Текст книги "Военные приключения. Выпуск 6"
Автор книги: Иван Ильин
Соавторы: Илья Рясной,Алексей Шишов,Юрий Лубченков,Владимир Рыбин,Карем Раш,Валерий Мигицко,Александр Плотников
Жанры:
Военная проза
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 18 (всего у книги 25 страниц)
Стрельцов, не обращая больше внимания на подчиненных, пристраивается возле колеса автомобиля. Прохоров понимает намерение командира и пытается возразить:
– Товарищ старший лейтенант…
– Выполняй приказ, Прохоров, – чуть не рычит на него Вадим.
Мотострелки взваливают на себя тела товарищей, бегут по дороге к скале. Сержант Прохоров – замыкающий. Он все время оглядывается и отыскивает глазами командира, потом скрывается из виду.
Вадим ведет прицельный огонь из пулемета, не дает душманам выйти на дорогу. Как только боевики поднимаются, раздается короткая очередь. Халаты и чалмы исчезают за камнями, а Стрельцов переползает от переднего моста к заднему и снова нажимает на спусковой крючок.
Наступающий все же продвигаются вперед, пули все чаще и чаще повизгивают возле Стрельцова, взбивают вокруг него султанчики пыли. Мотострелков уже не видно на дороге. Вадим смотрит на часы, по его расчетам подчиненные должны совершить подъем и быть за гребнем горной гряды.
Стрельцов рывком поднимается с земли и стремительно пробегает метров двадцать – тридцать, падает, откатывается в сторону и замирает на мгновение. Там, где он только что был, пули крошат камень. Так, бросками и обманными движениями, Вадим достигает поворота и скрывается за скалой. Душманы теперь на дороге, человек десять с гиканьем бегут за Стрельцовым.
За поворотом Вадим неожиданно сталкивается с сержантом Прохоровым. Тут же еще трое солдат из числа «стариков» его подразделения. Сержант виновато улыбается и говорит:
– Наши уже за бугром, по тропе топают. Егоров с комбатом связался, передал все, что вы наказали. А мы так, на всякий случай, спуститься сюда решили.
Вадим, прислонившись спиной к скале, отдыхает, успокаивает дыхание, сбившееся в сумасшедшем беге.
– Уши бы тебе надрать, Прохоров, – ворчит он, когда младший командир заканчивает доклад. Но в душе Вадим благодарен своим парням за заботу, несмотря на то что совершили они этот поступок вопреки его приказу.
Доносятся топанье ног, крики преследователей. Стрельцов отталкивается спиной от скалы и прикладывает к губам палец. Некоторое время он прислушивается к нарастающему шуму, потом изготавливает к бою автомат и показывает Прохорову на пальцах: два раза – за поворот. Сержант без дополнительных пояснений понимает, что речь идет о гранатах, и расстегивает подсумки.
Прохоров выпрыгивает из-за скалы на дорогу, бросает в толпу душманов одну за другой гранаты и молниеносно укрывается за выступом. Гремят взрывы, а вслед за ними раздаются вопли.
Еще эхо гуляет по горам и клубится пыль и пороховой дым, а Стрельцов, шагнув из-за поворота, уже поливает свинцом оставшихся в живых боевиков.
– А, мать вашу! – вырывается крик из его оскаленного рта.
И он бьет, бьет неистово из автомата по скачущим, кувыркающимся на зажатой раскаленным камнем дороге чалмам и халатам. Сержант и солдаты становятся рядом с ним и тоже открывают огонь.
* * *
Три винтокрылые боевые машины чуть касаются шасси выгоревшего плато и подрагивают округлыми мощными телами, отчего кажется, что они приплясывают в нетерпении поскорее взмыть в небеса с этого богом забытого места. Мотострелки загружают в вертолеты раненых и завернутых в плащ-палатки мертвых своих товарищей. На тропе, что змейкой сползает на плато с гор, появляются Стрельцов, Прохоров и трое солдат. Лица мотострелков светлеют. Но не более того – здесь научились скрывать как горестные, так и радостные чувства.
…Вертолеты в воздухе. В одном из них Вадим Стрельцов. Он примостился на снарядном ящике и провожает усталым, отрешенным взглядом проплывающие за иллюминатором горы. Рядом с ним лежит обожженный сержант Климов. Кто-то из солдат на скорую руку наложил ему бинты. Вадим склоняется над ним и смачивает мокрой тряпицей губы сержанта. Климов шепчет:
– Старлей, не забудь… Я – Климов… Сергей… Из Смоленска… Мать там у меня…
* * *
Полигон. «Контингент» продолжает тренировку в ведении огня из гранатомета. Стрельцов отыскивает глазами Седого. Тот по-прежнему сидит на траве и перебирает губами соломинку. Вадим решительно направляется к нему. Седой замечает это, поднимается и идет навстречу. В нескольких метрах друг от друга они останавливаются.
– Здравствуй, Климов… Сергей, – взволнованно говорит Вадим.
– Здравствуй, старлей, – отвечает Седой, голос его слегка дрожит.
– Капитан, – поправляет его Стрельцов, – капитан запаса.
Вадим делает шаг к Седому, но тот останавливает его:
– Не здесь, старлей. Все потом. При случае.
Он поворачивается и уходит.
* * *
По загородному шоссе движется черная «Волга». За рулем Николай Иванович Смоляников, он же «шеф» и Крез. Рядом с ним, на переднем сиденье, развалился худосочный молодой человек из известной нам по ресторану компании.
– Ты, Петенька, – говорит Смоляников, – становишься невыносимым. Твой «товар» очень нужен нам. Кстати, ты за это, Петенька, получаешь немалые деньги…
– Я, кажется, еще ни разу не подвел, – огрызается попутчик Смоляникова.
– Пока нет. Но ведь твоя: голова постоянно занята марафетом. Ну что ты нашел в этой дряни?
– Дать попробовать? – ёрничает Петенька.
– Я слишком люблю себя и поэтому никогда не стану травиться наркотиками, – парирует Крез. И тут же продолжает прерванную Петенькой мысль: – А последний твой «товар» действительно хорош – мальчики, которых ты поставил, – как на подбор. Сейчас с ними занимается один служивый… Бывший, конечно. Думаю, из них будет толк.
«Волга» сворачивает с шоссе на проселочную дорогу, на удивление гладкую. Вокруг высится ухоженный лес.
– Но, Петенька, ты все больше меня беспокоишь. Люди с таким пороком в конце концов попадают на крючок товарищам из уголовного розыска. Не дай бог, но, если такое с тобой случится, ты потеряешь место в советской торговле. Ведь подумать только, каким большим человеком ты стал в ювелирторге!
– Пугаешь? – зло и настороженно спрашивает Петенька.
– Нет. Пре-ду-преж-даю, – тянет Крез.
«Волга» выезжает на просторную площадку, по периметру которой тянется аккуратно подрезанный изумрудный кустарник. Дорога здесь обрывается. Смоляников глушит двигатель, выходит из машины, без труда отыскивает тропинку и углубляется в лес. Петенька достает из кармана портсигар и изящную табакерку. Дрожащими руками он отсыпает содержимое табакерки в ладонь, туда же выбивает из папиросы табак и, стянув с мундштука бумагу, насыпает смесь в увеличившуюся полость, затем откидывается на спинку сиденья, прикуривает и, блаженно улыбаясь, затягивается дымом.
* * *
Крез возле металлической двери в высоченном бетонном заборе. Он отыскивает кнопку электрического звонка и нажимает на нее три раза. Щелкает задвижка, дверь со скрипом открывается. Смоляников шагает через порой и осматривается. Перед ним раскинулся чудо-сад с песнопением птиц, многочисленными цветниками, дубовой рощицей, посадками голубой ели, прудиком с белыми и черными лебедями и нескончаемыми тенистыми аллеями, присыпанными красным гравием.
Словно из-под земли, возле Креза вырастают двое мужчин спортивной наружности, в одинаковых серых элегантных костюмах, синих рубашках и светлых галстуках.
– Руки! – Это команда «гостю».
Смоляников поднимает руки. Один мужчина стоит в стороне, другой ловко обыскивает Креза.
– По аллее, вперед! – звучит очередная команда.
Крез делает несколько шагов по аллее и оглядывается. Железная дверь уже на засове, а мужчин, которые только что обыскивали его, как не бывало. Метров через пятьдесят Смоляников выходит к двухэтажному особняку, поднимается по ступенькам. В прихожей перед ним опять вырастают двое, в одинаковых серых элегантных костюмах. Один из них бесцеремонно берет Смоляникова за рукав и швыряет его так, что тот начинает балансировать, пытаясь удержать равновесие.
– Руки на стену, ноги на ширину плеч! – командует он. – Стоять!
Обыск сейчас производится более тщательно. Проворные и привычные к такой работе руки ощупывают Креза с головы до пят, не пропуская даже воротничок рубашки.
– По лестнице, второй этаж, прямо! – звучит очередная команда.
Он поднимается наверх, толкает дубовую дверь и оказывается, судя по всему, в приемной. Навстречу ему идет спортивного телосложения человек в таком же сером костюме. Он останавливается в нескольких шагах, ощупывает Креза придирчивым взглядом и, убедившись, что посетитель этой «обители» не представляет опасности, наконец, произносит:
– Вас ждут. Ваше время – две минуты.
С этими словами «спортсмен» подходит к резной двери, распахивает ее, пропускает Креза.
Смоляников на пороге огромного кабинета, обставленного в стиле «ретро». Освещение в нем такое, что Крез, застывший у входа, оказывается как бы в перекрестии прожекторов, а хозяин кабинета, вальяжно расположившийся в глубоком кресле, – в тени, и лишь поблескивают его лысина, стекла очков и депутатский значок на лацкане пиджака. Не поприветствовав посетителя и не предлагая ему сесть, человек из тени спрашивает:
– Как идет подготовка группы?
– Инструктора подобрали хорошего…
– Случайно… Случайно подобрали, насколько мне известно, – перебивает Смоляникова хозяин кабинета. – Несмотря на то, что вам неоднократно советовали присмотреться к офицерам, уволенным в запас, в связи с сокращением армии. И в особенности – к имеющим боевой опыт в Афганистане. Продолжайте.
– Занятия идут интенсивно. Народ старается.
– К концу лета эти парни потребуются. В середина августа мы хотели бы посмотреть, на что они пригодны, Справитесь?
– Будет сделано, – заверяет Крез. – Как скажете, так и организуем смотрины…
– Аванс получите у секретаря, – завершает беседу человек в глубоком кресле. – Свободны.
Смоляников открывает дверь, но потом оборачивается и спрашивает:
– Зачем вы меня подвергаете такой проверке? Этот досмотр, обыск…
– Я проверяю так всех, – невозмутимо отвечает человек в очках. – Кому не нравится, могут у меня не работать…
Смоляников понимающе кивает и выходит. В приемной мужчина с непроницаемым лицом вручает ему средней величины кейс.
Крез беспрепятственно минует лестницу, прихожую, аллею. За ним захлопывается железная дверь, лязгает засов.
Он подходит к машине, которую оставил на лесной стоянке. Страх перед людьми, ему недоступными, и одновременно ненависть к ним уже прошли, он опять прежний – сильный, самоуверенный и обладающий немалой властью. Открывает дверку автомобиля и заглядывает в кузов. Там развалился на сиденье и уставился, в одну тачку Петенька.
– Готов, – зло кривит губы Крез и усаживается за руль. – Доиграешься ты у меня.
– Не пугай. И вообще, не учи меня жить, – дерзко отвечает Петенька. – К тому же, я свое дело знаю. Лучше покажи, что в сумке.
От удивления, что Петенька посмел такое сказать, бровь у Смоляникова ползет вверх, а, в следующее мгновение он резко разворачивается к своему попутчику. Но тут Крез видит обкуренную физиономию Петеньки и ему становится понятным исток смелости. Он многозначительно хмыкает и бросает на колени Петеньки кейс.
Петенька открывает крышку кейса. Его жадные, дрожащие руки наркомана ощупывают стопки сторублевок.
– Э-э, ты куда? – чего-то испугавшись, заволновался Петенька.
– Не вздрагивай, – ухмыляется Смоляников, понимая, что так всполошило Петеньку. – Ты мне еще нужен. Но несколько советов я тебе сегодня дал. А сейчас мы заскочим на полигон, посмотрим, как там дела идут. Да, кстати, чуть не забыл: приготовь мне несколько безделушек – ярких и модных. Жемчуг, бриллиант, ну, что-нибудь этакое. Надо прибрать к рукам одну даму…
* * *
Вадим Стрельцов в знакомом нам уже кабинете командира полка. Однако на этот раз он сидит, облокотившись на спинку стула, и, судя по всему, в тревожном ожидании. Сергей Петрович расхаживает но кабинету, заложив руки за спину. Наконец, командир останавливается, вскидывает голову и говорит:
– Вадим, то, что ты рассказал даже в голове не укладывается. Но ясно одно: влип ты, как кур во щи. И на твоем месте, я бы обратился в милицию.
– Это исключено, Сергей Петрович. Думаю, что они не дадут мне и ногу на ступеньку горотдела милиция поставить. Следят, наверняка. А потом, что я скажу там? Надо выяснить, кому и для чего потребовались обученные головорезы…
– А вот в героя-разведчика я бы тебе и вовсе играть не советовал.
– Да при чем здесь герой! Судя по всему, я и сам оказался за чертой закона.
– Ну, ты не здесь покрикивай. Хотя бы потому, что если я об этом не доложу, куда следует, то стану твоим сообщником.
– Простите, Сергей Петрович. Мне все нужно взвесить и подумать.
– Вот взвешивай и думай. Только побыстрее. Ну, а если что… По крайней мере, дорогу сюда знаешь.
* * *
Валентина Стрельцова направляется тенистым двориком к двухэтажному чистенькому зданию. Вот она поднимается по ступенькам, задерживает взгляд на вывеске: «1-я городская поликлиника». Одета Валя просто, но со вкусом – на ней легкая блузка с отделкой «ришелье», юбка в стиле «сафари». Она решительно открывает дверь.
Валя в кабинете главврача, пожилого и рыхлого мужчины в накрахмаленном халате. Он говорит вяло, явно показывая недовольство тем, что его беспокоят.
– Я понимаю ваше желание устроиться к нам на работу. Но у нас очень высокие требования к специалистам, оттого и надбавки довольно высокие получает медперсонал поликлиники. А у вас, милочка, совсем небольшой стаж работы. Ясно, что не ваша в этом вина – жили в гарнизонах… А сейчас где работает ваш муж?
– В одной организации, я точно не знаю, вроде как ДОСААФ, – отвечает Валя.
– А нам нужно точно знать, – опять тянет слова главврач. – Наши больные – люди серьезные. Ну, да ладно, оставьте свой телефон, мы рассмотрим ваш вопрос…
* * *
Полигон. Смоляников и Петенька сидят на поляне в плетеных креслах и наблюдают, как «контингент» под руководством Стрельцова отрабатывает прием рукопашного боя. Обучающиеся построены в «коробку», разбиты на необходимые для безопасности интервалы и дистанцию. В руках у них саперные лопатки. Стрельцов считает: «Раз!» Ученики делают шаг вперед и заводят саперные лопатки за спину. «Два!» С дикими криками «контингент» обрушивает удар саперной лопаткой по предполагаемому противнику. «Три!» На этот счет группа пружинистым подскоком принимает исходное положение. Упражнение повторяется. Еще раз, еще… Куртки на подопечных Стрельцова темнеют, их лица покрываются бисеринками пота. Крики становятся все более хриплыми и похожими на звериные.
Вадим показывает новый прием владения саперной лопаткой: шаг левой – оружие рукопашного боя у левого плеча; другой шаг – горизонтальный удар по предполагаемому противнику. И снова тренировка на счет сопровождается дикими выкриками.
Обучаемые сменяют саперные лопатки на длинные ножи. Занятие продолжается в таком темпе и по аналогичной методике.
– Впечатляюще, – разморившись на солнышке, лениво ворочает языком Смоляников. – Подобное я видел на показательных выступлениях десантников в городском парке культуры и отдыха. Это радует.
* * *
Вместительный обеденный зал бывшей солдатской столовой. Столики, накрытые белоснежными скатертями, сервированы на четырех человек. На каждом – вазочки с полевыми цветами. Здесь прохладно, тихо и уютно.
Топанье множества ног, громкоголосый говор. И кажется, что волна этих звуков распахивает двери столовой. В обеденный зал вваливается «контингент», с громом и звоном рассаживается за столами. Кто-то стучит вилкой по тарелке, его примеру последовали другие. В зале появляются официантки, разносят по столам первые блюда. Одну из них, совсем молоденькую, стройную, уставившийся на нее парень спрашивает:
– Как тебя зовут?
– Юлька, – робко отвечает она.
Парень скалится, блаженно потягивается и осматривает Юльку с головы до ног. Эта сцена привлекает внимание «контингента». Шепелявый тоже тянет шею и, по переставая жевать, вытирает перепачканные борщом губы краем белоснежной скатерти.
* * *
В отдельной комнате обедают Крез, Петенька, Седой и Стрельцов. Вадим хмурится, слушая философствующего, как всегда при встрече с ним, Смоляникова.
– Словом, истинные мужские занятия для объекта наших исследований – не только накачивание мышц. В процессе учебы у людей сложной судьбы идет ломка характеров, формируется новое мышление. И скоро ряды демократических сил пополнятся достойными сыновьями страны, вставшей на путь перестройки…
Или от этих слов, или по случайности, Стрельцов поперхнулся и зашелся кашлем. Седой хитрым своим глазом смотрит на Вадима.
Взяв себя в руки, Вадим спрашивает:
– Почему среди ваших людей многие из среднеазиатских республик?
– У них там плохо с работой, – отвечает Смоляников и тут же переводит разговор на другую тему. – Как поживает ваше, Вадим Николаевич, семейство? Жена трудится или предпочитает быть домохозяйкой?
– Трудоустраивается, – отвечает Вадим. – Но пока безрезультатно.
– А кто она по специальности и куда желает пойти работать?
– Она медицинская сестра. Пробует устроиться в поликлинику 4-го управления Минздрава. Это недалеко от дома, удобно.
– По-моему, таких поликлиник сейчас нет? Вы, не ошибаетесь?
– Есть. Вывеску сменили, а предназначение прежнее.
– Интересно. Но что же за преграда на ее пути?
– Похоже, главврач крутит. И сдается мне, что насторожили его последние строки моей биографии, – усмехается Вадим. – Благонадежность – основной критерий при приеме на работу в такие учреждения. Каждого проверяют комитетчики.
…Крез, Петенька, Седой и Стрельцов выходят из столовой и направляются к «Волге».
– Вадим Николаевич, занимайтесь своими делами, не провожайте нас, – говорит Смоляников. – И не беспокойтесь, мы обязательно поможем трудоустроиться вашей жене. До свидания.
Крез сует руку Стрельцову и оборачивается к Седому:
– А вы уж проводите нас, пожалуйста.
– Как он? – спрашивает Смоляников Седого, как только от них отходит Стрельцов.
– Нормально. Он же «афганец», пашет на совесть. Мужики ему кликуху дали – «Профи».
– Профи?! – произносит Смоляников, будто жует,, пробует на вкус это слово. – Неплохо. А ты набирайся от него всего помаленьку. Может быть, тебе придется его заменить.
С этими словами Крез садится в автомобиль, и «Волга» срывается с места.
* * *
Главврач 1-й городской поликлиники в своем кабинете. Склонившись над столом, он что-то пишет. Звонит телефон. Главврач снимает трубку.
– Да! Я вас слушаю, – говорит раздраженно.
– К вам на днях приходила женщина – Валентина Стрельцова, – звучит глухой голос. – Она хотела устроиться на работу в вашу поликлинику. Почему вы не приняли ее?
– У меня нет вакантных мест, – отвечает хозяин кабинета, но тут же, спохватившись, начинает выговаривать невидимому собеседнику: – А кто вы такой, черт побери? Почему я должен перед вами отчитываться?
– Уймитесь, папаша! – гудит трубка. – У вас есть машина. Белая «пятерка». И она стоит во дворе поликлиники. Подойдите к окну, но трубку не кладите.
Главврач выглядывает в окно. К его белоснежному автомобилю направляются трое парней с железными прутьями в руках.
– Что, что они собираются делать?! – кричит в трубку главврач.
– Сейчас увидите, – отвечает обладатель глухого голоса.
Парни кидаются на «пятерку» и начинают с остервенением бить прутьями по капоту, по стеклам. «Обработав» таким образом автомобиль, они разбегаются в разные стороны.
– В следующий раз, если не будете благоразумным, ваша «пятерка» сгорит. Вы слышите меня?
Главврач потерял, кажется, дар речи, лицо его вытянулось и побледнело, рот полуоткрыт. Наконец он начинает соображать, о чем его спрашивают, и отрешенно отвечает:
– Да… слышу…
– В автосервисе знают номер вашей машины, за шесть сотен сделают ее новенькой вне очереди. А завтра утром позвоните Стрельцовой и решите ее вопрос. До свидания.
– До свидания, – прежним отрешенным голосом говорит главврач и долго еще держит телефонную трубку в руке, прислушиваясь настороженно к коротким, отрывистым гудкам.
* * *
Багровый диск солнца, раскрасив перистые облака в яркие неземные тона, опускается за горизонт. Ветер гоняет по пустынному полигону обрывки бумаги, поднимает пыль. Бывшая солдатская казарма. Спальное помещение. Двухъярусные койки стоят вкривь и вкось. Виднеется несколько пригодных прикроватных тумбочек. Здесь отдыхает «контингент» после «ратного» дня. Одни из учеников Стрельцова снят, завалившись на кровати в одежде. Другие сгрудились возле бильярдного стола, установленного посередине спального помещения, и наблюдают за партией, сопровождая удары кия соперников возгласами и фривольными комментариями. Третьи азартно играют в карты. Заводилы здесь – Резаный и Крыса, Неподалеку – другая компания, там распивают водку. Слышен звон стаканов. Среди выпивох – Цыган. В самом дальнем углу казармы, подложив под спину подушки, полулежит на койке Седой. В руках у него гитара. Он перебирает струны и протяжно поет:
…У беды глаза зеленые.
С фотографии глядят…
Один из игроков в карты, кивая в сторону Седого и ища поддержки у сотоварищей, ухмыляясь, говорит:
– Опять завыл…
– А ты пойди скажи ему, чтоб заткнулся, – подначивает его другой игрок.
– Да это я так, в шутку. Пусть поет, если ему охота, – сразу идет тот на попятную.
Седой допел песню, гитара лежит рядом, а он, кажется, уснул. Партия в бильярд продолжается; игра в карты становится все азартнее; компания, распивающая водку, все больше хмелеет.
* * *
Стрельцов в своем временном жилище. Это небольшая комната, которую ранее, судя по обстановке, занимал во время наездов на полигон командир воинской части. На одной стене висит пожелтевшая карта Советского Союза, на другой – тоже видавшая виды политическая карта мира. Здесь же бывшие в употреблении и оставленные за ненадобностью массивный канцелярский стол, книжный шкаф, набитый политической литературой, кожаный диван, журнальный столик, кресло и несколько стульев. Вадим иной раз, когда затягиваются занятия на полигоне, ночует в этой комнате. Сейчас он, заложив руки за спину, расхаживает по ней и сосредоточенно о чем-то размышляет.
Вадим подходит к окну и распахивает створки. Перед ним – территория военного городка, строения, виднеется и полигон. Стрельцов замечает парня – одного из своих «учеников», который лежит невдалеке на траве, задрав ногу на ногу, и мечтательно смотрит в небо.
– Эй! – кричит Стрельцов.
Парень приподнимается и озирается по сторонам.
– Эй! – снова зовет его Вадим. – Подойди сюда!
Парень неохотно поднимается, но подходит к окну.
– Чего надо?
– Позови Седого.
– Хе-хе, – усмехается парень. – Может, ты сам к нему сходишь? Это же Седой! Я в такие игры не играю…
– Позови, я тебе сказал! – строже повторяет Вадим.
– Как знаешь, – пожимает плечами парень и направляется к казарме.
Войдя в спальное помещение, он направляется в угол, где отдыхает Седой. Остановившись на всякий случай подальше от этого непонятного, злого и сильного человека, парень потихонечку трясет спящего.
– Чего надо? – вскидывается Седой.
– Там, это… Тебя Профи зовет. – Парень отступает еще на несколько шагов.
Климов некоторое время сидит неподвижно и, не мигая смотрит на парня. Тот под его взглядом переминается с ноги на ногу. Седой медленно начинает подниматься в кровати, а парень забегает за двухъярусную секцию коек и оттуда испуганно и скороговоркой говорит:
– Я ему говорю: «Сам иди», а он гавкает: «Зови!»
Седой, не обращая на него внимания, идет к выходу из казармы.
* * *
Временное жилище Стрельцова. Входит Седой. Молча они разглядывают друг друга.
– Я знал, что ты все равно меня узнаешь, – первым заговорил Седой. – Афганистан в памяти крепко сидит.
– Садись, Климов, – предлагает Стрельцов. – Рассказывай.
– Что тебе рассказать? – Седой усаживается в кресло и нервно закуривает.
– Все.
– Ты не поп, а я не на исповеди. – Седой пускает кольца дыма в потолок.
– И все-таки я хочу, чтобы ты рассказал.
Климов колеблется, потом, жадно затянувшись, глухо говорит:
– Из госпиталя домой поехал. Мать, конечно, признала и приняла. Плакала только часто. А подружка моя – в сторону. Я зла на нее не держу, она красивая – как же ей жить с такой обезьяной? – Тут у Седого как-то по-особому дрогнула неповрежденная часть лица. Он справляется с собой и продолжает: – Потосковал вначале, порыдала моя душа. Потом пошел работать на завод, я же механик классный. А там… Бардак, одним словом. Начальство собой занимается – дачи строит, приворовывает, в депутаты себя выдвигает. И рабочий люд тоже собой занимается – растаскивает все, что плохо лежит, бормотуху гекалитрами хлещет. Ну, начал я встревать в эти дела. Знаешь, как в песне поется: «Что-то с совестью моей стало…»
– С памятью, – поправляет Вадим.
– А-а, – отмахивается Климов. – В песне этак, а в жизни – так! Ребятам из цеха это понравилось, кучковаться возле меня начали, вроде как судья я для них в заводских делах. И тут сунулся ко мне, как на грех, один мастер. Что ты, говорит, лезешь везде, нос куда не надо суешь. Смотри, мол, и так богом обиженный. Тут я ему и звезданул. Он сотрясением мозга отделался, а я два года схлопотал… В зоне меня окружили «заботой», научили, чему надо и чему не надо. А срок закончился – адресочками снабдили, напутствие дали. И стал я рэкетиром. Знаешь, что это такое?
– Примерно, – глухо произносит Стрельцов.
– В одном городишке мы года два контролировали все кооперативы. Много не брали – «штуку» в месяц. И, пожалуйста, товарищи кооператоры, насыщайте рынок товарами повышенного спроса! На одном засыпались. Председатель ментам пожаловался. И дали мне путевку в «дом отдыха» сроком на пять лет. Там от соседки письмо получил… Написала старушка, что мать моя померла. Вот так… Срок я не дотянул, дал при случае деру. И вот – здесь. Под твоим чутким руководством совершенствую навыки в военном деле.
Оба долго молчат. Затянувшуюся паузу нарушает Стрельцов:
– Слушай, Климов. Скажи, для чего этому сброду огневая подготовка, тактика и рукопашный бой? Я давно уже понял, что Смоляников несет околесицу, подсовывает глупую, по сути, теорию о перевоспитании трудным делом, чтобы я ухватился за нее и ни во что не вникал.
– Вот и не вникай. – Седой поднимается с кресла и идет к двери. – Захотел хорошо жить – так живи!
* * *
В это время в казарме Резаный играет в карты с коренастым парнем.
– Что ставишь? – спрашивает он, перетасовывая карты.
– А чё хочешь? – отвечает партнер.
– Давай… Профи, – предлагает Резаный. – Надоел он мне.
– Профи так Профи.
Резаному не повезло, он проигрывает.
* * *
Климов идет по аллее к казарме. Вдруг он замечает Резаного, который, перебегая от дерева к дереву и озираясь по сторонам, приближается к домику, где остановился Стрельцов. Климов скрывается в глухом кустарнике и оттуда наблюдает за Резаным. А тот уже возле крыльца. Щелчок пружины, и в его руке взблескивает лезвие ножа. Седой подкрадывается к Резаному и, как только тот ставит ногу на ступеньку, набрасывается на него.
Климов держит Резаного за кисть руки, в которой нож, и наносит ему серию ударов ребром ладони по шее, ребрам, животу. Резаный бросает нож. Седой отскакивает от него, но тут же сбивает с ног коротким хлестким ударом в челюсть. Резаный ползает в пыли, сплевывает кровь и хрипит:
– Ты чё, Седой? Не надо, не надо…
– Убью, гаденыш! – рычит Седой и бьет его ногой в лицо.
Резаный переворачивается на спину и затихает.
На шум из домика выходит Стрельцов.
– Ты поосторожнее здесь, – говорит ему Климов. – Это тебе не мотострелковая рота.
* * *
Просторная комната, в которой разместились женщины-официантки. На открытых настежь окнах ветерок теребит белые накрахмаленные занавески, стол заброшен цветастой скатеркой, койки аккуратно заправлены грубошерстными солдатскими одеялами, пол застелен ковровыми дорожками, а под угол огромного зеркала шифоньера подоткнут букетик полевых цветов. Из динамика портативного магнитофона, что стоит на подоконнике, вырывается песня: «Мы встретимся снова…»
У женщин совсем домашний вид – они в легких халатиках, а некоторые и в бигуди. Каждая занята собой. Одна из них сидит на кровати и делает маникюр, другая крутится возле зеркала, третья тоже расположилась на кровати и, позевывая, читает журнал… А вот и та, которую, как мы знаем, зовут Юля. Она гладит на гладильной доске фартук.
Приближаются тяжелые шаги и глухие голоса. Женщины настораживаются, прислушиваются. Дверь распахивается, и в комнату вваливается пьяный «контингент» во главе с Цыганом.
– Здрасьте, бабоньки! – в пьяной радости кричит Цыган.
Икнув, он направляется к той женщине, что недавно читала журнал. Она пятится от него, забегает за стол. Цыган пытается поймать ее. Его собутыльники кидаются к другим женщинам-официанткам. Комната в миг преображается – скатерть оказывается по полу, дорожки сбиты… Идет возня, слышатся вскрики и визг.
Юля забилась в угол. К ней подступает тот парень, который приставал в обеденном зале.
– Не подходи! – замахивается на него Юлька утюгом. – Тресну сейчас! Не подходи, говорю тебе!
Парень ухмыляется, тянет к ней руки. Он делает еще шаг – Юлькино «оружие» летит ему в лоб. Парень хватается за голову, из-под пальцев сочится кровь. Юлька стрелой мчится к окну и, оборвав занавески, выскакивает во двор.
– У-у, стерва! – несется ей вслед. – Лови ее, лови!
Она бежит полем по высокой густой траве, достигает леса, оглядывается, но, убедившись, что погони нет, все равно не останавливается. Она долго петляет между деревьев, прыгает через кочки и ложбинки, прикрывая лицо от хлестких веток, ломится сквозь кустарник.
В изодранном халатике, вся в ссадинах и грязевых подтеках, Юлька бродит по посветлевшему под утро лесу. Она приближается к поляне и совсем было выходит на нее, но тут спешно приседает, прячется за куст. На поляне, возле дотлевающего костра, сидят трое из числа «контингента». Юлька зверьком выглядывает из-за куста, прислушивается к разговору:
– Долго еще мы здесь гнуса кормить будем?
– Сколько надо, столько и будем.
– Кому надо? Мне или тебе?.. Рвануть бы отсюда!
– Крез тебе рванет! Из-под земли достанет.
– До-ста-нет. Вот дождусь, когда он на полигон приедет, и дерну вон за ту ручку. А? Бах-тарарах – и все к чертям собачьим! Всех в небеса отправлю. А?!
– Сиди уж… «Бах-тарарах». Денег нету, ксивы[2]2
Ксива – паспорт. (Прим. авт.).
[Закрыть] тоже. Куда подашься? А потом – не Крез, так другие достанут. Он ведь для нас пахан, а над ним еще свора. Как пить, достанут.
– А, гнус проклятый! – отбивается от мошкары тот, что грозился. – Пошел-ка я в яму. Может, там посплю.
Парень встает, идет к березе, одиноко стоящей на поляне, и ловко опрокидывает ее. Там, где должно быть корневище деревца, оказывается люк. Он спускается, судя по всему, по ступенькам под землю.
* * *
Утро. Зал для приема пищи бывшей солдатской столовой. Официантки сервируют столы. Здесь же и Юлька, Как обычно, с шумом на завтрак приходит «контингент». Тот парень, которого вчера Юлька ударила утюгом, явился сюда с перебинтованной головой. Расталкивая своих сотоварищей, он рвется в зал. Увидев Юльку, кидается на нее. Схватив официантку за рукав, парень хлещет ее по щекам и в злобе орет: