Текст книги "Третий шеар Итериана (СИ)"
Автор книги: Ирина Шевченко
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 34 страниц)
Глава 12
По дороге домой Люк не сказал ни слова. То ли из-за сиделки, то ли все еще размышлял над тем, что услышал. Но главное – понял.
– Проводить тебя до квартиры? – спросил шеар.
– Спасибо, я сам. Завтра в то же время?
Прозвучало обнадеживающе.
Шел мальчишка не спеша, но уверенно. И не скажешь, что слепой. Тросточка в руке будто для красоты – лишь изредка постукивает по тротуару. А глаза – в ногах. Подошва на ботиночках тонкая, ступни каждый булыжник помнят, каждую трещинку. Дошел до знакомой выбоины, дальше отсчитал нужное количество шагов – следующая. Госпожа Магдала смотрела с сочувствием. Этьен – с восхищением. Никто не знает, чего стоила парнишке такая выдержка до того, как вошла в привычку. А он и не скажет. Порода не та. Не папашина явно. И воспитание, на счастье, не его.
Шеар попрощался с выспавшейся сиделкой и перешел на противоположную сторону улицы. Отчитаться. Увидеться еще раз.
У Софи был покупатель. Смазливый щеголь лет двадцати с небольшим, вальяжно облокотившись на прилавок, с улыбкой, которую так и хотелось растереть кулаком по физиономии, расточал комплименты собирающей букет девушке.
Не любил Тьен таких. С хорошенькой продавщицей пофлиртовать – дело обычное, мужчине в добром здравии и хорошем настроении вполне простительное. Но у этого больно морда наглая, и на лбу крупными буквами написано, что, будь его воля, словами и подмигиваниями не ограничилось бы.
– Ой, вы уже приехали? – обернулась на звон колокольчика Софи. – А где Люк? Как он?
– Пошел домой. Немного устал, как и вчера, но в целом – неплохо.
– Спасибо, что помог.
Не нужно было ей это говорить. Так – не нужно.
Благодарность прозвучала искренне, но сухо: подобным тоном не с другом, а с наемным шофером говорят.
Шеар нахмурился, а развязный молодчик, умолкший при его появлении, приободрился и опять нацепил на просившуюся под кулак рожу похотливую ухмылку.
– Так что, красавица, сходим куда-нибудь вечерком? Во сколько твоя лавочка закрывается? Заскочу.
– Не стоит, – с вежливой улыбкой отказалась девушка. – Вряд ли вашей невесте это понравится.
Торопясь, закончила с букетом, обернула хрустящей бумагой стебли собранных пышным зонтиком белых фрезий и мелких нежно-розовых роз и подала клиенту. Успела отдернуть руку до того, как ладонь наглеца накрыла бы ее пальцы.
– Невесте? – фат в напускной задумчивости подергал один из длинных глянцевых листочков, зелень которых оттеняла светлую пастель цветов. – Кто ж ей скажет?
– Может, мой жених пожалуется? – беззаботно предположила Софи.
Юнец обернулся на Тьена. Тот в его бесстыжих глазах на жениха не тянул, но намек цветочницы был понят, и повода оставаться в магазине у незадачливого ухажера уже не осталось.
Он вынул бумажник и положил на прилавок деньги.
– И знаешь, что? – Достал еще одну банкноту. – Вон из тех розочек выбери одну покрасивше.
Софи вытянула из вазона пышную алую розу. Хлюст перехватил длинный стебель, с гадким чмокающим звуком поцеловал бутон и вернул цветок девушке.
– Тебе, милашка.
Этьен отчетливо увидел, как сейчас Софи с размаху стеганет наглеца этой розой, оставив на смуглой щеке кровавые царапины от шипов…
– Спасибо, – вежливо поблагодарила она.
– Всегда пожалуйста.
Молодчик прихватил букет и, насвистывая, пошел к дверям.
Пнуть бы его, для ускорения, но мужчина сдержался.
– Часто у тебя так? – спросил он, когда колокольчик обрадованно звякнул, выпроваживая беспардонного повесу.
– Как?
Девушка вернула розу в вазон. После возьмет из кассы стоимость цветка. Те же чаевые, что в варьете.
А от него, значит, цветов не примет…
– Я пойду. Завтра заеду за Люком.
– Если занят, Нико…
– Я заеду.
Щеголька нагнал на соседней улице.
Оставил авто у обочины и пошел следом. Дождался, пока фат свернет в глухую подворотню, нырнул следом и позвал негромким свистом.
– Слушай внимательно, красавчик. Еще раз в оранжерее появишься…
– И чё? – перебил тот, осклабившись.
Шеар мог бы даже не говорить с ним: еще в магазине, коснулся бы невзначай, и юнец в прямом смысле навсегда забыл бы туда дорогу. Но… не по-мужски это, что ли?
– А то, что кости долго срастаются, – пояснил Тьен. – Подумай над этим.
Тот подумал, да, видно, не вник. Шагнул навстречу. Рука скользнула в карман отутюженных брюк, и заиграла между ловких пальцев тонкая бритва.
– Ты меня на испуг не бери, фраер, – наступал молодчик. В одной руке роскошный букет, в другой – перо пляшет. – Свои кости береги. И с колодой не связывайся. Слыхал про колоду?
Этьен присмотрелся к парню. Слободской? В этом районе?
– Слыхал. Но вряд ли колода за шестерку вступится.
– Это папаша твой шестерил, пока мамаша матросне давала, – зло сплюнул фартовый. – А с тобой, фраерок, валет разговаривает.
– Валет?
Тьен поперхнулся, закашлялся и вдруг расхохотался, так неожиданно и громко, что размахивающий бритвой юнец удивленно отпрянул.
– Ты – валет?
– А чё? – обиделся щеголь. – Чё, получше вальтов видал?
– Да уж видал.
Веселье отпустило так же резко, как нахлынуло.
А парниша-то открылся…
Фасад портить не стал: к невесте же идет… коллега…
Кулаком под дых. Руку с пером в запястье перехватил, дернул с силой вниз, ударил о колено, выбивая бритву…
Подружка местная, видать. Девочка примерная, из хорошей семьи. Чулочки фильдеперсовые, шляпка… Сам на таких засматривался…
Вторую руку, ту, что с букетом, вывернул и цветочки отобрал аккуратно – Софи же старалась…
…И сам по почкам получил – извернулся гад, ударил в бочину. Теперь видно, что точно слободской. Верткий, шельмец. А Тьену неудобно с букетиком-то. И силу использовать глупо на ерунду, да и неспортивно как-то…
Схлопотал в челюсть, так что аж за ухом хрустнуло, но потом уложил-таки гоголя. Красиво так уложил. И горло локтем прижал, чтоб не рыпался…
– Про оранжерею повторить, или и так понял?
– Понял, – огрызнулся щуренок.
Поднял за шкирку, отряхнул. Букетик вручил.
– Топай к своей крале. Только часы верни… в-валет.
Или думал, он не заметит?
– Чё? – попытался сыграть дурку фартовый.
– Верни. А я тебе взамен твой лопатник отдам.
Юнец ощупал карманы. Нижняя губа удивленно оттопырилась, а в глазах промелькнуло подобие уважения.
– Ты кто такой? – осмелился спросить он, когда обратный обмен состоялся.
– А это ты у царей поинтересуйся, – усмехнулся Тьен.
Такой ответ лучше всяких чар красавчика от оранжереи отвадит. Но береженого и бог бережет, и четверо не оставят. Воздух и вода сплелись в тонкую ниточку-невидимку и браслетом обернулись вокруг запястья парня. Внезапное расстройство желудка – не самая большая кара за ослушание. Но показательная.
Сев за руль, шеар развернул к себе зеркало. Стер со скулы наметившийся кровоподтек. Бок болел еще – да и ну его, так пройдет.
«А хорошо погулял, – подумал он хмуро. – Вспомнил, как человеком был. Каким человеком был».
На сегодня, решил, хватит с него людей. Завел мотор и поехал в гостиницу. К нелюдям.
Нелюди скучали.
Всего за пару дней в человеческом мире захандрили без дел и развлечений.
А им ведь как-то нужно месяц переждать.
– И что мне с вами делать?
Не найдя ответа, собрал всех в своем номере. Отца не звал, с ним хотел поговорить позже, наедине. А пока – с этими разобраться.
– Зачем с нами что-то делать? – насторожился Кеони.
– Затем, чтобы Этьена совесть не мучила, – ответила за шеара Эсея. – За то, что совсем нас забыл.
Вроде бы обычные для нее поддевки, но Тьен нахмурился.
А тритон занервничал: зрачки вытянулись длинными рисовыми зернышками, радужка посветлела. Того и гляди встопорщит плавники и порвет ни в чем не повинную рубашку. А рубашка эта, голубая, в мелкую синюю полоску, ему, между прочим, шла, и к глазам, и к бледной гладкой коже, и с длинными черными волосами, сейчас собранными на затылке в хвост, контрастировала и гармонировала. Лили выбирала, а у нее вкус хороший.
– Эллилиатарренсаи, – обратился к альве шеар, – объясни, пожалуйста, что пытается скрыть от меня наш юный друг.
Не просьба, хоть звучит обманчиво мягко, – приказ. А приказы Лили выполняет быстро и четко.
– Наш юный друг считает, что ты впустую тратишь время в этом мирке, – копируя тон командира, ответила она.
– И почему он так считает?
Не выдержав, что за него приходится отвечать другому, Кеони вскочил с места:
– Потому что этот мир и люди, что его населяют, недостойны внимания шеара!
Все-таки испортил рубашку.
– Это – мой дом, Кеони, – веско произнес Тьен. – Я не заставляю его любить, но прошу уважать.
– Дом шеара – Итериан! Твое место там. Несправедливо лишать детей стихий спасителя!
Тьен увидел, как при этих словах дрогнули уголки губ Эсеи в попытке скрыть ухмылку, и мысленно порадовался. Бред о спасителе засел всего в одной голове. И его еще можно из нее выбить… Фигурально выражаясь, конечно.
– Сядь, Кеони. Лучше на кушетку, а не в кресло. Или плавники убери.
Острые, как бритва, в бою они заменяли оружие. Те, которые на руках и ногах. Спинной, по мнению Тьена, существовал единственно для красоты и демонстрации настроения. Но он не исключал, что чего-то еще не знает о тритонах.
– Послушай, Кеони, я прошу – могу приказать, но пока прошу – никогда, ни при мне, ни в мое отсутствие, не называть меня спасителем Итериана. Во-первых, это неправда. Во-вторых, подобные слова оскорбляют шеара Холгера и шеара Эйнара, сделавших для Итериана и всего великого древа намного больше, чем я.
– Без тебя они не справились бы!
– Кеони! – окрик командира заставил вновь вскочившего тритона вернуться на кушетку и спрятать ножи-плавники. – Еще одно такое высказывание, и я перестану считать тебя другом. Понял?
Кивнул. Но не понял.
Тьену было безразлично, что говорят о нем в Итериане, пусть хоть храм в его честь возводят, а после в этом же храме анафеме предают. Но не хотелось, чтобы мальчишка забивал себе голову ерундой, в которой правды ни на грош. На полгрошика только…
Мимолетная мысль, что та медная монетка, покатилась, покатилась…
– Я собираюсь в ресторан. Составите компанию?
Свита, восприняв приглашение как приказ, ответила единодушным согласием.
– Значит, через полчаса встречаемся в ресторане.
Спаситель… Ха!
…Разговоры начались во время его затяжной болезни, подробности которой так и остались известны лишь Холгеру и Йонеле. Тьен не сообщил им, что тоже кое-что знает. О чудесах, о странных свойствах человеческого тела, не давших ему сгинуть в пустоте, о том, что считают его носителем тьмы.
Сразу не планировал скрывать, напротив – счел удобным поводом поговорить и, наконец, разобраться со многими мучившими его вопросами, но к тому времени, как он пришел в себя, все уже было по-прежнему: ледяная стена отчуждения, презрение, молчание.
Но прием в его честь правитель закатил. Три дня песнопений и возлияний. Делегации со всего мира, от всех народов. Постные лица старейших. Восторженный молодняк. Арфы. Волынки. Кружащиеся в танце вечно юные девы. Они там все вечно юные, хоть далеко и не все девы…
Если Холгер хотел укрепить его неприязнь к себе, ему это удалось.
– Аллей гордилась бы тобой.
В попытках забиться в темный угол собственной души третий шеар пропустил момент, когда Фернан подошел и присел рядом на расшитые цветами подушки.
Подушки тоже раздражали. И отсутствие стола, из-за чего казалось, что вечно юные отплясывают прямо на тарелках с фруктами и жареным мясом. И мясо раздражало. Блюдо с кусочками сочной баранины стояло только перед ним, потому что одна половина присутствующих сходилась на том, что живое недопустимо употреблять в пищу, а вторая из уважения к первой готова была отказаться от гастрономических изысков: все равно дети стихий питаются в основном чистой энергией, а остальное – баловство, дурная привычка, подцепленная от людей. Но не для того, кто сам отчасти человек – животное и убийца. Для него поставили отдельную кормушку, чтобы все видели…
– И я горд. – Флейм протянул шеару кубок. Второй поднял над головой. – За спасителя Итериана.
– За кого? – переспросил Тьен, не торопясь пить. Если это очередной титул Холгера, выплеснутое из кубка вино кровавой лужицей растечется под ногами танцовщиц. Может, хоть одна навернется.
– За тебя, мальчик мой. И за меня. Приятно, знаешь ли, состоять в родстве с тем, кто в одиночку победил великое ничто. Ну и как первому в твоей свите мне тоже перепадает немного славы. К слову, у тебя должна быть полная малая свита. Четыре начала – четыре воина. Я есть, осталось найти еще трех. Ты же не думал, что Лили с тобой до конца? Это, скажу тебе, такая птица… вольная…
Если пить много и часто, алкоголь действует и на дивных. Фер это знал.
Пришлось придержать дядюшку за рукав, пока очередная порция вина не была проглочена, и уточнить:
– Когда я успел спасти мир?
– Не мир! Великое древо!
– Когда и как? – повторил Тьен.
Холгер смотрел в их сторону, молодой шеар чувствовал это, но не знал, как отреагировать. В итоге двумя руками взял с блюда кусок мяса, самый большой, и вгрызся зубами. Жир потек по запястьям в рукава новой, специально для этого праздника сшитой рубашки – если не соврали, сама шеари Арсэлис ручку к вышивке приложила…
– Ты закрыл последний разрыв, – пояснил Фер. – Огромный разрыв в одиночку.
– Ибо дурак, – изрек Тьен, давясь мясом, оказавшимся недожаренным. – И, как я знаю, не последний.
Имел в виду, что закрытый им разрыв не был последним, а вышло, что назвал себя не последним дураком, и Фернан, осушив кубок, рассмеялся.
– Так спаситель-то с какой стати? – отчаявшись прожевать баранину, герой дня выплюнул истерзанный кусок на блюдо. Человеку можно, животное же. И руки о штаны отер. – Или у вас кто последний – тот и герой?
Темная волна накрыла Итериан почти на двадцать лет. Холгер и Эйнар с первого дня вступили в бой с пустотой. Верден погиб. А он, Тьен, появился лишь два года назад.
– Вроде того, – усмехнулся Фер, стремительно трезвея. – В народах говорят, что Холгер и Эйнар не справились бы вдвоем. А показательное закрытие огромной дыры, спасение дриад, попытка отдать жизнь за мир во всем мире и за его пределами…
– Я понял, – нахмурился третий шеар. – Памятник мне, надеюсь, установить не грозятся?
– Об этом не слышал. Но из пяти мальчиков, родившихся в столице за время твоей болезни, троих назвали Этьенами. Одну девочку, кстати, тоже. Что за пределами города – не знаю. Может, где и памятники уже стоят.
– Холгера это злит?
Если да, то можно податься в народные герои. Хоть и муторно это.
– Не очень, – избавил от лишних проблем Фер. – Итериан в руинах. Его больше раздражает сегодняшнее празднество – пир на пепелище.
В этом Тьен был солидарен с правителем.
– О спасителе тебе напомнят еще не раз, – предупредил флейм. – Особенно молодежь. Им нужен герой, пример для подражания. Ленточки, вон, уже вошли в моду.
– Я заметил, – проворчал шеар. – Ничего сами придумать не могут.
– А ты молодец, не поддаешься соблазнам, – отметил дядя. – Аллей, и правда, гордилась бы таким сыном.
А он до сих пор не нашел ее убийцу.
И не искал. Несколько вопросов невпопад: отцу, Холгеру, Феру вот. Все мимо. И не до того как будто. Мать убили, а ему не до того! Словно в самом деле, перестал здесь быть человеком. Стал шеаром. На первом месте мир, личных интересов не существует…
Хрена с два! Найдет эту тварь… Итериан отстроят, найдет и…
Он пока не решил, что сделает. Вкус мести еще не забылся, и снова пробовать это блюдо, пусть даже хорошо остывшим, желания не было. Но и спускать убийце нельзя…
– Чуть не забыл, – Фер положил перед ним небольшой сверток. – Это тебе. От дриад.
Внутри оказалась длинная резная шкатулка.
– На ее изготовление ушла одна из старых ветвей материнского дерева старейшей рода, – рассказал флейм. – Ценный подарок. Сделан специально для тебя. Никто другой не откроет. Можешь положить все, что угодно, и в любой момент достать. Я слышал о таких: вместительность невероятная. Лишь бы изначально вещи подходили по размеру. Нож. Револьвер… Ну, я не знаю… Запасная пара носков?
Фотография, которая скоро изомнется под матрасом…
– И вот еще. – Фернан вложил в ладонь племянника холодный шарик из хрусталя. – Это уже от детей воды. Карманный предсказатель.
Шутка. У детей воды не бывает карманных предсказателей – у них и карманов-то нет.
– Как он работает? – заинтересовался Тьен.
– Задаешь вопрос – получаешь ответ.
Недолго думая, третий шеар поднес шарик к губам и негромко спросил:
– Кто убил мою мать?
Ничего не произошло.
– Не так же! – озираясь по сторонам, зашипел Фер. – Он отвечает только «да» или «нет», и лишь когда настроится на нужную частоту, войдет в резонанс с астральными потоками…
– Спасибо, – Тьен убрал бесполезный подарок в карман. Карманный же.
– Не мне. А я пойду… в сад…
Поняв, о чем думает племянник, Фернан предпочел откланяться, и то, что не стало разговором, превратилось в тягостные размышления. Праздник, вино, танцы… А у Тьена перед глазами огонь и крылатые тени. Ильясу. Птица вольная Лили рассказывала, что их может призвать каждый достаточно сильный стихийник. Но не каждый рискнет пропустить через себя тьму, чтобы выпустить монстра. Ильясу использовали для защиты в чужих мирах, или как вестников, если живых отправлять было опасно. Иногда – как вестников смерти. Чем слабее мир, тем легче откликались на зов темные слуги. Это в Итериан путь тьме закрыт, и даже шеарам не дано провести сквозь его свет ильясу. А в родной мир Тьена, в мир людей, лишенный магии дивных, призвать крылатую смерть мог любой из детей стихий. И как сказал однажды Фер, подозревать можно многих.
Кому они с матерью мешали? Вердену? И да, и нет. Йонеле, зацикленной на чистоте крови? Арсэлис, на тот момент еще не бывшей женой Холгера, но, вполне вероятно, уже метившей на это место? Другой, неизвестной Тьену претендентке? А если предположить, что случившееся не имеет отношения к рождению шеара-полукровки, каждый итерианец, в прошлом знакомый с Аллей, попадал в круг подозреваемых. Старая завистница. Отвергнутый любовник. Сильфы, не простившие ее ухода…
Они ведь не простили. Генрих, попавший в Итериан до волны, рассказывал, что хотел найти родню Аллей, просто поговорить с кем-нибудь о ней. Но никто не пожелал встретиться с человеческим мужем предательницы. И говорить… О ней не говорили на родине. Для семьи она умерла в тот день, когда отреклась от своей стихии.
Сначала Тьен не знал, но позже дошли слухи, и Лили подтвердила нехотя, что многие старейшие выказывали недовольство появлением третьего шеара. Мало того, что полукровка, так еще и сын отступницы – сам отступник еще до рождения. Но кто такие эти старейшие, чтобы оспаривать волю четырех? Он прошел испытание, он шеар. И мать его матери, еще одна милая бабушка-сильфида, не посмела бы отказаться от встречи с ним… Но прежде Тьена до гор Энемиса добралась пустота. Из обитавших там детей воздуха уцелели единицы.
Одна девчонка прибилась к отряду. Не просила взять ее, просто пошла с ними. Совсем юная по итерианским меркам, но уже прошедшая посвящение. Эсея Ианта, посвященная рода Эним… Семья Аллей принадлежала к роду Эним, правда, к другой ветви…
А Холгер все-таки подошел.
– Наслаждаешься, спаситель?
– Греюсь в лучах твоей любви, – замогильным голосом поведал Тьен. – Хорошо, бабули нет, – изжарился бы.
Хамство правитель привычно стерпел.
– Надо поговорить. О том, что делать дальше. Остававшиеся разрывы мы с Эйнаром ликвидировали, но мир нуждается в помощи.
– Я возьму Западный континент, – с ходу объявил Тьен.
– Не можешь без геройств? Там будет сложнее всего.
– Зато отсюда подальше.
Генрих жаловался, что он редко бывает дома. Но у них еще будет время.
– Хорошо, – согласился правитель. – Тебе что-нибудь нужно?
– Узнать, кто убил мою мать.
Спрашивать у Холгера – все равно, что у хрустального шарика.
– Я уже говорил, что не знаю.
Тьен не верил. Вот если бы как в ту, первую встречу, но нет – не было чувства, что его не обманывают. А наоборот – было.
– Он никогда мне этого не скажет, – прорычал он в спину удаляющегося правителя. – Знает, кто убийца, и защищает его!
– Да, – звякнуло в кармане. – Да-да-да…
Предсказатель полетел через зал в затылок Холгера… Но не достиг цели, перехваченный ловкой рукой.
– Занятная вещица, – присела рядом Лили. Покатала в ладони хрусталь. – Тяжелая. Если тебе не нужна, себе оставлю. Не против, спаситель?
Она насмешничала, как и Фер. Не зло, но насмешничала. И Тьену это нравилось.
А вино помогало ненадолго забыться и не думать. Если пить быстро, но много…
…если очень быстро и очень много, к концу вечера в голове останется только одна мысль. Каково бедной девочке будет жить с именем Этьен?
Первыми в ресторан явились мужчины.
Кеони в светло-коричневом костюме. Пиджак, надетый поверх новой рубашки, в этот раз блекло-зеленой, застегнут на все пуговицы, словно реши тритон вновь продемонстрировать плавники, льняная ткань его удержит. Две барышни, чаевничавшие в углу полупустого зала, проводили юношу заинтересованными взглядами. Не заметил – всего лишь люди.
А вот Фернану внимание дам льстило. Внешность у него не столь броская, как у водяного, – скорее приятное, нежели красивое лицо, темные волосы, смугловатая кожа, серо-голубые глаза, но барышни, отвлекшись от равнодушного тритона, больше к тому не возвращаются. Очарование молодости теряется рядом со зрелой мужественностью. И Фер умеет поддержать впечатление: улыбается, склоняет приветственно голову, демонстрируя отсутствие плеши. Манеры, классический черный костюм, гвоздика в петлице. Верхняя пуговица кипенно-белой рубашки расстегнута – маленькое нарушение надуманных приличий, и это тоже отмечают, как и ответный интерес во взгляде… Видимо, одну из девушек ждет нескучный вечер. Или обеих…
Появление дам вызвало оживление в мужской части трапезничающих.
Лили, как всегда, в темном – на этот раз темно-синий муар. Длинное платье свободного кроя, с завышенной талией и широкими рукавами до локтя, но идеальную фигуру нелегко спрятать от любопытных глаз, и неглубокий квадратный вырез оставляет достаточно места для фантазий.
Эсея верна себе. Если не походный наряд – развевающиеся многослойные шелка. Белое и голубое. Легкий шарф. Ленты на шляпке. Улыбка кажется искренней. Движения воздушны…
И все равно, невзирая на наряды и манеры, все они чужды этому миру. Оттого и интересны.
– Что закажем? – Лили заглянула в книжечку-меню. – Только не рыбу, пожалуйста.
– Почему? – удивился Кеони. – Рыба вкусная. Я пробовал.
– Тритон ест рыбу, – зашептал шеару на ухо присевший рядом Фернан. – Как думаешь, это можно считать каннибализмом?
– Каннибализм – поедание себе подобных, – напомнил слышавший все Кеони. – Рыбы мне не подобны.
– Если забыть о плавниках, – согласилась Эсея.
– Плавники не отображают сути, – обиделся, не поняв шутки, юноша. – Я – вода. Рыба – мясо. Фер вот – огонь… Он, кстати, тоже мне не подобен. И если я его…
– Съешь? – угадал флейм. – Не советую. Обожжешься.
Тритон обернулся к Лили, но спросить ни о чем не успел.
– Поперек горла встану, – предупредила альва.
– А я невкусная, – прыснула Эсея. – И непитательная.
Воздухом сыт не будешь, это даже люди знают.
– Что насчет сырного пирога? – предложил Тьен. – Среди нас нет подобных?
Признать себя подобием выпечки никто не пожелал.
– Три листра, – задумчиво озвучил стоимость заказа шеар. – Когда-то за эти деньги можно было новые сапоги купить.
– Дорогой пирог, – высчитала сильфида.
– Да нет. Инфляция.
Людское слово, как и людские дела в целом, дивных не интересовали. Пирог, так пирог. И чай.
– В складчину? – предложил шеар.
– Я могу заплатить, – вызвался Фернан, но под взглядом командира быстро сник.
– В складчину, – повторил Тьен. – Фер, с тебя листр. С Лили и Эсеи – по полтиннику. Я плачу за чай и даю три четвертака за пирог. И с Кеони четвертак.
Деньги выложили на хлебное блюдце.
– Кеони, – в ожидании заказа обратился к юноше шеар. – Хотелось бы закончить прерванный разговор. О моем месте спасителя.
Тритон забыл обо всем и сосредоточился на командире.
– Называющие меня так, здорово преувеличивают, – продолжал Тьен. – Я пропустил основной удар пустоты. Появился в Итериане за два года до окончания волны и не успел бы сделать ничего выдающегося ни для мира, ни, тем паче, для всего великого древа.
– Холгер и Эйнар не победили бы сами! – не желал прощаться с идеалами тритон. – Если бы ты не пришел, мир погиб бы.
– Этого никто не знает, – не согласился шеар. – Но в любом случае мои действия – лишь помощь истинным героям.
– Истинный герой – ты! – упорствовал Кеони. – Народы любят тебя.
– Незаслуженно. В любой войне есть символы – дивные, как и люди, не могут без этого. Я просто подвернулся под руку. Но Холгер и Эйнар сделали намного больше. И Верден… Да славится имя его в веках.
– Слава в веках, – эхом повторила свита.
Чуть громче, и напугали бы принесшего заказ официанта.
Сырный пирог в «Золотом дворе» подавали порциями или «по-домашнему», на общем блюде, с которого каждый потом брал себе кусочек. Тьен выбрал второй вариант, и неспроста. Когда Кеони снова назвал его спасителем, шеар с улыбкой кивнул:
– Хорошо, я – спаситель. А этот пирог – твой.
– Мой? – растерялся тритон. – Почему?
– Ты за него заплатил.
– Всего четвертак!
– Да, но без этого четвертака денег не хватило бы, – шеар обвел взглядом свиту. – Раз Кеони пришел последним и отдал нам свой четвертак, мы должны признать, что пирог его. Так?
– Нет, не так, – оттолкнул блюдо честный юноша. – Я не…
– И я «не», – подмигнул ему Этьен. – Понимаешь теперь, какая глупая ситуация? Мы говорим, что пирог твой, а ты знаешь, что это не так. И точно так же, как ты не возьмешь незаслуженный пирог…
– Я возьму, – неожиданно для всех Кеони придвинул к себе блюдо. – Раз вы утверждаете, что он мой, я соглашусь. Нельзя обманывать ожидания тех, кто в тебя верит.
Он взял вилку и сковырнул большой кусок пористого теста. Подул и отправил в рот.
– Этьен, – придвинулась к шеару Лили. – Разве эта притча должна заканчиваться так?
– А хрен ее знает, – махнул он рукой.
Подозвал официанта и заказал еще один пирог.
