Текст книги "Эвтаназия"

Автор книги: Ирина Шанина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 24 страниц)

Глава 43

Вы когда-нибудь сидели рядом с любимым мужчиной, приставив к его животу пистолет? С мужчиной, который вас бросил, но все же периодически возвращается обратно. Такая периодичность дарит большинству женщин надежду, что, может быть, настанет день, и он вернется навсегда. Аргумент в виде пистолета, приставленный к его животу, несмотря на внешнюю убедительность, сводит вероятность возвращения любимого мужчины в ваши объятия практически к нулю. Мы уже выехали на Симферопольское шоссе и стремительно приближались к Москве. За все время поездки никто не сказал ни слова. Полная тишина (звук работающего двигателя не в счет, тем более что в «мерседесе» его практически не слышно) прерывалась лишь дважды – всякий раз, когда Султан начинал слишком агрессивно когтить спинку кресла, Инга взвизгивала, но тут же вспоминала про пистолет и умолкала.

Появились световые табло; до Москвы осталось не больше шести километров.

– Булат, – позвала я. – А куда мы поедем в городе? Ко мне домой точно нельзя – меня пасет Служба безопасности.

– Тогда нет смысла въезжать в город, – ответил он и резко свернул вправо на первую попавшуюся дорогу. Проехав метров пятьдесят, он остановился на обочине и включил «аварийку».

– А теперь, – произнес он, повернувшись к Вадиму, – расскажи-ка, откуда и куда вы ехали. То есть, куда, мы знаем, а вот зачем вы туда ехали…

Вадим молчал.

– Он ничего вам не скажет, – вступила в разговор Инга, – а когда мы будем проезжать пост ГАИ, вам не поздоровится. Похищение человека – одно из самых серьезных преступлений.

Высказавшись, она победно посмотрела на меня. Не знаю, что вынес из ее слов Булат, но я – я поняла все, что она хотела сообщить между строк Закодированная и совершенно недоступная для мужчин, для женщин подобная информация не представляет секрета и расшифровывается на раз. «Я увела у тебя мужчину, и теперь ты даже под дулом пистолета не заставишь его вернуться. Из этого следует, что я – лучше».

Кто-то когда-то написал научный труд, в котором утверждал, что мужчины склонны выстраивать иерархию в отношениях, а женщины к этому склонности не имеют. Человек впервые высказавший эту крамольную мысль, просто плохо знал женщин. Мы тоже выстраиваем иерархические лестницы, только делаем это гораздо более тонко. Когда подобные разборки ведут мужчины, окружающим понятно, что мальчики меряются… тем самым местом. Когда разборки ведутся среди женщин, со стороны это может выглядеть как мирная беседа двух лучших подруг. Хотя на самом деле это будет вечная вариация на тему «кто на свете всех милее, всех румяней и белее».

Инга не прикидывалась моей лучшей подругой, она угрожала открыто – это был первый слой, который касался меня и Булата. Второй касался только и исключительно меня. Я собрала волю в кулак и как можно более равнодушно ответила:

– Раз так, то я считаю, нет смысла везти в город всех. Кого-то можно оставить в лесу. Того, кто собирается диктовать нам свои правила.

– Ты ненормальная, – убежденно сказал Вадим. – Я всегда подозревал, что ты злая, но только сегодня убедился в этом окончательно.

– Именно поэтому ты все время набиваешься ко мне в гости? – невинно поинтересовалась я. – Чтобы убедиться, как нехорошо я себя веду в постели?

Мой удар попал в цель. Видимо, Вадим не сообщал своей «настоящей любви» о визитах ко мне. Или сообщал, но не вдавался в детали этих визитов.

– Что? – опять завизжала Инга, моментально забыв о своих планах сдать нас ментам. – Ты же мне говорил, что уже полгода ее не видел!

– Врал, – удовлетворенно заметила я, – еще как видел. В разных видах, в одежде и без.

– Тебе не я нужна была, – продолжала обвинять Вадима Инга, – а то, что ты можешь получить с моей помощью…

– О да, – авторитетно подтвердила я. – Если ему что-то от вас нужно, он очень хорошо умеет изображать заинтересованность. Я это сразу поняла. И, в общем, именно на этом я его и подцепила два года назад. Вы просто слишком плохо его знаете. Но я уверена, что со временем вы бы разобрались… «какие розы вам приготовит Гименей».

– Сука, – смачно выругался Вадим.

Я промолчала. Если человек перешел на личности, дальнейший разговор теряет смысл. Общаться в стиле «сам дурак, а еще шляпу / очки надел» я не умею и не люблю. Придя к этому выводу, я сменила тему на менее скользкую, но зато более актуальную:

– Я знаю, где мы можем переждать пару дней, пока я не выясню обстановку.

Мои спутники молча воззрились на меня.

– Надо выпустить Добрыню из багажника…

Булат задумался:

– Невозможно – с тремя мы не справимся.

– Тогда, тогда… – я недобро улыбнулась, – тогда в багажник полезет самый скандальный.

– Психованная… – начал было Вадим.

– А я не тебя имела в виду, – быстро ответила я.

– Что она себе позволяет! – опять завизжала Инга. – И как ты только с ней мог столько времени общаться. Как?

– Регулярно, – ответила я. – И с большим удовольствием.

От этих слов она на время потеряла дар речи, и это было хорошо. Вообще-то, если говорить честно, Инга на самом деле была красавицей. Высокая стройная брюнетка с внешностью кинозвезды эпохи Великого немого. Правда, с появлением звукового кино она растеряла бы свои преимущества – голос подкачал, слишком писклявый, местами переходящий в визгливый. Я воспользовалась долгожданной минутой затишья и скомандовала:

– Всем выйти из машины!

Вадим выскочил очень быстро, видимо, не хотел в третий раз подставлять свое горло. Инга тоже не выпендривалась. У нее вообще стал о-очень задумчивый вид. Оно и понятно – информация, что любовник-то, оказывается, изменял, кого угодно ввергнет в состояние задумчивости.

– Открывай, – скомандовала я.

Добрыня лежал все в той же позе и, казалось, дремал. Я пришла в восхищение – вот умеет он все же быстро адаптироваться к обстоятельствам.

– Он умер? – испуганно спросила Инга.

Добрыня резко открыл глаза – вылитый граф Дракула, лежащий в гробу.

– Нет, дорогая Инга, я еще жив. Наверное, этот факт многих огорчит, но увы…

– Мы поедем к тебе, – сообщила я и, чтобы у него не оставалось сомнений, добавила: – Не к родителям, а в твою новую квартиру, в «Дорогомилово».

– Не боишься? – спросил он. – Меня там охрана хорошо знает…

Он многозначительно замолчал. Ха! Еще неделю назад от такого его молчания я бы точно смутилась и отказалась от задуманного. Но слишком много произошло за эту неделю – с моими хорошими знакомыми, на моих глазах, да и непосредственно со мной.

Человек меняется в течение жизни. Если ты не видел кого-то несколько лет, а потом случайно встретил на улице, не пытайся дважды войти в одну и ту же воду. Перед тобой совсем другой человек, не тот, которого ты помнишь. На эти грабли наступают многие, отчаянно пытаясь возобновить былую дружбу и / или любовь. Это я, собственно, к чему… Да к тому, что за прошедшую неделю произошел в моем характере серьезный перелом. Резко поубавилось нерешительности и застенчивости, зато появились несвойственные мне ранее уверенность и способность быстро принимать решения. Я ощущала в себе эти изменения. Добрыня же о них даже не подозревал, поэтому и обращался ко мне по старинке, как к человеку, чьи слабые места он знает наизусть. Только все мои «ахиллесовы пяты» теперь стали жесткими, как подошвы верблюда. Непробиваемыми.

– А чего тут боятся, – спокойно ответила я. – Криминала я не вижу вообще. Мы к тебе в гости приехали: я, твоя старая знакомая, со своим женихом.

Услышав такую версию, Булат вздрогнул, но промолчал.

– Так это жених? – Добрыня скептически оглядел Булата с ног до головы. – И что, твои родичи его уже видели?

– Пока еще нет, – призналась я. – Вот как раз от тебя и позвоним. А если получится, так прямо там смотрины и устроим.

– Да, конечно, – скривился Добрыня и тут же добавил, чтобы задеть меня: – Твоему жениху, часом, работа не нужна? А то в нашем товариществе есть вакансия – подстригать изгородь.

– Спасибо тебе большое, – почти искренне поблагодарила я. – Если у нас возникнут сложности с трудоустройством, мы обязательно к тебе обратимся.

– Один-один, – подвел итог Добрыня. – Меня выпускают из багажника?

– Да, ты можешь сесть в салон. Твое место займет вот эта барышня… – Я невежливо ткнула пальцем в Ингу.

Добрыня взялся за ручку двери, но в машину не сел, продолжая что-то обдумывать. Наконец он решился:

– Вася, а разве обязательно кого-то загонять в багажник?

Я согласилась, что совсем не обязательно, но есть такое понятие, как прогнозирование рисков. И что наличие трех недружественно настроенных человек против нас двоих сильно повышает риск не доехать до пункта назначения.

– О! – пафосно воскликнул он. – Я думаю, что мне удастся убедить моих спутников не сдавать вас милиции… Или Службе безопасности.

Выражения лиц Вадима и Инги не подтверждали это оптимистичное утверждение. Причем если Вадима еще можно было уговорить (апеллируя хотя бы к нашим прошлым отношениям), то Инга… Ее ненависть уже поднялась до температуры не ниже 451 градуса по Фаренгейту. Первый же пост ГАИ или встреченный милицейский патруль – и от женщины в таком состоянии можно ждать чего угодно.

– Ребята… – Добрыня повернулся к нам спиной; я насторожилась, но ничего не предприняла, а должна была…

Должна была хотя бы сделать пару шагов вперед и посмотреть на его физиономию. Все же теория ежеминутно возникающих перед нами альтернатив имеет право на существование. Если бы я сделала эти два шага, мы бы ни за что не поехали туда, куда поехали. И все в итоге могло закончиться совершенно иначе… Если бы я сделала другой выбор.

Глава 44

Ямолча стояла около машины, наведя пистолет на Добрынину спину. Почему не на Ингу или не на Вадима? Да потому что именно Добрыня был здесь самым главным. И сейчас он уговаривал своих сообщников не сдавать нас с Булатом ментам или эсбэшникам.

Говорил он довольно громко, так что не нужно было напрягать слух.

– Инга, Вадим, – увещевал Добрыня, – ребята, конечно, погорячились, но ведь никто же не пострадал в итоге. В багажнике ехал я, но я готов это забыть. Предлагаю не связываться с официальными властями. Сейчас мы мирно, спокойно, без скандалов (произнося эти слова, он повернул голову в сторону Инги) едем ко мне в «Дорогомилово», дом шесть, квартира два.

Пауза и вопрос:

– Согласны?

К моему удивлению, Инга с Вадимом заметно повеселели.

– Ну хорошо, – капризно сказала «настоящая любовь», а Вадим кивнул в знак согласия.

Мы сели в машину. Булат за рулем, рядом с ним – Добрыня, я и Инга; Вадим сзади. Султана, чтобы не нарушал хрупкий нейтралитет, засунули обратно в котомку, несмотря на его отчаянное сопротивление. Пистолет я убрала за пояс. Добрыня, заметивший это, поинтересовался:

– Не боишься, что себя прострелишь? Что за модель-то?

– Не боюсь. – Я решила последовательно ответить на его вопросы. – Модель хорошая, «пернач» называется.

Он удивился. Видимо, был наслышан об этом оружии.

– Откуда у тебя «пернач»?

– Нашла, – сухо сказала я, дав понять, что эту тему развивать не намерена.

Булат развернул машину, и мы поехали в сторону Симферопольского шоссе. Через десять минут наш «мерседес» уже шуршал колесами в сторону Москвы. Очень скоро появилось первое электронное табло, сообщившее нам, что до МКАД осталось восемь километров. А еще через несколько минут к свету луны и звезд добавились огни большого города. На въезде нас никто не остановил. Дежурный был занят проверкой документов у водителя трейлера с номерами Европейского сообщества.

Я взглянула на часы – половина второго. До рассвета еще далеко. Мы проехали темноватые спальные районы, где ночную тьму рассеивал лишь слабый свет уличных фонарей да редкие огоньки в окнах. Людей на улицах почти не было. Спальные районы сменились центральными, здесь света было побольше – ярко освещенные витрины, гирлянды фонариков на деревьях. На улицах стало оживленнее, появились стайки молодых людей на роликах, мимо нас уже несколько раз проехали группы байкеров.

– Как поедем? – нарушил молчание Булат.

– Я думаю, – ответил Добрыня, – надо ехать по Третьему кольцу, там сразу выезд в центр и направо – на Киевскую. Знаешь дорогу?

– Найду, – ответил Булат.

Через двадцать минут мы вырулили на Студенческую улицу, но не туда, где тупик с плакатом и где на моих глазах погибли два офицера СБ, а с улицы Дунаевского.

– Документы у вас есть какие-нибудь? – повернулся ко мне Добрыня.

С документами было плохо. Мои права остались в «Городе солнца», паспорт вместе с дорожной сумкой валялся на той аллее, где Лиховец пыталась нас задержать, а что касается Булата, то я вообще сомневалась, был ли у него хотя бы вид на жительство.

– Нету документов, – огорченно призналась я.

Добрыня задумался.

– Ладно, пройдем под мою ответственность…

Мы проехали мимо здания Дорогомиловского районного суда, выглядевшего как маленький гнилой клык, чудом затесавшийся среди фарфоровых зубов. Около шлагбаума перед комплексом «Дорогомилово» стоял охранник. Добрыня опустил стекло и поздоровался.

– Здравствуйте, Добрыня Никитич, – уважительно ответил страж ворот, наклонился и, заметив нас, уточнил: – К вам гости?

– Да, Андрей, подруга школьная со своим будущим мужем.

– Документы покажите, – обратился к Булату охранник.

– Андрей, – перебил его Добрыня, – мы сегодня случайно встретились, не виделись лет пять, если не шесть. Конечно, у ребят никаких документов нет. Они же не знали, что сегодня сюда поедут. Давай под мою ответственность.

– Вообще-то так не положено, – засомневался охранник, – но для вас, Добрыня Никитич, сделаем исключение.

Он зашел в будку, шлагбаум медленно пополз вверх, и мы въехали на закрытую для простых смертных территорию элитного поселка.

Дом шесть оказался симпатичным двухэтажным строением. Вход в квартиру номер два украшали две белые колонны с кучерявыми завитушками наверху – то ли коринфский, то ли ионический стиль. Массивные двери из дорогого дерева с неожиданными в нашем климате стеклянными вставками. Я не удержалась:

– И как вся эта красота переносит российские морозы?

Добрыня улыбнулся:

– Нормально. Стекло специальное, закаленное и пуленепробиваемое. Сама дверь металлическая, а это – шпон. Правда, красиво?

Я подумала, хорошо, что моя мама этого ни разу не видела. В противном случае ее матримониальные атаки на меня приняли бы на редкость агрессивный характер.

Добрыня вынул из внутреннего кармана пиджака какую-то карточку, быстро приложил ее к мерцающему индикатору и дернул на себя дверь:

– Добро пожаловать! Идите по лестнице на второй этаж.

Квартира у него была просто шикарная. Пол из незнакомого мне дерева, явно выросшего не в средней полосе России. Сливочного цвета стены, окрашенные с эффектом зеркала, как во дворцах французских королей. Мебели немного, но вся сплошной антиквариат. Неплохо, очень неплохо устроился Добрыня. Я засмотрелась на чудесную вазу, стоящую рядом с камином. Да-да, в гостиной был камин – не имитация, а самый настоящий. Рядом на красивой золотистой подставке лежали аккуратно напиленные дрова. На каминной полке (кажется, это так называется) стояло несколько весьма оригинальных фарфоровых статуэток. Это были не балерины, не собачки, не дамы с букетами цветов, не дети с тележками. Справа, почти у самого края, стояло фарфоровое деревце, на одной из веток которого сидел мужчина с дубинкой в руках. Рядом с деревцем красовался огромный черный кот. Была там и женская фигура – сухонькая старушка со шваброй в руках. Еще там был всадник на коне с копьем в руках – худющий старик, нечто среднее между Дон-Кихотом и тем всадником Апокалипсиса, который изображает Смерть. Крайняя левая статуэтка тоже изображала женщину без особых примет – типичный «городской фарфор» начала XX столетия, когда национализированные заводы стали выпускать ширпотреб. В руках у женщины был зонтик.

Над камином висело большое зеркало в бронзовой раме. Я мельком посмотрелась в него и заметила, что Добрыня с удовольствием наблюдает за мной. Он поймал мой взгляд в зеркале:

– Нравится?

– Очень, – похвалила я. – Это теперь за работу помощника столько платят?

Он улыбнулся:

– Ну да, некоторым платят.

Мы с Булатом сели на большой диван (котомку с Султаном Булат положил к себе на колени), Инга устроилась в кресле. Вадим колебался: у него был выбор – сесть рядом со мной на диван или в кресло. Однако единственное свободное кресло отличалось от того, на котором сидела Инга. Оно было больше – явно любимое кресло хозяина. Сесть в него Вадиму не позволяла субординация. С другой стороны, сесть рядом со мной – неминуемо нарваться на скандал. В итоге он нашел компромиссное решение: сел на ручку Ингиного кресла.

Добрыня тем временем положил в камин несколько поленьев, набросал сверху каких-то бумажек и поджег. Бумажки вспыхнули и, почти мгновенно прогорев, начали затухать, но он подсунул несколько щепочек, огонь перекинулся на них, а потом уже схватились и поленья.

– Что будем пить? – Добрыня явно решил поиграть в приветливого хозяина, владельца фамильного замка.

– Мне как обычно, – подала голос Инга.

– Мне тоже, – эхом подхватил Вадим.

– Спасибо, я ничего не буду. – Это уже я.

– А вы? – Булат покачал головой.

– Хорошо, – подвел итог Добрыня, – Ингочке мартини со льдом, Вадиму стопку водки, я, как обычно, по вискарю… Из твоей, кстати, бутылки, Вася. Спасибо за подарок ко дню рождения.

Добрыня разлил алкоголь по бокалам. Вадим суетливо вскочил и забрал свою и Ингину выпивку. Добрыня сел в кресло, протянул ноги к огню и пригубил виски. Шерлок Холмс и доктор Ватсон в одном лице.

– Итак, – начал он после третьего глотка, – что же ты делала в лесу, Василиса Михайловна? Каким ветром тебя туда занесло?

– Мне кажется, – я сделала ударение на слове «мне», – что это тебя не очень касается.

– Ошибаешься, – перебил меня Добрыня, – касается, и даже очень. Впрочем, с тобой хочет кое-кто поговорить.

– И что этому кое-кому от меня надо? – напряглась я.

– Да есть у него подозрения, что знаешь ты слишком много… Того, чего ты знать не должна бы вообще. И человек этот всего лишь хочет расспросить тебя, что именно ты знаешь и откуда ты это узнала.

Он неожиданно встал, подошел к двери, ведущей куда-то в глубь квартиры, и распахнул ее со словами: «Ну вот и вы наконец».

В комнату вошел высокий худощавый мужчина неопределенного возраста. На нем был очень простой костюм (подобной простоте, как правило, соответствует умопомрачительная цена). Рубашка и галстук явно подбирались специалистом. Мужчины такого типа обычно встречаются в рекламе очень, ну просто очень дорогих товаров для сильной половины человечества.

Мужчина быстро поздоровался, сел в то кресло, с которого только что встал Добрыня, и внимательно посмотрел… на меня.

– Ну вот мы наконец и встретились, Василиса Михайловна.

Я сразу его узнала: меценат Сергей Кош, поклонник комиксов о Бэтмене и спонсор той самой вошедшей в историю постановки балета «Танцы с мышами». Хотя до сегодняшнего вечера он меня ни разу в жизни не видел, Кош, казалось, был даже рад нашей встрече.

Я радовалась гораздо меньше, потому что точно встречала его раньше – вот только где? Кажется, обстоятельства, при которых я его видела, были не из приятных. И уж совершенно точно тогда, в нашу первую встречу, я его не узнала. Потому что он выглядел иначе. Я попыталась вспомнить, но ничего не получилось. Нужно закрыть глаза и сосредоточиться. Но как это сделать, когда все в комнате смотрят на тебя?

– О чем задумались, Василиса Михайловна? – ласково спросил мужчина.

Я плюнула на все и закрыла глаза. Моя замечательная память включилась почти мгновенно. Мужчина на картинке, возникшей перед моим, как любили писать авторы XIX столетия, «мысленным взором», был тот же, что сидел сейчас в кресле напротив меня. Но имелись и некоторые отличия. Так, дорогой пиджак сменился затрапезной курткой, на голове возник смешной заячий треух, брюки с идеально отутюженными стрелками нелепо отвисли на коленях, превратившись в обычные «треники», а на ногах…

Я открыла глаза и бросила взгляд на ноги вновь появившегося действующего лица. Сейчас на нем были надеты классические мужские ботинки черного цвета. Но когда я увидела его в первый раз, он был одет в кроссовки из новомодной коллекции будущего года.

– Что с вами, Василиса Михайловна? – повторил свой вопрос мужчина.

Я собралась с духом и ответила:

– А где ваша собака? Мальчик, кажется, ее зовут.

Мужчина рассмеялся:

– А я надеялся, что вас там все же не было… Или что вы со страха ничего не запомнили. Хотя он (кивок в сторону Добрыни) предупреждал меня, что рассчитывать на вашу забывчивость не стоит.

Мужчина отсмеялся и совершенно серьезно сказал:

– Очень жаль, Василиса Михайловна, что вы не умеете забывать.

Он повернулся к Инге с Вадимом:

– Позвольте мне поговорить с нашей милой гостьей наедине…

Тех как ветром сдуло. Даже замечательная девушка Инга не выразила своего неудовольствия тем, что ее выгоняют. Значит, она тоже работает на этого типа.

В комнате остались только я, Добрыня, Булат и Сергей Кош.

– Вас это тоже касается, – повернулся Кош к Булату.

– Я уйду, если только он уйдет, – буркнул мой, можно сказать, почти друг.

Меценат посмотрел на Добрыню и слегка наклонил голову. Тот пошел к дверям, а Кош опять обратился к Булату:

– Ну вот, видите, я выполнил все ваши условия.

Булат встал, взял котомку с Султаном и нерешительно взглянул на меня.

– Все в порядке, – сказала я. – Если что, я буду кричать.

Когда за ними закрылась дверь, Кош живо повернулся ко мне:

– И как много вам удалось разузнать, Василиса Михайловна?

– Смотря о чем, Сергей… – Тут я поняла, что не знаю его отчества, и замолчала в надежде, что он сам представится, но он не торопился это сделать.

– Ну, расскажите, к примеру, что вас привело на ту забытую дорогу. – Мой собеседник встал, подошел к старинному резному буфету, открыл его и достал бутылку минеральной воды. – Хотите?

– Нет, спасибо…

Он вернулся в кресло, открыл бутылку и сделал большой глоток. Я решила перейти в наступление и задала вопрос, что называется, «в лоб»:

– Марина Савушкина мертва?

Он чуть не поперхнулся:

– Кто?

– Савушкина… Марина… Работала в «Инфоньюс». Моя коллега. Она поехала в этот ваш чертов «Город солнца». Она еще жива или уже нет?

Он поставил бутылку на пол:

– Думаю, что нет. Если вы знаете, сколько времени она там провела, я скажу более точно.

– Недели три…

– Тогда точно мертва, – уверенно перебил он. – Три недели – максимальный срок.

– А Алексей? Его тоже кто-то убил?

– Вы, Василиса Михайловна, я вижу, не понимаете сути вопроса, – начал он. – Откуда в вас это – «убил», «убил». Они же с этой целью туда и ехали. В чем, по-вашему, смысл Центров добровольной эвтаназии? Да в том, дорогая моя Василиса Михайловна, что люди туда идут добровольно. И там им помогают осуществить их последнее желание. Это своего рода последняя услуга.

– Что за бред вы несете? – возмутилась я. – Как вы можете называть ЭТО услугой?

– Ну, идея-то носилась в воздухе давно… – усмехнулся мой собеседник. – Сколько копий сломали, страшно вспомнить. Сначала речь шла о неизлечимых больных, все обкладывалось бумажками и бюрократическими процедурами. Я давно следил за этим процессом. Можно было его подтолкнуть, но я предпочел ждать. От больных перешли к здоровым, но чем-то сильно огорченным. И в конце концов договорились до права человека на добровольную безболезненную и быструю смерть по собственному желанию.

Он взял бутылку и сделал еще пару глотков.

– Самое главное в любом начинании – легализовать его. Вменить государству в обязанность оказывать гражданину необходимую помощь в осуществлении его неотъемлемого права на уход из жизни. Безболезненный, замечу! – Он поднял вверх указательный палец и повторил: – Без-бо-лез-нен-ный! Это важно.

– Вы сумасшедший, – сказала я, совершенно очумев от столь неожиданных откровений.

– Отнюдь. – Он сделал еще глоток. – Я просто слишком давно живу.

– Но как вы могли предлагать людям такое? – Я вспомнила его интервью после премьеры «Танцев с мышами». – Ведь вы поклонник комиксов про Бэтмена. Сами говорили, что это ваш любимый герой.

Он кивнул:

– Все правильно. Я действительно поклонник комиксов про Бэтмена… – Он наклонился ко мне и закончил фразу: – Но я разве когда-нибудь говорил, что мой любимый герой – Бэтмен?

Я задумалась. А ведь он и вправду никогда такого не говорил. Кто же тогда любимый? Меценат, похоже, прочел мою мысль.

– Задумались, кто мой любимый герой?

– Ну да, – созналась я.

– Это совсем нетрудно угадать, Василиса Михайловна. Из нашей беседы вы узнали достаточно, чтобы сделать правильный вывод. Ну представьте, идет у человека сплошь черная полоса в жизни. Без малейшего просвета. Одни пики на руках… И ничего хорошего жизнь не обещает. А я предлагаю ему беспроигрышный вариант. – Он откинулся на спинку кресла. – Эвтаназия – это выход. Это как при плохой карте вытащить джокер…

– Ага, – заметила я, – но это будет последняя игра в твоей жизни.

– Это – выход, – назидательно повторил Кош.

Тут я вспомнила кое-что еще:

– А пенсионный фонд? Он здесь при чем?

– Ах это… – Он вяло махнул рукой. – Обязательным условием предоставления услуги было завещание. Бытовые вопросы – аренда помещения, персонал. Нельзя же было вешать это на бюджет. Так появился фонд. Но руководитель очень быстро зажрался… Люди так несовершенны, Василиса Михайловна, всегда хотят больше, чем имеют. Даже если имеют незаслуженно.

С фондом было все ясно, осталась еще парочка вопросов.

– Журналист Петров – за что его убили?

– Он был неудачником, – пояснил Кош, – но случайно нащупал связь… Сколько тогда пришлось приложить сил, чтобы спустить все на тормозах. Страшно вспомнить, Василиса Михайловна.

– Арденис? – Я вспомнила искореженную машину на Кутузовском проспекте, двух парамедиков и сотрудников СБ.

– О! Арденис – та еще фигура! – В голосе Коша зазвучали нотки восхищения. – Даром что лауреат Нобелевской премии.

Он на мгновение закрыл глаза.

– Вы еще не догадались, с кем имеете дело?

Я покачала головой, хотя было, было во всем произошедшем за последние дни что-то смутно знакомое. Знакомое, но хорошо забытое. И еще была уверенность, что это забытое в реальной жизни никак не могло произойти.

– Не помните, – с сожалением констатировал Кош. – А вы ведь еще из лучших. Умная, эрудированная… Что уж тут говорить об остальных. Все забывается, никто ничего не помнит. Народ теряет свои корни. До чего дошло – слабо верят даже во Второе Пришествие. Или в Апокалипсис. А напрасно. Минимум раз в столетие кто-нибудь из них сюда да наведывается.

Меценат закрыл глаза и наморщил лоб, вспоминая что-то.

– Да, наведываются… К примеру, в этом городе дьявол был с визитом, смешно сказать, меньше ста лет назад. – Он открыл глаза. – В тридцатые годы… Еще не совсем ушло поколение, которое это посещение помнит.

Уже было ясно, что я имею дело с человеком неадекватным. Поэтому лучше попытаться отвлечь его от высоких материй, дабы сильно не возбуждать. Я задала сугубо практический вопрос:

– Служба безопасности работает на вас?

– Не вся, к сожалению, – вздохнул он. – Мои люди сидят в очень высоких кабинетах. Но в соседних кабинетах тоже сидят люди… Не мои. Охоту за вами начал не я. Просто вам не повезло.

Я перебила его:

– Так что насчет Ардениса? Его-то почему?

– Ах да, – спохватился Кош. – Арденис верил в чудеса. Он был великий ученый и понимал, что самое нереальное тоже имеет право на существование. Ну, не последнюю роль сыграло то, что он несколько лет назад женился и у него маленькая дочь. По вечерам он любил читать ей сказки…

Он прервался на минутку, сделал еще глоток, потом подмигнул мне:

– Вы курите, Василиса Михайловна?

– Нет.

– Это хорошо. Я тоже не курю. У нас много общего, вы не находите?

– Не нахожу, – твердо ответила я.

Кош пожал плечами:

– Напрасно, напрасно… Так вот… У любезнейшего господина Ардениса тоже были знакомые в очень высоких кабинетах СБ. Он, знаете ли, время от времени оказывал им маленькие услуги. Помимо чистой науки, наш чудесный господин Арденис занимался… Назовем это прикладной математикой в интересах определенных служб.

Кош замолчал, чтобы проверить, какое впечатление произвели на меня его слова. Видимо, выражение моего лица ему понравилось, и он продолжил:

– Вы ж понимаете, Василиса Михайловна, если человек делает кому-то маленькие одолжения, он вправе попросить об ответной услуге. Вот по просьбе господина Ардениса СБ провела маленькое расследование. Результаты легли к нему на стол. Господин Арденис их обобщил и пришел к парадоксальному заключению. Если бы он его кому-нибудь показал, то скорее всего его объявили бы сумасшедшим и изолировали от общества. К счастью для господина Ардениса, он не успел никому его показать. Потому что погиб.

– А результаты, конечно, оказались у вас? – догадалась я.

– Я вижу, вы начинаете понимать, Василиса Михайловна. Совершенно верно, результаты оказались у меня. И помог мне в этом ваш друг Добрыня. Очень, очень способный… И очень богатый молодой человек. – Тут Кош неожиданно коротко хохотнул: – Ваша мама была совершенно права, когда советовала вам обратить на него внимание.

Я резко прервала его:

– Мы здесь не для того, чтобы обсуждать намерения моей мамы…

– О’кей, – согласился он. – Тогда позвольте спросить вас, дорогая Василиса Михайловна, для чего вы здесь?

Это он меня умыл, конечно. То есть в общих-то чертах я представляла, как мы приедем сюда, обоснуемся в Добрыниной квартире, но вот дальнейшие наши действия продуманы были весьма нечетко. Как вариант, можно было позвонить Косте, обрисовать ему ситуацию и спокойно ждать, когда шеф найдет выход, нажав на все возможные рычаги. Заманчивый вариант. Единственный минус – я не выходила на связь с Костей уже раз, два… почти четыре дня. Наверняка после моего исчезновения его уже не один раз вызывали в Службу безопасности. И если ему сейчас позвонить, этим можно здорово его подставить. Второй вариант, гораздо более сложный для исполнения, – постараться выбить из Добрыни признание. В чем – не так уж и важно. Например, в уже содеянном, в преступных замыслах или в соучастии. Записать это признание и… Все же позвонить Косте. Но в этом случае я уже его не подставляю: можно представить дело так, что я была «на редакционном задании».

Однако ни в первом, ни во втором варианте не фигурировал меценат Кош. А теперь вот он сидит напротив меня, говорит ужасные вещи, а я слушаю как идиотка, но ничего не записываю… Ой, кстати… Я машинально схватилась за шею – не потерялась ли флэшка в форме сердца.

– Что такое, Василиса Михайловна? – мгновенно среагировал Кош. – Что вы там прячете?

– Украшение, – честно ответила я. – Кулон… Дорогой, от Сваровски…