Текст книги "Эвтаназия"
Автор книги: Ирина Шанина
Жанр:
Иронические детективы
сообщить о нарушении
Текущая страница: 19 (всего у книги 24 страниц)
Глава 39
Удивительно, как по-разному воспринимаются одни и те же тексты в детстве и в… ну, скажем, более зрелом возрасте. Например, «проходите» вы в седьмом классе «Евгения Онегина». И выносите из всего романа, названного критиком Белинским «энциклопедией русской жизни», только «мой-дядя-самых-честных-пра-вил-когда-не-в-шутку-занемог…». Потом, лет в двадцать пять, перечитываете и поражаетесь тому, насколько точно показаны человеческие чувства, отношения и переживания: «так люди (первый каюсь я) от делать нечего друзья».
Наверное, те, у кого есть дети, замечают сей феномен, когда начинают читать своим отпрыскам образчики литературного наследия своего народа. У меня детей нет, и в последний раз русские сказки я читала… по-моему, тогда я еще даже в школу не ходила.
Первое, на что я совершенно не обращала внимания в детстве, но что очень резало глаза сейчас, – сказочные герои мужского пола отличались изрядной степенью бестолковости. Или страдали избытком гуманизма. Так, обнаружив в подвале прикованного цепями Кащея Бессмертного, все Иван-царевичи – вместо того чтобы заглянуть в досье Кащея и понять, по какой статье он мотает срок, – по первой же просьбе потенциально опасного преступника мчались за водой, выпив которую Кащей обретал былую силу.
В других сказках Иван-царевичи пытались заполучить в жену какую-нибудь знаменитую красотку. Как правило, либо сама красотка, либо ее папаша имели скверный характер и всем потенциальным женихам (зятьям) давали сложные задания, после невыполнения которых претендентов ждали палач и дыба. Но если со всеми предыдущими женихами такой номер проходил, то на Иван-царевиче невеста с папашей обламывали зубы. И вовсе не потому, что наш Иван был умен, храбр и удачлив. В большинстве сказок главный герой, получив очередное задание из серии «миссия невыполнима», тут же начинал «кручиниться» и даже малодушно помышлял слинять от греха подальше. Так бы и пришлось Ивану холостяковать до конца дней или искать менее затратный экземпляр, если бы не прихватывал он из дома шустрого помощника. Этот помощник все задания лихо выполнял, но, как это часто бывает не только в сказках, награда доставалась не тому, кто сделал, а тому, кто отчитался.
Сказочные женщины – это отдельный разговор. Среди них было много моих тезок, Василис. Поначалу практически все сказочные Василисы имели, как принято говорить, хорошую репутацию, что выражалось в определенных приставках к их именам: Василиса Премудрая, Василиса Прекрасная, Богатырка Василиса…
Но при ближайшем рассмотрении репутация оказывалась незаслуженной. Василисы плохо подбирали персонал, а на ночь, похоже, принимали сильнодействующее снотворное. Иначе как объяснить, что герой совершенно незамеченным пробирался через все кордоны (охрана при этом обычно спала богатырским сном), проникал в спальню очередной Василисы и, воспользовавшись ее беспомощным состоянием, вступал с ней в интимную связь, не используя никаких предохранительных средств. При этом Василисы даже не просыпались. В сказках такого типа визит главного героя оборачивался внеплановой беременностью… Так что, с точки зрения современной женщины, ни большого ума, ни менеджерских талантов в сказочных героинях не наблюдалось.
Зато Баба-Яга, которую мы очень, очень боялись в детстве, представала в сказках не как злой гений, а как неплохой профессионал, четко выполняющий свои должностные обязанности. Собаки в сказках были сплошь верные друзья, а вот коты… От котов были одни неприятности, а хуже всех был Кот Баюн… Я задержалась на странице с иллюстрацией: огромные желтые глаза, черная встопорщенная шерсть. Размерами этот кот был с амурского тигра, не меньше. Бр-р-р!
Неожиданно мне очень захотелось спать. Я взглянула на часы – ого, уже половина третьего. Я запомнила номер страницы, положила книгу на тумбочку и выключила лампу.
Весь следующий день я провела в прогулках по территории и посещениях ресторана. Несколько раз в обеденный зал заглядывала Евдокия. Увидев меня, начинала кривить рожу; мне было плевать, поэтому я в ответ мило улыбалась и махала ей рукой. Она делала вид, что не замечает моих приветствий, и быстро уходила, а у меня всякий раз падала вилка или опрокидывался стакан. Вот такая закономерность. Я даже тихонько посмеялась по этому поводу.
Так прошли два дня. Я дочитала книгу и даже отнесла ее обратно в библиотеку, где еще раз сравнила иллюстрацию со схемой эвакуации при пожаре. Сходство было поразительное.
Девица с ресепшн тихо меня ненавидела. Я в ответ на это не меньше трех раз в день интересовалась, не привезли ли, часом, мои покрышки. И каждый раз, услышав в ответ «Нет, не привезли», громко возмущалась дисциплиной и уровнем сервиса, обязательно добавляя, что «лучше бы я деньги заплатила, чем за бесплатно вот так мучиться». Девица скрипела зубами и мысленно, надо полагать, желала мне проколоть покрышки где-нибудь в лесу, причем ночью. И чтобы рядом никого не было… ну разве что кроме стаи голодных волков. В субботу во второй половине дня мне в номер позвонил Булат.
– Ваши колеса привезли, – официально произнес он, из чего я сделала вывод, что разговор прослушивается.
– Очень хорошо, – раздраженно ответила я. – Надеюсь, их уже поставили?
– Скоро, – пообещал Булат. – Вы подходите к стоянке вместе с вещами.
– Иду, – ответила я и повесила трубку.
Когда я доплелась до стоянки (в правой руке сумка, в левой – контейнер с Султаном, за поясом «пернач»), Булат прикручивал последнее колесо.
– Вот, – он вытер руки тряпочкой, – теперь можно ехать.
– Спасибо.
Я дернула ручку, машина была заперта. Ах да, ключи с документами у охранников. Я поставила контейнер с Султаном на крышу «тойоты» и пошла к будке дежурного.
– Мне, пожалуйста, документы вон от той машины…
Охранник удивленно посмотрел на меня:
– Мы не имеем права вас выпускать. Нужно письменное распоряжение Евдокии Петровны.
– Что за бред! – заорала я, выплескивая в крике свой непонятно откуда появившийся страх. – Немедленно отдайте мне мои ключи и документы на мою машину!
– А машина не ваша, – лениво процедил охранник. – Вы по доверенности, к тому же от руки написанной. Откуда я знаю, может, вы ее угнали. Нет уж, идите к Евдокии Петровне, если она разрешит вас выпустить, выпущу…
– А если не разрешит?
– Не выпущу. – И он широко улыбнулся, как будто сказал что-то очень смешное.
Я вышла, громко хлопнув дверью. Булат ждал меня около машины.
– Что-то не так? – спросил он.
Я порылась в кошельке, вытащила деньги и протянула их ему.
– Что это? – удивился он. – Зачем?
– Затем, что если сейчас охранник за нами наблюдает, то ему будет понятно, почему ты здесь задержался – хотел получить деньги за работу.
Булат кивнул и взял протянутую купюру.
– Они тебя не выпускают, – констатировал он, убирая купюру в карман рубашки.
– Говорят, что нужно разрешение Евдокии Петровны.
– Сколько сейчас времени? – перебил меня Булат.
Я бросила взгляд на запястье:
– Без десяти девять, а что?
– Заход солнца сегодня… – Булат прикрыл глаза и задумался, – …в двадцать один час семь минут. У нас осталось семнадцать минут. Быстро, пошли…
Он взял у меня сумку, я схватила контейнер с Султаном, и мы направились к административному корпусу.
– Мы к Евдокии за разрешением? – решила уточнить я.
– Не будет никакого разрешения, – усмехнулся Булат. – Ты не поняла? Они по ее приказу просто тянут время. Не знаю, что в тебе такое, но чем-то ты для них опасна. По крайней мере, по какой-то причине они не могут убрать тебя, как остальных. А вот сегодня после захода солнца вполне могут попытаться.
– Да что сегодня за день такой особенный?! – взмутилась я. – Ты второй раз уже намекаешь, что сегодня может произойти нечто ужасное. Уж если начал, говори до конца.
– Ты ж почти три дня сказки штудировала, – бросил он на бегу.
– Ага! Только там про праздник Первомая ничего не было, – парировала я.
– Было, – буркнул Булат. – Он просто по-другому назывался. И праздновать его начинают в ночь с тридцатого на первое. Веселый такой праздник… Все танцевать летят на гору.
Заморгали и зажглись фонари – верная примета, что солнце скоро окончательно спрячется за горизонтом.
– Сколько времени? – неожиданно повторил он свой вопрос.
– Без семи минут… – начала было я.
– Надо торопиться, у нас не больше четырнадцати минут.
Я хотела спросить почему, но Булат неожиданно свернул с главной аллеи на боковую. Здесь с освещением было не так хорошо, как на главной, – его попросту не было. Видимо, предполагалось, что после захода солнца сюда никто не будет ходить. Я подняла голову. Где-то высоко в небе появились первые звезды и полупрозрачная луна. Булат быстро шел впереди, я по мере сил старалась не отставать. Султан затаился в своем контейнере.
Неожиданно мне пришло в голову, что по сути я о Булате знаю очень мало. Да, почитай, почти ничего. Допустим… Допустим, что Алексей сказал правду и этот неприятный «Город солнца» действительно Центр добровольной эвтаназии. Что дальше? Эта деятельность не запрещена законом, несмотря на многолетние дебаты в Думе. И последнее голосование показало, что депутаты практически единогласно поддерживают право человека на добровольный уход из жизни.
Персонал здесь, конечно, не из приятных – это не те люди, которых хочется пригласить на свой день рождения, но такую ситуацию тоже можно объяснить. Помнится, в одной из публикаций сотрудников подобных центров назвали «санитарами общества». По аналогии с санитарами леса – волками. Где вы видели приятных волков? Разве что в мультфильме про Маугли.
Я чуть замедлила шаг и посмотрела на часы. Ровно девять. До так пока и не озвученного ужаса осталось семь минут. Думаем дальше…
Евдокия – тетя неглупая, не в раз, но сообразила, что я сюда не помирать приехала, а попала, можно сказать, по ошибке. И приказала мне уехать. И я бы уехала, если бы вот этот человек, который сейчас ведет меня в неосвещенное и безлюдное место, не проколол мне шины. И тут я догадалась!
Это – исполнитель, о них мне рассказывал Алексей. Кто остается здесь дольше чем на три недели? Да вот он, Булат, и остается. Подметает себе дорожки, а вечерами… Надо же, как же хитро он меня обвел вокруг пальца! И я ведь купилась. Скоро-скоро произойдет нечто ужасное, осталось семь минут… А все потому, что стереотипы рулят. У меня за плечами институт, я неплохо умею писать статьи, отлично знаю компьютер и говорю на двух языках. В моем представлении человек, подметающий аллеи, не может быть умнее меня. Еще как может! Наполеона из меня не вышло. Помнится, один полководец все время проигрывал великому корсиканцу на поле боя, а все потому, что Наполеон готовился к битве, предполагая, что имеет дело с равным себе противником. Я же заранее посчитала себя более умной. За эту ошибку придется платить, и, возможно, очень и очень дорого – жизнью.
Я остановилась, вытащила пистолет, прицелилась и громко сказала:
– А ну, стой!
Булат мгновенно остановился и начал поворачивать голову.
– Стой как стоишь, – скомандовала я и на всякий случай добавила: – А то выстрелю.
Это я, конечно, соврала, потому что пистолет был на предохранителе, а я понятия не имела, как его с предохранителя снять.
– Мы теряем время, – произнес Булат. – Давай выберемся отсюда, а потом будем стреляться. Обещаю тебе дуэль с шести шагов до первой крови.
– Я не двинусь с места, пока ты не объяснишь, в чем дело, – мрачно заявила я.
– Сколько времени?
Этот вопрос мне уже успел надоесть, но я непроизвольно бросила взгляд на часы: было семь минут десятого.
– Двадцать один ноль семь, – сообщила я Булату.
– Опоздали, – выдохнул он.
В голосе его не было отчаяния, простая констатация факта. Правда, пока не совсем было ясно, куда или на что именно мы опоздали. Солнце, и так не больно-то видное за деревьями, ушло светить австралийцам; стало темно. На смену дневному светилу вышла луна. Не ахти какая замена, но лучше, чем если бы сейчас было новолуние. Тем более что луна, как по заказу, расположилась аккурат над нашей аллеей.
Неожиданно напомнил о себе Султан. Сначала он заорал дурным голосом, как будто на дворе еще был март, а потом начал биться о стенки контейнера. Хорошо, что Ира с Валерой не экономили и купили самую дорогую модель. Более дешевая не выдержала бы и первых трех ударов.
Я на минуту отвлеклась, а когда подняла взгляд, выяснилось, что действующих лиц прибавилось. Впереди, как средних размеров утес, возвышался коллега Булата, обладатель разбойничьей морды. Я резко обернулась – в двух шагах от меня стояла госпожа Лиховец; даже в ночную пору на ней были надеты темные очки. Таким образом, на арене боевых действий нас оказалось уже пятеро (если считать истерикующего Султана за полноценную личность). Путь к тактическому отступлению или позорному бегству (терминология обычно зависит от того, на чьей стороне в итоге оказалась победа) был отрезан.
Надо же, как я здорово угадала, что это ловушка. Неплохо бы теперь еще угадать, как из нее выбраться. Я повернулась так, чтобы держать в поле зрения и Евдокию, и Булата с коллегой. Султан продолжал скандалить и раскачивать контейнер, что, безусловно, могло бы повлиять на точность прицела. В случае, если бы пистолет вдруг сам снялся с предохранителя.
– Буду стрелять, – порадовала я присутствующих.
Все замерли, включая Султана в контейнере. За такую «немую сцену» режиссеры, когда-либо ставившие пьесу «Ревизор», продали бы душу дьяволу.
– Попробуйте, попробуйте, Василиса Михайловна, что толку грозить, действовать надо, – подала голос Евдокия.
– Опусти пистолет, – глухо скомандовал Булат. – Опусти пистолет, Василиса!
– Он вас подставил, Василиса Михайловна, – продолжала Евдокия. – Вы же не будете отрицать, что я предлагала вам сразу же уехать. Вы заупрямились и остались. А потом, когда захотели уехать, этот тип проколол шины.
Она улыбалась, это было видно даже при таком плохом освещении. Евдокия считала себя победительницей. Я прикинула, что может испортить ей настроение (а заодно убрать с ее лица эту отвратительную улыбку), и опустила пистолет…
Раздался выстрел, пуля просвистела в двух сантиметрах от моей ноги, срикошетила от какого-то камня и попала в плечо Булату. Он охнул и схватился другой рукой за раненое плечо.
– Лучше опусти оружие! – умоляюще произнес он. – Ты сейчас себе что-нибудь прострелишь!
Я ошарашенно уставилась на пистолет. Этого не могло произойти, ведь в инструкции было четко написано, что предохранитель надежно блокирует… все, что только можно заблокировать. И я точно знаю, что не нажимала на курок. Почему же он вдруг выстрелил?
Я медленно подняла пистолет… и заглянула в дуло.
– Не-е-ет! – закричал Булат.
Я вздрогнула – и пистолет выстрелил. Но за секунду до выстрела Султан с громким воплем метнулся в контейнере, рука моя дрогнула, и пуля, которая должна была неминуемо попасть мне прямо в лоб, ушла в сторону госпожи Лиховец.
Сначала та, видимо, ничего не почувствовала и несколько мгновений продолжала по инерции улыбаться. Потом на ее лице появилось удивленное выражение, но и оно продержалось недолго, сменившись гримасой ужаса и боли.
– Этого не может быть, – прохрипела госпожа генеральный директор, оседая на землю.
Она неловко взмахнула рукой, пытаясь дотянуться до меня, очки слетели, и стало понятно, почему «неравнодушная» Евдокия никогда их не снимала. В данный момент правый глаз от боли почти выскочил из орбиты – ужасное зрелище, но куда хуже был левый: там глаза просто не было, только слипшееся веко.
– Бежим!
Булат оттолкнул разбойника, схватил меня за руку и потащил в глубь аллеи.
– Остановить их, – скомандовала Евдокия.
Мужик толкнул Булата, отчего тот охнул, отпустил мою руку и попытался зажать рану на плече.
– Давай-давай, – подзуживала своего напарника Евдокия, пытаясь нашарить рукой упавшие очки, – что стоишь?
Мужик ухмыльнулся (его длинный, крючковатый нос навис над верхней губой, подчеркнув сходство своего обладателя с хищной птицей) и засунул два пальца в рот.
– Бей его, – простонал Булат, – иначе мы не уйдем.
Я повернула «пернач» дулом в сторону, чтобы уж наверняка не подстрелить кого-нибудь еще, и ткнула рукояткой мужику в зубы. Удар получился сильно неожиданным (для моего противника) и неожиданно сильным (как я помнила из инструкции, вес пистолета восемьсот шестьдесят граммов). Все же от оружия в руках есть толк. Мужик зажал рот рукой и замычал, а мы с Булатом побежали по аллее.
– Он, – задыхаясь, спросила я, – может… за нами… в… погоню?
– Может, но это не самое страшное, – ответил Булат и хихикнул: – Похоже, ты ему зубы выбила. А значит, теперь он временно не опасен.
– А мы куда? Теперь-то ты можешь это сказать?
– Транспорт добывать будем, надо же как-то свалить отсюда…
Он остановился, внимательно осмотрел ближайшее к нам дерево и, видимо, нашел, что искал.
– Нам сюда, – он кивнул в сторону. – Идти будет неудобно, но здесь недалеко.
Я повесила контейнер с Султаном через плечо и смело шагнула с дороги прямо в чащу Рей Брэдбери, «И грянул гром»: сейчас раздавлю какую-нибудь бабочку, и все переменится. Хотя нам пока не надо, чтобы что-то менялось, ведь сейчас мы ведем в этой игре…
Глава 40
Вы когда-нибудь прогуливались ночью по лесу? Не по парку, где деревья посажены в строго определенном порядке и тропинки вымощены камнем или залиты асфальтом, а по настоящему лесу, где деревья и кустарники борются друг с другом за место под солнцем. Схватка идет жестокая и почти в рукопашную. В результате возникают непроходимые дебри. Вот сейчас мы с Булатом пытались пробиться сквозь такие дебри. Нечто невидимое и очень противное налипало на лицо, где-то внизу угрожающе трещали зацепившиеся за что-то джинсы;
никакой мох не пружинил мягко под ногами кто-то заботливо разложил на нашем пути коряги, кочки и прочие предметы, сильно снижающие и без того невысокую скорость продвижения.
– Далеко еще? – спросила я, убирая от лица очередную хлесткую ветку.
– Огонек видишь? – раздался где-то справа голос Булата. – Держи курс, нам туда.
Где он умудрился разглядеть какой-то огонек? Темно, хоть глаз выколи. Тут же вспомнилась Евдокия, и я стала активнее раздвигать мешающие проходу ветки.
Так мы прошли (точнее – пробились) еще метров пять. И вдруг я увидела… Не огонек, а какое-то странное свечение.
– Вижу, – сообщила я невидимому Булату. – Мне кажется, это болото.
– Сама ты болото, – не слишком вежливо отозвался он. – Это выход.
– Понятно, – ехидно отметила я. – Открылся портал, через который мы сможем попасть в параллельную вселенную. И наши преследователи останутся с носом…
– Ты почти угадала, это выход… – на полном серьезе ответил Булат. – Давай-ка побыстрее…
Последние несколько метров дались совсем тяжело, создавалось впечатление, что ветви здесь переплели особенно тщательно. Но мы упрямо двигались вперед. Что касается меня, далеко не последним ускоряющим фактором было осознание того, что в случае неуспеха неминуем малоприятный разговор с тем мужчиной, которому я, кажется, выбила пару зубов. Совсем не исключено, что он захочет сравнять счет.
Последний рывок, последний удар веткой по лицу, последние мошки и труха, насыпавшаяся за воротник, и вот мы рядом с источником света.
Это оказалось не болото и не портал. На небольшой полянке (в темноте трудно было оценить ее размеры) стоял домик на сваях. Откуда-то из далекого детства всплыло слово «заимка». Кажется, на заимки частенько отправлялись персонажи уральских сказов Бажова.
– И где тут выход?!
– Пошли, – Булат опять схватился за раненую руку, – нам в дом нужно.
– Что тебе нужно, так это медицинская помощь…
– Ее там тоже окажут, – ответил он, но сразу уточнил: – Может быть, окажут…
Мы поднялись на крыльцо, я машинально стряхнула с себя некоторое количество мусора: если обращаешься за помощью к незнакомым людям, в твоих же интересах выглядеть прилично – больше вероятность, что к тебе отнесутся по-человечески.
Булат стукнул три раза и, не дожидаясь ответа, толкнул дверь. Мы вошли в маленькую тесную прихожую (кажется, в деревенских домах это помещение называется сени). Там пахло деревом, пылью и кислой капустой.
– А теперь, – проинструктировал меня мой спутник, – главное – не бойся. Она пугать будет обязательно. Но так положено.
И, не дав мне времени спросить, кто такая «она» и почему ей положено нас пугать, открыл дверь, ведущую в комнату.
Б ольшую часть площади занимала огромная печь, облицованная белой огнеупорной плиткой с синим рисунком. Еще там был длинный деревянный стол и две лавки. В углу кадушка, на полу разноцветные коврики, на окнах веселенькие занавесочки с петушками.
Около печи стояла баба Нюра с кочергой в руках. Опасное оружие в руках женщины. Без служебной униформы и макияжа она выглядела немного иначе. Пропало сходство с Софи Лорен. И если три дня назад я бы уверенно дала ей лет сорок, то сейчас баба Нюра выглядела… Пожалуй, сейчас я затруднилась бы точно назвать год ее рождения. Ей, конечно, могло быть и сорок, но тут баба Нюра повернула голову, свет упал по-другому, и к сорока годам можно было смело приплюсовать еще сотню.
– Пришел-таки, – обратилась она к моему спутнику, начисто игнорируя мое присутствие.
– Да, – спокойно ответил Булат и поморщился – видимо, рана не переставала болеть.
– А если я вас сейчас выгоню? – спросила баба Нюра. – Что делать будете?
– Что значит «выгоню»? – усмехнулся Булат. – Правила забыла? Делай, что полагается…
– А не буду, – лениво ответила Нюра и, демонстративно повертев в руках кочергу, добавила: – Ничего личного… Только надо право иметь, а у нее, – Нюра кивнула в мою сторону, – его нет.
– Права, говоришь, нет? – вступила я в разговор. – Есть, есть у меня право…
Я поставила контейнер с котом на пол, демонстративно задрала свитер, вытащила пистолет и показала его бабе Нюре.
– Видишь эту штучку? Она называется «пернач». Наделяет владельца неограниченными правами…
В наступившей тишине было хорошо слышно, как кто-то шевелится на печи. Я направила пистолет в сторону звука и скомандовала:
– А ну, вылезай!
Теперь, опираясь на собственный опыт, хочу вам посоветовать: если где-то что-то шевелится, оставьте это «что-то» в покое. Целее будете. К сожалению, тогда я даже не догадывалась об этом простом правиле.
С печки спрыгнуло животное, внешним видом отдаленно напоминающее кота, цветом – придорожную грязь, а размерами – теленка. Огромные желтые глазищи уставились на меня, и симпатии в них не наблюдалось. Животное выпустило когти и, не отрывая от меня взгляда, провело лапой по полу. Глубокие царапины выглядели очень внушительно, наводя на мысли о сравнительной плотности дерева и человеческого тела. Если в дубовом полу это чудовище процарапало бороздки глубиной не менее трех миллиметров, вопрос – как глубоко эти когти могут впиться, например, в руку…
Я растерялась: невозможно держать под прицелом и кота, и хозяйку. И тут раздался грохот. Это вступил в игру засидевшийся в контейнере Султан. Видимо, во время нашего небольшого путешествия по ночному лесу защелка на контейнере слегка расшаталась: один удар – дверца распахнулась, и разбойник вырвался на свободу.
Бабы-Нюрин монстр немедленно переключился на нового противника. Оба кошака выгнули спины, хвосты у них приняли вертикальное положение и слегка подрагивали от возбуждения.
Султан – кот вообще-то крупный – по сравнению с питомцем бабы Нюры смотрелся маленьким котенком. В воздухе повисло предчувствие ужасного, и я даже поняла, в чем это ужасное заключается. Сейчас этот черный урод задушит вверенного мне кота, и как, спрашивается, я буду объяснять смерть Султана (пусть даже и героическую) Ире с Валерой? Я наставила пистолет на чужого кота и скомандовала его хозяйке:
– Считаю до одного. Или ты убираешь своего монстра, или его уберу я.
В такие минуты многое зависит от интонации. Видимо, я интуитивно нашла верный тон, потому что баба Нюра оставила кочергу и повернулась к своему коту.
– Хыть-хыть-хыть, – она замахала руками, и чудовище послушно отправилось обратно на печь.
– Так не пойдет, – встряла я. Перспектива, что в любой момент ЭТО может спрыгнуть мне на голову, не воодушевляла. – Запереть его есть куда?
Баба Нюра выглядела разочарованной. Похоже, спектакль с изгнанием кота обратно на печь традиционно имел другой финал.
Она открыла сундук, опять произнесла загадочное «хыть-хыть»; кот с видимой неохотой забрался в сундук и баба Нюра захлопнула крышку.
– Он не задохнется? – заволновалась я.
– Нет, – она показала просверленные в сундуке дырочки.
– А теперь, – продолжила я, помахивая пистолетом, – давай-ка окажи медицинскую помощь.
Булату тем временем стало совсем худо. Лицо его приобрело несвойственный южным народам зеленоватый оттенок; опираясь здоровой рукой на стол, он осел на лавку.
– Ты, Василиса, не бушуй, – сказал он, – теперь она поможет. Ты доказала свое право…
Баба Нюра встала на цыпочки и достала с полки банку с темной жидкостью. Потом разрезала ножницами рукав и осмотрела рану.
– Навылет, – в ее голосе звучало удовлетворение, – это хорошо. Не нужно пулю вытаскивать.
Она продезинфицировала рану той самой темной жидкостью и замотала руку бинтом.
– Ну вот, – она затянула узел и завязала концы бинта в красивый бантик, – скоро будешь как огурчик.
– Нам выбраться надо отсюда, – перешел к делу слегка оклемавшийся Булат.
Баба Нюра кивнула:
– Понимаю, но все нужно по правилам. В баню идти времени у вас нет, наверное?
Булат покачал головой:
– Нет. – И добавил: – Евдокию ранило…
– Это как же? – В бабы-Нюрином голосе зазвучало любопытство. – Вот уж не думала, что такое возможно…
– Не рассчитала, – скривился Булат и объяснил: – Подошла слишком близко, вот сама против себя и сработала.
– Понятно, – протянула хозяйка и заторопилась: – Вода вон там, в кадке. Вам надо умыться обязательно. Конечно, по правилам, хорошо бы в баню, но…
Она подошла к печи, взяла стоящий рядом с кочергой ухват и открыла заслонку. Через минуту на столе появился настоящий чугунок с кашей. Баба Нюра достала две деревянные миски и две расписные ложки.
– Ешьте, – приказала она.
– Я не голодна, – попыталась отвертеться я.
– Ешь, – сунул мне ложку Булат. – Иначе не уедем отсюда.
Я зачерпнула кашу из серединки и, попробовав, сильно обожгла язык Булат же аккуратно брал кашу с краю, где она успела немного остыть.
– Не торопись, – улыбнулся он, – нам надо все съесть.
– Ненавижу кашу, – буркнула я. – С детского садика ненавижу.
– Можешь не доедать, – вступила в разговор баба Нюра. – Свою дорогу каждый выбирает сам.
За то недолгое время, что мы пробыли в ее домике, она успела еще немного «повзрослеть», добавив к своим ста сорока годам еще лет семьдесят. Я про себя решила, что лучше пусть меня потом вытошнит, но я съем все. Хорошо хоть, кашу предложили из тарелки, а если бы прямо из горшочка? А горшочек оказался бы как в той сказке – сколько из него ни черпай, остается полным. Бесконечная каша – это кошмар, впервые описанный братьями Гримм.
Деревянная ложка стукнулась о дно, я отодвинула пустую тарелку.
– Большое спасибо, – отчетливо произнес Булат и выразительно посмотрел на меня.
– Спасибо, – без особого энтузиазма повторила я, стараясь сдержать рвотный рефлекс, неминуемо появляющийся у меня после любого количества каши.
Баба Нюра (постаревшая еще лет на девяносто) убрала со стола.
– Пошли!
Я загнала Султана обратно в контейнер и попыталась закрепить сломанную дверцу. Ничего не вышло. Придется тащить его на руках, а это неудобно, мешает выхватывать пистолет. А за последние полчаса я угрожала различным людям оружием чаще, чем за все предыдущие годы жизни.
– Сумка есть какая-нибудь? – спросила я, не надеясь на положительный ответ.
Будь я на месте бабы Нюры, нипочем не стала бы облегчать жизнь незнакомой девице, размахивающей пистолетом. Я поняла, что нужно привести какой-то убийственный аргумент. Нет, убийственный не надо, убийственным я и так уже воспользовалась. Теперь надо подойти по-человечески.
– Видите, – я показала ей сломанную дверцу, – кота не в чем нести. На руках неудобно, потому что Булат плохо себя чувствует. Вдруг его нужно будет поддержать, а у меня руки заняты.
Баба Нюра кивнула и вытащила холщовую сумку, с какими, наверное, бродили по Руси в давние времена калики перехожие. Я поблагодарила ее и посадила туда Султана. Он сначала попытался выпрыгнуть, но я успела затянуть веревочку так, что наружу торчала только фыркающая и возмущенная голова.
– Потерпи, строго сказала я коту, – всем несладко.
Он понял и присмирел. Мы вышли на крыльцо и, следуя за хозяйкой, направились к стоящему неподалеку небольшому сарайчику, напоминающему об «удобствах» на улице. Баба Нюра погремела ключами, открыла очень низенькую и очень скрипучую дверь, дернула за свисающую откуда-то сверху веревку – под потолком зажглась небольшая тусклая (не более двадцати ватт) лампочка. Но даже такого освещения оказалось достаточно, чтобы разглядеть то, что стояло в сарае. Я пришла в ужас:
– Ты что, хотел на ЭТОМ отсюда выбираться?
– У тебя есть альтернатива? – ответил Булат.
Баба Нюра покопалась в лежащей у стены куче барахла, вытащила куртку и протянула ее Булату:
– На, примерь.
Учитывая ветхость выданной мне сумки, можно было ожидать, что куртка будет представлять собой разновидность «зипуна мужского». Подобной одежды (в довольно хорошем состоянии) полно в Оружейной палате. Но куртка оказалась обычной кожаной косухой с оригинальным текстом на спине: «Если вы видите эту надпись, значит, моя девушка упала». Баба Нюра помогла Булату натянуть куртку.
– Ну, – сказала она, – бывай! Хлопнуть бы тебя по спине, да больно тебе будет. Постарайтесь исчезнуть незаметно. Потому что иначе, сам знаешь, погоня будет… Да, бензину в нем маловато, но до заправки дотянете.
Булат несколько картинно поклонился ей в пояс и выкатил мотоцикл.
– Ключи?
Нюра кивнула на стенку, где на гвоздиках висело великое множество разнообразных ключей.
– Выбирай!
Я возмутилась:
– Мы вам, конечно, очень признательны, но нельзя ли помочь по-простому, без дурацких шуточек?!
Баба Нюра пожала плечами:
– Мне что, оставайтесь…
Как же она достала со своими «испытаниями»! Я внимательно посмотрела на замок зажигания и медленно пошла вдоль стены. Так, этот ржавый вряд ли подойдет, и этот, с короной, тоже… А вот этот вполне может оказаться тем самым: маленький блестящий ключик во втором ряду слева. Я закрыла глаза и попыталась вспомнить, как выглядело гнездо замка зажигания. Да, точно, это нужный ключ – широкая бороздка справа.
– Этот. – Я уверенно сняла ключ с гвоздя, с удовлетворением отметив, как легкое облачко разочарования пробежало по лицу бабы Нюры. Не проста она, ох не проста. Вроде и помогает, но чуть оступись – и затолкает прямо в печь.