Текст книги "Все девушки любят опаздывать"
Автор книги: Ирина Ульянина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 16 страниц)
Я презрительно фыркнула, выпутываясь из скрученного пончо, и вдруг почувствовала, как этот негодяй запустил граблю в карман моего жакета:
– Эй! Ты… что… оборзел?!
– Юлька, все путем, – расплылась нахальная морда, потрясая в воздухе какой – то небольшой плоской штуковиной. – Микродиск цел! Йес! Я их сделал, как лохов!
– Микродиск? – в замешательстве переспросила я.
– Ну да, диск со снимками из галереи. Я на всякий случай спрятал его в твоем кармане, когда помогал прикурить на крыльце, а ты и не заметила. Ха – ха, пусть крымовские полканы теперь обломаются! – Он согнул руку в локте и сделал неприличный жест. – Прикинь, Юлька, они унесли пустой цифровик! А мне как бы не важно – все равно собирался его менять. Сейчас новый Canon куплю – в пять раз круче старого!
– Ах… ах… – От возмущения я разахалась и стала задыхаться. – Ах ты! Па – па – па-подсунул… па – па – па – подставил!
– Чего ты заладила: «па – па» да «па – па»! – передразнил он. – Дочка нашлась!
– Па – па – подлец!
– Повторяю: никакой я тебе не папа! Не кипишись, Юлька! Скоро я стану богатым и знаменитым, упакованным по полной программе. Не сомневайся, про тебя не забуду, зуб даю!
– Пра – пра – проходимец! За – заставил меня таскать компромат!.. Мало тебе врезали! – Я потянулась, чтобы вырвать у Сашки микродиск, но приободрившийся, совершенно воспрянувший духом калека встал на цыпочки и стал потрясать своим сокровищем в вытянутой руке, подзадоривая меня.
Напрыгавшись, я сменила тактику и стала давить на фотографа морально, твердя ему:
– Вали отсюда! Выметайся! Скройся с глаз!
Побросала в него все подушки с дивана, нечаянно зацепилась за журнальный столик, и со столика свалилась ваза с фруктами. Яблоки, груши, тщательно вымытые и вытертые накануне, раскатились по ковру. Я расплакалась, босиком выбежала на балкон и там постепенно пришла в себя…
Мужчины сильнее женщин, хоть ты тресни. Даже побитые, обобранные, страшные, как дикобразы, мужчины ведут себя победительно, наступательно… Скоро я обнаружила, что стою перед ненужным мне Александром, склонившись в три погибели, и осторожненько промываю ватным тампончиком, смоченным перекисью водорода, его кровоточащие ссадины. Дую на них, чтобы ему было не так больно, и прошу, прямо – таки умоляю: «Потерпи, миленький!..» Не понимаю, как такое могло со мной случиться, затмение какое – то…
Незваный гость, пока я прохлаждалась на балконе, успел раздеться и теперь сидел посреди комнаты в одних трусах и носках. Умиротворенно урчала стиральная машина, выполаскивая его рубашку и джинсы. В ванну набиралась вода; пахло весной, фиалками и ландышами – испарениями ароматической соли.
– Свинцовой примочки у тебя, конечно, нет? – снисходительно спросил этот ласковый мерзавец, погружаясь в ванну и ничуть не стесняясь своей наготы.
– Конечно нет, я же не боксер… – Мне пришлось отвернуться: нагой мужчина – зрелище не для слабонервных одиноких девиц.
– Тогда притащи льда и заверни его в полотенце, – командовал он «парадом».
«Зачем тебе это надо? – возмущенно вопил внутренний голос, когда я выколупывала из формочки лед. – Гони его взашей!»
А природное милосердие советовало расстелить мягкую, чистую постель для парня на одну ночь.
– Кайф! Спасибо, Юлич, ты настоящий товарищ, – одобрил мои старания Саня, удобно устраивая спину среди подушек.
Стиральная машина подала звуковой сигнал, извещающий, что ее миссия выполнена. Я поплелась развешивать белье, утешая себя, что к утру шмотки высохнут, а их хозяин уберется восвояси… Одежда гостя оказалась изношенной и измочаленной – какие – то тряпки, а не рубашка и джинсы. Видно, «опасное ремесло» не особенно сытно кормило фотографа…
Приняв душ и облачившись в целомудренную пижаму, скрывавшую меня от горла до щиколоток, я заглянула в комнату, к папарацци. Александр лежал в прежней позе, прикрыв подбитый глаз полотенцем с начинкой из растаявшего льда, повязка придавала ему сходство с пиратом. Развернутые загорелые плечи в кровоподтеках контрастировали с белизной постельного белья. Вообще – то он был ничего… конечно, местами…
– Чего не спишь, папарацци? – усмехнулась я.
– Тебя жду.
– Ну и напрасно, я лягу на кухне.
– Да я не к тому, спи ты где хочешь, Юленция. Спросить хотел насчет компа. Ты Интернетом в кредит пользуешься или как? – кивнул он на компьютер.
– Ага, порносайтами интересуешься? – вспыхнула я. – Все вы такие!.. Обломайся! Перетопчешься без Интернета!
– Не, мне сугубо для дела…
– Обойдешься! Нашел идиотку: микродиск ему принеси, переночевать пусти, штаны постирай! Может, тебе еще кофе в постель подать?
– От кофе я бы не отказался. И жрать охота, честно говоря. – Он потянулся и скосил на меня жалобно глядящий из синяка глаз.
– Здесь тебе не кофейня! Не отель! И не прачечная! Бесплатный сервис бывает только в мышеловке! – захлебнувшись от негодования, заорала я.
– Да ладно тебе, это я так. – Александр повернулся на бок, как бы демонстрируя, что аудиенция окончена.
– Не вздумай прикасаться к моему компьютеру, – грозно предупредила я его прежде, чем выключить свет, и глянула на настенные часы: полтретьего ночи. Обалдеть… столько времени проканителилась с этаким чудовищем!.. Повезло еще, что завтра суббота, не обязательно рано подниматься.
– Спокойной ночи, киска, – повернул голову Сашка, игриво подмигнув мне здоровым глазом. – Приятного сна.
– И тебе того же, – сухо молвила я, закрывая за собой дверь. – Желаю увидеть козла и осла. И себя самого.
…Отвыкла я от раскладушки с ее вогнутым, точно гамак, лоном. К тому же в кухне тесновато – стол пришлось отодвинуть к мойке, но моя макушка все равно упиралась в гудевший холодильник, а ноги – в газовую плиту. Прямо под боком исходила жаром батарея, из комнаты доносился мощный храп, и эти раздражающие факторы никак не давали уснуть. Промучившись до половины четвертого утра, я встала и принялась искать снотворное.
Последний раз прибегать к растворимым, шипящим таблеткам «Донормил» французского производства мне доводилось прошедшей весной, когда я влюбилась до потери пульса…
Знаете, как это бывает? Встречаешь человека, всматриваешься, вслушиваешься в него, и вдруг он становится самым необходимым и близким: ближе брата и сестры. Начинаешь доверять ему сокровенное, включая детские секретики и взрослую головную боль. Дальше – больше… В его присутствии ребра стиснуты, душа в оцепенении, мозги как не свои, а пальцы дрожат так, что не удерживают вилку с ножом – в ресторан лучше и не заходить… Еще лучше ничего не говорить, потому что против желания несешь какую – то околесицу, нервно смеешься при этом и выглядишь полной кретинкой. А в его отсутствие наступает кислородное голодание. Ты становишься рассеянной, постоянно идешь куда – то не туда, теряешь сон, аппетит и разные необходимые вещи, а главное, ты теряешь саму себя. А любимому мужчине эта потерянность не нравится, у него из – за твоего лихорадочного состояния пропадает эрекция. Он упрекает: «Ты меня грузишь. Кончай меня прессовать!.. Живи проще, жизнь – игра». И перестает появляться, отвечать на эсэмэски, блокирует мобильник от твоих звонков, велит офис – менеджеру не соединять, когда ты позвонишь в приемную.
У моего избранника было необычное имя – Гриня, а прозвище – Грин, потому что его фамилия – Гринберг и потому что все это должно было вызывать ассоциации с американской валютой. Вернее, Гриней избранника зовут и сейчас, только для меня он остался в воспоминаниях, в прошедшем времени, заблокированном от настоящего и будущего капитально и железобетонно…
Как все меняется, просто поразительно!.. Сначала Грин дарил мне весенние букетики: ландыши, нарциссы, потом снова ландыши, а до пионов мы не дотянули… Зато до того, как распустились пионы, он возил меня за город, на бережок, под сосны, выделяющие целебные фитонциды. Заботливо обрызгивал мои предплечья репеллентом, предохраняющим от лютых комаров, кормил свежей клубникой и целовал пахнущими ягодой мягкими губами. Там, на берегу, он растрогал меня рассказами о том, как маленьким, когда ходил в детский сад, мечтал жить в деревне, стать шофером и возить полные грузовики сена для коров. Все у него исполнилось не просто, как мечталось, а гораздо круче: в деревне у Грини коттедж, а в личном гараже – три машины, одна другой краше. Понтовитый «понтиак», пижонистый «пежо» и стильный синий «ситроен». Шофер – это хобби Грина, а его призвание – торговля недвижимостью в особо крупных размерах. Мы и познакомились на почве недвижимости: я ворвалась в его кабинет с претензиями, потому что выжиги – риелторы так и норовили меня «обуть и одеть» и окончательно доконали. Представьте: по завещанию от бабушки мне досталась четырехкомнатная полногабаритная квартира в центре Кемерова. Ее нужно было обменять на жилплощадь в Новосибирске, желательно не покидая городка, и я обратилась в региональное агентство Elite house. Наверное, в любом подобном заведении без прохвостов не обходится, но прохвосты из «Элитного дома» оказались какими – то особенно хитро выделанными, не простыми, а суперпрохвостами!.. Они предложили мне за сто двадцать квадратов в доме сталинского ампира однокомнатную конуру на окраине, да к тому же в непосредственной близости от кладбища Клещиха. Их воля, они бы вообще переселили меня на кладбище – это по выражению их глаз было заметно…
Так вот, пылая гневом, отпихнув Татьяну, которая теперь не соединяет меня с Гриней, я влетела во владения генерального директора. И увидела совершенно обворожительного мужчину с благородно поседевшей щетиной на впалых смуглых щеках. Он стоял у окна и пил молоко из керамической кружки, и на верхней губе у него отпечатались белые усики. Гриня слизнул их, точно кот, и посмотрел на меня так приветливо, будто тоже языком облизал. Он улыбнулся:
– Хотите молочка? Свежайшее: парное, жирное, как сливки. Мне его только что из деревни привезли.
– Хочу, – согласилась я и доверилась ему. Этим своим молочком он купил меня со всеми потрохами. Не то чтобы я в принципе любила молоко, нет. Просто мужчины, желающие опоить вас вином или водкой, коньяком или шампанским, встречаются часто: практически на каждом шагу. А вот угостить девушку чем – нибудь полезным или хотя бы безвредным – мало кто догадается…
За окном колыхались новорожденные, клейкие, ярко – зеленые листочки, порхала какая – то удивительная отважная бабочка, залетевшая на высоту седьмого этажа. Мы пили молоко и следили за ней, и Гриня задумчиво спросил:
– Почему Пушкин не любил весну? Не понимаю.
Я поперхнулась от волнения, хотя еще ничего не успела сказать, и он похлопал меня по спине настолько деликатно, будто не хлопал, а гладил:
– У вас потрясающая спина. Стройная, чуткая, юная, как сама весна. Не надо нервничать. Посмотрите, какая кругом красота: первая зелень и первая бабочка. В жизни важно ловить момент. Я все улажу…
Знаете, когда с вами говорят о Пушкине и весне, как – то неловко сбиваться на суетное, качать права по поводу цен на жилплощадь. К тому же Грин действительно вскоре нашел мне прекрасную, уже отремонтированную квартиру в пятнадцати минутах ходьбы от метро, с балконом, с телефоном, в кирпичном доме, который, как известно, экологически намного полезнее, чем панельный.
Стены моей кухни помнят Гриню. А стены его кухни меня никогда не видели, потому что в них хозяйничает другая женщина. Она кормит его детей, собаку и самого Гриню – и гладит ему рубашки… Да, он никогда не был голодным – и носил свежие, безупречно отглаженные сорочки. Но все равно умудрялся выглядеть свободным, неженатым… У Грини было любимое выражение: «Легко!», а на самом деле с ним было так трудно, так тяжело, что страшно…
Я целое лето проплакала, не загорела, не накупалась в речке, поэтому сейчас у меня ослабленная энергетика. Мужчины это чувствуют и беззастенчиво этим пользуются. Даже ничтожный папарацци, контуженный на всю голову, смеет дразниться и пользоваться моим бедром, карманом и диваном, вынуждая меня ютиться на неудобной раскладушке!.. Нет, это просто полный привет…
Моя мама твердит: пора замуж, тебе уже двадцать пять лет, куда тянуть, чего ты ждешь? А я не тяну, я с ней согласна, но что поделаешь, когда вокруг одни крокодилы. Фотографы и художники, пьяницы и дебоширы, пропади они пропадом!
Глава 3
ДЕНЬ ВРАНЬЯ
Оля Камельчук – девушка из нашего офиса – любит повторять: «Счастлива та женщина, которая засыпает мгновенно, спит без сновидений, а просыпается бодрой и отдохнувшей». Она где – то вычитала, что качество сна эквивалентно состоянию психологического здоровья и уравнивает его с качеством жизни. В свете ее теории моя жизнь никуда не годится. Мало того что в прошедшую ночь мне снилась всякая абракадабра, так еще в момент пробуждения во всем теле ощущались разбитость и вялость. Все же напрасно я так нагружалась и таскала тяжести… Теперь меня разобрала апатия, мне было неохота шевелиться, вставать, умываться, чистить зубы. Я поворочалась с боку на бок, разминая затекшую спину, и вдруг услышала, как за стеной что – то мерно гудит и потрескивает.
Сначала я подумала, что по телевизору показывают пчелиный улей или семейство каких – то других насекомых.
Но насекомое было одно: тот же самый фотограф Сашка сидел перед включенным компьютером и грыз яблоко. Он повернул ко мне безобразную, опухшую физиономию с единственным глазом и растянул в улыбке по – африкански вывернутые, растрескавшиеся губы. Фу, не парень, а воплощенное омерзение!..
– Юльча, классно, что у тебя компьютер не запаролен! Я уже разослал предложения нескольким редакциям и в информационные агентства.
– С моего почтового ящика?!
– Нет, что я, по – твоему, дебил? Создал новый ящик, «[email protected]» называется.
– У-у… – потянулась я и зевнула.
– Ну и здорова ты дрыхнуть! Я чуть с голоду не умер! Между прочим, почти сутки не ел, – упрекнуло меня это «нашествие варваров», успевшее истребить все фрукты из вазы.
– Между прочим, я у себя дома, – напомнила я ему. – Сколько хочу, столько и сплю.
Посмотрела на ходики и охнула: третий час пополудни! Кажется, мне удалось перекрыть все ранее установленные личные рекорды по продолжительности сна. Автоответчик телефона мигал, подавая сигнал о поступлении новых сообщений. Пока закипал чайник и варились яйца, я их прослушала. Дважды звонила мама: «Юля, не забудь, завтра день рождения тети Таси. Она пригласила нас к шести часам, надо выбрать подарок» и «Дочь, ты опять не ночевала дома?! Таисье я купила две салатницы и красивую скатерть, а то она вечно стелет на стол клеенку, а это так не эстетично… Если ты не придешь на день рождения, Тася обидится, сочтет за неуважение. Не забудь принести цветы». Проверено на практике: если мама обращается ко мне «дочь», значит, сильно сердится…
Следующее сообщение поступило от Нади Красновой и меня весьма удивило: «Привет, Юльча! Куда ты дела Золотарева?»
Саша тем временем собрал мою раскладушку и спрятал ее в кладовку, а стол вернул на прежнее место – поставил в центре кухни. Без спросу заглянул в навесной шкафчик:
– Юленция, у тебя кофе только растворимый?
– Пей какой есть, – отрезала я, набирая номер Красновых.
– А кроме яиц, что – нибудь имеется?
– Достань из холодильника масло. Вроде бы там должны лежать сосиски… Ищи!..
– Почему это я должна искать сосиски? – опешила от моего заявления Надежда, уже успевшая снять трубку.
– Ой, Надюша, это я не тебе, – скосила я недовольный глаз на Сашку.
– А кому – Кириллу? – удивилась Краснова.
– Нет у меня никакого Кирилла, с чего ты взяла?
– Ну, как же, Малиновская? – наседала Краснова. – Вчера многие видели, как вы обжимались на крыльце. Потом ты зашла в туалет, взяла пакет с мусором и бросила его посреди скверика! – упрекнула она меня. – Не могли донести до контейнеров! Что, очень мешал тискаться?
– Надя, нет, ты неправильно поняла! Я с ним не тискалась, это Золотарев по собственной инициативе, – стала горячо оправдываться я. – Он ко мне приставал, потому что был пьян и расчувствовался из – за Аллочки!
– Угу, верю: он расчувствовался, а ты воспользовалась его состоянием, – скептически буркнула подруженция и рассмеялась в трубку.
К этому времени Саша уже перелопатил содержимое холодильника и выставил на стол масленку, варенье, банки с майонезом и рыбными консервами – и громко доложил, что не нашел сосисок.
– Посмотри в морозилке, чудо гороховое! – направила я его, чем спровоцировала новый всплеск подозрительности супруги галериста.
– Слушай, Юльча, с кем это ты там постоянно разговариваешь, если Золотарева у тебя нет?
– Как с кем? С Гриней, – нечаянно соврала я. – Представляешь, возвращаюсь вчера с вашей выставки, а он сидит под дверью, прямо на ступеньках, с цветами… ну, с такими пышными… этими… настурциями!
– Настурции в конце октября? Пышные?! – не поверила Надя.
– Тут только мясо, здоровенная такая костымага. Замучаешься ждать, пока растает, – некстати возник папарацци. – Но, если хочешь, я его сварю.
– Да это африканские настурции, или как там они называются… – Я сделала Сашке страшные глаза и попросила в телефонную трубку: – Гринечка, любимый, подскажи!
– Я же не ботаник, я в настурциях не разбираюсь, – «подсказало» это прожорливое стихийное бедствие.
– Слышала?.. Он купил, а в название не вникал, потому что не ботаник, – натужно хихикнула я.
– Гриня сам собирается варить мясо? – решила уточнить ушастая Надя.
– Конечно, он вообще отлично готовит. Хотя не знаю, зачем возиться с приготовлением обеда, если нам сегодня предстоит идти в гости. Нас пригласили на день рождения.
– Это у кого сегодня день рождения?
– У тети Таси, папиной двоюродной сестры. Ей исполняется шестьдесят лет…
– Ого, ты уже знакомишь Гриню с родственниками? – удивилась Надя.
– А как иначе? У нас все серьезно. – И тут я заметила, что Саня сунул обледеневший мосол под струю воды, и прикрикнула на него: – Оставь мясо в покое! Вода шумит, я из – за нее ничего не слышу!
Надя замолчала, задумалась, а может, почуяла подвох. Я спохватилась, что грубым тоном с любимыми не разговаривают. Поспешила сгладить оплошность, пролепетала:
– Гринечка, солнышко, мясо мы приготовим завтра, – а Наде сказала: – Не представляю, Надюша, как ты управляешься со своим Красновым? Все мужчины – такие проглоты! Вот мы с Гриней уже и ужинали, и завтракали, и среди ночи перекусывали. Я ничего не хочу, а он опять… э – э – э… голодный…
– То есть он решился уйти из семьи? – спросила Краснова ни к селу ни к городу, изображая степень крайней непонятливости.
– Ну да. Зачем ему семья, когда он любит меня? – выпалила я не моргнув глазом. – Ты же знаешь, какой он…
– Да, твой Гриня – весь из себя… Недавно его встретила – рассекает на «хаммере»…
– Как, уже на «хаммере»? – изумилась я.
– А ты разве не в курсе?
– Разумеется, в курсе, просто он обычно бережет «хаммер». – Я стала путаться во лжи, как будто бежала в юбке со слишком длинным, широким подолом. – Мы ездим на этом вездеходе только за город, нам ведь нравится вместе бывать на природе, свежий воздух благотворно влияет на нервную систему…
– Господи, чего его беречь – железо? Тем более что у Грина денег как говна! – захихикала Надя.
Вот уж не ожидала услышать от Красновой подобную грубость. Обычно она выражается изящнее: шайссе, мерде или на худой конец говорит: шит как американцы… Между тем грубиянка завистливо вздохнула:
– Повезло тебе. Грин – не мужчина, а просто подарок! Гоняет на «хаммере», дарит настурции и сам варит бульон!..
Мне за этой фразой послышались другие слова: «Не заслуживаешь ты, Юльча, подобного невероятного везенья!» И, воспарив от собственной неслыханной удачливости, я выдала Красновой признание:
– Для меня не важно, Наденька, сколько у Грини денег и на каких тачках он гоняет. Для меня важно то, что он осознал свою любовь ко мне. Это случилось не сразу. Гриня долго боролся с чувствами, все лето боролся, – понесло меня «по кочкам». Я врала с такой скоростью, что дыхание перехватывало. Более того, я испытывала колоссальное удовольствие от вранья, у меня от него голова шла кругом. Наверное, подобное ощущают наркоманы, принимая воображаемое за действительное.
Александр громыхнул дверкой духовки, раскрыл мойку, настойчиво обшарил ее и заключил, что в моем хозяйстве нет подходящей вместительной кастрюли для варки мяса. Его выводы интересовали меня в последнюю очередь, но для Красновой в телефонную трубку я томно воскликнула:
– Подожди еще минуточку, милый!
– Извини, что позвонила не вовремя, – окончательно огорчилась подруженция.
Могу себе представить, как я ее разочаровала!.. Замужние постоянно задирают нос перед нами, холостячками, их прет от сознания превосходства и уверенности в светлом завтрашнем дне. И вдруг с моей подачи Краснова узнает, что Гриня – сам Гриня, которому ее Женька в подметки не годится, – пренебрег узами брака.
– Что ты, Наденька, всегда рада тебя слышать!.. Да, а зачем тебе понадобился Кирилл?
– Ах, Кирилл… – вернулась Надя на грешную землю. – Он куда – то пропал. В мастерской не появлялся, в своей квартире – тоже. Его со вчерашнего вечера никто не видел. К тому же он остался должен Евгению некоторую сумму… Может, для некоторых это и не деньги, а для нас!.. – Надежда шумно и возмущенно задышала.
– Не переживай, Надюша, Золотарев обязательно с вами рассчитается, вот увидишь! – обнадежила я подругу. – Он производит впечатление порядочного человека, – заступилась я за незнакомого пьяницу художника.
– Твои бы слова да Богу в уши, – церемонно ответила Краснова. – Беда в том, что и Алла Крымова пропала. Нас с Женей уже истерзали люди из службы безопасности Бориса Лаврентьевича… Это не просто странно, это дурдом какой – то! – в сердцах воскликнула Надя и бросила трубку.
– Что вы там балаболили про Крымова? – сразу навострил уши фотограф.
Я оскорбилась на уничижительное «балаболили» и сказала, что его это не касается. Но сама призадумалась: события приобретали крутой поворот. Похоже, Сашкин «компромат» рос в цене не по дням, а по часам или даже минутам, – ведь он был первым, последним и единственным, запечатлевшим парочку пропавших любовников… Н-да…
– Юленция, в котором часу мы пойдем к твоей тете Тасе? – безмятежно спросил ничего не ведающий папарацци и отправил в рот половинку сваренного вкрутую яйца, смазанного сверху майонезом.
– Что значит – мы? Ты – то тут при чем? – возмутилась я.
– А кто при чем – Гриня? Гриня-а, ау, куда спрятался?! – неуместно заерничал Александр.
Тоже мне, юморист Максим Галкин!..
Я окончательно утвердилась в решении не посвящать фотографа в суть последних происшествий. Однако засмотрелась на это страшилище, раздумывая над тем, возможно ли преобразовать его в прекрасного принца, не снимая при этом собственные очки. Теоретически было бы неплохо появиться на дне рождения тетушки в сопровождении кавалера. Родителям точно было бы приятно, что я пришла не одна, а с поклонником, а то мама из – за моего одиночества испереживалась. Но какой поклонник из жалкого, побитого, обтрепанного Сашки? С таким ничтожеством только милостыню просить…
– Что делать с мясом? Если бы у тебя был топор… – неожиданно прервал он мои размышления.
– Нет у меня топора, отстань! – рявкнула я. – Пусть мясо размораживается в мойке, потом что – нибудь придумаем.
– У тебя ни нормальных кастрюль, ни топора, ни острого ножа нет, – не унимался Сашка. – Как ты так живешь? Какое – то безлошадное хозяйство, – критиковал он устройство моего быта.
– Лучше на себя посмотри! Ты вообще так проголодался, что аж переночевать негде! – заорала я. – Самому – то не стыдно появляться на людях в таком виде? Еще в гости намыливается…
– А я могу побриться, – с готовностью вскочил Санька и чуть не подавился второй половинкой яйца.
– А глаз? А губы? А вся твоя покорябанная рожа?! Люди – то не слепые…
– Ну, придумай что – нибудь, Юленция… Вчера ведь придумывала. Скажешь тете, будто я защищал тебя от бандитов… От Грини!
– От Грини? – Сердце мое защемило, и я истерически воскликнула: – Вот Гриню я бы попросила не трогать!
– Договорились, не буду марать его светлый образ, – моментально дал отступного Санька и схватился за тупой нож. Он решил компенсировать отсутствие сосисок готовностью соорудить и проглотить сорок восемь бутербродов…
…На день рождения мы немножко опоздали. Иначе и быть не могло. Во – первых, все девушки любят опаздывать, и я – не исключение. Более того, я клиническая копуша, постоянно отвлекаюсь на что – нибудь необязательное. Во – вторых, на облагораживание столь дефективного кавалера, как мой папарацци, потребовался не один час. Мне пришлось надеть старый серый плащ на теплой подстежке вместо оставленного в офисе пальто и сбегать к станции метро «Площадь Маркса», в павильон «Гранит» – там есть секции мужской одежды. Сложнее всего было определиться с размером.
– Вы для кого выбираете джинсы? – терзали меня вопросами продавщицы.
– Для мужа, – врала я и не краснела.
– А почему не захватили его с собой?
– Что вы? Мой Саша дико занят, он с утра до ночи вкалывает! – поставила я на место не в меру любознательных девиц. И не переставала надеяться, что когда – то, когда у меня действительно появится муж, ходить за покупками мы будем вместе…
Помимо джинсов я купила рубашку. Не Эрменеджильдо Зенья, конечно, – непритязательное турецкое производство, но мои родители не улавливают разницу между брендовыми шмотками и ширпотребом, для них существенны только целостность одежды и ее опрятность. Чего бы они точно не простили – это дырявой обуви, поэтому пришлось заскочить в бутик Sprandi и потратиться на кроссовки сорок четвертого размера – китайский аналог фирменной модели.
Ну а в-третьих, мы опоздали потому, что, прежде чем отправиться на шопинг, я долго искала заначку. Если вы помните, мой кошелек остался в сумочке, а сумочка – в офисе. Денежные излишки дома я обычно складываю в книги, а книг у меня – тьма – тьмущая, библиотечные стеллажи занимают целую стену напротив окна. Я частенько сама забываю, куда что спрятала, и только благодаря этому средства иногда скапливаются, залеживаются. Перерыла половину томов – и только тогда удалось обнаружить одинокую стодолларовую купюру в толстенном словаре иностранных слов.
Она лежала между триста девяностой и триста девяносто первой страницами, как бы подчеркивая верхним краем звучный термин «монгольфьер». Я прочитала: «Монгольфьер (по имени изобретателей братьев Э. и Ж. Монгольфье – Montgolfier) – воздушный шар, наполненный горячим воздухом; совершил первый полет в 1783 году». Сразу ощутила себя монгольфьером образца 2004 года. Внутри меня – горячо и пусто, я вполне могла бы парить над городом, взирая свысока на мирское бытие. Огромные дома показались бы мне игрушечными замками из песка. А та речка, на которую возил меня Грин, представилась бы небрежно брошенным серо – голубым шелковым шарфиком. И если бы он сидел на берегу с посторонней девушкой, они бы выглядели сущей мелюзгой: мошкой с блошкой!.. Так стоит ли на них тратить сердце, ревновать, плакать, отказываться от еды и питья?! Нет, если бы я была монгольфьером, мою полую, огромную голову подобные глупости не посещали бы…
– Юль, я намазался, – прервал стратосферный полет моих фантазий Саня. К этому времени он стал похож на Шершавый топинамбур – земляную грушу.
Я засмеялась и велела ему сделать очищающую маску из лечебной глины – в надежде, что болячки отвалятся.
– Сиди так пятнадцать минут, потом умойся и нанеси на физиономию толстый слой вот этого. – Я сунула фотографу баночку с регенерирующим кремом и помчалась в «Гранит».
Когда я вернулась, я поняла, что весь мой косметический арсенал вместе с обновками Сашке впрок не пошли: по сравнению с Гриней он выглядел истинным убожеством. Да, до Грини этому соломенному чучелу было далеко – как до Берлина с его лав – парадами…
– Ой, какая приятная неожиданность, – возрадовалась тетя Тася, когда Александр вручил ей хризантемы и по – мужски крепко пожал руку.
– Африканские настурции, – прокомментировал остряк – папарацци.
– Надо же, африканские, а похожи на наши сибирские астры, – поразилась моя доверчивая двоюродная тетушка.
– Не слушайте его, это игольчатые хризантемы, символ долголетия, – внесла ясность я, чтобы увязавшийся за мной фотограф не потешался над именинницей.
– Мойте руки, молодежь, и к столу! – радушно пригласил дядя Федя, муж тети Таси. – А то мы вас заждались. Буквально выпить не с кем!
На самом деле никто нас особенно не ждал, и наше опоздание пришлось как нельзя более кстати. Родственники успели подогреться спиртными напитками и смягчиться от вкусной пищи. На столе наличествовало все то, что я люблю: салат «Мимоза», сельдь под шубой, грузди с луком и сметаной, холодец, запеченная в духовке картошка – и много чего еще. Мне знакомо блаженное состояние сытости, от которого мир воспринимается прекрасным и удивительным. Потому я и не сажусь на диету ради избавления от почти незаметных пяти килограммов: голод в человеке провоцирует злость. Лучше оставаться полноватой, чем бросаться на ближних, точно цепной пес!.. Раньше я всегда была стройной, как тополь. Есть со страшной силой начала осенью, когда и ежу стало ясно, что Гриня не позвонит, не придет и не вернется уже никогда…
– Садитесь здесь, молодые, – указала нам на два стула во главе стола хозяйка дома.
– Вам штрафная полагается! – засуетился хозяин Федор Иннокентьевич. – Чего изволите: вина или водочки?
– Мне водочки! – воодушевился Санек.
– Вот это по – нашему! – одобрил дядя Федя.
Я скромно подставила фужер под струю шампанского и перевела глаза на маму. Она опустила веки в знак одобрения – простила за то, что я не ночевала дома, сочла причину уважительной. И подсказала:
– Юленька, ты бы представила нам своего молодого человека.
– Да, познакомьтесь, пожалуйста, это Александр…
– Александр Анисимов, член Союза фотохудожников России, – без лишней скромности отрекомендовался Саня.
– Творческая личность, значит. – Мой папа уважительно протянул рюмку, чтобы чокнуться с Саней, и его примеру последовали другие родственники.
Творческая личность приосанилась и двинула тост:
– Ну, будьте здоровеньки, Таисия Прокопьевна, живите, как говорится, в радости! Дай вам бог еще три раза по столько!
– Ой, что ты, милок? Столько не живут, – зарделась довольная именинница.
– А вы живите! – настаивал мой нечаянный спутник.
«Надо же, еще выпить не успел, а уже куражится, – мрачно подумала я. – Что же с ним дальше станется?!»
Средний возраст гостей тети Таси перевалил далеко за пятьдесят. Самой юной, не считая меня, пожалуй, была моя мама: ей исполнилось всего сорок шесть. Моя мама обожает напоминать, что в моем возрасте уж пять лет была замужем и имела троих детей: у меня есть младшая сестра Виктория и старший братец Всеволод, но видимся мы редко, – Сева работает программистом в Канаде, а Вика учится в Академии театрального искусства в Москве. Севка – настоящий друг и брат, у него не залежится помочь материально. Время от времени он балует меня денежными переводами и посылками, к новоселью подарил компьютер, и теперь часто присылает смешные записки по электронной почте, чем способствует формированию у меня позитивного мировосприятия. Подозреваю, что мама не преминула сообщить ему про мое фиаско с Гриней, и братик старается как может… Зато нашей Виктории все по барабану, она натура эгоистичная, даже эгоцентричная. Наверное, артистка и должна быть такой, чтобы пробиться и чего – то добиться в своей специфической среде. Но я рада, что Вика не прозябает, не бедствует, одевается исключительно в фирменных бутиках, снимает комнату рядом с Тверским бульваром – может себе позволить, потому что бесперебойно снимается в сериалах. Папа с мамой гордятся младшей дочерью, хотя та не спешит делиться с ними своими новостями, чувствами или гонорарами: она звонит нам крайне редко и совсем не пишет. В сущности, я осталась в Новосибирске единственной надеждой и опорой для родителей и единственной мишенью для их нравоучений. Впрочем, не подумайте, что я жалуюсь. Нет. Я сама остро нуждаюсь в папе с мамой и привязана к ним как маленькая…
