Текст книги "Чудо"
Автор книги: Ирвин Уоллес
Жанр:
Триллеры
сообщить о нарушении
Текущая страница: 21 (всего у книги 32 страниц)
– Уже бегу,– ответила Эстер.
– Встретимся в приемной через несколько минут. Прогуляемся по городу, обещаю угостить вас обедом. А потом вернемся, завершим дела с миссис Мур и улетим в Париж. Как вам мой план?
– Замечательный,– улыбнулась Эстер, что было для нее большой редкостью.
* * *
Микель Уртадо вздрогнул и проснулся. Что-то словно пробежало по его щеке и коснулось губ, пробудив от глубокого сна. Он открыл глаза и увидел Наталию, которая, стоя на коленях, дарила ему уже третий поцелуй.
Микель потянулся, чтобы привлечь ее к себе, но она быстро отстранилась, будто заранее предчувствовала это его движение. Наталия передвинулась к краю постели и начала ощупывать прикроватную тумбочку в поисках своих темных очков. Найдя и надев их, она легко соскочила с кровати.
– Ну как, Микель, проснулся? – спросила она.
– Полностью и окончательно.
– Хотела убедиться, что ты не спишь, потому что мне надо сказать тебе одну вещь. Я тебя люблю.
Он сидел на кровати и смотрел на нее. Это было захватывающее зрелище: полностью нагая девушка от макушки до колен – нижняя часть ее ног скрывалась за кроватью. Крепкая, точеная фигура, казалось, излучала свет. И в довершение ко всему – солнцезащитные очки.
– А я люблю тебя,– мягко проговорил Микель.
Наталия на ощупь нашла свежий лифчик и трусики, висевшие на спинке стула.
– Ты самый чудесный любовник на свете,– сообщила она.
– Откуда тебе знать? – ворчливо поинтересовался он.
– Просто знаю,– ответила она.– Знаю, как мне хорошо с тобой. И знаю, что счастлива.
Ее подрагивающие груди с коричневыми сосками, пупок на плоском животе, темный треугольник волос между пышными бедрами – все это начало возбуждать его.
– Наталия, иди ко мне.
– Сама хочу, милый, но не могу, пока не могу. Позже, но не сейчас. Сначала – главное…
– Что может быть главнее нас?
– Микель, мне нужно принять ванну, одеться и идти к пещере на молитву. Который час?
Он взял с тумбочки свои часы.
– Пол-одиннадцатого утра. С минутами.
– Мне нужно поторапливаться. Роза водит меня в пещеру каждый день в одиннадцать пятнадцать.
– Роза?
– Да, друг нашей семьи в Риме. Она приезжает в Лурд каждое лето, чтобы поработать здесь волонтером. Она заботится обо мне.
Уртадо тут же припомнил, о чем думал, прежде чем его сморил сон.
В самом деле, сначала – главное. У него тоже была своя первоочередная задача, и он вполне представлял себе, как ее можно выполнить.
– Я сам отведу тебя в пещеру,– предложил он.– Давай пойдем вместе.
– Я бы рада, но, Микель, а как же полиция? Может, тебе все-таки лучше держаться от нее подальше, а то и вообще уехать из города?
– Полиция,– хмыкнул Микель.– Они заблуждаются. Я должен рассказать тебе, что происходит на самом деле.
Он не мог сказать ей правду – что находится здесь с целью разрушить то, что так много для нее значит. Тем не менее он рассудил, что для свершения ее надежд не обязательно нужен этот грот. У нее была вера, и этого достаточно. И ей не обязательно знать о его роли в грядущих событиях. Таким образом, он был готов сочинить для нее какую-нибудь историю позанятнее – о том, как его приняли за совершенно другого человека, как враг пустил ищеек по неверному следу, словом, что-нибудь эдакое.
– Позволь все объяснить…
– Ты не должен ничего объяснять,– отрезала она.– Я уже говорила тебе. Мне ничего не надо. Я верю тебе. Ты действительно хочешь отвести меня в пещеру? Думаешь, это безопасно?
– Ну конечно же! Вчера я не хотел, чтобы меня допрашивали в моей комнате. Но сейчас мне ничего не грозит.
Он и сам поверил в это. Он надеялся, что Лопес, хотя и способный на любые фокусы, все же не дал лурдской полиции его описание. Не вызывало сомнений, что Лопес хотел запугать его, но не желал, чтобы его в самом деле поймали.
– Тогда пойдем. Можем оставить Розе записку на двери.
– Давай я напишу.
– Хорошо, пиши: «Дорогая Роза. Я пошла в грот с другом. Сможешь найти меня там. Наталия». А теперь мне нужно в ванную и одеваться.
Она пошла, и он проводил ее взглядом.
«Сначала – главное»,– напомнил он себе.
– Наталия, может, помочь тебе с чем-то еще? У тебя тут на столе сумка из самолета, ручной багаж. Какие-то пластиковые бутылки, свеча. Взять их с собой в грот?
Она остановилась у двери в ванную:
– Да, я собиралась положить все это в сумку. Хочу зажечь свечу, а бутылки наполнить водой – для моей родни.
У него сердце екнуло от радости.
– Тогда я все это упакую.
– Правда?
– В один момент. Итак, написать записку Розе и собрать сумку. Все?
– И еще любить меня,– жизнерадостно засмеялась она и закрылась в ванной.
Им овладело искушение побежать следом за ней, подхватить ее на руки, отнести обратно в постель и любить так, как ему еще не доводилось любить никого другого. Однако он сдержался.
Услышав, как в ванной зашумела вода, он вылез из постели. Нацарапал записку женщине по имени Роза. Опустился на колени, вытащил из-под кровати свой чемодан и открыл его. Бережно вынул динамитные шашки, детонатор, таймер, провод и перенес все это на стол. Все шло по плану, вернее, в соответствии с его надеждами. Он поместил упакованную взрывчатку в сумку Наталии, прикрыл сложенным полиэтиленовым мешком из магазина, а сверху уложил большую свечу и пластиковые бутылки и застегнул молнию.
Микель курил, ожидая, когда она выйдет в лифчике и трусиках. Он перехватил ее на пути к шкафу, сжал в объятиях и осыпал жаркими поцелуями.
– Ах, Микель, я так хочу тебя,– прошептала она, но отстранилась.– Позже. Потом. Мне нужно одеться.
– Хорошо, позже,– согласился он.– Мне тоже надо собраться.
Уртадо нашел в чемодане свои туалетные принадлежности и отправился в ванную. Он почистил зубы, побрился, быстро принял душ, вытерся, причесался и оделся.
– Ты готов, Микель? – услышал он ее голос.
– Один момент!
Через несколько секунд он вышел и увидел, что она шарит руками по столу.
Он подхватил набитую сумку, прежде чем Наталия успела до нее дотянуться.
– Твоя сумка у меня,– сообщил он.– А записку Розе я написал.
Свободной рукой он сжал ее ладонь.
– Ну что ж, в путь. К гроту.
Десять минут спустя они были у пандуса, ведущего на территорию святилища. К этому времени Уртадо уже составил четкий план.
Наверху пандуса, как и раньше, стоял полицейский кордон. Полиция останавливала лишь тех паломников и туристов, которые что-то несли с собой. Она осматривала каждую сумку, каждый пакет, прежде чем пропустить людей дальше.
Переведя Наталию через улицу, Уртадо сообщил ей:
– Здесь мы встанем в очередь на полицейскую проверку.
– Думаешь, все обойдется? – обеспокоенно прошептала она.
– Без проблем,– ответил он.
Ему очень хотелось надеяться на это.
Очередь двигалась черепашьими темпами. Они постепенно приближались к двум полицейским. Наступало время для решительного шага в соответствии с разработанным планом.
Он снова сжал руку Наталии:
– Querida [27]27
Любимая (исп.).
[Закрыть], не возражаешь, если я отлучусь на пару секунд? Забыл, знаешь ли, сигареты. Здесь, конечно, курить не принято. Но мне как-то спокойнее, когда пачка сигарет под рукой. Вот сумка, подержи ее чуть-чуть. А я сбегаю в кафе – через улицу и обратно. Догоню тебя позже.– Он сунул ей сумку.– Тут до полиции всего десять шагов осталось.
– Ладно,– согласилась она, беря сумку за ручки.
Он быстро отошел и встал в хвост очереди, причем так, чтобы хорошо видеть, как протекает досмотр вещей. У него не было уверенности, что он сможет как-то помочь Наталии, если у нее что-то вдруг не заладится. Но ему почему-то казалось, что все должно получиться. Полиция хоть и власть, но и ей не чуждо ничто человеческое, в том числе сочувствие к увечным.
Микель вытянул шею, чтобы не упускать Наталию из виду. И он прекрасно видел, как она стоит со своей сумкой перед двумя полицейскими. Видел, как она водит рукой перед собой, пытаясь понять, дошла ли уже до пункта контроля. Видел, как эти двое полицейских осмотрели ее, устремив взгляд сначала на сумку, а затем на лицо. Один показал на собственные глаза, явно давая понять сослуживцу, что девушка слепая. Другой полицейский понимающе кивнул и легонько подтолкнул Наталию в плечо, позволив ей идти дальше без проверки.
Уртадо с облегчением выдохнул. Жить снова стало веселее.
Несколько минут спустя он уже сам стоял перед двумя полицейскими, и обе руки его были пусты. Полицейские внимательно посмотрели на него, и один небрежно махнул рукой, пропуская. Камешек в ботинке немилосердно тер ступню, но Уртадо был благодарен ему за это. Заметно прихрамывая, он пошел дальше по пандусу, в самом конце которого догнал Наталию.
– А вот и я,– объявил он, взяв у нее сумку.– Все в порядке?
– Спасибо за помощь, – сказала она. – Никогда бы не подумала, что сумка будет такой тяжелой.
– Виноват,– веселым тоном извинился он.– Под твои вещи я пихнул фотоаппарат и огромный бинокль. Хотел сделать несколько снимков и получше осмотреть святые места издали. Когда-нибудь и ты, Наталия, сможешь полюбоваться здешними святынями через бинокль.
– Если моя молитва дойдет до Пречистой Девы,– неуверенно произнесла она.– Но ты в любом случае расскажешь мне о том, что увидишь.
– Непременно расскажу,– пообещал он.
Теперь, когда взрывчатка была незаметно пронесена, им овладела эйфория. Цель была уже близка, и в успехе не приходилось сомневаться. Ведя Наталию к пещере, он увидел, что это место просто кишит молящимися. Кое-где можно было видеть и полицию. Взойти на холм над пещерой и незаметно заложить там взрывчатку – дело несложное. В этом Уртадо не сомневался. А вот установить взрывное устройство позади статуи Девы Марии и присоединить к нему детонатор, да еще среди бела дня, абсолютно невозможно. Придется прийти сюда еще раз под покровом темноты, примерно в полночь. Тогда и паломники улягутся спать, и полицейская охрана сдаст дежурство.
Впереди, с одного из последних рядов лавок, во множестве стоящих перед гротом, поднялась и ушла пожилая женщина. Он быстро подвел Наталию к лавке и усадил на освободившееся место.
– Ну вот, сиди тут и молись,– наказал он.– Асумку я заберу с собой. Позабочусь о том, чтобы свечу твою обязательно зажгли, и наберу воды в бутылки.
– Господи, Микель, до чего же ты мил.
– Я всегда такой, со всеми своими любовницами,– пошутил он и наклонился, чтобы поцеловать ее в улыбающиеся губы.– Скоро вернусь.
Неспешно и уверенно Микель прокладывал путь сквозь толпу у края пещеры. Окружающие были к нему совершенно равнодушны – их внимание было приковано к гроту. Задача казалась легкой до неприличия: отойти потихоньку в сторону, под сень деревьев на горном склоне, неторопливо отправиться вверх, будто любуясь травкой и цветочками, а потом окончательно скрыться в роще.
Подниматься пришлось недолго – пещера вскоре исчезла из виду. Уртадо поискал ямку за большим дубом, которую приметил раньше, и нашел ее, засыпанную сухими листьями, обломками ветвей и прочим растительным мусором. Поставив сумку Наталии на землю, он опустился на колени и принялся разгребать углубление обеими руками. Закончив работу, остался доволен: ямка была достаточно глубока, чтобы вместить и надежно скрыть все целиком.
Уртадо вынул из сумки бутылки и свечу Наталии, а затем начал быстро доставать собственные свертки с динамитными шашками, детонатором, часами и проводом. Не забыл про клейкую ленту и полиэтиленовый мешок. Обеспокоенно огляделся по сторонам, чтобы убедиться, не следит ли кто за ним и нет ли случайно поблизости других любителей побродить по склонам холма. Нет, вокруг никого не было. Он оставался в одиночестве, и это не могло не радовать. Микель снова принялся за работу. Он опустил свертки в яму и прикрыл их сверху сложенным мешком. Торопливо сгреб с боков листья, ветки, засохшую траву. Теперь все было скрыто – и мешок, и лежащая под ним взрывчатка.
Поднявшись на ноги, Микель оценил сделанное. Сухая листва, служившая маскировкой, выглядела нетронутой, словно ее расположила так сама природа. Он аккуратно положил обратно в сумку бутылки и свечу, принадлежащие Наталии, а затем свободной рукой тщательно отряхнул куртку и брюки, чтобы на них не осталось даже крохотного сухого листочка. Осторожно ступая, Микель начал спуск, по пути примечая каждую веху, которая поможет ему найти обратный путь позже, глубокой ночью.
Он спустился со склона в уверенности, что его никто не видел. А если и увидел, то вряд ли обратил внимание на чудаковатого любителя природы и пеших прогулок. Уже перед тем, как слиться с толпой, Микель вспомнил о сумке, которую держал в руке. Ведь он обещал Наталии заняться ее свечой и бутылками. Пришлось пойти по направлению к кранам, возле которых рядами стояли свечи с трепещущими огоньками. Микель благоговейно зажег свечу и поставил ее рядом с другими. Затем с той же похвальной исполнительностью приблизился к веренице кранов, у которых стояли паломники, набиравшие воду во всевозможные емкости. Наконец наступила и его очередь. Он открутил крышки с пластиковых бутылок Наталии, среди которых были выполненные в виде фигурок Девы Марии, и одну за другой наполнил все водой, якобы обладающей целебными свойствами. Прилежно закрутил бутылки крышками и поставил в сумку.
Оставалось только вернуться к Наталии и отвести ее обратно в гостиницу на обед.
Протискиваясь между людей, толпившихся в пещере, он думал о Наталии, о том, насколько к ней привязался. Он думал о ее природной живости, великолепном теле и страсти. Внезапно ему нестерпимо захотелось утащить ее в гостиницу, пообедать вместе с ней, если она, конечно, голодна, а потом вернуться к ней в комнату и предаться любви. Предвкушая эту радость, он думал и о другом. О том, насколько для него это серьезно, о том, есть ли для нее место в его будущем. Была ли она той самой женщиной его мечты, с которой он согласился бы не расставаться до конца жизни? Возможно ли отдать все свои годы женщине-инвалиду, обреченной остаться таковой навсегда? У него не было ответов на эти вопросы. Он даже, не знал, согласится ли она посвятить свою жизнь какому-то баскскому революционеру, которого не видит, и к тому же не самому удачливому писателю. Ладно, успокоил себя Микель, все как-нибудь утрясется само собой.
Он ожидал найти Наталию на скамейке, где оставил ее ранее, в молчаливой молитве или медитации под защитой темных очков. Но увидел, как она оживленно беседует с женщиной более солидного возраста, в которой было что-то знакомое. Эта женщина, довольно высокая, с черными волосами, безжалостно стянутыми на затылке в пучок, сидела рядом с Наталией.
Несколько озадаченный, Микель приблизился к парочке. В это время говорила женщина постарше, а Наталия внимательно слушала. Дождавшись, когда женщина умолкнет, он сделал шаг вперед и тронул девушку за плечо.
– Наталия,– проговорил он,– это я, Микель. Все твои бутылки наполнил…
Наталия мгновенно обернулась и запрокинула голову. Ее лицо озарилось улыбкой. Девушка нащупала его руку.
– Микель, познакомься с дорогим для меня человеком. Дама, с которой я разговариваю,– Роза Зеннаро, друг нашей семьи из Рима и моя помощница здесь, в Лурде.
– Очень рада,– произнесла Роза.– Наталия мне все о вас рассказала.
– Ну, не совсем все,– пробормотала Наталия, покраснев от смущения.
– Включая то, что вы настойчиво стремитесь занять мое место, став ее поводырем,– закончила Роза.
– Вряд ли это мне под силу,– поднял руки Уртадо.– Вы были так увлечены беседой, что мне было даже боязно прерывать ваш разговор.
– Можно подумать, что мы беседовали о чем-то важном,– усмехнулась Роза.– Я просто рассказывала Наталии о статуе Девы Марии в нише рядом с пещерой.– Она махнула рукой.– Вон там, прямо перед вами. Ее невозможно не заметить.
Уртадо посмотрел в указанном направлении. Ему было немного неловко, поскольку он не мог признаться, что хорошо знает эту статую, подбирался К ней ближе, чем любая из его собеседниц, и у него есть план ее уничтожения.
– Да,– промямлил он,– довольно красивая.
– А вот Бернадетта так не думала, – снова повернулась к нему Наталия и потянула Розу за руку.– Роза, расскажи Микелю о статуе. Ему будет интересно.
Роза без возражений начала терпеливо и подробно рассказывать историю во второй раз:
– Раньше в нише рядом с гротом стояла гипсовая статуя Девы, воздвигнутая местными жителями. Заменить ее задумали две сестры из Лиона, обе большие поклонницы этого грота. Они считали, что необходимо установить более крупную и точную статую Богородицы – в том виде, в каком она появилась перед Бернадеттой. Для создания статуи они наняли известного скульптора Жозефа Фабиша из Лионской академии искусств. Фабиш ездил в Лурд, чтобы расспросить Бернадетту, как именно выглядела Пресвятая Дева, когда пришла, чтобы объявить: «Я есмь Непорочное зачатие». Описывая то, что видела и изобразила сама Бернадетта, Фабиш позже свидетельствовал: «Бернадетта поднялась и застыла в позе, которая была проникнута величайшей простотой и безыскусностью. Она сложила ладони и подняла глаза к небу. Я никогда не видел ничего более прекрасного… Ни Мино да Фьезоле, ни Перуджино, ни Рафаэль никогда не создавали ничего столь трогательного, но в то же время глубокого, как болезненно хрупкий образ этой девочки». Отчасти основываясь на рассказе Бернадетты, но в то же время позволяя себе определенную свободу художественного самовыражения, Фабиш изваял большую статую из каррарского мрамора. Когда отец Пейрамаль получил статую в Лурде и показал ее Бернадетте, та вскричала: «Нет, не то!»
Наталия отреагировала с явным одобрением:
– Вот видите, Бернадетта никогда не притворялась!
– Бернадетта не побоялась высказать критику,– продолжила Роза. – Статуя показалась ей слишком высокой, слишком тяжеловесной и в то же время вычурной. По ее словам, заставив Богородицу поднять к небу глаза, но не лицо, скульптор словно наградил изваяние зобом. Как бы то ни было, статую с пышными церемониями установили в нише четвертого апреля тысяча восемьсот шестьдесят третьего года. Бернадетте присутствовать на этом событии не разрешили, якобы для того, чтобы оградить ее от приставаний любопытствующих. Но мне сдается, ее решили держать подальше, поскольку она со свойственным ей прямодушием могла нелестно отозваться о статуе.
– Забавно,– заметил Уртадо, вновь испытав угрызения совести.– Может, пообедаем все вместе? Не хотите ли присоединиться к нам, госпожа Зеннаро?
– Спасибо, не откажусь,– ответила Роза.
– Микель, пожалуйста, иди вперед. А мне хотелось бы поговорить с Розой наедине, обсудить кое-что личное. Мы пойдем следом.
– Хорошо,– согласился Уртадо и зашагал первым.
Но не успел он отойти достаточно далеко, как до него донесся сзади драматический шепот. Наталия и Роза перешептывались по-английски.
Наталия шептала:
– Скажи, Роза, ведь правда он прекрасен? Я бы все на свете отдала, лишь бы увидеть его. Расскажи мне хоть в двух словах, как он выглядит.
И Роза ответила:
– Он страшен как смертный грех, словно сошел с картины Гойи. Глаза навыкате, нос приплюснутый, зубы кривые. И здоровенный, как горилла.
– Вот и врешь,– рассмеялась Наталия.– Ведь шутишь надо мной? Шутишь?
– Ясное дело, шучу, милая. Красавчик, о каком только мечтать можно. На художника похож…
– Он писатель,– тут же вставила Наталия.
– Нетрудно в это поверить. Рост у него под метр восемьдесят. Худощавый, но жилистый. Лицо смелое, глаза темные, чувственные. Нос прямой, довольно длинный, губы полные, челюсть волевая, волосы темно-каштановые, коротко подстрижены. В целом очень энергичен. Производит впечатление человека, который знает, чего хочет, и своего добьется.
Прислушиваясь к их разговору, Уртадо беззвучно прошептал: «Слава богу!» – и ступил на пандус.
* * *
Для Жизель Дюпре это утро выдалось спокойным. Первая туристическая группа, которую ей предстояло сопровождать, ожидалась лишь после полудня. Подольше повалявшись в постели, Жизель оделась и вышла на улицу, собираясь заняться разными мелочами.
На улице Бернадетты Субиру она остановилась у ближайшей лавки и приобрела кое-какую косметику – подводку для век, губную помаду, увлажняющий крем,– чтобы подкрепить свою решимость вновь начать краситься. Потом дошла по бульвару Грота до магазинчика кожгалантереи. Там лежал давно приглянувшийся ей красный кошелек, и она наконец решилась купить его. В последний момент, перед тем как приступить к закупкам провизии, Жизель вспомнила о фотопленке, которую отщелкала позавчера в гроте для группы паломников из Нанта, пообещав отпечатать снимки в течение двух суток. Пришлось несколько отклониться от маршрута, чтобы зайти в фотомастерскую. Забрав там цветные фотографии, она напомнила себе: не забыть занести после обеда снимки в гостиницу, где остановилась группа. Заталкивая пачку фотографий в сумочку, Жизель отправилась по продуктовым лавкам. Она пообещала себе до конца недели питаться только в квартире Доминик, сэкономив таким образом на ресторанных счетах за обеды и ужины.
На обед Жизель разогрела себе томатный суп, приготовила салат из рубленых крутых яиц и намазала джемом круассан. Сидя в крохотной столовой прохладной квартиры, она взялась просматривать номера газеты «Фигаро», накопившиеся за несколько дней. Ей хотелось поспеть за новостями, но новости быстрее успевали безнадежно устареть. Едва начав их читать, Жизель вспомнила о пачке фотографий, и ей тут же понадобилось посмотреть, достаточно ли хорошо они получились. Такое желание было вполне обоснованным, поскольку к лучшим фотографам мира она себя не относила. Жизель достала пакет из сумочки, вынула из него фотографии и разложила их на столе, а затем снова принялась за яичный салат.
Снимки группы, на которых люди преимущественно застыли в неестественных, статичных позах, тем не менее вышли не так уж плохо. По крайней мере, все до одного оказались в фокусе. Просматривая фотографии по очереди, Жизель насчитала девять групповых снимков. Кроме них, к ее удивлению, в пачке оказались еще три снимка совершенно незнакомого человека. Возле грота на солнце стоял какой-то немолодой мужчина. Фотографии были сделаны в очень быстрой последовательности. На первой этот господин просто стоял под лучами солнца. Одежда облепляла его тело – видимо, он принимал лечебную ванну. При этом перед его рубашкой маячило какое-то размытое пятно, напоминающее перья небольшой птички. На втором снимке мужчина наклонялся, чтобы поднять что-то напоминающее птичку с распростертыми крыльями. А на третьем – прикреплял эту птичку, нет, не птичку, а фальшивые усы к верхней губе. На этой фотографии он перестал быть незнакомцем. Жизель узнала его.
Это был Сэмюэл Толли – ее клиент, профессор из Нью-Йорка.
Тут же вспомнилось, как все было. Фотографируя группу, она заметила Толли, стоявшего особняком неподалеку от кучки людей. Жизель в шутку навела на него объектив и сделала в автоматическом режиме три кадра быстрой очередью. То ли она решила позабавиться, то ли сделать приятное человеку, сфотографировав его на память у грота, четко видневшегося за его спиной. А может быть, ею двигал другой мотив – подспудное желание вытянуть у него чаевые. До курсов переводчиков в Париже было ох как далеко. А чаевые тем временем копились, причем каждый франк был на счету.
Как бы то ни было, фотографии Толли получились на редкость странными.
Жизель перестала есть и еще раз внимательно изучила их по отдельности. Поначалу их последовательность казалась бессмысленной, но потом до нее дошло: странной деталью были усы, летающие усы Толли. Они были фальшивыми. Жизель восстановила в памяти эту сцену во всех подробностях. Он вылез из ванны, и у него отвалились усы, потому что намокли. Человек остановился, чтобы поднять их и приклеить обратно.
Забавно.
Но в то же время и подозрительно. Густые усы Толли казались ей настоящими. Однако снимки уверенно доказывали, что это фальшивка, маскировка.
С чего бы это никому не известному профессору с другого конца света маскироваться в таком месте, где он и без того является иностранцем, до которого никому нет дела?
Разве что ему необходимо остаться неузнанным, потому что не такой уж он неизвестный. По всей вероятности, мы имеем дело с приезжим, которого могут узнать, но который предпочел бы находиться в Лурде инкогнито.
Интрига нарастала со скоростью одна миля в минуту, как говаривала сама Жизель, употребляя полюбившееся ей выражение, вывезенное из Америки. Ее любопытство обострилось до предела.
Какого черта этот профессор боится быть узнанным в Лурде? Опасается столкнуться со старой французской подружкой, которая может находиться здесь же? Или пытается улизнуть от местного кредитора, которому задолжал за прежние развлечения, оказавшиеся не по карману? Или…
Не исключено, что этот человек никакой не Сэмюэл Толли. Может быть, имя его точно такая же подделка, как и усы. Что, если он какое-то другое, более значительное лицо, которому вовсе не надо, чтобы его засекли в Лурде?
Какая-то важная шишка?
Жизель отбросила вторую и третью фотографии, сосредоточив все внимание на первой, где Толли получился безусым. Пожилой мужчина со своим собственным лицом – реальным, неприкрытым. Жизель поднесла фото к самому носу и прищурила глаза. Это лицо имело явно славянские черты. В мире насчитываются тысячи важных лиц, а ей были известны лишь немногие, в основном из мира шоу-бизнеса и политики, да еще кое-какие из тех, что мелькают в ежедневных газетах. И все же в этой фотографии человека, который называл себя Толли и носил накладные усы, было что-то знакомое.
Где-то она его раньше видела.
Да, явно славянская внешность. Плюс характерная верхняя губа, которую теперь можно было рассмотреть во всех подробностях. Бородавка на этой губе. Славянская внешность вовсе не удивительна у американца русского происхождения, который преподает русский язык в Колумбийском университете. И все-таки вполне возможно, что он не тот, за кого себя выдает…
Жизель заморгала. А если он русский, настоящий русский?
И тут ее словно громом ударило. Она узнала его!
Она точно видела этого мужчину или его двойника. В том числе в газетах! Жизель постаралась восстановить в памяти недавнее прошлое, месяцы, проведенные в ООН. Да, именно там встретилось ей это лицо с бородавкой. Ее любовник Шарль Сарра повел ее как-то на прием в ООН, и она увидела там этого великого человека, испытав восторг и благоговение от близости к нему. А не далее как позавчера она видела его фото на первой полосе «Фигаро».
Жизель начала быстро перебирать кипу непрочитанных газетных номеров. Ага, позавчерашний выпуск, первая страница. Вот он, перед ней! Один из трех кандидатов, которых прочат в преемники больному председателю правительства Советского Союза. То же самое лицо, что и на цветной фотографии, сделанной у грота.
Сергей Тиханов, министр иностранных дел Союза Советских Социалистических Республик.
Нет, это невероятно, просто невероятно! Но тем не менее очень похоже на правду. Должна же она верить собственным глазам.
Жизель быстро положила обе фотографии рядом: одну из парижской газеты и другую, сделанную накануне ею самой рядом с гротом. Еще раз сравнила оба снимка.
Сомнений быть не могло: на снимках запечатлен один и тот же человек. Сэмюэл Толли с фальшивыми усами – это не кто иной, как знаменитый и могущественный Сергей Тиханов.
Господи Иисусе, подумать только!
Ее аналитический разум лихорадочно перебирал возможные объяснения. Напрашивался один логический вывод.
Тот, кто должен взять на себя руководство Советским Союзом, болен. Представляясь в качестве американца Толли, он сам признавался, что болеет. Перед ним открывалась высшая должность в России. Но его подтачивала болезнь, и врачи, должно быть, не слишком обнадеживали его. А потому он искал исцеления любым путем. Между тем в последние недели газетные заголовки только и кричали о Лурде. Отчаявшись, министр решился на поездку в Лурд. Однако, будучи одним из руководителей крупнейшей атеистической державы в мире, он не мог допустить огласки столь идеалистического и эксцентричного поступка со своей стороны, как попытка выпросить исцеление у Девы Марии в наиболее уважаемой католической святыне. Таким образом, ему пришлось приехать сюда, изменив имя и внешность.
Жизель откинулась на спинку стула, потрясенная масштабами своего открытия.
А вдруг это и в самом деле так?
Открытие тянуло на крупную премию, но должно было соответствовать истине. Его необходимо было проверить и подтвердить. Здесь недопустима ошибка. Единственным свидетельством было очень четкое фото Толли-Тиханова, снятое возле пещеры. Этот человек поразительно напоминал главу советского МИД, которого ей довелось мельком видеть на приеме в ООН. Но память могла подвести ее, поскольку память не в состоянии удержать все детали. Была еще, конечно, фотография в газете – четкая, но не в достаточной мере, воспроизведенная по дешевой полиграфической технологии.
Какие еще нужны доказательства?
Прежде всего фотография лучшего качества, более четкая, чем в газете. Необходим качественный отпечаток, который она могла бы смело сопоставить с безусловно четким снимком, сделанным ею у грота.
И еще одно. Надо получить неопровержимое свидетельство того, что имя Толли – выдуманное, что оно на деле не принадлежит ему и является такой же маскировкой, как и накладные усы. Если удастся доказать, что Толли на самом деле никакой не Толли, и раздобыть более достоверную фотографию Тиханова, которая подтвердила бы, что у грота находился именно он, то сомнений больше не останется. И она сможет разоблачить того, кто всеми силами хотел бы избежать разоблачения. Это был бы действительно крупный улов, крупнейший за всю ее молодую жизнь.
Но сначала – улики.
Жизель стала обдумывать следующий шаг, вернее, два шага, которые ей предстоит предпринять. Ей хватило нескольких секунд, чтобы понять, что именно нужно сделать.
Первое – более надежная фотография министра Тиханова. Как только у нее будет это свидетельство, можно переходить ко второму этапу. А первый этап – получение более качественного снимка – невозможен без помощи со стороны. По всей видимости, со стороны какого-нибудь фотоагентства или отдела фотохроники какой-то газеты. С этим возникали проблемы. Никакого фотоагентства в Лурде не было и в помине, а местная газета была слишком мала и провинциальна, чтобы иметь в своем досье раздел с портретами советского министра иностранных дел. Такую папку может вести только газета в каком-нибудь крупном городе вроде Марселя, Лиона или Парижа. Вот если бы удалось связаться с одной из таких газет… И ее тут же осенило, как это можно организовать.
С этим ей поможет закадычная подруга – Мишель Демайо, начальница пресс-бюро святилища.
Жизель посмотрела на часы. Времени сбегать в пресс-отдел и поболтать с Мишель уже не оставалось. Тогда бы она точно не успела в город к началу тура. Но кто сказал, что нужна личная встреча с подругой? Достаточно поговорить по телефону. Решительно отодвинув в сторону тарелку с недоеденным салатом, Жизель побежала в гостиную и отыскала красно-белый телефонный справочник, озаглавленный «Верхние Пиренеи». Эта книга содержала телефонные номера Лурда и Тарба. Найдя там телефон пресс-бюро святилища, девушка подсела к аппарату и набрала номер.