Текст книги "Не бойся, малышка"
Автор книги: Ирина Тарасова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 17 страниц)
– Фантастику смотришь? – спросил Максим и тут же нажал на кнопку пульта.
– Да, – поспешно ответила она. – Хлеб с сыром будешь?
Он кивнул, взял бутерброд из ее рук и взглянул на нее. На ее лице мелькнула улыбка, короткая и светлая, как сверкнувший луч солнца в долгий дождливый день. Ему опять захотелось распахнуть полы ее халата, стянуть трусики и наконец прижаться губами к ее мягкой и влажной тайне. Ее глаза испуганно вспыхнули, словно она угадала его желание.
– Как фильм? – спросил он, чтобы снять напряжение. – Может, другой поискать?
– Да нет, интересно, – ответила Таня, разворачиваясь к экрану. – Ты, наверное, устал. Приляжешь?
Она сделала попытку встать, но Максим удержал ее.
– Сиди, – сказал он. – Я тут лягу. Можно?
Таня кивнула. Максим растянулся на диване, положив голову ей на колени, и вскоре заснул. Таня же, увлеченная зрелищем, досмотрела фильм до конца и выключила лишь после того, как злые инопланетяне потерпели поражение и Мел Гибсон вновь поверил в божественное провидение.
Таня еще некоторое время посидела в темноте, вслушиваясь в мерное дыхание Максима. Осторожно приподняв его голову, она подложила вместо себя диванную подушку, встала, накинула на него плед, подоткнула край и присела рядом на корточки. Ее глаза привыкли к темноте. Таня смотрела на спокойное лицо Макса и ощущала, как в ее груди теплеет от нежности. «Ты хороший, – прошептала она. – Ты очень хороший. Я постараюсь тебя полюбить».
ГЛАВА 10
Когда Таня открыла глаза, было еще рано. Она накинула на себя платье и сбежала вниз. Плед валялся на полу, но диван был пуст. Поднявшись на второй этаж, она осторожно открыла дверь соседней комнаты. Но и там Максима не было. На мгновение ей стало грустно, но, взглянув в окно, она улыбнулась. «Похоже, день будет солнечным и теплым», – решила она и, бросив на тахту плед, выбежала из комнаты.
Наскоро выполнив все ритуальные утренние процедуры, Таня вышла в сад и, не задумываясь, пошла к домику сторожа. Ей нужно было забрать книгу. Она поднялась по железной лестнице и толкнула дверь. Прихожая была небольшой, только кушетка и тумбочка. «Парфюмера» на тумбочке не было. Из-за двери, ведущей, вероятно, в другую, более просторную комнату, доносились глубокие вдохи и шумные выдохи. «Тимур делает зарядку», – подумала Таня, не стучась вошла и остолбенела. На полу, лицом к двери, стояла на четвереньках женщина. Ее груди, как два пустых мешочка, болтались из стороны в сторону, раскачиваемые равномерными движениями.
– Хай! – услышала Таня и подняла взгляд.
Тимур улыбался во все свои тридцать два зуба, нисколько не смущаясь. Он стоял на коленях позади женщины, опирающейся на локти. Он и его партнерша были полностью обнажены. В его ушах Таня заметила наушники плеера, который валялся рядом. Женщина выпрямила в локтях руки, приоткрыла глаза и тут же закрыла их, не прекращая двигаться в заданном ритме.
Таня опрометью выскочила из комнаты, одним махом миновала лестницу и без оглядки помчалась вперед. Поскользнувшись на мокрой дорожке, она упала бы, но ее подхватил Максим.
– Ты куда так неслась?
– Ой, Максим… Как хорошо… Как здорово… что ты не уехал.
Таня выпрямилась.
– Больно? – спросил Максим, отряхивая ее подол.
– Нет-нет…
– А глаза чего на мокром месте?
Таня заставила себя взглянуть прямо ему в лицо. В его глазах она прочла такое участие, что слезы, только что вскипавшие в ее глазах, мгновенно высохли.
– Ты в город? – спросила она, задержав взгляд на узле его галстука.
– Да, – ответил он. – Что, с узлом что-то не в порядке?
– Все в порядке. Меня возьмешь?
– Ты завтракала?
– Нет. Да. Неважно.
– В город тебе зачем? Я же по делам, а после обеда вернусь. Оставайся.
– Нет-нет, – заторопилась она. – Мне тоже по делам. Надо купальник купить и еще… Ты – на работу, я – в магазин. Только дождись. Я мигом.
Таня поспешила в дом и минут через пять, перекинув через плечо сумочку, уже садилась в машину.
– Значит, по городу соскучилась, – усмехнулся Максим, выезжая из ворот.
– Немножко, – ответила она, отводя глаза.
– Хорошо. Значит, за покупками?
– Да, – кивнула она, по-прежнему косясь вбок. – Включи музыку.
Максим нажал на кнопку. «Самый, самый человек дорогой», – зашептала безголосая певичка.
– Оставить? – оглянулся через плечо Максим.
– Пусть. Мне все равно, – махнула она рукой.
Таня прошла мимо дремавшей консьержки и поднялась по ступенькам на четвертый этаж. Открыв дверь, она поставила пакеты с покупками у порога и вошла в нагретую солнцем комнату. Диван, телевизор, пуф. На стеклянном столике – тонкая пленка пыли, пепельница в виде ладони как будто просит подаяния.
Таня нашла в ванной мягкую тряпку, вытерла пыль со стола, подошла к подоконнику. Под окном раскинулась забытая рощица из десятка американских кленов и лип. Тяжелая листва деревьев трепетала, словно стараясь защититься от назойливых приставаний ветра. Птицы то взлетали, то снова садились на ветви. Люди сновали туда-сюда. Сверху они казались до смешного уродливыми, похожими друг на друга. Иногда в поле зрения попадало яркое пятно. Вероятно, это совсем юная девушка в легком, летнем платье спешила по своим делам. Таня приоткрыла створку окна. Сухой ветер, наполненный запахом пыли, ворвался в комнату. «А за городом воздух пахнет влажной землей и цветами», – подумалось ей.
Прозвенел дверной звонок. Вздрогнув от неожиданности, Таня поспешила закрыть окно, щелкнула шпингалетом. «Максим пришел», – решила она и вприпрыжку побежала в прихожую, открыла дверь. Улыбка тут же сползла с ее лица.
– Ты?… – выдохнула она.
Колька шагнул ей навстречу, ногой прикрыл за собой дверь. На нем была все та же рубашка. От него разило потом и каким-то затхлым, несвежим запахом, как от прелого веника, забытого в старой бане.
– Не ждала? – скривив губы, спросил он. Его глаза были холодны, как талый снег.
– Н-нет, – с секундной задержкой ответила она. Но тут же, подавив неосознанный страх, вскинула голову. – Что тебе надо?
Колька продолжал изображать улыбку.
– Чаем напоишь?
Таня поджала губы, взглянула в его лицо, пытаясь определить выражение его глаз.
– Ну стакан воды-то хоть подашь? – добавил Колька, по-прежнему холодно глядя в ее растерянные глаза.
– Проходи, – неохотно ответила Таня и пошла на кухню.
Гость, не снимая обуви, пошел за ней следом.
– Значит, прижилась, – сказал он, усевшись на стул и оглядываясь по сторонам.
Таня нажала на кнопку электрического чайника.
– Тебе чай, кофе?
– Потанцуем…
Таня нахмурила лоб.
– Что? При чем тут?..
– Да так говорят: «Чай? Кофе? Потанцуем?» Я бы кофе с коньяком выпил. И поесть.
– Ты говорил: «Стакан воды», – напомнила Таня.
Колька резко встал и вплотную подошел к ней. Запах стал просто невыносимым.
– А ты – стервоза, – прошипел он.
Как никогда отчетливо она увидела его лицо – складки от носа к углам рта, тонкие губы, впалые щеки, узкий разрез глаз с частыми, прямыми ресницами. Его глаза смотрели зло, на щеках появились багровые пятна. Вытянув вперед руки, Таня брезгливо оттолкнула его:
– Что тебе надо от меня?
Колька сощурил свои и без того узкие глаза.
– Все, – коротко бросил он. – Для начала дай поесть. Жрать хочу до чертиков. На казенных харчах не разжиреешь.
Таня отвела взгляд, стараясь скрыть страх.
– У меня ничего нет… Мы на даче были… Может, яичницу?
Она кинулась к холодильнику, но тут же остановилась.
«Почему я должна его бояться? – подумала она. – Его выпустили, значит, он не виноват». Опершись спиной в прохладную дверцу, она сказала:
– Мне нечем тебя кормить. И вообще… Уходи. Я жалею о нашем знакомстве.
– Ах, она жалеет… – осклабился Колька. – А уж я-то как!
Он оглянулся. На столешнице, рядом с раковиной, из высокой подставки торчали стальные рукоятки. Обхватив одну, он вытянул нож с длинным, широким лезвием.
– Крутой у тебя, Багира, зуб.
– Нашелся Маугли, – съязвила Таня, но голос ее предательски дрогнул.
Колька потрогал ногтем лезвие.
– Ух ты! Ничего себе! Враз голову куренку можно отчекрыжить.
– Положи, – сказала Таня и, оторвавшись от дверцы холодильника, сделала несколько острожных шагов в сторону выхода.
Колька резко поднял руку:
– Куда торопишься? Яичницу вроде обещала.
Таня некоторое время молча смотрела на него, снова подошла к холодильнику, достала из ячеек два яйца.
– Садись, я мигом, – стараясь казаться спокойной, сказала она.
Колька вернул нож на место, сел за стол. Таня положила яйца на столешницу и быстро выхватила нож.
– Значит, кормежка отменяется, – с видимым спокойствием сказал Колька, положив руки перед собой. – А ножичек-то тебе зачем?
Он растопырил пальцы, будто хотел проверить, не дрожат ли руки. Руки не дрожали.
– «Буду резать, буду бить, все равно тебе водить», – паузами разделяя слова, произнес он. Вдруг он вскочил, и Таня от неожиданности вздрогнула. Нож выскользнул из ее рук и со стуком упал на пол. Колька, даже не наклонив головы, отшвырнул ногой в угол.
– Голодный я злой, – сказал он и одной рукой схватил Таню за горло.
– Больно, – вскрикнула она.
– Конечно. Еще больнее, если ножичком…
Палец его скользнул по ее уху.
– Нежная какая…
Он наклонился над ней, и его губы коснулись ее шеи.
– Жалко даже такую свеженькую…
Продолжая одной рукой держать ее за горло, другой рукой он дотянулся до подставки и вытянул нож с тонким, зазубренным лезвием.
– Какое разнообразие, – сказал он, отпуская ее горло. Таня пошатнувшись, оперлась рукой о столешницу.
– Что тебе от меня надо? – всхлипнула она. – Что я тебе сделала?
– Ничего… – Он откинул голову назад и с ненавистью посмотрел на нее. – Предала немножечко… – брезгливо сказал он и усмехнулся. – Я теперича одним ребятишкам десятку должен. Деловые меня за Пугача на счетчик посадили. Пугача-то того… – Он сделал неопределенный жест, махнув над своей головой, закатив глаза, наклонил голову, вывалил язык.
Таня сделала робкий шаг в сторону.
– Стой, паскуда, – схватил ее за руку Колян. – Слушай сказочку дальше. Значитца, обшибочка вышла…
– Что? Какая еще ошибка? – залепетала Таня, пытаясь вырваться из цепких Колькиных пальцев. Он толкнул ее на стул. Сел напротив и, не сводя с нее взгляда, спросил:
– Знаешь, кто Пугача в петлю сунул?
Таня отчаянно замотала головой. Мгновенно ее спина покрылась потом, кровь отхлынула от лица.
– Ну и хорошо… – осклабился Колька. Довольный произведенным эффектом, он откинулся назад, упиваясь собственной силой. – Пугач был крутой. По мокрому делу мастак. Ему человека убить – что пернуть. – Он приблизил свое лицо к Таниному лицу. Она вся сжалась. – Я не такой, – тихо сказал он и провел пальцем по ее щеке. – Кысонька ты моя…
– Что ж тогда с мразью такой связался? – Таня дернула головой, сбросив его руку. Колька вздохнул и с молящими интонациями произнес:
– Да я сроду бы на мокрое не пошел… Карточный долг. Дело чести, блин… И за кайф задолжал. Вот Пугач и решил меня кровью повязать…
– И ты Гошку убил. Да?.. – с трудом прошептала она вмиг ставшими бесчувственными, как от наркоза, губами.
Колька не ответил, но по судорожно метнувшемуся его кадыку Таня догадалась, что попала в точку.
– Значит, ты? – выдохнула она.
Колька зло глянул на нее:
– Догадливая…
Он встал со стула, наклонился над ней. Холод в его глазах буквально парализовал ее.
– Значит, про заправку в курсе? Вроде тебя не Варварой зовут, а придется кое-что тебе подкоротить. – Он распрямился, подошел к столешнице, взял нож, пробуя ногтем лезвие.
– Ничего… востренький. Почти как мой… – Колька с силой всадил нож в столешницу. – Парень только пукнул. А толстуха сама напросилась.
– Ты?!! – Кровь бросилась Тане в лицо. – Ты Нину убил!
Колька сплюнул.
– Не ори… Девку не я. Меня так рвало, что я мало что видел. Сова потом хвастался. Он в машине сидел. Девка заорала как оглашенная и бегом к машине. Ну он ее и придержал. Это уж Пугач пистолет у парня взял и прям ей в живот. Меня опять рвать…
Он замолчал, и только дрожащие крылья носа выдавали его злость. Колян еще некоторое время помолчал, вероятно что-то обдумывая. Наконец он сказал:
– А ты, если будешь умницей, до ста лет доживешь.
– Умницей… Умницей… – эхом повторила Таня. – Коля, как же так?.. – только и могла произнести она, пряча лицо в ладонях.
– Я теперь тебя не отпущу. Буду под прицелом держать. Как только денег добудешь, отпущу.
– Деньги… деньги… – Таня приподняла голову. – Какие деньги? Ах деньги! Я сейчас, сейчас…
Таня бросилась из кухни. Колька последовал за ней. Она судорожно схватила сумку, вытряхнула содержимое на ковер. «Время тянуть, время… Скоро Максим придет», – судорожно думала она, запихивая обратно носовой платок, тюбик помады, пудреницу. Словно в ответ на ее мысли зазвонил телефон. Колька выдернул шнур.
– Дэнги давай! Давай дэнги! – прокричал он, подражая гайдаевскому Бендеру.
Таня защелкнула замок сумки, заметалась по комнате.
– Дэньги… Как я люблю денежки… – говорил Колька, шаря рукой в полиэтиленовом пакете с символикой гастронома. Вытащив кошелек, вытряхнул деньги, пересчитал. – Две тысячи с копейками. – Хмыкнув, Колька сунул деньги в карман. – Бум считать, мелкий должок отдала.
– Какой должок? – растерялась Таня. – Это ты мне пятьсот должен.
– Привет! А про дискотеку забыла? Думаешь, кайф дармовой?
– Какой кайф? – судорожно сглотнула она. – Наркотики?..
– Не строй из себя дурочку… А откупорил я тебя классно, даже не ойкнула, – хохотнул он.
Краска бросилась Тане в лицо, ярость захлестнула ее. Она бросилась на него с кулаками. Колька схватил ее за запястья.
– Дрянь! Сволочь! Ненавижу! – кричала Таня, пытаясь вырвать руки или пнуть его ногой.
Колька враз разжал пальцы и с силой толкнул ее. Таня упала на ковер, стукнувшись локтем о деревянный край стола. Не чувствуя боли, она опять вскочила.
– Пошел вон, ублюдок! Подонок! Мразь… – продолжала она кричать, колотя кулаками воздух.
Колька ловко увиливал от ее ударов. Наконец Танин кулак достиг Колькиной скулы, и он со злостью отбросил ее так, что она опять упала.
– Убийца. – Таня разрыдалась.
Колька с силой пнул ей в живот. Таня рухнула навзничь, лихорадочно хватая ртом воздух.
– Поостынь. Будь хорошей девочкой и найди мне денежки. – Колька наклонился над ней. Взяв за талию, приподнял. Точно безвольная кукла, она висела в его руках и бормотала сквозь слезы: «Боже мой… боже… как же так?.. как?..»
Колька ударил ее по щеке. Таня замолчала, и только наполненные яростью глаза говорили о той ненависти, которую Таня испытывала сейчас.
– Найди мне деньги, – повторил он сквозь зубы, опять бросая ее на пол. – Много денежек. Красивых, зелененьких.
– У меня нет… Нет… – задыхаясь, ответила Таня.
Колька сел на диван, вытянул ноги.
– Нет, так будут. У своего богатенького дядюшки возьмешь.
– У меня нет дяди, – приподнявшись на локтях, ответила Таня.
– Не придуривайся. Десятку достанешь – отпущу.
Таня села, держась руками за живот.
– Десять тысяч рублей?
– Дура, долларов. Можно по курсу.
– У меня нет… нет…
– Тогда в бордель тебя отдам. За свежачок неплохо платят.
– Что я тебе сделала? – выкрикнула она.
– Когда ты сердишься – бесподобна. Хотя в постели дура дурой. Ничего, обучим.
Колька поднялся с дивана, подошел к ней, подал руку:
– Вставай и приготовь мне пожрать.
Таня отшатнулась от его руки.
– Я все про тебя расскажу!
– Кому? Доблестным ментам? – Колька опустил руку и чуть отклонился. Его лицо побледнело до серости.
– Ты, ты убил…
– Мед, пиво пил… – Его рука гадюкой метнулась к ее горлу. – Если хочешь знать, у меня с ментами договор. Деловые за меня дали. За десятку я чист. Мокруху на Пугача списали. Сове по малолетству по минимуму дадут. Я теперича деловым и за себя, и за Пугача должен. – Колька судорожно вздернул верхнюю губу, оскалив зубы. – Из-за тебя, паскуда, на счетчике сижу.
Таня, не мигая, смотрела в его налитые кровью глаза и судорожно глотала пересохшими губами воздух. Пальцы Кольки все сильнее сжимали ее горло. Наконец он отпустил ее.
– Ищи деньги, б…ь. Наврала небось, что дядька. Знаю, любовничек…
– Нет… Максим меня защитит. – Вдруг ее озарила догадка. Уже увереннее она сказала: – Виталь Михалыч тебя достанет.
Колька застыл на месте.
– Кто такой? Почему не знаю?
– Я тебе говорила… Я предупреждала… Он – крутой мафиози, а ты его племяшку убил, – бросала она слова, как плевки, прямо в лицо Кольки. – Виталь Михалыч думал, что это Пугач… Кровь за кровь.
На один бесконечно долгий миг их взгляды скрестились. В его глазах промелькнул страх, но он тут же был вытеснен ненавистью. Его губы превратились в тонкую полоску, лоб прорезала поперечная морщина. Наконец он выдавил из себя:
– Значит, это ты, ведьма, науськала мафиози… А я-то думал: за что зуб менты на Пугача держут, раз в петлю сунули… Значит, говоришь, кровь за кровь…
Колька наклонился над ней, и Таня прочитала в его глазах приговор.
– Нет! Нет! – закричала она.
Он схватил ее за волосы и коротким прямым ударом рассек губу. Кровь хлынула на подбородок. Таня, всхлипнув, замолчала. Он схватил ее за руку, рывком поднял на ноги и толчками погнал перед собой. Распахнув дверь, он втолкнул Таню в ванную комнату и зашел следом.
– Значит, куколка, ванную решила принять…
– Нет… – прохрипела она, вытирая кровь с подбородка.
– Да, – прошептал Колька и стукнул ребром ладони ей под ребра. Таня от боли присела. Колька, заткнув ванну пробкой, включил краны. Одним махом он стянул с нее футболку, расстегнул «молнию» на джинсах. – Штаны давай сама.
– Нет! – вскрикнула Таня и попыталась встать, но он опять ударил ее так, что она осела на пол.
– Не шали, малышка. Давай куп-куп…
– Не надо, Коленька, пожалуйста, – залепетала она. – Я достану деньги, достану.
– А тем временем меня твой мафиози кокнет… как Пугача. Кто много знает – пусть крепко спит. Ну, быстро!
Таня дрожащими руками стала стягивать с себя джинсы. Как только джинсы оказались у нее в руках, она бросила их Кольке в лицо и попыталась проскочить мимо. Одним движением отбросив джинсы, он опять ударил ее так, что у нее потемнело в глазах. Схватив за талию, Колька потащил ее к ванне, заполненной больше чем до половины.
– Давай, дура. Давай, дрянь.
Таня с шумом упала в ванну. Брызги окатили Кольку с ног до головы. Судорожно схватившись за края, Таня попыталась подняться. Положив ладони ей на макушку, Колька нажал что есть силы. Таня скрылась под водой. Он отпустил руки, Таня пробкой выскочила из воды, жадно хватая ртом воздух. Колька встал, снял с подставки фен.
– Несчастный случай, – сказал он.
Таня сделала попытку подняться из воды. Колька протянул руку и снова толкнул ее. Фен зашумел.
– Шнур короткий, бля… – ругнулся он и тут же, выпучив глаза и хватая ртом воздух, стал оседать.
За его спиной показалась фигура Максима. Долю секунды Таня смотрела перед собой, ничего не понимая, потом приподнялась, но, поскользнувшись, упала. С глухим стуком она ударилась затылком о край ванны и ушла под воду.
ГЛАВА 11
Пять дней Таня провела в больнице. Три дня она только спала, одурманенная лекарствами. На четвертый пришел следователь. Он много спрашивал, Таня подробно отвечала, старательно продираясь сквозь туман в голове. Она рассказала все, что знала о Кольке и его компании. Единственно, о чем умолчала, – что Гошу убил не Пугач, а Колька. Следователь просто не задал нужного вопроса.
Как только Таня подписала все бумаги и проводила глазами сутулую спину местного представителя «убойного отдела», в палату вошел Виталий Михайлович. Он сел на стул рядом с кроватью. Сплетя пальцы на животе, он с минуту наблюдал за нею. Его лицо было абсолютно бесстрастным, даже темные глаза-буравчики сейчас казались нарисованными.
– Ну как? – спросил он.
Таня села на кровати, спустив ноги на пол. На ней был хлопчатобумажный больничный халат размера на три больше, чем нужно.
– Максим где? – еле слышно произнесла она.
– Он не придет, – жестко сказал Виталий Михайлович.
Таня кивнула.
– Вы все ему о Кольке сказали?
– Твой узкоглазый так орал – в Нью-Йорке слышно было.
– И что?.. Что он сказал? – спросила она, по-прежнему уткнувшись взглядом в подол.
Виталий Михайлович еще раз окинул взглядом ее понурую фигуру. Он бы не узнал Таню – настолько она показалась ему взрослой, усталой, замученной женщиной. Казалось, что в ее волосах проблескивает седина. Но это беглый луч утреннего солнца, заглянув в палату, застрял в ее растрепанных волосах. Таня провела ладонью по голове, словно хотела стряхнуть солнечный блик, и робко подняла голову. Ее зеленые глаза смотрели настороженно, и в то же время в них была боль. «Бедная девочка, эк тебя судьба-то по башке твоей глупой настукала», – подумал Виталий Михайлович и, поймав себя на жалости, с досадой сказал:
– Знала бы, сколько грязи вылил на тебя твой ухажер.
– Он не ухажер… – прошептала Таня, и еле слышный звук ее голоса вызвал такое раздражение у него, что он почти выкрикнул:
– Хочешь сказать, что не спала с ним? И наркотики не глотала? Небось подстелилась под мразь в первый же день. Эх ты… Максим к тебе со всей душой, а ты за три копейки продалась.
Таня растерянно моргала, еще теснее сжимая коленями ладони, и только шептала: «Нет, нет, нет…». Виталий Михайлович остановился. Внезапно пришло к нему воспоминание из далекого детства. Как они с Максимкой как-то играли с девчонками в снежки. Как он, тогда еще подросток, сжал теплыми руками без варежек талый снег, размахнулся и кинул что есть силы так, что девчонка упала. Подбежав, он стал закидывать ее снегом, а она в бессилии только махала руками и повторяла эти свои «нет». Тогда он впервые поцеловал. Ее губы были твердыми и холодными…
– Ладно, – крутанул головой Виталий Михайлович, стряхивая воспоминания. – Я принес тебе вещи, деньги. Выпишут – езжай домой.
– А Максим? Он где? Дома? – с трудом проговорила Таня, ощущая, как горло сводит спазм.
– На работе, – спокойно сказал Виталий Михайлович, и в его голосе Тане почудился незнакомый, теплый оттенок. Таня подняла глаза. Он смотрел куда-то в сторону, и она опять опустила голову.
– Скажите ему… Скажите… – Таня с трудом справилась с комом в горле. – Я прошу у него прощения… Он… он… он лучше всех.
Виталий Михайлович окинул ее быстрым, но внимательным, чисто мужским взглядом. Словно почувствовав это, Таня еще больше сжалась. Он приподнял руку, и Таня отшатнулась, будто опасаясь удара. Он опустил руку на ее плечо, другой приподнял подбородок. Таня в ужасе отпрянула, закрыв лицо руками.
– Не трогайте меня… Пожалуйста…
– Да… – вздохнул он. – Выздоравливай, покалеченная. Я завтра зайду.
– Не надо, – вскрикнула она, опуская руки. Ее глаза расширились от ужаса.
– Так-так-так… – произнес он и, достав сигарету, закурил. Таня неотрывно следила за тлеющим огоньком. – Ты меня боишься? – спросил он после продолжительной паузы.
Таня не ответила.
– Боишься… – покачал головой Виталий Михайлович. – Неужели я такой страшный?
– Что со мной будет? – прошептала она, наблюдая, как он гасит сигарету о край блюдца. – Я ведь сирота, – зачем-то добавила она.
– Ты уже говорила, – оборвал он ее. – Не знаю. Мне наплевать. Я думал, если Максим в тебе что-то нашел, значит, ты чего-то стоишь. А ты с отребьем связалась. Дешевка, как все.
Он встал.
– Вы меня убьете? – срывающимся голосом выпалила она.
Виталий Михайлович опять сел на стул. Взял ее за руку. Она смотрела на него испуганными глазами.
– Дурочка, – ответил он, и взгляд его потеплел. – Винегрет у тебя в башке…
Он провел рукой по ее волосам. Она, вжав голову в плечи, ждала.
– Ладно. – Он снова прикурил, задумался. – Не боись, не тронет тебя никто. А если хочешь знать, Лысенко повесили без меня. Он же беременную убил. А это даже по бандитским законам – беспредел.
– Как это? Кого?.. – в ужасе вскинула голову Таня.
– Не хотел говорить, да ладно… – Виталий Михайлович вздохнул. – Хуже зверя выродок. Сова как узнал, что его хотят за убийства посадить, раскололся, показал, куда жену Пугача закопали.
– Жену?..
– Сожительницу. Он как из колонии вышел, к женщине прибился. Свой дом на окраине. Пугачу лишь бы где жить-спать, а ей ребенка захотелось. На пятом месяце заметил… Сова в свидетелях оказался. – Виталий Михайлович вновь резко раздавил окурок в блюдце. Его глаза излучали такую ярость, что Таня невольно отшатнулась. – Не хочу больше говорить. Такое и представить нельзя, что этот зверь со своей женой сделал… Газеты писали: он, мол, раскаялся, поэтому голову в петлю сунул… – Виталий Михайлович замолчал, погрузившись в свои мысли. Он сидел, отвернувшись.
Глядя на его поникшие плечи, Тане стало его жалко. Ей вдруг захотелось погладить эту сутулую спину, сказать что-нибудь ласковое и ободряющее, но она так и не нашла нужных слов.
– Вот так… – сказал наконец он и выпрямился. Его лицо опять было спокойным. – Завтра к тебе одна моя знакомая придет. Надо тебя из ямы вытаскивать… Больно жить-то? – Тане показалось, что его глаза увлажнились. – Как много вас, баб покалеченных… Сколько лет-то тебе?
– Девятнадцать, – прошептала она. – А число сегодня какое?
– С утра пятнадцатое.
– Значит, двадцать… Вчера исполнилось.
Она помолчала.
– Бабушка в день рождения всегда пирог пекла… С рыбой хек… Со сладким чаем – вкусно.
Таня внезапно заплакала. Он протянул руки и привлек ее к себе. Ее плечи мелко тряслись, словно она не могла согреться.
– Ну хватит, хватит, – наконец сказал он, осторожно похлопывая ее по спине. Всхлипнув последний раз, она затихла. Еще некоторое время они сидели обнявшись, пока не почувствовали всю неестественность этих объятий. Виталий Михайлович разжал руки и встал.
Ногой толкнув дверь, вошла грузная женщина.
– Обед, – крикнула она и поставила на стол поднос.
– Я не хочу, спасибо, – поморщилась Таня.
– Папаша, скажите ей, чтоб кушала. А то через капельницу кормить будем.
Виталий Михайлович брезгливо покосился на поднос.
– Унесите, – сказал он. – Тут и здоровый эту дрянь есть не будет, не то что больной.
– Уж если в отдельной палате, так сразу и нос воротите, – проворчала женщина и, схватив поднос, удалилась.
– Там в пакете сок, печенье, яблоки. Красная икра есть, батон. Ох-хо-хо, – выдохнул он, и на Таню пахнуло табаком. Она брезгливо повела носом. Он покосился на нее, но не отодвинулся. – Удивляюсь я тебе. Максим тебе хотел новую жизнь показать, так сказать, с лицевой стороны. А ты… Из грязи опять в грязь.
– Нет… я не хочу, – затрясла головой Таня.
– Ведь всей душой к тебе Максимка, а ты… – Он махнул рукой. – Уезжай… Нечего моему другу в душу плевать. Откуда приехала, туда и возвращайся. Чтоб духу твоего здесь не было.
Таня боязливо подняла глаза и тут же опустила, испугавшись колючего взгляда. Но, собравшись с духом, все же спросила:
– Хоть разочек могу я Максима увидеть?
– Нет, – ответил Виталий Михайлович, встал и пошел к выходу. Уже у самой двери обернулся и добавил: – Я тут ни при чем. Максим сам не хочет тебя видеть. Говорит, оскорбила ты его и обманула.
Еще раз смерив ее, сжавшуюся в комок, взглядом, он кивнул и вышел, осторожно прикрыв за собой дверь, будто боясь потревожить тяжелобольную.
…Максима Таня действительно не увидела. Он приходил, когда она спала.
Он встал у кровати и простоял так, не шевелясь, минут десять. Таня лежала на спине, скрестив на груди руки, и только по едва слышному дыханию было понятно, что она жива. «И хорошо, что жива», – подумал Максим и ощутил, как бешено заколотилось его сердце. Он почувствовал боль. Но эта боль была не физической, не той, какая застала его в машине. Его душа ныла от боли, и он понял, что влюблен. По-дурацки, бездумно, как мальчишка. И тут же глухая волна ярости затопила его. «Мне уже сороковник, нахватался за жизнь дряни по макушку. А она только выглядит святой, а сама…» Таня пошевелилась во сне, всхлипнула. Максим чуть наклонился к ней. На ее губах мелькнула улыбка. Это была какая-то призрачная улыбка, она скользнула по ее губам и исчезла без следа. Максим отвернулся. Непонятный звук привлек его внимание. Яркокрылая бабочка, проснувшись, стала биться в стекло. Он подошел к окну, вынув из кармана платок, осторожно накрыл бабочку, вытряхнул в открытую форточку и даже не проследил за ней взглядом. Вернувшись к столу, он наскоро черкнул несколько строк, вынул из стоящего рядом большого пакета коробку и водрузил ее на стул, стоящий рядом с кроватью, где спала Таня. Затем, еще раз взглянув на спящую девушку, вышел.
Таня так и не почувствовала его присутствия. Когда она открыла глаза, первое, что увидела, – куклу. Роскошная принцесса с золотыми волосами, перехваченными розовой атласной лентой, и в длинном кружевном платье пряталась за прозрачной крышкой картонной коробки. Таня открыла крышку, взяла куклу на руки, прижала к себе. От шелковых волос пахло сладким. Таня закрыла глаза, вдохнула карамельный запах и мыслями перенеслась в детство.
…До шести лет мир казался ей безопасным и справедливым. У нее было все, что нужно: бабушка, которая кормила ее и одевала, гуляла с ней и читала сказки. Был у нее и свой кукольный уголок, где среди кубиков и ковриков жили два медведя: один бурый, с потертой шкурой и облупившимся носом, второй – серый, с пятном зеленки на ухе. Таня их очень любила. Но однажды она увидела настоящую кукольную принцессу. Кукла была очень красивой: с голубыми глазами, черными ресницами, в кружевном платье и белых туфельках. Принцесса сидела на лавочке в парке. Недолго думая, Таня схватила ее и бросилась бежать, но тут же была остановлена собственной бабушкой. В это самое мгновение Таня почувствовала, что весь ее мир рушится. Куклу баба Софа у нее отобрала, да еще и отшлепала.
После того как в ее руках побывало кружевное видение, Таня забросила своих когда-то любимых медвежат, которые вдруг показались ей жалкими и убогими. Она могла часами сидеть в одиночестве, всматриваясь в темноту, и думать свои невеселые детские мысли.
Чтобы утешить внучку, баба Софа купила ей другую куклу, маленькую и твердую, хотя тоже в кружевной юбке. Когда баба Софа достала из картонной коробки это жалкое подобие, Таня даже пожалела бабушку, которая не понимала разницу между чудом и обыкновенной пластмассовой дурочкой. Таня вежливо поблагодарила и поставила куклу на самое видное место – на подоконник, лицом к улице и затылком к себе. Так и простояла Маша (такое имя было указано на этикетке, пришитой к подолу), пока полностью не облезла под воздействием перепада температур и прямых лучей солнца.
Таня машинально загнула подол – никакой этикетки. Кружева пришиты ровно, а на ножках – белые носочки и туфельки. Таня прижала куклу к груди и неожиданно разрыдалась.
– Это еще что такое? – услышала она и подняла голову. Над ней стояла грузная женщина с мелкими чертами лица. – Часто плачешь? – строгим голосом спросила она.
