Текст книги "Военные приключения. Выпуск 6"

Автор книги: Иван Ильин

Соавторы: Илья Рясной,Алексей Шишов,Юрий Лубченков,Владимир Рыбин,Карем Раш,Валерий Мигицко,Александр Плотников
сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 25 страниц)

– Кто вечером в парке работал?

– Никто. В субботу после обеда мы обслуживаем технику, парко-хозяйственный день. Перед ужином закончили.

У следователя возник план.

– Кто-нибудь знает, что вы приемник нашли?

– Нет.

– Нужно выяснить, кто заходил в бокс, когда там никого не было. Но сделать это надо незаметно. Придумайте что-нибудь. Что узнаете – сообщите мне.

– Сделаем, – ротный встал. – А вы что об этом думаете?

– Пока ничего.

Когда ротный ушел, Субботин вывел на бумаге:

«Преступник знал, что Казьмина подозревают в краже».

Да, скорее всего, знал и полагал, что машину его будут осматривать с особой тщательностью. Но для всех Казьмин направлен на гауптвахту за нарушение дисциплины. Кто же знал, что он подозревается в краже?

Ротный пришел через час. Он рассказал, что переговорил с сержантом, который после ухода роты охранял бокс, пока командир не опечатает его. Сержант зашел за чем-то в ангар соседней роты, отсутствовал минуты три. Когда вернулся, заметил, что из дверей выходит Лагус. Тот самый Лагус, чистенький, румяный, как с картинки, солдат, кто первым подкинул мысль о Казьмине.

– Тебе чего надо? – спросил сержант.

– Я думал, командир здесь, – невпопад кинул Лагус и ушел.

Теперь все становилось на свои места. Для уверенности Субботин решил провести эксперимент…

– Да, проходите, – оказал Субботин.

Лагус был такой же румяный, в выглаженной форме и угодливо смотрел на следователя. Субботин же сейчас примерно представлял себе, кто перед ним. Ему казалось, что верно разгадал его сущность. В конце концов, несмотря на то, что все личности индивидуальны, есть у них общие черты, позволяющие причислять их к определенному типу. Классифицировать, как какой-нибудь биологический вид. Лагус относился к подвиду «хомо суперэгоистус». Из тех, кто предпочитает жить, не перегружая свой мозг вопросами о том, как их поступки соотносятся с интересами окружающих. Я хочу – вот краеугольный камень, фундамент, на котором строится все их поведение. Хотеть можно по-разному. Один ломится, как медведь, напролом, ни на секунду не задумываясь о последствиях (типичная психология дезертиров и самовольщиков). Такие кончают быстро и плохо. Другой боится обжечься и загоняет свою «хочу» поглубже, потому что прекрасно понимает – далеко не все желания осуществляются. Третий же реализует свое «хочу», расчетливо обдумав все, в том числе пути отступления. Эти – самые опасные. Тот же Лагус. Хочет одного – жить как можно спокойнее и как можно красивее. С первых дней службы у него сработал защитный механизм – глядеть в рот начальству, козырять по любому поводу, всячески демонстрировать свою преданность. При этом хитрость и беспринципность удивительные. Ведь только секунду и подумал, прежде чем начать все валить на Казьмина. Если б ума немного побольше, далеко бы пошел.

– Уточнить некоторые детали хочу, – сказал следователь. – Согласны?

– Так точно! – звонко отчеканил Лагус.

«Никак нет», «так точно» – образцовый солдат. Ох, Лагус, Лагус, плохо ты кончишь…

– У нас есть подозрение, – начал Субботин и сделал паузу, глядя, как забегали глаза Лагуса, – что кражу совершил ваш знакомый Казьмин.

Лагус расслабился. Доволен-то как! Субботин понял – ловушка срабатывает.

– Я вам в прошлую встречу говорил, что он может совершить кражу, – покачал головой Лагус. Но, товарищ следователь, я потом долго думал. Я Казьмина не так чтобы хорошо знаю, но такое, – на его лице появилось почти искреннее возмущение, – такое он совершить не мог. Не верю.

«Пытается продемонстрировать, – подумал Субботин, – что переживает за товарища. Тогда преподнесенный им компромат будет выглядеть убедительнее. Мол, не по своему желанию на товарища наговариваю. Следователь сам хитростью да угрозами выдавил».

– Сегодня в БМП, где Казьмин механик-водитель, нашли краденый приемник. Так что все ниточки к нему тянутся, – сказал Субботин.

Лагус закусил губу, чтобы не дать лицу расплыться в довольной улыбке. Но сдержаться было трудно, и от тщетных усилий лицо перекосила гримаса. Он быстро овладел собой и удрученно покачал головой.

– Да, товарищ капитан, кто бы мог подумать.

– У вас в казарме кубрик с Казьминым один. А вы ночью вставали. Что, не ожидали? – усмехнулся Субботин. – Всё знаем. Вы у нас тоже на подозрении были. Видел, видел кое-кто, как вы ночью бродили по спальному помещению.

Теперь Лагус попал в трудное положение. Если скажет, что спал, не может быть уверен, что нет противоположных данных. Тогда у следователя появится убеждение, что он врет. Возникнут неприятные вопросы. Вместе с тем, если подтвердит, что не спал и вставал с кровати, получит возможность еще один гол заколотить в ворота Казьмина.

– Было, – кивнул Лагус, – вставал я. Воротничок в бытовку ходил подшивать. В последнее время я вообще плохо сплю. Все об увольнении в запас думаю. Месяц остался.

– Да, – участливо сказал Субботин. – Скоро будет, гражданским человеком. Что собираетесь после увольнения делать?

– Я, товарищ капитан, еще не решил. Хочу в институт поступить. Может, даже в юридический. – Ехидная искорка мелькнула в его глазах.

Издевается, решил Субботин. На юридический, это ж надо. Нет, такие люди ищут, где попроще. На юридический же конкурс огромный, готовиться нужно сильно.

Лагус пойдет туда, где полегче и можно урвать кусок пожирнее. Например, в торговлю, где дефицит рядом. Хотя ума бы ему побольше да настырности, может, и пробился бы на юрфак. Не дай бог, и следователем бы стал. Вот тогда добра не жди. Это были бы злоупотребления, взятки и прочие безобразия. Бывает, что такие типы просачиваются в правоохранительные органы, дискредитируют всю систему, наносят и ей, и людям, с которыми им приходится работать, огромный вред. Эх, если бы индикатор изобрести, чтобы их выявлять.

– На юридический – это похвально. – Субботин сделал вид, что верит всему. – Только надо работать. Нужны твердые знания.

– Я еще окончательно не решил, – скромно потупился Лагус.

– Ладно, вернемся к теме. Значит, вы не спали, – перешел к делу Субботин. Лирическое отступление было необходимо, чтобы показать, как он доверяет допрашиваемому. – Казьмин из казармы той ночью выходил?

– Что ж поделаешь? – горестно вздохнул Лагус. – Если он вором оказался, то я все расскажу. Выходил.

– Когда?

– Часа в два ночи. При этом озирался. Мне это еще тогда странным показалось.

Субботин заполнил протокол, где подробно все записал: и про подворотничок, и про то, как Казьмин воровски озирался.

– Ну, хорошо, идите.

Козырнув, Лагус четким шагом вышел из кабинета. Конечно, можно было бы сейчас продолжить его крутить, однако есть несколько «но». Лагус может упереться, и тогда расследование усложнится. Главное, что Субботин знал, кто совершил преступление. Теперь нужно установить – с кем?..

– Ну что, Вардашвили, давайте все подробно, – предложил Субботин.

Усатый сержант-грузин вызывал в нем симпатию. Плотный, по-деревенски крепко сбитый, с добродушным лицом. Рядом сидел дознаватель – старший лейтенант, который и привел его сюда.

– Товарищ капитан, и рассказывать-то нечего. Он спросил – я сказал.

– По порядку, пожалуйста.

Вардашвили удивлялся проявленному к нему вниманию и не мог понять, отчего все так засуетились.

– Вечером, дня четыре тому назад, иду но городку к моему другу. Вижу, на заборе сидит этот. Он сказал – я ответил.

– Кто сказал, что ответил?

– Мальчик лет десяти на заборе повис и зовет меня: «Дядь, помогите».

– Как выглядит?

– Худой, веснушки. И рыжий, почти красный. Как огонь, – добавил Вардашвили приподнято, как произносят кавказские тосты.

– Что ему надо было?

– Попросил солдата позвать. Сам не мог, его офицеры гнали.

– Вы позвали?

– Нет, он не из нашей части, а где служит, парнишка не сказал.

– Как фамилия солдата?

Вардашвили огорченно вздохнул. Было заметно, что он и рад помочь следствию, но не может.

– Четыре дня прошло. Не помню уже.

– Попытайтесь.

– Странное имя. То ли Лаврусь, то ли Гугусь.

– Лагус?

– Точно! – обрадованно воскликнул Вардашвили.

Еще один фактик, который придется Лагусу объяснять. А мальчишку нужно найти…

Субботин вошел в кабинет Рагозина. Тот сидел за столом, заваленным бумагами. И у уголовного розыска писанины хватает. Парень с кобурой, как и в прошлый визит, остервенело стучал на пишущей машинке.

– Он с позавчерашнего дня все печатает? – шепотом осведомился следователь.

– Ну да, – кивнул Рагозин. – Работает человек.

У Рагозина настроение было приподнятое. Только что он выпроводил полоумную тетку, которая уже три года терроризировала отдел. Она утверждала, что сосед неоднократно посредством телепатии пытался ее изнасиловать. Рагозин стучал себя в грудь и обещал разобраться в данном безобразном факте.

– Какие же это меры ты будешь предпринимать? – осведомился Субботин.

– Никаких. Но месяца три она приходить не будет.

– Содержательная у вас жизнь.

– Это еще ничего. Бывает и почище.

– У меня к тебе дело. Мы тут кое-что выяснили по той краже. Нужна твоя помощь.

– И кто совершил – ваши или ваши?

– Один точно наш.

Рагозин облегченно вздохнул. Значит, дело подследственно военной прокуратуре. Если идет следствие по группе хоть в десять человек, но один из них военнослужащий – дело ведет военная прокуратура.

Субботин объяснил оперативнику ситуацию.

– Ты, насколько я понимаю, – отозвался тог, – предлагаешь обшарить все городские школы в поисках рыжего мальчишки?

– Да. Думаю, это не так трудно. Приметы знаем.

– Союз рыжих, – засмеялся Рагозин. – Как у Конан-Дойля.

– Есть еще вариант. Мы отпускаем подозреваемого в увольнение, а ваши ребята проследят за ним. Его наверняка потянет посмотреть на краденые вещи, а заодно свидеться с соучастниками. Думаю, помимо мальчишки завязан еще кто-то.

Рагозин задумался, потом сказал:

– Мне вариант с увольнением больше нравится.

– Теряем время. Чтобы не вызвать подозрений, мы сможем отпустить его только в субботу. Сегодня же понедельник.

– Ладно, помогу. Начинаем прямо сейчас. Нужно успеть до конца занятий…

Это была третья по счету школа. Часы показывали без пяти час, когда следователь и оперативник вошли в ее вестибюль. Школа как школа. Из двух корпусов, панельная, со спортзалом. Стандарт. Субботин всегда считал, что типовая школа еще хуже, чем типовой дом. Унылые коробки отбивают у детей способность ценить красоту, гордость за свою единственную, непохожую на других школу.

Помещение было наполнено гомоном детских голосов. Группа первоклашек, как стадо перепуганных джейранов, пронеслась мимо двух серьезных дядей, едва не сбив их с ног. Очкастый десятиклассник, надо думать – отличник, вдумчиво переписывал расписание. Трое мальчишек лет девяти дразнили двух гордо и степенно идущих и старающихся не замечать их одноклассниц. Наконец один не выдержал и дернул толстушку, раза в два здоровее его, за косу, после чего получил такой удар портфелем, что сразу заскулил.

Остановив мальчишку постарше, Субботин спросил:

– Где учительская?

Мальчишка ткнул шариковой ручкой, которую задумчиво грыз перед этим, в сторону двери.

– Вон кабинет завуча.

В этот момент зазвенел звонок, и детвора бросилась по классам. Через минуту воцарилась тишина.

В небольшом чистеньком кабинете за столом сидела похожая на сушеную рыбу неопределенного возраста женщина в огромных, в пол-лица, очках.

– Разрешите? – спросил Субботин.

Женщина была занята переписыванием каких-то бумаг и неприязненно посмотрела на него.

– Извините, я занята.

Она, видимо, приняла их за родителей. У представителей любых профессий, когда они находятся на рабочем месте, часто проскальзывает высокомерное отношение к посетителям, просителям и вообще всяким там, которые отрывают от работы. Они чувствуют себя уверенно в родной обстановке, обладают какими-то полномочиями, а тут приходят с просьбами. Ну как не злиться?

– Уголовный розыск, – сказал Рагозин.

Женщина натянуто, официально улыбнулась:

– Что вам угодно?

– Нам нужно разузнать, есть среди учеников-мальчиков рыжие, – сказал Субботин. – Возраст – от десяти до одиннадцати лет.

В глазах завуча появились живые искорки. Стало заметно, что она все-таки не обучающий робот, а человек, способный на чувства. И чувствами этими были легкая брезгливость, легкое удивление и легкое презрение.

– А зачем вам это?

– Мы расследуем кражу.

– Среди наших учащихся, – поучительно, ровным голосом, прямо как на собрании, изрекла завуч, – таких, кто совершил кражу, быть не может.

Господи, опять набивший оскомину стереотип: куда угодно, только не в наш огород. Рефлекс администратора любого уровня правдами и неправдами доказать, что ЧП произошло не в его вотчине.

– И все-таки, есть у вас такие? – спросил Субботин и описал приметы.

– Есть у нас похожий. Иванихин, из третьего «В». Сейчас занятия, но через сорок минут я провожу вас к его учительнице. Подождите пока в учительской.

Учительская располагалась на втором этаже. Субботину пришло в голову, что эти помещения – переходный люк, шлюз между личной жизнью учителя и его работой. Поэтому здесь перемешались официальность – полки о методичками, портреты великих на стене – с какой-то частичкой домашнего тепла – аквариум на столе, ваза с цветами, скатерть с пестрым узором. Неизвестное растение тянуло свои длиннющие ветви-щупальца вдоль стены. На столике россыпью лежали журналы. Усевшись в кресло, Субботин взял последний номер «Семьи и школы» и стал листать. Попробовал вчитаться, но сосредоточиться не удалось. Его волновали сейчас совершенно другие вопросы.

После звонка пришла завуч. Как и обещала, отвела их в класс.

– Нина, – сухо сказала она учительнице, – тут к вам товарищи из уголовного розыска.

Нина не была похожа на сушеную рыбу. Молоденькая, высокая, волосы темные, длинные. И глаза живые, с интересом на мир глядящие.

Субботин увидел, что завуч собирается остаться и принять деятельное участие в разговоре. Он поспешил упредить ее желание:

– Спасибо! Вы нам больше не нужны.

Завуч поджала губы, но «поле боя» оставила. Субботин уселся на стул около учительского стола, Рагозин расположился на первой парте и обратился к учительнице:

– Вы тоже присаживайтесь. Наверное, первый раз в жизни сижу на первой парте. В школе преимущественно на галерке время проводил.

Учительница села и вежливо улыбнулась.

– Меня интересует, – сказал Субботин, – кто у вас в классе рыжий?

– Сережа Иванихин, – ответила она не задумываясь.

– Что вы можете сказать о нем?

– Так, ничего особенного.

Учительница сидела за своим столом как на уроке: спина прямая, тонкие руки на столе. Нетрудно понять что человек это очень дисциплинированный и аккуратный.

– Живет он с двадцатилетним братом. Родители несколько месяцев назад уехали на Север. Теперь старший брат воспитанием Сережиным занимается. Наставник не из лучших.

– А какой Сережа по характеру?

– Мальчишка как мальчишка. Впечатлительный, обидчивый. Его одноклассники дразнят немного за то, что он рыжий.

«Рыжих всегда дразнят, – подумал Субботин, – с детства людей почему-то раздражает, когда внешне или внутренне кто-то не похож на них. Так что рыжим живется нелегко».

– Вы не видели, он когда-нибудь менялся с ребятами значками армейскими, гильзами?

Субботин исходил из того, что у мальчишек страсть к обменам. Сережа же, если он был знаком с солдатом, должен обладать огромным богатством в виде эмблем, петлиц и прочих безделушек. Солидный обменный фонд.

– Да, я видела однажды, как он у Брагина марки на значок военный выменивал. На нем звездочка изображена.

Уже лучше. Субботин встал, прошелся по комнате. Что теперь делать? Он попытался прикинуть, с какой стороны взяться за мальчика, и тут увидел то, что искал. Он подошел к дальней парте, нагнулся и поднял бумажку.

Учительница, увидев это, покраснела и виновато пояснила:

– Мы после уроков убираем. Сейчас набросали мусор.

Субботин разгладил фантик. От московских трюфелей. В городе, как он знал, московских конфет не бывает. Значит, из военторга.

– За этой партой кто сидит? – спросил он.

– Витя Хапин.

– Вы не могли бы его найти?

Учительница открыла дверь в коридор, и в класс ворвался гул школьной перемены, напоминающий раскаты шторма. Вскоре Нина привела толстого, чисто одетого, в накрахмаленной белой рубашке мальчишку. Надежда чьей-то семьи, предмет неустанной заботы. Глаза у Вити были хитроватые.

– Это от твоих конфет фантик? – спросил Субботин.

– Да, – с достоинством изрек мальчишка.

– А кто тебе их дал?

– Серега Иванихин.

Субботин отпустил Витю. Дверь за ним захлопнулась, но через секунду приоткрылась, и малюсенькая девчушка пролепетала:

– Можно, Нина Георгиевна?

Субботин понял, что перемена кончается.

– Подождите, не заходите пока, – сказала учительница.

У дверей шум нарастал. Прозвенел звонок.

– Нина Георгиевна, сколько у вас еще уроков? – спросил Субботин. Сережу нужно допрашивать в присутствии педагога.

– Один.

– Вот что. У нас есть предположение, что Сережа участвовал в краже и, скорее всего, без его брата тут не обошлось.

Учительница с ужасом посмотрела на него.

– Я думаю, ничего не произойдет, если вы отпустите класс пораньше. Дело у нас безотлагательное.

Учительница согласилась. Она вышла, что-то сказала детям, и по радостным возгласам хлынувшей в класс за портфелями толпы было понятно, что отмена последнего урока ребят не огорчила. Через несколько минут в классе остались четверо: Нина Георгиевна, Субботин, Рагозин и огненно-рыжий Иванихин, худющий, с испачканными чернилами руками. Мальчишка стоял весь красный, заложив руки за спину, глаза его уперлись в пол.

– Ну, Сережа, – обратился к нему Субботин, – рассказывай, что насчет магазина знаешь. Вещи дома?

Сережа кивнул. Он был перепуган и расстроен.

– Ты не волнуйся, – успокоительным тоном произнес Субботин. – Расскажи, как все было.

…Часа через два Субботин закончил долгий, подробнейший допрос Сережи. Сначала тот не мог сказать ни слова, лишь кивал, но потом, общими усилиями, удалось растормошить его. И следователю, и учительнице пришлось потрудиться.

Дальше события развивались стремительно. Заехав за старшим братом Иванихиным на завод, Субботин и Рагозин вытащили его, обалдевшего в перепуганного, из-за станка и повезли на квартиру. Найти похищенные вещи большого труда не составило. Старший Иванихин на стал запираться даже для приличия. Он сразу попросил бумагу и написал заявление прокурору, из которого следовало, что главный злодей в этом деле Лагус, который угрозами и уговорами сбил несчастного дурачка, честного до сей поры Иванихина, с пути истинного. Сам же Иванихин, находясь под гнетом совершенного преступления, днями и ночами думал, как бы лучше сдаться властям, и наконец, чуть ли не сам пришел в военную прокуратуру…

– Добрый день, добрый день, – приветливо кивнул Субботин. – Вот вы нам опять понадобились. Хочу еще несколько вопросов задать. Как вы к этому относитесь?

– Нормально! – бодро воскликнул Лагус.

– Присаживайтесь. – Субботин указал на стул.

Настроение у него было приподнятое. Дело раскрыто. Осталось поставить точки над «и» и до конца разобраться с Лагусом.

– Ну как, не передумали на юридический поступать?

– Нет пока, – скромно потупился Лагус. – Хотя вы меня где-то убедили, что работа хорошая. Я решил с низов начать, – развивал он свою мысль. – Если уж идти в правоохранительные органы, то сначала в милицию постовым. Заочно на юридический факультет. А там уж карьеру делать можно.

«Хорошо, – подумал Субботин. – Даже не краснеет. Почувствовал себя в безопасности, решил немного над следователем поизголяться».

– Но это все планы. А сейчас скажите, что вам еще о краже известно?

– Больше добавить нечего, – прямо и твердо взглянул на следователя Лагус. – А что случилось?

– Ничего особенного. Преступление в целом раскрыто. Большая роль в его расследовании принадлежит вам, – медленно говорил Субботин, тщетно пытаясь разглядеть хотя бы следы угрызений совести в сидящем напротив человеке. – Вы нам очень помогли, – продолжил он, подумав про себя, что, не подбрось Лагус приемник, пришлось бы еще повозиться. Помощь явная. Только на суде не зачтется.

– Всегда готов, – не моргнув глазом, бодро, как на линейке в школе, воскликнул Лагус. – Но знаете, – вдруг с сожалением сказал он, – жалко и непонятно все это. Живешь в одной казарме с человеком, из одного котла ешь, а он…

Субботин не удивился бы, если бы из глаз Лагуса в этот момент потекли слезы. Артист!

– Да, действительно. Часто живешь бок о бок с человеком и не предполагаешь, каков он на самом деле. Чужая душа – потемки. Впрочем, при известном усилии их можно рассеять.

Лагус уловил в голосе следователя новые нотки, насторожился, но все так же угодливо закивал.

– Давайте поговорим немного на этические темы, – предложил Субботин. – Как вы к этому относитесь?

– Нормально.

– Знаете, сейчас слово «мораль» стали произносить немного с презрением. Моралист – это скучный человек, который лезет ко всем с несовременными истинами и требует от людей жить не так, как им нравится, а как по душе ему самому. Так?

– Так, – кивнул Лагус, непонимающе глядя на следователя.

– Все же я убежден, если понятие «мораль» очистить от всего наносного, от примесей ханжества, станет совершенно ясно, что она – мораль, основа нормального существования любого общества. Людей, которые соблюдают неукоснительно ее нормы, можно только уважать. Вы согласны со мной?

– Так точно! – воскликнул Лагус. Он уже предчувствовал недоброе, но держал себя в руках. – Подлецом быть выгодно, но неприлично.

«Понимает», – отметил про себя Субботин.

– А теперь скажите мне, как бы вы назвали человека, который совершил преступление и сделал все, чтобы к ответственности привлекли его товарища?

– Подлецом, – сдавленно произнес Лагус.

– Да, – согласился Субботин. – Это самокритично. Зачем Сережу-то было в это дело замешивать?

Лицо Лагуса перекосилось, румяные щеки побелели, кожа приобрела восковой оттенок.

– Можно бумагу? – дрожащим голосом произнес он. – Я эту, как ее там, явку с повинной, напишу…

Через три недели Субботин листал пухлое дело. Все расставлено на свои места. Подробно расписано все, начиная от того, кто где стоял во время кражи, и кончая тем, что думал. За это время осень окончательно вошла в свои права, подул промозглый ветер, зарядили противные дожди.

Работа следователя после ознакомления обвиняемого с делом и выступления с информацией перед личным составом заканчивалась. Осталось допечатать обвинительное заключение, передать на утверждение прокурору и затем – в суд.

Субботин потер виски, положил пальцы на клавиши пишущей машинки. Опять допоздна задержался, уже и транспорт не ходит. Но, когда сдаешь дело в суд, бессонная ночь – это как правило. Он собрался, и пальцы его вновь, забегали по клавишам. На листе будто по волшебству пополз текст:

«Обвинительное заключение по уголовному делу в отношении…»

Баку, 1988 год