Текст книги "Третий шеар Итериана (СИ)"
Автор книги: Ирина Шевченко
сообщить о нарушении
Текущая страница: 17 (всего у книги 34 страниц)
Как и закат.
Солнце упрямо висело над темным полем, лишь покраснело, смутившись пристального внимания нежданных зрителей.
И Софи краснела, хоть на нее в отличие от солнца никто не смотрел.
И она не смотрела, только слышала сквозь взволнованный стук своего сердца негромкое дыхание рядом…
– Как прошел день? – спросил Тьен, нарушая затянувшееся молчание.
– Обычно. А у тебя?
Он пожал плечами.
Она не видела, но точно знала: пожал плечами, усмехнулся косо…
– Был в ресторане.
– Весь день?
– Да. Там есть отдельные кабинеты. Платишь, и никто тебя не побеспокоит. Можно даже вздремнуть.
– В ресторане? – хотелось обернуться к нему, проверить, действительно ли у него сейчас такое лицо, как она себе представляет, такое, какое было бы у того парня, которого она знала много лет назад. Но Софи упрямо глядела на медленно ползущее к земле солнце.
– В ресторане.
Все-таки нужно было пойти с ним…
– Я ездила к Амелии, отвозила цветы для вечера, – проговорила она, словно оправдывалась неотложными делами.
Ами, верно, обиделась на то, что они не пришли.
Но она отходчивая. И любопытная. Завтра примчится узнать, что случилось.
А не случилось ровным счетом ничего…
– Я собирался, на самом деле. А когда увидел тебя… Не рассердишься, если я скажу?
– Скажи.
Как, оказывается, легко говорить, не глядя друг на друга.
Отворачиваешься, скрывая неловкость и робость, разминаешь в пальцах траву…
– Это из-за платья.
Сдержать удрученный вздох не получилось:
– Оно ужасно, да?
– Нет. Наоборот. Ты в нем очень красивая. Все стали бы пялиться на тебя. А мне… Мне это было бы неприятно.
Лицо вспыхнуло, цветом сравнявшись со злополучным нарядом и небом над горизонтом.
– Глупости, – рассмеялась она принужденно. Вскочила на ноги и, сбросив неудобные туфли, сделала несколько шагов навстречу уходящему солнцу.
В городе не увидишь таких закатов.
А все остальное…
– Думаешь, глупости? – он встал за ее спиной, прикрыв от прохладного ветерка.
– Что же тогда?
Стой он перед ней, ни за что не отважилась бы спросить…
– Не знаю, – негромкий голос звучал над ухом, эхом отдаваясь в опустевшей вдруг голове. – Знаю только, что так было всегда.
Как будто оно было, это всегда.
Лишь тогда и теперь.
И если в теперь еще можно было поверить, то тогда… Тогда она была ребенком, нескладной девчонкой. Мелкой. Никто даже не смотрел в ее сторону. Включая его самого…
– Ребенком? – лишь когда он переспросил, Софи поняла, что выпалила все, о чем думала, вслух. – В чем-то – да. Например, упорно не замечала некоторых вещей.
– К-каких? – голос взволнованно дрогнул.
– Многих…
Пальцы мужчины осторожно коснулись ее шеи и медленно заскользили вдоль позвоночника.
Словно было уже…
Было…
Кухня в их старом доме.
Открывшаяся не вовремя дверь.
Жар от чугунной печи и холодные капли, текущие с мокрых волос по спине.
И его взгляд, опускающийся вслед за этими каплями. Осязаемый, как прикосновение…
Дойдя до черты, обозначенной алым шелком, он отдернул руку.
– Прости, я не должен был…
…уходить тогда.
И не пахли бы сейчас так горько травы.
Не слезились бы от закатного солнца глаза…
Нужно было что-то сказать, сделать. Обернуться. Протянуть руку. Но она замерла неподвижно, не отрывая взгляда от объятого огнем горизонта.
Разве можно так?
Вычеркнуть из памяти годы, за которые они день за днем отдалялись друг от друга? Отдалялись, отдалялись… Тугой пружиной растягивалась жизнь, разводя их в разные стороны. Но не выдержала. Сжалась стремительно, с силой швырнув навстречу.
А она по привычке, должно быть, еще пыталась оттолкнуться, делая вид, что не чувствует этого притяжения. Устала сопротивляться…
– Я тебе писала. По письму в неделю. Иногда чаще. На бумаге, а потом – так…
– Я не писал, извини. Только разговаривал с тобой. Почти каждый день. Или просто смотрел.
– Фотография?
– Да.
Как она плакала. Как злилась на него за то, что он забрал снимок из музея.
А теперь улыбнулась и, не оборачиваясь, знала, что он почувствовал это и улыбнулся в ответ.
– Она еще у тебя?
– Да. Здесь…
– Не надо.
Потом.
Увидеть. Вспомнить.
Но не сейчас – сейчас расплачется, а ей нельзя плакать. Тушь потечет, размажется по щекам, по его рубашке… Хотя, если по рубашке, не так уж и плохо. Почти хорошо. Но для этого нужно сначала повернуться, и тогда уже не получится поговорить…
– Как ты жил это время?
– Как-то жил.
– А твоя семья?
– Вы с Люком – моя семья.
– Друзья?
– Надеюсь, что есть.
– Женщины?
– Были.
Не стоило спрашивать. Да и какая ей разница? Ему же не интересно…
– Почему ты рассталась с Анри? – интересно все-таки.
– Не хотела обманывать.
– Его?
– Себя.
Девять лет. Девять долгих лет, а хватило нескольких фраз, чтобы расспросить обо всем и обо всем рассказать.
Солнце скрылось за край земли, и багровое небо, в том месте, где светило нырнуло за горизонт, скоро потемнеет…
В густых сумерках можно уже обернуться. Подобрать с травы туфли и взяться за предложенную руку, чтобы спуститься к машине. Свернуться на сидении, обняв себя за плечи. Слушать урчание мотора и не думать о том, что ждет впереди.
Только ночь, звезды над головой и шум ветра за опущенным стеклом…
И ни слова больше.
Зачем?
Просто смотреть на него из-под опущенных ресниц, мысленно гладить волосы, стирать со лба угрюмые складки… и успевать отвести глаза до того, как он обернется…
Можно?
Нельзя?
Из всех преград, существовавших и надуманных, осталась одна – тонкая, прозрачная. Хрупкое стекло. Разбить бы. Несложно – хватит одного слова, одного взгляда…. Но страшно: вдруг порежешься? Глубоко, до самого сердца…
Боли ей уже хватит.
И ему, видно, тоже.
Потому и не спешат оба. Молчат. Слушают ветер. Смотрят на дорогу…
Но любая дорога когда-то заканчивается. И хорошо, если она приводит к дому.
Свет в окнах не горит – значит, Люк и Клер спят.
Поздно уже.
Пора прощаться…
Но до того как Софи успела открыть дверцу и выйти, Тьен снова завел мотор, и автомобиль, описав короткий полукруг, остановился на противоположной стороне улицы.
– Я хотел бы подарить тебе цветы. Продашь букет?
– Магазин закрыт, а у меня нет с собой ключа…
Отсутствие ключа никогда его не останавливало.
Его вообще трудно остановить. Да и нужно ли?
Софи включила свет, обвела взглядом вазоны с нераспроданными за день цветами.
– Выбери сама, – попросил Тьен.
Странно – и смешно, и грустно – собирать букет, который тут же тебе и преподнесут.
Но кто лучше знает, какие цветы ей нужны?
Не пышные хризантемы, не элегантные орхидеи. Всего три розы – красная, белая и желтая. Никакой зелени. Никаких лент. И обертка из хрустящей гофрированной бумаги этому букету не подойдет, но под прилавком лежит стопка старых газет…
Руки дрожали: ее – когда передавала цветы, его – когда принимал.
Подержал недолго и протянул ей.
– Только не обещай ничего, – всхлипнула Софи, оказавшись в объятьях, таких крепких, что и захоти она, не вырвалась бы.
– Не буду.
– Будь. Только не обещай…
Часы тикали.
Ветер раздувал паруса-занавески.
Любопытная луна, склонившись к соседней крыше, заглядывала в окно…
– Я дом купил, – сказал ни с того ни с сего Тьен. Его палец, с минуту уже рисовавший на ее спине загадочные знаки, вычертил между лопатками неровный квадратик и крышу-треугольник сверху. – Выйдешь за меня? В смысле, замуж?
– Замуж? – Софи приподнялась на локтях, чтобы заглянуть в его лицо. – Ты серьезно?
– Да, – подтвердил он.
– Зачем?
– Я так хочу.
Ну, раз хочет, тогда точно серьезно.
– И дом уже купил?
– Да. Тебе.
– Вообще-то, когда делают предложение, принято дарить девушке кольцо, а не дом.
– Кольцо? Не-е… – Тьен лениво потянулся. – Оно мне надо, на ерунду тратиться? Не выделывайся, мелкая, бери дом.
– Мелкая? – возмутилась Софи.
– Мелкая, – в подтверждение своих слов он легко сгреб ее в охапку. Потерся носом о шею. – Мелкая. Маленькая. Моя…
Луна лукаво подмигивала.
Ветерок шевелил занавески.
Часы тикали, отсчитывая оставшееся до утра время…
Глава 21
Тьена разбудил крик. Даже не крик – громкий короткий возглас. И снова тишина раннего утра, лишь голуби воркуют, прохаживаясь по карнизу.
– Что… – Софи оторвала от подушки голову, заспанная, смешная с торчащими во все стороны волосами. Встретилась взглядом с ним и замерла. Зажмурилась на несколько секунд.
Нет, не сон. Он уже точно знал. Несколько раз просыпался среди ночи и ощупывал сопящее рядом сокровище.
Так и она коснулась недоверчиво его плеча и потупилась, пряча смущенную улыбку.
– Что это было? Слышал?
– Нет, – без зазрения совести соврал шеар. Он не чувствовал тревоги или опасности. В квартире, в доме, в городе – во всем мире, казалось, все хорошо. Наконец-то хорошо. – Послышалось, наверное. Спи.
– Вставать скоро, – пробурчала она сонно, устраиваясь у него на груди. – Магазин открывать…
Он хотел сказать, что сегодня ей не нужно спешить на работу, потому что он купит у нее все цветы, всю оранжерею, если понадобится, но девушка провалилась в сон, едва закрыв глаза, продолжая при этом улыбаться счастливо и светло.
Тьен закрыл глаза.
Шеар способен обходиться без сна, но и шеару не помешают несколько часов покоя.
Не сложилось.
Сначала послышались шаги в соседней комнате, а после – стук в дверь.
– Софи! – негромко позвал Люк. Голос мальчишки срывался от волнения. – Софи, можно я войду?
Девушка встрепенулась. Посмотрела на Тьена, нависнув над ним, и приложила к губам палец. А на случай, если он не понял, накрыла ладонью его рот.
– Да, милый, заходи.
Дверь заскрипела, и Люк вошел в комнату.
Сделал несколько шагов и остановился, глядя на них расширившимися глазами. А они так же ошалело смотрели на него.
– Л-люк… – выдавила Софи. – Ты… видишь?
– Лучше бы не видел, – пробормотал подросток, заливаясь краской.
Развернулся и бросился прочь из сестриной спальни.
– Люк!
Софи вскочила, путаясь в покрывале, и побежала бы следом, не останови ее Тьен.
Поймал, с силой прижал к себе, поцеловал в лоб, приказывая успокоиться, хотя его самого трясло крупной дрожью. Натянул на нее найденный в шкафу халат, туго завязал пояс и лишь затем отпустил.
А оставшись один в комнате, повалился ничком на кровать и, давясь счастливым, немного безумным смехом, уткнулся в подушку.
Вот оно как получилось. Не думал, не желал, не делал ничего осмысленно. Просто впервые в жизни открылся в эту ночь и не сдерживал рвущийся наружу свет. Даже не подозревал, что его в нем столько. Накрыло в одночасье, не только Люка – весь дом, наверное. Всю улицу. А то и весь город. Мальчишка видит… Неловко вышло, но видит же! У карги из квартиры напротив спину отпустило. Парочка в соседнем подъезде – месяц, поссорившись, не разговаривали, а теперь оторваться друг от друга не могут. И кот, ночной его знакомец, тоже, небось, не скучал: взбодрился, сбросил десяток лет, соскреб застарелую коросту и прогулялся по соседским крышам…
Вот вам, люди, и чудо. Нечаянное, безотчетное. Настоящее.
С добрым утром!
Говоря, что у стен есть уши, люди и не подозревают, насколько это соответствует истине. Есть.
Уши. Глаза.
Но главное – память.
Воздух ловит слова и пускает их по ветру. Текущая вода – извечный символ непостоянства. Огонь – забвение: недаром жгут и письма, и мосты…
И только земля и все, рожденное ею, как то камень, дерево и железо, хранят историю, будь это история мира или одного-единственного человека. Сотни лет или всего один час.
Каждое сказанное слово отпечатается в кладке стен, просочится в почву, взойдет от корней деревьев к ветвистым кронам и прорастет молодой листвой. Увянет и опадет – снова на землю, где знающий отыщет его и поймет даже через тысячу лет.
Но она не искала следов минувших веков. То, что ее интересовало, происходило прямо сейчас. Кирпичные стены внимали настороженно, а после передавали все, что слышали, вниз по этажам, по водопроводным трубам, по щербатым бордюрам и булыжникам мостовой…
– Ты плачешь?
– Плачу. Дура, да?
– Нет.
Объятья. Кожа трется о кожу, шуршат под пальцами волосы… Поцелуй. Легкое эхо силы. Трудно полностью отказаться от использования дара, иногда это получается неосознанно, особенно, когда хочется помочь. А помощь там не помешает: люди слабы, и большое горе, и большая радость – слишком серьезное потрясение для них…
– В магазин сегодня не пойду, поеду с вами к доктору.
– Правильно.
– Нужно предупредить госпожу Рамзи…
– Нужно позавтракать сначала. Я приготовлю что-нибудь, да?
А он умеет? Надо же…
– Нет, я сама. А ты…
– Что? – улыбается. Одно короткое слово, а улыбкой пропитано насквозь. – Под кровать спрятаться? Люк нас уже видел.
– Ужас…
За голову схватилась. Покраснела, наверное.
Но тоже улыбается, думая, что он не видит.
– Я с ним поговорю.
Поговорит. Не откладывая.
Дверь скрипнула. Затем вторая взвизгнула, открываясь… Что ж у них все такое скрипучее? И половицы трещат под ногами, даже под мальчишкой, хотя в том весу всего ничего…
– Ну что, напарник, будем знакомиться заново?
Мальчишка замешкался с ответом, но все-таки отозвался.
– Будем.
Руку пожал. Все силенки вложил. И ладонь отпустил не сразу, словно испытывал.
– Люк, я должен тебе объяснить…
– Да ладно, не маленький уже. Понимаю.
Маленький. Не понимает. Но скоро поймет.
– Я сделал Софи предложение.
– Да? – недоверчивое. – И что она?
– Она его приняла.
Не только стены слушают этот разговор. Еще один человеческий детеныш притаился за дверью. Услыхав последнюю новость, радостно подпрыгивает на месте.
Что ж, теперь все счастливы. Можно не тратить силу, вытягивая из земли и камней продолжение беседы. Через несколько минут они дружной семьей усядутся за стол… Пора заканчивать. Этьен переполнен эмоциями, сосредоточен на окружающих его людях, но в любой момент может почувствовать внимание земли. А она не хочет ссор…
Глупый мальчишка. Неужели он не понимает, что будущее, которое он строит сейчас, совсем скоро станет прошлым? Как долго он сможет удерживать их? Хотя бы ее одну – сколько?
И удержит ли?
Но он счастлив. Впервые за все то время, что она его знает…
– Вам плохо? – ранний прохожий, мужчина средних лет, с обеспокоенным лицом спешит к ней, чтобы помочь подняться со ступеней закрытого на выходные казначейства, где она сидела, обнимая толстую колонну и слушая дрожь земли.
– Нет, – она улыбается почти искренне. Смахивает со щеки невольную слезинку. – Ничуть. Сегодня вообще на удивление хороший день, вы заметили?
Человек глядит на нее, как на сумасшедшую, что-то бормочет и, развернувшись, шагает дальше туда, куда и шел. А если бы задумался над ее словами, признал бы, что день, и правда, необычайно хорош…
Послушный альве металл налился теплом, щелкнул замок, открывая проход в пустующий номер.
Этьен почти не жил здесь. В последние дни появлялся лишь иногда, чтобы сменить одежду, и изредка наведывался к Генриху или кому-нибудь из стихийников. Всего за неделю отдалился от них, словно и не было этих девяти лет. Так и не удосужился сказать прямо то, что все и так уже поняли: в Итериане он не останется, а вне Дивного мира свита ему не нужна.
После прощального приема их дороги разойдутся.
Фернан, скорее всего, продолжит путешествия по людским мирам.
Эсея вернется в Энемис, туда, где скоро вырастут новые горы и опять зазвучат песни ветра. Когда-то Лили думала, что из сильфиды получится достойная шеари. Отчасти по этой причине и обратила внимание на прибившуюся к отряду сироту: решила, что у них с Этьеном найдется много общего. Почти не ошиблась. Они действительно сблизились, как могут сблизиться одиночки, и сдружились, как могут сдружиться те, кто уже не ищет друзей. Девочка будет скучать.
И Кеони придется непросто. В его возрасте крушение честолюбивых надежд видится концом всего. Вот он один из четырех в свите славного шеара, а вот – уже никто. Но он пройдет это испытание: вода мудра по своей сути, нужно лишь одолеть шумные пороги юности.
Альва поправила покрывало на кровати. Раздвинула шторы. Закрыла впопыхах оставленный нараспашку шкаф.
Вещи брошены, как и они. Вряд ли за ними вернутся, чтобы забрать в новый дом и в новую жизнь. За вещами, в смысле…
– А, это ты тут хозяйничаешь, – Фер заглянул в комнату и остановился на пороге. – Я надеялся, Этьен вернулся.
– И не надейся.
Флейм покачал головой.
– Оставила бы ты его в покое. Он давно не ребенок, имеет право сам решать, как ему жить. К тому же…
– Да?
– Пусть лучше думает о будущем, чем о прошлом.
– С этим трудно было бы спорить, выбери он себе другое будущее. Ты ведь узнал девчонку?
В том, что Фернан приглядывает за племянником, Лили не сомневалась.
– Узнал. Столь длительная привязанность заслуживает уважения.
– Она – человек.
– И что с того? Лучше иметь и потерять, чем не иметь вообще. Кому, как не тебе, это понимать?
Альва запнулась, с ходу не найдя, что возразить, и мужчина, воспользовавшись ее замешательством, вышел из номера.
Ну и пусть.
Все равно она не стала бы объяснять.
Да, счастье, даже мимолетное, но настоящее, стоит боли потерь. Только понимаешь это потом, после того, как от непрерывной муки сделаешься уже нечувствительным к любым страданиям, и жизнь, что своя, что чужая, утратит всякую ценность, когда заполненная горем душа, выворачиваясь раз за разом наизнанку, все-таки опустеет, и ты наконец-то сможешь плакать, чтобы омыть эту пустоту слезами, а после, не надеясь на будущее, заполнишь ее воспоминаниями о прошлом и неожиданно отогреешься теплом едва тлеющих углей.
Но настоящее счастье стоит этого.
Только настоящее. Не придуманное, не украденное обманом у судьбы…
Женщина прошла в ванную комнату, открыла кран и подставила руки под прозрачную струю. Вода, стекая с пальцев, уносила с собой горечь воспоминаний. Почти уже не болит, как и срощенные Моаной кости. Так, накатывает иногда.
Лили поправила волосы и улыбнулась пришедшей в голову мысли. Улыбка вышла кривая, нервная, но идея, за неимением других, показалась неплохой.
Кеони она нашла в его номере. Тритон дремал, лежа в ванне, и зрелище заслуживало того, чтобы остановиться ненадолго и полюбоваться переливами радужных плавников, мускулистой грудью, покрытой сверкающей сталью чешуи, и умиротворенным, бледным до голубизны лицом. С длинных черных волос юноши, словно отсчитывая время его отдыха, медленно падали на пол крупные тяжелые капли.
В такие минуты Эллилиатарренсаи жалела о том, что уже не помнит, как держать в пальцах кисть…
Изящные ноздри тритона затрепетали, ловя новый запах – едва уловимый аромат теплой земли, свежего дерева и терпких трав. Глаза распахнулись. Зрачки, сейчас по-змеиному вытянутые, тут же сузились от света. По губам скользнула полудетская смущенная улыбка.
– Я не помешала? – Лили присела на край ванны.
– Нет, я…
– Этот город слишком жаркий и пыльный для тебя, – кивнула она понимающе.
– Ужасное место, – согласился Кеони.
– Этьен так не думает, – решила сразу же перейти к делу альва. – Но ты-то лучше меня об этом знаешь.
– Почему лучше? – сконфузился водяной. Плавники нервно дернулись.
– Разве не вы с Фером нашли для него дом?
– Какая разница, кто нашел? – пробормотал юноша. Тряхнул головой, обдав женщину холодными брызгами. – Остаться тут решил сам Этьен.
Смирение было не в характере Кеони. Похоже, Фернан провел с ним воспитательную беседу.
– Я с самого начала знал, что служба в свите шеара – не навсегда, – тритон опустил глаза. – Это хороший опыт, не более. А мне есть чем заняться после возвращения.
Врал. Не о том, что есть чем заняться, а о том, что не мечтал, чтобы Этьен остался в Итериане, где свита, даже в отсутствие угрозы темных волн, нужна будет ему по статусу.
– И чем же? – поинтересовалась альва, притворившись, будто не распознала этой маленькой лжи.
– Говорят, у меня неплохие способности, – поскромничал юноша, – хочу найти учителя, чтобы стать целителем.
Для прочих детей стихий все водяные – целители, а в родах Воды это звание заслуживал далеко не каждый. Но у Кеони имелись все шансы: «неплохие способности» он демонстрировал не раз. Если бы не это, Лили сейчас с ним не разговаривала бы.
– У тебя получится, – промурчала она с ободряющей улыбкой. – Думаю, в твоем клане с пониманием отнесутся к решению Этьена и не воспримут роспуск свиты и твое возвращение домой как изгнание и позор.
Тритон недовольно вздыбил плавники:
– Нет, конечно! – сквозь возмущение в его голосе явно проступало сомнение. Вода – верная хранительница традиций, неизвестно что усмотрят старейшие в блажном желании шеара.
– Это хорошо, – сделав вид, что не замечает его метаний, продолжила альва. – А то я волновалась бы. Этьена ведь не сразу приняли в нашем мире – из-за его происхождения, ты же понимаешь. А после того как он объявит, что женится на человеческой женщине…
– Женится? – встрепенулся Кеони.
– Да.
– Нет! – тритон вскочил, встав в ванной в полный рост, и Лили вздохнула, представив себе картину, которая никогда не будет написана. – Он на ней не женится. Есть законы…
– Законы ограничивают выбор правителя, Этьен им никогда не станет. Он вообще исключительный случай в истории Итериана, ему законы не писаны.
Она еще раз окинула взглядом ценителя замершего по колено в воде юношу и заключила беспечно:
– Нас это тоже не должно касаться.
– Но человек!
– Ты не слишком любишь людей.
– Мне не за что их любить, – тритон передернул плечами, и чешуя заиграла бликами. – Ни любить, ни уважать, – он с громким всплеском опустился снова в воду. – Они слабы и не отличаются разумностью. Тех, что живут в Итериане, как Генрих, например, еще можно воспринимать… не как равных, но… ты понимаешь… А остальным просто не хватает времени, чтобы развиваться. Их жизни слишком коротки, и это предопределяет стремления. Есть, пить, размножаться. Они придумали деньги, чтобы иметь богатство, которое можно отобрать у другого, и постоянно дерутся за территории. У меня нет к ним неприязни, они мне безразличны, вот и все.
– Нельзя делать обобщенных выводов о целом народе, – альва улыбнулась. – Возможно, некоторые из них тебе понравились бы.
– А тебе нравятся? Ты много времени проводила в их мирах. Даже имя у тебя… – он осекся, не договорив.
– Человеческое, – закончила женщина. – Да. Я сама его выбрала, когда стала жить среди людей. Оно в чем-то созвучно моему настоящему, но намного проще… Мне тогда хотелось простоты. А люди… Они разные.
– А эта Софи? Какая она? Считаешь ее достойной спутницей для него?
– Не знаю, – честно сказала альва. – Наверное, нужно довериться выбору Этьена. Но… Он ослеплен любовью и не видит ничего вокруг. Не хотелось бы, чтобы он совершил ошибку. Эта женщина может оказаться не лучшей представительницей своего народа. Но он узнает об этом слишком поздно. Будет страдать…
Протяжный вздох закончил последнюю фразу.
Ход за Кеони.
– Мы не можем этого допустить. Если он ослеп, мы заставим его прозреть! Раскроем ее дрянную сущность…
– Но-но, никто не говорил о дрянной сущности, – альва погрозила юноше пальцем. – Не исключено, что она милая и честная девушка.
Тритон фыркнул:
– Все девушки милые и честные до свадьбы.
Лили невольно приподняла брови: мальчик оказался не так уж несведущ в некоторых вопросах.
– Да, – согласилась она, потянувшись. – Женщины – коварные создания.
– И притворяться она может долго, – хмуро заметил тритон.
«Молодец, – мысленно приободрила его альва. – Продолжай».
– Если бы можно было заставить ее открыться, чтобы понять, какая она на самом деле. Но я не представляю, как это сделать.
Нет, все же он тугодум.
– Я могла бы, – с напускным сомнением произнесла альва. – Земля чувствует суть каждого.
– Точно! – загорелся этой мыслью Кеони. – Я и забыл.
– Но мне нужно будет приблизиться к ней, – рассуждала отрешенно женщина. – Очень близко. Вот как к тебе.
Она опустила руку в воду и коснулась кончиками пальцев упругого живота юноши, провела вверх, к напрягшейся под кольчугой чешуи груди. Бледные щеки тритона покрылись сиреневыми пятнами, и Эллилиатарренсаи отвернулась, пряча усмешку.
– Боюсь, не получится, – сказала она. – Этьен следит за ней и днем и ночью. Но если бы что-то отвлекло его…
– Что?
Да, не стоило ждать, что он сам предложит решение.
– Например… – в задумчивости она поглаживала уже плечи юноши, по этой причине, кажется, утратившего способность мыслить самостоятельно. – Например, он мог бы задремать в ванне.
– Но…
– У тебя в самом деле неплохие способности, – Лили наклонившись к тритону, обняв его за шею. – Ты станешь хорошим целителем… А вода смоет все следы, и даже шеар не почувствует. Да?
– Да, – прошептал он одними губами.
Губы у него были соленые. Странно: в пресной воде – и соленые.
– Мы делаем это ради него, – напомнила альва. – Свита должна защищать своего шеара… И мне не хотелось бы намочить платье, прости…
