Текст книги "Не бойся, малышка"
Автор книги: Ирина Тарасова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 17 страниц)
Таня лежала перед Колькой обнаженная и не испытывала ни страха, ни отвращения. Она даже не закрыла глаз, когда он, раздевшись, накрыл ее своим телом. Короткая, тупая боль пронзила ее насквозь. Таня напряглась всем телом и тут же обмякла. Его губы остановили ее стон.
Колька провел рукой по ее чуть влажным волосам. Опираясь на руки, он приподнялся и оглядел ее, будто хотел удостовериться, что вошел в нее. Таня сделала еле заметное движение, и его бедра ринулись ей навстречу; толчки, сначала размеренные и осторожные, становились все более быстрыми и резкими, и наконец, всхлипнув, Колька в последний раздернулся и застыл, навалившись на нее всей своей тяжестью. «Вот и все», – подумала Таня и прислушалась сама к себе. Не было ни горечи, ни разочарования, а какая-то пустая, гулкая усталость. Таня осторожно пошевелилась. Колька поднял голову, в его глазах мелькнуло удивление.
– Тяжело, – сказала она еле слышно.
Он тут же скатился с нее, распластавшись на животе.
Таня прошла в ванную, встала под душ.
«Как хорошо, что есть вода, – думала она, прислушиваясь к мерному журчанию струй. – Вода смывает все: пот, кровь, стыд». Она сняла шланг со стойки и направила струю в промежность. Теплая вода позволила ей забыть о пережитых минуту назад неприятных ощущениях.
– Ты как? – спросил Колька, когда она вернулась из ванной, закутанная в большое махровое полотенце.
Он лежал на покрывале, накинув на себя рубашку.
– Встань, постель надо расправить, – спокойно сказала она.
Пока она поправляла простыни, он стоял рядом и молча ждал.
Они легли, не касаясь друг друга. Колька повернул к ней голову.
– Не понял… Я у тебя, что ли…
Он был растерян, а может быть, даже взволнован.
– Ты – первый, – сказала Таня.
– Бли-и-ин, – протянул он. – А чего не сказала?
– А если б сказала, то что? – глядя в потолок, ответила Таня.
– Ничего… С кого-то надо начинать.
Таня не произнесла больше ни звука и даже не повернула голову. Она закрыла глаза и, словно в глубокий колодец, провалилась в сон.
– Я пошел…
Колька, уже одетый, наклонился над ней. Таня медленно приоткрыла глаза.
– Сколько сейчас?
– Проспал на работу, блин. Обещал в десять как штык, а сейчас уже почти одиннадцать. Закрой за мной.
Таня накинула халат и босиком прошлепала в прихожую. Она открыла дверь, и Колька шагнул в коридор.
– Коль, а ты мне ничего не хочешь сказать? – спросила она, с трудом справляясь со слабостью в ногах.
Колька помедлил секунду, потом обнял ее, потрепал по макушке.
– Иди досыпай, – сказал он и снисходительно улыбнулся. – Видела б ты себя сейчас – курица курицей.
Он легко оттолкнул ее и, не оглядываясь, стал спускаться по лестнице. Таня закрыла дверь и поплелась в спальню. У нее было такое чувство, как будто ее выпотрошили. «Курица… потрошеная курица… сердце и печенка в отдельном кулечке». Она легла на кровать и заплакала. Слезы успокоили ее, и она, свернувшись калачиком, снова заснула, иногда постанывая во сне.
ГЛАВА 5
Дверной звонок разбудил ее. Таня накинула халат и поспешила открыть дверь.
– Даже не спрашиваешь: «Кто»?
Черноволосый мужчина в строгом костюме шагнул через порог, Таня посторонилась.
– Вы… за договором?
– Догадливая.
Мужчина смерил ее чуть насмешливым взглядом.
– Осваиваешься?
Таня, смущенно улыбаясь, кивнула.
– Будем знакомы, Виталий Михайлович, – сказал мужчина и, не снимая ботинок, прошел в комнату и сел на диван.
Таня ревностно посмотрела на светлый палас. Следов не было.
– Давай поговорим, – откинувшись на мягкие подушки, сказал Виталий Михайлович и кивнул на пуф, который стоял рядом.
Таня присела, положив руки на колени.
– Садись ближе, – сказал Виталий Михайлович, взял ее за руку, посадил рядом с собой и обнял за плечи. – Рассказывай, как живешь-поживаешь.
– Нормально… Хорошо… – ответила Таня, усилием воли сдерживая дрожь. Хотя Виталий Михайлович был ростом не выше ее, но во всей его плотной фигуре, холодном взгляде и неторопливых жестах было нечто, заставляющее ее трепетать.
– Как с Максимом познакомились? – продолжал допрос мужчина, сжимая ее плечо.
– Он подвез меня.
– Ты его любовница?
– Нет. Просто подвез по дороге, – ответила она и посмотрела на мужчину. Он по-прежнему был невозмутим. – Вы вроде сказали, что мы к Максиму поедем.
– Господин Рыбалко подождет, – спокойно произнес он, по-прежнему снисходительно глядя на нее. – А нам с тобой нужно кой о чем покалякать.
Он убрал руку с ее плеча и провел ладонью ее по волосам.
– Ну и лохматая же ты. – Он отдернул руку. – Какой дрянью вы мажетесь!
– Это гель, чтоб волосы лучше лежали…
– Торчали, хочешь сказать, – хмыкнул он и, достав носовой платок, вытер пальцы.
– Я сейчас причешусь.
Таня сделала попытку встать, но его рука, как шлагбаум, загородила ей дорогу.
– Не рыпайся, – сказал он, взял за подбородок и повернул к себе. – Глаза у тебя красивые… как у кошки, только… Сколько тебе лет?
– Скоро двадцать, – ответила Таня, дернула головой и высвободилась. Виталий Михайлович медленно опустил руку и сжал ее тонкое запястье.
– Значит, жизнь у тебя не больно легкая, коль такие глаза, – сказал он тихо.
Таня подняла голову. Виталий Михайлович продолжал разглядывать ее. Его темные глаза-буравчики, казалось, хотели просверлить ее насквозь.
– Может, все же поедем? – спросила она, отводя взгляд.
– Поедем, когда я скажу. – Он отпустил ее руку. – У меня к тебе разговор. Куришь?
– Нет, – качнула головой Таня и спрятала ладони между коленей.
– Хорошо.
Виталий Михайлович достал из кармана пачку «Парламента» и, щелкнув золотой зажигалкой, прикурил.
– Принеси пепельницу, которая здесь стояла, – попросил он.
Таня бросилась в кухню, открыла створку шкафа и достала пепельницу в виде раскрытой кверху ладони.
– Возьмите, я помыла и убрала, – сказала она, ставя пепельницу на прозрачную столешницу. – Максим же не курит?
– Помыла – хорошо.
Виталий Михайлович стряхнул пепел в протянутую керамическую ладонь.
– Вижу… ты хорошая девочка. За один день берлогу в приличное жилье превратила.
– Еще не все, – торопливо, как будто оправдываясь, сказала Таня. – Вот эту комнату прибрала, кухню… Спальню еще, там мебели мало, а в третьей не знаю, как и приступить… Такой бардак…
– Приберешь, Максимка еще дня три поваляется.
– Так быстро… – растерялась Таня. – Может, еще полежит, ведь инфаркт.
– Нет.
Виталий Михайлович глубоко затянулся и выпустил перед собой облако дыма, скрывшее на секунду его лицо.
– Что – нет? – переспросила она.
– Нет инфаркта. – Он сделал еще одну затяжку и, наклонившись над стеклянным столиком, затушил сигарету. – Ничего путного врачи сказать не могут. – Были спазмы, остановка сердца была. Но вовремя вкололи, что нужно, и все, Максимка на этом свете задержался. Смерть отступила.
Виталий Михайлович встал, подошел к окну и некоторое время стоял, вглядываясь куда-то через стекло.
– Говорят, скоро потеплеет. Пора уж…
– Да, на следующей неделе уже лето, а настоящего тепла так и не было, – подхватила Таня.
– Не было… – повторил он. – Все уже было… Было и прошло, мхом поросло…
Он вернулся на диван, взял ее руку, провел пальцами по внешней стороне ладони, потом крепко сжал ее пальцы. Она попыталась выдернуть руку, но он только ослабил хватку, но не выпустил.
– Сиди и слушай, – сказал он.
Таня покорно опустила голову.
– Нет, смотри в глаза, – сказал он.
– Мне неудобно, – прошептала она.
Он разжал ладонь. Смущение на ее лице сменилось вежливой улыбкой.
– Я тебе работу хочу предложить, – не ответив на ее улыбку, спокойно начал он. – Хорошо оплачиваемую.
На ее лице появилась заинтересованность.
– Нужно с Максимом пожить, – продолжил он.
– Я поживу, – радостно откликнулась она. – Я все приберу, буду стирать, готовить.
– Само собой. Только я о другом. Я хочу, чтоб ты стала его женщиной.
Он смотрел не мигая, а когда она опустила глаза, провел указательным пальцем по ее щеке.
– Как же это? – выдохнула она, ежась.
– Обычно.
Он отвернулся, его рука успокоилась на мягком подлокотнике. Таня облегченно вздохнула.
– Максимка – он хороший, – продолжил Виталий Михайлович. – Только есть у него один пунктик: без женщины – не может. Ему повезло: Лилька, жена его, нормальной бабой была. Только, как ушла, заметался он, стал куролесить, в убытки пошел. Я бы давно снял его, только… – Он оглянулся на Таню, будто размышляя, стоит ли говорить с ней об этом.
– Вы, наверное, с юности дружите, – предположила она, чтоб поддержать разговор.
– С детства. В Суворовском вместе были. Он меня от шпаны отбил. Максим один прием знает: вмиг вырубить может. Тогда мне ногу сломали, так он на себе отволок. В госпитале я тогда месяц провалялся. С того времени и дружим.
– Но сейчас вы – главный? По работе, – сказала она, смущаясь.
– Вроде того. Генеральный директор.
– А Максим?
– Скажем так – начальник участка, пока убыточного. Но если все выгорит… – Секундная пауза повисла в воздухе. – Ладно, – махнул он, – плевать через плечо не буду. Все хорошо будет.
– К черту, – подхватила Таня и опять смутилась.
– Значит, вот что, дорогая, – сказал Виталий Михайлович, улыбнувшись, словно ее смущение доставляло ему удовольствие. – Будь ему зайчиком, как там в песне поется?..
– Или не будь… – растерянно прошептала Таня.
– Понятливая ты, – кивнул Виталий Михайлович. – Если все нормалек с Максимкой будет, я тебя не обижу.
Таня отвела глаза, поежившись, как от холода.
– Вообще-то я приезжая, – сказала она осторожно. – Трудно на новом месте…
– Помогу, чем могу. А могу я много чего… Но если с Максимкой что случится… – Он сжал кулаки и потер их друг о дружку. – Сотру в порошок.
Таня судорожно сглотнула.
– Я что… Я ничего… Конечно… – залепетала она, стараясь прогнать внезапно охвативший ее страх. – Если Максиму нужен уход…
– Фигня все это, – оборвал ее Виталий Михайлович. – Значит, такое у тебя задание – чтоб у Максима настроение было хорошее. У него уже был года два назад микроинфаркт, он его на ногах перенес. Я думаю, это когда он с Лилькой расстался и в загул ушел. Так вот, загулы ему сейчас – смерть. Ты же не хочешь взять грех на душу?
– Нет, – выдохнула Таня.
– Значит, будешь при нем. Следи, чтоб с катушек не слетел.
– Как сиделка?
– Хоть лежалка, мне без разницы. Он мне нужен. Завод на полную загрузку надо ставить. Но это все равно не раньше будет, чем через месяц-два. А сейчас – иди одевайся. На сборы тебе – пятнадцать минут.
Таня рывком поднялась с дивана и прошла в спальню. Освободившись от гипнотического взгляда Виталия Михайловича, она мгновенно прочувствовала облегчение. Подобрав с пола распластанное, как шкура леопарда, платье, она встряхнула его. Пахнуло едкой смесью пота и дешевого табака. «Наверное, и волосы мои так пахнут, – подумала она. – Надо срочно вымыться. В четверть часа, конечно, не уложусь, зато не буду вонять, как старая скаковая лошадь», – решила она.
Таня достала из встроенного шкафа полотенце и закрылась в ванной. Вымыв голову и наскоро высушив феном (и зачем фен Максиму с его лысеющей головой?!), она нанесла тушь на ресницы. Вернувшись в спальню, натянула на себя новые темно-синие брюки с продольной яркой полоской, заправила под ремень блузку с воротником-жабо и воланами на рукавах – вчерашние покупки. Взглянув в зеркало на створке шкафа, она осталась довольна собой. Два мазка губной помадой – и губы пламенем вспыхнули на бледном лице.
– Я готова, – сказала она, останавливаясь около стеклянного столика.
Виталий Михайлович поднял голову и, не мигая, долго смотрел на нее. «Взгляд удава», – определила Таня, чувствуя, как опять холодок пробежал по спине.
– Ну ты даешь, – ухмыльнулся он.
– Я всего-то задержалась на пять минут… Ну на десять, – сказала она, посмотрев на часы.
– И как вы умудряетесь? – покачал головой Виталий Михайлович. – Только что разговаривал с Гаврошем, раз – и передо мной чуть ли не вамп.
– Нравится? – Таня улыбнулась.
– Да. Ты кого-то мне напоминаешь…
Он на секунду задумался, и у Тани упало сердце.
– Жену Максима…
– Да нет, – махнул рукой Виталий Михайлович. – И это хорошо. И все же… На кого ж ты похожа?.. Ба! Вспомнил. – Он радостно потер руки. – На Настасью Кински! Не копия, конечно, но что-то есть. – Наклонив голову, он плотно сжал губы, словно проверяя свою догадку. – Тот же разрез глаз, брови… кожа у тебя хорошая… Носик, правда, подкачал, зато губы красивые…
– А кто она, эта Настасья? – спросила Таня, преодолевая смущение.
– Актриса. Играла у Кончаловского в «Любовниках Марии», потом в фильме «Люди-кошки». Точно! Есть в тебе что-то кошачье. Ну ладно, кыса-мурыса, – сказал он, вставая, – пойдем.
Они вышли из лифта на пятом этаже больницы. И в холле, заставленном кадками с комнатными растениями, увидели Максима. Он сидел к ним спиной. Напротив него, опершись локтями на столешницу, расположился здоровяк, с трудом примостившийся на клеенчатом сиденье колченогого стула. Они играли в шахматы.
– Привет гроссмейстерам! – сказал Виталий Михайлович, подходя к ним.
Таня остановилась поодаль.
– А, привет, – ответил Максим и бегло пожал протянутую руку. – Мы скоро, присядь. – Махнув куда-то в сторону, он снова сосредоточился на партии.
– Решающий ход, – пояснил толстяк. – Пан или пропал.
Виталий Михайлович покосился на накрытый дешевым покрывалом диван и остался стоять.
– Я – вот так, – сказал Максим и сделал ход черным конем. В его глазах зажглись лукавые огоньки.
– А я так, – ответил толстяк, забирая черную фигуру.
– Шах, – радостно сказал Максим, передвинув ферзя.
– Да-да-да… – потер переносицу его партнер.
Максим откинулся на спинку стула и широко улыбнулся, глядя на друга.
– Рад тебя видеть, хоть и в этом приюте для обездоленных. Как дела?
– Вообще-то я хотел задать тебе тот же вопрос, – усмехнулся Виталий Михайлович.
– Нормально, только скучно, – ответил Максим, вставая.
– А я тебе развлечение привез, – сказал Виталий Михайлович и оглянулся. – Татьяна, – позвал он.
Таня робко подошла.
– Здравствуйте, – сказала она, глядя на носки своих туфель.
– Ух ты, спасительница! – радостно воскликнул Максим и обнял Таню.
Толстяк настороженно посмотрел на них.
– Сдаюсь, – сказал он и встал. – Потом еще сыграем, ближе к вечеру. Не буду мешать.
– До встречи, – ответил Максим и обернулся к гостям. – Пойдем ко мне.
…Больничная палата была длинной и узкой, как пенал. Справа у стены стояла кровать, слева – стол и два стула, у окна – кресло. На столе стоял небольшой телевизор.
– Хорошо берет? – спросил Виталий Михайлович, кивая на телевизор.
– Нет, пять программ только.
– Значит, шахматишками балуешься? – спросил Виталий Михайлович, садясь в кресло.
– Коровин – азартный игрок, хотя как шахматист слабоват. В апреле инфаркт перенес, – сказал Максим, присаживаясь на кровать. – Сейчас давление зашкаливает, боятся инсульта.
– А ты как? – спросил Виталий Михайлович.
– Я ж сказал – скучно. Тань, не маячь, возьми стул, – чуть раздраженно сказал он. – Я – здоровый, только пахать. Как там договор?
– В стадии согласования.
– Проблемы? – нахмурился Максим.
– Никаких. Знаешь, остались только формальности. Сроки, объемы. Смотрим, что в наших силах. Может, и расширяться придется. Ты – молодец.
– Молодец-огурец. Здесь валяюсь, а работа стоит.
– Работа идет. Ты знаешь, новый паренек, которого технологом приняли, очень даже сечет. Я думаю, надо ему зарплату поднять. Так что тебе в цех соваться не надо. Теперь ты – только голова. Руки, ноги пусть зарплату получают.
– Значит, говоришь, не нужен… – процедил сквозь зубы Максим.
– Дурень. У меня десяток заправок, я что – сам работаю? Нанял людей, моя только прибыль, – ответил Виталий Михайлович. – И с заводом когда-нибудь так же будет. Как в Америке: контрольный пакет – и все.
– А, – махнул рукой Максим. – Знаю тебя, кому угодно лапши навешаешь. Коньяк принес?
Виталий Михайлович поставил на колени портфель, вынул флягу в кожаном футляре, коробку конфет, пакет сока.
– Давай стаканы, икра осталась?
– Немного. Тань, достань. – Максим кивнул куда-то в угол.
Татьяна подошла к небольшому холодильнику, который стоял в углу палаты, открыла створку. Холодильник был забит до отказа. Она отыскала открытую жестяную банку с икрой, поставила на стол.
– Выдвинь ящик в столе. Там ножик, в пакете – хлеб. Сделай нам бутерброды, – попросил Максим.
Несколько минут спустя на столе стояли три стакана, блюдце с бутербродами и открытая коробка конфет. Фляжку Виталий Михайлович опять убрал в портфель.
– Итак, с тебя тост, – кивнул Максиму Виталий Михайлович, поднимая на треть наполненный стакан.
– Хорошо… – согласился тот. На минуту он задумался, наблюдая за своим указательным пальцем, скользящим по краю стакана. – Вот живешь, живешь, строишь планы… громадье планов, но тут случается… – Он поднял стакан и остановил взгляд на Танином лице. – Я хочу выпить за счастливые случайности. И за мой талисман – Татьяну. Случайно она попалась мне на пути, и вот… Есть договор, есть бизнес…
– И жизнь, – перебил его Виталий Михайлович. – Самое главное – жизнь. За тебя, Татьяна! – Одной рукой продолжая держать свой стакан, он подал Тане другой. – Давай пей.
Она сделала глоток и поперхнулась.
– Ой, как жжет…
– Пей до дна, – сказал Виталий Михайлович, не сводя с нее глаз.
Таня с трудом сделала еще два глотка.
– Не могу больше, – со слезами на глазах прошептала она.
– Хорошо, – сказал он, отпуская ее руку. Достал пачку «Парламента», вынул сигарету.
– Дай и мне тоже, – попросил Максим.
– Не надо, – жалобно протянула Таня, и мужчины с удивлением, словно вспомнив о присутствии ребенка, посмотрели на нее.
– И то верно, – согласился Виталий Максимович, пряча сигареты в карман. – Больница все ж. Я, наверное, пойду. Таня, ты остаешься?
– Конечно, – поспешно ответила она.
Мужчины встали. Виталий Михайлович подошел к Тане и, чуть наклонившись, заставил посмотреть ему прямо в глаза. Она невольно почувствовала, как от страха свело челюсти.
– Значит, договорились? – спросил он шепотом.
Она только и смогла, что чуть наклонить голову.
– За Максимку отвечаешь всеми потрохами. Развлекай его, разговаривай с ним. Пусть выговорится. Это ему лучше любого лекарства. Понятно?
Таня снова кивнула.
Мужчины вышли. Таня тихо опустилась на стул. Внезапно она почувствовала себя очень усталой, будто все силы, что были в ней, унес с собой этот мужчина со взглядом удава. Она взяла бутерброд, надкусила. Икринки, лопаясь во рту, наполнили рот слюной. Она взяла второй бутерброд, потянулась за третьим.
– Не обедала? – услышала Таня у себя над ухом. Рядом стоял Максим и с умилением смотрел на нее.
– Нет, – жуя, ответила она.
– Можем в ресторан сходить. Ты на машине? – спросил он, присаживаясь на стул.
Она виновато посмотрела на него:
– Нет, меня Виталий Михайлович привез.
– Жаль, поздно я сообразил, а то бы Виталька подбросил. Ладно, завтра пригони, съездим куда-нибудь, жюльену тебе местного закажу.
– А я уже ела, – похвасталась она.
– Это где? – удивился он.
– Мы… Я… Вот брюки новые купила, блузку, платье…
– А при чем тут платье? – нахмурился он.
– Обновки же надо было обмыть, – растерянно пробормотала Таня, понимая, как фальшиво в ее устах звучат Колькины слова.
Максим встал, отошел к окну, затем вернулся и опять сел рядом с Таней.
– Таня, давай по порядку, – сказал он, пристально глядя ей в лицо. – Я тебя привез, я взял на себя ответственность за тебя.
Таня помрачнела.
– Ничего вы не брали.
– Ладно, – согласился Максим. – Пусть не брал… Но ты в новом городе, одна. Или с кем уже познакомилась?
Он взял ее за руку, чувствуя, как она дрожит. Вдруг Таня показалась ему ужасно одинокой, как падчерица из сказки. Он так и сказал:
– Ты похожа на падчерицу из сказки. Увели в лес, там и оставили. Бедная ты моя. – Он погладил ее по голове, но тут же, будто обжегшись, отдернул руку. – Что с твоими волосами? Зачем постриглась?
– Что, не нравится? – с вызовом спросила она, поправляя прическу.
– Да нет… – Он откинулся на спинку, наклонил голову в одну сторону, потом в другую. – Странно… я только что заметил… Ты совсем другая… Там, в машине, был птенчик, а сейчас…
– Курица, – грустно сказала Таня.
– Нет, – серьезно ответил Максим, продолжая ее рассматривать. – Кожа у тебя такая, что кажется – так не бывает. Хочется потрогать. – Он протянул руку и провел по ее щеке. – Я не понимаю, почему кожу сравнивают с бархатом, у тебя она – как шелк. Теплый шелк, будто солнышко нагрело. – Он наклонился к ней, шумно, через ноздри вдохнул. – Ты пахнешь морем.
«Как хорошо, что помыла голову, – подумала она. – И шампунь хороший, без бальзама можно».
– Ты сама-то на море бывала? – спросил Максим, продолжая перебирать пряди ее волос.
– Ни разу, – честно ответила Таня.
– Как выпишут, я тебя свожу в одно место, мое любимое… Это, конечно, не море, но там замечательно: лес, вода чистая. Там такая заводь есть, если с полмесяца тепло стоит – хорошо прогревается. Рыбалка неплохая. У Витальки неподалеку дача. Мы с Лилей изредка ездили.
Он внезапно остановился, как споткнулся. Помолчал, придвинул стакан, склонил голову.
– Может, соку? – метнулась к холодильнику Таня. – Какой? Мультифруктовый подойдет? Там есть манго, – затараторила она.
– Давай, – равнодушно ответил Максим, не поднимая головы.
Таня достала пакет из холодильника, отвинтив крышку, налила в стакан.
– Странно так… – продолжил Максим, следя за Таней взглядом. – Мы с женой больше пятнадцати лет были вместе, а я лица ее не помню.
Таня села за стол, удивленно взглянула в его потемневшие глаза.
– Нет-нет, конечно, помню… по фотографиям… я в портмоне всегда носил, – словно оправдываясь, продолжил Максим. – Я и на видео ее снимал. А так… Помню, выезжали мы на природу, я разжигал костер… Помню, Лиля как-то подошла сзади, тесно-тесно прижалась. От костра – жар, а в спину – ее живот, мягкий такой… Помню, стало так хорошо, что скажи мне – умри, я бы вмиг умер… Помню ощущение… а вот лицо…
Он замолчал, вглядываясь куда-то в прошлое.
– Вы любили жену? – спросила Таня.
Максим невидящим взглядом, как будто только проснулся, посмотрел на нее.
– Да. Конечно.
Они помолчали. Таня смотрела на него, понимая, что он страдает.
– Вам больно? – спросила она.
Он никак не отреагировал, только смотрел на свои руки, сцепленные в «замок», как будто впервые их видел.
– Нет… – ответил он, и его голос не дрогнул. – Когда Лиля ушла, я сначала даже обрадовался – свобода! Потом, когда наелся всей этой хренотени, пусто стало, может, даже и больно. Кутил я жутко. Алкогольная анестезия… Потом обида схлынула. Было – было и быльем поросло. Что о прошлом жалеть? Пустая трата времени.
Он пододвинул стакан, сделал глоток, оглянулся на Таню.
– А себе что не налила?
– Сейчас. – Она схватила стакан, на дне плеснулась тонкая полоска коньяка. – Куда вылить?
– Допей, – приказал Максим.
Таня беспомощно посмотрела на него.
– Это «Камю», не меньше пяти лет, – пояснил он. – Давай! Привет французам!
Таня подняла стакан, по-прежнему умоляюще глядя на него.
– Давай, – строго сказал он.
На этот раз коньяк показался ей особенно жгучим. Она схватила со стола конфету, торопливо откусила.
– А теперь я тебя поцелую, – сказал Максим и придвинулся к ней.
– Нет. – Таня отшатнулась.
– Как это нет? – ухмыльнулся он. – С другими целуешься, а со мной нет. Несправедливо. – Вмиг его лицо стало серьезным. – Рассказывай. С кем обновки обмывала?
От неожиданности Таня даже начала заикаться.
– Я-а… М-мы… Ни с кем, – наконец-то выдохнула она.
– Врешь, – спокойно сказал он. – Рассказывай, как эти дни провела. Я же вижу, как ты изменилась. Я привез девочку, которая всю дорогу хлюпала носом, а сейчас… Давай колись.
– Ничего я не творила. Прибрала в квартире, купила продукты. В холодильнике-то мышь повесилась.
– Что? Какая мышь? – опешил он. – Сроду у меня мышей не было.
– Так говорят, когда пусто… Продукты испортились, я выбросила. Потом пошла в магазин. Там познакомилась с… девушкой, брюнеткой, Оля ее звать. Мы на дискотеку сходили, ночную.
– Теперь что-то проясняется, – снисходительно протянул Максим. – С ней обновы выбирали?
– Ага, – кивнула Таня, пряча глаза.
– Вкус у нее есть.
– Это я выбирала, она шорты кожаные предлагала, говорила: «Полный отпад», а я платье купила и вот брюки, блузку.
– И как там, на дискотеке? С кем она тебя свела?
– Ни с кем.
Таня повернула голову к окну, где начинали густеть сумерки. Максим сел на подлокотник, заслоняя ей обзор.
– А теперь правду.
Таня вздохнула.
– С парнем я познакомилась. Мы всю ночь танцевали. Потом он отвез меня домой.
– Потом?..
– Суп с котом! – выкрикнула Таня. – Спать легла и дрыхла, пока ваш начальник меня не разбудил.
– А стриглась где? – спокойно, словно не замечая ее волнения, спросил Максим.
– Дома… Вернее, у вас, – растерянно ответила она.
– Сама, что ль?
– Ага. С работы уходила – все свое взяла. Ножницы у меня хорошие и щетки. А фен вам зачем? – вдруг спросила она, вспомнив, как сушила волосы в ванной комнате, где стены были выложены розовым кафелем.
– Это Лилин. Она и отделкой ванной занималась. Начала ремонт…
– А, понятно, – кивнула головой Таня. – Мне понравилось. Как в домике Барби.
– Девочка ты еще, – усмехнулся Максим. – Хотя новая стрижка сразу тебе годков прибавляет. А может, в глазах что-то другое… Как ты на новом месте? Домой не хочется?
Таня вспомнила, как затосковала по своей комнате в первый день, но она ответила:
– Нет. Мне здесь хорошо. Только… Когда же вас выпишут?
– Еще кое-что у меня проверят, завтра на какие-то новые аппараты, послезавтра – консилиум у профессора. Потом – домой. Дождешься, солдатка?
Он улыбнулся и, наклонившись, тронул ее лоб губами.
– Все же какой у тебя запах… – мечтательно вздохнул он. – Так пахнет море ранним утром… Обязательно отдохнем где-нибудь вместе. И не забудь, завтра после двенадцати приезжай на машине. В ресторане пообедаем, а то я тут похудею на больничных харчах.
– С полным-то холодильником?
– А, – махнул рукой Максим. – Кстати, ты забери фрукты и сок.
– Я завтра приду, – напомнила Таня.
– Ладно. Сейчас вызову тебе такси. Как ты после коньяка? Небось первый раз сорок градусов?
– Первый, – ответила Таня, прислушиваясь к себе. Похоже, слабость, которую она ощущала после пробуждения, прошла. Она встала.
– Куда? Не торопись, – остановил ее Максим. Он достал сотовый телефон.
– «Леди за рулем»? К первой клинической, пожалуйста, центральный вход. Да… Да. Сколько?.. Хорошо.
Он отключил связь.
– Деньги есть?
Таня кивнула.
– Значит, до завтра, – сказал Максим. – Жду тебя к часу на машине. Купи бланк доверенности.
– Я знаю…
Максим недовольно нахмурился:
– Откуда?
– Мне… Я… Я же на заправке работала, – нашлась Таня.
Она пошла к выходу, но нерешительно остановилась около Максима и протянула руку:
– До свидания.
Максим обнял ее, внимательно прислушиваясь к своим ощущениям. Он чувствовал упругость девичьей груди, чуть сбивчивое дыхание, напряженность спины. Он провел пальцем от плеча, по шее к волосам. «Ее кожа похожа на шелк», – опять подумалось ему.
– До завтра, – сказал он, отстраняясь, и улыбнулся, скорее угадав, чем услышав, вздох облегчения, выскользнувший из ее груди.
Таня вышла из такси. Уже потянувшись к ручке подъездной двери, развернулась и пошла к автостоянке. Еще издали она различила серый кузов «Волги», принадлежавшей Максиму.
– Привет, – сказала она, войдя в тесное помещение «бытовки», бывшее когда-то киоском.
На медицинской кушетке, обитой черным дерматином, сидели двое неизвестных ей парней, напротив, на стульях, – Колька и парень, назвавшийся вчера Совой. Они играли в карты.
– Привет, – сказал Колька, поднимая взгляд. – Я сейчас. Подожди.
Таня огляделась. Единственный табурет использовался играющими в качестве стола. Таня вышла за дверь, села на перевернутый пластиковый ящик. «Как бомж, – подумала она и встала. – Лучше в машине подожду», – решила она. Таня открыла сумочку, ключей от машины не было. Горячая волна метнулась к горлу, затопив жаром грудь. «Не паникуй, – успокоила она сама себя, – машина на месте. Ключи или дома лежит, или Колька забыл отдать».
– Я за ключами, – сказала она, как только Колька подошел к ней.
– А… – вздохнул он и разочарованно хмыкнул. – Не доверяешь.
– Максима завтра нужно из больницы забрать.
– Может, щас покатаемся? – с надеждой спросил Колька. – В кино можно…
– Ладно, – тут же согласилась Таня. Ей совсем не хотелось оставаться одной в громадной квартире.
Колька достал из кармана ключ с брелоком, открыл дверь и по-хозяйски уселся на водительском месте.
– «Убить Билла» смотрела? – спросил он, трогаясь с места.
– Нет, – ответила Таня, щелкнув застежкой ремня безопасности.
– Ништяк. Сеанс в восемь, успеем.
Они оставили машину около кинотеатра и, купив билеты, сели в кресла. Зрителей было мало.
– Попкорну зря не купили, – сказал Колька, ерзая в кресле. – Может, сбегать?
– Беги, если хочешь, – ответила Таня, оглядывая нависающий потолок с вкраплением круглых, как пуговицы, ламп.
– У меня того… С деньгами напряг. Кстати, не одолжишь хотя бы пятьсот?
– Ладно. – Таня открыла кошелек и протянула ему купюру.
– Получка скоро, я отдам. – Сжав деньги в кулаке, Колька соскочил с кресла. – Я быстро.
Потолочные лампы постепенно стали гаснуть, из динамиков накатила шумовая волна. Таня внимательно просмотрела рекламный ролик местного универмага и выслушала угрюмого врача, предлагающего лечение от простатита и импотенции. Вновь загорелся свет. Таня привстала и поманила Кольку, который с картонной банкой стоял, озираясь, у входа.
– Еле тебя нашел, – сказал он, плюхаясь в кресло.
С первых же кадров фильм вызвал у нее отвращение. Эстетика смерти, вдохновившая Тарантино (она заметила фамилию известного режиссера), привела ее в ужас.
– Коль, уйдем, – попросила она сразу, как только героиня, которую играла Ума Турман, убила свою первую жертву.
– Ты что? Клево, – похрустывая попкорном, ответил Колька, полулежа в кресле.
Таня вздохнула, надеясь, что убийств (кроме заявленного в названии) больше не будет. Она ошиблась. Когда началась сцена бойни в японском ресторане, Таня попыталась встать и уйти, но Колька задержал ее.
– Ломает – зажмурься.
Таня послушно опустила веки и тут же почувствовала Колькину ладонь между своими бедрами.
– Не надо. – Она отпихнула его руку.
Некоторое время спустя Колька снова попытался расстегнуть «молнию» на ее брюках.
– Прекрати, – возмутилась Таня и пересела в другое кресло.
Колька тоже переместился.
– Ничего ты в кайфе не сечешь, – шепнул он и обнял ее за плечи. – Расслабься, дурочка.
Некоторое время они сидели обнявшись, и Таня поймала себя на мысли, что ей нравится сидеть рядом с этим парнем, ощущая тяжесть его руки. Когда вовсю шло грандиозное сражение Турман с полусотней самураев, Колька убрал руку с ее плеча, и Таня внезапно ощутила холод. Она положила свою ладонь на его колено и повернулась к нему. В темноте Кольку можно было принять за самурая.
