Текст книги "Чудо"

Автор книги: Ирвин Уоллес

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 32 страниц)

10

СРЕДА, 17 АВГУСТА

Без десяти девять утра Мишель Демайо из пресс-бюро святилища деловито шла по площади Четок к Медицинскому бюро. За нею следовали прибывшие в город накануне вечером доктор Поль Клейнберг и его надежная помощница, сестра Эстер Левинсон.

Для Клейнберга это была первая возможность увидеть Лурд при свете дня. Несмотря на обилие церковных скульптур, присутствие инвалидов в колясках и на носилках, а также собственное предубеждение по поводу святыни, приходилось признать, что в солнечный летний день над площадкой, предназначенной для проведения торжественных церемоний, витал пасторальный дух умиротворения и безмятежности.

Доктор Клейнберг и медсестра едва успели на последний рейс авиакомпании «Эр Интер», отбывавший из Парижа, и, когда сходили с самолета в Лурде, там уже царила ночная тьма. Пресс-дама приехала встречать их на машине. Во время короткой поездки до гостиницы Клейнберг из-за крайней усталости даже не удосужился взглянуть на Лурд сквозь автомобильное стекло. Ведь накануне он примчался в аэропорт Орли прямиком из своего парижского офиса, а потом долго летел до этого городка в Пиренеях. В отеле «Астория» на бульваре Грота для них сняли две скромные комнатушки. Позвонив жене Алисе в Нейи, чтобы сообщить ей и мальчикам о своем благополучном прибытии и оставить им телефон, по которому ему можно дозвониться, доктор рухнул в постель и проспал без перерыва девять часов.

Теперь, во время пешей прогулки, Клейнберг заметил, насколько скованно держится его ассистентка. Ему было известно, что родом она из Германии и в детстве рано лишилась родителей, которые во времена нацизма попали в газовую камеру и крематорий. Потому ей было очень нелегко иметь дело с любыми проявлениями фанатизма – политического или религиозного. У самого Клейнберга таких проблем не было. Его родители переехали из Вены в Париж задолго до прихода Гитлера к власти и получили французское гражданство. Он же был рожден французом и, хотя постоянно ощущал приглушенный антисемитский фон, исходящий со стороны определенного меньшинства, не чувствовал себя во Франции чужаком. Это была его страна, его родина. Французская культура была для него открыта во всем своем богатстве, но знакомство с католическими святынями в Лурде вряд ли можно было назвать близким. Ему доводилось время от времени читать в газетах й журналах о Бернадетте, о чудесных явлениях и о гроте. Некоторый интерес вызывали и сообщения об исцелениях, связываемых с Лурдом.

Помимо подобных отрывочных сведений единственным источником данных о святом городке были три книги, имевшие то или иное отношение к доктору Алексису Каррелю [25]25
  Каррель Алексис (1873-1944) – французский хирург и биолог, удостоенный в 1912 году Нобелевской премии по физиологии и медицине.


[Закрыть]. Одна из них была посвящена ему, а две другие написаны им. Причем в каждой говорилось о поездке этого выдающегося врача в Лурд в 1903 году. Клейнберг приобрел и прочел каррелевские книги, после того как получил приглашение вступить в Международный медицинский комитет Лурда, который должен был собраться в Париже на заседание, чтобы изучить и удостоверить так называемое чудесное исцеление одной англичанки, миссис Эдит Мур, от саркомы.

Клейнберг ничем не мог помочь комитету, поскольку у него заранее было запланировано участие в другом медицинском форуме в Лондоне. Но стоило ему вернуться в Париж, как «лурдовцы» вновь вышли с ним на связь.

Члены Международного комитета склонялись к тому, чтобы признать за случаем миссис Мур статус чуда, но решили воздержаться от окончательного решения, пока не получат заключение от признанного специалиста по саркоме. Клейнберг считался одним из двух наиболее авторитетных медиков во Франции, занимающихся лечением злокачественных опухолей. Другой специалист, доктор Морис Дюваль, которого Клейнберг хорошо знал и уважал, был слишком занят экспериментальными исследованиями, чтобы участвовать в экспертизе. Таким образом, Клейнберг оставался единственным консультантом, от которого зависел окончательный вердикт. Ему крайне не хотелось иметь какое-то отношение к делам религиозного характера. Однако, узнав, что в Лурде однажды побывал с целью расследования сам доктор Алексис Каррель, Клейнберг посмотрел на поступившее ему предложение иными глазами. Еще будучи студентом Медицинской школы Кошена при Парижском университете, он преклонялся перед доктором Каррелем, его трудами и биографией. Выдающийся ученый вроде бы воздерживался от категоричных суждений по поводу Лурда и провел там некоторое время. Перечитав Карреля, Клейнберг убедился, что воспоминания студенческой молодости его не подводят. Великий Каррель отнесся к феномену Лурда со всей серьезностью.

Так Поль Клейнберг принял предложение Медицинского комитета и отправился в Лурд, чтобы расследовать случай сверхъестественного исцеления женщины по имени Эдит Мур.

– Вот мы и на месте,– услышал он голос мадемуазель Демайо.

Куда они попали? Клейнберг остановился и огляделся, чтобы лучше сориентироваться. Они стояли на тротуаре, перейдя на другую сторону площади Четок. А прямо перед ними находились двойные двери здания, сложенного из крупных, грубо отесанных каменных блоков. Над входом висела табличка, где белыми буквами на синем фоне было выведено: «МЕДИЦИНСКОЕ БЮРО / СЕКРЕТАРИАТ».

– Пройдемте внутрь,– пригласила их представительница пресс-отдела.– Я представлю вас руководителю Медицинского бюро доктору Берье, и вы останетесь тут с ним побеседовать.

Клейнберг и Эстер послушно пошли за мадемуазель Демайо и попали в просторную приемную с двумя дверями по правой стороне. Пресс-дама махнула рукой в сторону второй двери:

– Позвольте, я доложу о вашем прибытии секретарю доктора Берье.

Она скрылась за дверью, и гости получили возможность немного освоиться в незнакомой обстановке. Стены приемной напоминали экспозицию музея медицины. Бросив беглый взгляд на расставленные и развешанные экспонаты, Эстер села на краешек дивана и, поджав губы, потупила взгляд. Клейнберг проявил к «выставке» больше интереса. Он начал расхаживать по приемной, изучая диковинные вещи.

Ближайший крупный экспонат представлял собой деревянный ящик со стеклянной крышкой, на которой сверху значилось: «Де Руддер». Внутри ящика находились два отлитых из меди слепка кости мужской ноги. Одна копия демонстрировала серьезный перелом большой берцовой кости. Другая показывала ту же ногу после полного выздоровления. Клейнберг внимательно прочел пояснение. Пьер де Руддер, житель бельгийского городка Яббеке, в 1867 году в результате падения с дерева получил перелом нижней части берцовой кости левой ноги. Разрыв между обломками на месте перелома составил три сантиметра, а потому нога никак не срасталась. Целых восемь лет де Руддер хромал. Однако после посещения копии Лурдского грота в Бельгии он необъяснимым образом исцелился. Сломанная кость полностью срослась. После кончины де Руддера, двадцать три года спустя, три врача произвели вскрытие и установили, что трехсантиметровый разрыв действительно закрылся. «Сломанные концы кости хорошо прилегли друг к другу,– гласило пояснение.– Кость сохраняет явные следы перелома, но совершенно не укорочена». Случай де Руддера был объявлен восьмым официальным чудесным исцелением в 1908 году.

Клейнберг наморщил нос и увидел собственную гримасу в стеклянной крышке ящика. Это была совершенно непроизвольная реакция. Он отметил про себя, что на его лице отразилось скорее удивление, чем сомнение.

Провожатая что-то задерживалась за дверью, а потому Клейнберг продолжил экскурсию. На трех стенах висели фотографии и печатные тексты в рамочках, повествующие о большинстве официально признанных случаев чудесного исцеления инвалидов, ищущих помощи у святого места. Самый ранний такой случай был датирован 1858 годом. А иллюстрацией последнего по времени случая служила застекленная фотография Сержа Перрена, который страдал «хроническим параличом половины тела, осложненным поражениями глаз в связи с недостаточностью мозгового кровообращения». В 1970 году, в возрасте сорока одного года, он сверхъестественным образом полностью выздоровел, и в 1978 году его исцеление официально было признано чудесным. Клейнберг знал, что с тех пор был отмечен целый ряд других подобных исцелений, но у Медицинского бюро, по всей видимости, просто не хватало времени вывесить на стену все свидетельства.

Услышав свое имя, Клейнберг развернулся на месте. К нему приближалась пресс-дама.

– Доктор Клейнберг, похоже, доктор Берье чуть-чуть запаздывает. У него сейчас другая встреча. Я позвонила ему, и он обещал быть минут через десять – пятнадцать. Просит у вас прощения.

– Ничего страшного,– ответил Клейнберг.

– Может быть, вам удобнее подождать в его личном кабинете? А мадам Левинсон я провожу в смотровую и рентгеновский кабинет. Там и встретитесь после вашей беседы. Извините, но сейчас я должна покинуть вас.

– Благодарю вас, мадемуазель Демайо.

Она проводила его в кабинет доктора Берье и тут же вышла. Оставшись один, Клейнберг поставил свой саквояж с медицинскими принадлежностями и снова попытался внутренне собраться. Кабинет доктора Берье удивлял крохотными размерами и спартанской обстановкой. Это было помещение площадью примерно в шесть квадратных метров, со столом и стулом в центре. Там же стояли еще два стула для посетителей и набитый книгами шкаф. Все аккуратненько, никакого беспорядка. Заметив зеркало, Клейнберг посмотрелся в него, чтобы убедиться, что выглядит перед встречей достаточно презентабельно. Он недовольно нахмурился, разглядывая редеющие волосы каштанового цвета и небольшой нос крючком. Соседство с впалыми щеками делало нос еще более крючковатым. Мешки под глазами были заработаны честным трудом, так что с этим все было в порядке. А острый подбородок и в сорок один год оставался острым – второго не было. Доктор поправил узел на вязаном галстуке, расправил узкие плечи и пришел к выводу, что лучше, чем сейчас, выглядеть ему все равно не удастся.

Сев на стул в ожидании припозднившегося хозяина кабинета, он отчего-то почувствовал беспокойство, которого у него не было на улице. Причиной этого стали экспонаты в приемной. Именно они вывели его из равновесия. Все эти чудеса, столь ненаучные и чуждые его натуре… Невольно возникал вопрос, как справляются с этим такие личности, как доктор Алексис Каррель.

Доктор Каррель навлек на себя суровую критику ученого сообщества, поскольку удостоил внимания какой-то религиозный центр, претендующий на чудотворные качества, а также признался в том, что он, возможно, сам стал свидетелем чуда. Коллеги Карреля по научному сообществу, которые некогда уважали его как видного представителя медицинского факультета Лионского университета, ополчились на него за то, что он поставил свой авторитет на службу Лурду, посетив этот городок, и всерьез отнесся к имевшим там место необъяснимым исцелениям. В общем, собратья по науке заклеймили Карреля как «легковерного святошу».

Защищая свой интерес к так называемым чудесам, доктор Каррель оправдывался перед прессой: «Эти экстраординарные явления представляют огромный интерес с точки зрения как биологии, так и религии. Таким образом, любую кампанию против чудес в Лурде я расцениваю как необоснованную и направленную против прогресса в одном из важнейших аспектов медицинской науки».

Перечитывая сведения обо всех этих противоречиях много лет спустя, Клейнберг начал понимать, что Каррель не мог составить однозначного мнения об исцелениях в Лурде, а потому вызвал у священнослужителей не меньший гнев, чем у научного сообщества. К примеру, Каррель был недоволен работой Медицинского бюро: «На столе при осмотрах лежат четки, а не медицинские инструменты». В той же мере ему не нравился один из предшественников доктора Берье – доктор Буассари, который публиковал бестселлеры, где описывал собственные расследования исцелений. «Он написал эти работы так, будто является священником, а не врачом,– сетовал Каррель,– и занимается не столько научными наблюдениями, сколько благочестивыми рассуждениями. Строгий анализ и точные выводы оказались для него излишним трудом».

Но неожиданное, если не сказать чудесное, излечение французской девочки Мари Байи вынудило его забыть о большинстве скептических оговорок. Каррель попытался отстоять увиденное перед научными кругами: «Во избежание шока как у верующих, так и неверующих не станем обсуждать вопрос веры. Ограничимся лишь признанием того, что не имеет особого значения, страдала ли Бернадетта истерией, сочинила ли миф или просто сошла с ума… Единственное, что действительно стоит сделать, так это взглянуть на факты. Они поддаются научному исследованию и существуют в области, выходящей далеко за пределы метафизической интерпретации… Естественно, наука должна непрерывно оставаться начеку в отношении шарлатанства и легковерия. Но долг науки заключается и в том, чтобы не отрицать факты лишь потому, что они кажутся сверхъестественными, или потому, что им невозможно дать научное объяснение».

Эти слова принадлежали человеку, который стал поистине гигантом в Рокфеллеровском институте медицинских исследований, получил в 1912 году Нобелевскую премию за сшивание кровеносных сосудов и экспериментировал в 1935 году с искусственным сердцем, сконструированным Чарлзом Линдбергом [26]26
  ЛиндбергЧарлзОгастес(1902-1974) – знаменитый американский летчик, в одиночку пересекший в 1927 году Атлантику. Совместное Алексисом Каррелем сконструировал «перфузионную помпу» – искусственное сердце.


[Закрыть].

Сидя в тиши кабинета доктора Берье, Клейнберг закрыл глаза. «Не отрицать факты лишь потому, что они кажутся сверхъестественными». Что ж, неплохо сказал доктор Каррель. Клейнбергу сразу полегчало. Его стали меньше волновать чудеса, выставленные напоказ в приемной, а также собственное присутствие в месте, которое облюбовала для себя Дева Мария и где ему предстояло удостоверить факт чудесного исцеления Эдит Мур.

Клейнберг увидел, как поворачивается дверная ручка, и тут же вскочил со стула. В кабинет с озабоченным видом ввалился пожилой мужчина с квадратной фигурой.

– Доктор Клейнберг? – осведомился мужчина, одновременно стискивая ему руку.– Я доктор Берье, рад видеть вас у себя. Прошу прощения за опоздание, но бюрократические штучки иногда отнимают больше времени, чем медицина.

– Не стоит извинений,– как можно дружелюбнее произнес доктор Клейнберг.– Мне доставляет истинное удовольствие побывать здесь у вас.

– Вы садитесь, садитесь, пожалуйста,– предложил доктор Берье.

Он подошел к своему столу и принялся стоя изучать оставленные записки.

Клейнберг снова сел и подождал, пока глава Медицинского бюро прочитает свои бумажки, отодвинет их на край стола и опустится на крутящийся стульчик.

– Рад, что вы все-таки выбрались к нам,– проговорил доктор Берье,– при вашей-то занятости.

– Да и для меня это удовольствие, как я уже говорил.

– Вы в Лурде впервые?

– Боюсь, что да.

– Что ж, сегодняшний осмотр госпожи Мур не должен занять слишком много времени, так что у вас будет возможность посмотреть здешние места. Вы вообще что-нибудь знаете о Лурде?

– Очень немного, на обывательском уровне,– заскромничал Клейнберг.– Прочитал несколько статей. Ну и конечно, отчет Международного комитета по истории болезни миссис Мур. Читал также мемуары доктора Алексиса Карреля, который описал свой визит сюда.

– А-а, бедный Каррель,– выдавил доктор Берье с принужденной улыбкой.– Уехав отсюда, он до конца своей жизни колебался между верой и неверием относительно того, что увидел здесь.

– Не столь уж удивительно для деятеля науки.

– А вот для меня сочетать религию и науку никогда не было проблемой, – заявил Берье. – И у Пастера с этим проблем не было. И у Эйнштейна. Кстати,– он аккуратно сложил руки на письменном столе,– поскольку у нас есть время до прихода госпожи Мур, я чуть-чуть злоупотреблю вашим терпением и расскажу, как мы тут работаем. В медицинском, то есть научном плане. Чтобы вы свободнее себя чувствовали.

– С удовольствием послушаю.

– Сначала основные сведения о процессе, в котором вы принимаете участие,– о процессе удостоверения фактов исцеления,– начал доктор Берье.– Вы знакомы с этим процессом?

– Лишь в общих чертах,– ответил Клейнберг.– Было бы интересно расширить познания.

– Вот и прекрасно. Тогда – коротко о том, почему мы пригласили вас ознакомиться с Эдит Мур и ее внезапным исцелением.

– Чудесным исцелением,– дружелюбно улыбнулся Клейнберг краешком рта.

Глазки доктора Берье, почти утонувшие в пухлых щеках, впились в гостя. Тон его превратился из дружеского в наставительный:

– Моя работа здесь заключается не в том, чтобы квалифицировать исцеления в Лурде как чудесные. Будучи врачом, я могу расценить такой случай просто как необычный. Это уж церкви решать, имеет ли тут место божественное вмешательство, знак от Господа, так сказать. Наши врачи только свидетельствуют, что тому или иному выздоровлению нет научного объяснения. А наши священнослужители подтверждают, что объяснением может служить акт Всевышнего. Таковы основные правила деятельности нашего Медицинского бюро.

– Понимаю.

– Между прочим, церковь куда скупее на признание чудес, чем врачи. Со времен Бернадетты до наших дней лишь менее семидесяти случаев исцеления были названы церковью воистину чудесными. Наши врачи с большей легкостью объявляют исцеления необычными даже после тщательного обследования. К настоящему времени зарегистрировано примерно пять тысяч случаев выздоровления, которые подпадают под эту категорию. Загадочных исцелений примерно в шестьдесят раз больше, чем чудес. Понимаете? Почему все эти случаи не были признаны чудом, я сказать не берусь. У священства свои стандарты. С тысяча восемьсот пятьдесят восьмого года в Лурд приезжают многие миллионы людей. Но большинство из них – это паломники, ищущие душевного успокоения, или туристы, стремящиеся удовлетворить свое любопытство. Настоящих инвалидов явное меньшинство. Существует статистика: на каждые пятьсот приезжающих пациентов приходится одно исцеление. А чудеса случаются еще реже: одно на тридцать тысяч больных, которые лично являются сюда.

Слушая его, Клейнберг осознал, что голос доктора Берье постепенно стал монотонным, потерял эмоциональную окраску. Как видно, эта лекция читалась далеко не в первый раз.

– Перейдем к критериям исцеления,– продолжил лектор.– Заболевание должно быть серьезным, неизбежным, неизлечимым. Оно также должно быть органическим, а не функциональным. Органическое заболевание подразумевает поражение на органическом уровне, в то время как функциональное…

Доктор Клейнберг, которого эта манера начала понемногу раздражать, решил, что пора прервать лекцию. С ним разговаривали не как с коллегой-медиком, а как с человеком с улицы.

– Я знаком с вашими критериями, доктор,– подал он голос.

Преграда, выросшая на пути словесного потока, вызвала у доктора Берье некоторое замешательство. Он даже начал слегка заикаться:

– Ах, да-да, конечно… Ну как же… В общем… У госпожи Мур саркома бедра – это, естественно, органическое заболевание. А излечение – полное. Предыдущий такой случай был отмечен у нас в тысяча девятьсот шестьдесят третьем году. У меня нет сомнений – и вы, как специалист в этой области, определенно со мной согласитесь,– что в будущем, по мере развития медицины, такой вид саркомы будет чаще поддаваться излечению.

Клейнберг кивнул:

– На этом пути уже есть немалые успехи. Доктор Дюваль в Париже провел успешные эксперименты по купированию и излечению саркомы у животных.

– Вот-вот, доктор Клейнберг. Когда-то медицина была бессильна против туберкулеза. Но сегодня есть надежные средства его лечения. Вот вам пример серьезного заболевания, в борьбе с которым людям уже в меньшей степени приходится уповать на чудесные свойства нашей пещеры. И все же наука сегодня находится на таком уровне, что многие больные по-прежнему ищут спасения в гроте, в молитве, в воде. Эдит Мур, страдавшая от саркомы бедра, была одной из таких больных.– Берье на секунду умолк.– Вы знаете, как она излечилась после принятия целебной ванны в свой второй приезд сюда? Исцеление было мгновенным и подтверждено шестнадцатью врачами как в Лондоне, так и Париже.

– Знаю.

– Позвольте, я опишу вам весь процесс. Рассмотрение дела начинается здесь, в Медицинском бюро. Правда, поначалу никакого бюро не было. Был только доктор Дозу, которому помогал сортировать утверждения об исцелениях профессор Верже из Монпелье. Отобрано было двенадцать случаев. Семь из них каноническая комиссия под председательством епископа Лоранса объявила в тысяча восемьсот шестьдесят втором году случаями исцеления, которые можно приписать божественным силам. Слово «чудо» при описании подобных случаев было тогда не в ходу. После, когда в Лурд начало приезжать все больше народу, а от больных поступать все больше сообщений об исцелениях, стало очевидно,

что с этим надо что-то делать. Поселившийся здесь доктор Сен-Маклу создал центр приема с привлечением приезжих врачей, чтобы вместе с ними исследовать свидетельства исцелений. Случилось это в тысяча восемьсот семьдесят четвертом году, центр назвали Управлением медицинских освидетельствований. Со временем Управление освидетельствований разрослось, превратившись в нынешнее Медицинское бюро. Вскоре после тысяча девятьсот сорок седьмого года был создан Международный медицинский комитет, куда вас и пригласили в нынешнем году.

– Значит, последнее слово остается за Международным медицинским комитетом?

– С медицинской точки зрения, да. Процесс идет следующим образом: наше Медицинское бюро в Лурде подтверждает факт излечения и передает досье в Международный медицинский комитет. В него входят примерно тридцать членов. Это медики из десяти разных стран, причем все назначены епископом Тарбским и Лурдским. Раз в году они собираются на однодневную встречу, как это произошло недавно. На последней встрече было представлено досье Эдит Мур. Входящие в комитет врачи провели исчерпывающую дискуссию, завершившуюся голосованием. Приняли решение «за», для которого, как правило, требуется большинство в две трети голосов. Затем досье вернули епископу Тарбскому и Лурдскому. А поскольку госпожа Мур принадлежит к приходу в Лондоне, документы были переправлены архиепископу Лондонскому. Тот, в свою очередь, назначил каноническую комиссию, чтобы вынести суждение, можно ли отнести исцеление госпожи Мур к чудесным. Как вы знаете, такой вывод был подтвержден на всех уровнях…

– Да, знаю.

– … но официального заявления на этот счет не было, поскольку на заседании Международного комитета не присутствовал специалист по саркоме. Хотели пригласить вас, но вы были в отъезде. Приглашали и доктора Дюваля, однако он был занят своими экспериментами. Таким образом, Международный комитет вынес положительный вердикт условно, с тем предположением, что это решение подтвердите вы. Чтобы не созывать заседание повторно, было решено, что вы приедете в Лурд и лично осмотрите госпожу Мур. После этого можно будет сделать официальное объявление.

– Ну так вот я, перед вами. Готов взяться за дело, засучив рукава.

Доктор Берье взглянул на белые часы на своем столе.

– Я назначил Эдит Мур встречу с вами. Она должна быть здесь, в смотровой, примерно через полчаса.– Он поднялся со стула.– Знаю, вы уже изучили отчет о ее случае, но это всего лишь обобщение, а потому не исключаю, что вам захочется ознакомиться с диагнозом, поставленным в отдельности каждым из врачей, участвовавших в обследовании.

– Это в самом деле было бы интересно,– поднялся следом за ним Клейнберг.

Доктор Берье подошел к шкафу и вынул оттуда несколько желтых бумажных папок.

– Я отведу вас в смотровую и оставлю вам все это. У вас будет достаточно времени, чтобы пролистать заключения до прибытия пациентки.

Клейнберг вышел из кабинета и последовал за доктором Берье в смотровую. В этом помещении, лишенном всяких излишеств, в промежутке между кожаной кушеткой для осмотров и застекленным деревянным шкафчиком с медицинскими инструментами, стоящим у стены, примостилась на стуле Эстер Левинсон, которая от нечего делать просматривала какой-то французский журнал. При их появлении она вскочила на ноги, и Клейнберг представил свою медсестру руководителю Медицинского бюро.

Лишь после этого доктор Берье передал Клейнбергу пачку папок со словами:

– Вот, читайте на здоровье. Дайте мне знать, как только придете к определенному выводу.

– Непременно.

Взявшись за дверную ручку, Берье как будто заколебался и обернулся. Он пристально посмотрел на папки в руке Клейнберга, а потом перевел взгляд на него самого и неловко закашлялся.

– Надеюсь, вы понимаете важность этого дела, доктор. Отец Рулан, который представляет здесь, в Лурде, епископа и сам Ватикан, считает, что объявление о чудесном исцелении госпожи Мур было бы очень ценным в это волнующее Время Новоявления. Подтверждение свершившегося чуда стало бы великолепным подарком к возвращению Пресвятой Девы. Таким образом,– снова запнулся он, – э-э-э… я верю, что вы подойдете к этим отчетам, которые сейчас держите в руке, достаточно открыто, без предвзятости и составите суждение, основываясь исключительно на их научной ценности.

Брови Клейнберга удивленно поползли вверх.

– А на чем же еще, по-вашему, я могу основываться? И тут Берье, не моргнув глазом, выдал:

– Как бы это сказать… Мы имеем дело с явлением, которое моя церковь рассматривает как чудесное исцеление. А я знаю, причем знаю наверняка, что люди ваших убеждений не очень-то верят в чудеса. Тем не менее я уверен, что против фактов вы не пойдете.

С этими словами он вышел из кабинета, плотно закрыв за собой дверь.

Доктор Клейнберг с потемневшим от гнева лицом злобно уставился на захлопнувшуюся дверь.

– «Люди ваших убеждений»,– передразнил он собеседника.– Вы слышали, Эстер?

Обернувшись, Клейнберг заметил, что ее лицо залила краска негодования.

– Слышала,– сказала она.– Возможно, вам стоило сказать ему, что один человек ваших убеждений тоже приложил руку к нескольким чудесам. И звали его Моисей.

– Бог с ним. Кого волнует мнение узколобой деревенщины вроде Берье? Давайте-ка лучше просмотрим эти отчеты, выясним, что тут произошло с нашей госпожой Мур, и выберемся отсюда как можно скорее.

Несколько минут спустя, немного остыв, Клейнберг попытался отчасти извинить Берье, памятуя о том, что сам доктор Алексис Каррель, хотя и не был оголтелым расистом, с симпатией относился к бредням о замечательных качествах арийских народов и идеям расового превосходства.

* * *

Минуло полтора часа, а доктор Клейнберг по-прежнему сидел в смотровой, заново изучая медицинские записи о состоянии миссис Мур до и после исцеления, в то время как в соседнем кабинете сама миссис Мур завершала новую серию обследований и рентгеновских снимков.

Клейнберг забыл обо всем на свете, погрузившись в изучение диагностических заключений об остеосаркоме, поразившей у миссис Мур левую подвздошную кость. Все тщательнейшим образом было отражено на бесчисленных микрофотографиях, рентгеновских снимках, в анализах крови и биопсиях. Вот она, жестокая саркома,– и вдруг ее нет. Полное исчезновение инфильтрата костного мозга и восстановление элементов костной ткани.

Это было просто поразительно. За все годы практики Клейнберг еще не видел подобного случая самоизлечения.

Это было подлинным чудом – даже для человека его убеждений.

Он отложил материалы в сторону, искренне порадовавшись за добропорядочную и скучную английскую леди. Что ж, дело, можно сказать, в шляпе. Осталось только провести заключительный осмотр и последнее рентгеновское обследование. Тогда можно будет считать миссию выполненной. Он сможет подтвердить доктору Берье и священнику, которого зовут отец Рулан, что Бог действительно на их стороне и они вправе со всей помпой объявить об этом чуде на весь мир. Не стоит сомневаться, что подобная реклама вкупе с предполагаемым возвращением Девы Марии поможет им в следующем году привлечь в Лурд не пять миллионов верующих, а по меньшей мере шесть-семь.

Дверь открылась, и Клейнберг встал из-за стола. В комнату вошла миссис Мур, застегивая на ходу ремень на поясе юбки.

– Ну вот, все позади, и вы наверняка этому рады,– произнес он, не зная, что еще можно сказать человеку, которому повезло испытать чудесное исцеление.

– И в самом деле, приятно, что все уже в прошлом,– счастливо вздохнула она. На ее невыразительном лице играл румянец, и видно было, что ее душу обуревают эмоции.– Мисс Левинсон просила сказать вам, что рентгеновские снимки будут готовы минут через пять – десять.

– Прекрасно. Я взгляну на них, доложу о результатах доктору Берье и подготовлю заключительный отчет. Вам не придется долго ждать. Уверен, что Медицинское бюро свяжется с вами скорейшим образом. Благодарю вас за ваше терпение, миссис Мур. Больше мы не причиним вам неудобств.

Она сняла с вешалки свой летний пиджак.

– Это я вам благодарна, поверьте. Спасибо вам за все. До свидания, доктор Клейнберг.

Эстер Левинсон принесла свежие рентгеновские снимки, включила свет на смотровом настенном экране и прикрепила к нему все четыре снимка. Клейнберг поднялся с места и наметанным взглядом впился в негативы, в то время как Эстер встала за его спиной в ожидании слов одобрения.

– Мм, вот этот,– ткнул Клейнберг пальцем в третий снимок,– получился неважно. Нечеткий, размытый какой-то. Наверное, пошевелилась в этот момент.

– Она была неподвижна, как статуя,– возразила Эстер.– Ведь она стала профессионалом в этом деле. Ей, наверное, уже миллион раз приходилось проходить рентгеновское обследование. Госпожа Мур находилась в правильной позиции и за все время ни разу не шевельнулась.

– Ну, не знаю,– пробормотал Клейнберг.– Знаете что, уберите-ка все снимки, кроме вот этого, плохого. А рядом с ним повесьте два из более ранних, на которых есть эта часть подвздошной кости после излечения. Вы найдете их в папках с датами.

Пока сестра рылась в папках, Клейнберг продолжал изучать новые снимки. Подошла Эстер и, сняв три негатива, заменила их аналогичными, но сделанными ранее.

Закончив, она отошла в сторону, и Клейнберг уткнулся носом в освещенную рентгеновскую пленку. Изучая снимки, он не проронил ни слова, лишь несколько раз поцокал языком.

Наконец доктор выпрямился и произнес:

– Я уверен, что все в порядке. И все же хотелось бы получше разглядеть картину именно под этим углом. Возможно, я излишне педантичен, но, когда имеешь дело с так называемым чудом, появляется желание поближе ознакомиться с чудесными результатами.

– Мы можем снять ее еще раз, если вам так хочется.

Клейнберг кивнул:

– Именно этого мне хочется, Эстер. Чтобы больше ни к чему нельзя было придраться. Сделаем хороший снимок и тогда с легкой душой провозгласим нашу пациентку чудо-женщиной. Значит, так: отправляйтесь к секретарше доктора Берье. Она знает, где разыскать пациентку. Пусть позвонит миссис Мур и назначит ей еще одно рентгеновское обследование на два часа дня. Хорошо?