Текст книги "Третий шеар Итериана (СИ)"

Автор книги: Ирина Шевченко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 34 страниц)

Глава 13

Первое письмо Софи написала через неделю после того, как он исчез. Всего пара строчек.

Где ты? Как? У нас все хорошо. Скучаем. Возвращайся…

Второе было длиннее.

Третье…

В доме стало пусто. Люк слишком мал, чтобы понять. Подруг нет. У сударыни Жанны только и разговоров, что о непутевом сыне и болячках, а господину Гийому главное, чтобы в лавке был порядок.

А в комнате Тьена осталась стопка писчей бумаги и чернила. Много чернил, словно в самом деле собирался писать сказки…

Сказки Софи сочинять не умела. И дневников, как героини романов, не вела. Глупость какая – эти дневники! А письма – другое дело. И не беда, что адресат неизвестно где… Вернее, беда, еще какая беда, но писать-то можно. Не очень часто, и лишь когда есть о чем.

Сирень зацвела – чем не новость? Наломала душистых веток, расставила по всему дому. И в его комнате тоже. А до того все вещи перестирала, рубашки погладила, постель чистую застелила…

Люку ботиночки купила из тех денег, что оставил, спасибо. Не нужно было, они бы и так не пропали, но… И платье себе. Два. Потому что лето, тепло, жарко даже, а ей, оказалось, и надеть нечего. Из прошлогоднего выросла… Не такая она уже мелкая!

С Люком в кинотеатр ходили, в тот самый, что возле студенческого клуба. Там еще тапером старичок, которого они в музее видели. Фильм интересный был, про любовь… А потом к ним какие-то парни подошли. Познакомиться хотели. Неприлично же, когда вот так прямо на улице подходят? Не стала с ними разговаривать…

Книгу купила, про цветы. Еще роман один, но про цветы интереснее. Оказывается, Нирейская невеста не белая, а красная. В Нирее по-другому все, у них у девушек свадебный наряд красный. А белая – Красавица Южноморья… Это она про розы, которые он ей тогда принес. Еще желтая была, Филомена. Она в их климате не цветет, только в оранжереях. И дорогая. Вот нужно было такую дорогую покупать?

Никаких не нужно. Пусть только приходит, а розы у них в саду скоро распустятся. Сначала Маргарита, а потом Кларисса…

Писала чисто, без ошибок – каждое слово проверяла. Словарь специально для этого купила. Все равно пригодится, когда Люк в школу пойдет, а Тьену не понравится, если с ошибками.

О брате, о доме, о розах…

О том, что встретилась с сестрами Ламиль. Анна на него уже почти не сердится. У нее новый поклонник. Скучный и слишком заумный, но Анну, кажется, по-настоящему любит и родителям ее нравится. А Ами решила стать великой художницей, но это пока секрет…

Об отце, который появился на пороге их дома осенью. О Клер. Она такая маленькая и все время болеет. Пришлось уйти из лавки… Спасибо, что оставил деньги. Малышке они пригодились: на докторов, на лекарства…

Сложенные вчетверо листы ложились в круглую жестяную коробку из-под печенья. Коробка пряталась на шкаф.

Когда продали дом и переезжали на квартиру неподалеку от депо, где работал отец, таких коробок было уже две. Софи упаковала их со своими вещами, а на новом месте нашла для них тайничок между стеной и комодом.

И продолжала писать…

– Ему, значит?

В тот день она водила детей в парк, а отец вернулся домой раньше обычного. Что он делал в их с Клер комнате и как наткнулся на письма, она не спросила. Вообще ни о чем не спросила: увидела разбросанные по столу развернутые листы, и дыхание перехватило от возмущения.

– Спасибо, что не жалуешься, – поблагодарил родитель серьезно. – А то ведь такого могла понаписать…

От него пахло спиртным, хоть Софи накануне и спрятала бутылку. Видно, ее и искал.

– Тяжело тебе одной? – вздохнул он.

– Я не одна.

У нее Люк есть. И Клер. И Амелия. И Анна. И Макс. И Рене… У нее и отец, если подумать, есть.

– Вернется, – сказал он вдруг.

– Много ты знаешь!

Захотелось ударить его, наорать – за то, что рылся в ее вещах и в ее жизни, за то, что снова пил, за то, что завел этот разговор…

– Вернется, – повторил отец. – Если живой, обязательно. Я, может, в людях не слишком разбираюсь, но этот твой…

– Он не мой.

Но письма собрала. Каждый листочек бережно сложила и убрала в коробку. А коробку – в тайник, который уже не тайник.

– Браслет не продала еще?

– Тот, что ты подарил?

– Не я. Расскажу. Но ты уж не пиши про это, ладно?

…Когда врач, лечивший Люка, сообщил Софи, что брат никогда полностью не исцелится и не вернет себе зрение, она не плакала. Хватило слез, что пролила, пока он лежал в больнице. Пришла домой, растопила на кухне плиту и сожгла подчистую содержимое уже трех жестяных коробок. А коробки выбросила.

Но браслет остался. И привычка складывать в уме долгие письма.

Только заканчивались они теперь иначе.

…У нас все хорошо. Скучаю. Не приезжай…

А он приехал.

И если бы не доктор, не новая надежда для Люка, Софи только и думала бы, что о бывшем квартиранте. Но брат был, несомненно, важнее.

А Тьен? Он лишь возит Люка на лечение. И она вовсе не собиралась о нем расспрашивать.

– О чем вы говорили?

– О разном, – неопределенно ответил Люк.

Софи честно держалась до вечера. В обед заскочила на десять минут, убедилась, что с братом все в порядке, отметила новые улучшения в его внешности – целебные ванны оказались на диво эффективными – и вернулась в магазин. А уже после ужина, оставив на Клер мытье посуды, уединилась с мальчиком в его комнате.

– Он рассказывал, где был это время?

– Где-то далеко.

– Где?

– Не знаю. Спроси сама, если тебе интересно.

– Интересно? Да я так…

Плохо, просто отвратительно, но она на мгновение порадовалась, что брат не видит ее лица.

Устыдившись, попыталась перевести разговор на другое. Праздник, гости. Испечь торт самой или купить в кондитерской? Или вообще заказать столик в ресторане?

Но Люк сам вернулся к оставленной теме:

– Как думаешь, зачем он приехал?

– Понятия не имею.

Это же Тьен. Его не зовут, он сам приходит…

– Вот и я не знаю, – рассеянно проговорил мальчик. – Что ему от нас нужно? У него же все есть. Автомобиль шикарный – слышно как идет легко, и в салоне новой кожей пахнет. Костюмчик, небось, часы золотые. Сразу понятно, что при деньгах.

– Не в деньгах счастье, – напомнила известную поговорку Софи.

– Так ты считаешь, он к нам за этим? За счастьем? – улыбнулся Люк.

Улыбка у него вышла лукавая и многозначительная.

– Ну уж нет! – воспротивилась Софи. – Обойдется! Счастья у нас у самих мало, чтобы его еще раздавать.

Но слова брата долго не шли из головы.

Ведь не может же быть… Или может?

На следующее утро он опять появился раньше времени. Как и накануне, не стал ждать в машине, а зашел в магазин. Положил на прилавок пышный букет. В зелени душистых трав пестрели алые маки, васильки, голубые и белые колокольчики. Ромашки – как мелкие звездочки…

– Тебе.

– Спасибо, – только и смогла выговорить Софи.

Она настроилась сразу же предупредить, что занята, и пусть ждет Люка на улице, а тут такое чудо! Живое, яркое, щекочущее нос пушистыми метелочками и длинными острыми травинками. А как пахнет – даже здесь, где воздух наполнен цветочным ароматом, различается отчетливо запах летнего луга.

– Не за что. За городом этого добра навалом. Причем бесплатно.

Конечно-конечно. Прижав к груди букет, девушка спрятала улыбку в ворохе цветов. Пусть сколько угодно пожимает плечами с деланым безразличием, будто сорняков под забором надергал и ей за ненадобностью приволок, но ведь встал ни свет ни заря, поехал куда-то, нашел этот луг, собрал все, сложил так красиво.

– Если хочешь, можешь выбросить, – в голосе мужчины прорезалась обида, словно она уже сделала это.

– Если захочу – выброшу, – пообещала Софи.

А пока нужно подыскать вазу. Благо, в магазине их предостаточно.

– Не буду тебе мешать, – убедившись, что его подарок не отправится в мусорную корзину, Тьен направился к двери. – Дождусь Люка в машине.

И вышел, оставив растерявшуюся девушку наедине с букетом и путаными мыслями.

На самом деле сначала Тьен и не думал о цветах.

Проснулся до рассвета от неясного беспокойства, и, понял, что не сможет уже уснуть. Взял авто и долго кружил по городу, а на одной из улиц просто не свернул: ехал прямо, пока дорога не вывела за городскую черту, и дальше – за поля, расчерченные зелеными линиями лесополос, мимо молочных ферм, мимо старого элеватора.

А потом уже увидел цветы и не удержался.

Подарок не отвергли, и можно было продолжить разговор, но ощущение, что вот-вот должно что-то произойти, не оставляло. Внутреннее напряжение отражалось в словах и интонациях. Раздражение, нервозность. Не хотелось, чтобы Софи приняла это на свой счет, и Этьен предпочел выйти из магазина, чтобы дождаться Люка у подъезда.

Люка и госпожу Магдалу – как можно было забыть?

Впрочем, сиделка все равно уснула на заднем сидении еще до того, как они подъехали к крыльцу доктора Раймонда, и шеар сам проводил мальчика в кабинет. Как и вчера, остался.

С Люком говорить было проще, чем с его сестрой. Тем более сегодня Тьен больше слушал, а не рассказывал. Узнал много любопытного. Например, что в кинотеатрах уже нет таперов, а фильмы идут со звуком. И на площади Адмиралов убрали эстраду для оркестра, но музыка все равно звучит вечерами, только теперь через репродукторы. А в оранжерее госпожи Рамзи есть телефон, и в магазин скоро тоже проведут линию, чтобы Софи могла принимать заказы на расстоянии.

Люк живо интересовался техническими новинками, и если бы не болезнь…

Но об этом не говорили.

Говорили о телефонах, патефонах, автомобилях и музыке.

– Гитару Рене подарил. Он меня учил еще до того, как…

Новое имя заинтересовало.

– Рене – это…

– Друг, – закончил мальчик. – Со старых времен. Ты его не знал? Рене Руж.

– Брат Макса?

На катке мальчишек было двое. Но второй не вертелся вокруг Софи, потому и не запомнился.

– Да, – подтвердил Люк. – Только Макс к нам сейчас не заходит. Софи с ним рассорилась, когда мы еще на другой квартире жили, и нового адреса он не знает. А Рене не скажет, они между собой тоже не слишком ладят…

Значит, напрасно Тьен его ругал. Макс Руж не мог сказать точнее, как найти Софи, и направил к Амелии. Или не напрасно: о причинах размолвки, помня бесцеремонность юнца, догадаться нетрудно.

– Все же это больше друзья твоей сестры, – сказал он подростку, отвлекаясь от неприятных рассуждений. – Наверняка у тебя и свои есть.

– Есть. В основном из нашего двора ребята. Раньше еще школьные товарищи навещали, но… сам понимаешь… А сейчас почти каждый день в беседке собираемся. Я, Марк, Винсент… Тея…

– Тея? – Тьен отметил короткую паузу перед последним именем. – Нравится тебе?

– Не знаю. Она хорошая. Веселая. Неглупая. Но я ее уже четыре года не видел. Вдруг она за это время растолстела? Или нос у нее стал длинный, как у ее бабки? Я-то тоже не красавец, но…

– Серьезное дело, – согласился Тьен. – Понятно, что внешность не главное, но и совсем уж с крокодилом гулять неохота.

– Вот именно, – поддакнули из-за ширмы.

– Ничего, напарник. Скоро посмотришь на свою Тею. Доктор сказал…

Мужчина запнулся.

Тревожная струнка, поутру разбудившая нервным дрожанием, натянулась до предела и лопнула, хлестнула по сердцу, подгоняя его гулкие удары.

Вот тебе и предчувствие.

– Люк, прости, я выйду ненадолго. Надо… на воздух.

Голос прозвучал так вымучено, точно ему в самом деле стало плохо.

И да, нужен был воздух.

Сбежав с крыльца, Этьен свернул в проулок между домами, огляделся и, уверившись, что никто его не видит, негромко позвал:

– Эсея. Спускайся, я знаю, что ты здесь.

Через секунду сильфида уже стояла рядом и с видом провинившейся девочки теребила голубой шарфик:

– Давно знаешь?

– С того момента, как вышел из гостиницы. Сегодня я на взводе, замечаю каждую мелочь. А до этого, видимо, на многое не обращал внимания.

Девушка опустила глаза, но шеар готов был поклясться, что сделала она это не от смущения и раскаяния, а для того, чтобы он не увидел, что она и близко не испытывает подобных чувств.

– Разбаловал я тебя, – процедил он раздраженно. – Но с этим потом разберемся. Сейчас есть реальная проблема. Холгер тут. Я почувствовал, когда он открыл проход. Как в тот раз.

…Лишь однажды Холгер вмешался в дела старшего сына открыто.

Это случилось, когда основная часть работы по восстановлению мира была закончена, и народы стихий могли продолжить отстраивать Итериан без помощи шеаров. Тогда Тьен полагал, что в полной мере исполнил свой долг, и скоро вернется домой…

– Итериан – первый из миров великого древа и сильнейший из них. Покуда он жив, пустота не коснется иных миров. Но волны – это не только пустота, это тьма, уберечь от которой все миры, мы не в силах. А тьма – это…

Как правило, война.

Злоба.

Беспричинная ненависть всех ко всем.

Раз уж речь шла о полной ликвидации последствий, нужно было заняться и этим.

Мир, который доверили Тьену, едва удерживался на грани.

Ежедневно, ежечасно, ежеминутно кто-то из его обитателей становился жертвой пробравшейся в души людей тьмы. Да, это был человеческий мир и не так давно, всего лет двести-триста назад, он походил на тот, где третий шеар Итериана родился и жил, и куда он страстно мечтал возвратиться. Потому, наверное, он и боролся за этот чужой и во многом чуждый мир, сколько хватало сил.

И не заметил, когда переступил очередную черту.

Бывший вор и недавний герой примерил на себя роль бога. Сам устанавливал правила и сам нарушал их одно за другим.

Тьму можно уничтожить только светом. Но в этом мире света почти не осталось.

Значит нужно гасить всплески, надеясь, что мрак захлебнется мраком.

Война, загнанная в жесткие рамки.

Четко очерченные территории.

Заранее назначенные жертвы.

Лучше самому управлять тем, что нельзя остановить.

Локализовать конфликт.

Один город вместо целой страны.

Сотня смертей в обмен на тысячу жизней. Тысяча – за миллион. Миллион – за миллиард.

Благая цель, оправдывающая любые средства.

Почти оправдывающая…

Шкатулка, подарок матери-дриады, лежала в принесенных с Итериана вещах, но Тьен уже не помнил, когда открывал ее, чтобы взглянуть на фото. Как в тот раз, оставив в Ли-Рей горящую студию, он не мог вернуться домой, боясь, что принесет с собой грязь и смерть…

Но сейчас, в отличие от того случая, он знал, что поступает правильно, как шеар… И как человек трусливо оттягивал принятие каждого решения, понимая, что уклониться все равно не получится. Первозданные силы вновь избрали его орудием, и невозможно было устоять перед волей четырех…

А тьма расползлась по миру. Словно гигантский спрут обвила планету щупальцами и не желала отпускать.

Тогда он решил спровоцировать мощный всплеск и поразить сразу две цели: ослабить темные потоки и заставить людей задуматься о происходящем, разжечь в их сердцах свет.

Из возможных вариантов выбрал землетрясение.

Масштабные разрушения. Бесчисленные жертвы. Казалось, не только часть континента – весь мир содрогнулся. На время забыли о распрях. Свет милосердия, как и ожидал шеар, вспыхнул в душах… И был подавлен тьмой. Чужое горе стало поводом для передела власти. Собранные в помощь пострадавшим средства оседали в карманах чиновников. Пробудились религиозные секты, призывавшие чтить древних богов, угождая им кровавой данью…

– Этот мир безнадежен, – сказал однажды Фер, и Тьен знал, что флейм озвучил мнение всего отряда.

Пришедшие с ним итерианцы не жалели сил, но лишь глубже увязали в болоте людской ненависти.

– Мы ничего не сможем сделать, – поддержала Эсея. – Люди этого мира уже стали слугами тьмы, они не откажутся от нее.

– Мы не уйдем, – не желал отступать Тьен. – Иначе тьма разрушит этот мир и примется за следующий.

Он знал, что нужно делать, но…

Еще одна попытка. Последняя, как обещал он себе и тем, кто шел за ним.

Наглядная демонстрация. Возможно, если люди увидят, к чему приведет их новая война, они одумаются.

Мощнейшее оружие этого мира.

Величайшая катастрофа.

Последствия, ликвидация которых займет столетия…

И у него уже никогда не достанет храбрости взглянуть на фотографию, не говоря о том, чтобы однажды посмотреть Софи в глаза…

Когда оставалось всего несколько минут, Тьен почувствовал это – тревога, возмущение силы на границе миров, тяжесть чужого взгляда – мир впустил еще одного шеара.

– Держите защиту и не высовывайтесь, – приказал Холгер.

Возмущение, обида… Как он посмел испортить то, во что вложено столько труда?

И понимание, что Холгер прав: последняя попытка провалилась бы, как и предыдущие. А правитель за день сделал то, что не удалось его сыну за год. Уничтожил тьму и зажег свет…

Свет – белый, колючий, осязаемый. Выжигающий все дотла.

Тьен стоял на границе защитного купола и видел, как меняется озаренный этим светом мир.

Люди сами придумали себе смерть – Холгер лишь спустил ее с поводка.

Все континенты оказались под ударом. То, что не разрушили взрывы, задушил ядовитый дым. Туда, куда не дополз дым, добрался свет…

Когда-то, еще в слободе, Тьен видел собаку, угодившую под колесо телеги. Раздробленный хребет, внутренности на мостовой, но дворняга была еще жива: скулила и дергала лапами до тех пор, пока какой-то мужичок не свернул бедолаге шею. Это было правильно.

Но агонизирующий мир – не увечная шавка. Даже зная, что это единственный выход, Тьен не отважился бы на то, что сделал Холгер. Но ощущал себя причастным…

Подумалось, что если выйти из-под защиты прозрачного полога, смертоносный свет выжжет в нем человека, и останется только шеар – тот, кто всегда знает, как должно поступать, и не ведает сомнений.

Он не заметил, как протянул вперед руку.

Не почувствовал боли, когда кожа покрылась волдырями, и лишь поморщился от запаха горелой плоти…

– С ума сошел?! – Оплеуха от Лили оказалась куда болезненнее. – Жить надоело?

– Да, немного.

– Иногда так бывает, – втолковывала альва, пока дети воды занимались его рукой. – После каждой волны – обязательно. Ты ничего не изменил бы. Но ведь попробовал же?

– Вы сделали все, что было в ваших силах, шеар Этьен, – вставил почтительно один из лечивших его тритонов, совсем еще мальчишка, недавно присоединившийся к их отряду вместе с кем-то из старших родичей.

– Ты так считаешь?

– Уверен в этом, – не задумываясь, ответил юноша. – Как и в том, что со временем вы пришли бы к тому же решению, что и шеар Холгер.

– Мальчик прав, – одобрительно кивнула альва. – Иного выхода не было.

– Так это была проверка?

– Скорее, урок.

Урок. Ему позволили почувствовать себя всемогущим, а потом ткнули носом в постыдное бессилие. Не бог – всего лишь шеар.

– Холгер оставил чистые зоны, – будничным тоном докладывала Лили. – Выжило чуть меньше одного процента населения. В последующие годы число сократится в несколько раз, но…

Мир будет жить.

Память о былых веках со временем сотрется. Из страшных былей родятся страшные сказки. Людскую злобу назовут божьим гневом. Гибель тьмы – концом света.

– В отряде найдутся добровольцы. Доверь дело тем, кого сочтешь достойным.

Как будто у той собаки остался щенок, и Тьену поручили пристроить его в хорошие руки.

Кто-то должен вести человечество за собой.

Придут новые боги. Очистят воду и воздух. Исцелят землю. Как подарок вернут людям потерянные знания. У тех будет еще не одно тысячелетие, прежде чем они снова придумают способ уничтожить свой мир…

Тогда Лили впервые осталась с ним. О том, что альва могла выполнять приказ Холгера, Тьен старался не думать. Просто красивая женщина, которая ему нравится и которой нравится он.

А то, что впервые за долгое время смог спокойно уснуть, а наутро, отбросив ненужные мысли, взялся за незавершенные дела – лишь совпадение. Как и то, что уже не страшно было достать из шкатулки фотографию.

…Альвы тоже умеют лечить. Не так, как дети воды, и методы у них специфические, но исцеляют они не только и не столько тело – некоторым из них под силу собрать из осколков разбитую душу…

Осталась лишь полудетская обида, что именно его правитель решил поучить, швырнув без разъяснений в умирающий мир.

– Эйнару он, небось, таких уроков не дает.

– Считаешь, Эйнару легче? – усмехнулась в ответ на глупое нытье Лили. – Это ведь ему, не тебе, предстоит однажды стать правителем Итериана.

Спустя несколько дней Тьен найдет молодого тритона, лечившего его руку.

– Кеони, да? – Отряд собрался уже не маленький, но шеар каждого знал по имени. – Целитель?

– Еще нет. Я только готовлюсь к посвящению.

– Это не подождет? Если ты не заметил, в моей свите не хватает воды.

Пусть рядом будет кто-нибудь, кто в нужный момент напомнит о том, что шеар всегда прав…

Появление Холгера не могло не встревожить. К тому же, пройдя границу миров, он затаился, сделавшись невидимым, и это настораживало еще больше.

– Я не могу оставить мальчика, – сказал Тьен сильфиде. – Поэтому, пока я занят, присмотришь за девушкой. Как я понимаю, не нужно объяснять, кого я имею в виду.

– Нашим скажем?

– Позже. Они в курсе, что ты летаешь за мной хвостом?

– Сегодня – нет, – созналась Эсея. – Мне не спалось… А цветы – это так мило. Один из моих братьев собирал в горах крокусы и лаванду. Клал мне на окно…

– Твой брат?

– Сильф, как и я. Сын воздуха. И не надо так смотреть, мне лет семь было. Просто вспомнилось…

Тьен дождался Люка и, не торопясь, не показывая вида, что что-то произошло, отвез мальчика домой. Попрощался с ним и с бесполезной сиделкой и заглянул в магазин.

Эсея сидела на козырьке над крыльцом. При его приближении кивнула: чисто.

– Вернулись? – Софи встретила улыбкой. – Люк уже поднялся? Как он сегодня?

– Хорошо, – Тьен беглым взглядом обшарил помещение, но не заметил ничего подозрительного. – Я… заеду завтра. До свидания.

Сев в авто, завел мотор и незаметно позвал сильфиду.

– Приглядывай. И за мальчишкой тоже. Я съезжу в гостиницу, поговорю с остальными, а потом сменю тебя.

– С чего ты взял, что Холгеру интересны твои люди? – спросила Эсея. – Что в них такого?

– Для Холгера – ничего.

А Тьену больше не за кого было волноваться в этом мире. Вот и волновался.