Текст книги "Розы на снегу"

Автор книги: Иван Гончаров

Соавторы: Александр Бычков,Виктор Федоров,Иван Жилин,Людмила Бурцова,Николай Масолов,Евгений Никитин,Иван Пономарев,Виктор Мариничев,Елизавета Веселова,Василий Топильский
сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 24 страниц)

3

Летом Егоровы пригласили меня и Тебенькова порыбачить на Неве. Мы приехали.

Муж Жени, Валентин, тоже, оказывается, был партизаном в бригаде Германа. Там они и встретились, полюбили друг друга. А после войны поженились. Семья получилась крепкая, дружная. Валентин иногда подшучивает:

– Никогда не думал, что в лесах найду свою суженую.

Говорили до самой зорьки.

…В августе 1943 года центральный штаб партизанского движения решил нанести массированный удар по железнодорожным коммуникациям противника. Участвовали в этом налете партизаны Белоруссии, Брянщины, Ленинградской области.

Получив приказ, комбриг 3-й бригады Герман начал усиленно готовить бригаду к предстоящей операции. Разведчикам он поставил задачу выявить характер и направление воинских перевозок, охрану железнодорожных объектов на участках Псков – Остров, Псков – Порхов.

После разговора с комбригом Худяков и Тебеньков вернулись в полк.

– Николай, завтра готовь связную в Остров. Должен пакет быть, – напомнил своему заместителю по разведке Худяков.

– Знаю. Кого только послать? – хмурясь, ответил Тебеньков. – Одна Афанасьева на месте. Да и она лишь вчера вернулась.

Но иного выхода не было. Тебеньков приказал позвать Афанасьеву.

Через несколько минут Женя пришла.

– Николай Ильич, вызывали? – Она остановилась на пороге.

– Проходи… Ужинать будешь? – Он пододвинул к ней миску творога, достал из вещмешка бутылку прозрачного, как янтарь, меда. – Ешь!

Повторять приглашение Женя не заставила. Ела она с аппетитом. Алюминиевая ложка непрерывно постукивала о край миски. Николай Ильич усмехнулся и невольно подумал: «Как грачонок клюет».

– Спасибо, дядя Коля. – Женя облизала ложку, глаза ее блестели от удовольствия. – Давно мед не пробовала.

Тебеньков смахнул крошки, убрал миску и развернул карту:

– Завтра в путь… Запоминай маршрут.

Карандаш Тебенькова медленно полз по карте, повторяя извилины дороги. Названия деревень Женя выписывала на бумажку.

– Не доходя до города, на большаке встретишь парня с велосипедом. Спросишь его: «Вы не знаете, кому нужна швея?» Он ответит: «На окраине в четвертом доме» – и передаст письмо. Поняла?

– Все сделаю, дядя Коля. Не беспокойтесь…

– А это твой документ… – Тебеньков положил на стол желтый паспорт с фашистской свастикой.

Сделан документ был мастерски, по всем правилам. Отныне Женя становилась дочерью старосты, расстрелянного партизанами.

В ту ночь она долго лежала на сеновале. Глаза ее были открыты. Женя искала счастливую звездочку, а мысли были заняты предстоящим заданием. Она старалась представить будущую дорогу, шептала названия деревень…

Утром Афанасьева отправилась в путь.

По давнишнему молчаливому уговору Нина проводила подружку до околицы. На прощание она сунула ей несколько кусочков сахара.

Женя, что-то напевая, зашагала по тропинке. Вскоре скрылись из виду Большие Павы. Начался лес. Вековые сосны верхушками подпирали голубое небо. Было тихо и сумеречно. Мягкая, мшистая трава приятно холодила ноги. Изредка Женя нагибалась, чтобы сорвать серебристо-синие крупные ягоды голубики.

К вечеру Афанасьева пришла в Гостёны. На краю деревни знакомый дом. Женя осмотрелась, стукнула три раза в окошко. Показалось лицо молодой женщины:

– Заходи.

Женя вошла в чистенькую, опрятную светелку, поздоровалась, спросила:

– Аня, мне можно у вас переночевать?

– Конечно. Фашисты из деревни ушли еще вчера.

Аня была агентурной разведчицей. Через нее партизаны знали все, что делается в округе. А ее дом, почти у самого леса, был удобен для явок.

Женя и Аня недолго поговорили и после ужина улеглись спать. А с первыми лучами солнца Афанасьева продолжала свой путь.

Деревни, которые она проходила, были похожи друг на друга. На обветшалых крышах висели клочья почерневшей соломы. Плетни местами повалились, и редкие прутья торчали, как ребра скелета. Не выскакивали из подворотен с заливистым лаем собаки. Обобранные, ощипанные псковские деревушки казались вымершими.

К полудню она вышла к большому селу. На пригорке стоял кирпичный дом с заколоченными окнами. «Наверное, школа», – подумала Женя.

Возле дома копошилась женщина. В черном платке почти до самых бровей, сгорбленная, она выглядела старухой. Женя подошла к ней:

– Тетенька, как мне на большак выйти?

Женщина разогнула спину, охнула:

– На большак, говоришь. А ты отколь будешь?

– Из Плащац…

Женщина промолчала. Но глаза ее смотрели недоверчиво. И Женя почему-то смутилась от этого взгляда.

– А вот иди-ка лучше через гороховое поле. На случай какой и горох укроет.

– Спасибо!

Женя подняла на плечо котомку.

– Подожди-ка.

Женщина вошла в дом и сразу же вышла. В руках у нее были ломоть хлеба и кусок мяса.

– Возьми…

Женя поблагодарила и направилась из деревни. Из крайней огромной избы доносились пьяные голоса. Афанасьева ускорила шаг. За околицей свернула на гороховое поле.

Не успела пройти и десятка шагов, как услышала топот и крики:

– Стой! Стой! Стрелять буду!

Женя подумала: «Наверное, полицай». Бежать бесполезно. Пустит пулю в спину. Решила идти спокойно, будто не принимает крики на свой счет.

– Стой, тебе говорят! – Ее с силой дернули за ворот. Перед ней стоял здоровенный полицейский.

– Почему не останавливаешься? Приказу не слышишь?

– Пусти. И не дерись. Веди к своему начальнику! – стараясь показаться обиженной и рассерженной, отвечала Афанасьева.

Пререкаясь, они дошли до избы.

– Шпиёнку привел. – Полицай сильно толкнул Женю на середину избы. Его захмелевшие друзья загоготали.

– Куда идешь? – спросил рыжий, с лицом сиреневого оттенка.

– В Остров. На работу.

– Пачпорт есть?

Женя развязала котомку, достала завязанный в платок паспорт.

Полицай долго его рассматривал, словно обнюхивал.

– А чего ж печатка Сошихинская? Там вроде бы давно и комендатуры нет.

Женя вздрогнула. «Засыпалась», – мелькнула мысль. Но сейчас же взяла себя в руки и возмущенным голосом сказала:

– По-вашему, может, и в Острове немецкой власти нет?! Может быть, я зря иду к господину бургомистру?!

Полицай замолчал и, обращаясь к верзиле, сказал:

– Степан, тебе все равно в Остров топать. Проводи девку… Там разберутся.

Верзила выругался. Допил оставшиеся полстакана самогона, свернул козью ножку и рванул Женю за руку:

– Пошли!

В соседней деревне их встретила компания загулявших полицейских. Они, как видно, обрадовались встрече.

– Здорово, Степка! Куда ты прешь девку?

– В Остров. Будет служить у самого бургомистра.

– Ну и пусть топает сама, – сказал молодой парень. – Идем раздавим. – Он выразительно щелкнул себя по горлу.

Полицай поглядел осоловелыми глазами на Женю, что-то соображая, потом махнул рукой:

– Мотай отселева!

Женя пошла по улице. Сначала спокойно, еще не веря в случившееся. Потом быстрее, быстрее.

С высотки показалась серая лента шоссе. Впереди, среди полей, зеленый островок города. Несмотря на усталость и пережитое, Женя запрыгала от радости и почти бегом бросилась вперед…

Прошло несколько дней. На железнодорожном участке Остров – Псков загрохотали взрывы, летели под откос вагоны, пылали станции. И партизанский радист коротко выстукивал:

«При подрыве вражеского эшелона на железной дороге Остров – Псков разбито… уничтожено…»

В этих успехах бригады была и лепта юной разведчицы.

Потом Афанасьева еще не раз ходила на связь. Женя приносила бумажки, на которых бисерным почерком были написаны понятные только Тебенькову сведения. Советские патриоты зорко следили за каждым шагом гитлеровцев. И снова летели под откос эшелоны.

Вот результат боевых дел одного дня отряда Журавлева из полка Дмитрия Худякова:

«21 августа, 12.30. Уничтожено 155 рельс. Два железнодорожных моста. Гарнизоны Вешки, Поле, Сахново. На разъезде Вешки выведено из строя все путевое хозяйство».

После таких ударов на железных дорогах чернели ямы и рытвины, тишину не нарушали свистки паровозов.

Осенью 1943 года гитлеровское командование предприняло против ленинградских партизан крупную карательную экспедицию. По данным разведки, в одном лишь Новоржевском районе в ней приняло участие около четырнадцати тысяч фашистов.

В начале сентября над тихой Соротью загремел орудийный гром. Гитлеровцам удалось почти полностью окружить бригаду Германа… Силы были неравные. С одной стороны – шесть тысяч карателей с пушками и танками, с другой – две тысячи партизан с обозом раненых и больных. На совещании командного состава Герман, выслушав начальника разведки, сказал:

– Идем в Ругодевские леса. Потребуется – пробьемся. Готовьте отряды! Дмитрий Васильевич, – комбриг повернулся к Худякову, – пойдешь первым.

Худяков немного помедлил с ответом:

– Есть, следовать в авангарде!

…Сгустились сумерки. Бригада выступила. Вокруг – багровые зарева пожаров: фашисты жгли непокорные псковские деревушки. Шли молча и долго. На коротких привалах курили в кулак. К полуночи прошли деревню Занеги – молчаливую, словно кем-то забытую среди лесов. Впереди показались Житницы.

Женя шла с тяжелой санитарной сумкой. Изредка от ночной прохлады или от гнетущей тишины по телу пробегала дрожь. Она зябко поеживалась, старалась быть ближе к Нине.

Внезапно где-то над головой треснула ракета. Деревня неожиданно стала ближе. Вокруг запрыгали тени.

– Ложись!

Кто-то сильно дернул Женю за руку. Она упала в успевший уже остыть песок. Ночную тишину прошили автоматные и пулеметные очереди. Стреляли, казалось, всюду, и разноцветные пунктиры трассирующих пуль летели со всех сторон.

Обдирая коленки о камни, девушки ползли по-пластунски. Бой в деревне усиливался. Партизаны поднимались и бросались вперед.

Женя и Нина тоже побежали, стараясь не отставать от бойцов штабного отряда. Рядом с ними бежал молодой парень. Вдруг он вскрикнул.

– Ты что? Ранен? – спросила Женя.

– Рука.

Она достала бинт и перебинтовала.:

– Всё. Беги!

И сама побежала догонять подругу.

Возле сруба колодца она остановилась. Почему-то закружилась голова. Нины не было. Мимо бежали люди, что-то кричали. Автоматы в их руках полыхали огнем. Между темными избами метались гитлеровцы. В отблесках пожара они были похожи на привидения.

– Женька?! – Откуда-то неожиданно вынырнула подруга. – Ой! Что это? – Нина нагнулась, рассматривая темное пятно на платье подруги. – Да ты ранена!

– Пустяки, Нинок. – Только теперь Женя почувствовала боль.

Но задерживаться было нельзя. Огненная метель продолжала бушевать. Вокруг грохотало, трещало. Еще немного, и все будет позади. Оставались последние сотни метров. Недалеко темнел лес. И вдруг резкий крик:

– Где санитарки? Худяков ранен!

Не помня себя, девушки бросились на крик. Дмитрий Васильевич лежал на земле. Разрывная пуля разворотила ему руку. Он истекал кровью. Подруги, плача, перевязали рану и вынесли Худякова из зоны огня.

И тут услышали страшное:

– Герман убит…

Бригада прорвалась. Партизаны шли лесом, болотами. Фашистские самолеты беспрерывно кружили над ними, бросали бомбы, обстреливали из пулеметов. Женя и Нина ни на минуту не покидали своего командира. Они несли его, хотя пот заливал глаза и от усталости подкашивались ноги. А впереди их ждали новые бои…

* * *

После освобождения Псковщины Женя вернулась в родные места. Училась. Приобрела специальность. И вот уже много лет трудится на силикатном заводе.

В таких поселках, как Павлово, жизнь каждого у всех на виду. Видят люди и жизнь Евгении Петровны Егоровой. Многие помнят ее еще ребенком. Теперь она работница, жена, мать. И люди уважают эту скромную, милую женщину – востроглазую разведчицу из бригады легендарного Германа.

Сергей Виссарионов
НЕВИДИМКИ

«…Создать невыносимые условия для врага и всех его пособников, преследовать и уничтожать их на каждом шагу, срывать все их мероприятия» —

такую задачу поставила Коммунистическая партия перед советскими патриотами, оставшимися на оккупированной территории.

Солдаты незримого фронта решали эту задачу каждый по-разному. Одни из них с листовками пробирались по ночным улицам оккупированных городов. Другие взрывали мосты и склады врага. А некоторые… шли на службу к ненавистным захватчикам.

ИЛЛАРИОН ГОРСКИЙ

«Хорош гусь! У фашистов старшиной волости был», – отзывались жители железнодорожного узла Новосокольники о пятидесятилетнем учителе Илларионе Петровиче Горском в первые дни после освобождения города от оккупации.

Да, был. Но, как говорит русская пословица, «Федот, да не тот».

Прикрываясь личиной вражеского прислужника, Илларион Петрович вместе с коммунистом Владимиром Кузьмичом Логашовым организовал подпольную группу и установил связь с партизанами и разведотделом штаба 257-й дивизии Красной Армии. С помощью группы Горского была сорвана отправка большой партии скота гитлеровским войскам под Ленинград, передано партизанам много чистых бланков немецких паспортов, разоблачено несколько фашистских лазутчиков. Особую ценность представляла разведывательная информация, которую собирали подпольщики на стратегически важных железнодорожных магистралях Витебск – Ленинград, Великие Луки – Себеж.

Илларион Петрович Горский.

Началось наступление советских войск, и старшина волости Горский как в воду канул. Зато в обозе отступавших гитлеровских частей появилась подвода, хозяин которой имел документ, свидетельствующий о его заслугах перед оккупационными властями. В возке «фашистского холуя» была спрятана… рация. «Горец» (под этим кодированным именем значился теперь в одном из наших штабов Илларион Петрович) передал из района Резекне несколько важных разведывательных сообщений.

День Победы учитель-патриот встретил в родных краях.

ЗИНА ЕГОРОВА

В годы оккупации города Дно ее нередко видели в обществе гитлеровских офицеров. Мило улыбалась официантка столовой летного состава и тем, кто обслуживал фашистскую технику.

Со станции к берегам Невы ежедневно уходили эшелоны с военными грузами и живой силой врага. Вблизи города в 1942 году долгое время базировалась фашистская дивизия особого назначения, были оборудованы аэродромы. Все эти объекты находились в поле зрения советской разведки и центральной группы дновских подпольщиков, возглавляемой Анастасией Александровной Бисениек. Семья Егоровых жила на улице Урицкого, поблизости от Финогеновых – родных Бисениек. Анастасия Александровна знала Зину давно и, не колеблясь, привлекла ее к подпольной работе.

Егоровой удалось установить контакт с разведчиками Красной Армии. Вместе с Бисениек она помогала им в подготовке взрыва штаба авиационной части гитлеровцев. К сожалению, эта сторона деятельности дновских подпольщиков еще до конца не раскрыта.

Смелая и умная девушка завела полезные знакомства среди технического персонала аэродрома. У одного пожилого механика, страстного радиолюбителя, был приемник. Зина сумела несколько раз зимой воспользоваться им для записи сводок Совинформбюро. Это было в то время как нельзя кстати, ибо связь подпольщиков с партизанами тогда временно оборвалась.

Зинаида Егорова.

Более двух лет ходила Егорова по острию ножа. Поздней осенью 1943 года гестаповцам удалось разоблачить «милую фрейлейн Зину». После пыток в тюремном застенке отважная комсомолка была расстреляна.

С Егоровой имели связь сестры Тихоновы, Саша и Аня. Всем, чем могли, помогали ее близкие – мать Анна Ивановна и сестра Зоя, проживающая ныне в Пскове.

РИТА ЛЯШКЕВИЧ

В июне 1941 года студентка Ленинградского педагогического техникума Маргарита Ляшкевич приехала на каникулы к родным в город Себеж. Приехала с мечтой стать летчицей.

– Все равно полечу. Вот посмотришь, – говорила она закадычной подруге Кате Крыковой, – вернусь на берега Невы и сразу на занятия в клуб. Медкомиссию я уже прошла, с парашютом знакома.

Маргарита Ляшкевич.

Но подняться в небо Рите было не суждено. Не прошло и двух недель с начала войны, а фашисты уже вторглись в голубой озерный край.

Оккупация тяжелым гнетом легла на плечи себежан, но не на семью Ляшкевичей. Отец Риты приветствовал приход гитлеровцев и вскоре открыл в городе магазин, а сына определил в полицаи.

Рита тяжело переживала предательство близких. Несмотря на посулы и угрозы, категорически отказывалась идти на службу к оккупантам.

Шли дни, месяцы… Однажды в ортскомендатуре появилась высокая, стройная девушка с длинными косами. Перебирая их, потупив взор, она выдавила из себя:

– Хочу помогать вам.

– Гут, – заулыбался помощник коменданта и, мешая русские и немецкие слова, затараторил: – Ваш фатер говорийт нам. Ви – умный, красивый фрейлейн…

Теперь нередко, идя на службу в районную управу, Рита слышала позади себя осуждающие голоса:

– И эта тоже… Девка продажная…

Нет! Комсомолка Ляшкевич не продала ни своих идеалов, ни своей мечты. А пошла работать в управу Рита по совету разведчика Ивана Елисеева. Он тоже служил у оккупантов (водил легковую машину самого начальника хозяйственной комендатуры), давно наблюдал за Ритой, знал о ее мучениях.

«Жданова» – за такой подписью летом и осенью 1943 года получал начальник бригадной разведки партизан сведения от Ляшкевич. Ценность их была немалой: несколько раз передавала разведчица пароль, по которому в Себеж проникали связники, дважды предупреждала штаб о сроках выхода карателей из города, сообщила о прибытии в район на отдых подразделений полевых войск. Однажды, смертельно рискуя, Рита сняла копию с совершенно секретного документа – списка лиц, подозреваемых гитлеровцами в связях с партизанами. Копию передала Елисееву, а тех, кто жил поблизости от города, предупредила лично.

Арест связной помог агентам ГФП (тайная полевая полиция) напасть на след разведчицы. С уходам из города Рита промедлила из-за больной матери. Фашисты схватили девушку.

Себежская тюрьма была переполнена. Ляшкевич бросили в общую камеру. Начались допросы, истязания. В январе 1944 года кто-то из арестованных занес в камеру тиф. По приказу начальника ГФП Венцеля заключенные были вывезены ночью за город, расстреляны и сожжены.

МУСЯ КОРОЛИХИНА

Ей не пришлось сидеть в засадах, подрывать поезда или работать в учреждениях оккупантов под чужой личиной. Коротка была ее партизанская жизнь – месяц. На долю калининской партизанки Муси Королихиной достался поединок в гестапо.

Ее не брали в формируемый летом 1942 года партизанский отряд. Трое из семьи Королихиных уже ушли на фронт. Муся настояла, сказала в райкоме: «Все равно уйду и я. Лучше пошлите. Очень прошу». Просьбу восемнадцатилетней комсомолки удовлетворили.

Отряд двигался параллельно магистрали Москва – Рига. В начале сентября партизаны остановились в Алушковской лесной даче, в пятидесяти километрах от железнодорожного узла Идрица. Командир решил предварительно разведать предполагаемый для освоения район. На запад ушли группы разведчиков.

Послал командир на задание и Королихину в паре с Екатериной Вознюк. Девушки должны были установить связь с подпольщиком в селе, где стоял гарнизон конных полицейских – «казаков», предводительствуемых гитлеровскими офицерами. У комиссара отряда имелись сведения о желании части «казаков» перейти к партизанам.

Разведчицы нарвались на фашистов. Попытка бежать не увенчалась успехом. Вознюк застрелили, Королихину схватили и доставили в город Пустошку.

…Полковник Родэ нервно потирал рыжие виски. Вся его худощавая холеная фигура, склонившаяся над столом, выражала нетерпение. Но вот в соседней комнате раздался отчаянный крик, затем распахнулась дверь, и в кабинет вошел высокий полный офицер в чине капитана.

– Сказала? – быстро спросил Родэ.

– Нет, шеф. Но сегодня уже есть успехи. Когда прижег сигарой грудь, кричала.

– Ну, это ваш коронный номер, Вагнер. И все же следует испробовать и другое. Когда очнется, приведите ее сюда. И пришлите Свириду.

Родэ нервничал. Для этого у полковника были веские основания. В штабе охранных войск группы армий «Север» уже знали о диверсиях партизан вблизи Забелья. Из вчерашнего разговора шеф ГФП понял: им недовольны. Нужно как можно быстрее установить связи и явки появившегося в районе партизанского отряда. И помочь в этом должна арестованная девушка.

Родэ нажал кнопку звонка. Два жандарма ввели в кабинет Королихину. На плечи полуобнаженной Муси была наброшена изодранная кофта. На груди зияла свежая рана. На губах запеклась кровь.

– Садитесь. – Полковник указал пленнице на стул, отпустил конвойных и, обратившись к человеку в очках, робко жавшемуся у двери, приказал: – Переводите, Свирида, как можно мягче.

Муся еле держалась на ногах, но продолжала стоять. Родэ посмотрел в ее глубоко запавшие глаза и, что-то прочтя в них, извиняющимся тоном сказал:

– Вас наказали за молчание. И очень жестоко. Но, право, я не знал, что вы так юны.

Мария Королихина.

Муся усмехнулась. Полковник заметил усмешку, но продолжал, не меняя тона:

– Скажу честно: меня удивляет ваше мужество. Но ради чего? Как говорит русская пословица, овчинка выделки не стоит. Вы попались с поличным. Я мог бы приказать расстрелять вас в тот же день, но предлагаю жизнь. Причем взамен от вас требую сущие пустяки: скажите, сколько людей в отряде, чем он вооружен, и покажите место, где встречается ваш комиссар со своими агентами. – Родэ немного помолчал, затем заговорщически добавил: – Комиссар – Андрей Кулеш. Нам о нем Фаина рассказала.

Королихина вздрогнула. Обожгла мысль: «Неужели девушка, ночевавшая недавно в отряде, шпионка? А ведь ее как разведчицу Красной Армии отправили через линию фронта…»

Родэ, поняв, что попал в цель, предложил:

– Не торопитесь. Обдумайте все. Завтра утром дадите ответ. Жизнь очень хороша. И вы мне еще не раз скажете спасибо за то, что я помог вам сохранить ее.

И вот Королихина снова в одиночной камере. Ей принесли лекарства, хороший ужин, кофе. Вечереет. В зарешеченное окно видна полоска воды. Это – озеро. Конвойные называли его Звягским. В озеро окунула разноцветный шлейф радуга. Сверху вниз по ней спускаются солнечные блики. В детстве Муся часто любовалась их переливами, ей всегда казалось, что кто-то проводит по радуге огромным гребешком.

Девушка благодарна радуге. Она увела ее мысли в родные края. О завтрашнем дне не хочется думать. Что ответить фашисту, она решила еще тогда… Муся вспоминает отца, мать, любимую младшую сестренку Панечку, подруг. В памяти всплывают школьные годы. Завидовские ребята. Как они гордились своим селом: ведь это в их живописных охотничьих угодьях бывал Владимир Ильич Ленин!

А утром не было ни радуги, ни воспоминаний. Был гордый и твердый ответ гестаповцу:

– Родиной я не торгую!

Ее расстреляли в роще у здания бывшей машинно-тракторной станции на рассвете ясного, с багровой зарницей дня осени 1942 года.