Текст книги "Чудо"

Автор книги: Ирвин Уоллес

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 32 страниц)

– Неудачах? Ну да, конечно, куда же без них! Bсe зависит от того, насколько запущена болезнь, как далеко зашла атрофия мышц.– Мотта промокнул губы льняной салфеткой.– Мышечная дистрофия не мой профиль, но она нередко сопровождает другие болезни, которые я лечу. Вы хоть знаете, в какой области я работаю?

– К своему стыду, весьма приблизительно,– извиняющимся тоном проговорил Тиханов.– У меня не было времени выяснить это. Я знаю лишь то, что сказал доктор Карп. А он сообщил мне, что вы занимаетесь омоложением пациентов с помощью регенеративных технологий.

– Выходит, вы все-таки имеете хоть какое-то представление о моей деятельности,– с самодовольной улыбкой сказал доктор Мотта.– Я был одним из немногих любимых учеников прославленного доктора Поля Неана. Он занимался с нами в своем шале в Кларансе, на Женевском озере. Он был пионером клеточной терапии, простой и поэтому гениальной. Доктор Неан готовил растворы из свежеизвлеченных органов эмбрионов ягнят. Пациентам, страдавшим недостаточной функцией щитовидной железы, он впрыскивал вытяжку из щитовидной железы неродившегося ягненка; дамам с климактерическими проблемами делались инъекции вытяжек из яичников, и так далее. Этот метод лечения берет начало в глубокой древности, и причиной его появления стало желание человека противостоять старению и телесному упадку. Само собой разумеется, он применялся по отношению ко многим недугам – от анемии до внешних и внутренних язв. Когда после смерти доктора Неана я принял его практику, мышечная дистрофия оказалась одной из многих болезней, с которыми мне пришлось иметь дело.

– А этот ваш доктор Неан… У него были успехи? – спросил заинтригованный Тиханов.

– Еще бы! Он лечил Папу Пия Двенадцатого. Он лечил короля Ибн Сайда, герцога Виндзорского, канцлера Германии Конрада Аденауэра, знаменитого английского писателя Сомерсета Моэма, актрису Глорию Свенсон и даже вашего бывшего вице-президента Генри Уоллеса. А вот когда к нему обратились с просьбой вылечить Игоря Стравинского, он отказался. У композитора обнаружили полицитемию, повышенное содержание эритроцитов в крови. Доктор Неан сразу понял, что ничем не сумеет помочь этому больному, и потому не стал браться за лечение. У меня тоже было много пациентов, имена которых гремели на весь мир, но и я брался лишь за тех, которым, как я считал, можно было оказать реальную помощь. Другим я отказывал, понимая, что время упущено и им уже не помочь. Таких я заносил в категорию неизлечимых. Но все же в большинстве случаев мне удавалось добиться успеха.

Доктор Мотта закончил трапезничать и снова промокнул губы салфеткой.

– А теперь, мистер Толли, займемся вами. Позвольте мне ознакомиться с результатами вашего обследования.– Он протянул руку, и Тиханов сунул ему конверт с бумагами от доктора Карпа.– Заканчивайте обед, а я пойду в спальню и прочитаю выписки. Там мне будет легче сосредоточиться. Думаю, это не займет много времени.

Мотта встал и направился в соседнюю комнату, на ходу вскрывая конверт.

Тиханов остался один на один с целым подносом еды, однако кусок не лез ему в горло. Он глотнул горького кофе, но тут же отставил чашку, закурил и попытался сосредоточиться на своих мыслях.

Примерно через полчаса в кабинет вернулся доктор Мотта, на ходу запихивая прочитанные им бумаги обратно в конверт. На сей раз он уселся в кресло напротив Тиханова. Лицо его было мрачным.

– Мне очень жаль, мистер Толли, но, боюсь, я не смогу вам помочь,– нараспев проговорил он.– У вас диагностирован смешанный тип мышечной атрофии, поражающий мышцы конечностей, причем болезнь сильно запущена. Диагноз не оставляет сомнений и подтвержден результатами мышечной биопсии. Я могу сделать только одно: подтвердить диагноз, поставленный доктором Карпом, и сроки, которые он вам назвал. Мне очень жаль; поверьте!

– Вы хотите сказать, что… Стоп! – Тиханов, обезумев от ужаса, сам не знал, что хочет сказать.– Подождите! Вы хотите сказать, что мне уже ничто не может помочь?

– Разве что чудо,– ответил доктор Мотта.

Часом позже Сергей Тиханов вышел из своего гостиничного номера. Раздавленный, уверенный в том, что ему вынесен смертный приговор, он пытался сосредоточиться и решить, что делать дальше. Вариантов было только два: объявить о своей болезни и этим пустить под откос всю свою дальнейшую карьеру либо выбрать жалкое подобие жизни – сидеть на печи и наблюдать за тем, как более молодые и ретивые коллеги забирают в руки власть над всем СССР.

Поскольку в сложившихся обстоятельствах Тиханов не мог принять определенного решения, он счел за благо придерживаться первоначального плана: поехать из Франции в Лиссабон, оттуда в Ялту, а там – будь что будет!

Бледный, с заплетающимися ногами, он подошел к стойке регистрации отеля. В его первоначальные планы входило купить билет на ближайший рейс до Лиссабона. Лысый консьерж занимался с другим туристом, пытаясь зарезервировать по его просьбе столик на четверых в ресторане «Ротиссери дю кок Арди». Дожидаясь, пока он освободится, Тиханов бросил взгляд на стенд, на котором были выставлены свежие номера европейских газет. Его внимание привлекло слово, повторявшееся в заголовках на разных языках: MIRACLE… MILAGRO… MIRACOLO…

Чудо.

Заинтересовавшись, он обошел стойку и приблизился к стенду. Заголовки разных газет сообщали об одном и том же событии, которое, судя по всему, обещало стать весьма заметным. Тиханов взял со стенда свежий номер «Франс суар», оставил на стойке несколько монет и, отойдя в сторону, пробежал глазами заметку с крупным заголовком: «В ЛУРДЕ СВЕРШИТСЯ ЧУДО. НАСЛЕДИЕ БЕРНАДЕТТЫ». Речь в ней шла о том, что обнаружен дневник Бернадетты Субиру, в котором она раскрывает содержание трех тайн, доверенных ей некогда Девой Марией. Сама Богородица, говорилось в статье, должна вновь явиться страждущим в Лурде примерно через три недели, в период после 14 августа, и подарить чудесное исцеление тем больным и увечным, которым особо повезет.

В иных обстоятельствах Сергей Тиханов счел бы все это типичным западным бредом, рассчитанным на безмозглого и суеверного обывателя, и выбросил бы газетенку в ближайшую мусорную корзину. Но теперь в его ушах похоронным набатом звучала фраза, которой доктор Мотта заключил их беседу. Тиханов спросил его, неужели ему уже ничто не сможет помочь. «Разве что чудо»,– ответил врач.

Размышляя о странном совпадении, этих слов с тем, что он только что прочитал, Тиханов неуклюже шаркал ногами по коричневому ковру, устилавшему мраморный пол вестибюля. Между двумя высоченными колоннами стоял узкий красный диван. Тиханов дотащился до него, сел и стал перечитывать заметку с еще большим вниманием. Это был репортаж с состоявшейся в Париже пресс-конференции какого-то французского кардинала. Тот сообщил журналистам, что Папа Римский распорядился поведать миру о содержании третьей тайны, которую Дева Мария открыла дочери мельника Бернадетте во время одного из восемнадцати явлений. Суть ее состояла в том, что Непорочная Дева в ближайшие дни вновь явится в Лурде и дарует исцеление многим больным.

В Советском Союзе расхожей стала цитата из Ленина, назвавшего религию опиумом народа. На самом же деле первым эту мысль высказал Карл Маркс, написавший: «Религия – это душа бездушного и сердце бессердечного мира, опиум народа». А Фридрих Энгельс, сподвижник Карла Маркса, добавил: «Избавьтесь от церкви, которая заставляет молча страдать рабочий народ в этой жизни, обещая ему блаженство в загробной». Ленин возвел этот принцип в закон, а Сталин потребовал, чтобы члены Коммунистической партии отказались от любых религиозных верований. Тиханов с юных лет являлся убежденным атеистом и теперь, как коммунист со стажем, он не принял всерьез эту религиозную дребедень.

Каким бы глубоким ни было его отчаяние, как бы сильно он ни жаждал исцеления, поверить в эту историю с Лурдом было просто невозможно. Тиханов уже собирался отложить газету в сторону, но тут взгляд его упал еще на одну заметку, посвященную Лурду. В ней говорилось о том, что в гроте, где бьет найденный Бернадеттой удивительный источник, произошло около семидесяти случаев чудесного исцеления. Люди из Франции, Германии, Италии, Швейцарии, страдавшие неизлечимыми болезнями, чудесным образом исцелились. Список смертельных недугов, которые были побеждены благодаря вмешательству свыше, впечатлял: остеосаркома, Аддисонова болезнь, рак шейки матки, а также еще ряд болезней, в том числе и тех, что были сродни мышечной дистрофии.

На газетной странице Тиханов обнаружил интервью с доктором Берье, директором Медицинского бюро Лурда. В нем говорилось о том, что все до единого случаи исцеления были самым тщательным образом изучены, подтверждены и засвидетельствованы мировыми светилами в области медицины. Особое внимание Тиханов обратил на одно из высказываний доктора Берье: среди счастливчиков, получивших исцеление, были не только католики, но и люди, принадлежащие к иным конфессиям, и даже атеисты.

Тиханов неподвижно сидел и переваривал прочитанное, которое произвело на него очень сильное впечатление. Мысленно он вернулся во времена своего детства, прошедшего в белорусском селе недалеко от Минска. Его мать была католичкой, а отец вообще никогда не задумывался о религии. Тиханов помнил маленькую деревянную церковь, запах горящих свечей, священника, воскресные мессы, святую воду, исповедальню. По мере взросления он вырос из теплой и уютной скорлупы мистицизма, а когда его разум окончательно сформировался и окреп, к огромному сожалению его матери, нашел для себя новую веру, обретя ее в работах Маркса, Ленина и Сталина.

Но когда-то, будучи маленьким, он все же верил в Бога. Возможно, ни к чему было вспоминать об этом сейчас, и все же это было хоть каким-то пропуском в мир веры.

«Разве что чудо»,– сказал доктор Мотта.

Это было опасным предприятием: ведущий советский функционер, в одночасье променяв Маркса на Деву Марию, отправляется на поклонение религиозным святыням Запада! Опасным, но не невозможным. Тиханов сможет найти способ осуществить это необычное паломничество. Он обязательно найдет его.

Господи, да о чем тут говорить! На карту поставлена его жизнь, и другого способа спасти ее не существует. Только этот. И вообще, чем он рискует? Ему нечего терять.

3

ВЕНЕЦИЯ, ЛОНДОН, МАДРИД

Когда три года назад она ехала на водном такси из аэропорта Марко Поло в отель «Даниели роял эксцельсиор» в Венеции, стояло ослепительное солнечное утро. Наталия Ринальди помнила тот день очень хорошо. Это была чудесная прогулка. Моторная лодка летела мимо полей, болот, холмистых островов, затем свернула в канал, вдоль обоих берегов которого выстроились темно-серые закопченные дома, и под конец выплыла на блестящую от солнца гладь Венецианской лагуны. Здесь же возвышалось темно-коричневое здание отеля «Даниели» с миниатюрными белыми балкончиками дом этаже.

Этим утром девушка испытывала странное ощущение, возвращаясь сюда в кромешной темноте, хотя, по словам тети Эльзы, утро было таким же солнечным, как и в день их прошлого приезда в Венецию.

Жизнь Наталии погрузилась в темноту через неделю после того, как три года назад она вернулась в квартиру своих родителей в Риме после проведенного в Венеции отпуска. В тот вечер Наталия принимала участие в репетиции в театре «Гольдони». Там ставили «Шесть персонажей в поисках автора» Луиджи Пиранделло, и она должна была играть падчерицу. В сентябре этой пьесой открывался новый театральной сезон, а для Наталии это стало первой крупной ролью и возможностью раскрыть свое актерское дарование.

Домой она вернулась, валясь с ног от усталости, но при этом испытывая чувство гордости: режиссер очень

лестно отозвался о ее работе и предрек Наталии большое будущее.

Улегшись в кровать, она задержала взгляд на бежевых обоях с незатейливым рисунком, знакомым ей с самого детства, затем глубоко вздохнула, выключила лампу на тумбочке и закрыла глаза. Когда в девять утра зазвенел будильник, она проснулась, открыла глаза, но темнота не рассеялась. Сначала девушка не могла понять, что происходит и где она находится, и только через некоторое время до ее сознания дошла ужасная правда: она утратила зрение. Каким-то образом, по какой-то непонятной причине ночью она полностью ослепла. И тогда Наталия закричала. Это был первый и последний раз в ее жизни, когда она впала в панику.

Насмерть перепуганные родители немедленно отвезли дочь в больницу, туда же пригласили и лучшего в Риме специалиста в области глазных заболеваний. Ей обследовали глазное дно, сделали офтальмоскопию. Затем потянулись недели, в течение которых врачи пытались определить причину столь внезапно поразившей ее слепоты. Они обсуждали возможность закупорки центральной артерии, снабжающей кровью сетчатку глаза, однако окончательный диагноз оказался иным: атрофия зрительного нерва, повлекшая за собой резкую потерю зрения. Необратимое, не поддающееся лечению заболевание.

Это случилось три года назад. Наталия была испугана, потрясена, но не сломлена. В двадцать один год, до того как ее внезапно обволокла темнота, она была веселой, жизнерадостной молодой женщиной и, подобно ее чрезвычайно набожным родителям, ревностной католичкой. Она безоговорочно верила в Отца, Сына и Святого Духа, а также в то, что всеведущий Господь не оставит ее в беде.

Несмотря на обрушившееся на нее несчастье, Наталия не пожелала замкнуться в себе и оплакивать свою несчастную судьбу. Наоборот, она решила быть максимально самостоятельной и оставаться такой же веселой, как прежде. Разумеется, с карьерой театральной актрисы пришлось распрощаться, но Наталия попыталась жить прежней жизнью. Она отказалась от собаки-поводыря, которую предлагали взять родители, отвергла белую тросточку незрячего и вместо этого заставила тетю Эльзу учить ее самостоятельно ориентироваться в квартире, на улице, в принадлежащем родителям антикварном магазине на виа Венето. Тетя Эльза, младшая сестра ее матери, старая дева сорока с лишним лет, стала для Наталии самым замечательным компаньоном. Наталия любила своих родителей, но одолевавшие их эмоции и необузданный темперамент заставляли ее нервничать. А вот тетя Эльза была решительной и практичной.

Наталия продолжала навещать друзей и даже ходила в кино – хотя бы для того, чтобы слушать диалоги. Она стала носить темные очки, занялась изучением азбуки Брайля и подписалась на услуги магазина по рассылке «звучащих книг» – аудиокассет с записями литературных произведений.

Что касается церкви, то теперь она посещала мессы даже чаще, чем прежде. Главным, что ей пришлось принести в жертву, стала возможность встречаться и проводить время наедине с молодыми людьми. А поклонников у красавицы Наталии всегда было хоть отбавляй. Но, превратившись в инвалида, она больше не хотела ни с кем сходиться, чтобы не чувствовать себя обузой для другого человека.

Этим летом, впервые после того, как она стала незрячей, Наталия захотела вновь отправиться в Венецию и провести три недели в этом изумительном городе-музее, расположенном на ста восемнадцати островах, разделенных ста пятьюдесятью каналами. Родители не могли сопровождать ее, поскольку туристический сезон в Риме находился в самом разгаре и для их бизнеса это был важнейший период. Однако они с радостью согласились на то, чтобы компанию девушке составила тетя Эльза, работавшая в их магазине менеджером.

И вот теперь, оказавшись в знакомом, двухкомнатном номере на третьем этаже отеля «Даниели», тетя Эльза распаковывала их багаж, а Наталия стояла у двуспальной кровати и, напевая, переодевалась, готовясь к первому выходу в город.

Она уже застегнула джинсы и натянула футболку. По буквам, вышитым на груди, девушка знала, что это ее любимая желтая футболка, которая так хорошо гармонирует с ее блестящими темными волосами. Уверенными движениями она убрала назад волосы и туго стянула их лентой. Затем пошарила по кровати в поисках темных очков и, найдя их, водрузила на переносицу своего маленького, безупречной формы носа.

Сделав пируэт, Наталия оказалась возле тети и спросила:

– Тетя Эльза, как я выгляжу?

– Ты, как всегда, опрятна и красива.

– Тебе не будет за меня стыдно?

– Я не устану повторять: ты можешь выиграть любой конкурс красоты. Кстати, а почему бы и не попробовать? Впрочем, нет, ты займешь только второе место. На первом буду я.

Наталия улыбнулась, вспомнив, что ее невысокая и коренастая тетушка Эльза с вечно взлохмаченными черными волосами и явственной полоской усов над верхней губой всегда верила, что каждый человек прекрасен.

Она услышала шаги, а в следующий момент ее крепко обняли любящие руки тетки и макушка Эльзы уперлась ей в подбородок. Стройная и гибкая как тростинка, Наталия была на добрых десять сантиметров выше своей тети-коротышки.

Она взяла Эльзу за руку.

– Пойдем на улицу, хорошо? А вещи разберешь позже. Мне не терпится вновь увидеть Венецию.– Наталия почувствовала, что при слове «увидеть» тетя непроизвольно напряглась, но она была настроена решительно: – Да, тетушка, именно увидеть. Ты мне только говори, где мы находимся. Я ведь прекрасно помню город.

– Ну что ж, пошли. Я тоже готова.

– Сначала пойдем на площадь Святого Марка,– объявила Наталия, забирая из рук тети свою сумочку.– Хочу выпить соку в «Квадри», потом прогуляться по Мерчерие и наконец пообедать в баре «У Гарри».

Они вышли из номера, но девушка не позволила тете вести себя. Этот отель, этот номер были ей хорошо знакомы, и она чувствовала себя вполне уверенно. Наталия приезжала в Венецию с родителями много раз, и они всегда останавливались в «Даниели». Последний раз она была здесь три года назад, и тот приезд был еще свеж в ее памяти.

Держась за перила, Наталия спустилась на несколько ступеней вниз. Идя впереди тети Эльзы, она вспоминала, что состоящая из двух пролетов лестница выходит в мраморный вестибюль. Оказавшись там, Наталия замедлила шаг, чтобы тетя смогла догнать ее. Она услышала обращенные к ней приветствия нескольких консьержей, работавших в отеле по многу лет, и с улыбкой ответила на них. Они уже знали о том, что с ней произошло.

Выйдя наружу и оказавшись на набережной Скьявони, Наталия спросила:

– Какая сегодня погода? Я чувствую только, что день теплый и влажный.

– Солнце светит, но небо облачное. К полудню, пожалуй, станет жарко.

– Народу на улице много?

– Толпы туристов. Много немцев, англичан, а вот прошла группа японцев. Скоро дойдем до моста.

Мост Палья аркой перекинулся через канал. Здесь всегда толпились туристы, фотографирующие другой знаменитый мост – мост Вздохов, расположенный справа и ведущий от Дворца дожей к герцогской подземной темнице, куда в 1755 году за обман и богохульство был заключен знаменитый писатель и авантюрист Джакомо Казанова и откуда через двадцать один год он бежал. Еще в юности Наталия прочитала запрещенную часть его «Мемуаров» и с удивлением подумала: действительно ли он заслужил репутацию великого любовника или это была умелая самореклама? Она фантазировала о том, каково было бы заняться любовью с Казановой, и пришла к выводу, что, наверное, было бы восхитительно. Не зря ведь жертвами его мужской притягательности стало столь много женщин из самых разных социальных слоев.

Они шли по улице, кругом звучало разноязычное многоголосие, и Наталия почувствовала, что тетя Эльза крепче сжала ее локоть.

– Нам навстречу шли трое молодых людей, по-моему местных. А теперь они остановились и в оцепенении таращатся на тебя.

– Они меня что, жалеют?

– Я же тебе сказала: они просто остолбенели,– ответила тетя Эльза.– Они понятия не имеют, за что тебя можно жалеть. Они видят молодую красотку с потрясающей грудью под обтягивающей футболкой и балдеют.

– Ну да, конечно! – фыркнула Наталия, в глубине души польщенная.

– А вот и мост,– сообщила тетя Эльза.– Осторожнее, не споткнись!

Мост Палья, как всегда, был забит туристами, и Наталии доставляло огромное удовольствие проталкиваться, протискиваться через эту толпу, прокладывая себе путь локтями. Спускаться с моста оказалось легче, и вскоре они уже перешли через мост и по площади Пьяццетта направились к двум огромным колоннам. Наталия словно наяву видела колоннаду Дворца дожей, находившегося справа от них. А слева – она это отчетливо помнила,– по другую сторону канала, на поверхности которого качались знаменитые на весь мир черные венецианские гондолы, словно прямо из сияющей на солнце водной глади к небу вздымались шпили и купола изумительного комплекса церкви и монастыря Сан Джордже Маджоре.

– Возле герцогского дворца множество книжных и газетных ларьков,– сообщила тетя Эльза.

– Да, я помню,– кивнула Наталия.

Она действительно помнила это место. Именно здесь она когда-то открыла для себя Байрона, Стендаля, Рескина [9]9
  Рескин Джон (1819-1900) – английский писатель, теоретик искусства.


[Закрыть]. Это были дешевые книги в бумажных переплетах, но она наслаждалась ими.

– А вот и кафе «Кьоджа», и в нем, кстати, не так много посетителей,– заметила тетя Эльза.

Перед внутренним взором Наталии возникло длинное открытое кафе, расположенное прямо напротив Дворца дожей, где она когда-то отчаянно флиртовала с застенчивым американским мальчиком, боявшимся даже приблизиться к ней.

– Мы еще не дошли до площади Святого Марка? – спросила девушка.

– До нее осталось совсем чуть-чуть. Тут ничего не изменилось: колокольня все такая же высокая, а бронзовая квадрига никуда не ускакала и по-прежнему гарцует над входом в базилику. Здесь, как всегда, кипит жизнь. Повсюду вперевалку ходят жирные голуби, а за ними гоняются дети. Все по-прежнему, детка. Венеция никогда не меняется.

– Слава богу! – сказала Наталия.

– Хочешь присесть?

– Нет, я хочу пить.

– Может быть, в «Квадри»? – предложила тетя Эльза.– Сейчас там начнут играть музыку.

– Давай в «Квадри».

По какой-то не совсем понятной для самой Наталии причине «Квадри», с его маленькими круглыми столами серого цвета, плетеными стульями и возвышением для музыкантов в дальнем углу, всегда было ее любимым открытым кафе в Венеции. Совсем рядом располагалось кафе «Лавена», но оно было безликим, а на противоположной стороне площади раскинулось еще одно кафе под открытым небом – «У Флориана». Самое старое из всех, оно было построено еще в 1720 году, и когда-то сюда любил захаживать лорд Байрон. Однако тут всегда было чересчур много солнечного света.

Женщины шли по площади Святого Марка. До слуха Наталии доносились визг ребятни и хлопанье крыльев голубей, которых тут было видимо-невидимо.

Они, очевидно, уже дошли до кафе «Квадри», поскольку тетя сказала:

– Вон как раз свободный столик в тени.

Наталия позволила тетке взять себя за локоть и подвести к столику. Остановившись, она нащупала рукой стул, села и стала слушать музыку, а тетя Эльза заказала грейпфрутовый сок для племянницы и холодную кока-колу с ломтиком лимона для себя.

Они в молчании потягивали напитки. Наталия была рада вновь оказаться в Венеции. Она ни на секунду не позволяла себе проникнуться жалостью к собственной персоне и радовалась тому, что жива (или хотя бы наполовину жива, но об этом лучше не думать).

Над их головами послышался глубокий мелодичный звон. Это принялись отбивать время огромные часы на башне.

– Который час? – спросила Наталия.

– Ровно час дня. Слишком поздно для того, чтобы ходить по магазинам на Мерчерие. Большинство магазинов закрыты до трех часов, хотя некоторые, возможно, еще работают.

– Нет,– помотала головой Наталия,– пойдем лучше в «Гарри». Во-первых, там прохладно, а во-вторых, я проголодалась.

Тетя позвала официанта, чтобы расплатиться за напитки. Наталия услышала тяжелые шаги и тут же ощутила рядом с собой чье-то присутствие. Она невольно подняла голову, когда зазвучал мягкий и низкий баритон:

– Прошу прощения, но, мне кажется, я узнал вас. Вы ведь синьорита Ринальди из Рима, правда?

– Да,– кивнула сбитая с толку Наталия.

– А я – синьор Вианелло,– продолжал говорить мужской голос.– Еще раз приношу извинения, но я был просто обязан убедиться в том, что не обознался, и засвидетельствовать вам свое почтение.

– Вианелло…– растерянно повторила Наталия.

Это имя ничего ей не говорило.

– Я театральный продюсер из Рима, а сюда приехал в отпуск. Я видел вас несколько лет назад на репетиции пьесы Пиранделло в театре «Гольдони». Меня привел туда друг. Его имени я уже не помню, но вас не забыл до сих пор.– Мужчина поколебался, а затем сказал: – Мне неловко прерывать вашу беседу с синьорой…

Наталия поспешно представила тетю Эльзу, после чего незнакомец продолжил:

– Я ожидал увидеть вас на премьере, но в списке исполнителей вас не оказалось. Мне сказали, что вы бросили театр.– Продюсер пощелкал языком.– Как же так? Вы такая молодая и подавали такие блестящие надежды! И вот сейчас – эта неожиданная встреча в Венеции.

Наталия хотела остановить Вианелло, но тот не умолкал:

– Как бы то ни было, я собираюсь ставить новую пьесу, которую написал сам, и через месяц начну подбирать актеров. Там для вас есть замечательная роль.

Наталия больше не могла этого терпеть.

– Да вы что, так до сих пор и не поняли? – почти выкрикнула она.– Ведь я слепа!

– Вы…– заговорил продюсер, но тут же словно поперхнулся, не сумев выговорить второго слова. Было очевидно, что он глубоко потрясен, сражен наповал. Когда Вианелло вновь обрел дар речи, он проговорил виноватым тоном: – Простите меня, пожалуйста, я ведь не знал. Вы… Вы выглядите лучше, чем когда-либо. Я не сомневаюсь, что зрение непременно вернется к вам, и когда это случится, позвоните мне. Вот, я оставляю вам свою карточку.

Наталия протянула руку, ожидая, что он вложит ей в ладонь визитку, но ничего не произошло – мужчина, видимо, передал ее тете Эльзе.

– Благодарю вас, синьор Вианелло,– сказала тетя.– Возможно, обстоятельства действительно изменятся, и тогда я с радостью напомню синьорите Ринальди о вашем предложении.

– Обязательно! Обязательно! Надеюсь на новую встречу с вами обеими. А пока – наслаждайтесь отдыхом.

Наступила тишина. Видимо, синьор Вианелло удалился. Наталия почувствовала ладонь тети на своем предплечье.

– Пойдем,– сказала Эльза,– мы с тобой собирались зайти в бар «У Гарри».

– Я уже не уверена, что хочу есть,– ответила взбудораженная Наталия.

– Ну, тогда выпьем что-нибудь,– согласилась тетя Эльза и заставила девушку подняться на ноги.

Наталия позволила тете вывести себя на площадь Святого Марка, и до ее слуха вновь донеслись воркование и хлопанье крыльев проклятых голубей.

Тетя Эльза отпустила ее руку и сказала:

– Тут мальчишка-газетчик продает «Газзеттино». Я пойду куплю.

Вскоре тетя вернулась с венецианской газетой в руке, и они продолжили свой путь.

– Где мы сейчас? Только скажи точно!

– Мы находимся перед базиликой и направляемся к Пьяццетте, а там повернем направо, к бару «У Гарри».

– Базилика…– тихо повторила Наталия.– Аона открыта?

– Конечно.

– Я хочу войти внутрь.

– Правда?

– Да, на минутку. Мне хочется помолиться.

Тетя Эльза, не слишком жаловавшая церкви, безропотно согласилась:

– Ладно, если это поможет тебе забыть того идиота.

– Он не сделал ничего дурного, тетя. Этот бедняга действительно не знал. А вообще-то я должна радоваться тому, что все еще способна привлекать внимание мужчин. Но мне действительно стало больно – всего лишь на миг – при мысли о том, чего я лишилась. Так мы зайдем в базилику?

Наталия осторожно шла по проходу, ощупывая спинки деревянных скамей, слыша повсюду шарканье ног и приглушенные голоса. Опустившись на колени, она стала молиться и после короткой безмолвной беседы с Создателем почувствовала себя гораздо лучше.

– Тетя Эльза! – шепотом позвала она.

– Я здесь,– послышалось рядом.

– Пойдем обедать.

И она вышла вслед за тетей в черный как уголь полдень.

Женщины пересекли Пьяццетту и свернули направо. Все это время Наталия держала тетю за руку и пыталась во всех подробностях вспомнить места, по которым они проходили. Девушка заговорила только однажды, когда они шли мимо Джардинетти.

– Старая дама и бездомные кошки все еще здесь? – спросила Наталия.

– Да, и она, как всегда, кормит их всех.

– Какие же все-таки чудесные люди есть на свете!

Они дошли до аэровокзала, обогнули его и вышли на маленький мостик, то и дело сталкиваясь с людьми, плотным потоком спешившими от остановки вапоретто [10]10
  Водный трамвайчик, основной вид общественного транспорта в Венеции.


[Закрыть]на Сан-Марко. Наталия не могла отделаться от одной навязчивой мысли: если Господь сумел найти человека, который взял на себя заботы о бездомных котах, почему Он не проявляет милосердия по отношению к ней, почему не пошлет ей какого-нибудь доктора или новое лекарство, способные излечить ее?

Это был один из редких моментов, когда на Наталию накатывала волна жалости к себе, но когда они с тетей подошли к стеклянным вращающимся дверям бара «У Гарри», она уже стыдилась того, что позволила себе подобные чувства. Наталия решила, что впредь будет радоваться жизни, а не пенять небесам.

Оказавшись внутри, она испытала облегчение: тут было гораздо прохладнее, отсутствовала давка и постоянное гудение голосов.

– Как мало здесь сегодня посетителей! – удивилась вслух тетя Эльза.– Практически весь бар в нашем распоряжении.

Слева до слуха Наталии донесся голос бармена:

– Рад снова видеть вас, синьорита Ринальди!

– А я рада вновь оказаться здесь, Альдо,– ответила Наталия.

Тетя Эльза заговорила с кем-то, видимо с официантом:

– Мы сядем за угловой столик у задней стены.

Держась за руку тети, Наталия двинулась между столиками и стульями, но все же наткнулась на несколько из них. Она испытала укол ностальгии, вспомнив эти круглые лакированные столы, большие стулья, замечательных людей, с которыми она встречалась здесь, вкусные блюда, которыми наслаждалась.

Когда они усаживались за столик, официант проговорил:

– Я Луиджи. Помните меня?

Наталия вспомнила красивого парня с ямочками на щеках, всегда веселого и дружелюбного.

– О, Луиджи! Сколько лет, сколько зим!

– Мы слышали о вашей болезни, синьорита Ринальди,– сказал он, понизив голос.– В один прекрасный день вы поправитесь, уж поверьте мне. Мы все молимся за вас.

– Ты такой милый, Луиджи! Я благодарна и тебе, и всем остальным за ваши молитвы.

В этот момент прозвучал твердый голос тети Эльзы:

– Луиджи, принеси нам для начала два «беллини» [11]11
  Коктейль из персикового сока и шампанского.


[Закрыть].

– Сию минуту! – откликнулся официант и исчез. Наталия откинулась на спинку стула и стала ждать,

когда принесут напитки. Ей было необходимо выпить, чтобы успокоить нервы. Она услышала, как ее тетушка чиркнула спичкой, а затем, прикурив сигарету, с удовольствием затянулась и шумно выпустила дым из легких. После этого она стала описывать племяннице других посетителей ресторана.

Наталия услышала, как вернулся Луиджи и поставил перед ними бокалы с коктейлем.