Текст книги "Предел бесконечности (сборник)"
Автор книги: Ирина Крупеникова
Жанр:
Научная фантастика
сообщить о нарушении
Текущая страница: 15 (всего у книги 24 страниц)
Индивид еще раз осмотрел земляной след на обшивке, взглянул на свои пальцы и уточнил вывод:
Неизвестная. Размер и длина ногтя указывают на принадлежность женщине.
Он оборвал рассуждения, поскольку думать в подобном режиме о Тамаре было крайне сложно. Орион вспомнил ее тощие маленькие руки.
Нет. Девочки здесь не было. Подземный объект использует кто-то другой. Цель… Не известна.
Визуальную и аналитическую информацию, полученную в подвалах, Орион решил оставить «про запас» и в будущем провести собственное расследование.
На электронном табло в жилом крыле базы светились цифры «02:17». Начинать поиски в «мертвой зоне» в такой час было бессмысленно, и Орион вернулся в свою комнату. Первое, что бросилось в глаза – крупные буквы на экране компьютера: «Зайди ко мне немедленно!!!» Послание пришло 15 минут назад. В таких случаях Стас произносил либо «Черт его дери», либо «Что б его». Ориону больше нравилось первое.
– Черт его дери, – высказался он вслух и потащился к боссу.
Из кабинета Филиппа раздавались невнятные голоса. Секретарши Катеньки, разумеется, на месте не было, и Орион вошел к доктору Жулавскому без стука и доклада.
Тамара сидела на полу, вжавшись спиной в письменный стол, и всхлипывала. Анна без прически и макияжа в длинном «домашнем» халате обнимала девочку за плечи. Филипп расхаживал по кабинету красный от гнева и, как видно, уже выговорившийся вдоволь. Тут же находился Стас. Первого помощника выдернули прямо из постели, и он неуютно поеживался в широкой полосатой пижаме и шлепанцах.
– Где тебя черти носили? – Филипп накинулся на Ориона.
Лучше промолчать, – целомудренно решил тот.
– Объясни мне на милость! Как она сюда попала?!
– Кто?
– Девчонка, болван!!
– Филипп, – попыталась одернуть брата Анна, но тщетно.
– Она сидела в моей личной лаборатории! Откуда у нее доступ? Как эта дура догадалась открыть дверь?!
Орион поднял взгляд на Стаса. Тот пожал плечами.
– Я тебя спрашиваю! – Филипп подскочил к индивиду. – Откуда у нее доступ?!
– Я не знаю, – спокойно ответил Орион. – Прошу вас, успокойтесь, Филипп Алексеевич. Вы пугаете девочку.
Доктор Жулавский побагровел. Впервые его творение разговаривало с создателем в таком тоне.
– Он делает одинаковых! Он делает неправильно! У них не будет настоящего цветка! – Тамара вырвалась из рук Анны и кинулась к Ориону. – Скажи ему, что он делает неправильно! Нельзя рисовать два раза! Он нарисовал машиной! Так нельзя! Так неправильно!
Видимо, это было первое высказывание Тамары с момента ее обнаружения, потому что все присутствующие как по команде застыли и уставились на девочку.
– Тамара, я не могу тебя понять. Не плачь. Скажи мне еще раз, – Орион говорил мягко и удивительно спокойно. – Попробуй по порядку.
Она закивала и, игнорируя остальных, обращалась теперь только к индивиду.
– Он делает таких, как ты. Он нарисовал твой цветок четыре раза. Это неправильно. Нельзя рисовать один и тот же цветок. Он рисовал не рукой, а машиной! Не он рисовал, а… компутер, – морщась, выговорила она непривычное слово. – Такой цветок не оживет. Им будет очень больно. И тебе будет больно, и мне, и Глебу. Земле будет больно!
– Что такое цветок, Тамара? – глядя девочке в глаза, спросил Орион.
– Цветок это… это… Это то, что внутри!
– Где он его нарисовал?
– На камушке, – она завертела головой и вдруг просияла. – Вот он, цветок! Это твой цветок, Орион!
Все дружно оглянулись в направлении ее руки. На проекционной матрице застыла картинка кристалла с узором.
Анна оторопело смотрела на экран. Части мозаики складывались в уме в законченную картину. Модуль управления определяет личность индивида. На камне выгравирован набор линий. Рисунки матери – абстрактные узоры. Девочка углядела в них «портреты». Отец и мать работали вместе… Открытие не укладывалось в голове. «Невероятно! Обычные линии на обычном камне, и это строит живой организм?» Филипп впялился в экран, как в божий лик. Ответ, который он безуспешно разыскивал годами, стоял на пороге.
– Тамара, почему нельзя рисовать цветок два раза? – осторожно продолжал расспрос Орион.
– Потому что нельзя! Нельзя на земле два одинаковых! Это неправильно!
– Спроси ее, как рисуется новый узор? – выдохнул Филипп.
Орион обнял Тамару одной рукой и тем самым развернул к себе лицом.
– Ты видела четыре таких камушка? – прозвучал его вопрос.
Стас зашикал на Филиппа, и тот проглотил возмущенную тираду.
– Да! Четыре камушка лежат в четырех ящиках из глины.
– Где? – Орион чувствовал, как вновь закипает «второй источник».
– Там! За стенкой. Там страшно. Там неправильно!
Она ткнулась лицом ему в грудь и притихла.
– Тамара, давай я провожу тебя в твою комнату, – Орион бережно отстранил девочку и нашел ее ладошку. – И принесу тебе ужин. Ты голодна?
– Я боюсь. Тут все ненастоящее. Потому что у него страшный цветок, – она мотнула головой в сторону Филиппа. – Очень страшный цветок из звезд. Я никогда такого цветка не видела.
– Пойдем, малыш, – Орион уверенно направился к выходу.
– Куда ты ее ведешь? – выкрикнул доктор Жулавский.
– Куда положено вести ребенка в такое время, – откровенно огрызнулся Орион. – В постель.
Анна смотрела на закрывшуюся за Орионом и Тамарой дверь, на пунцового от ярости Филиппа и на Стаса, тщетно сгонявшего с лица ликующую мину. «Он что же, радуется, что Филиппу дали пинка?» – подумала Анна и поняла, что разделяет его чувства.
– Пожалуй, и мне пора в кроватку, – она встала. Ощущение нерешенного вопроса осталось где-то в подкорке.
– Анна!
– Фил, нам всем надо успокоиться. Девчонка тебя боится. Постарайся не орать на нее, ладно? Я догадываюсь, это нелегко. Но уверяю тебя: толк от нее будет лишь в том случае, если она чувствует себя хорошо… Господи, ну и денек!
Глава 19. Становление– Аза…
– Да, милый?
– Помнишь, как мы ездили на озера?
– Помню, – узкие длинные ногти нежно скользнули по худой почти безволосой груди.
– Как нам было хорошо там вдвоем…
– Я помню, Филипп, – она прильнула к его плечу.
– Сколько лет назад это было? Пять? Шесть?
– Не важно, милый. Мы помним, значит – не важно.
Филипп закрыл глаза и откинулся на подушки.
– Когда я закончу свою работу, мы поедем на озера снова… Ты обижаешься на меня?
– За что, милый?
– Я уделяю тебе слишком мало внимания. А ты такая прекрасная… Почему ты осталась?
– Я люблю тебя. Я буду ждать, когда ты достигнешь своей великой цели.
– Осталось немного, Аза. Я почти, почти у цели! Сегодня я понял нечто кардинальное! Нечто фундаментальное! Потерпи, дорогая. Скоро я буду твой весь полностью… Как сейчас!
Он обхватил женщину за талию и крепко прижал к себе…
Успокоить Тамару оказалось непросто. Стоило ей задремать, как кошмарные сны вцеплялись в хрупкое сознание, и девочка с криком вскакивала на кровати. Орион не стал применять медицинские препараты. Она нуждалась не в лекарствах, а в простом человеческом тепле, но как ни старался индивид приласкать ребенка, ничего кроме неуклюжих фраз у него не получалось. И не мудрено. В его собственной голове поселился такой сумбур, что в пору было лечь и вырубить все мыслительные процессы на неопределенный срок.
Филипп трижды вызывал индивида, но Орион игнорировал «звонки». Четвертый сигнал пришел от Стаса. Выслушав сбивчивые объяснения, он бросил в ответ всего одну фразу: «Отдохни. Потом поговорим». Орион смекнул, что Стас связан присутствием босса. Собравшись, он ровным голосом подтвердил полученное распоряжение и выключил терминал. Впрочем, отдыхать он не планировал. Предстояло найти Анну. Он настроился на трудный разговор. Если девушка догадалась, о чем твердила перед экраном Тамара, беседа получится короткой. Если нет… он усилием воли приглушил логический вывод.
Ближе к полудню, когда Тамара, наконец, крепко заснула, индивид перепрограммировал дверную панель и быстро вышел, заблокировав замок. Теперь в комнату девочки могли попасть только ее хозяйка и сам Орион. Личный код доктора Жулавского индивид исключил из базы доступа с особой тщательностью.
Знакомый волнующий голос доносился из столовой. Орион остановился возле настежь распахнутых дверей. Анна сидела за столиком и непринужденно пересмеивалась с местным компьютерным гением, именовавшим себя «Старик Юникс». На базе его хвастливые байки знали наизусть, и перед новой слушательницей парень изощрялся пуще прежнего.
Заметив молодого помощника Филиппа, Анна встала, отмерила «Старику Юниксу» положенную дозу улыбки и, извинившись, выскользнула вон.
– Я тебя искала, – она взяла Ориона за руку. – Ты такой странный сейчас. Ты успел отдохнуть?
– Немного.
Она не догадалась, – с грустью подумал индивид. – Я для нее все еще человек.
– Что с тобой? Что тебя тревожит? Ты переживаешь из-за девочки? – продолжала Анна, увлекая Ориона за собой.
– Тамара успокоилась и уснула. Я переживаю за тебя.
Анна остановилась у перил длинного узкого балкона, опоясавшего зал-оранжерею. Внизу зеленели искусственные посадки, и лениво журчал по имитированной горке безликий фонтан.
– Ты мне сказала по телефону. Помнишь? – Орион осекся, не решившись повторить вслух навсегда запечатленную памятью фразу.
На лицо девушки легла тень тоски.
– Я не знаю, почему я так сказала. Нет, Орион! Это, наверное,… наверное, правда! У меня было несколько мужчин, я думала, что любила их. Но ты… ты особенный.
У него перехватило дыхание.
– А Глеб? – произнес он.
– Что Глеб? – удивленно вскинулась Анна. – Он друг детства, и всё. К тому же…
Орион видел, как она борется с сомнениями. Действительно, журналистка и влюбленная женщина воевали сейчас в ее рассудке. Слова то подкатывались к горлу, то отступали под натиском профессиональной скрытности.
– Глеб – индивид?
– Тамара сказала? – Анна почувствовала облегчение. Журналистка и женщина остались каждая при своем. – Его создал мой отец незадолго до краха. Глеб был честным парнем. Благородным, как рыцари, – она усмехнулась. – Я его не понимала…
Орион не смог определить, что именно породило в ее тоне грустные нотки: воспоминание об отце, ощущение непонимания или… потеря близкого друга.
– Орион. Ты отдал приказ его убить?
Тот поспешно качнул головой.
– Он жив, Анна.
Пусть лучше у меня на дороге встанет соперник, чем новая ложь! – Орион отчаянно атаковал рассудком «второй источник» и опешил: ничего, кроме второго источника в сознании больше не было.
– Ты наврал Филиппу, что ли? – отреагировала Анна самым что ни на есть банальным образом. Глаза ее восторженно заблестели.
– Да, как-то так… – промямлил Орион и отважился продолжить: – Анна, Глеб дорог тебе?
Она отодвинулась слегка. Думать больше не хотелось. Душа жаждала ухватить невесомую цепь удивительных чувств, зревших в сердце, притянуть к себе, запутаться в обворожительной паутине, забыться, прикоснуться к мифическому образу любви, поднимающемуся из праха древности.
– Это не то, что ты считаешь, – неловко высказалась она. – А я сама ничего уже не понимаю. Все носятся с собственными целями, топчут других, сами попадают по ноги, толкутся на месте, бегают по кругу. Весь мир превращается в сумасшедший дом! И вот появляешься ты, – румянец выступил на бледных щеках, – и я не знаю: то ли люблю тебя, то ли преклоняюсь, как перед идолом любви. Орион, я хочу сбежать куда-нибудь, где нет лжи и лицемерия. Где мне не придется постоянно помнить о выгоде, скрывать себя от себя самой! Иногда мне кажется, что я хочу стать индивидом, и, как Глеб, услышать голос земли. И жить с этим голосом в сердце. Или забыть про все на свете, спрятаться, исчезнуть… Но ты! Я смотрю на тебя и хочу любить!
– Анна, – он тронул ее плечо, но тут же отдернул руку. – Я не имею права лгать тебе. Я решил сегодня, что обязан сказать…
В ее влажных глазах замерло ожидание.
– Я… ты мне очень дорога. Я, наверное… люблю тебя. Но я… – он выпрямился, одним махом отбросив неуверенность. – Я – индивид доктора Жулавского. Твой брат создал меня.
Анна побелела. Ладони потянулись к лицу и застыли, прижав приоткрытые алые губы.
– Боже… – голос затерялся в воздухе. – Орион, нет!
– Я говорю правду, Анна. Прости меня.
Она стремительно отвернулась. Взгляд уперся в живую зелень растений в искусственном саду.
– Простить за правду? – прошептала она. – Господи, что же творится в нашем мире!
Орион отступил на шаг, но Анна, не раздумывая, бросилась ему на грудь, стиснула плечи, обняла и отчаянно прижалась к нему всем телом.
– Я тебя люблю! Я тебя все равно люблю, Орион! Неужели мы стали настолько пустыми, что только у индивидов осталась настоящая душа. Боже, что я говорю… – она вздрогнула и попятилась.
– Анна!
– Я не имею права тебя любить, – слезы потекли по ее щекам. – Ты такой… чистый. А я пустая, я даже не умею верить сердцу!.. Прости, я не могу сейчас. Я должна разобраться с собой. Прости, Орион!
Каблучки застучали по пластиковому полу. Орион шагнул следом за девушкой, но ноги сковало и невидимые гири потянули вниз. Что-то сжалось и ухнуло в груди, отчаянно завертелись перед глазами стены и пол. Он уцепился за перила и с ужасом ждал, когда поднявшийся изнутри жар поглотит его целиком.
– Орион, – теплая рука, опустившаяся на затылок, показалась ледяной. – Что она тебе наговорила?
Появление Стаса стало нежданным спасением. Холодный пот остудил тело. Буря затаилась на дне единственного источника.
Стас настойчиво развернул Ориона к себе и посмотрел в глаза.
– Парень, ты себя нормально чувствуешь? – на лице опекуна отразился страх.
Орион попытался ответить, но только глотнул ртом воздух и не выдавил ни звука.
– А ну пошли со мной, – Стас решительно взял его под руку и повел в жилое крыло.
Ровное дуновение кондиционеров перемешалось с горячими всплесками неизвестного происхождения. Орион сфокусировал взгляд на человеке и вдруг догадался, то слышит его испуганное дыхание.
– Не бойся, я, кажется, еще не умер.
Бестолковая реплика нисколько не успокоила Стаса.
– Заткнись, бога ради, – буркнул он.
Орион оказался в своей постели. К губам прижали скользкий стакан, и вода просочилась в пересохшее горло. Время, звуки и абрисы предметов поплыли в тумане.
– Малыш, ты меня слышишь? – Стас наклонился над подопечным. – Отлично. Побудь здесь. И пока я за тобой не приду, чтоб никуда!
Он вышел и, заметив, как ноют колени, прислонился к захлопнутой двери.
– Ну и напугал ты меня, парень, – вполголоса пробормотал он. – Что же там между вами произошло?… – Стас оглянулся на комнату Ориона, но решил не возвращаться к нему с вопросами. – Да-а, уважаемый Филипп Алексеевич, теперь держись зубами за воздух. Владеть он ими будет! Ха! Кишка тонка – владеть человеком!
Журналистка сидела в комнате отдыха персонала, где на полную громкость орал видеопроигрыватель, и курила.
– День добрый, – Стас подсел к девушке. – Позволите на пару слов?
– Я хочу побыть одна.
Стас демонстративно оглянулся на пятерых сотрудников перед экраном.
– Одна? – он потряс большим пальцем в сторону зрителей.
– Им на меня наплевать, – Анна затянулась.
– Я не задержу вас надолго, – продолжал Стас, как бы не замечая недовольства собеседницы. – Я видел, как вы разговаривали с Орионом. Ума не приложу, почему Филипп вас до сих пор не поставил в известность… – он невзначай покосился на Анну и встретил ее крайне недружелюбный взгляд. Впрочем, на иное он и не рассчитывал. – Дело в том, что Орион – не совсем человек.
– Да? – дежурная, но вполне сознательная реплика.
– Он индивид. Один из тех, кого создавал ваш отец.
– И какое это имеет значение?
Стас оказался в замешательстве. «Один-ноль в ее пользу, – признал он. – Похоже, парень сам успел ей всё рассказать. Чем же она его огрела?».
– Мне показалось, что вам, журналисту, будет интересно это узнать, – сыграв невозмутимость, продолжал Стас вслух.
Настороженность в заплаканных зеленых глазах. «Один-один», – улыбнулся он про себя.
– Спасибо за информацию, – отозвалась Анна. – Надо понимать, братец весьма высоко поднялся в своих исследованиях.
– Откровенно говоря, он поделил лавры с отцом. Модуль управления, тот самый «камушек», о котором вчера болтала девчушка, он у отца просто спёр.
– О, как интригующе, – журналистка изобразила интерес. – А что, четыре новые капсулы действительно существуют?
Она не надеялась, что Стас клюнет на удочку, но он ожидал как раз подобного вопроса.
– Существуют. Филипп досконально скопировал кристалл с помощью компьютеров и вскоре после появления на свет Ориона, заложил новых индивидов. Но об этом до сегодняшней ночи знали только два человека.
– Вы и Филипп? Тогда почему вы мне сейчас об этом рассказываете?
– Чтобы расставить точки в забавном ночном приключении. Девочка, умышленно или нет, выложила все, как на духу.
– Это вы провели ее в лабораторию?
– Да что вы! Вернее всего, она спокойненько забрела туда сама следом за Филиппом. Он же ничего вокруг не видит, когда занят делом.
«Он и в остальных случаях ничего вокруг не видит», – подумала Анна.
– Филипп хочет наладить потоковое производство индивидов? – спросила она.
– Боюсь, что да.
– Боитесь? – и Анна ясно вспомнила слова Антона об отце и его ссоре с сыном.
– Вы обратили внимание, как ведет себя Орион?
Она не ответила. Стас, не спуская глаз с дрогнувшей маски на ее лице, продолжал:
– Индивид – это не робот, не Продукт, которым нужно управлять. Это личность. Причем богатая человеческая личность. Тиражирование одного и того же человека вернее всего погубит и оригинал, и его клоны. Даже глупенькая девочка это осознает.
Акцент на «человека» сделал свое дело. Анна вздрогнула и отвернулась.
– И что вы предлагаете? Вразумить Филиппа? – она нервно притушила сигарету и потянулась за новой.
– Для начала я хочу понять, что произошло с Орионом.
– Где он? – Анна привстала.
Орешек треснул. Хитринка забилась в уголки серых внимательных глаз, и Анна зарделась. «О, женщины. Сколько же у вас личин? – с тоской и восхищением Стас взирал на собеседницу. – И которая настоящая? Не та ли, что возникает при мысли о любимом?» – Парень в своей комнате. Не волнуйтесь, ничего страшного. Вымотался до предела, теперь отсыпается.
Анна поджала губы.
– Вы решили, что он из-за меня?… Ради этого вся беседа?
Настало время откровений. Стас прикинул в уме предстоящие ходы и ответил.
– Постарайтесь понять, Анна, – доверительный тон попал не в фазу: журналистка насторожилась. – Орион взрослел и совершенствовался на моих глазах. Теперь он окунулся в настоящую жизнь. И мне небезразлично, как он будет чувствовать себя впредь. Он любит вас, а значит – будет жить для вас.
Настороженность исчезла. Девушка рассеянно покачала головой. Слабое чувство, похожее на зависть, скользнуло по сердцу. У Ориона был настоящий друг, опекун,… отец. Для нее в жизни не нашлось человека, взявшего бы на себя столь тяжкую роль.
– Почему же вы сказали, что Орион не совсем человек? – глухо спросила Анна.
– Потому что это правда. Восемь месяцев назад он вышел из капсулы, похожей на те, которые сейчас стоят в личной лаборатории вашего брата. Возможно, я выразился неточно. Он – иначе рожденный человек. Ему в сто крат труднее освоиться в нашем обществе. Но он имеет право на нормальную жизнь. И дать ему эту жизнь может только тот, кто вырос на земле среди людей. Филипп этого не понимает. Но Тамарины «нарисованные цветки» он вчера осознал, будьте уверены. И теперь горит желанием использовать девочку в своих целях.
«Девочка похожа на мать. Мать рисовала узоры», – закрутилось в голове у Анны. Разговор на террасе: «Что ты рисуешь?» – «Посмотри, это Диво». – «Эти черточки?» Ей потребовалось двадцать лет, чтобы понять мамину мечту…
– Вы полагаете, создание индивидов можно продолжить? – робко спросила она.
– Если Тамара сумеет нарисовать код на камне, и мы поможем индивидам познать человеческие чувства, да. Филипп жаждет спасти цивилизацию после всемирного потопа, – Стас усмехнулся в усы. – А, по-моему, многих надо спасать уже сейчас от черствости, примитивизма и бесчеловечности.
«Создать индивида! Создать еще одного искреннего, мудрого человека с доброй душой и открытым сердцем, – мысли закружились у Анны разноцветной счастливой радугой. – Когда такие люди вольются в человеческое общество, общество заметит их и повернется к ним лицом. Пойдет за чистотой и искренностью, как отважилась пойти я!» – Убедить Тамару будет нелегко, – с трудом приглушив восторг, начала Анна. – Филипп вел себя вчера как последний дурак. Вряд ли девочка согласится участвовать в его работе. Ему нужно наладить с ней отношения. И вообще, нам понадобится время.
– Мне нравится это «нам», – кинул Стас. – А Филиппа я беру на себя.
Уткнув палец в стену, Тамара чертила на ней невидимую линию. Коридор тянулся и тянулся вперед, встречные люди проходили туда-сюда, иногда задевали и, обронив дежурное «извините», шли по делам.
Холодно. Цветы не живут, когда холодно. Глеб. Глебушка…
Слезинка пробежала по щеке.
Хлопали железные двери. Плясали цветные точки в узком окошке. Белые одежды. Плохие одежды.
Тамара пристроилась за спиной пожилого человека в очках, увлеченно изучавшего шуршащие бумаги. Хлопнули двери. Тамара пошла в новый коридор. Человек в очках оглянулся по сторонам, произнес грубое слово, и железные двери закрыли его в маленькой комнатке.
Он обижается на комнатку. А комнатка не виновата. Он велел ей неправильно ехать.
Темно.
– Кошка, кошка, где твоя дорожка?
Кошкины глазки видят всё в лесу.
Кошка, кошка, подожди немножко.
Солнышко станет и прольет росу.
Стена была совсем холодной, и Тамара отдернула пальчик. По телу пробежал озноб.
Дядя Боря говорил, что бабушку Владлену положили под землю, когда она уснула. А я не сплю. Я живая. И я иду под землей. И земля не обижается. Интересно. И немножко страшно.
Раздался отчетливый скрип. Тамара вмиг притихла и присела на корточки. В темноте показался огонек. Женщина с плохими мыслями прошла мимо. Девочка сжалась в комочек. Мысли были настолько черными, что она боялась на них смотреть. Но там, откуда она пришла, тоже были мысли.
Как мышки в погребе, – Тамара осмелела. – Мышка одна, она голодна.
Зернышко пожевала, другое достала.
День за днем.
Мышки вдвоем.
Зернышки тают, люди страдают.
Зима холодная, деревня голодная…
– Ой.
Тамара уперлась в приоткрытую дверь.
Плохое место. Очень плохое. Но Глеб бы не испугался. И я не боюсь.
Она проползла между железной колодой и острыми обрезами скрипучих ворот и отважно шагнула в новый коридор. Большущие детские глаза расширись от ужаса. Тамара прижимала к груди кулачки, будто удерживала в себе желание бежать без оглядки.
Я буду смелой, и земля разрешит мне стать взрослой, чтобы Глебу всегда было хорошо. Я не боюсь мышек…
Коридор внезапно кончился, и девочка почувствовала дуновение. Кто-то медленно и глубоко дышал.
– Кошка, кошка, дай мне свои глазки, – зашептала Тамара. – Я тебе их верну…
Она поморгала и вгляделась в кромешную тьму. Очертания предметов обрели четкость, и перед взором девочки открылась широкое помещение. Столы, стулья, шкаф и в нем бутылочки и коробочки. А в глубокой стеклянной ванне чуть в стороне…
Тамара зажмурилась. Из темноты на нее смотрела масса человеческой плоти.
– Ты ненастоящий, – медленно проговорила девочка. – Я не боюсь.
Она открыла сначала один глаз, потом другой. Существо в ванне двигалось и шумно дышало.
– Зачем ты плохо думаешь? Я тебе ничего не сделаю…
Из ванны показалась человеческая рука. Совсем детская, судя по размерам ладони, но неестественно длинная. Рука прикоснулась к большой грифельной доске, стоящей на штативе вплотную к аквариуму, и начеркала мелом поверх полустертых значков, совершенно непонятных Тамаре:
«Где моя мама?»
– Она ушла и забыла закрыть дверь. Ты кто?
«Гном».
– Так зовет тебя мама?
«Да».
– Тебе трудно писать?
«Нет».
– А мне кажется, трудно. Ты думай, а я буду слушать.
«Чтение мыслей – аномальное явление. Читай мысли. Я буду изучать».
– Ну хорошо, – Тамара слегка растерялась. – Ты думаешь, что ты страшный, поэтому люди тебя заперли здесь, и только мама к тебе приходит.
«Неточно».
– Так неинтересно. Ты прячешься от меня. В тебе мысли придуманные! Почему ты думаешь о людях плохо? Потому что мама так думает, да? У твоей мамы очень страшные мысли! А ты о людях ничего не знаешь.
«Я верю маме».
– Ты помогаешь ей в плохом деле… – Тамара всеми силами старалась понять, что же в действительности задумала женщина, повстречавшаяся в оранжерее. Она сказала, что нельзя прощать, а прежде упомянула Филиппа. Теперь страшное создание в аквариуме периодически глушило мысль об… отце.
Тамара сделала еще одно усилие, и вдруг осмыслила. Все оказалось предельно просто: страшилище верит маме, мама ненавидит страшного человека Филиппа, страшилище в ванне плохо думает о папе, и получается, что папа страшилища это и есть Филипп.
Я подумала, как взрослая! – обрадовалась Тамара. – Я думаю как земля и как взрослая сразу! Как Глеб!
«Говори», – вычертила на доске рука.
– О чем говорить?
«Что я думаю?» – Нет. Я не буду тебе говорить. Думай сам. Но учти, мама учит тебя думать неправильно и плохо. Ты не страшный, ты просто стал ненастоящим.
«Как ты меня видишь?» – рука поставила знак вопроса, покачалась в воздухе и дописала. – «В комнате абсолютно темно».
– А я попросила у кошки глазки. Ты правда не страшный, Гном. Но мне пора идти.
Тамара попятилась и опрометью кинулась в коридор.