Текст книги "Безопасное место"

Автор книги: Исаак Роса

Я знаю, что один американский мальчик отдал тебе свой старый велосипед – ему только что подарили новый, – но отец обвинил тебя в краже и избил. На следующий день тебе пришлось пойти вместе с ним, вернуть велосипед и попросить прощения, а когда отец мальчика на своем ломаном испанском попытался объяснить твоему, что это подарок, твой настоял на плате.

Я знаю, что на велосипеде с примитивным прицепом – он был сделан из выуженных из мусорной кучи частей – ты стал развозить мелкие товары по окрестностям и проявил себя таким серьезным и обязательным, что быстро заслужил доверие лавочников и покупателей.

Я знаю, что на первую зарплату, уже будучи развозчиком с фургоном, ты предложил отцу заказать вставные зубы, но тот отказался: зачем ему во рту фальшивки?

– Вот ты где! – воскликнула, выходя из машины, Юлиана и побежала к тебе, а за ней следом Сегис. Я, замыкая процессию, шел к тебе неспешным шагом. Ты сидел на той самой скамейке рядом с молодой мулаткой, которая держала тебя за руку. Она не была ни твоей сообщницей, ни карибской любовницей, которая ждала все эти годы с деньгами под матрасом; она не была Богиней. Я понял это, когда увидел возле вас еще одного старика – тот спал в инвалидной коляске. Это была другая юлиана – девушка из группы взаимопомощи, которая работает в этом районе и ухаживает за немощным.

Ты обрадовался нашему появлению и не удивился.

– Привет, пап, – сказал я тебе, а ты посмотрел на меня с той же неуместной улыбкой, с какой улыбаешься сейчас, когда я повторяю свое приветствие: привет, пап. Неуместной, не твоей. Это не ты. Маска.

Я взглянул на твои задранные по колено штаны, выпачканные в грязи руки, всклокоченные четыре волосины. Ты как будто действительно пришел сюда копать, разрывать тайник ногтями и зубами, как свирепый крот.

Юлиана пальцами расчесала тебе волосы. Сегис закрепил тебе на запястье часы, чтобы ты снова не сбежал из-за нашей неосторожности.

Я осмотрелся. Широкие проспекты, блоки размером в целые кварталы, маленькие машины (большие стояли в гаражах). Жилища пригородного среднего класса. Бассейн, корт для падел-тенниса, место для барбекю – и, конечно же, бункер. На заднем плане ухоженный парк. Армия юлиан, которые моют полы и выгуливают стариков. Спортивная площадка. Участок, на котором жильцы разбили что-то вроде маленького сада. Огорода. И здесь тоже? Кувшинщики из среднего класса?

Когда мы приехали, пенсионер в спортивном костюме ворошил почву мотыгой, небрежно держась за рукоятку. Он в жизни не брал в руки инструментов, если не считать столярных; если бы твой мозг не сдал, то вид ненастоящего садовника, который обрабатывал ту же землю, что кормила тебя в детстве, тебя бы возмутил. Он играл в крестьянина с легкостью человека, который никогда не голодал. На мгновение я себе представил, что в этот самый миг, мягко вгоняя мотыгу в грунт, он заденет что-то твердое, металлическое, а потом присядет, расчистит изнеженными ладонями землю и достанет оттуда сокровище. Да, я до последнего момента надеялся, что они материализуются. Вдруг ты притащился сюда не из-за нахлынувшей некстати ностальгии; вдруг здесь твое безопасное место. Допустим, ты приходил сюда много лет назад, еще свободным, но в ожидании приговора, суть которого ты уже знал. Без сопровождения, убедившись, что тебя не выслеживают ни журналисты, ни власти, опасающиеся твоего побега. На рассвете, чтобы тебя не заметили из окон жители и не застигли врасплох собачники. И на этом же участке или за его пределами, в каком-нибудь парковом бугре ты выкопал ямку для небольшой коробки и крестиком на воображаемой карте отметил в памяти, все еще рабочей, точное место. Хорошая идея и счастливый конец, который больше нам не светит. Даже если так и было, ты все равно ничего не найдешь, сколько бы я ни водил тебя по окрестностям. Может, одним счастливым днем его обнаружил муниципальный садовник. Монтажник оптоволокна при рытье земли. Сажавший помидоры кувшинщик, который радостно промолчал и не стал делиться красочной историей с прессой, а оставил ее при себе, инсценировал выигрыш в лотерею и теперь наслаждался находкой; или отдал ее сообществу, чтобы установить больше мемориальных досок, разбить больше огородиков, покрасить больше фасадов, сделать больше кувшинов и всякого дерьма. Какая теперь уже разница. Пусть его хоть через триста лет среди руин нашей цивилизации найдет археолог.

И вот мы с тобой остались одни.

Юлиана и Сегис ушли пару часов назад, сославшись на неотложные встречи. Обоих такой напряженный день изнурил, или же они сговорились оставить нас вдвоем и облегчить момент банального и долгожданного воссоединения, взаимных признаний и примирения отца и сына. Все прощено. Под аккомпанемент скрипок наступает закат.

Нет, такого не будет. Нам обоим уже слишком много лет. Мы слишком устали. И уже поздно.

Мы остались одни. Я все тебе уже рассказал, проболтал больше двух часов, а тебе ответить нечего. Я все тебе рассказал, и даже не тебе, не тому собеседнику, которого заслуживали мои слова, а старику, который больше не мой отец, не ты, никто. А может, наоборот, может, это настоящий ты, чистый, такой, каким ты был бы, не испорти тебя обстоятельства так рано. Какая теперь уже разница. Остался только ты, и скоро ты не будешь даже этой развалиной, этой тенью.

Уже поздно, и мы остались одни. Пора идти домой.

Мы можем вернуться пешком, держась за руки, точно ты по-прежнему мой отец, а я твой сын. Ты схватил тут меня за руку, когда слова мои иссякли и наступила пустота, а еще, наверное, облегчение; тогда я наконец замолчал и сел рядом с тобой. Я знаю, что ты это сделал, потому что Юлиана приучила тебя держаться за ручки, потому что так ты чувствуешь себя в безопасности, потому что ты бедненький маленький мальчик. Но я могу создать себе иллюзию, будто моя речь зажгла уголек просветления в глубине твоей совести и заставила попросить у меня прощения. Прости меня, сынок. Мне очень жаль. Я мог бы даже заставить тебя повторить эти слова вслух, как попугая или куклу на батарейках, хотя для тебя они бессмысленны, а для меня опоздали. Прости меня, сынок. Прости меня.

Ты схватил меня за руку и не отпускаешь ее. И я не отпускаю твою. Люди смотрят на нас, когда мы проходим мимо, и мне хочется им объяснить, что ты болен. А то как бы они чего не подумали.

Это странное чувство. Ни противное, ни приятное. Слабая, но продолжительная судорога. Вымышленное, но от этого не менее горькое воспоминание. Когда ты последний раз держал меня за руку? Друг к другу мы с тобой почти не прикасались. Даже когда я был маленьким, по крайней мере я такого не помню. Поэтому Сегису я пытаюсь дать то, чего не получил от тебя. Став подростком, он избегает моих поцелуев и стряхивает мою руку с плеча, и я уже не знаю, как к нему притронуться. Но с тобой мы всегда поддерживали физическую дистанцию, а она сыновним и отцовским чувствам выхода не давала. Твой партнер Альберто расточал мне аж по два иудиных поцелуя при каждой встрече, а в компании они случались почти каждый день. С тобой же мне оставалось только говорить о тебе. Вот почему у меня вызывает странные ощущения эта рука: я не узнаю и не помню ее, потому что я ее даже не знал. Влажная и холодная кожа больше не наполнена той избыточной энергией, с которой ты когда-то пожимал руки и похлопывал по спинам. Теперь я мог бы сломать все ее птичьи косточки, просто сомкнув пальцы. Она не похожа на руку Сегисмундо Великого. И твой взгляд, эти беспомощные глазки тоже: они умоляют, как только я перестаю улыбаться, и становятся по-собачьи счастливыми, как только улыбаюсь снова. Кто тебя видел и кто тебя видит, Сегисмундо? Кто видел нас?

Что нам с тобой делать, тебе и мне? Что будет теперь? Что нам осталось? Уговаривать банк. Найти партнера, инвестора. Вдруг Альберто заинтересуется, вдруг теперь мы с ним станем не разлей вода. А если нет, то начать другой бизнес. Подхватить начинания Сегиса, если он правда настолько устал. Ждать удачи. Надеяться на сокровище.

Мы можем уехать в какой-нибудь маленький городок. Представляешь себе такое? Мы с тобой – среди кувшинщиков. Смейся, урод, смейся. Или еще лучше: пойдем с Юлианой в ее дом заботы, чтобы она могла водить за ручку нас обоих, по одному с каждой стороны. Или с Моникой – посмотрим, нужны ли мы ей еще.

Глянь на них. Каждый раз их приходит все больше и больше. Вечер пятницы, экоммунарский ужин, как сказала Гея. Даже в районах для среднего класса кто-то записывается, такие дела. Бассейн, падел-теннис, барбекю – и ужин на спортивной площадке рядом с огородиком. Здесь нам нужно только найти Роберто, того типа из банка.

Только погляди, сколько энтузиазма. Если бы я не знал их как свои пять пальцев и не понимал, что их энтузиазм – это всегда пропаганда, то и сам бы поверил их радости. Так и хочется присоединиться, да? Не смейся, если в итоге они пригласят нас танцевать. Не забывай: «Если я не могу танцевать, это не моя революция».

Нравится? Вдруг они организовали всю эту вечеринку для тебя? Разве ты не видел, как они на нас смотрели во время приготовлений? Не потому, что двое мужчин на темной скамейке, которые часами не меняют позы и держатся за руки, привлекали их внимание. Просто этот праздник для тебя. Сюрприз! Да, для тебя, все для тебя: длинные столы с едой из местных продуктов, эстремадурская газировка, бар с жильцами в роли барменов, которые не умеют разливать пиво правильно, в кружку, а не мимо. Они все сымпровизировали, когда узнали, что ты здесь. Может, это Юлиана предупредила их перед прощанием. Сегисмундо вернулся! Сегисмундо вернулся в дом со смоковницей! Слух разлетелся, и они принесли складные стулья, доски и мольберты, сделанные школьниками фонарики, акустические колонки, бидоны со льдом, бочки с пивом и гриль – думаю, мяса на нем жарят немного, не радуйся раньше времени.

Сегисмундо вернулся! Новость разнеслась от подъезда к подъезду, и все пришли. Семьи с детскими колясками, молодые пары и старики вроде тебя, которые, может, еще помнят, что раньше здесь были трущобы. Один малец играет музыку. Кто-то разрисовывает детские лица. Кто-то открыл ларек с книгами, кто-то – с товарами ручной работы, в том числе кувшинами. Смех, преувеличенно веселые разговоры, аплодисменты, танцы. Все для тебя, Сегисмундо. Чтобы отпраздновать удачные поиски. Чтобы отметить твои успехи. Открытие новой клиники. Выход на международный рынок. Новое слово в деловом мире – безопасные места. Успех второго поколения, гарантированный триумф третьего. Отпраздновать можно много чего. Вечеринка в твою честь проходит великолепно. Взгляни на те транспаранты возле огорода, с цветными буквами и силуэтом девушки, которая поливает цветущие здания. Читать ты больше не умеешь, но тут и так все понятно; «Спасибо, Сегисмундо Гарсия! Улыбки для всех! Да здравствует Сегисмундо Великий!»

Пойдем, а то нам придется танцевать, я тебя предупреждаю. Я хоть кружку расплескавшегося пива выпью. За тебя.

А хочешь, мы останемся? Поужинаем бесплатно. Будет весело. Можем притвориться, что мы одни из них, купим пару браслетов в ларьке, поговорим с ними и посмеемся про себя. Измени свой район – и ты изменишь мир. Трещины, семена. Коллективная безопасность. А после вечеринки, когда все уйдут и мы снова останемся вдвоем, вломимся вон в тот сарай и прихватим инструменты. Копать будем тут же, сюда едва доходит свет фонарей. Мы повыдергиваем их помидоры не вандализма ради, а потому что они мешают нашей цели. Мы снимем верхний слой земли и зароемся в твердый грунт. Мы будем копать, пока что-нибудь не найдем, пусть даже мертвый корень смоковницы. Мы будем копать глубоко, а если сокровища нет, то опустимся еще глубже и попадем в туннель, ведущий к дому. Как два крота, как два слепых ныряльщика, мы будем скользить по подвалам, парковкам, колодцам и канализации; мы вверим себя течению, пока оно не донесет нас до квартиры – изнуренных, но счастливых.

Только для этого тебе придется отпустить мою руку.

ПОТОМ

 
Даже в бункерах, даже с запасами продовольствия
никто в городах не спасется,
спасутся индейцы, балти, масаи,
бедуины, укрытые ветром, монголы на конях,
а еще неаполитанец внутри Везувия,
и еврей, окутанный роем слов, —
огненные печи им, как водится, нипочем.
 
 
Спасется больше женщин, чем мужчин,
больше рыб, чем млекопитающих,
рок-н-ролл исчезнет, молитвы останутся,
деньги иссякнут, ракушки вернутся.
 
 
Люди станут крупицами, метисами, цыганами
и пойдут пешком. Наградой будет жизнь —
величайшее богатство, что достанется их детям.
 

Эрри Де Лука

Благодарности

Для работы над этим романом мне пришлось многое прочитать. Представить будущее вне антиутопических рамок было бы невозможно без политического воображения других мыслителей и активистов. В их числе – Аарон Бастани, Андреу Эскрива, Питер Фрейз, Яйо Эрреро, Лейла Мартинес, Франциско Марторелл, Арнау Монтсеррат, Хосе Мануэль Наредо, Хауме Перис, Хорхе Рихманн, Ким Стэнли Робинсон, Эмилио Сантьяго, Пабло Сервинье, Ребекка Солнит, Рафаэль Стивенс, Эктор Техеро, Эрик Олин Райт и коллектив «Контра эль Дилувио». Также я хочу поблагодарить Дэвида Бесерру за внимательное прочтение романа и Хосе Мануэля Лопеса за множество ценных разговоров в течение долгих лет. А еще – добрых и стойких жителей Орталезы: я многому у них научился.