Текст книги "Чудо"
Автор книги: Ирвин Уоллес
Жанр:
Триллеры
сообщить о нарушении
Текущая страница: 16 (всего у книги 32 страниц)
– Какие невероятные цены вы назначили! – воскликнула она.– Да еще включили такие огромные чаевые!
– Но тех, кто будет сидеть за этим столом, ожидает еще и особый, так сказать, аттракцион,– сказал Жаме,– и все готовы платить за это. А теперь, извините, я должен пригласить остальных гостей. Они уже заждались.
Эдит перевела взгляд на мужа.
– Мне все это не нравится, Регги. Разве можно так бессовестно использовать людей? Это чистой воды эксплуатация!
Регги сердито всплеснул руками.
– Эдит, ради всего святого! Ты же будешь помогать людям, которые нуждаются в твоей моральной поддержке, стремятся почерпнуть надежду из твоих слов.
– Вот именно! Помогать людям нужно, но это следует делать бесплатно, а не выворачивать их карманы. – Она потрясла в воздухе меню.– Все это превращает произошедшее со мной чудо в дешевку, в какой-то рекламный трюк. Не думаю, что Господь будет взирать на все это с одобрением.
– Зато он с одобрением будет взирать на жену, которая протягивает своему мужу руку помощи,– страдальческим голосом проговорил Регги и, оглянувшись, добавил: – Давай обсудим это позже. Жан Клод уже ведет сюда гостей. Эдит, постарайся быть с ними поласковее. Расскажи свою историю, ответь на их вопросы.
Жаме рассаживал гостей и представлял их Эдит и Регги:
– Мистер Сэмюэл Толли из Нью-Йорка, с которым миссис Мур, насколько мне известно, уже знакома. Синьорита Наталия Ринальди из Рима и сеньор Микель Уртадо из Мадрида. Вы ведь из Мадрида, не так ли? Месье и мадам Паскаль из Бордо, миссис Фаррел и ее сын Джимми из Торонто.
Жаме встал позади Джимми, девятилетнего мальчика, сидящего в инвалидном кресле.
– Ну-ка, Джимми, давай я уберу стул и подкачу тебя к столу. Вуаля! Знакомимся дальше. Рядом с хозяйкой нашего вечера сидит человек, с которым миссис и мистер Мур знакомы уже пять лет,– доктор Берье, уважаемый руководитель Медицинского бюро Лурда. Ну вот вы и познакомились. А теперь, с вашего позволения, я удалюсь. Мне нужно заняться другими гостями.
После ухода Жаме за столом повисло неловкое молчание, но доктор Берье быстро нарушил его:
– Как вы себя чувствуете, Эдит? Должен заметить, что выглядите вы лучше обычного.
– Не просто лучше,– встрял в разговор Регги.– Она выглядит на миллион долларов.
– Послезавтра наступит самый важный день в вашей жизни,– сообщил доктор Берье.– Завтра вечером из Парижа приезжает видный специалист, доктор Клейнберг. В среду утром вы с ним встретитесь, но предварительно я вам позвоню и сообщу время встречи.
– Благодарю вас,– сказала Эдит.
Доктор перевел взгляд на мужчину, сидевшего рядом с ней.
– А вы, если не ошибаюсь, мистер Толли из Нью-Йорка? Мы с вами встречались в вашем отеле. Я еще показал вам дорогу к купальням. Вы их нашли?
– Да, нашел и даже совершил омовение,– раздраженно ответил Тиханов,– но, признаюсь, мне эта процедура чрезвычайно не понравилась.
После таких слов Эдит не могла промолчать и вмешалась в разговор.
– А она совершенно не обязательно должна вам нравиться, мистер Толли,– сказала она.– Вы должны относиться к этому как к покаянию. Еще в тысяча восемьсот пятьдесят восьмом году, когда Дева Мария явилась Бернадетте в восьмой раз, она сказала девушке: «Поклонись низко и поцелуй землю ради спасения грешников». Вот и вы, мистер Толли, смотрите на все, что вы тут делаете, как на покаяние.
Тиханов медленно кивнул:
– Вы были очень добры ко мне за ужином, и сейчас я пришел сюда, чтобы почерпнуть у вас сил и уверенности. Вы дали их мне. Завтра утром я снова пойду в купальни и совершу омовение.
В разговор вступила Наталия:
– Миссис Мур, позвольте мне сказать, почему я здесь нахожусь. Вы, вероятно, знаете о моей болезни?
– Да, синьорита Ринальди.
– Когда сегодня днем я вернулась из грота, моя подруга и помощница Роза Зеннаро проводила меня до моего номера, но на ужин остаться не смогла и вынуждена была уйти. Мой сосед, мистер Уртадо, который сейчас сидит рядом со мной, случайно услышал наш разговор с Розой и любезно предложил составить мне компанию за ужином. Потом, после ужина, он проводил меня обратно в номер и увидел подсунутый под дверь листок с сообщением об этом вечере в вашем ресторане. Это была великолепная возможность познакомиться с вами, миссис Мур, и я с радостью ухватилась за нее. Мистер Уртадо вызвался составить мне компанию и на сей раз.
Микель пожал плечами и с улыбкой сказал:
– Просто я очень хотел есть.
Наталия рассмеялась и снова обратилась к Эдит:
– Миссис Мур, я хотела обсудить с вами одну вещь. Я провожу все свое время в молитвах в гроте. В купальнях я еще не была, поскольку думала, что для меня это будет сложно.
– Там есть женщины-волонтеры, они помогут вам,– сказала Эдит и добавила со всей убедительностью, на какую была способна: – Вам обязательно надо совершать омовения!
– Именно к этому я и веду. Скажите, вы считаете, что омовения – это ключевой фактор возможного исцеления?
– На этот вопрос нет и не может быть однозначного ответа,– сказала Эдит.– Если говорить обо мне, то я исцелилась именно после омовения в воде из святого источника. Однако многие другие обрели чудесное исцеление после того, как молились в гроте, пили воду из источника, принимали участие в процессиях. В том, что касается случаев исцеления, самым большим авторитетом является доктор Берье.
– Значит, к исцелению может привести любое проявление веры? – уточнила Наталия.
– Видимо, да,– ответил ей доктор Берье.– Когда я впервые приехал в Лурд, я самым тщательным образом изучил все шестьдесят четыре случая исцелений, которые имели место с тысяча восемьсот пятьдесят восьмого по тысяча девятьсот семьдесят восьмой год и были официально признаны церковью чудесными. Вам, синьорита Ринальди, будет интересно узнать, что второй по счету случай исцеления произошел с пятидесятичетырехлетним Луи Бурьеттом, жителем этого города. За двадцать лет до этого он получил травму правого глаза и частично лишился зрения. Оно вернулось к нему, когда он молился в гроте.
– Правда? – затаив дыхание, переспросила Наталия.– Он снова смог видеть?
– Да,– кивнул доктор Берье,– и медицина не смогла дать этому хоть какое-то объяснение. Все шестьдесят четыре случая, которые я изучил, посрамили официальную медицинскую науку. Молодая женщина с гангренозной язвой на ноге, монашенка, страдающая туберкулезом, еще одна дама со злокачественной опухолью шейки матки, итальянский господин с болезнью Ходжкина, итальянский юноша, страдающий саркомой тазовой кости – той же болезнью, которая была и у миссис Мур… На всех этих людях врачи поставили крест, они оказались брошены на произвол судьбы и тем не менее излечились от своих страшных недугов. Излечились здесь, посредством Божьего промысла. И должен заметить, что в большинстве своем эти чудесные исцеления происходили именно после совершения омовений. Случаи, зарегистрированные в официальном списке под номером пятьдесят восемь – Алиса Кото – и номером пятьдесят девять – Мари Биго,– имели место во время процессии Благословения Святого причастия. Однако много других случаев чудесного исцеления произошло после того, как больные помолились в гроте, а один, насколько мне помнится, прямо во время молитвы. Вы поступите мудро, если воспользуетесь всеми возможностями, которые предоставляет вам Лурд, синьорита Ринальди. Я бы посоветовал вам не только возносить молитвы, но также пить воду из источника, совершать омовения и даже участвовать в процессиях, если это окажется вам по силам.
– Но принимать ванны – обязательно! Непременно! – настойчиво повторила Эдит.
В разговор вмешалась сидевшая на противоположной стороне стола миссис Фаррел, мамаша из Канады с бледным, одутловатым лицом.
– Вы говорите, что исцелились именно после омовения? – уточнила она, обращаясь к Эдит.
– Совершенно верно.
– Для нас – меня, моего сына да и для всех остальных – стало бы настоящим откровением, если бы вы рассказали, как это произошло.
– Давай, Эдит,– сказал Регги, незаметно для других толкнув ее коленом под столом,– расскажи. Я уверен, что всем не терпится услышать от тебя, как все было.
Эдит метнула в его сторону убийственный взгляд, а затем повернулась к гостям, преобразившись, как опытная актриса. На ее губах расцвела обворожительная улыбка, и, не обращая внимания на поданные блюда, она завела свой, уже ставший привычным рассказ.
Все гости сидели словно загипнотизированные, а доктор Берье то и дело кивал головой, подтверждая правильность слов рассказчицы. Эдит говорила о том, как прогрессировала ее болезнь, о нескончаемых медицинских обследованиях в клиниках Лондона, о том, как ей был поставлен окончательный диагноз: Саркома. И о том, как приходской священник, отец Вудкорт, когда у нее уже не осталось надежды, предложил ей присоединиться к группе паломников, которая под его руководством собиралась отправиться в Лурд.
Внимательно слушая хорошо знакомую историю, Регги по тону жены пытался определить, в каком она настроении. Он успел так хорошо изучить каждую нотку в ее голосе, что безошибочно понял: хотя она и пытается скрыть от слушателей обуревающие ее чувства, под напускным спокойствием бурлит магма негодования и злости на него, которая может вырваться наружу в любой момент. Регги незаметно для остальных посмотрел в сторону бара и встретился взглядом со стоявшим там Жаме. Он с таинственным видом кивнул ему, и Жаме, ответив таким же кивком, исчез.
Изображая пристальное внимание к повествованию жены, Регги краем глаза смотрел в другую сторону. Вновь появился Жаме, но теперь он был не один. Рядом с ним шел высокий импозантный человек с белым церковным воротничком. Жаме незаметно для Эдит подвел его к столу и усадил на стул, который был заранее поставлен позади нее. Усевшись, святой отец склонил голову набок и стал слушать ее рассказ, не пропуская ни слова.
Официанты принесли новую смену блюд, а Эдит как раз добралась до своей второй поездки в Лурд. Она рассказывала о последнем дне пребывания в городе и о последнем омовении, после которого она неожиданно обрела способность передвигаться самостоятельно, даже без костылей.
Регги с удовольствием отметил про себя восторженную реакцию публики на премьерное выступление Эдит. Американец Толли даже зарычал от удовольствия, на ангельском личике слепой итальянской девушки читалось блаженство, женщина из Канады и французская пара также выглядели потрясенными. Регги знал: рассказ жены о том, как многочисленные доктора из Медицинского бюро Лурда обследовали ее и признали факт ее чудесного выздоровления, кажется слушателям слаще любых профитролей в шоколаде.
Наконец все закончилось – и повествование Эдит, и ужин. Гости вставали со своих мест, горячо благодарили хозяйку вечера за то, что она подарила им надежду, и торопились к выходу, чтобы поскорее оказаться в святилище и принять участие в вечерней процессии. Каждый из них преисполнился оптимизма и веры в то, что возвращение Пресвятой Девы дарует чудесное исцеление и ему, как это случилось с Эдит Мур.
Когда ушел последний из гостей, за огромным столом остались только Эдит и Регги. Эдит повернулась к мужу.
– Ну что, ты доволен? – с напускным спокойствием осведомилась она.
Вместо ответа Регги прикоснулся к ее руке и сказал:
– Эдит, у нас есть еще один гость, который хотел бы поговорить с тобой. Обернись.
Эдит с озадаченным видом повернулась и увидела поднимающегося со своего стула священника.
– Отец Рулан,– проворковала она.
Регги наблюдал очередную трансформацию, происходившую с женой. Черты ее лица смягчились. Отец Рулан, обладающий изысканными манерами и самый образованный из всех лурдских священников, был любимцем Эдит.
– Счастлив видеть вас в добром здравии, миссис Мур,– галантно проговорил отец Рулан, склонив в полупоклоне голову с длинными волосами пшеничного цвета.– Извините, что подслушивал, но мне еще ни разу не приходилось слышать вашу историю в компании с другими людьми, и я не мог упустить такую возможность. Вы спросили вашего мужа, доволен ли он. Не знаю, как он, а лично я доволен до крайности. Вы поистине вдохновили и меня, и всех тех, кто слушал ваш рассказ, и мне хотелось бы поблагодарить вас за него.
Если человек способен растаять подобно мороженому на солнце, то именно это произошло с Эдит. Злость, владевшая ею еще минуту назад, испарилась без следа, и на лице появилось счастливое выражение.
– Вы слишком добры ко мне, отец Рулан. Спасибо, что пришли. Вы не поверите, насколько это важно для меня.
– Вы заслужили все, что мы, скромные служители церкви, можем дать вам,– мягко продолжал отец Рулан.– На вас благословение Святой Девы Марии, а через вас к этому благословению приобщаемся и все мы. Я хочу поздравить вас с официальным признанием вашего чудесного исцеления, которое произойдет на этой неделе. Я молюсь о том, чтобы Дева Мария явила себя через вас, дочь моя.
– О, я тоже молюсь об этом! – с жаром проговорила Эдит.
– Кроме того,– добавил священник,– от имени всего нашего духовенства я благодарю вас за то, что вы пошли навстречу инициативе вашего супруга и мистера Жаме. Теперь каждый вечер страждущие смогут встречаться с вами за этим столом и черпать из вас, как из светлого источника, силы, надежду и веру. Я надеюсь, это испытание окажется вам по силам.
– Для меня это большая честь и удовольствие, отец Рулан,– чуть дыша, ответила Эдит.– Если бы только я была уверена, что заслуживаю такого внимания и суеты!
– Вы делаете дело огромной важности, миссис Мур, уверяю вас.
– О, благодарю вас! Благодарю!
Регги поднялся и обратился к священнику:
– Позвольте, я провожу вас, святой отец.– Обернувшись через плечо, он бросил: – Я скоро вернусь, Эдит.
– Я жду тебя, дорогой,– бархатным голосом ответила она.
Регги провел отца Рулана через обеденный зал до двери и, понизив голос, проговорил:
– Святой отец, вы не представляете, до какой степени я и Жаме благодарны вам. Вы оказали нам неоценимую услугу.– Регги широко улыбнулся и добавил: – Как я и обещал, с сегодняшнего дня вы будете обслуживаться в нашем ресторане совершенно бесплатно.– Затем он снова посерьезнел: – Святой отец, сегодня вы спасли мою шею. Надеюсь, что когда-нибудь и я смогу оказаться вам полезен.
– Возможно, возможно.
Мужчины пожали друг другу руки, и на прощание Регги сказал:
– Еще раз спасибо, святой отец. Вы помогли благому делу.
Священник улыбнулся.
– Это наше общее дело, сын мой.
И вышел из ресторана.
* * *
С того момента, как, проводив после ужина Наталию до ее номера, Микель Уртадо вернулся к себе, он готовился вернуться к гроту.
Незадолго до полуночи он закончил упаковывать динамитные шашки, провода, детонатор и другие компоненты бомбы в пластиковый пакет. Место над гротом было выбрано, и теперь оставалось только, воспользовавшись темнотой, установить там заряд и снарядить его. Уртадо убеждал себя в том, что это будет несложно и не грозит никакими опасностями. В это время возле святилища не будет ни одного паломника, а ночного сторожа, как он успел убедиться, в расчет можно не принимать.
Предстоящее дело казалось ему очень простым. Он заложит взрывчатку и установит часовой механизм. Затем вернется в гостиницу, перенесет свой единственный чемодан в «форд», взятый напрокат по поддельным документам, которыми снабдил его друг, живущий во Франции баск. Когда грот взлетит на воздух, он уже будет находиться за десятки километров отсюда.
Прощай, грот! Прощай, Дева Мария! Простите, добрые католики, но теперь грот должен послужить более важной цели, которая состоит в избавлении родины басков от испанского владычества.
Уложив в полиэтиленовый пакет все необходимое, Уртадо вышел в коридор. Проходя мимо двери номера Наталии, он вспомнил ее теплую, утонченную красоту (какая жалость, что им не суждено больше увидеться!) и вошел в кабину лифта. Крепко зажав в руке пакет, Уртадо пересек вестибюль и вышел на улицу.
Улица Бернадетты Субиру словно вымерла. Уртадо дошел до ее пересечения с бульваром Грота и, уже собравшись перейти дорогу, остановился как вкопанный. На противоположном тротуаре стояла группа мужчин в синей форме. Жандармы! Они сгрудились возле двух красно-белых патрульных машин, на крышах которых мигали синие проблесковые маячки.
Поглядев влево, Уртадо увидел, что одно из кафе, «Ле Руаяль», еще открыто, хотя посетителей в нем не было. Он подумал о том, чтобы сесть за столик и заказать чашечку кофе, но тут же отбросил эту мысль. Ночь, одинокий мужчина с пакетом, сидящий в пустом кафе… Слишком подозрительно! Если полицейские заметят, что Уртадо смотрит на них, они тоже могут им заинтересоваться, а это ему совершенно ни к чему.
Чувствуя себя дичью, Уртадо пошел дальше, мимо темных витрин магазинов. Он надеялся на то, что появившиеся здесь непонятно с какой радости полицейские вскоре уберутся восвояси и тогда он сможет вернуться, пройти к гроту и довести начатое до конца.
Уртадо слонялся по улицам битых полчаса. Решив, что прошло достаточно много времени, он двинулся в обратном направлении, но, дойдя до угла, снова остановился в растерянности. Синие мундиры никуда не делись. Хуже того, их число увеличилось, и теперь у края площади стояло не меньше десятка жандармов. Толстый офицер с картой в руках, по всей видимости, инструктировал остальных.
Уртадо дал задний ход и скрылся в темноте. Мозолить глаза полицейским в этот поздний час, да еще с целой сумкой динамита, было бы равносильно самоубийству. Он гадал, чем вызвано появление полицейского кордона, а потом вспомнил разговор, услышанный днем в одном из магазинчиков. Один горожанин говорил другому, что в период наплыва паломников Лурд наводняют десятки карманников, воришек и проституток, приезжающих сюда из других городов и главным образом из Марселя. Возможно, полицейские воспользовались ночной передышкой для того, чтобы собраться вместе и обсудить план действий на следующий день.
Решив, что это предположение наиболее правдоподобно, Уртадо отправился обратно в гостиницу «Галлия и Лондон». Он понял, что этой ночью реализовать свои планы ему не суждено, а значит, придется подождать. Завтра вместе с другими паломниками он пройдет на территорию святилища, незаметно для других скроется в зарослях над гротом и спрячет там пакет с взрывчаткой, а ночью вернется, соберет бомбу и активирует ее. Какого черта, Дева Мария заслужила хотя бы один день отсрочки!
9
ВТОРНИК, 16 АВГУСТА
Отец Рулан собственной персоной прибыл в помещение, где должна была состояться первая и единственная пресс-конференция, организованная церковью для журналистов в ходе Недели Новоявления. В народе это прямоугольное массивное здание из красного кирпича, которое, впрочем, использовалось крайне редко, получило название Дворца съездов. Изредка здесь или в примыкающем к нему ухоженном и аккуратно подстриженном саду проводили встречи и устраивали приемы либо мэр города, либо залетные кардиналы из Ватикана.
Решая, где устроить пресс-конференцию, отец Рулан остановил выбор именно на этом здании, посчитав, что внутреннее убранство выглядит вполне достойно и здесь будет не стыдно принять представителей прессы, съехавшихся из десятков различных стран.
Во Дворце съездов имелся большой зал, рассчитанный на восемьсот человек. Две ступеньки вели из зала на полукруглую сцену, на которой стояла трибуна с микрофоном.
Пресс-конференция была назначена на девять часов утра. Главным ее участником должен был стать епископ Тарбский и Лурдский.
Отец Рулан сидел в кабинете, примыкающем к главному залу. Посмотрев на циферблат больших напольных часов, он увидел, что они показывают одиннадцать минут десятого. Дверь открылась, и в кабинет бесшумно проскользнула Мишель Демайо, руководитель пресс-отдела святилища. Она нервно провела ладонью по светлым волосам и сообщила:
– Журналистов полон зал. Все давно расселись, ждут начала и уже начинают нервничать.– Поглядев на отца Рулана и Жана Клода Жаме, представлявшего здесь Торговую ассоциацию Лурда, Мишель осведомилась: – Он до сих пор не приехал?
– Пока нет,– ответил отец Рулан.– Но вчера вечером я беседовал с епископом по телефону, и он заверил меня, что прибудет в девять.
– Слушайте! – воззвал Жаме.
Они услышали, что кто-то приближается к боковой двери. Отец Рулан подошел к двери, открыл ее и вздохнул с облегчением, увидев стоящего на пороге епископа Пейраня в сопровождении молодого священника, выполнявшего функции его помощника и шофера. Епископ жестом отпустил помощника и вошел в кабинет. Отец Рулан, Жаме и Мишель почтительно приветствовали епископа.
Этот человек нравился отцу Рулану. Высокий, с аристократичной внешностью и манерами, с массивным золотым крестом поверх черной сутаны, он разительно отличался от большинства иерархов, пузатых и толстозадых. Глядя на него, можно было с полным основанием сказать: да, вот это действительно князь церкви.
– Приношу извинения за то, что опоздал,– проговорил епископ,– но меня задержал важный звонок из Рима. Ну что ж, мы можем начинать. Вы намерены пригласить представителей прессы прямо сюда?
Отец Рулан нервно сглотнул.
– Боюсь, что это невозможно, ваше преосвященство. В соседнем зале сидят как минимум три сотни журналистов. Они дожидаются начала вашей пресс-конференции.
Длинное лицо епископа вытянулось еще больше и потемнело.
– Пресс-конференция? О чем это вы, преподобный? Когда вы говорили мне о необходимости встречи с прессой, я полагал, речь идет о пяти-шести журналистах, не больше. Но пресс-конференция?
– Видимо, я неправильно вас понял, ваше преосвященство, и приношу в связи с этим извинения. Но боюсь, теперь уже поздно давать задний ход.
– Не нравится мне, когда устраивают балаган,– недовольно пробурчал епископ.
– Ваше преосвященство,– невозмутимо гнул свое отец Рулан,– представители мировой прессы собрались здесь по той же причине, что и мы, в связи с ожидаемым возвращением благословенной Девы Марии.
– Ваше преосвященство, мы не можем демонстрировать фаворитизм и отказывать представителям иностранных изданий в доступе к информации,– вставила Мишель.
Жаме тоже подошел к епископу.
– Ваше преосвященство, мы не можем дать иностранным журналистам от ворот поворот. Ведь они будут писать не только о возвращении Пресвятой Девы, но и о Лурде. В эти дни к нашему городу приковано внимание всего цивилизованного мира, и сейчас от вас зависит его процветание, благополучие его жителей и святынь.
Епископ снова недовольно заворчал и спросил:
– Кто там? Откуда все эти люди?
– Там собрались представители самых авторитетных средств массовой информации из большинства стран мира,– ответила Мишель.– Есть и телевизионщики, хотя в соответствии с нашими правилами камер в зале нет. Среди прочих аккредитованы репортеры ведущих мировых газет и журналов: американских «Нью-Йорк тайме» и «Ньюсуик», лондонской «Таймс», германского «Шпигеля», шведской «Афтонбладет», аргентинской «Ла Пренса», японской «Асахи симбун», итальянской «Стампы», французского «Фигаро». Есть даже журналист-священник, пишущий для ватиканского издания «Оссерваторе Романо».
Упоминание о полуофициальной газете Ватикана, похоже, произвело на епископа благоприятное впечатление.
– Ну что ж, тогда я, пожалуй, начну с официального заявления в связи с предстоящим возвращением Пресвятой Девы.
– В этом нет необходимости, ваше преосвященство,– заговорил отец Рулан.– Я провожу вас в зал, представлю и предложу поднять руки журналистам, которые хотели бы задать вопросы. Вы будете указывать на того или иного журналиста, после чего он должен будет встать, представиться и задать свой вопрос. Затем вы даете на него ответ – либо короткий, либо расширенный, по вашему усмотрению. Хочу предупредить вас, что, скорее всего, некоторые вопросы могут оказаться глупыми и не заслуживающими ответа, но…
– Не волнуйтесь,– перебил его епископ,– как-нибудь разберусь. Сколько времени я должен им уделить?
– Примерно полчаса, а если пожелаете, то и больше. Так или иначе, когда истекут полчаса, я подойду к трибуне.
Епископ прикоснулся кончиками пальцев к нагрудному кресту.
– Хорошо,– буркнул он,– пойдемте в зал. Чем скорее начнем, тем скорее освободимся.
Лиз Финч, одетая в светло-голубой льняной костюм, сидела во втором ряду с блокнотом на коленях и карандашом в руке. Она откровенно скучала, ожидая, когда симпатичный священник отец Рулан закончит представлять собравшимся епископа Тарбского и Лурдского.
– А теперь его преосвященство ответит на ваши вопросы,– объявил в микрофон отец Рулан.– Те из вас, кто хочет задать вопрос, поднимите, пожалуйста, руки. Когда вам будет предоставлено слово, встаньте, назовите себя и задайте свой вопрос – как можно более кратко и понятно. Леди и джентльмены, я передаю слово его преосвященству, епископу Тарбскому и Лурдскому.
Отец Рулан спустился с трибуны и отошел в сторону, и Лиз посмотрела на епископа, этого старого боевого коня, облаченного в черную мантию с массивным золотым крестом, глухо звякнувшим о микрофон на трибуне.
В воздух взлетел целый лес рук, но руки Лиз остались у нее на коленях. Она собиралась задать только один вопрос и решила приберечь его напоследок, когда благочестивая болтовня будет подходить к концу.
Епископ указал на мужчину в первом ряду. Тот встал и представился:
– Канада, газета «Торонто стар». Первоначально церковь объявила о том, что Пречистая Дева снова появится в Лурде между четырнадцатым и двадцать вторым августа. Сегодня уже шестнадцатое августа. Вдруг она уже появлялась, а мы об этом ничего не знаем?
– Об этом событии будет объявлено сразу после того, как оно случится. Очевидно, что пока оно не произошло.
Другой мужчина, сидевший рядом с канадцем, поднял руку и, не дожидаясь приглашения, поднялся с места.
– Но вы уверены в том, что Богоматерь обязательно явится в оставшиеся пять дней? Ах да,– спохватился журналист,– я представляю «Ди вельт» из Гамбурга.
Епископ растянул губы в бесцветной улыбке.
– Поскольку Дева Мария назвала Бернадетте примерное время своего возвращения с точностью до недели, я уверен, что она сдержит свое слово.
– А вдруг Бернадетта что-то напутала?
– Нет,– ответил епископ.– Бернадетта совершенно определенно указала в своем дневнике этот год, этот месяц и эту неделю.
Епископ ткнул пальцем в кого-то из заднего ряда:
– Ваш вопрос, пожалуйста.
Поднялась молодая женщина.
– Ваше преосвященство, я из парижской газеты «Монд». Скажите, если Дева Мария появится, ее смогут видеть многие люди или только кто-то один?
Епископ пожал плечами:
– Не могу сказать. Если все будет происходить так же, как это было в тысяча восемьсот пятьдесят восьмом году, то ее увидит лишь кто-то один.
Лиз Финч услышала какой-то шорох, обернулась и увидела, как на ноги поднялся мужчина, сидевший позади нее.
– Би-би-си, Лондон. Произойдет ли явление Богоматери опять в гроте или же это может случиться где угодно в Лурде?
– Ее послание было вполне определенным, и в нем говорилось о гроте,– ответил епископ,– поэтому у нас есть все основания полагать, что она появится именно там. В конце концов, это место ей знакомо.
Вслед за этим возможность задать вопрос была предоставлена женщине-репортеру из задних рядов.
– «Мессаджеро», Рим. Как вы полагаете, во что она будет одета?
Лиз Финч видела, что епископу с трудом удалось подавить улыбку.
– Увы, в вопросах моды я являюсь совершенным профаном,– ответил он.
В зале послышался смех, который, впрочем, тут же затих, поскольку епископ торжественным тоном произнес:
– Бернадетте Пресвятая Богородица обычно являлась в белом. Вот как описывала ее сама девочка: «Я видела даму в белом, одетую в белое платье с синим кушаком. На каждой ноге было по желтой розе того же оттенка, что и цепочка ее четок, а бусины четок были белыми».– Епископ сделал паузу и сухо добавил: – Я не думаю, что за прошедшее с тех пор столетие наряд Девы Марии претерпел значительные изменения. Следующий вопрос, пожалуйста.
Один из журналистов, японец, уже стоял и махал в воздухе рукой. Когда ему предоставили слово, он сказал:
– Газета «Асахи симбун», Токио. У вас есть какие-нибудь предположения относительно того, что может сказать Дева Мария тому, кому она явится?
Епископ покачал головой:
– Это известно лишь Господу. Господу, Его Сыну и Благословенной Деве Марии. В назначенный час об этом узнаем и мы.
Лиз Финч внимательно слушала вопросы и ответы. Ей казалось, что все это происходит не наяву.
– Ваше преосвященство, я из Рио-де-Жанейро и представляю бразильский журнал «Глобо». Нашим читателям хотелось бы знать, дарует ли Дева Мария исцеление кому-либо из немощных во время своего появления в Лурде?
– Да, Она сказала Бернадетте, что сделает это. Однако, с другой стороны, мы знаем, что Бернадетта страдала от астмы, но, несмотря на то что Святая Дева сделала ее своей избранницей на благо других людей, она не исцелила ее от хронического удушья. Бернадетте пришлось искать пути к выздоровлению в другом месте.
Лиз Финч моргнула, и ее карандаш забегал по бумаге. Епископ тем временем продолжал:
– Богоматерь сказала Бернадетте: «Я не обещаю сделать тебя счастливой в этой жизни, но в следующей – непременно».
– Ваше преосвященство, я хотел бы задать вам вопрос от имени читателей газеты «Нью-Йорк тайме». Какую позицию займет церковь в том случае, если Дева Мария так и не появится?
– Церковь не нуждается в том, чтобы занимать какую-либо позицию. Мы свято верим в Пресвятую Деву, а Она обещала, что объявится в Лурде на этой неделе. Ни один из представителей церкви не ставит под сомнение ее слова. Все те, кто посвятил себя служению Господу, от Папы Римского в Ватикане до скромных слуг Божьих, безоговорочно верят в то, что Дева Мария непременно появится здесь в один из ближайших пяти дней.
Лиз Финч ерзала в кресле, то и дело поглядывая на часы. Наступил момент задать заранее подготовленный вопрос. Она должна успеть сделать это, прежде чем пресс-конференция закончится.
Многие журналисты размахивали руками, пытаясь привлечь к себе внимание, и Лиз тоже подняла руку. Видимо, это был ее день, так как епископ тут же указал на нее.
– Епископ Пейрань, я – корреспондент парижского бюро информационного агентства Амальгамейтед Пресс Интернэшнл, штаб-квартира которого расположена в Нью-Йорке. В тысяча восемьсот пятьдесят восьмом году, когда Бернадетта, как утверждается, общалась с Девой Марией, ей было всего четырнадцать лет. То есть она была еще совсем девочкой. Учитывая этот факт, не допускаете ли вы, что запись в ее дневнике, где говорится о предстоящем возвращении Богородицы, является скорее пожеланием, чем констатацией того, что она услышала?
Игнорируя легкий шум в зале, Лиз сформулировала свой вопрос иначе: