Текст книги "Тотальные институты"

Автор книги: Ирвинг Гофман

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 23 страниц)

То, как происходит экспозиция института, говорит нам кое-что о процессе символизации в целом. Во-первых, обычно экспонируется новая, современная часть института, которая будет меняться по мере появления новых практик или оборудования. Так, когда в психиатрической больнице вводится в эксплуатацию новое здание, сотрудники, работающие в предыдущем «новом» здании, могут испытывать облегчение, поскольку их роль образцовых сотрудников и официальных встречающих переходит к кому-то другому. Во-вторых, экспозиция определенно не должна быть связана с откровенно церемониальными аспектами института вроде цветочных клумб или накрахмаленных занавесок, наоборот, часто упор делается на утилитарные объекты, такие как современное кухонное оборудование или хорошо продуманный хирургический кабинет; на самом деле такое оборудование могут приобретать исключительно для экспозиционных задач. Наконец, экспозиция любого элемента будет неизбежно предполагать ряд выводов; хотя они вряд ли способны сравниться с впечатлением, которое данный элемент производит при его демонстрации, они тем не менее могут иметь важное значение. Демонстрация в фойе тотальных учреждений фотографий, показывающих круг занятий, в которых идеальный постоялец участвует вместе с идеальным персоналом, часто имеет чрезвычайно малое отношение к фактам институциональной жизни, но по крайней мере несколько постояльцев провели приятное утро, позируя для этих снимков. Сделанные постояльцами фрески, которые с гордостью размещают на видном месте в тюрьмах, психиатрических больницах и других учреждениях, свидетельствуют не о том, что все постояльцы с воодушевлением занимаются живописью или что обстановка вдохновила их на творчество, а о том, что по крайней мере одному постояльцу позволили с головой уйти в работу[224]224
  Показательным примером использования хобби постояльца для связей с общественностью является орнитологическая лаборатория, созданная заключенным Робертом Страудом в тюрьме Ливенворт (см.: Gaddis. Op. cit.). Иногда постояльцы с творческими способностями вполне ожидаемо отказывались сотрудничать, не желая получать свободу рисования в обмен на создание того, что персонал может использовать в качестве доказательства заботы учреждения о благе постояльцев. См.: Naeve. Op. cit. P. 51–55.


[Закрыть]. Еда, которую подают во время инспекций и дней открытых дверей, может предоставить хотя бы однодневный отдых от привычных блюд[225]225
  Например: Cantine, Rainer. Op. cit. P. 61; Dendrickson, Thomas.Op. cit. P. 70.


[Закрыть]. Благоприятный образ учреждения, создаваемый внутренним периодическим изданием и театральными постановками, имеет по крайней мере некоторую связь с действительной жизнью небольшой группы постояльцев, участвующих в осуществлении этих церемоний. А шикарное здание приемного покоя с несколькими комфортабельными палатами может создать у посетителей впечатление, верно отражающее условия жизни существенной части постояльцев.

Можно добавить, что динамика процесса создания видимости основывается не только на простом контрасте между экспозицией и реальностью. Во многих тотальных институтах назначаются наказания, не санкционированные правилами. Эти карательные меры обычно реализуются в закрытом помещении или в каком-нибудь другом месте, скрытом от внимания основной массы постояльцев и персонала. Хотя эти действия могут быть редки, они, как правило, предпринимаются структурировано, в качестве хорошо известных или лишь предполагаемых последствий некоторых типов проступков. Эти события соотносятся с повседневной жизнью института так же, как его повседневная жизнь соотносится с экспозицией, рассчитанной на посторонних, и все три аспекта реальности – то, что скрыто от постояльцев, то, что доступно постояльцам, и то, что демонстрируется посетителям, – должны рассматриваться вместе как три тесно связанные и по-разному функционирующие части единого целого.

Я сказал, что индивидуальные посещения, дни открытых дверей и инспекции позволяют посторонним увидеть, что внутри института все в порядке. Эту возможность предлагают и некоторые другие институциональные практики. Например, существуют любопытные контакты между тотальными институтами и эстрадными исполнителями – любителями или бывшими профессионалами. Институт предоставляет сцену и благодарных зрителей; исполнители дают бесплатный концерт. Они могут настолько отчаянно нуждаться в услугах друг друга, что их отношения могут переставать быть делом личных предпочтений и превращаться почти в симбиоз[226]226
  Мы понимаем, насколько тотальные институты нуждаются в благотворительных развлечениях, но обычно гораздо меньше осознаём, насколько непрофессиональные исполнители нуждаются в зрителях для своих благотворительных выступлений. Например, в психиатрической больнице, которую я изучал, была единственная сцена в окру́ге, достаточно большая, чтобы на ней одновременно могли выступить все члены местной танцевальной школы. Родителям некоторых учениц не особенно нравилось приходить в больницу, но для исполнения коллективных номеров приходилось использовать больничную сцену. К тому же родители, оплачивавшие обучение своей дочери, ожидали, что она будет участвовать в ежегодном школьном представлении, вне зависимости от того, сколько она училась и даже достаточно ли она взрослая, чтобы научиться танцевать. Поэтому некоторые номера в представлении требовали крайне невзыскательной аудитории. Ею могут быть пациенты, так как большинство пациентов приходит в зрительный зал под контролем санитара; оказавшись в зале, они, в силу этого контроля, будут смотреть все, что им покажут, поскольку нарушение правил может привести к отмене привилегии покидать палату в подобных случаях. Такая же безвыходная связь соединяет больничную аудиторию с группой безобидных офисных служащих, играющих в ансамбле звонарей.


[Закрыть]. В любом случае, пока члены института смотрят их выступление, исполнители могут видеть, что отношения между персоналом и постояльцами достаточно гармоничны, чтобы персонал и пациенты собирались вместе и устраивали что-то вроде вечеров добровольного нерегламентированного отдыха.

Институциональные церемонии, осуществляемые с помощью внутреннего периодического издания, групповых мероприятий, дней открытых дверей и благотворительных выступлений, по-видимому, выполняют латентные социальные функции; некоторые из них особенно наглядно демонстрируются институциональными церемониями другого типа – спортивными состязаниями с внешними командами. Команда института, как правило, набирается из победителей соревнований внутри института. Достойно соревнуясь с посторонними, члены этой звездной команды играют роли, которые явно не соответствуют стереотипному представлению о постояльце, так как командный спорт требует таких качеств, как интеллект, сноровка, целеустремленность, умение кооперироваться и даже честь, а эти роли опровергают ожидания посторонних и зрителей из числа персонала. Кроме того, внешняя команда и ее болельщики, оказывающиеся на территории института, неизбежно видят, что внутри института есть естественные места, где происходят естественные вещи. В обмен на возможность продемонстрировать эти свои качества, постояльцы сообщают посредством своей команды кое-что об институте. Участвуя в деятельности, которая считается неподконтрольной, команда постояльцев демонстрирует посторонним и постояльцам-зрителям, что сотрудники, по крайней мере, в данной обстановке, не тираны и что команда постояльцев готова и имеет право представлять весь институт. Громко болея за свою команду, и персонал, и постояльцы демонстрируют совместную и одинаковую вовлеченность в судьбу института[227]227
  См., например, описание спортивных состязаний в тюрьме: Behan. Op.cit. P. 327–329.


[Закрыть]. Кстати, сотрудники могут не только тренировать команды постояльцев, но и время от времени сами в них играть, становясь на период игры открытыми для примечательного безразличия к социальным различиям, которое возможно в спорте. Если спортивные состязания с внешними командами не проводятся, их могут заменять внутренние соревнования, зрителями которых выступают посторонние, образующие символическую команду, которая наблюдает за игрой, судит и вручает призы[228]228
  Пример из тюрьмы см. в: Norman. Op. cit. P. 119–120.


[Закрыть].

Воскресные службы и воскресные развлечения иногда противопоставляются друг другу; в тотальных институтах это может считаться бессмысленным удвоением функций. Церковная служба, как и спортивное событие или благотворительный концерт, – это время, когда можно продемонстрировать единство сотрудников и постояльцев, показав, что в рамках некоторых нерелевантных ролей как те, так и другие являются членами одной аудитории, наблюдающей за одним внешним исполнителем.

Во всех упомянутых случаях совместной церемониальной жизни персонал, как правило, выполняет не только функцию надзора. Часто в них принимает участие высокопоставленный сотрудник, олицетворяющий собой руководство и (как он надеется) все учреждение. Он одет в праздничную одежду, полон воодушевления, улыбается, читает речи и жмет руки. Он торжественно открывает новые здания на территории института, благословляет новое оборудование, судит конкурсы и вручает награды. Когда он действует в этом качестве, его взаимодействия с постояльцами особенно доброжелательны; постояльцы обычно выражают смущение и почтение, а он – покровительственный интерес к ним. Одна из функций популярных постояльцев заключается в том, чтобы служить для высокопоставленных членов персонала объектами, о которых известно достаточно, чтобы в отношении них можно было исполнять покровительственную роль. В наших крупнейших психиатрических больницах, стремящихся поддерживать доброжелательную атмосферу, высшие должностные лица могут тратить значительную часть своего времени на участие в этих церемониальных событиях, давая нам один из последних в современном обществе шансов наблюдать за исполнением роли помещика. Дворянские аспекты этих церемоний, кстати, не стоит недооценивать, так как образцом для некоторых из них служат, судя по всему, «ежегодные гуляния», объединявшие арендаторов, слуг и хозяев большого поместья и включавшие цветочные выставки, спортивные состязания и даже танцы, допускавшие определенное «смешение» этих групп[229]229
  См. недавно опубликованное описание, включающее рассказ о сатирических скетчах, в которых слуги высмеивали господ: Michael Astor. Childhood at Cliveden: A Memoir of the Twenties // Encounter. 1959. Vol. 13. № 3. P. 27–28. Гуляния, в которых участвует вся деревня и несколько местных дворян, конечно, описываются во многих английских романах, например в: Лесли Поулс Хартли. Посредник / Пер. с англ. Михаила Загота (Москва: Б.С.Г.-Пресс, 2004). Хорошее художественное описание представлено в: Алан Силлитоу. Одиночество бегуна на длинные дистанции / Пер. с англ. Сюзанны Алукард (Москва: ACT, 2016).


[Закрыть].

Следует добавить несколько заключительных слов об этих институциональных церемониях. Как правило, они проводятся с четкой периодичностью и вызывают определенное социальное воодушевление. В них участвуют все группы в учреждении вне зависимости от ранга и положения, но их роль соответствует их статусу. Эти церемониальные практики хорошо подходят для дюркгеймианского анализа: благодаря этим церемониям общество, опасно расколотое на постояльцев и персонал, поддерживает свое единство. Содержание этих церемоний тоже поддается подобной функционалистской интерпретации. Например, часто роль постояльцев в этих церемониях содержит в себе толику или значительную долю бунтарства. Посредством двусмысленной статьи, сатирической сценки или чрезмерной фамильярности во время танца нижестоящий профанирует вышестоящего. Здесь мы можем взять на вооружение анализ Макса Глакмана, сказав, что терпимость к подобной своенравности является признаком силы учреждения. «Поэтому участие в конфликтах – открытое, скрытое или в других символических формах – подчеркивает социальную сплоченность, в пределах которой разворачиваются конфликты»[230]230
  Gluckman. Op. cit. P. 125. См. также: Max Gluckman. Rituals of Rebellion in South-East Africa (Manchester: Manchester University Press, 1954).


[Закрыть]. Бунтовать против властей в специально отведенное для этого время – значит менять скрытность на публичность.

Но простой функционалистский анализ институциональных ритуалов не вполне убедителен, за исключением случая воздействия, которое иногда оказывает групповая терапия. Во многих случаях неясно, приводят ли вообще такие формы сбрасывания ролей к солидарности между персоналом и постояльцами. Сотрудники обычно жалуются друг другу, что во время этих церемоний им скучно и что им приходится участвовать в них в силу своего noblesse oblige[231]231
  Честь обязывает (франц.).


[Закрыть] или, что еще хуже, noblesse oblige начальства. Постояльцы нередко принимают в них участие, потому что, где бы ни проходила церемония, там они чувствуют себя более комфортно и менее стесненно, чем в том месте, где им бы пришлось иначе находиться. Кроме того, постояльцы иногда принимают участие, чтобы обратить на себя внимание персонала и заработать досрочное освобождение. Возможно, тотальный институт нуждается в коллективных церемониях, потому что он представляет собой нечто большее, чем формальную организацию, но его церемонии часто бывают постными и скучными, потому что, возможно, он представляет собой нечто меньшее, чем сообщество.

Что бы церемония ни давала членам тотального института, она дает кое-что ценное исследователям этих организаций. Временно преображая обычные отношения между персоналом и постояльцами, церемония демонстрирует, что различие между этими двумя группами не обязательно и непреложно. Сколь бы скучной (и функциональной) ни была церемония, она знаменует собой приостановку и даже переворачивание с ног на голову привычной социальной драмы и тем самым напоминает нам, что приостановленное имеет драматургический, а не материальный характер. Неуступчивость, коллективные насмешки над персоналом и личная вовлеченность, разрушающие границу между персоналом и постояльцами, показывают шаткость социальной реальности в тотальном институте. Думаю, нас должно удивлять не наличие слабых мест в практике установления жесткой социальной дистанции, а скорее то, что их не становится больше.

Все учреждения постепенно наделяют свои цели, правила, должности и роли глубиной и красками. Происходит распределение не только обязанностей и экономических вознаграждений, но и, одновременно, характеров и форм жизни. В тотальных учреждениях аспекты должности, связанные с определением Я, доводятся до крайности. Когда некто становится членом института, о нем начинают думать как о человеке, обладающем определенными сущностными чертами и качествами характера; более того, эти черты будут радикально различаться в зависимости от того, стал ли данный индивид сотрудником или постояльцем.

Роль сотрудника и роль постояльца охватывают все аспекты жизни. Но эти законченные роли приходится исполнять гражданским лицам, уже глубоко освоившим другие роли и другие возможные формы взаимоотношений. Чем больше институт поддерживает допущение, что сотрудник и постоялец относятся к принципиально разным человеческим типам (как, например, подразумевают правила, запрещающие неформальные социальные отношения между персоналом и постояльцами), и чем более фундаментальной оказывается драма различий между персоналом и постояльцами, тем более несовместимым с гражданским репертуаром исполнителей и более уязвимым для него становится шоу.

Таким образом, есть основания утверждать, что одним из основных достижений тотальных институтов является инсценировка различий между двумя сконструированными категориями людей – между их социальными статусами и моральными качествами, между их способами самовосприятия и способами восприятия другого. Поэтому в психиатрической больнице любые социальные отношения отсылают к принципиальным различиям между врачом и пациентом, в тюрьме – между охранником и заключенным, а в военных подразделениях (особенно элитных) – между офицерами и рядовыми. Это, безусловно, изумительное социальное достижение, даже несмотря на то что схожесть исполнителей, о которой свидетельствуют институциональные церемонии, может создавать некоторые трудности для данной инсценировки и тем самым вызывать определенное персональное напряжение.

Я хотел бы указать на один симптом этих проблем с инсценировкой. В тотальных институтах часто можно услышать занимательные истории, касающиеся идентичности. Постояльцы рассказывают, как их принимали за членов персонала, и они некоторое время не развеивали это заблуждение, или как они принимали члена персонала за постояльца; сотрудники, аналогичным образом, вспоминают случаи, когда их принимали за постояльцев. Идентичность может становиться предметом шуток, когда член одной группы непродолжительное время ведет себя как член другой группы или когда он недолго, развлечения ради, общается с представителем своей группы как с членом другой категории. Одним из источников таких шуток являются ежегодные сатирические сценки, героями которых выступают сотрудники, другим – безобидное повседневное баловство. Возникают также скандалы, связанные с идентичностью, в основе которых лежат случаи, когда индивид, первоначально бывший членом персонала, каким-то образом дискредитирует себя и становится членом группы постояльцев в том же институте (или в институте того же типа). На мой взгляд, такое беспокойство об идентичности указывает на сложности, сопутствующие попыткам поддержания драмы различий между людьми, которые во многих случаях могли бы обменяться ролями и играть на противоположной стороне. (На самом деле они обмениваются ролями в игровой форме.) Хотя неясно, какие проблемы решают эти церемонии, ясно, на какие проблемы они указывают.

Уточнения и выводы

I

Я рассмотрел тотальные институты с точки зрения лишь одного базового различия: между постояльцами и персоналом. Теперь я могу обсудить, что упускается при таком подходе и к каким искажениям он приводит.

При более тщательном исследовании тотальных институтов было бы важно поставить вопрос о типичной дифференциации ролей внутри каждой из двух основных групп[232]232
  Анализ ролевой дифференциации среди заключенных можно найти в: Sykes. The Society of Captives. P. 84–108, и в: Gresham M. Sykes. Men, Merchants, and Toughs: A Study of Reactions to Imprisonment // Social Problems. 1956. Vol. 4. № 2. P. 130–138. Насчет выделяемых персоналом типов пациентов психиатрических больниц см.: Otto von Meringy Stanley H. King. Remotivating the Mental Patient (New York: Russell Sage Foundation, 1957). Особ. p. 27–47.


[Закрыть] и об институциональной функции этих более специализированных позиций. Некоторые из этих особых ролей упоминались при обсуждении отдельных институциональных задач: кто-то из персонала должен представлять институт на совещаниях с представителями общества и приобретать неинституциональный лоск, чтобы делать это эффективно; кто-то из персонала должен заниматься посетителями и другими людьми, с которыми контактируют постояльцы; кто-то должен оказывать профессиональные услуги, а кто-то должен проводить время, относительно тесно контактируя с постояльцами. Возможно, кто-то даже должен олицетворять институт для постояльцев – служить символом, на который они могут проецировать разнообразные эмоции[233]233
  Динамика этого процесса изложена в известной работе Фрейда «Массовая психология и анализ человеческого „Я“» (Зигмунд Фрейд. Массовая психология и анализ человеческого «Я» / Пер. с нем. Людмилы Голлербах // Зигмунд Фрейд. «Я» и «Оно». Кн. 1 [Тбилиси: Мерани, 1991]. с. 71–138). Применение этой концепции см. в: Etzioni. Op. cit. P. 123. Мишенями проекции бывают и другие объекты, например талисман команды; возможно, всех их стоит рассматривать вместе.


[Закрыть]. Тщательное изучение тотальных институтов должно включать систематическое рассмотрение этих различий внутри категорий.

Я хотел бы рассмотреть два аспекта этой внутригрупповой дифференциации ролей, которые касаются динамики среди сотрудников нижнего звена. Одна из особенностей этой группы заключается в том, что ее представители, как правило, – многолетние работники, выступающие поэтому хранителями традиций, в то время как среди высшего руководства и даже постояльцев может наблюдаться высокая текучесть[234]234
  См., например: Belknap. Op. cit. P. 110.


[Закрыть]. Кроме того, именно эта группа должна лично доводить требования института до постояльцев. Они могут тем самым защищать высшее руководство от ненависти постояльцев и, если постоялец все же прорвется к сотруднику высшего звена, создавать для последнего возможность проявлять покровительственную доброту и даже попустительство[235]235
  См., например: Elliott Jaques. Social Systems as a Defence against Persecutory and Depressive Anxiety // Melanie Klein, Paula Heimann, Roger Money-Kyrie (eds.). New Directions in Psycho-Analysis: The Significance of Infant Conflict in the Pattern of Adult Behaviour (London: Tavistock, 1955). P. 483.


[Закрыть]. Эти акты милосердия возможны лишь потому, что, как и перед любыми дядюшками, перед сотрудниками высшего ранга не стоит непосредственная отцовская задача дисциплинировать постояльцев и их контакты с постояльцами столь немногочисленны, что эта снисходительность не подрывает общую дисциплину. Думаю, в подавляющем большинстве случаев вера постояльцев (какой бы иллюзорной она ни была) в то, что, хотя большинство сотрудников плохие, человек на самом верху на самом деле хороший, просто его подчиненные вводят его в заблуждение, дает постояльцам чувство некоторой безопасности. (Что находит выражение в популярных романах и кинофильмах о полиции: сотрудники нижнего звена могут быть жестокими, предвзятыми и коррумпированными, но человек во главе организации всегда «в порядке».) Это хороший пример того, что Эверетт Хьюз называет «моральным разделением труда»[236]236
  Хьюз вводит это понятие в статье «Социальная роль и разделение труда»: Everett С. Hughes. Social Role and The Division of Labor // Human Development Bulletin (Chicago: Committee on Human Development, University of Chicago, 1955). P. 32–38 (а также: Everett C. Hughes. Social Role and The Division of Labor // Midwest Sociologist. 1956. Vol. 18. № 2. P. 3–7).


[Закрыть], так как здесь различие выполняемых индивидами задач явно предполагает различие приписываемых им моральных качеств.

Второй аспект дифференциации ролей среди персонала, который я хочу рассмотреть, касается шаблонов почтительности. В гражданском обществе межличностные ритуалы, которые люди исполняют по отношению друг к другу в непосредственном физическом присутствии друг друга, содержат важный компонент официальной спонтанности. Выражающий почтение обязан исполнять ритуал непредумышленно, мгновенно, без размышлений, чтобы его ритуал мог считаться подлинным выражением его предполагаемого отношения к получателю, иначе как еще эти действия могли бы «выражать» внутренние чувства? Выражающий почтение способен справиться с этой задачей, так как он овладел стандартизированными ритуалами демонстрации почтения, принятыми в его обществе, в столь раннем возрасте, что во взрослой жизни они стали его второй натурой. Поскольку предполагается, что почтение, которое исполнитель ритуала оказывает получателю, должно выражаться прямо и свободно, получатель едва ли вправе требовать надлежащего выражения почтения, если таковое не будет проявлено. Можно принудить к действию, но принудительное выражение чувств – всего лишь шоу. Оскорбленный получатель может предпринимать действия против лица, отнесшегося к нему с недостаточным почтением, но обычно он должен скрывать истинную причину подобной меры воздействия. Получатели имеют право открыто наказывать за неподобающее выражение почтения лишь, наверное, детей; это один из признаков того, что мы считаем детей еще-не-совсем-полноценными-людьми.

Для любых учреждений, в особенности – для тотальных институтов, характерны специфические формы выражения почтения со стороны постояльцев, выступающих исполнителями, по отношению к сотрудникам, выступающим получателями. Для этого получатели спонтанных выражений почтения должны обучать других этим формам и принуждать к их использованию. Поэтому одно из принципиальных отличий тотальных институтов от гражданской жизни состоит в том, что в них почтительность формализуется, так что появляются специальные требования и специальные негативные санкции за их несоблюдение; нужно не только вести себя определенным образом, но и подобающе демонстрировать свои внутренние чувства. Проявление определенного отношения, например дерзость, влечет за собой открытое наказание.

У персонала есть стандартные средства, позволяющие частично защититься от такого особого подхода к почтительности. Во-первых, в той мере, в которой постояльцы считаются не-совсем-взрослыми, персонал не должен страдать от недостатка самоуважения из-за необходимости принуждать своих подопечных к почтительности. Во-вторых, иногда, особенно в армии, встречается мнение, что честь надо отдавать не человеку, а мундиру (то есть сотрудник требует почтения не к себе), с которым связано мнение, что «неважно, что ты чувствуешь, если ты этого не показываешь». В-третьих, почтительности могут учить сотрудники нижнего звена, так что высшему руководству остается лишь принимать проявления почтительности к ним, к которой они лично никого не принуждают. Грегори Бейтсон пишет: «По сути, функция среднего члена заключается в том, чтобы приучать третьего члена к тем формам поведения, которых он должен придерживаться при контактах с первым членом. Медсестра учит ребенка, как тому следует вести себя с родителями, точно так же как сержант учит рядового, как тому следует вести себя с офицерами»[237]237
  Gregory Bateson. Formulation of End Linkage // Margaret Mead, Rhoda Métraux (eds.). The Study of Culture at a Distance (Chicago: University of Chicago Press, 1953). P. 372.


[Закрыть].

Я обсудил некоторые внутригрупповые различия. Помимо того, что ни группа сотрудников, ни группа постояльцев не является гомогенной, простое разделение на персонал и постояльцев иногда может мешать замечать и другие важные факты. В некоторых учреждениях постоялец, пользующийся доверием персонала или назначенный на какую-либо должность, не так сильно отличается по исполняемым функциям и предоставляемым ему привилегиям от персонала низшего звена, охранников; на самом деле иногда человек, занимающий самую высокую позицию в низшей страте, имеет больше власти и авторитета, чем человек, занимающий низшее положение в высшей страте[238]238
  См., например, обсуждение роли боцмана в: Richardson. Op. cit. P. 15–18. Другой пример – полковой или батальонный главный сержант в сравнении со взводным лейтенантом.


[Закрыть]. Кроме того, существуют учреждения, которые обязывают всех своих членов терпеть ряд неудобств, что составляет разновидность коллективных ритуальных лишений, которые можно (по их воздействию) поставить в один ряд с ежегодной рождественской вечеринкой и прочими институциональными церемониями. Хорошие примеры приводятся в литературе о женских монастырях:

Каждый член общины, включая настоятельницу, получал жилье вне зависимости от возраста, ранга или своей задачи. Участницы хора, художницы, доктора медицины и гуманитарных наук, кухарки, прачки, монахини-сапожницы и работавшие на огородах сестры-крестьянки жили в похожих на ящики кельях, одинаковых по форме и содержанию и укомплектованных кроватью, столом, стулом и сложенным втрое покрывалом, лежавшем на каждом стуле[239]239
  Hulme. Op. cit. P. 20.


[Закрыть].

Святая Клара постановила, чтобы настоятельницы и помощницы настоятельниц вели простую во всех отношениях жизнь. Что уж говорить об остальных! Взгляды святой Клары на привилегии настоятельниц были совершенно новаторскими для ее столетия. Настоятельница-клариссинка не может похвастаться личным персоналом или обслугой. Она носит не наперсный крест, а такое же маленькое обручальное кольцо (1,50$ за штуку), как и ее дочери. Сейчас на одеянии нашей настоятельницы спереди сияет огромная заплата. Она сама пришила ее, теми же руками, которые наравне с другими нарезают яблоки и очищают их от червей, теми же руками, которые протирают тарелки не хуже профессионалов[240]240
  Francis. Op. cit. P. 179–180. Одной из вариаций этих церемониальных испытаний является принятое в англо-американской военной традиции правило, согласно которому офицеры во время сражения должны подвергать себя тем же рискам, которым они подвергают своих людей, и заботиться об их пропитании и комфорте прежде, чем о своих; проявляя больше заботы о своих людях, чем о себе, офицеры могут одновременно укреплять связь со своими людьми и сохранять дистанцию по отношению к ним.


[Закрыть].

Поэтому применительно к некоторым женским монастырям разделять персонал и постояльцев было бы непродуктивно; скорее, в них существует единая коллегиальная группа, внутренне стратифицированная согласно тщательно прописанному порядку рангов. Кроме того, в случае тотальных институтов вроде интернатов было бы неплохо добавлять к стратам учителей и учеников третью страту – сотрудников, отвечающих за хозяйство.

Между тотальными институтами имеются значительные различия в отношении ролевой дифференциации в группах сотрудников и постояльцев и четкости границы между этими двумя стратами. Существуют и другие важные различия, которые я упоминал лишь мельком; я хотел бы остановиться на одном из них.

Новички поступают в тотальные институты с разным настроем. С одной стороны, есть те, кто попадает в них недобровольно, как в случае индивидов, приговоренных к тюремному заключению, направленных в психиатрическую больницу или зачисленных в экипаж корабля. В подобных обстоятельствах представление персонала об идеальном постояльце имеет меньше всего шансов стать реальностью. С другой стороны, есть религиозные институты, которые имеют дело только с теми, кто считает, что это их призвание, и из этих добровольцев отбирают лишь тех, кто кажется наиболее подходящими и чьи намерения выглядят наиболее серьезными. (К этой группе относятся также некоторые учебные лагеря для офицеров и школы политической подготовки.) В этих случаях обращение уже произошло, и остается лишь показать неофиту, какую самодисциплину он должен выработать. Посередине между этими двумя полюсами находятся институты вроде призывной армии, в которых постояльцам приходится служить, но при этом им предоставляется множество возможностей понять, что эта служба оправданна, поскольку, в конечном счете, она в их интересах. Очевидно, тональность тотальных институтов будет значительно различаться в зависимости от того, поступают ли в них добровольно, полудобровольно или же недобровольно.

Помимо переменной способа поступления есть еще одна переменная – насколько открыто персонал старается менять формы саморегуляции постояльцев. В пенитенциарных и трудовых институтах постоялец должен лишь соблюдать стандарты поведения; настроение и внутреннее чувство, с которыми он выполняет свои задания, не представляют официального интереса. В политических лагерях, религиозных учреждениях и институтах интенсивной психотерапии личные чувства постояльца составляют важный предмет внимания. Простого следования рабочим правилам здесь недостаточно, и усвоение постояльцем стандартов персонала является здесь не только побочным результатом, но и действительной целью.

Еще одним измерением вариативности тотальных институтов является то, что можно назвать их проницаемостью, то есть степень, в которой социальные стандарты, поддерживаемые внутри института, и социальные стандарты, поддерживаемые в окружающем его обществе, влияют друг на друга, что приводит к минимизации различий между ними. Этот аспект, кстати, позволяет рассмотреть некоторые динамические отношения между тотальным институтом и обществом, которое одобряет или терпит его.

Как правило, при изучении процедур приема в тотальные институты в глаза бросаются стороны учреждения, свидетельствующие о его непроницаемости, так как процессы лишения и уравнивания, происходящие в этот момент, откровенно идут вразрез с многочисленными социальными различиями, с которыми приходят новички. Совет святого Бенедикта аббату принимается за руководство к действию: «Не должно ему иметь на лица зрения; ни одного любить больше чем другого, разве только найдет кого лучшим в добрых делах и послушании; ни знатного предпочитать обратившемуся из рабства, разве другая какая разумная будет тому причина»[241]241
  Устав святого Бенедикта. Гл. 2 [Указ. соч. С. 596].


[Закрыть]. Как уже цитировалось ранее, курсант военного училища обнаруживает, что «обсуждение своего достатка и семейного происхождения табуируется» и что, «хотя жалованье кадета очень низкое, ему не разрешается получать деньги из дома»[242]242
  Dornbusch. Op. cit. P. 317. Известный пример такого эшелонного выравнивания – система прислуживания младших учеников старшим в британских частных школах.


[Закрыть]. За воротами может оставаться даже возрастная система общества, как показывает радикальный пример некоторых религиозных институтов:

Габриэлла заняла место, которое всегда было ее, – третьей в ряду из сорока послушниц. В группе она была третьей по возрасту, потому что она третьей зарегистрировалась в тот день, меньше недели назад, когда орден открыл свои двери для новых послушниц. С того момента она лишилась хронологического возраста, и отныне ее единственным возрастом был возраст ее религиозной жизни[243]243
  Hulme. Op. cit. P. 22–23. Бенедиктинский взгляд на это лишение возраста можно найти в: Устав святого Бенедикта. Гл. 63 [Указ. соч. c. 645–646].


[Закрыть].

(Более умеренные примеры того же самого процесса можно встретить в военно-воздушных силах и на факультетах университетов, где в периоды общенациональных кризисов очень молодые люди могут занимать очень высокие посты.) И помимо исключения возраста, в некоторых радикальных тотальных институтах их новым членам могут давать новые имена, которые (по-видимому) символизируют разрыв с прошлым и включение в жизнь учреждения.

Учреждению нужна определенная степень непроницаемости, чтобы поддерживать дисциплину и стабильность. Подавляя внешние социальные различия, тотальный институт может воспитывать чувство гордости за него. Так, в государственной психиатрической больнице небольшое число пациентов с высоким социально-экономическим статусом могут служить для всех доказательством того, что пациент психиатрической больницы – особая роль, что данный институт – не просто свалка, на которую отправляют отбросы из низших классов, и что подобная судьба постигла постояльца не из-за его социального происхождения. То же самое можно сказать о роли «богатеев» в британских тюрьмах и монахинь благородного происхождения во французских женских монастырях. Кроме того, если институт настроен воинственно, как в случае некоторых религиозных, милитаризированных и политических объединений, частичное аннулирование внешних статусных различий внутри института может служить постоянным напоминанием о несовместимости и враждебности между институтом и окружающим его обществом. Следует отметить, что, подавляя подобным образом существующие вовне различия, самый жесткий тотальный институт может становиться самым демократичным; в сущности, уверенность постояльца в том, что с ним обращаются не хуже, чем с его товарищами, может не только угнетать, но и служить источником поддержки[244]244
  Разумеется, с точки зрения руководства психиатрических больниц это недостаток; оно предпочло бы назначать лечение в соответствии с индивидуальным диагнозом.


[Закрыть]. Однако ценность непроницаемости для тотальных институтов не безгранична.

Я уже описал роль представителя, которую могут быть обязаны исполнять сотрудники высшего звена. Поскольку они должны действовать тактично и эффективно во внешнем обществе, лучше набирать их из той же небольшой социальной группы, из которой набирают лидеров других социальных единиц в обществе. Кроме того, если все сотрудники набираются из той страты окружающего общества, которая прочно и легитимно занимает более высокое положение, чем страта, из которой происходят все постояльцы, тогда расслоение окружающего общества будет, по всей видимости, закреплять и делать устойчивой власть персонала. Примером служили Вооруженные силы Британии до Первой мировой войны, так как в них все рядовые говорили на «простонародном» языке, а офицеры – на английском частных школ, свидетельствовавшем о так называемом «хорошем образовании». Точно так же, поскольку ремёсла, занятия и профессии тех, кто становится постояльцами, часто необходимы внутри института, персонал, по понятным причинам, будет позволять и даже поощрять определенный перенос ролей[245]245
  Это относится даже к концентрационным лагерям. См., например: Cohen. Op. cit. P. 154. Святой Бенедикт проницательно отмечает опасность этой практики: «Мастера, если бывают в монастыре (из братий), должны делать свои дела со всем смирением. Если кто из них станет гордиться мастерством своим, как доставляющий через него монастырю нечто, такого отставить надо от мастерства и опять не приставлять к нему; разве только, когда смирится, авва может позволить ему опять заняться им» (Устав святого Бенедикта. Гл. 57 [Указ. соч. с. 639]).


[Закрыть].