Текст книги "Предел бесконечности (сборник)"

Автор книги: Ирина Крупеникова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 24 страниц)

Последнее Глеб слышал уже из-за спины. Так Жулавский простился со своим ассистентом.

– Пап, почему это случилось? – Анна подняла влажные глаза на отца.

– Трудно сказать, детка, – Жулавский со вздохом встал из-за стола. – Может быть предохранитель не сработал, может быть корпус дал трещину. Эта штука была очень старая.

Улыбчивая Полина бесшумно появилась рядом и аккуратно собрала на поднос посуду.

– Пап, а этот индивид мне нравился. Он красивый был.

– Да. Вытри слезки и пойдем-ка погуляем.

Анна тут же повеселела и, опередив отца, выскочила за дверь. Он догнал девочку на лестнице.

– Пап, – Анна приступила к реализации своего плана, – а кто теперь будет тебе помогать? Антон?

– Ты же знаешь, Антону нельзя долго находиться на улице. Он болен.

– Но ведь тебе нужен новый лаборант.

– Нужен, разумеется.

Отец и дочь медленно шли по тропинке к реке.

– Пап, а как начет Глеба? Он умный и сообразительный. Помнишь, ты сказал, что посвятишь этого индивида мне? Вот и оставь его в лаборатории!

Жулавский на минуту задумался.

– Нет, милая. Глеб предназначен для других целей.

– Но он же умеет учиться! Ты посмотри, сколько он читает. Я даже завидую. Мне бы такую скорость.

Алексей Андреевич хмыкнул.

– Уж не Антон ли тебя надоумил? Полчаса назад он твердил мне то же самое.

– Ну вот! Так что тебе мешает?

Анне показалось, что отец готов согласиться.

– Нет, дочка, – прозвучал уверенный ответ. – Глеб скоро уедет, чтобы жить у людей, которым он нужен.

Девочка поджала губы.

– Пап, но он мне тоже нужен.

– Анюта, мы уже это обсуждали. Ты должна стать хорошим специалистом, неважно, какую сферу деятельности ты изберешь. У тебя будут верные друзья, умные коллеги, любящий муж. Все в твоих руках. Индивид тебе не поможет.

– Но я хочу, чтобы у меня был настоящий друг!

Жулавский остановился.

– Анна, индивид и человек – принципиально разные существа.

– Тогда зачем ты их делаешь?

– Чтобы люди использовали их, любовались ими. Это искусство, детка. Искусство созидания.

– Тогда я хочу научиться этому искусству! Давай, я буду тебе помогать.

Отец в первый миг растерялся.

– Ты еще слишком… юная.

– Маленькая, ты хотел сказать? Папа, ты забыл? Мне скоро шестнадцать лет! Я поступлю в университет, как Филипп. Ты думаешь, я неспособная? Думаешь, только парни могут стать настоящими биологами?

– Ну что ты, что ты, – спокойствие давалось Жулавскому с большим трудом. – Твой брат выбрал науку. Это верно. Он сделает неплохую карьеру. Но я не ученый, я творец. И вот этого как раз Филипп не понимает.

– Поэтому вы поссорились?

– Почему ты считаешь, что мы поссорились? – в голосе отца появился холодок.

– Ну… он тогда так спешно уехал. Я решила, что вы поругались. И Антон сказал, что Филипп сделал что-то очень нехорошее, а ты его вздрючил.

– Антон слишком много говорит. Да, Анна, Филипп сделал нечто плохое. Он украл у меня одно из моих творений.

– Индивида?!

– Хм… не совсем. Он взял основную,… как бы попроще выразиться,… главную часть будущего индивида.

– Чтобы сделать своего? И сделал? – глаза девочки загорелись азартом.

– Нет. Он не знает, как я создаю альтернативную жизнь.

– А мне ты расскажешь?

– Потом. Анюта, я тебя очень люблю. Обещаю, когда ты вырастешь и выучишься, я обязательно открою тебе эту тайну. А ты обещай, что никогда, никому не будешь рассказывать о моей работе.

– Да я давно обещала, – фыркнула Анна. – И между прочим, никому ничего не говорила. Даже Олегу.

– Ты у меня умница.

Жулавский чмокнул дочку в лоб. Этот дежурный поцелуй девочку раздражал, однако она мило улыбнулась и доверительно прижалась к отцовской руке.

Глава 2. Крах

«В холода, в холода от насиженных мест нас другие зовут города, – Будь то Минск, будь то Брест, – в холода, в холода…» Старая запись, восстановленная на самом совершенном оборудовании, которым располагали люди, потрескивала и сипела. Хриплый мужской голос казался далеким и все же живым. Баллада впитывалась в сознание и прорастала спонтанными ассоциациями. Глаза закрыты. Картины всплывают и уходят, возвращаются и вновь уходят. Дороги, уводящие в неизвестность. Как ни старался Глеб отогнать этот образ, дороги появлялись снова и снова. Он увидел себя стоящим под железнодорожной насыпью. Приближался поезд. Огромный черный паровоз, существующий ныне разве что в музее, грохотал над головой. Дым тянулся над вагонами сизым шлейфом, опускался на землю, и полевые цветы ложились под тяжелым горячим воздухом.

Внешний сигнал. Еще раз. Глеб очнулся. Кто-то стучал в дверь. Сев на кровати, он выключил проигрыватель.

– Войдите.

Анна заглянула в комнату.

– Привет.

Глеб поднялся навстречу.

– Добрый вечер, Аня.

– Слушаешь музыку? – она с любопытством оглядела полупустое, похожее на чулан, помещение, где кроме низкой тахты, стола со стулом и одинокой книжной полки не было никаких предметов.

– Песни. Алексей Андреевич позволил мне пользоваться аудиоархивом.

– А-а, – девочка изобразила участие и для порядка повертела в руках коробку от музыкального минидиска, на котором стояла пометка «В.В., том № 2». – Я попрощаться пришла. Завтра уезжаю в колледж.

– Начало занятий перенесено на более ранний срок?

– Не, просто Антон сказал, что у отца какие-то незапланированные дела. Лучше мне быть в городе. Ты не знаешь, что происходит?

Глеб не знал. После гибели лаборанта он несколько дней провел в своей комнатушке. Решение не представлялось логичным с точки зрения рассудка. Но нечто иное, до сих пор известное ему как «ассоциативная база», настойчиво требовало уединения.

– И я не знаю, – вздохнула Анна. – Я беспокоюсь за отца. Антон торчит за своим компьютером, читает все, что появляется в сети. Зачем? – И не получив ответа, продолжала. – Отец сказал, что за тобой человек приедет буквально на днях. Раньше, чем договаривались. Мы, наверное, никогда больше не увидимся. Я желаю тебе удачи. Будешь меня помнить?

– Да. Обязательно. Оставайся такой, как ты сейчас.

– Как это? – девочка удивленно улыбнулась.

– Доброй, искренней.

– Постараюсь. Ну… пока, – она протянула индивиду руку.

Глеб аккуратно пожал девичью ладонь.

– Пока.

Плотно закрыв за собой дверь, Анна глубоко вздохнула. Что-то произойдет, – упорно твердило шестое чувство. Под ложечкой опять противно сосало. «Все как всегда и не как у людей! А я ничего, ничегошеньки не знаю. Олег поднимет меня на смех, если я поделюсь с ним своими тревогами. Отец – отшельник. Меня никто не понимает. Ну и судьба мне выпала!» От жалости к себе к горлу подкатил тугой комок. Чтобы отвлечься, она опять подумала о пареньке, который ей нравился. Не так, что очень, но все-таки нравился. И это делало ее похожей на всех остальных. Приятельницы в колледже поменяли в ее годы не одного кавалера. Что ж, у нее еще все впереди.

В кабинете отца горела единственная настольная лампа.

– Папа, ты опять портишь глаза в потемках! – заявила Анна, встав за спиной у Жулавского.

Тот вздрогнул: не расслышал ее шагов.

– Анюта? Фу-ты, егоза. Когда ты вошла?

– Только что, – Анна с подозрением покосилась на большой микроскоп, стоящий перед отцом. – Па, я с просьбой.

– Конечно, конечно, – Жулавский отложил иглу, которой ковырял что-то темное на лабораторном стекле под линзой, и отодвинул в сторону папку. Анна прекрасно знала эту папку: в ней хранились рисунки матери – странные разноцветные узоры, составленные из прямых и ломаных линий, углов и точек.

– Пап, подари мне одну вещь.

– Какую, милая?

Анна замялась. Отец выжидающе смотрел в ее юное, уже недетское лицо.

– Диск с данными о Глебе.

Резко скрипнул отодвинутый стул.

– Зачем тебе? – Алексей Андреевич поднялся над дочерью. – Там просто набор фактов, которые нужны мне для анализа.

– Ну… ты же говорил, что Глеб как бы мой.

– Я создавал его, думая о тебе, дорогая.

– Да, знаю. Но раз ты отдаешь Глеба другим, оставь мне хотя бы память о нем. Просто память, пап.

Жулавский направился к шкафу. Медленно, будто сомнения пудовыми гирями отягощали каждый его шаг.

– Аня, я подарю тебе диск, но, пожалуйста, никому его не показывай.

– Я буду беречь его, как зеницу ока!

– Это часть тайны. Помнишь?

Анна помнила, как в детстве, когда мама еще была с ними, они играли в Тайну – говорили шепотом, ходили на цыпочках, хранили Тишину, пока папа работал. Мама придавала Тайне какое-то особое значение. Анне казалось поначалу, что Антон и Тайна одно и то же. В речах матери, обращенных к индивиду, звучало нечто возвышенное, ласковое и божественное. «Мама любит Антона больше, чем меня», – как-то раз пожаловалась девочка брату. Филипп посмеялся над ней и заявил: «А что ты хочешь? Антон – совершенное творение, а ты обычная сопливая девчонка». Теперь детские обиды представлялись несуразными выдумками, намешанными в голову вместе с бестолковыми мультяшками. Никто не любил Анну так, как любила мать. Сколько удивительных стихов услышала она от мамы, сколько прекрасных снов было навеяно чудным мелодичным голосом. Ни один стандартный «чмок» в лоб, которым отец выражал свою любовь к дочке, не мог сравниться с искренним небесным теплом материнского поцелуя.

Отец работал днями и ночами, появлялись и уходили индивиды, и Тайна как-то незаметно исчезала из дома. Незадолго до того, как Ольга Жулавская отправилась на прогулку к реке, после которой уже никто и никогда не видел ее на земле, восьмилетняя Анна застала мать на террасе с альбомом и цветными карандашами.

«Что ты рисуешь?» «Посмотри. Это Диво».

«Эти черточки?».

И мама огорчилась. Анна и сейчас отчетливо помнила тоску в ее лазурных потухших глазах. Больше про Тайну они не говорили…

– Вот. Держи.

Анна встрепенулась и приняла из рук отца узкую плоскую коробочку без пометок и подписей.

– Открой.

Она не без внутреннего трепета отогнула ногтем защелку. Крышка откинулась. Внутри лежал обычный компьютерный диск величиной с большую пуговицу. На кусочке бумаги, прикрепленной к нему, значилось «Раул Рут».

– Пап, это не тот, – Анна подняла озадаченный взгляд на отца.

Он улыбнулся.

– Это твой Глеб. У меня он проходит с другим именем. Ведь Глебом его окрестила ты, егоза.

– Хм. Раул Рут. А что это значит?

– Не помню. То ли «красный охотник», то ли «красный хранитель». Так назвала его мама.

– Мама? Разве она работала вместе с тобой? – глазки у девочки оживленно заискрились. – Подожди-ка, па, ведь Глеб появился у тебя совсем недавно!

Жулавский невольно посмотрел на помятую папку с рисунками, небрежно раскинувшуюся на столе. Анна решила уже, что отец не ответит, но он закончил начатое.

– Мама подарила мне его Тайну задолго до твоего рождения. Я держал его про запас… А теперь иди, Анюта. Мне надо работать. Завтра я провожу тебя на автобус.

Покупатель прибыл в назначенный час. Жулавский беседовал с ним в гостиной. Глеб ждал в библиотеке.

– Что ты испытываешь сейчас? – задал вопрос Антон.

Индивид перевел на него взгляд. Наставник сидел в кресле под лампой. Его лицо выражало участие.

– У тебя стало больше морщин, – неожиданно для себя произнес Глеб.

Антон выказал удивление, чуть приподняв одну бровь.

– Воздух и солнце способствуют моей болезни. Однако в доме есть все, чтобы я мог поддержать свое тело.

– Ты никогда не хотел уехать отсюда? Испытать дорогу?

Опять удивление.

– Нет. В мои функции входило обучение и воспитание детей Алексея Андреевича. Я помогаю ему в работе. Мне поручено опекать вновь созданных.

– Кто я, Антон?

– Индивид. Тот, кто будет служить людям своими знаниями и силой.

– Я избрал цель. Я хочу стать родным для земли.

Наставник долго и внимательно рассматривал Глеба, будто стремился отыскать в его облике нечто из ряда вон выходящее.

– Кто сформулировал тебе цель?

– Я сам, – в глубоких синих глазах блеснул дерзкий огонек.

– Ты первый индивид, от которого я слышу подобные слова. Ольга Александровна сказала бы, что ты выбрал дорогу к Диву.

– Каковы мои шансы достичь результата?

Ответом было молчание.

– Полагаешь, задача не имеет решения, Антон?

– Ты стремишься к пределу бесконечности.

Глеб встал.

– Сейчас меня позовут, – медленно произнес он.

– Раул Рут, – раздалось из гостиной.

– Прощай, Антон, – проронил Глеб и пошел к людям.

Дом опустел. Жулавский ходил по холодным комнатам, бесцельно брал и переставлял с места на место предметы, останавливался перед рамами, в которых вились странные узоры Ольгиных картин, и в полутьме подолгу рассматривал каждую. Телефонный звонок настойчиво дребезжал в гостиной. Звук мешал и не призывал.

«Две недели. Еще две недели. Я обниму его. Того, кто выйдет из капсулы. Я буду считать его сыном… или дочерью…» Алексей Андреевич вздрогнул. Собственная мысль пошатнула привычный образ мышления, а призрак одиночества, подкравшийся из душной темноты коридора, пронзил рассудок животным ужасом. Жулавский поспешно отступил к кабинету. Из-под двери пробивался электрический свет. Там стоял микроскоп, грелись иглы для выжигания нового орнамента, и все же он повернулся к дверям спиной. Пустота, захватившая душу, вытеснила желание творить. Хандра заплетала рассудок липкой паутиной.

Он добрел до библиотеки, запнулся на пороге, но вошел. В кресле перед незакрытым гардинами окном застыла тень. Рука опустилась на клавишу выключателя. Вспыхнул свет.

– Анна сообщила, что добралась хорошо, – доложил Антон.

– И все?

– Передала вам привет. Судя по голосу, она чувствует себя прекрасно… Алексей Андреевич, у девочки теперь своя жизнь. Она выросла. Это было неизбежно.

– Боюсь, я слишком мало времени уделял дочери, – Жулавский опустился на диван напротив индивида. – У меня нет последователя. Не будет меня, не будет и новых творений.

– Что заставляет вас думать о будущем в столь мрачном настроении, Алексей Андреевич? Вы достаточно молоды, у вас много времени.

– Я чувствую себя стариком, – вздохнул Жулавский. – Ты не знаешь, что значит быть стариком внутри. Две ночи подряд мне снится Ольга. Такая чистая, светлая, молодая. Она зовет меня за собой, я пытаюсь идти, но ноги мои будто увязли в жидкой глине. Это плохой сон. Он означает приближение смерти.

– Неверный вывод. Во-первых, если вы учитываете стандартное толкование сновидений, рассказанный вами сюжет предполагает зов умершего человека. Но мы до сих пор не знаем, что случилось с Ольгой Александровной. Прошло восемь лет, а ее тело не нашли, нет оснований думать о самоубийстве. Велика вероятность, что ваша жена жива и находится сейчас вне сферы досягаемости привлеченных к поиску служб. Во-вторых, с отъездом дочери вы ощущаете тоску. Закончена работа над Глебом, что вызывает в вашей душе чувство опустошения. Ольга Александровна была и остается для вас символом вдохновения. Следовательно, во сне ваша жена символизирует творчество, а глина, которая мешает двигаться, ваше собственное депрессивное состояние.

«Как все просто, – подумал Жулавский без толики облегченья. – Факты и логический вывод. И все вернулось на круги своя… А покоя нет».

– Ты плохо выглядишь, Антон. Прости, что вызвал тебя на полигон.

– Вы избрали единственно верное решение. Глебу было бы крайне трудно выполнить работу по уничтожению останков. Он чрезмерно чувствителен.

– Чувствителен? – Алексей Андреевич готов был улыбнуться. – Дорогой мой, мы говорим об индивиде.

– А вам известно, как развиваются ваши творения? Я пришел к убеждению, что обучение индивида пользоваться логическим аппаратом – первая, самая простая ступень его развития. Глеб преодолел ее в течение шести дней. И пошел дальше. Он пытался через осмысление достигнуть чувственного восприятия окружающего.

– Да какое это имеет значение теперь! Тебе пора провести полный сеанс реабилитации. Двенадцать часов. Договорились?

Антон встал.

– Следую вашим указаниям.

Жулавский завтракал в одиночестве, когда к парадным дверям коттеджа подкатила автомашина. Алексей Андреевич беспокойно взглянул в окно. Он никого не ждал и в первый момент подумал, что Анна решила без предупреждения вернуться домой. Однако предположение не подтвердилось. Чуть только замолчал мотор, из машины вышли два респектабельных молодых человека. Один остался во дворе, второй сразу поднялся на крыльцо. Жулавский поспешил навстречу.

– Доброе утро, – произнес незнакомец, завидев хозяина дома. – Алексей Андреевич Жулавский?

– Чем обязан?

– Я агент Службы Безопасности. У меня к вам несколько вопросов. Сущая мелочь, но без вас не обойтись.

Щеголь показал какую-то яркую карточку и расплылся в искусственной улыбке.

Жулавский растерянно отступил, и агент немедленно оказался в доме.

– Поверьте, я не займу у вас много времени. Всего десять минут.

– Проходите, – пробормотал Алексей Андреевич и последовал в зал за гостем.

Тот, казалось, знает дом, как свои пять пальцев.

– Позволите? – агент уже присаживался на диван.

– Разумеется. Что привело Службу Безопасности в мой дом?

Жулавский говорил механически, а у самого в памяти метились отрывочные фразы и газетные цитаты, предоставленные неделю назад Антоном.

«И зачем я подключил его к аппарату именно сейчас!» – взгляд Алексея Андреевича прилип к двери, за которой начинался коридор в заветные недра дома, казавшегося до сих пор личной незыблемой крепостью. Полная беспомощность перед разодетым в дорогой костюм представителем закона превратила тело в трепещущий ватный мешок.

– Видите ли, – гость неприкрыто озирался по сторонам, – имел место один инцидент. Весьма неприятный, скажу я вам. Суть его изложить не могу – служба, понимаете. Дело чрезмерно важное. Мы не надеемся, конечно, что вы прольете свет на личность некоторых субъектов, поскольку полагаем, что ваше имя в деле – случайное недоразумении. Но, как говорят, чем черт ни шутит.

Молодой человек говорил настолько быстро, что у собеседника от услышанного остался не смысл, а его приторный осадок.

– Стоп, стоп, стоп, – Жулавский попытался перетянуть инициативу на себя. – Давайте-ка по порядку. Во-первых, как вас называть?

– О, простите великодушно. Не представился, – агент привычным движением выхватил из кармана уже раз продемонстрированное удостоверение и положил на столик перед хозяином. Тот прочел имя. – Можете звать меня просто Евгений. Можете – Женя, я ведь вам в сыновья гожусь, Алексей Андреевич.

Жулавский незаметно для себя расслабился.

– Итак, во-вторых? – Женя источал полную готовность к любым вопросам.

– Что «во-вторых»?

– Вы сказали «во-первых, как называть», эту проблему мы решили, – опять заулыбался агент.

Алексей Андреевич ответил неуверенной улыбкой.

– А во-вторых, Евгений, чем я могу вам помочь?

– Конечно! У вас тут такая уютная обстановка, что я чуть было не забыл о деле, – фальшь в голосе присутствовала бесспорно, однако Жулавский невольно принял «стиль игры» и не придал значения витиеватому поведению гостя.

Агент достал из внутреннего кармана конверт.

– Тут несколько фотографий. Эти люди, или знающие их люди, утверждали, что они бывали у вас в доме. Кто-нибудь из них вам знаком?

Жулавский долго устраивался в кресле и, наконец, раскрыл конверт.

Семь фотографий сделанные в разной обстановке. Лица – где крупным планом, где едва различимые – но не узнать их создатель не мог. Все они вышли из камер первой стадии за последние пять лет.

– И как? Что скажете? – невинный голос Жени донесся как будто издалека.

Алексей Андреевич усилием воли согнал с лица все эмоции и изобразил удивление.

– Впервые их вижу, молодой человек.

– Мы так и думали, – обрадовался агент. – Хотя… припомните, может быть в вашем доме были какие-то неприятности?

– Что вы имеете в виду? – нервно повернулся Жулавский.

– Кража, попытка взлома, или что-то вроде.

– Нет, что вы! У меня надежная сигнализация.

– О, конечно. Безусловно, – Евгений профессионально собрал снимки, и конверт исчез в недрах его пиджака. – А другие домочадцы не могут нам помочь?

– В доме больше никого нет.

– Вы живете один? – искусное изумление начертило на сладкой физиономии пучок очаровательных морщинок.

– Есть приходящая прислуга, – выговорил Алексей Андреевич, отчаянно вслушиваясь в глубину дома. К счастью, Полина занималась чем-то бесшумным и не выдавала своего присутствия. – Но она приедет только… через два дня.

– Если позволите, мы свяжемся с вами позднее, чтобы поговорить с вашей домработницей. Однако есть еще одно. Алексей Андреевич, простите, коли затрону ваше больное…

– Нет, с исчезновением Ольги эти люди не связаны, – отрезал Жулавский. – Тогда сюда приезжало много народу, ваши коллеги в том числе. Но никто из изображенных на фото тут не появлялся, ручаюсь.

– Что ж, не смею вас более обременять своим присутствием. Еще раз извините за вторжение.

Жулавский проводил гостя до порога, где и остался стоять, пока автомобиль не скрылся в лесу.

Окончание сеанса реабилитации Антона Жулавский ждал, как манны небесной. Сердце неровно колотилось, подкатывала дурнота, и он, будто рыба, перехватывал воздух ртом. Руки дрожали, ноги отказывались повиноваться. Он надеялся, что молодой агент уверовал в его твердое «нет» и предоставил соответствующий рапорт начальству. Но над руинами песчаных замков кружила одна единственная фраза: «Как глупо… Как глупо…» – Простите, Алексей Андреевич, – начал Антон, выслушав сбивчивый пересказ разговора с представителем Службы Безопасности. – Я не имею права лгать. Это в ваших же интересах. Агент не поверил вам.

– Почему же! Ему ничего не известно. Он вел себя так… наивно.

По лицу Антона Жулавский вдруг прочел его мысли: это вы вели себя крайне наивно, мой уважаемый создатель, и это вам не известны методы работы государственных сыскных служб.

– Антон. Я прошу тебя высказать свое мнение честно и беспристрастно, – Жулавский выпрямился и опустил ладони на колени.

– Я готов, – кивнул индивид. – Итак, манера и поведение агента говорят о том, что ваша личность досконально изучена. С вероятностью семьдесят шесть процентов я утверждаю, что Служба изучила дом. Очевидно, агент имел при себе скрытую камеру, возможно даже – портативный психо-детектор. О вашей работе знают, Алексей Андреевич. Индивиды, захваченные наряду с остальными членами преступной наркогруппировки, изучаются.

– Что мне теперь делать? Это же моя жизнь! Вся моя жизнь!

– Вероятно, вам предложат сотрудничество.

– Ни за что!

– В таком случает, ваша дальнейшая деятельность будет невозможна.

Несколько тягостных минут прошло в полной тишине.

– Антон, уничтожь все копии баз данных, – выдавил Жулавский. – Оригинальные диски спрячь. Сделай так, чтобы их никогда не нашли!

– Как вы поступите с капсулами?

Создатель застонал. Две недели до окончания первой стадии одного индивида и целых три месяца для второго.

– Не трогай их.

– Алексей Андреевич, не сегодня – завтра сюда придут с обыском. Лабораторию скрыть невозможно. Простой орбитальный модуль передает данные об объектах, находящихся под двухметровым слоем грунта. В распоряжении Службы оборудование значительно мощнее.

– Я не позволю убить мои творения!

– Приготовьтесь к сотрудничеству. Ваши уникальные разработки альтернативной жизни необходимы правительственным лабораториям. Они согласятся на ряд ваших условий.

Жулавский не отвечал.

– Они применят шантаж, – продолжал Антон.

– Шантаж? Как?

– Анна.

– Они не посмеют тронуть девочку! Это бесчеловечно! Это… – Алексей Андреевич задохнулся. – Это… невозможно! Не смей так, Антон! Никогда не смей даже думать!

Он, шатаясь, поспешил вон из библиотеки. Антон догнал создателя в коридоре за секунду до падения. Подхватив человека, он на руках перенес его в спальню и бережно уложил в постель. Сняв и проанализировав биометрические данные, индивид поймал в себе ощущение, родственное страху. Алексей Андреевич был близок к инфаркту. Домашняя аптечка изобиловала самым разными лекарствами, хотя все Жулавские отличались завидным здоровьем. Антон по достоинству оценил предусмотрительность создателя, когда подбирал препараты для инъекций.

Сделав все необходимое, он вернулся в гостиную. Компьютер призывно подмигивал индикатором «ожидание». Нет. Этот аппарат уже под наблюдением. Антон повернул в библиотеку. Хорошо, что сеть не проложена по всему дому. Индивид почувствовал что-то вроде облегчения. Вероятность реализовать выстроенный план действий возросла до девяноста шести процентов.

Анна закрыла книгу, зевнула и натянула на плечи одеяло. Крошечная одноместная комната в общежитии, маленькая настольная лампа, фотографии кошачьих физиономий на стенах – как это отличалось от ее жилища в отцовском доме. Здесь всё принадлежало ее интересам, ее мечтам, ей самой. Она погладила коробочку с диском Глеба и поглубже засунула под подушку. Пора спать. Еще один бурный день закончился.

Телефонный звонок выдернул Анну из объятий туманной дремы.

«Если это Олег, я его прибью! Нахальный мальчишка. Как ты мне надоел! Весь день вместе болтались по городу, а теперь еще и спать не дает».

– Олег, если ты…

– Здравствуй, Анна.

У девушки екнуло сердце. Голос в трубке принадлежал Антону.

– Что с папой? – выдохнула она.

– Выслушай меня, Анна, и выполни все, что я тебе сейчас скажу.

– Где папа?

– Слегка приболел. Ничего страшного. От тебя сейчас во многом зависит дальнейшая работа твоего отца.

– Антон!

– Вставь свою личную карточку в компьютерный терминал и выйди на связь по идентификатору…

Анна уже лихорадочно набирала продиктованный код.

– Антон, ты объяснишь мне…

– Нет времени, Анна. Теперь введи последовательность…

Манипуляции с кодами возобновились.

– Повесь трубку и жди. Я все сообщу тебе в письме. Будь сильной, Анна. Прощай.

Шокированная, девушка сидела перед экраном, держа в руках онемевший телефон. Пискнул сигнал: «Вам письмо».

Дрожащей рукой Анна поймала указателем «мыши» строчку и развернула текст.

«Это сообщение проследить невозможно. Не распечатывай его и прочти внимательно. Письмо будет уничтожено через 3 минуты.

Достань личную карточку из приемника и внимательно прочти новые данные о себе.

Теперь твое имя «Анастасия Васильевна Жукова». Тебе 17 лет. Твои родители погибли в автокатастрофе 5 лет назад. Ты находишься под опекой Государственного департамента по делам детей и подростков. Номер твоего страхового полиса… Перепиши код. Дубликат документа выдадут тебе по первому требованию.

Код твоей кредитной карточки… Перепиши код.

Ты только что поступила в Екатеринбургский университет на факультет географии и картографии. Твой балл – 36 из 40 возможных. Ты зачислена в группу… Перепиши номер… Билет на самолет заказан и оплачен. Перепиши код…

Возьми самые необходимые вещи и уезжай немедленно. У тебя 20 минут.

Анна, ради своего отца ты должна выполнить эти указания. В противном случае и его, и тебя ожидают гигантские сложности. Работой отца заинтересовались правительственные структуры. Это все, что я могу тебе сообщить. Алексей Андреевич найдет тебя, когда представится возможность. Ничего не бойся. Ты сильная и умная девушка. До встречи. Антон».

Анне казалось, что она видит кошмарный сон. Она собиралась так быстро, как только умела. Кошки с фотографий смотрели на мечущуюся по комнатке девочку безучастными бумажными глазами. Уже в дверях, окинув взглядом разворошенную постель, она спохватилась: Глеб! Бросилась назад и схватила драгоценную коробочку с диском. Всё. Теперь точно всё. Она выскочила на улицу и побежала к автобусной остановке.

* * *

«Феномен профессора Жулавского вызвал в научных кругах настоящий взрыв. То, над чем трудились генетики с середины прошлого века, отшельник-ученый достиг всего за десяток лет. Суперсущества, созданные преступным гением нового «доктора Франкенштейна», внедрились в нашу жизнь. Неотличимые от людей, мощные, ловкие и беспринципные, они служили своим хозяевам многие годы. Из достоверных источников нам стало известно, что обнаружено 78 досье этих биологических машин. В настоящий момент Служба Безопасности ведет работу по розыску человекоподобных генетических роботов. В обращении к гражданам страны руководители правоохранительных органов выразили уверенность, что в ближайшее время будут обнаружены и обезврежены все существа профессора Жулавского. Сам профессор отказался комментировать ситуацию. «Я творец, а не ученый» – таково было его единственное заявление».

– И как тебе статейка?

Филипп оттолкнулся от стола, и кресло услужливо отъехало по пластиковому полу к центру кабинета.

– Фантик сделали пестрый, нечего сказать, – откликнулся он.

– Вранье?

Стас, высокий полноватый блондин, приблизился к другу и встал у него за спиной.

– Не совсем. Фифти-фифти, я думаю. А вот «профессором» его обозвали напрасно. Отец дальше старшего научного сотрудника кафедры геологии в свою бытность не продвинулся. У него даже научной степени нет… Черт возьми! Добыть бы образцы! – Филипп закинул руки за голову и мечтательно зажмурился.

– Там ни слова об образцах.

– Они нашли досье. Значит, разобрали по косточкам весь дом и все компьютеры. И наверняка препарировали кучу индивидов.

– А что у них внутри? – Стас не удержался от вопроса, хотя еще в университете вдоволь наслушался и фантастических версий, и гениальных предположений. А Филипп всякий раз излагал свое представление о творениях Жулавского по-новому.

– То же, что у нас. Но физиология, черт знает почему, другая. Способность к регенерации, управление нервной системой и органами чувств доведены до абсолюта. Они красивы и сильны, как атланты, их мозг – это вершина вершин! Чистейшая логика, без примесей предрассудков и выпендрежной философии. Они могут всё. Это истинные супермены!

– Их действительно было только семьдесят восемь?

– Понятия не имею! Без записей отца, а главное – без образцов, я как без рук. Стас, я должен создать суперчеловека! Но я в тупике! Помоги, Стас, ты же черта лысого достать можешь!

– Слушай, я что, по-твоему, волшебник? Как мы доберемся до материалов Службы? – Стас с высоты своего роста обращался к лохматой русой макушке.

Филипп выбросил из-под себя кресло и вскочил.

– Понятия не имею, как. Но лед тронулся. Клянусь ястребоголовым Гором!

Стас вздохнул и вернулся на свое рабочее место. По опыту он знал, что в подобные моменты лучше всего молча снести все выплески бурных эмоций друга, а потом уже переваривать его бредовые идеи. Многие из которых, кстати, на деле окажутся не столь бредовыми, как в устах, их порождающих.

– Фил, тут еще сообщение есть, – Стас вынужден был перебить поток речей. – Свежее, от 11 октября…Фил, слушай, это важно!

Серьезный тон приятеля вернул молодого Жулавского на бренную землю.

«Сегодня в камере предварительного заключения на 59-м году жизни скоропостижно скончался А.А. Жулавский. Он обвинялся в противозаконных генетических экспериментах, а также в изготовлении и распространении биологических роботов. По данным судебной медицинской экспертизы смерть наступила в результате острой коронарной недостаточности на фоне развившегося инфаркта миокарда».