Текст книги "Не бойся, малышка"
Автор книги: Ирина Тарасова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 17 страниц)
ГЛАВА 9
Максим стоял на крыльце. Он приехал около трех и, не застав Таню в доме, был раздосадован. С самого утра его не покидало отличное настроение. Он не раз ловил себя на том, что улыбается неведомо чему.
Вчера, после ночного чаепития, он действительно заснул быстро, спал крепко, и только под самое утро ему приснился сон. Даже не сон, а так – мимолетная зарисовка.
Перед ним в золотом ореоле лучей стоит женская фигура. Он чувствует тепло от этого света на своей коже. «Будь счастлив», – говорит женщина. Он протягивает руку, чтобы откинуть с ее лица золотистые пряди волос и разглядеть ее лицо, и… просыпается.
Утром у него не было времени на раздумья, и только сейчас, за рулем машины, к Максиму вернулись воспоминания об этом сне. Он был уверен, что ему приснилась Таня. Именно ее хрупкая фигурка стояла в лучах восходящего солнца. Только волосы у женщины были другие: чуть вьющиеся, пшеничного цвета…
Максим прислонился к перилам. По ярко-голубому небу плыли рваные облака. Они двигались быстро, с запада на восток, вероятно, там, высоко, их гнал сильный ветер. Внизу же было тихо, только еле уловимый шепот листвы свидетельствовал о движении воздуха.
Максим сошел с крыльца и пошел по направлению к забору, но, как только протянул руку, калитка отворилась.
– Ой, ты уже дома, – воскликнула Таня и, улыбнувшись, оглянулась через плечо. – А мы тут… – Она снова оглянулась. Тимур прижал палец к губам. Таня тут же поправилась: – Я тут гуляла, вот «Парфюмера» читала. – Она вынула из пакета книгу и показала ему. – Это ты нашел?
Максим кивнул. Он заметил на ее лице тень смущения.
– К деду приехал? – спросил он, глядя куда-то за Таню.
– Здравствуйте, – стараясь казаться спокойным, сказал Тимур. – Я всего на два дня. Послезавтра экзамен.
– Ну-ну, – ответил Максим и, взяв Таню за руку, повел за собой.
Тимур облегченно вздохнул вслед. Он хорошо знал выражение недоумения, сменяющееся еле скрытым гневом. Так реагировал отец, когда заставал сына не за учебниками, а за просмотром «Пентхауза» или в обнимку с девушкой. Отец никогда не ругал его, даже не повышал голоса, но всегда давал понять, что его сын полный кретин и только зря коптит небо. Другое дело дед. Тимур и дед были, что называется, одного поля ягоды. «Истребитель девушек» – так называл себя дед, когда здорово набирался.
– Эй, – раздалось откуда-то сверху. Из окна выглядывала седобородая голова. – Поднимайся, – тихо сказал дед.
Тимур, перепрыгивая через ступеньку, поднялся на второй этаж сторожки.
– Я приехал, а тебя нет. Быстро с делами управился. Правда, дел сейчас особых нет пока. Договор зреет. Торопился… так хотелось поскорей увидеть тебя, – с легкой обидой в голосе говорил Максим, быстрым шагом направляясь к коттеджу и не замечая, что Таня с трудом поспевает за ним. – Краски, как ты просила, купил. А еще принес курицу-гриль и огурцы-помидоры. Салат сделаешь? – спросил он, остановившись на крыльце.
– Ноу проблем, – чуть запыхавшись, ответила Таня. Ее ладонь выскользнула из его руки. – Я сейчас, – сказала она и, развернувшись, побежала по дорожке назад. Легкая тень понеслась за ней. Максим смотрел на ее удаляющуюся фигурку и чувствовал, как горячая волна ревности поднимается в его груди.
«Пока я в городе занимался делами, желторотый прохиндей, может, вскружил ей голову. Она, конечно, скромница, но и Тимка – не промах, своего никогда не упустит», – безуспешно пытаясь справиться с раздражением, думал Макс, открывая дверь. Он знал, что Тимка изредка бывает у деда, и не один, а с часто меняющимися подругами.
Как-то, уже глубокой зимой, Витальке захотелось на дачу. Он пригласил Максима, еще пару-тройку приятелей. Макс приехал первым. В беседке уютно устроилась теплая компания: три начинающие шлюшки, Тимка и два ящика пива. Длинноногие девки, румяные то ли от морозца, то ли от вожделения, под оглушительную музыку усиленно крутили задницами перед вальяжно развалившимся в кресле Тимкой, который дул пиво из горла бутылки. «Не переборщи», – только и сказал тогда ему Максим. Девки, прихватив пиво, тут же ретировались. Тимка тогда слезно просил его ничего не говорить хозяину. Виталька страх как не любил посторонних в своей вотчине. Исключение он делал лишь для Максима и еще немногих друзей-компаньонов.
Максим тогда не стал рассказывать Витальке про Тимку – деда пожалел. Степаныч был отличным мужиком. Бывший военный, ответственный и дисциплинированный. Но в том, что касалось внука, был мягок, как пластилин. Все подлецу разрешал. И покрывал.
– Максим Юрьевич, машину помыть?
Максим поднял голову. Блекло-серые, почти бесцветные глаза под густыми седыми бровями виновато смотрели на него.
– Можно, Степаныч, – кивнул он и, развернувшись, вошел в дом.
По-прежнему испытывая раздражение, Максим включил телевизор и лег на диван. Вскоре вернулась Таня.
– Продукты где? – не проходя в гостиную, спросила она с порога.
Максим ничего не ответил, как будто не услышал.
– Овощи в холодильнике? – уже громче спросила она, но он даже не пошевелился.
Таня скинула босоножки и босиком прошла в гостиную.
– Что-то случилось? – спросила она, присаживаясь перед ним на корточки. – Не заболел? – Она протянула руку и пощупала его лоб. – Прохладный. Устал, наверное. Отдыхай.
Она улыбнулась и, чмокнув его в нос, сказала:
– Я быстро, не волнуйся.
Ее глаза лучились чистым, ярким светом, словно где-то внутри нее находились громадные резервуары энергии. От ее взгляда, от нежного лица, от всего ее облика веяло такой свежестью и неподдельной искренней радостью молодого существа, что в одно мгновение его раздражение растворилось.
– Тебе помочь? – спросил Максим, по инерции еще продолжая хмуриться, но глаза его уже подобрели.
– Давай, – ответила она. – Вместе мы быстро. Я жуть какая голодная!
Когда обед был готов, они накрыли на стол в беседке. Солнечные лучи, проскальзывая сквозь прорези деревянной решетки, создавали на дощатом полу причудливый орнамент. Ветер шелестел листвой, донося сладкие запахи цветущих растений.
– Как в раю, – сказала Таня, погружая ложку в салат.
– А змея не боишься? – пошутил Максим, крутя в руках вилку. Он сидел напротив Тани и с удовольствием наблюдал за ней.
– Змея? – испуганно переспросила она, но тут же успокоилась, заметив на его лице усмешку. – Здесь не растут яблоки, – сказала она, тоже взяла вилку и принялась за еду.
– Курицу тебе отломить? – спросил Максим, придвигая в себе стеклянную тарелку, где среди нарисованных ярко-желтых тюльпанов лежала аппетитная тушка жареной курицы.
– Ага, – кивнула Таня.
– Ножку?
– Ручку, – хихикнула она.
– У тебя сегодня хорошее настроение. Может, выпьем вина? – предложил он, разрезая курицу на части.
– Мне и так хорошо, – ответила она и приняла из рук Максима обжаренное до золотистой корочки куриное бедро.
Он вытер руки бумажной салфеткой и придвинул к себе бутылку из темного стекла.
– А я вот решил по пивку. Тебе налить? – спросил Максим, открывая крышку. Легкое облачко пара зависло над горлышком.
– Нет, – отказалась Таня. – Ты лучше мне сок передай.
– Мясо с соком? – удивился Максим, но послушно открыл темно-зеленый пакет с изображением красного яблока.
– Ты же кормил меня сладкой курицей, – сказала Таня и подставила стакан.
– Помнишь?..
Максим внимательно посмотрел на нее. Лучи солнца играли в ее волосах, создавая ощущение огненных всполохов. Таня, заметив его пристальный взгляд, чуть смутилась.
– Я все помню… И я благодарна… Так благодарна, что…
Она поспешно подняла стакан, как будто хотела заслониться от его взгляда.
– За что, детка? – с нежностью спросил Максим, протянул к ней руку и слегка коснулся ее плеча.
Она поставила стакан и робко посмотрела на него.
– За твою заботу обо мне… Спасибо, папка.
Его брови резко метнулись вверх.
– Что?! Не понял…
Таня потупилась.
– Я, когда тебя увидела, подумала, что хорошо бы и мой отец был таким, – принялась врать она, искренне веря, что говорит правду. – Ты хороший, такой хороший…
Максим ничего не сказал, только смотрел так, что ей казалось, как его взгляд прожигает ее насквозь. Еще немного помедлив, он произнес, стараясь не выдать своего волнения:
– Таня, я знаю, что ты росла без отца. Но я не могу…
Он отодвинул от себя тарелку и медленно встал.
– Ты уже наелся? – с явным облегчением спросила она.
Обогнув стол, Максим сел рядом с ней, бедром касаясь ее бедра. Он взял ее за подбородок и повернул к себе. Их взгляды встретились, Он прикоснулся губами к кончику ее носа, потом отстранился и, по-прежнему не отводя глаз, провел указательным пальцем по ее бровям, очертил скулы. Таня застыла в оцепенении, загипнотизированная этими легкими прикосновениями. Он дотронулся до ее губ, и она инстинктивно сжала их плотнее. Тогда он обхватил своими губами ее губы и, слегка надавив рукой на подбородок, заставил приоткрыть рот. Его язык коснулся ее языка. Таня слегка вздрогнула. Он успокаивающе погладил ее по плечу.
Его губы разомкнулись, и Таня отстранилась. Ей захотелось вытереть рот, но, боясь обидеть Макса, она сначала сделала несколько глотков из стакана и уж потом промокнула губы салфеткой.
– Тебе привет от Виталия, – сказал Максим, снова занимая свое место за столом напротив нее. – Что ты ему там наобещала?
Таня растерянно захлопала глазами:
– Я?..
– Ну не я же. Виталька сказал, что в выходные приедет, проверит. Ты для этого краски просила?
– Нет… Да, – растерянно ответила Таня. – А сегодня какой день?
– Четверг.
– Хорошо…
Она бездумно тыкала вилкой ломтик огурца. Ничего не изменилось, но Максим почти физически почувствовал, как между ними выросла невидимая стена.
– Что с тобой? Чем Виталька тебя запугал?
В очередной раз пронзив огурец вилкой, Таня исподлобья взглянула на Максима.
– Как ты себя чувствуешь? Как настроение? – нарочито деловым тоном спросила она.
– Беда… – покачал головой Максим.
– Как сердце? Не болит?
– Кончай из себя сиделку корчить, – улыбнулся он.
– Лежалку…
– Не понял… – Максим нахмурился. – Это тебя Виталька настращал…
Он стукнул себя по лбу:
– Блин! Так ты поэтому такая замороженная?
– Ты же говорил – свежая, – попыталась пошутить Таня.
– Брось, – отрубил Максим. – Давай начистоту. Что там тебе Виталька наговорил?
– Он сказал… – Таня замялась. – Чтоб я была тебе зайчиком… чтоб один позитив, никакого негатива.
– И все? – недоверчиво переспросил Максим.
– Чтоб я больше ни с кем не разговаривала, только с тобой. А я с Тимуром…
– Что с Тимкой? Что ты натворила? – повысил голос Максим.
Таня опустила голову.
– Ничего… Мы только вместе на пруд сходили… Я забыла… что нельзя. Ты ведь ему не скажешь?
– Ерунда какая, – ответил Максим. – Болтай с ним, пожалуйста, если нравится. Только ничего с Тимкой не допускай. Он еще тот ухарь. Вообще-то ему здесь бывать не положено. Скажи, что в выходные хозяин приедет. Виталька не любит чужих, а Степаныч местом дорожит.
– У тебя на завтра какие планы? – спросила Таня несколько настороженно.
– Придется с утра в цех заглянуть. Кое-какие проблемы порешать. Но я быстро, к обеду буду.
Таня машинально кивнула. Солнечный луч коснулся ее волос, и они заполыхали огненными бликами.
– Тань… – робко спросил Максим.
– Что? – Она вопросительно посмотрела на него.
– Волосы… Чем ты красишься?
– Это у меня свои такие. Что, не нравятся?
– Нравятся… Только зря ты постриглась. Волосы у тебя красивые. Немного вьются?
– Это у меня в бабу Софу. Она в молодости была красавицей. Муж ее очень любил. Жаль, после войны сразу от туберкулеза умер.
– Ты ее, видать, тоже здорово любила.
– Ага… Если б не она… – Таня вздохнула. – Жизнь, оказывается, такая страшная, а она учила видеть во всем хорошее. Всегда повторяла: «Не в деньгах счастье. Радость – внутри человека». Ты тоже так считаешь?
– Да, – кивнул Максим. – А бабка твоя умница была.
…Макс ушел в дом, а Таня осталась в беседке, открыла книгу. Дурацкая привычка заглядывать в конец испортила ей все удовольствие. Некоторое время она пыталась скользить по строкам, но так и не увлеклась. Захлопнув книгу, она вышла в сад и остановилась около куста сирени.
– Пять лепестков ищешь?
Таня оглянулась. Рядом стоял Тимур.
– Нет, просто смотрю, – ответила она, улыбаясь.
– Подарок хочешь?
Таня кивнула. Тимур протянул ей сжатую в кулак ладонь.
– Что это? – Таня постучала по выпирающим костяшкам. – Сезам, откройся!
– Сюпрайз. – Он разжал кулак. С ладони в панике метнулась прочь желтая бабочка.
– Ой, – воскликнула Таня от неожиданности и расхохоталась. – Ну ты даешь!
– А вот и настоящий сюрприз.
Тимур сломал ветку и протянул ей:
– Тут точно есть пять лепестков. Я видел.
Таня поднесла к лицу нежную пену цветов:
– Какой запах!
Тимур усмехнулся:
– Обыкновенный… Ты «Парфюмера»-то прочитала?
– Нет еще. В такой день хочется что-нибудь доброго.
– Дай тогда.
– А экзамен?
– Буду сочетать приятное с полезным.
Таня протянула книгу. Тимур сунул ее под мышку.
– Завтра верну. Мне немного осталось.
– Кстати…
Таня замялась.
– Максим сказал, чтоб ты уехал.
– Значит, все же приревновал.
– Нет, Виталий Михайлович скоро приедет.
– Понятно. Если хозяин узнает, достанется деду на орехи.
– Не узнает. Я не скажу и Максима попрошу.
Тимур усмехнулся и похлопал по корешку книги:
– Завтра забеги с утра. Ты, наверное, долго спишь? Если меня не будет – оставлю в прихожей на столе. Пока.
Тимур быстрым шагом направился к сторожке. Таня еще некоторое время постояла, чувствуя спиной тепло летнего солнца. «Странный парень… – думала она. – Как будто киногерой из вестерна. Без признаков сомнения на лице, глаза чистые, голубые. А у Максима?.. Какие у Максима глаза?» – Она на секунду задумалась.
– Эй.
Таня повернула голову, и безотчетная радость озарила ее лицо. На крыльце стоял Максим и махал ей рукой. Таня помахала в ответ и пошла ему навстречу.
– Я случайно задремал, а ты как? Не скучаешь? – сказал он, остановившись в шаге от нее.
– Нет. Мне вообще скучно не бывает, – ответила она.
– Значит, нравится тебе здесь?
– Здесь бесподобно.
– А я тебя хотел в одно местечко свозить.
– Свози, я не против. А краски ты купил?
– Купил все, что просила. Я же говорил тебе – ты не помнишь? В своей комнате найдешь. Хочешь с собой взять?
Таня на секунду замешкалась с ответом.
– Мне кажется, что-то в тебе изменилось, – сказала она, пристально глядя в его глаза. – Мне казалось, глаза у тебя темные… а оказывается…
Она вплотную подошла к нему, не отрывая взгляда от его глаз, вглядываясь в них.
– Нарисовать такие трудно… Изумрудная зелень, нет… потемнее… и желтенький кружок вокруг зрачка. – Она сделала шаг назад. – Иногда изобразить легче, чем описать.
– Да, слова – грубый инструмент. И главное – не точный, – согласился Макс. – Ну что, пойдем к машине? Я уже все собрал.
– Я только переоденусь.
Таня сделала шаг в сторону, но Максим остановил ее:
– Пожалуйста… Постой немного… вот так.
Он смотрел на нее с умилением, скользя взглядом по ее фигурке, волосам, лицу, и все не мог налюбоваться. Сейчас она казалась ему совершенством. Таня переступила с ноги на ногу и, поборов смущение, сказала:
– Ну я пойду. Скоро солнце начнет садиться, похолодает.
– Я жду, – ответил Максим и улыбнулся.
Машина осторожно шуршала шинами по утрамбованной песчаной дороге, чуть подпрыгивая на ухабах. Вдоль дороги плотным строем стояли деревья.
– Здесь, наверное, воздух очень чистый. Сосны такие красивые… – говорила Таня, глядя перед собой. – У нас деревья другие: гораздо выше, но какие-то… запыленные, что ли…
– А как ты хотела? Промышленность и вообще… А здесь действительно хорошо.
Максим повернул руль, и машина начала спускаться с пологого холма.
– Ой, речка! – выдохнула в восторге Таня.
– Я ж тебе обещал, – сказал Макс и остановил машину. – Вылезай.
Таня выскочила из машины, Максим вылез следом.
– Ну как? – удовлетворенно озираясь вокруг, спросил он.
– Я сейчас лопну от восторга, – оглянувшись на него, ответила Таня.
– Хорошо б тут чайку попить…
– Пикник, ура! – подпрыгнув, хлопнула она в ладоши. – Мы костер будем разжигать? Чур, я – за дровами! – сказала Таня и в мгновение ока скрылась из виду.
Максим вдруг почувствовал какую-то пустоту вокруг. По-прежнему ярко сияло закатное солнце, раскидывая рыжие блики по почти безупречной глади воды; слегка шуршала листвой ива, уныло склонив ветви к влажному прибрежному песку, стучал где-то в стороне дятел, но все это казалось только декорацией на пустой сцене.
Таня появилась из зарослей, с трудом волоча за собой громадный сухой сук. Максим почувствовал, как тепло разливается в его груди.
– Смотри, что я нашла, – гордо сказала Таня, выпуская из рук толстый конец высохшей ветки.
– Не поцарапалась? – спросил он и взял ее ладонь в свою руку.
– Чуточку.
Он повернул ее кисть тыльной стороной к себе. Тонкая розовая царапина почти сливалась с линиями на ее ладони. Он поднес ее ладонь к своему рту.
– Грязная же, – сказала она и вырвала руку.
– Слюна – хорошая дезинфекция.
Она доверчиво посмотрела на него.
– Правда?
– Каждый индеец знает, – ответил он.
Таня улыбнулась, но царапину лизнула.
– Значит, жить буду?
– Несомненно.
– Тогда ты все приготовь, а я еще схожу за дровами, – сказала она.
– Лады, – ответил Максим и заметил, как Таня поморщилась. – Что-то не так?
– Все нормально, только… Не люблю я это «лады»…
– А «ладушки»? – улыбнулся он. – «Ладушки-ладушки, где были? – У бабушки».
– Не придуряйся, – проворчала она. – Лучше делом займись.
И опять скрылась в зарослях. Максим достал топор, разрубил сук. Сложил поленья, зажег бумагу.
– Ты без меня…
Он оглянулся. Таня стояла над ним, растерянно глядя на пламя, пожирающее бумагу.
– Давай хвою, бумага быстро прогорает.
Таня присела рядом, сунула в костер сухую ветку сосны. Иглы разом вспыхнули.
– Ой, – отпрянула она и рассмеялась. – Гори-гори ясно, чтобы не погасло, – запела она, протянув к огню ладони.
– Замерзла? – удивился Максим.
– Нет. Но так хорошо…
– Да… – сказал Максим и приобнял ее за плечи. Она, пошатнувшись, с трудом удержалась на корточках.
– Давай побыстрей все организуем… Будем сидеть и смотреть. Я люблю, когда горит огонь.
– Ты давай за костром следи, а я все приготовлю, – сказал Максим, вставая.
«Хорошо все же, что я встретила Максима, – думала Таня, глядя, как огонь осторожно облизывает тяжелое полено. – Если бы осталась дома, то…» Перед ее глазами встало бледное материнское лицо с сигаретой в углу рта, руки с пожелтевшими от никотина пальцами, липкая клеенка, чашка с трещинкой. Таня поежилась.
– Прошу к нашему шалашу, – сказал Максим, дотронувшись до ее плеча. – Все готово.
Таня очнулась.
– Ой, как здорово! – воскликнула она, глядя на расстеленный невдалеке плед. – Я, чур, тут.
Она легла на живот, лицом к костру, и, положив подбородок на руки, стала наблюдать за пламенем. Максим взял штопор, открыл бутылку и, разлив красное вино по бокалам, протянул один Тане.
– Что это? – спросила она и бережно, как нечто ценное, взяла бокал.
– Напиток богов. Вино с Кипра.
Таня осторожно, чтоб случайно не расплескать рубиновую жидкость, села. Ее лицо, плечи и еле заметные холмики грудей теперь освещались неровным светом от набирающего силу костра. Она посмотрела сквозь вино на костер.
– Как расплавленное золото, – сказала Таня задумчиво.
Максим не сводил с нее взгляда. Ее лицо было подвижным, и он читал все мимолетные чувства, которые отражались в его чертах. Она поднесла бокал к лицу, вдохнула аромат вина. С минуту она сидела неподвижно, задумчиво прислушиваясь к своим ощущениям. Край бокала коснулся ее губ.
– Нравится? – осторожно спросил Максим.
Она медленно перевела на него взгляд, но он был отсутствующим, словно мыслями она была не здесь.
– Интересно. Никак не определю вкус, – сказала она и вновь пригубила вино.
– Закрой глаза, чтобы тебя ничто не отвлекало.
Таня повиновалась. Ее ресницы легко подрагивали.
– Пей и говори, что чувствуешь, – сказал он, продолжая любоваться ее профилем в отблесках пламени костра.
Она сделала глоток, помолчала, вероятно пытаясь найти правильные слова.
– Не знаю… Вкус кислый и горький, пряный и еще какой-то… Я и слов таких не знаю, – сказала она, открыв глаза.
– Да… – сказал Максим и тоже сделал глоток. – Вкус настоящего вина может передать лишь музыка.
– Или краски… – добавила Таня, повернувшись к нему. – У нас однажды было такое занятие… Наш педагог по рисованию включил «Queen», и мы должны были нарисовать музыку.
– Ну и как?
– Фигня какая-то получилась. Краски – это те же ноты. Мне кажется, я даже нотную грамоту не одолела. И вообще, у меня такое ощущение, что за что я ни возьмусь – ничего толком не знаю.
– Узнавание – самое увлекательное занятие.
– Я помню. Но чтобы узнавать, надо много чего знать. Правильно?
Максим усмехнулся:
– Почти что.
Он допил вино, поставил бокал в дорожную корзинку. Таня протянула ему свой пустой бокал.
– Еще?
– Да.
– Хочешь распробовать?
– Хочу.
Максим налил ей полбокала и стал наблюдать, как она пьет маленькими глотками. Она опять прикрыла глаза, тень от длинных ресниц упала на щеки. Ресницы подрагивали, придавая ее лицу особое выражение беззащитности, незащищенности.
– Все равно я не нахожу правильных слов, – сказала она, открыв глаза.
Она протянула вновь опустевший бокал Максиму. Ее пальцы были холодны. Максим встал, подошел к костру, подбросил несколько сухих веток. Огонь взметнулся вверх. Недолго постояв у костра, он вернулся и сел рядом с Таней. Она легла на спину, положив голову на его вытянутые ноги.
– Мне так хорошо, – прошептала она.
Он осторожно провел пальцами по ее волосам. Таня закрыла глаза. Максим не мог отвести от нее взгляда. В свете костра ее волосы полыхали ореолом. Она была похожа на спящую царевну из сказки.
– Ты как спящая красавица, – сказал он, наклоняясь.
Таня ничего не ответила, и только легкая улыбка скользнула по ее губам.
– Знаешь, – сказал он, – я снова чувствую себя мальчишкой. Глупым сентиментальным мальчишкой, который исподтишка, чтоб никто не узнал, читает сказку.
– Андерсена? – рассмеялась Таня.
Максим, не раскрывая рта, машинально провел языком по своим зубам. Почти треть из них были новыми, из хорошей дорогой металлокерамики.
– Да… – сказал Максим и продолжил: – У нас в Суворовском была библиотека. Стащил я как-то книжку. Синий переплет, толстая, в триста страниц, не меньше…
– Я знаю такую. – Таня открыла глаза, попыталась приподняться.
– Лежи, – жестом остановил он ее.
– Баба Софа мне такую читала, – с легкой грустью сказала Таня. – Книжка старая была, потрепанная. Без картинок, но я ее любила. – Таня лежала на спине. Ее глаза были широко распахнуты, и в них застыла печаль. – Плакала, когда девочка со спичками замерзла. И когда самому любимому лебедю рукава рубашки не хватило. Почему так? – спросила она, обращаясь скорее к темнеющему небу, нежели к Максиму. – Почему любимых всегда заставляют страдать?..
– Не знаю… – ответил Максим.
Они помолчали. Огненный шар солнца медленно опустился на остроконечные верхушки деревьев.
– Я тоже плакал над «Девочкой со спичками», – сказал после продолжительной паузы Максим. – «Двенадцать лебедей» тоже мне нравилась. А потом я увлекся Гомером. У матери была большая книга в черной обложке. Неохота дома сидеть – иду на реку, в сумке книга. Сижу, читаю. Парни со двора смеялись, а потом, когда я вслух стал читать, им понравилось. Но сначала, конечно, подрался, нос одному здорово расквасил. Я всегда умел за себя постоять.
– «И, обратясь к женихам, он воскликнул: «Новую цель, в какую никто не стрелял до меня, выбрал теперь я. И в этом мне Аполлон должен помочь», – нараспев прочла Таня, села и, улыбаясь, добавила: – Переврала все, конечно. Мы в школе постановку по Гомеру делали. И ту книжку, о которой ты говоришь, я знаю. Наша училка по «литре» на «зарубежке» была продвинутая. Год всего в школе пробыла, а всех нас книжками заразила.
– Ну я привитый, – усмехнулся Максим. – Не замерзла?
Таня огляделась вокруг, словно только что проснулась. Солнце уже почти село. Воздух пах сыростью. Огонь в костре медленно угасал. Она поежилась.
– Подкинуть дров? – спросил Максим.
– Не хочется двигаться. Так бы всю жизнь… – вздохнув, ответила Таня и обняла себя руками. – А вообще-то холодно.
Они перенесли плед поближе к костру, сели с подветренной стороны. Таня прислонилась головой к плечу Максима, он обнял ее за талию. Они сидели молча, глядя на колеблющееся пламя. Сумерки сгустились, и огонь, казалось, стал ярче.
– Помню, мне баба Софа еще про птицу счастья читала. Как мальчик с девочкой все искали, искали… вроде так и не нашли, – сказала Таня.
Максим чуть отстранился и взглянул на нее. В свете костра она показалась ему старше.
– Я тоже помню… – подхватил Максим. – Не нравилась мне эта история. Фальшивая и с плохим концом. Еще дров принести? – спросил он, но так и не двинулся с места.
– Не надо, – ответила она и, подтянув к себе колени, обхватила их руками. – Я точно знаю, что счастье есть, и никаких птиц за хвост хватать не надо, – сказала она, пристально глядя на огонь. – Вот, например, я точно знаю, что сейчас я счастлива. И вчера, и когда жюльен ела и китайские пельмени. Мне с тобой так хорошо…
Максим не ожидал услышать от нее такое. Он опять прижал ее к себе и поцеловал. Таня закрыла глаза и замерла, удовлетворенно вслушиваясь в ровный ритм его сердца. Он погрузил свои пальцы в ее мягкие волосы и шумно, через ноздри, вдохнул ее запах. Таня открыла глаза и прошептала:
– Ты только меня не торопи.
– Не буду, – пообещал он и провел рукой по ее груди.
Таня вздрогнула. Не дав ей опомниться, Макс принялся расстегивать на ней рубашку.
– Не надо, – выдохнула она, и он почувствовал, как напряглось все ее тело.
– Не волнуйся, – сказал он и погладил ее по плечу. – Я ничего не сделаю, если ты сама не попросишь. Договорились?
Максим заглянул в ее тревожные глаза и смотрел так долго, пока не увидел согласия. Он провел указательным пальцем по ее губам, вниз, по подбородку, шее, к ложбинке между ее грудей. Наклонившись, он взял в рот сосок. Таня сидела напрягшись и ничего не ощущала, кроме холода и страха. Он долго ласкал языком ее сосок, теребя другую грудь рукой, потом надавил на плечи, пытаясь опрокинуть на спину.
– Я замерзла, – тихо сказала она.
Он вздрогнул, будто его окатили водой. Таня запахнула рубашку, и ее пальцы ловко пробежались по пуговицам.
– Ты не сердись, – сказала она, поправляя одежду. – Мне надо привыкнуть. Я ведь ни с кем…
Не закончив фразы, Таня замолчала. Она хотела сказать, что еще ни с кем не была близка, но тут же осеклась, поняв, что лжет.
– Совсем?..
– Да, – потупясь, сказала она. Лицо Кольки в мелких каплях испарины предстало перед ее мысленным взором. – Не надо, пожалуйста, не надо, – словно сбрасывая воспоминания, затрясла она головой. И, не поднимая глаз, повторила: – Не торопи меня… пожалуйста.
– Ладно, – серьезно сказал Максим и шутливо добавил: – По коням. Доставим вас, гражданка, на место дислокации.
Таня подняла с земли плед, встряхнула и свернула его.
– Куда положить? – спросила она Макса.
– В машину кидай.
Он поднял дорожную сумку, в другую руку взял недопитую бутылку и пошел к застывшей в ожидании «Волге».
Таня раскидала ногой тлеющие угли и, еще раз взглянув на тонущий в сумраке пейзаж, поспешила к машине. Она открыла заднюю дверцу и положила плед на сиденье. С легким щелчком отворилась передняя дверца. Максим сел на водительское место и повернулся к Тане. Его взгляд был теплым и нежным. В сумраке салона Максим показался ей особенно близким и родным, и с легким чувством сожаления она вспомнила о своем невольном вранье.
– Я еще никого не любила, – вдруг сказала она. – Но я хочу… Я стараюсь… Домой приедем, вина еще выпьем. Хорошо?
Таня положила свою руку ему на бедро. Максим легко коснулся своими губами ее губ. Они были прохладными и чуть подрагивали. Машина тронулась с места.
Он приготовил ей ванну. Пока Таня нежилась в мягкой, ароматной пене, он организовал все для романтического ужина – зажег свечи, поставил диск с тягучими блюзами, наполнил бокалы вином.
Когда Таня вошла в гостиную, Максим, по пояс обнаженный, ждал ее на диване. Таня, потуже затянув пояс на своем махровом халате, присела рядом и взяла из его рук бокал.
– Праздник продолжается, – сказал Макс и улыбнулся.
Таня отвела взгляд и послушно сделала глоток. На этот раз вино показалось ей невкусным.
– Чувствуешь себя Афродитой? – спросил Максим, касаясь одним пальцем дорожки из тонких волос на ее шее.
Таня повела плечами.
– Сделай потише, – попросила она, косясь куда-то в угол. Музыка, доносящаяся из невидимых динамиков, казалась ей чересчур навязчивой.
– Не нравится? Это из «Красотки», «Леди в красном». Помнишь, как мы с тобой встретились? Дождь накрапывал, а ты шла по обочине…
Он наклонился и коснулся губами ее шеи.
– И опять от тебя чудно пахнет, – прошептал он, трогая губами мочку ее уха.
Таня повернула голову и протянула ему бокал:
– Поставь.
– Не выпила? – удивился он.
– Что-то не хочется.
– А мне тебя хочется, – сказал он и приблизил свое лицо к ее лицу.
Его горящие глаза заставили ее отвести взгляд. Влажными губами Максим обхватил ее сжатые в полоску губы. Ее руки уперлись в его обнаженную грудь. Таня усилием воли остановила подкатывающую тошноту и закрыла глаза. Его рука скользнула в теплое пространство между ее бедер. Она машинально сжала ноги.
– Ну, – сказал он и пошевелил пальцами, силясь раздвинуть ее бедра. – Будь хорошей девочкой.
– Я постараюсь, – сказала она и сглотнула слюну.
Максим ухмыльнулся. Одной рукой он оттянул резинку ее трусиков, другая скользнула внутрь.
– Ух ты, моя заинька… – шепнул он, дотрагиваясь до ее самого чувствительного места.
– Мне больно, – прошептала Таня.
Он отдернул руку, резинка трусиков хлопнула по ее животу. Таня открыла глаза. Максим смотрел на нее, досада и раздражение читались в его взгляде.
– Ладно, – сказал он и встал.
– Свечки жгли, когда бабушка умерла. Я теперь не люблю, – попыталась оправдаться Таня, запахивая полы халата.
Максим задул свечи и скрылся в темноте коридора. Музыка стихла. Таня вдруг почувствовала себя очень одинокой. Она испугалась, что Максим не вернется, но он отсутствовал недолго. Минут через пятнадцать он вошел уже полностью одетый. Впереди него, поскрипывая колесиками, катился столик.
– Чай жасминовый, сыр без плесени, – сказал он, подвигая кружки поближе к краю.
– Спасибо, – ответила Таня, робко поглядывая на него. Максим разливал чай и казался полностью поглощенным этим занятием. Таня взяла кружку.
– Осторожно, кипяток, – сказал он.
– Я люблю горячий, – ответила Таня и поднесла кружку ко рту. Чай обжег ее губы. Она отставила кружку и виновато посмотрела на него.
