Текст книги "Третий шеар Итериана (СИ)"
Автор книги: Ирина Шевченко
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 34 страниц)
Глава 2
День спустя
где-то еще дальше
Шеар Холгер, правитель Итериана, принимал в своем кабинете сына. Младшего сына, как теперь следовало говорить, но, если речь не шла об официальных мероприятиях, подданные остерегались делать подобные уточнения в присутствии Холгера. Законы четырех заставили его признать рожденного далеко от благословенных земель и каким-то дивом прошедшего испытание стихий бастарда, однако близких отношений между ними не сложилось, и приближенные понимали: для правящего шеара Эйнар был, есть и навсегда останется единственным ребенком.
Но возлюбленное чадо нежданно стало на путь бунтарства.
– Что это? – Холгер, поморщившись, указал пальцем на голову сына.
В остриженных по плечи темных волосах наследника пестрели четыре тонкие косицы с вплетенными в них разноцветными нитями.
– Многие дети стихий выражают подобным образом свою принадлежность к тому или иному началу, – разъяснил Эйнар. – Шеару полагается носить все четыре цвета.
– Четыре цвета? – желчно переспросил Холгер. – То есть, без красной косички никто не узнает во флейме флейма, и без зеленой – альва в альве? А шеар так вообще не шеар, если не станет рядиться, как шут?
Правитель Итериана прекрасно знал, кто являлся родоначальником подобной моды, и то, что наследник поддался этим веяниям, его не радовало.
– Нет ничего плохого в том, чтобы носить на себе символ своей стихии, – произнес спокойно молодой шеар.
Для какого-нибудь человека отец и сын выглядели бы практически ровесниками, ведь у людей годы резче отпечатываются во внешности, оставляют морщины на лице и серебро в волосах. Но представитель любого из народов Итериана понял бы, что Холгер, высокий, как альв, и смуглый, как флейм, с голубыми глазами сильфа, и иссиня-черными волосами водяного змея, старше наследника минимум на триста лет: слишком наивным кажется рядом с родителем Эйнар, слишком просто глядят на жизнь чистые зеленые глаза.
Зеленые. Такие же глаза, но глубже и мудрее, были у отца Холгера, шеара Вердена, отдавшего жизнь, защищая свой мир от всепожирающей пустоты. Такие же глаза, но недобрые и колючие, увидел правитель девять лет назад, впервые принимая вернувшегося в Итериан мальчишку…
– Сними это, и впредь не смей появляться у меня в подобном виде, – приказал сыну правитель.
Эйнар наравне с отцом принимал участие в борьбе с вечным врагом и не раз демонстрировал невероятные для своих лет таланты, но в глобальных основополагающих вопросах, к коим, очевидно, относилась и прическа наследника, верховенство всецело принадлежало Холгеру.
– Это все, о чем ты хотел поговорить? – спросил младший шеар.
– Нет. Твой брат нас покидает. Вчера Эллилиатарренсаи повторно передала мне его просьбу, и я больше не вижу причин отказывать ему в этом странном желании.
Эйнар воспринял известие с недоумением. Даже полуразрушенный, пораженный голодной пустотой, Итериан в сотни раз превосходил все остальные миры великого древа красотой и силой. А теперь, когда угроза миновала, лишь последний глупец променял бы Дивный край на людской мирок, лишенный благословения стихий и их магии.
– Да, – подтвердил Холгер. – Он уподобился отступникам, которых сам недавно изничтожил.
– Не нужно сравнивать. Предатели, на поиски которых ты отправил Этьена, бежали из нашего мира в трудное время и сами принесли немало бед своими действиями. А мой брат, как я понимаю, хочет посетить землю, что его взрастила. Думаю, он еще вернется.
«Ради всех нас надеюсь, что нет», – сказал про себя Холгер.
Вслух же он произнес другое:
– Я не хочу, чтобы его уход выглядел как изгнание. Не все поймут подобный каприз, а кое-кто, боюсь, обвинит меня в его решении…
– Ты дал достаточно поводов для подобных домыслов, отец, – осмелился вставить наследник.
– Тем, что не терпел молча его выходки? Сложно отвечать добром на грубость и враждебность. А Этьен с первого дня демонстрировал и то, и другое – ты ведь помнишь?
– Я помню и то, что имея весьма скудные знания о стихийных началах и не обладая элементарными практическими навыками, Этьен уже на третий день пребывания в Итериане отправился с малым отрядом к одному из разрывов и сумел соединить ткань реальности, до того, как ничто распространилось.
– Сумел, – согласился верховный шеар. – Сам знаешь, отказаться он не мог. А если и хотел… Этьен отчасти человек, и мыслит порой по-людски мелко. Он счел, что в случае его отказа я каким-то образом наврежу другому человеку – Генриху Лэйду, которого в прежней жизни твой брат считал отцом, и который, как ты знаешь, почти век прожил в Итериане, пользуясь моим покровительством.
Давным-давно, когда шеар Холгер отыскал на свежем пепелище раненого человека, с которым, как выяснилось, их связывала любовь к одной женщине и большая ложь, он и не думал, что, сохранив этому человеку жизнь и дав ему приют, преследует какие-то далеко идущие цели. Лэйд был любопытен ему, как необычный для своего племени экземпляр, как интересный, невзирая на низкое происхождение, собеседник. Как тот, кто пять лет прожил по сути его, Холгера, жизнью, став мужем его женщине и отцом его сыну.
– В любом случае, прошлое – это прошлое, – решил правитель. – Сейчас мне нужно, чтобы уход твоего брата не вызвал волнений в народах. Торжественный прием, прощание на высшем уровне, дорогие подарки, дружеское приглашение на чашечку чая, как-нибудь лет через сто, а лучше – двести… В общем, займись этим.
– Каким образом? – растерялся Эйнар. – Этьен жаждет общения со мной не больше, чем с тобой.
– Тебе и не нужно с ним общаться. Поговори с Эллилиатарренсаи или Фернаном, только им двоим под силу вразумить твоего брата. Пусть уйдет, как подобает шеару. И выучит хоть одну приличную фразу для прощания с этим миром.
Последнее уточнение было нелишним. Потому что к встрече с Итерианом Этьен не особо готовился. Объявился посреди совета старейших, сплюнул через дырку между зубов на мраморный пол и, оглядев высокое собрание, спросил: «Ну и кому из вас, уродов, я так резко понадобился?». В хрониках это прописали как: «Я прибыл, чтобы служить этому миру», но оригинал фразы прочно вошел в историю, положив начало череде былей и небылиц о третьем шеаре Итериана.
– Хорошо, отец. Я попробую. Полагаю, месяца хватит, чтобы все подготовить.
– Месяц?! Да он издевается!
– Этьен, пожалуйста, – Лили мягко, но крепко обхватила ладонями лицо беснующегося шеара, заставляя посмотреть ей в глаза и успокоиться. – Ты ждал больше девяти лет, неужели не подождешь еще немного?
– Нет, – мужчина тряхнул головой, вырываясь из ее рук. – Не хочу. Не могу больше.
Девять лет, три месяца и одиннадцать дней.
Каждое утро он говорил себе, что скоро вернется домой. Осталось немного. Разобраться с темными дырами, помочь в восстановлении мира, уладить спровоцированные катастрофой проблемы в граничных мирах. Всякий раз он думал, что новое дело станет последним, а когда старейшие наконец-то определили причину энергетической утечки, серьезно навредившей Полуденному континенту, Холгер сам объявил, что, выполнив миссию в Эноле, он получит свободу от всех обязательств.
Он поверил. Сразу же после Ал-Фарены распустил отряд, пожелав каждому из тех, кто был рядом в темные времена, найти себя в мирной жизни. Простился без сожалений. Никому из них он не стал другом и никогда не давал повода думать, будто служба при нем – это навсегда.
Со свитой – верной своей четверкой – собирался обсудить все отдельно, уже вечером.
А теперь правитель требует еще месяц?
– Лили, я устал. Я хочу домой.
– Ты и так дома, – женщина обвела рукой просторную, без излишеств обставленную комнату. Софа, два кресла, чайный столик между ними. На нежно-палевых стенах – картины в изящных рамах. В вазах – свежие цветы. Через высокие, распахнутые настежь окна льется теплый свет, и ветерок приносит ароматы зеленого сада и разливающегося за ним до самого горизонта моря. – Твой дом – Итериан. Я надеялась, времени, проведенного здесь, хватит тебе, чтобы понять это.
Альва не впервые заводила этот разговор, но ее слова не находили отклика в его душе.
– Ты зациклился на прошлом, Этьен. Это стало твоей навязчивой идеей: вернуться к спокойной жизни, туда, где все просто и понятно, где нет магии, странных существ, черной смерти и войн. Я могу это понять. Но и ты пойми, мира, куда ты стремишься, может быть, уже нет. А может, и не было никогда, и ты сам придумал себе дом, где тебя ждут.
– Он есть.
– Он был, – безжалостно поправила альва. – Возможно. Но девять лет – не девять дней. Все меняется.
– Надеешься, что я передумаю?
– Нет. Уже нет. Иногда нужно самому убедиться. Даже если будет больно, – она с нежностью погладила его по колючей щеке. – Боль отрезвляет. А я не позволю ей стать невыносимой.
Поцелуй стал бы естественным продолжением ее жеста, но шеар отстранился.
– Лили, я благодарен тебе за все, но…
– Но? – альва заинтересованно приподняла бровь.
– Не хочу, чтобы ты неверно толковала наши отношения. Я считаю тебя другом. Хорошим другом. Но не больше.
– Ох, малыш, – рассмеялась она. – С чего ты взял, что я претендую на большее?
Все, что в его представлении выходило за рамки дружеских отношений, – несколько проведенных вместе ночей – для Эллилиатарренсаи Маэр, знающей рода Хеллан, имело иной смысл. Но он до сих пор о многом судил по людским меркам, и сейчас хотел расставить все точки. Во избежание.
И без того все запутано.
Когда-то Тьен-Валет придумал отличную классификацию: свой-никто. Это помогало избежать лишних проблем. За своих стой горой, а на тех, которые никто, махни рукой и забудь, пусть хоть передохнут все. Шеар Этьен от подобного разделения не отказался. Но своих с каждым днем становилось больше и больше.
Сначала отец. Не Холгер – Генрих Лэйд. Встретившись с ним, Тьен на миг поверил, что вернулся в детство. Отец был точь-в-точь таким, каким он его помнил: полноватый, лысоватый, с прячущейся в густых усах добродушной улыбкой. Разве что очков не носил – в Дивном мире нет болезней и проблем со зрением или слухом. И глаза стали мудрее и грустнее. Зато сказок у него скопилось намного больше, и Генрих с готовностью делился с сыном тем, что успел узнать за десятилетия, проведенные в Итериане.
Лили и Фер – как не назвать своими тех, кто поддерживает тебя в чужом мире, страхует на краю разрыва и прикрывает от вечного недовольства правителя?
Потом появились Эсея и Кеони: рядом с шеаром всегда должна быть малая свита – представители каждого народа стихий. Сильфида, внешне хрупкая и беззащитная, поражала силой духа. Она напоминала ему Софи. А мальчишка-тритон чистотой и наивностью походил чем-то и на Ланса, и на малыша Люка.
Все они были похожи на кого-то.
Вдовы и убитые горем потерь матери – на Манон.
Старухи родов, в трудное время собиравшие вокруг себя несмышленый молодняк, – на горбунью Нэн.
Как-то Тьен встретил альва, которого коснулась пустота. Он выжил, но лишился руки и способности обращаться к своей стихии. Перед походом к горам Энемиса, вернее – к тому, что осталось от гор, он подходил к каждому члену их отряда и желал удачи. Как тот шарманщик с изломанными пальцами, что бродил по ярмарочному полю с обезьянкой, раздающей за грошики счастливые предсказания…
И однажды пришло осознание: вот оно, то, о чем говорил Огонь.
Шеар – это не только сила четырех стихий. Это понимание, сострадание, ответственность за судьбы народов. И именно тогда, когда он понял это, тогда, а не перед разверзшейся в ничто дырой, стало по-настоящему страшно. Получалось, скоро весь мир запишется в свои. И хорошо, если всего один мир. Заботься о них, лечи, спасай… А после мучайся, если что-то не так сделал, куда-то не успел, кому-то не помог.
Спасение пришло откуда не ждал: в нескольких граничных мирах разгорелись спровоцированные просочившейся тьмой войны, и мудрейший Холгер командировал недавно обретенного сына остановить распространение пагубной заразы. А на войне не слишком-то тянет любить всех и вся. На какое-то время он вообще забыл о том, что есть такое чувство. Только радовался, что тьма расползлась по ветвям великого древа далеко от той тоненькой веточки, на которой повис новогодней игрушкой маленький, надежно укрытый даже от него мирок…
Но теперь черные дыры и чужие войны в прошлом. Итериану больше не нужен третий шеар.
А третьему шеару не нужен Итериан.
Осталось лишь одно незаконченное дело, с которым так и не получилось разобраться. А в последние годы и не пытался уже: отложил до того дня, когда навсегда простится с Дивным миром.
Но Холгер отсрочил дату прощания.
Может, и к лучшему.
Было время еще раз все взвесить.
Проверить.
Убедиться, что у него все еще есть дом, где его ждут…
Этьен подошел к этажерке в углу комнаты и снял с полки небольшую резную шкатулку. Открыл – внутри было пусто.
– Эллилиатарренсаи, – обернулся он через плечо. – Ты на моей стороне?
– Всегда, – последовал незамедлительный ответ.
Шеар захлопнул шкатулку и открыл снова, теперь в ней лежали длинные серебряные ножницы.
Он вынул их и протянул женщине.
– Режь!
Шеари Арсэлис, супруга правителя Холгера и мать его, как однажды выяснилось, младшего сына, слыла спокойной и уравновешенной женщиной. Она никогда не повышала голос и не позволяла себе грубых слов в адрес кого бы то ни было, не устраивала сцен мужу или выволочек прислуге, не била посуду и ничего не поджигала. Кто-то считал это странным для флеймы. А свекровь, шеари Йонела, вдова шеара Вердена, при случае всегда ставила ей в укор излишнюю мягкость.
– Не знай я, что ты рождена огнем, приняла бы за ундину, – пожилая сильфида в очередной раз не удержалась от того, чтобы поддеть невестку, по традиции заглянувшую в ее покои после ужина. – Ты податлива, как вода.
– Как вы себя чувствуете, матушка? – привычно проигнорировала пущенную в нее шпильку Арсэлис.
– Свежей, как морской бриз.
Невзирая на преклонный возраст, Йонела далека была от того, чтобы вернуться к началу начал, растворившись в воздушных потоках. Ее некогда голубые глаза посерели, как небо в ненастный день, белоснежные волосы истончились и утратили пышность, а стан не был так тонок, как когда-то, но сильфида по-прежнему радовала взор красотой и легкостью, а слух – нежным голосом. Произносить подобным голосом гадости было для нее удовольствием, и шеари редко себе в нем отказывала.
– Мой сын все еще мучится с этой головной болью? – спросила она невестку.
– Головной болью? – удивилась Арсэлис. Муж, как она знала, пребывал в добром здравии.
– Ладно, с занозой в заднице. Так понятнее? – В юности Йонела, как и многие дочери воздуха, частенько посещала миры людей и позаимствовала у тех некоторые образные выражения.
– Было бы еще понятнее, если бы вы называли своего старшего внука по имени.
– Э-тьен, – тренькнуло недовольным колокольчиком. – Что это за имя?
– Человеческое, матушка. Вы же знаете. Вчера он вернулся из Энолы.
– Сюда? – насторожилась сильфида.
– Нет, не во дворец. Когда он не в разъездах, живет в городе со своим воспитателем. Это вы тоже знаете, – флейме было известно, что третий шеар в пику ее мужу называет Генриха Лэйда отцом, но она использовала более верное определение.
– Я-то знаю, – проворчала Йонела. – Но все меняется. И меня удивляет твое спокойствие.
– Разве у меня есть повод для волнений?
Этот разговор повторялся с завидной регулярностью, и его участницы назубок знали свои роли.
– У тебя – конечно, нет, – всплеснула руками сильфида. – У тебя простой женской гордости нет! Попробовал бы Верден притащить в дом ублюдка!
– Я уже говорила вам: не мне упрекать Холгера за ошибки, совершенные еще до нашей встречи. А то, что мальчик нашелся – огромная удача для всего Итериана. Разве нет?
– Да-да, третий шеар, спаситель наш! – с издевкой пропела Йонела. – А о своем сыне ты подумала? Этот, как ты его называешь, мальчик старше Эйнара…
– Лишь по времени рождения. А по сути, ему нет и тридцати. Совсем ребенок, – флейма вздохнула. – Он кажется мне таким несчастным.
– Корона Итериана его осчастливит, – едко утешила свекровь. – А Эйнар останется ни с чем.
– Глупости, матушка. Правящий шеар выбирает наследника независимо от старшинства. К тому же наши законы не благоволят к детям, рожденным вне брака, освященного в храме четырех.
– Хвала четырем, мой сын не додумался потащить эту Аллей в храм! Но как он вообще с ней связался? Что в ней нашел?
– Говорят, мужчина неосознанно ищет женщину, похожую на его мать.
– Что?!
– Аллей тоже была сильфидой, – кротко улыбнулась Арсэлис.
– Наполовину! – с возмущением поправила Йонела. – Но поверь, эта полукровка не потерпела бы чужого выродка в своем доме. В отличие от некоторых.
– Это не только мой дом, но и дом моего мужа, – ровно проговорила Арсэлис. – А Этьен – его сын. И я хотела бы, чтобы они однажды помирились.
– Ундина! – презрительно бросила сильфида, отлетев к окну.
– Змея, – одними губами прошептала флейма. И продолжила, повысив голос: – К сожалению, пока они оба не желают сближения. И… Этьен решил покинуть Итериан.
– Что же ты молчала? С этого нужно было начинать! Когда?
– Торжества, приуроченные к прощанию, назначены через месяц.
– Торжества? О, да, это стоит отметить!
– Он ведь не сделал вам ничего плохого, матушка, – покачала головой Арсэлис.
– Не успел.
Шум в нижних покоях не позволил сильфиде продолжить высказываться в адрес горячо нелюбимого внука.
– Холгер, – узнала она недовольный голос сына. – Готова спорить, я знаю, кто виновник скандала.
– Мало ли причин, – не приняла пари флейма. – Я спущусь и узнаю.
Уже на полпути к кабинету мужа она поняла, что свекровь не ошиблась.
– Ушел?! – слышалось из-за плохо прикрытой двери. – И ты позволила?
– Не мне спорить с шеаром.
Отвечавший правителю женский голос заставил Арсэлис остановиться. Флейма глубоко вдохнула, медленно выдохнула. Но все же выпустила на волю огонь раздражения, спалив ни в чем не повинный гобелен. Вдохнула еще раз.
– Нужно было послать за мной! – рычал Холгер.
– Не было времени. Он собрался в несколько минут, забрал Генриха и ушел.
– Я же просил тебя следить за ним! Ты обещала, что он не наделает глупостей.
– Это не глупость. Если хочешь, чтобы однажды он вернулся, не останавливай его сейчас.
– Я? Хочу?
– Кого ты пытаешься обмануть, Холгер? Если бы ты желал, чтобы он ушел навсегда, не прятал бы от него мир, где он родился, и позволял наведываться туда – так было бы вернее.
Какие бы чувства ни вызывала у Арсэлис эта женщина, шеари мысленно согласилась с нею. А вот ее муж решил поспорить:
– Запрет был обоснован иными причинами. Людские миры уязвимы. Мы и так рисковали, пропуская туда вас с Фером в год перед его возвращением, и впоследствии лишь полная изоляция могла защитить мир от проникновения тьмы. Этьен это понимал.
– Понимал. Но угроза миновала, и он ушел.
– Кто ушел? – Арсэлис сочла момент удобным, чтобы появиться в кабинете супруга.
– Этьен, – зло бросил шеар.
– Мое почтение, шеари, – склонила голову его собеседница. – Вы прекрасны, как всегда.
Флейма невольно бросила взгляд в сторону зеркала. Прекрасна: смуглая бархатистая кожа, вьющиеся смоляные локоны, черные, как ночь, глаза, точеный нос и полные алые губы.
– Спасибо, Лили. Так что случилось?
– Я же сказал, – сердито ответил правитель. – Этьен ушел. Снова позорит меня. Прием в его честь и прощание назначены через месяц…
– Месяц, – перебила мужа Арсэлис. – Он погуляет, отдохнет, и успеет вернуться, чтобы торжественно проститься.
– Вы так же умны, как и прекрасны, шеари. – В этот раз альва поклонилась ниже и с искренним почтением. Это было приятно.
– Да, пожалуй, так тоже можно, – согласился Холгер.
– Я прослежу, чтобы он не забыл, – предложила Лили. – Но нужен повод навестить его.
– Свите нужен повод, чтобы следовать за своим шеаром? – с наигранным удивлением приподняла бровь флейма.
Муж понял ход ее мыслей, и Арсэлис не стала задерживаться, иначе, пробудь она чуть дольше в одной комнате с альвой, пострадал бы еще один гобелен. А шеари, как всем известно, была спокойной и сдержанной женщиной.
Глава 3
Серебристо-серый автомобиль с открытым верхом на несколько секунд притормозил у булочной, а затем свернул за угол и неспешно покатил по тихой улочке. Подкрался, шурша шинами, к свежевыкрашенному в небесно-голубой цвет забору, по которому расползлись зеленые побеги хмеля, и остановился напротив калитки.
Здесь.
Прошла целая минута, прежде чем Этьен сумел разжать вцепившиеся в руль пальцы. Руки тут же затряслись, как у заядлого алкоголика.
– Шеар недоделанный, – выругал он себя шепотом. – Повелитель стихий!
Развернул к себе зеркало: вроде похож.
Пригладил пятерней непривычно короткие волосы. Отрепетировал улыбку. Ну да, зуб. Вырос через полгода жизни в Итериане, но можно сказать, что вставной.
Мужчина распахнул дверцу и вышел из машины. Проверил, по-прежнему ли блестят начищенные час назад новые коричневые туфли, стряхнул с лацкана легкого бежевого пиджака несуществующую пылинку и подошел к калитке.
Бегавший по двору щенок приветствовал его радостным лаем. На шум из дома выскочил худенький мальчишка лет двенадцати, и сердце остановилось на несколько секунд, чтобы тут же забиться еще быстрее.
– Вам кого?
Шеар сглотнул подступивший к горлу комок.
– Люк, – едва шевельнулись губы.
Мальчик не услышал. Развернулся к двери и прокричал вглубь дома:
– Ма-ам! Тут к нам пришли.
Нежданный гость еще не успел понять, что не так в этой фразе, как на крыльцо, на ходу вытирая руки полотенцем, вышла немолодая полная женщина в засаленном переднике поверх домашнего платья.
– Здравствуйте, – улыбнулась она приветливо. – Извините, на кухне вожусь…
– Вы здесь живете?
– Да. А что?
– Давно?
– Скоро семь лет.
Этьен посмотрел на мальчишку: темные волосы, карие глаза – как можно было ошибиться?
– Не знаете, куда перебрались старые жильцы? Меня долго не было в городе, хотел навестить знакомых…
Женщина спустилась со ступенек и подошла к забору.
– Простите, ничем не помогу, – извинилась она, пожав покатыми плечами. – Мы жилье через агента покупали, он документами занимался. Знаю лишь, что прежняя хозяйка умерла, и продавала дом ее дочка.
Между словами «умерла» и «дочка» успела пролететь мучительная вечность…
– Хотите, я вам адрес агентства запишу? – предложила женщина. – Может, там что подскажут.
– Да. Буду благодарен.
Получив листочек с адресом, шеар попрощался, но, уже идя к машине, обернулся:
– Здесь раньше розы в саду росли…
Он помнил только выглянувшие к весне из-под снега «пеньки», но часто представлял, как хороши будут летом разросшиеся кусты с пышными бутонами. Реальность обманула и в этом.
– Да, было, – кивнула новая хозяйка. – Первый год еще цвели у нас, а потом захирели почему-то.
Роз нет. Дома нет.
Не так он видел свое возвращение.
Лили оказалась права: девять лет – огромный срок.
Город изменился, люди изменились.
Вчера, когда они с отцом вернулись сюда, пришлось решить множество вопросов: документы, жилье, одежда. Со способностями шеара и доступом к банковским счетам Фернана это не составило особого труда: для проживания выбрал «Золотой двор» (давно хотел пожить в лучшей гостинице города), паспорта, на время позаимствовав у случайного прохожего образец, сделал сам, а после осчастливил один из центральных магазинов крупной покупкой, обновив и свой, и отцовский гардероб. Уже поздно ночью, оставшись один, выключил электрические лампы и зажег свечу. Всмотрелся в танцующее пламя и понял, что не найдет их так. Не узнает, ни Софи, ни тем более Люка. Попытался и надолго потерялся в калейдоскопе незнакомых лиц.
Девять лет, три месяца и двенадцать дней…
Лавка, в которой работала когда-то Софи, была на месте, да и лавочник тоже, еще больше располневший и совсем седой. О судьбе своей бывшей работницы он ничего не знал.
Здание старой почты снесли, но взамен ничего не построили, и поросший бурьяном пустырь наводил уныние.
Церквушка у парка превратилась в богатый храм. А вот сам парк пришел в запустение, и вряд ли теперь там был смотритель, а у смотрителя – собака…
В Торговой слободе пустили трамвай. Пришлось притормозить на перекрестке, пропуская звенящий вагончик.
На первом этаже знакомого с малолетства дома вместо мастерской точильщика располагался часовой магазин, а из окошка на втором пускал мыльные пузыри мальчуган лет семи.
Переливающийся всеми цветами радуги шар опустился Тьену на плечо и висел там несколько секунд. Как только он лопнул, мужчина вошел в наполненное тиканьем и боем помещение.
– Здравствуйте, – встретила его малышка в нарядном розовом платьице. – Хотите купить часы? Напольные, настенные, наручные, карманные?
На вид крохе было не больше пяти, но говорила она уверенно, словно являлась тут единоличной хозяйкой.
– Здравствуйте, – вежливо приветствовал ее шеар. – Нет, я хотел узнать кое-что. Здесь когда-то жила вышивальщица…
– Желаете заказать работу? – поинтересовались за его спиной.
Этьен медленно обернулся на голос, от которого сердце в груди радостно подпрыгнуло, и растеряно моргнул, увидев перед собой статную молодую женщину в легкой голубой блузе и узкой юбке.
– Так у вас есть заказ? – она убрала за ухо выбившуюся из аккуратной прически прядь, и знакомый жест развеял остатки сомнений.
– Здравствуй, Манон.
Она всмотрелась в его лицо и выдохнула недоверчиво:
– Тьен?
Шеар еще думал, удобно ли после стольких лет хотя бы взять ее за руку, а она уже бросилась ему на шею.
– Тьен! Боже правый, я уж и не чаяла…
В комнатке, куда привела открывавшаяся за прилавком дверца, пахло лимонами и сдобой, и шипел, закипая, на маленьком керогазе чайник.
– Изменилась? – смущенно спросила присевшая рядом с ним за стол хозяйка.
– Да.
– Бывает и так, – повела плечами Манон. – Иных женщин после родов вширь разносит, а я вот, если на третьего решусь, наверное, что та спичка стану.
– Мальчишка наверху твой, значит?
– Мой. Тео. Седьмой год разбойнику. А Оливи шесть осенью. Погодки они у нас.
– А муж кто?
– Ты его не знаешь. Не слободской он. Мастерскую у Блеза под магазин выкупил, где-то через год, как ты пропал. С торца две комнаты, помнишь? Так и их тоже. Хотел и мою квартирку купить, чтобы весь дом его был. Ну а я-то с рождения тут, с матерью еще жила… Помнишь, как она за вами с метлой гналась, когда Ланс окошко камнем разбил?
– Не Ланс, – с улыбкой покачал головой шеар, которого когда-то звали Валетом. – Я. А Лансу той метлой перепало. Защищал меня.
– Так тебе тогда лет десять было. А после я уж знаю, кто кого защищал… – Она встряхнулась, отгоняя воспоминания, и продолжила прерванный рассказ: – Так вот, отказалась я квартиру продавать. Юрбен ходил все, уговаривал. Долго ходил… В итоге получил-таки дом целиком, только со мной в придачу.
– Не обижает?
– Разве похоже?
– Нет, – с удовольствием признал Тьен. – А сейчас он где?
– На вокзал поехал. Товар новый должны привезти. Но если часок подождешь, познакомишься.
– Лучше в другой раз заскочу, – отказался мужчина.
– Точно заскочишь? – нахмурилась хозяйка. – А то обещал уже…
Вода закипела, и Манон встала, чтобы заварить чай. Словно невзначай, проронила, не оборачиваясь:
– Знаешь, какое у меня чудо приключилось? Около месяца прошло, как Ланса не стало – я как раз думала, что надо бы на кладбище сходить, – а мне кто-то денег подбросил. Утром встаю, а они на столе лежат, толстая такая стопочка. Наверное, сама тогда могла бы мастерскую выкупить.
– Действительно, чудо, – согласился Этьен.
Мастерскую купить вряд ли хватило бы. Сколько там у Фера в наличности было? Тьен стребовал все подчистую: уходить, так хоть своих на произвол судьбы не бросать.
– Поменялось тут все, – сменил он тему. – Трамваи, автомобили. А аптека, гляжу, так и работает. Проезжал мимо, витрина новая.
– Там и хозяин новый, – Манон поставила перед гостем чашку. – Ганс дело продал, на покой ушел. Как внучка его два года назад умерла, так и продал.
– А сам жив еще?
– Жив. Крепкий старикан. Только в радость ли такая жизнь?
Она не ждала ответа, и Этьен промолчал.
– А вообще, как здесь? – спросил после паузы, отхлебнув обжигающего чая.
– Все так же. Торгаши торгуют, колода ворует. Из трех царей два осталось, но я как раньше в это не лезла, так и не лезу. Ходят тут охранители, плату снимают, как и было, – так с ними Юрбен всегда говорит.
– Ясно.
– Иветту не забыл? – Манон не знала, о чем еще рассказать, и вспомнила рыжую бланкетку.
– Не забыл. Небось, уже в мамки выбилась?
– Да нет. Три года назад схоронили ее общиной. Сошлась с матросиком одним. Под фонарь выходить бросила, завязала как будто. А потом он в рейс ушел, а она, дуреха, привела какого-то, из старых клиентов. То ли денег много посулил, то ли самой ей свербело. А матросик ее возьми и вернись. Обломались они под Рийе и назад повернули… В общем, мужика он только с лестницы спустил, а Иветту до смерти забил. Когда понял, что натворил, сам в полицию с повинной пошел.
– Дурак, – подвел итог печальной истории Тьен. – Жизнь из-за потаскухи загубил. А Иви, та всегда дурой была.
– Кое в чем ты не изменился, – заметила, погрустнев, Манон. – Речи знакомые. А сразу глянула, будто лет на десять старше стал.
– Так столько и прошло, – удивился ее «наблюдательности» шеар.
– Нет, – вздохнула женщина. – На десять лет того, сколько тебе сейчас должно быть, старше. Что, о себе снова ничего не расскажешь?
– Нечего особо, – замялся он. – Живу. Не бедствую. Родню нашел. Точнее, они меня.
– Да ну! – обрадовалась Манон. – Хоть про это расскажи, а? Что? Кто?
– Отец у меня нашелся, – поделился хорошей новостью мужчина. – Оказалось, мать со мной мелким к тетке в гости ехала, повозка перевернулась в дороге, всех убило, а я, видно, головой сильно стукнулся. Пошел непонятно куда, заблудился… Дальше ты знаешь.
– Знаю, – закивала вышивальщица. – Еще удивлялась, как это ты ничего не помнишь. Но если головой ударился, то да… Как же отец тебя нашел?
– Сыщика нанял, тот и нашел как-то.
– И узнал тебя через столько лет? – ахнула женщина.
– Узнал. Я на него в молодости похож. На старой карточке – один в один.
– Ну, дела, – она недоверчиво сощурилась. – Не врешь? А то больно на роман похоже.
– Не вру. Мы первый день в городе, пока освоимся немного, обживемся. Потом встретимся обязательно, познакомлю. А сегодня друзей решил навестить. Тебя вот застал, а если засиживаться не буду, может быть, еще кое-кого до вечера разыщу…
– Ту девочку?
– Девочку? – встрепенулся Этьен.
Манон ответила понимающей улыбкой.
– Лет пять назад это было. Я к Лансу на могилу пришла, а там девчонка какая-то. Раньше меня подошла, прибрала немного, цветы положила. А когда я спросила, кто такая и кто ей Ланс, сказала, что ее друга друг. Ну а друзей у него немного было.
