю, поэтому и исчезаю, – заявляю я. – И вот что, Оля… После того, как я уйду, хорошенько запри окно и дверь.
– Боишься, что украдут? – вымученно улыбается девушка.
– Боюсь, – отвечаю я, что в определенной степени соответствует действительности.
После того как я дал все необходимые указания, мое присутствие в данной географической точке становится необязательным. Направляюсь к двери.
– Олег! – останавливает меня девушка.
Оглядываюсь, у меня нет никаких сомнений: она боится за меня, но объяснить причину своих опасений не решается. Что ж, подождем.
– Спокойной ночи, – говорю я.
– Спокойной ночи, – шепчет Ольга.
Оставив ее наедине со своими страхами и сомнениями, обхожу дом и, укрывшись в темноте, какое-то время наблюдаю за заветным окном. Вопреки моим советам, девушка не заперла его на засов, а, наоборот, распахнула настежь. Выключив свет, она замирает у окна. Оставляю свой пост и следую дальше. Здесь пока все.
Свадьба сходит на нет. У столов еще суетятся какие-то личности, но вряд ли они способны соображать, что происходит в окружающем мире. В поисках пристанища оглядываю двор. Мое внимание привлекает стог, стоящий у забора. Стратегические достоинства этой позиции очевидны. С вершины стога отлично просматривается двор и, что немаловажно, – улица.
В следующее мгновение занимаю сей опорный пункт, надеясь, что никто этого не заметил. Сено оглушительно пахнет. Запахи навевают фривольные мысли о сне. Дабы отогнать от себя сон, выдергиваю пук травы и энергично растираю щеки и лоб. На время это помогает. Во дворе и на улице не происходит ничего, заслуживающего внимания, и меня начинает снова клонить ко сну. В этот самый момент у «Нивы» возникает какая-то фигура. Это не подвыпивший прохожий и не подгулявший гость, интересующийся новинками отечественного автомобилестроения. Появление этого человека здесь не случайно.
Осторожно обойдя автомобиль, фигура делает попытку нырнуть под капот. Забыв о сне, с интересом слежу за развитием событий. Тут же выясняется, что этим занят не я один. Кто-то из-за стола, где, по-видимому, крайне нуждаются в свежих силах, зовет:
– Эй, дорогой! Куда полез? Иди сюда! Выпьем!
Неизвестный выбирается из-под машины и поспешно исчезает в темноте.
– Куда ты, генацвале? – удивляется приглашавший.
Вопрос остается без ответа. В следующие часы моя «Нива» не привлекает ничьего внимания. Рассвет уже золотит близкие вершины гор, когда я, убедившись, что наиболее стойкие из гостей вознамерились пировать до утра, позволяю себе уснуть. Мой сон желанен и легок. Мне снится, что я летаю. Это, помимо всего прочего, означает, что дело, которому я посвятил трудный день, удалось.
10
Утро. С гор тянет свежестью. Отчетливо слышен шум перебранки: гортанные крики женщины и размеренные методичные, как удары молота, короткие контрдоводы мужчины. Где-то по соседству лопочут куры. Разгребаю сено и выбираюсь наружу. Обозреваю пустынный в этот час двор и столь же пустынную улицу. Едва заметно дымит очаг. Во глава с гола мирно похрапывает тамада.
Сползаю со стога. Делаю несколько энергичных движений, стряхивая с себя сон. Подхожу к машине. Все, что меня интересует, на месте.
Мой следующий маршрут – к двери, за которой спит Ольга. Совершенно неожиданно для себя обнаруживаю Дверь открытой. Стучу, потом вхожу, Девушки нет…
Возвращаюсь во двор. Мое первое побуждение – броситься к спящему Гоголадзе. Впрочем, я тут же останавливаю себя. Мой друг не вел бы себя столь инертно, я в наличии причины, посягнувшие на его сон, к каковым, без сомнения, можно отнести исчезновение Ольги. Прислонясь к забору, приготовился закурить и хорошенько все обдумать.
С улицы доносится шум мотора. Переламываю в кулаке сигарету и отбрасываю ее в сторону. Из разрывов утреннего тумана появляются лошадь и всадник. Лошадь серая, в яблоках. Всадник, точнее, всадница – Ольга. Картина, которая открывается взору, способна восхитить даже человека с воображением, но сейчас мне не до восторгов.
Девушка останавливается у калитки и лихо спрыгивает с лошади.
– Ой, как здорово! – запыхавшись, говорит она. – Просто чудо какое-то! Это все Тариэл. Я не могла отказаться, правда!
Кому еще могла прийти в голову идея этой романтической прогулки с чужой женой, как не герою Руставели! Я отворачиваюсь к забору, не без тревога обнаруживая, что чувства, меня обуревающие, совсем не те, каковые пристало испытывать автопутешественнику к своей случайной попутчице. Они совсем иного толка.
Ольга приближается, кладет мне руку на плечо.
– Олег, милый, прости! Я заставила тебя волноваться…
Оборачиваюсь и интересуюсь как можно безразличнее:
– С чего ты взяла?
С этого момента наш разговор мог бы пойти по одному, интересующему меня направлению, но его прерывает Тариэл. Способность этого человека появляться некстати поразительна. По-видимому, всадник из него неважный, ибо передвигаться он предпочитает за рулем открытого «уазика». Сказал бы я ему, да жаль, он не понимает по-русски.
– Спасибо, Тариэл! – кричит девушка.
Тариэл что-то бормочет по-грузински. Потом отъезжает. Лошадь послушно следует за ним.
Говорю, что намерен продолжать путь. Ольга покорно соглашается. Мы уже собрались и сидим в машине, когда перед нами вырастает всклокоченный тамада. Широко разведя руки, он преграждает нам путь и обиженно возопляет:
– Куда?!
Приходится выйти и объясниться.
– Автандил, нам пора ехать, – говорю я.
– Нет, нет и еще раз нет! – решительно заявляет Гоголадзе. – У нас так не полагается! Что за гости, слушай? Приехали последними – уезжают первыми. Передо мной не стыдно? Хорошо. А перед молодыми? Что я им скажу?
– Мы хотели проститься, но они спят, – объясняет Ольга.
– И пусть спят. Пусть! – восклицает тамада. – Такой ночи, как эта, в их жизни больше не будет. А когда проснутся, мы сядем за стол и выпьем за моего друга Олега Никитина, выдающегося автомобилиста, знаменитого путешественника, главу замечательной семьи, мужа красавицы жены и просто очень хорошего человека!
Достигнув пределов своего красноречия, Гоголадзе умолкает. В самом деле, что тут можно добавить?
Смущенный развернутой передо мной картиной, молчу и я. Молчу недолго, чтобы меня не заподозрили в самолюбовании.
– И все-таки нам пора ехать, – говорю я.
– Ну что ж. – Тамада расстраивается до последней возможности, по потом лицо его озаряет улыбка: – Если очень надо… «Мудрецу (помнишь, да?) торопиться не пристало. Поступать он так обязан, чтоб душа не горевала!..» Поезжай. В мире много разных дорог. Но самая широкая и самая прямая – всего одна. Хороший человек всегда идет по этой дороге, а значит, обязательно встретит другого человека. Я думаю, еще увидимся. Прощай!
– Ну, почему «прощай», Автандил? – восклицает Ольга. – До свидания!
– Правильно говоришь, душа! – цветет Гоголадзе. – До свидания! До скорого и радостного свидания!
Мы обнимаемся. Тамада прощается с Ольгой. Сажусь за руль. Девушка располагается рядом, удаляется фигурка однофамильца великого поэта, пожарника и тамады Автандила Гоголадзе. Он стоит и машет рукой до тех пор, пока его не скрывает поворот, но я уверен, что он еще долго не сходит с места.
11
Резко давлю на тормоз. Нас швыряет вперед, но ремни безопасности амортизируют рывок.
– Прости, – коротко бросаю я девушке. Объяснения дотом.
Выбираюсь из кабины, опускаюсь на корточки и поднимаю невесть как сюда попавшего, едва оперившегося птенца. Моя радость двойного действия: я спас живое существо и еще раз убедился в безотказности своей реакции.
Подходит Ольга.
– Боже, как ты меня напугал! – признается она.
Кладу птенца ей на ладонь.
– Какой хорошенький! – восхищается девушка.
Процесс любования продолжается минуты полторы, после чего Ольга решительно заявляет:
– Надо что-то делать! А вдруг это будущий орел?
– Ну, не совсем орел… – говорю я, глядя на двух пташек, закладывающих у нас над головами сумасшедшие виражи. – Дай-ка его мне.
– Что ты надумал? – интересуется Ольга.
– Посажу этого молодца на какое-нибудь подходящее дерево и препоручу предкам. Вон там, видишь?
– Держи. – Девушка передает мне птенца. – Только, пожалуйста, осторожно.
– Это ты обо мне или о нем? – интересуюсь я.
– О вас обоих.
Лезу на ближайшее дерево и пристраиваю беглеца в углубление между ветвями.
– Привет, дурашка, – говорю я ему и спрыгиваю вниз.
Какое-то время мы прогуливаемся вдоль шоссе, ожидая, пока родители приметят своего беспутного отпрыска. Судя по их реакции, в ближайшие несколько минут семейству суждено соединиться.
– Скажи, Олег, ты добрый? – неожиданно спрашивает девушка.
Вот так вопрос!
– Ты что же, задалась целью поставить меня в тупик? – говорю я, надеясь выиграть время для более достойного ответа.
Но Ольгу, похоже, в данный момент не занимает мое смущение.
– Добрый, – сама же и отвечает она. – Ты хороший и добрый человек.
Выглядит это так, будто кто-то ей не бог весть что обо мне порассказал, а она возьми и убедись в обратном.
– До сих пор мне казалось, что говорить комплименты – привилегия мужчин, – бормочу я.
– От вас дождешься… – улыбается девушка. И тут же становится серьезной: – Это не комплимент. Я же вижу…
Наш содержательный диалог мы продолжаем на ближайшем пляже. Мы только что искупались и теперь лежим на песке лицом к лицу на расстоянии вздоха. Кроме нас здесь – несколько человек, что дает мне право считать берег пустынным.
– Скажи… – говорит девушка.
– Да?..
– Могло так случиться, что ты поехал бы в другое место?
– Наверное, – бездумно отвечаю я.
– Куда, например?
– Разве это имеет значение?
– Имеет. Итак, куда же?
Похоже на допрос, но я не придаю этому никакого значения. Мне хорошо. А когда мне хорошо, я не ищу скрытого смысла в происходящем.
– Мне не хочется отвечать, – признаюсь я.
– Это почему же? – деланно сердится Ольга.
– Потому что мне не хочется говорить.
– А почему тебе не хочется говорить?
– Потому что мне хорошо, – отвечаю я и закрываю глаза.
Тема исчерпана.
– И все-таки ответь, – теребит меня девушка.
Что ни говори, твердолобый экземпляр ей попался. Любой другой на моем месте давно бы уже дал соответствующие показания.
– Ну, ладно, ладно… О чем ты?
– Господи, какая забывчивость! – возмущается Ольга. – Я спросила, куда бы ты отправился, если бы не поехал сюда?
– Куда бы, если не сюда… – мямлю я. Получается что-то вроде рефрена. – Слушай, скажи, наконец, какое это имеет значение?
– Просто, если бы ты поехал в другое место, мы бы не встретились, – смущенно лепечет Ольга.
На такие перегрузки я не рассчитывал. Пора снимать напряжение.
– Вот оно что!.. Так знай же, прекрасная незнакомка, что, всем своим существом предчувствуя встречу с тобой, я не поехал в Ялту, – говорю я тоном опытного ловеласа.
– А зря! – неожиданно вырывается у девушки.
Если память не изменяет, это – третье по счету предупреждение, сделанное как бы невзначай. Троекратное повторение, насколько мне известно, возводит любое событие в ранг закономерности. Отмечаю это обстоятельство про себя, наперед зная, что оно не повлияет на ход нашей беседы. Не должно повлиять, во всяком случае.
– Вот и я думаю, что зря, – вздыхаю я. – Собирался отдохнуть от неудачного романа, клялся не повторять ошибок прежних дней… И надо же, недели не прошло – завожу новый.
– Ну и нахал! – возмущается Ольга.
– Значит, я нахал! – Я приподнимаюсь и сажусь на песок. – Граждане судьи, давайте разберемся, кто же я все-таки такой? Нахал или добрый человек пополам с хорошим?
– И то, и другое, и третье – вот ты кто! – смеется Ольга.
– И еще четвертое, пятое, шестое, седьмое и так далее, – подхватываю я. – Всего тридцать три пункта, из коих три характеризуют положительные стороны моего характера, а остальные тринадцать – крайне непривлекательны для окружающих. Граждане судьи, я удовлетворен!
Я растягиваюсь на песке. Какое-то время мы молчим. Мне есть о чем помолчать. Надо думать, и Ольге тоже.
– А в Москве сейчас дождь, сыро и холодно, – вторгается в паузу девушка.
– Откуда ты знаешь? – интересуюсь я, как бы между прочим.
– Знаю, – уклончиво отвечает она. – Я люблю тепло. Здесь его так много и почти круглый год солнце.
Логический вывод из ее последнего заявления делает честь моим умственным способностям.
– Тебе надо жить здесь, – говорю я.
– Именно это мне недавно и предложили.
– Да? Если не секрет, кто же?
– Один тип.
– Ну, а ты?
– Отказалась, – отвечает Ольга, подумав. – Самоуверенность и заносчивость не смогут компенсировать даже триста шестьдесят пять солнечных дней в году.
– Ты поступила правильно, – констатирую я.
Ольга задумчиво смотрит на воду. Ветер развел волну. Волна баюкает отражение солнца, катит его к берегу.
– Слушай, Олег, в Воркуте тоже есть солнце? – неожиданно спрашивает девушка.
Свою трудовую деятельность Олег Никитин действительно начинал в тех краях, но я что-то не припомню, чтобы эту тему мы обсуждали с Ольгой. А впрочем…
– Всюду есть солнце, – говорю я. – Только там, на Севере, оно другое. Представляешь, несколько месяцев его нет совсем. Ночь, темень, мороз, пурга… Бр-р!.. И вот в один из дней краешек солнечного диска впервые показывается из-за горизонта. Это как чудо!.. Люди просто сходят с ума от счастья!
Воистину маршруты женской логики невозможно предугадать. От продолжительности светового дня в Заполярье мы переходим к моей жизненной неустроенности.
– Я кочевой человек, Оленька, – объясняю я причину своего одиночества. – Женщины отдают предпочтение мужчинам оседлым.
– И что же, не пытался?
– Ну, почему же… Правда, давно. Потом понял всю безнадежность этой затеи. Вот тогда я и дал слово: не брать никаких обязательств а не требовать, чтобы это делали другие. По крайней мере, честно…
– Зачем ты на себя наговариваешь? – укоризненно спрашивает девушка.
– Это не наговоры. Это правда. Как видишь, я на ставлю целью тебе понравиться.
– А почему ты решил, что нравишься мне?
Вам слово, мистер Ловелас!
– Да я просто в этом уверен!
Продолжительная пауза в оркестре.
– Самое странное, что так оно и есть… – растерянно улыбается Ольга.
Как ты на это отреагируешь? Что ни скажи, все прозвучит банально. Самое лучшее в моем положении – молчать, что я и делаю. Набрав песок в ладонь, пропускаю его сквозь пальцы и смотрю поверх головы девушки, туда, где еще час назад приметил на обрыве двух молодцов, усердно разглядывающих морскую ширь. В моем тщательно подобранном багаже есть бинокль, с помощью которого я мог бы поближе разглядеть эту компанию. Но, во-первых, мне не хочется тревожить девушку. А во-вторых, я знаю, что у них тоже есть бинокль.
12
Ресторан расположен в живописном ущелье и, судя по обилию машин, заполнивших стоянку, пользуется популярностью. Не без труда нахожу свободное место и о трудом втискиваюсь между серебристой экспортной «Ладой» и голубым «фордом-капри». В окружении элегантных экипажей моя «Нива» смотрится, как трудяга-тяжеловоз в обществе племенных рысаков, но нам с ней это как-то все равно. Среди транспортных средств, дожидающихся своих хозяев, мы с ней приметили три серых «Волги».
У входа в ресторан встречает улыбчивый мужчина в смокинге.
– Добрый вечер, – с любезностью, превосходящей дежурную, приветствует он. – Николайшвили, метрдотель. Добро пожаловать в наш ресторан!
Жалуем. Метрдотель пропускает меня с Ольгой вперед, а сам услужливо семенит следом.
– Издалека к нам прибыли? – интересуется он.
– Издалека, – не удостаивая метрдотеля поворотом головы, бросает девушка.
В атмосфере фешенебельного ресторана она чувствует себя столь же уверенно, как и на трассе нашего ралли. Ее появление уже привлекло внимание лиц мужского пола, занимающих ближайшие столики.
– Одесса? Ростов? Черновцы? – предполагает провожатый.
– Москва, – говорю я.
Услышав, что гости не принадлежат к жителям городов, которые он ставит выше столицы, метрдотель скисает.
– Москвичи? Замечательно, – уже без улыбки произносит он. Говорит подоспевшему официанту: – Проведи наших гостей к столику номер три. – И исчезает.
У него обнаружились срочные дела в противоположном конце зала.
Вечер у столика номер три начинается с небольшой заминки. Я усаживаюсь лицом к окну. Усаживаюсь преднамеренно: у меня перед глазами – автостоянка и входная дверь. Ольга устраивается напротив. Пока я беседую с официантом, она с отсутствующим видом разглядывает зал. Закончив переговоры, обнаруживаю ее обеспокоенной. Интересуюсь в чем дело.
– Дуст, – жалобно отвечает девушка.
У меня есть основания заподозрить иную причину ее нервозности, но факт сквозняка – налицо. Предлагаю поменяться местами, на что моя спутница с готовностью соглашается. Теперь, когда я лишен возможности созерцать столь важные объекты, у меня появляется дополнительная причина бросить взгляд на скопище автотехники, расположенной по соседству. Встаю.
– Куда ты? – спрашивает Ольга.
Говорю, что хочу переставить машину. На стоянке сутолока, скоро стемнеет, кто-то будет выезжать – заденет. Одним словом, нормальное беспокойство нормального автомобилевладельца.
Объяснение ее удовлетворяет.
– Только скорее. Ладно? – просит девушка.
Умение держать себя в руках у нее, если можно так выразиться, непрофессиональное, и, когда она плохо владеет собой, она переживает. Это заметно. Не очень, но заметно. Конечно же, она тоже видела серые «Волги».
Покидаю ресторан и провожу рекогносцировку местности. Интересующие меня автомобили – на прежних местах. Номера у всех трех – местные, и один из них кажется мне знакомым. Мне приходит на ум обсудить это обстоятельство с кем-нибудь из персонала заведения: своих тут, без сомнения, знают. Верчу головой в поисках подходящего собеседника и обнаруживаю дремлющего у входа швейцара. Это то, что мне нужно. Иду на сближение и, когда последнее по моим расчетам достигнуто, лезу в карман за сигаретами.
– Закуривайте! – предлагаю я швейцару.
Незамысловато, но вполне подходит в качестве затравки.
Швейцар открывает глаза и рассматривает сначала протягиваемую ему пачку «Примы», потом обладателя столь редкостных сигарет. Признав во мне ходока из дальних мест и не усмотрев в моих действиях ничего предосудительного, он принимает вызов.
– Лучше моих, – говорит швейцар и извлекает на свет пачку «Пэлл Мэлл».
И я понимаю, что ответы на мои вопросы будут стоить недешево.
Мы закуриваем и еще несколько мгновений молча обозреваем друг друга, внося в свои выводы последние коррективы.
– Значит, Габуния уже здесь? – говорю я, указывая на серую «Волгу», стоящую к нам ближе других. – Как это я не заметил?
– Какой Габуния? – лениво любопытствует швейцар.
– Мой приятель из Тбилиси. Это его машина.
– Пойдем, – предлагает швейцар, одарив меня взглядом, исполненным сочувствия.
Я жду от него слов, а он намерен вовлечь меня в действие. Любопытно – какое?
Мы подходим к заинтересовавшей меня машине. Швейцар достает из кармана ключи на пикантном брелке, открывает дверцу «Волги», опускается на переднее сиденье и приглашает меня расположиться рядом.
– Садись, дорогой, – говорит он. – Это моя машина.
Тем временем в ресторане происходит один незначительный инцидент, который, протекай он на моих глазах, заставил бы последующие события развернуться по-иному. Но я, хоть и нахожусь в каких-нибудь ста метрах, выключен из игры.
За столиком в дальнем углу некто в джинсовой куртке рассчитывается с официантом. Уплатив по счету, человек встает и направляется к выходу. Он спешит, у него нет желания быть узнанным. У самой двери «джинсовая куртка» вынужден уступить официанту с нагруженным подносом, и этого полуоборота достаточно для того, чтобы Ольга, нелюбопытно переводя взгляд с одного предмета интерьера на другой, увидела его лицо. Девушка вздрагивает. Она, без сомнения, знает этого человека.
Выйдя из ресторана, «джинсовая куртка» оказывается передо мной на расстоянии прямой видимости, но мой взгляд в его сторону расфокусирован: я отвлечен беседой со швейцаром. К тому же на стороне незнакомца сгущающиеся сумерки. Он сворачивает влево и сосредоточенно исчезает со сцены.
– Ну, значит, машина моего приятеля вон та, – говорю я.
– Это машина товарища Мачаидзе, – объясняет швейцар.
Держу пари, он уже смекнул, что никакого приятеля нет и в помине.
– Мачаидзе? Футболиста?
– Он не футболист, нет. Большой человек!
– Тогда третья, – простецки продолжаю я. – Мой приятель никогда не опаздывает.
Швейцар хитро щурит на меня свои белесые глаза.
– Интересуетесь, да? – с намеком спрашивает он.
Все понято, как надо. Нащупываю в кармане некую шуршащую бумаженцию и переправляю ее в ладонь швейцару. Он зажимает купюру и рассматривает кулак с прозорливостью рентгеновской установки.
– К нам много людей приезжают, – наконец говорит он. – Это машина моя. Заработанная честным трудом!.. Вон та – товарища Мачаидзе. А чья третья – я не знаю.
Переставляю «Ниву», уступаю дорогу какому-то дикому мотоциклисту, с ревом стартующему из ближайших кустов, и возвращаюсь в ресторан. Здесь оживленно. Какой-то подвыпивший верзила схватил Ольгу за руку и тянет танцевать, девушка отбивается, но вырваться из объятий эдакого «экскаватора» ей не по силам. Как водится, за развитием событий заинтересованно следит весь зал, но никто не вмешивается.
– Олег! Олег! – завидев меня, кричит девушка.
На хорошей спринтерской скорости срываю ленточку и вклиниваюсь между Ольгой и верзилой. У меня большие сомнения по поводу того, понимает ли этот мешок с песком доступный нам язык, но я, как можно громче и внятнее, все же советую ему идти своей дорогой.