Текст книги "Третий шеар Итериана (СИ)"

Автор книги: Ирина Шевченко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 23 (всего у книги 34 страниц)

Прохожие смотрели на нее, кто с улыбкой, а кто осуждающе: платье мятое, волосы растрепаны, на ногах – комнатные войлочные тапочки с большими белыми бубонами, смешные и такие неуместные здесь, на шумной улице…

Тьен остановил автомобиль и последние разделявшие их десятка два шагов прошел пешком, до последнего подспудно ожидая, что она развернется и убежит.

Но нет. И взгляда не отвела. И руки, несмело, но протянула навстречу.

– Я…

– Люблю тебя, – он осторожно привлек ее к себе и поцеловал в лоб.

– Я хотела подумать… обо всем. Не получается, – вздохнула она жалобно.

– Значит, ты еще ничего не решила? – спросил он с опаской.

– Решила. Я решила не решать ничего больше, – она прижалась к нему, потерлась о шею, норовя забраться носом под ворот рубашки. – Мне без тебя плохо – это все, что я знаю.

– Мне без тебя еще хуже, – прошептал он, поднимая ее над мостовой, чтобы заглянуть в глаза.

– Нет.

– Да. Намного хуже. Потому что ты нужна мне намного больше, чем я тебе.

– Ты там знаешь…

Какие-то люди шли мимо, но ему до них и дела не было. Пусть себе идут, тротуар широкий, всем места хватит.

Но, с другой стороны, не простоишь же всю жизнь на обочине?

– Поехали в ресторан? – предложил шеар. – Люк и Клер ведь обойдутся без нас еще час-два?

Не дожидаясь ответа, подхватил девушку на руки и понес к машине.

Софи пришла в себя уже в салоне.

– В ресторан? Тьен, ты посмотри на меня.

Казалось, она сама только что осознала, в каком виде вышла из дома, и секунду назад бледные щеки вспыхнули от стыда.

– Ты – красавица, – уверил он ее.

Сел на место водителя и потянул за рычаг, чтобы поднять крышу. Незачем случайным прохожим видеть…

Девушка с недоумением следила за этими манипуляциями.

– Закрой глаза, – попросил он ее.

– Зачем?

– Сейчас узнаешь, как полезно иметь в хозяйстве шеара, – улыбнулся мужчина. Как ни старался, а горечь проступила в словах…

Но Софи, похоже, не заметила. Зажмурилась послушно.

– Все. Можешь смотреть.

Она удивленно ахнула, увидев, что мятое платье превратилось в новое, из расписанного цветами голубого шелка, а тапочки – в элегантные туфли-лодочки. Несмело развернула к себе зеркальце и убедилась в отсутствии потеков туши под глазами. Потрогала волосы.

– Как это?

Тьен неловко развел руками.

– Помнишь сказку, в которой фея подарила девушке новый наряд и сделала карету из тыквы?

Софи ощупала ткань платья и постучала по полу каблучками.

– Так это все – лишь до полуночи? – спросила с недоверчивой улыбкой.

– Все равно мы вернемся раньше. А это… – он запустил руку в карман и достал кольцо Йонелы. – Это – настоящее. Сейчас, наверное, не лучшее время, и место не слишком романтичное…

Она посмотрела на кольцо, потом на него и без слов протянула руку.

Тоненький ободок легко наделся на безымянный палец, и бриллиантовые звезды Итериана вспыхнули, приветствуя новую шеари…

До наступления ночи уже перебрались в новый дом. Все. Переговорив с Софи, Тьен предложил Генриху остаться.

Оглянувшись на прожитый день, он впервые за долгое время мог сказать, что сделал все правильно. Почти все…

– Клер хотела, чтобы в саду были качели, – напомнила перед сном Софи.

– Завтра найду мастера, – пообещал он.

– Мастера? – вырвалось у девушки удивленное.

Как бы они ни старались делать вид, что открывшееся не повлияет на их жизнь, призраки Дивного мира теперь неотступно следовали за ними.

– Да, я вызову мастера. Он провозится несколько дней и сделает для Клер качели, такие, какие она захочет. Так будет правильно.

– Конечно, – согласилась, подумав немного Софи. – И не придется объяснять, откуда они взялись.

– Не только. Послушай…

Подняв девушку на руки, Тьен как ребенка уложил ее в постель. Наколдованное шелковое платье давно сменилось на прежнее, домашнее, а то в свою очередь уступило место ночной сорочке… жаль, не той, в которой Софи вертелась перед зеркалом…

Он тряхнул головой, отгоняя отвлекающие мысли, и присел рядом со своей шеари.

– Мне не трудно сделать качели, и откуда они взялись придумал бы. Но если есть возможность не задействовать дар, я предпочитаю ею воспользоваться. Это не развлечение, понимаешь? Хотя в мелочах можно. Вот чай, например, или конфеты… Хочешь конфет? А в остальном… Есть мировой порядок. Законы природы, которые не стоит нарушать без особой необходимости. Да и тому же плотнику нужно как-то зарабатывать на жизнь, ведь так?

Девушка кивнула, а затем спросила недоверчиво:

– Значит, деньги у тебя настоящие?

Столько в этой фразе было детской непосредственности и вместе с тем практичности, свойственной Софи, его Софи, которую он помнил хозяйственной, не по годам серьезной девчонкой, что мужчина невольно улыбнулся.

– Самые настоящие. Итериан богат на золото, самоцветы и другие вещи, которые ценят в людских мирах. Фер давно открыл счета в нескольких банках и пополнял время от времени. Фер – это… Не знаю, помнишь ли ты…

– Помню, – нахмурилась девушка.

Тьен ласково погладил ее по щеке, успокаивая.

– Он хороший. Странноватый временами, как и все… – хотел сказать «мы», но смолчал, оборвав фразу. – Фернан – флейм, огненный. А еще – мой дядя, двоюродный, по матери… по людской линии.

Слишком многое еще нужно рассказать, и если не откладывать разговор, вряд ли этой ночью удастся уснуть…

Историю своей семьи, которую Софи частично уже знала, он пересказал бегло. Волей-неволей зацепил и семейку Холгера.

– Йонелу ты видела. Есть еще Арсэлис. Это вроде как моя мачеха, – была бы, если бы Тьен считал Холгера отцом. – Ну и Эйнар, его ты знаешь. Он неплохой, в общем-то, но мы на самом деле почти не общаемся.

– А его жена?

– Эсея? Она ему не жена, – признался, пользуясь случаем, шеар. – Даже не знаю, с чего Эйнар назвал ее так. Эсея – мой воздух. В смысле, представляет народ воздуха в моей свите… Представляла. У шеара должна быть свита и поддержка в сложных ситуациях, связь со всеми стихиями. Но здесь мне свита не нужна, и поэтому Эсея вернулась в Итериан.

– Ясно, – кивнула Софи. После башни памяти ее мало что могло теперь удивить. Прищурилась и протянула с улыбкой: – Мой воздух. Так романтично прозвучало.

– Ревнуешь?

В одно мгновение он оказался на кровати рядом с девушкой. Обнял, разворачивая к себе. Но когда уже собирался поцеловать ее и закончить тем внеурочную беседу, она отстранилась:

– К Эсее – нет.

Не было нужды спрашивать, что, а вернее, кого она имела в виду.

Отпустив Софи, Тьен перекатился на спину.

– Что она тебе сказала?

– Ничего, – проговорила девушка тихо. – Ты сказал. Только что.

Дурак, иначе и не назовешь.

Шла бы речь о какой-нибудь другой женщине, просто признал бы, не раскаиваясь: да, было, давно. Ему ведь, в конце концов, не интересно… руки чешутся, как подумает – не убить, так хоть сломать что-нибудь, физиономию расквасить, Анри этому безупречному и кто там еще был… если был… Но не спрашивает же? И не спросит…

А она спросила. Не прямо, но спросила. И ответить так, как ответил бы о любой другой, означало обмануть. Обеих.

– Лили – мой друг. Самый близкий друг, который появился у меня за эти годы. Кроме нее мало кто принимал участие в моей судьбе. Она многому меня научила, уберегла от многих ошибок. От боли. От сомнений. Альвы – по-своему целители, но лечат не тело, а душу. Вернее, душу через тело.

Он боялся, что Софи не поймет, но врать и оправдываться не хотел.

Пусть она задаст другой вопрос. Пусть спросит, любит ли он ее, нужен ли ему кто-нибудь кроме…

– Очень плохо было? – Софи осторожно, словно опасаясь, что ее прикосновения могут причинить боль, погладила его по плечу.

– Иногда.

– И часто приходилось… лечиться альвами?

– Нет, – он улыбнулся постановке вопроса, в котором остатки ревности скрыло под собой неподдельное сочувствие. – У меня было другое лекарство.

Вместо дальнейших объяснений притянул ее к себе и сжал в объятьях.

А она не спрашивала больше ни о чем и спустя несколько минут уже крепко спала, оставив позади самый безумный в своей жизни день…

Роза прижилась. Цветок из чужого мира с бархатными, почти черными лепестками.

Пустила корни. Впитала соки земли. Выпустила молодые побеги.

Через несколько дней вырастет в невысокий кустик и даст новые бутоны…

Как давно она не занималась этим. А ведь прежде любила возиться с цветами. Гордилась своим садом, чудесным даже для альвов. Домом, стены которого расписывала сама и оживляла рисунок, заставляя камень принимать объем и форму, превращаясь в причудливый барельеф. Рожденные ее кистью и магией цветы немногим уступали растущим в саду, птицы, казалось, вот-вот вспорхнут с ветвей и огласят округу пением, а насторожившая уши лань, заслышав незнакомые шаги, скроется среди подпирающих кронами крышу деревьев…

Сада больше нет. Она сама иссушила землю, убив все живое на ней. И дом… Он тоже был живым, а теперь с каменных цветов осыпались песком лепестки, и птицы потеряли крылья…

Но роза ведь прижилась.

И трава. Пусть будет хотя бы трава. Ветер носит семена, они лежат где-то в мертвой земле…

Она вольет отнятую когда-то силу в землю, оживив и ее, и крохотные зернышки, а потом…

…потом она поднимется и войдет в дом.

Не сегодня.

Завтра.

Или послезавтра.

У нее много времени.

Альвы живут долго. Так долго, что в некоторых мирах их считают бессмертными. Еще нескоро родная стихия примет ее, некуда спешить. Можно лежать на земле рядом с кустиком черной розы, слушать, как прорастают травы… возможно, деревца – ветер щедр на подарки…

А дом подождет. Он давно уже ждет, потерпит еще немного.

Она еще не готова переступить порог. Даже заглянуть в смотрящие на нее с укоризной очи-окна. Жмурится всякий раз, натыкаясь взглядом на их темную, угрюмую глубину. Прячется от отражений прошлого. Губы кусает, глотает слезы, заворачивается, как в покрывало, в теплую землю, глубже и глубже…

Хорошо, что рядом никого – лишь дом. Но дом и не такой ее видел, в последний раз, когда… А другим незачем.

Только кажется вдруг, что смотрит кто-то… не дом, кто-то еще… Как будто жалеет, как будто бы ей нужна его жалость… И обнимает с землей, и слезы снимает шершавыми губами с век… Баюкает…

Это сон. Сон, конечно же.

Она поспит под шорох поднимающихся трав. Успокоится. А потом откроет глаза и заглянет в душу дома… в свою душу, которую оставила здесь когда-то… И краски – это хорошие краски, они не должны были испортиться. Нужна лишь капелька силы и немного воды из протекающего в низине ручья…

Но после ей все равно надо будет вернуться. Она знает. Помнит. Ничего еще не закончилось…

После. Когда цветы на стенах опять расцветут…

Софи заворочалась, придвинулась поближе, обхватила обеими руками его плечо, словно опасаясь, что он снова уйдет.

– Где ты был? – пробормотала сонно.

– В саду, – не солгал он.

– И что там?

– Там все хорошо.

Глава 29

Хороший дом.

Генрих, проснувшись пораньше, обошел комнаты, кроме тех, что заняты были жильцами, и еще раз убедился: хороший. Не сравнить с тем, что достался ему когда-то от родителей и в котором жили они с Аллей, тот не дом был, а целый дворец: два этажа, библиотека, охотничья комната, музыкальная, бальный зал, в котором матушка еще устраивала приемы, а он все хотел переоборудовать под домашний музей, да так и не сподобился… Но, с другой стороны, там без прислуги не обойтись было, чужие люди сновали день-деньской туда-сюда, незаметные вроде бы, но и незаменимые: горничные, кухарки, печники, садовников аж трое, грум при конюшне, а с ним мальчишка-помощник, еще народ какой-то – он и не помнил всех. А здесь – только свои, семья. Тихо, уютно. Самое то, чтобы старость встретить, ведь она, старость, разгадала уже на долгие годы отсрочивший ее приход обман Дивного мира и вознамерилась взять реванш…

Захватив вчерашние газеты, Лэйд выбрался на террасу. Присел в плетенное кресло.

Может, это альва виновата? Заявилась, чуть ли не за шкирку вытащила из кровати и из тоски. Сказала: «Если тебе еще нужен сын, это – твой последний шанс». Правильно, по сути, сказала. И сын ему нужен, и он сыну вроде как пригодился, и отношения всего в какой-то час наладились, потому что люди ценят, когда к ним с душой, и чтобы поддержать и в печали, и в радости, а Этьен хоть немного, но человек… Но может Лили еще что-то сделала? Чары свои альвийские на него навела, что он успокоился, на Этьена сердиться перестал, и настроение сделалось такое благостное, что тянет всем вокруг раздавать симпатии.

Хотя Софи, и правда, девушка милая. Для Этьена – так даже слишком. Лэйд редко задумывался о том, что однажды сын женится, но когда такое случалось, представлял рядом с ним женщину иного типа. Более яркую, и внешностью, и характером. Чтобы ему под стать. А тихую, скромную девочку он, казалось, раздавит походя… Но нет, не раздавит. И другому никому не позволит. Достаточно понаблюдать, как он глядит на нее, как говорит, как спешит угадать каждое желание, а сам тем временем ревниво стреляет глазами по сторонам, не вознамерился ли кто покуситься на его сокровище.

Тогда Генрих вспоминал Аллей. С нежностью, с грустью. С обидой. Никогда он не мог бы так, чтобы, значит, моя и ничья больше. И она… Не смотрела она на него так, не улыбалась так, не касалась будто бы невзначай…

А еще Лэйду нравилось, как Софи обращается к его сыну. Тьен. Давнее, забывшееся почти. Ласковый, веселый мальчуган – любимец всех обитателей поместья, мамин маленький проказник. Генрих помнил имя, которым представлялся тот забавный малыш, но ему и в голову не пришло бы назвать так третьего шеара Итериана. Зря, наверное…

В газете не нашлось ничего интересного, и он отложил их. Любовался утренним садом. Слушал птиц и отдаленный гул машин. Размышлял.

За этим занятием пропустил момент, когда оказался не один на террасе.

– Доброе утро! – раздался над ухом звонкий голосок. – Вы тоже уже встали? Я всегда рано просыпаюсь, даже раньше Софи.

– Доброе-доброе, – с улыбкой приветствовал археолог девочку.

Глядеть на нее с иным выражением лица при всем старании не получилось бы. Утро выдалось свежим, и Клер выскочила из дома, набросив на плечи покрывало, но босая, встрепанная, как воробушек, и точно так же, как суетливая пичужка, скакала на месте, морщась и зябко подгибая пальцы на ногах. Потом забралась, как в гнездо, во второе кресло и нахохлилась, укутавшись.

– Как вам спалось? – спросила она, демонстрируя то ли учтивость, то ли любопытство, а то и одно, и другое сразу.

– Спасибо, неплохо. А тебе?

– И мне. Только… – она быстро огляделась, будто опасалась, что их подслушают. – Вы знаете такое гадание, когда девица… ну или девочка, неважно какого возраста, перед сном на новом месте читает особый приговор, чтобы увидеть во сне жениха? Так вот… Я решила замуж не выходить.

– Неужели кто-то настолько страшный приснился? – сочувственно поинтересовался Генрих.

– Страшнее некуда, – вздохнула малышка. – Мой учитель грамматики. Мало того, что старик, лет сорок уже, так вы еще не представляете, какой он нудный!

– Я бы на твоем месте не доверял гаданиям, – посоветовал пожилой человек. – А учителя, насколько я помню, не к замужеству снятся, а к невыученным урокам.

Судя по уткнувшемуся в пол виноватому взгляду, Лэйд был не последним толкователем.

– Одно задание забыла переписать, – покаялась Клер. – И то уже после того, как мы решили, чтобы я на летние занятия больше не ходила. Но я напишу, сегодня же. Только попозже…. А хотите кофе? Я сварю! – девочка подскочила с места. – Я умею. Могу еще гренки пожарить, если молоко есть. Или омлет. Вы любите омлет?

Аллей любила омлет. Нежный, воздушный, с салатом и ломтиками поджаренного хлеба. А готовить совершенно не умела, да ей в том и нужды не было.

У Клер омлет вышел не таким пышным. Вернее, на сковородке он еще высился взбитым облаком, а будучи разложен по тарелкам, опал, со вздохом выпустив пар. Но на вкус был неплох. А кофе удался без всяких «но».

– Софи говорит, я хорошо готовлю, – сказала малышка без хвастовства. – Она же весь день в магазине, а Люк до недавнего… Вы знаете, наверное. А я быстро учусь. Даже собиралась, когда вырасту, на кондитера выучиться, чтобы торты, пирожные разные делать. А сейчас не знаю уже. Может, на актрису?

В былые времена Генрих не назвал бы данную профессию удачным выбором для девочки из приличной семьи, но в нынешних реалиях все могло кардинальным образом измениться, и он решил придержать свое мнение по этому вопросу.

– Или, если с грамматикой разберусь, – продолжала рассуждать Клер, – буду сказки сочинять, как Тьен.

– А…

Лэйд прикусил язык. Хорош отец – даже не знает, чем сын занимается. Хотя и сын мог бы предупредить, какие такие сказки он для детей насочинял.

– Нет, – вздохнула пропустившая его восклицание девочка. – Как у Тьена у меня не получится. У него они такие… Волшебные прямо!

– Прямо волшебные?

– Ага, – истово закивала Клер. – Таких никто больше не придумает!

– Спорим, у меня лучше получится? – усмехнулся Генрих.

Девочка смерила его недоверчивым взглядом.

Маленькая еще. А то смекнула бы, от кого Этьен набрался волшебных сказок.

– На что спорим? – уточнила она.

– Если не понравится моя история, куплю тебе шоколада коробку, а если понравится… еще мне кофе приготовишь.

– Идет.

Кажется, на языке нынешней молодежи это означало согласие.

– Тогда слушай. Далеко-далеко, там, куда не отыскать дорогу простому смертному, есть Дивный мир, населенный чудесными существами. Живут там альвы – дети земли; флеймы, рожденные огнем; тритоны и ундины – водные создания. Но всех прекраснее девы воздуха – легкокрылые сильфиды. На прозрачных крыльях порхают они из мира в мир и снисходят порой до общения с людьми…

Когда-то эту сказку, на деле бывшую чистой правдой, он рассказывал сыну, но был уверен, что Клер ее не слышала. Этьен не стал бы выдавать чужие секреты. Это лишь его, Генриха, тайна, и он сам решает, с кем ею делиться. Еще вчера ни с кем не стал бы, а сегодня вдруг подумал, что можно довериться этой девочке со спутанными кудряшками и внимательными голубыми глазами…

Когда он дошел до того момента, где повзрослевший мальчик решил стать археологом, чтобы по древним записям найти путь в Дивный мир к своей сильфиде, Клер встала из-за стола и направилась к плите.

– Вы рассказывайте, рассказывайте… А я вам кофе сделаю. Вам же не вредно так много?

– Не вредно, не волнуйся, – улыбнулся Лэйд в усы.

А когда он уже приблизился к судьбоносному эпизоду возвращения сильфиды, из комнат послышался шум, возмущенные возгласы и негромкий смех.

– Не обращайте внимания, – махнула рукой Клер. – Софи на работу проспала. Тьен ее специально не будит. Хочет, чтобы она никуда не ходила и весь день с ним дома сидела.

Она налила свежеприготовленный кофе в чашку, а чашку поставила на поднос.

– Сейчас сюда заявятся, – пробурчала сварливо. – Дедушка Генрих, давайте опять на терраску выйдем? Там и доскажете… Ой!

Девочка потупилась, но тут же подняла на него улыбающиеся глазенки:

– Ничего, что я вас так называю? Дедушкой? Вы не старый, просто…

Старый. Еще какой старый. И дедушкой – совсем даже неплохо.

Софи купила в дом календарь, и Тьен незаметно загнул уголок листочка с датой, на которую назначен прощальный прием на Итериане.

Времени осталось немного, а первоначальный план уже не казался таким уж хорошим. Но за девять лет иного решения не нашлось, и Тьен сомневался, что оно отыщется в последние несколько дней. Старался вообще не думать об этом до поры, посвятив себя не прошлому и не будущему, а настоящему.

Уговорил Софи взять у хозяйки положенный по закону отпуск. О том, чтобы она совсем ушла из магазина, не заговаривал, понимая, что сейчас работа, первейшая составляющая иллюзии обыкновенной жизни, нужна ей как никогда. Но отпуск – тоже дело обычное, особенно когда речь идет о подготовке к свадьбе.

Ездили за покупками, ходили в кино, разбили в саду новую клумбу.

В первые с переезда выходные пригласили в гости друзей. Друзей Софи и его теперь тоже. Амелия, Рене с невестой, Лиза и Сюзанна. О Лизе и Сюзанне он и не слышал до того, как зашла речь о званом обеде. Первая работала в розарии оранжереи Рамзи, а вторая – медсестрой в больнице и приходилась дочерью госпоже Магдале. С Сюзанной и ее матерью Софи подружилась во время болезни Люка. После в разговоре всплыли еще какие-то имена… Без этого вряд ли вспомнилось бы, что Тьен совсем недавно вернулся и не успел еще все и всех узнать. Но он обещал себе исправить это упущение.

Все можно исправить, если постараться.

С Генрихом ведь получилось.

За несколько дней в новом окружении отец оттаял. Должно быть, именно этого ему не хватало в Дивном мире – настоящего дома, уюта. Внимания и заботы, которых, как ни стыдно признавать, он никогда не получал в должной мере от сына. Теперь же он отогрелся душой, чаще улыбался, больше говорил, найдя в лице детей благодарных слушателей. И ни разу не заговорил с Тьеном о предстоящем визите в Итериан.

Но помнил, шеар не сомневался.

– Скоро мне нужно будет отлучиться.

Оставались считанные дни, а он так и не придумал, что и как сказать Софи. Сказал так.

– Туда? – догадалась она. Нахмурилась, хоть Тьен и старался говорить об этом, как о чем-то не стоящем волнений.

– Туда, – он улыбнулся безмятежно, но тревоги с ее лица не прогнал. – Понимаешь, раз уж я решил уйти, надо сделать все правильно. Попрощаться и все такое. Холгер устраивает праздник по этому поводу – для него это тоже немалая радость, так что…

– Возьмешь меня с собой? Если праздник?

– Нет.

Ответ прозвучал слишком резко, и Тьен поспешил объясниться:

– Некоторые там, старейшие особенно, до сих пор кривятся при виде меня. Полукровка, шеар по ошибке. Да и родня ко мне особой любви не питает. Не хочу, чтобы их «нежные» чувства коснулись тебя. Мы сходим с Генрихом, на денек, а то и на несколько часов, и тут же вернемся. Не переживай, ничего, кроме скуки, нам там не грозит.

Пусть это станет последней его ложью…

– А если хочешь познакомиться еще с кем-то из моей семьи, то… Можно, я Фера на ужин приглашу? Он получше бабушки Йонелы будет. К тому же, на самом деле близкий родственник.

Он познакомил бы их раньше, но опасался, что Софи будет неприятна встреча с прошлым в лице флейма. Однако сейчас не заметил в ее глазах ничего, кроме сдержанного интереса.

– Пригласи, – согласилась девушка. – Только… чем его угощать?

Угощался дядюшка всем и с преогромным удовольствием. Попробовал запеканку, салат, рыбу, яичный рулет. Пил вино и нахваливал хозяйку.

– О, блинчики! Обожаю. Мама делала почти такие же.

Мать Фернана была человеком. Умерла задолго до того, как Тьен появился в Итериане, одинокая и всеми забытая. Фер тогда гулял, как обычно, по мирам великого древа, а с отцом его она рассталась давно: дивные и люди редко сходятся надолго…

– А паштет из чего? Не могу распробовать. Утка?

Заурядную человеческую семью подобный гость разорил бы за три визита. Флейму не грозила ни изжога, ни тяжесть в желудке, его организм в секунды сжигал кушанья, а дядюшкина людская половинка искренне наслаждалась разнообразием вкусов.

– Софи, вы потрясающе готовите. Если не откажете от дома, стану у вас частым гостем.

Люк и Клер, наскоро поужинав, умчались рассматривать принесенные гостем подарки. Как порадовать детей, Фернан всегда знал. Тьен помнил огромную коробку с солдатиками, крепостными башнями, пушками и лафетами…

– Старое здание театра мне нравилось больше, – активная работа челюстями не мешала огненному поддерживать беседу. – Современное не приспособлено для оперы. Для драмы, для балета. Но для оперы – нет. Совершенно не та акустика. Но сейчас ведь мало кто слушает оперу… Вот вы любите оперу, Софи?

– Не очень, – смутилась девушка.

– Вам просто не доводилось слышать ничего достойного. И в новом театре, увы, не доведется. Вот если бы вы побывали на…

Флейм встретился взглядом с шеаром и умолк, дожидаясь позволения продолжить.

– Мы много где еще побываем, – не стал развивать тему Тьен. – Но в опере – не обещаю. Сам не слишком люблю это дело. А ты не хочешь взять передышку перед десертом? Покажу тебе дом.

Известие о том, что предстоит еще десерт, вызвало неподдельный восторг. Создавалось впечатление, что Фер несколько лет не ел. По-человечески.

Генрих вызвался помочь Софи переменить посуду и приготовить чай, а Тьен повел Фернана с экскурсией.

Правда, дальше кабинета они не ушли.

Шеар плотно прикрыл дверь и поставил нехитрую защиту от случайных слушателей. Вынул из ящика стола итерианскую шкатулку.

– Давно хотел отдать тебе кое-что, – достал серебряный портсигар с розой на крышке и протянул флейму. – Вот, твое.

Фернан удивленно приподнял бровь.

– Разве?

– А ты не помнишь? – растерялся Тьен.

– Ах, да. Это ведь тот самый? – Фер повертел портсигар в руках. – Прости, он не был для меня чем-то памятным. Просто статусная вещица, приобрел по случаю, курю-то я нечасто.

– Я вообще не курю, – хмуро проговорил шеар. – Тогда еще бросил. А вещицу твою статусную в кармане таскал. На удачу.

Удача выкинула фортель, привела в Итериан. Портсигар стал памятью не столько о первой встрече с Фером, сколько о былой беззаботной жизни вора и оставленном мире.

– Наверное, для тебя он важнее, – флейм попытался вернуть «подарок».

– Нет. Если не нужен, можешь выбросить.

– Почему? – озадачился дядюшка. – Почему ты решил отдать мне его сейчас?

– Избавляюсь от прошлого. Нельзя же вечно жить с этим?

Фернан промолчал. Как всегда.

Тьен много лет ждал, чтобы он сам начал этот разговор, – не дождался. А жить с этим, действительно, нельзя.

– Фер, я знаю, что это ты выдал нас с мамой Вердену.

Выдержка и теперь не изменила флейму. Не дрогнул. Взгляда не отвел.

– Откуда?

Оправдываться не стал – уже хорошо.

– Догадался.

И Феру повезло, что не сразу. Сразу Тьен не понял бы. И не простил бы. Но в первые годы не задумывался, и опыта не хватало. А потом судил уже по-другому, и если и злился на родственника, так лишь за то, что тому так и недостало смелости признаться самому.

– Трудно отыскать одного единственного человека во всем множестве миров, – вздохнул шеар. – Невозможно. Даже с даром четырех. Люди слишком похожи друг на друга, их слишком много. А мама была тогда уже человеком. Конечно, за тобой могли проследить, но Вердену пришлось бы держать тебя за руку, наверное. Флеймы быстрее других стихийников перемещаются как внутри миров, так и между ними. Огонь выжигает следы. Правитель мог вынудить тебя признаться, где она спряталась, но в этом случае ты не стал бы скрывать. Так что…

Тьен развел руками, не зная, что еще можно добавить.

– Давно догадался? Почему же сказал только сейчас? – как о портсигаре спросил Фер, медленно выговаривая слова.

И шеар так же, как о портсигаре, ответил:

– Избавляюсь от прошлого. Ты сам не устал с этим жить?

Устал. По глазам видно, по поникшим плечам и опустившимся уголкам губ.

Но молчал. Не верил, что Тьен поймет. Боялся, наверное. Может, и не его самого, а разочаровать, утратить доверие…

Но как, как можно доверять тому, кто сам тебе не доверяет?

Разве он не показал, что изменился за эти годы? Поумнел, научился сдерживаться.

Если бы не так, давно бы Феру все высказал.

Но понимал же, что смысла в этом никакого, кроме как потоптаться по дядюшкиной больной совести. И шанс ему давал самому избавиться от этой боли…

– Аллей не понимала, – выговорил в конце концов флейм. – Не видела. Стала совсем человеком. Ты слишком быстро взрослел, а она не замечала этого. Саламандры почти в открытую разгуливали по твоей комнате…

– Но ты ей не сказал.

– Должен был, – произнес Фер покаянно. – Но Аллей… Она многого не понимала, не относилась с должной серьезностью. Ты родился шеаром. А шеар принадлежит Итериану.

Именно этого мама и не могла принять. Ни в отношении Тьена, ни, еще раньше, – Холгера.

– К тому же оставаться в этом мире было опасно для тебя, – продолжал Фер. – Неизвестно, как отреагировали бы люди на твои способности. На кострах тогда уже никого не жгли, но какой-нибудь религиозный фанатик… или просто испуганный человек… И тебе нужно было учиться. Лабиринт. Я плохо представляю, что это, но все знают, что шеар становится шеаром, лишь пройдя лабиринт…

– Ты понимал, что она не захочет отдать меня, и не сказал ей ничего.

– Нет. Я знал, что ей придется отпустить тебя, и не хотел быть тем, кто сообщит ей об этом. Я любил Аллей, она была самым близким мне существом. И если я был не прав, то гораздо раньше, когда не помешал ее отношениям с Холгером.

– А мог бы? – недоверчиво спросил Тьен.

– Мог попробовать, – Фернан медленно дошел до диванчика в углу и сел, уронив голову в ладони. – Она ведь действительно не понимала… И когда сорвалась сюда. Аллей всегда была легкомысленной… Прости, в самом деле была. Но отказ от родной стихии был огромнейшей ее глупостью.

– Она надеялась, что сможет все исправить?

Флейм поморщился:

– Да. Думала, что если Холгер захочет вернуть ее, то вернет и крылья. Полагала, шеару это под силу. Она…

– Вела себя как неразумный человек, а не как дочь воздуха, – жестко закончил за дядю Тьен. – Или еще хуже – как влюбленная дура, мнящая, будто стоит хлопнуть дверью и забрать ребенка, и любовник приползет к ней на коленях. Но как бы там ни было, это – не повод, чтобы убивать ее. А ее убили!

– Мне неизвестно, кто это сделал, – затряс головой Фер.

– Я знаю, – выдохнул, успокаиваясь, Тьен.

– Когда это случилось, я искал ответа. У Вердена. У Холгера. Но… их бесполезно было расспрашивать.

– Это я тоже знаю.

Шеар прислушался к доносившимся из-за двери голосам. Дети вернулись в столовую, Софи подала десерт – пора к столу.

– Что было, то было, Фер. Не скажу, что ты поступил правильно, но и осуждать не могу. Ты сделал выбор. С точки зрения шеаров – верный. Но если есть еще что-то, о чем ты умолчал, лучше скажи сейчас.

– Есть, – решился спустя почти минуту молчания Фер. – Я встречался с Верденом, чтобы рассказать о тебе. Но к Аллей ходил не он.

Тьен задумчиво кивнул:

– И это я знаю.

Флейм не сразу сумел погасить новую вспышку удивления.

– Я со всем разберусь, – то ли ему, то ли самому себе пообещал шеар. – Уже скоро. А тебя хочу попросить кое о чем. Присмотри за Софи в мое отсутствие. Я не думаю, что ей что-то угрожает, но мне будет спокойнее, если ты останешься с нею.

– Доверяешь ее мне? – с сомнением уточнил Фер.

– Я вообще тебе доверяю, – ответил Тьен.

Но о том, что Софи охраняет еще и клятва Йонелы, говорить не стал.

За десертом дядюшка уже не был так весел и разговорчив. Расковырял желе, надгрыз пирожное и засобирался в гостиницу, сославшись на усталость.

– Вы поссорились? – обеспокоенно спросила после его ухода Софи.

– Нет, – уверил ее Тьен. – Но Фер сам с собою в ссоре, а это еще хуже.

Если… Нет – когда он найдет убийцу матери и узнает, что же на самом деле случилось в тот день, возможно, и Фернан примирится с собой наконец.