Текст книги "Предел бесконечности (сборник)"

Автор книги: Ирина Крупеникова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 24 страниц)

– Нет, как я думаю, – Анна насторожилась. – За него всё делал Антон… Минутку. Ты хочешь сказать, что информацию уничтожил он?

– Тебя он «стер» из всех банков данных, поменял тебе личность да еще и зачислил в институт. Я не знаю ни одного програмёра, способного на такое. К тому же нигде не говорится, что вместе с Жулавским арестовали его помощника. Вашей домработнице посвятили целый абзац, а Антону – ни слова. Думаю, он тоже сумел удрать.

– Антон болел. Вернее, как он объяснял мне однажды, из-за какой-то ошибки отца он быстро старел, если находился на улице. На моей памяти, Антон никогда надолго не выходил из дома. Иногда отец куда-то его уводил, и он пропадал на сутки, а то и больше. Это называлось лечением.

– В таком случае, мы с тобой должны посетить твой родной дом. Я постараюсь устроить эту командировку, когда выйдет первая статья.

– А почему не сейчас?

– Ты должна сначала оживить интерес публики, то есть – забросить удочку. Назовем статью, к примеру,… м-м… «Так ли страшны были творения Жулавского?». Затем мы разработаем тему в трех направлениях: «Портрет творца», «Верные рабы или умные друзья?» и, наконец, «Кто откроет тайну альтернативной жизни». Нам понадобятся семейные фотографии – вряд ли их конфисковали, а заодно хорошо бы достать снимки вскрытий индивидов. Это я беру на себя. Если найдется Антон, мы сделаем с ним интервью.

– А если нет?

– Сочиним. Слушай дальше. Предстоит самое сложное: отыскать людей, которые покупали индивидов. Хотя, одного такого я уже обнаружил.

– Игорь, ты гений!

Он шутливо поклонился.

– Ловкость рук и никакого мошенства. Ее данные были приведены в прессе. У старушки слишком впечатляющее имя: Кристина Сталинаровна Крон, и я легко ее нашел. Она до сих пор жива, мы с ней поговорим на следующей неделе. Про отца напишешь сама. А вот с последней статьей придется повозиться. Требуется воссоздать картину работы Жулавского.

– Стоп. Погоди. Куча институтов билась над этим несколько лет, но так ничего и не уразумели.

– А твой брат? Думаешь, он украл у отца детали и поставил на полку, как сувенир? Он работает над созданием индивидов. Где, как – не знаю. Но нутром чую: работает! С ним придется общаться тебе. Я смогу только прикрывать. Кстати, пока ты налаживаешь родственные отношения с братиком, у меня будет время заняться поисками Глеба. Ну, Анюта, соберись с духом. Мы – журналисты.

Приподнятое настроение Игоря и радовало Анну, и пугало. Ей казалось, что друг не совсем понимает, насколько сложным будет задуманное дело. С другой стороны авторитет Игоря среди коллег и в ее собственных глазах был непоколебим. Анна допускала, что Игорь усмотрел в ее истории нечто большее, чем горячую сенсацию, которую с воплями восторга заглотнут читатели. В разговорах несколько раз прозвучало «генная инженерия», «секретные лаборатории», «клонирование суперлюдей». А это попахивало скандалом на государственном, если не на международном уровне.

* * *

Автопилот прочирикал механическую мелодию, и женский компьютерный голос вежливо сообщил о необходимости перехода на ручное управление. Магистраль заканчивалась. Впереди показался шлагбаум дорожного поста. Стас торопливо достал портмоне, долго возился с защелкой, уронил карточку, чертыхнулся и пошарил рукой под сидением.

– Одну минуту, – спокойно ответил Орион ослепляющему глазу фонаря, бесцеремонно уставившемуся в салон.

Стас пропихнул в щель манипулятора документы. Патрульный отступил, лишь взглянув на код удостоверения, и селектор просипел дежурное: все в порядке, счастливого пути.

Благоустроенная столичная трасса осталась позади. За окнами автомобиля разлилась ночная морозная мгла. Электрическим дулам фар удавалось отобрать у темноты не более десятка метров асфальтового полотна, а дорога мчалась вперед, замысловато подмигивала люминесцентными знаками и ныряла в темноту, как в неведомое будущее.

– Стас, позвольте, я поведу машину, – произнес Орион.

– А в чем дело? – вздрогнул тот и опомнился. – Извини, малыш, я задумался.

– Вы нервничаете, – констатировал индивид.

– Пожалуй. Черт их побери! Никогда не знаешь, где тебе подставят подножку. Хоть бы намекнули, что на заседание приглашены восточные партнеры!.. Слушай, ты, кстати, заметил, что прием давно закончился?

Орион обратил на человека внимательный взгляд.

– Я понял тебя.

Стас воздержался от очередного поминания черта и вздохнул.

– Орион, я борюсь с твоим машинным поведением уже полгода. Ты же не компьютер. Как ты этого не понял до сих пор! Хотя бы со мной оставь эту идиотскую манеру изъясняться!

Индивид потупился. Почти естественно, как показалось Стасу.

– Моделирование человеческого поведения замедляет мыслительный процесс, – красивый сильный голос лился ровно и невозмутимо. – Особенно когда, – он запнулся, вроде бы подыскивая слова, – когда накапливается усталость. Разреши мне пользоваться естественным для меня стилем общения.

– Да я ж не запрещаю, – проворчал обезоруженный Стас, а сам подумал: «Черт его знает, может быть это действительно для него естественно? А я тут навыдумывал собственных теорий и стучусь лбом в железобетонные ворота».

Он остановил машину и вышел на шоссе. Орион встал рядом.

– Садись за руль. Я сейчас. Подышу свежим воздухом.

Индивид не двинулся с места.

– Ты расстроен из-за меня? – в его строго рассчитанную фразу вкрались нотки эмоций.

– Не бери в голову. У меня все в порядке. Мы с тобой сделали еще одно важное дело, и пусть заседание прошло не совсем гладко, продукцию мы представили должным образом. Это главное.

– Ты уверен, что это главное?

Неожиданный вопрос и порывистый январский ветер заставили Стаса опереться на капот автомобиля.

– Пожалуйста, вернись в машину, – сказал Орион. – Холодно. Ты можешь простудиться.

Снежинки кружились в искусственном свете, опускались на картинно классическое лицо индивида и таяли, оставляя на коже крошечные капли. Теплое дыхание пульсировало на морозе облачками белого пара.

Стас медленно пошел к распахнутой дверце салона. Апатия померкла под проблеском встрепенувшейся надежды. «Или у меня очень крепкий лоб, или его ворота все-таки не железобетонные, – непроизвольно прицепившийся образ вызвал легкую улыбку. – Или… – он отвернулся к окну, за которым тронулись с места силуэты сугробов, – я сам не знаю, где мое главное»…

– Слушай, – Стас решительно сменил тему, – ты когда успел выучить японский? Я-то был уверен, что ты занимаешься европейскими языками.

В карих глазах промелькнуло смущение.

– Я использовал лишь те слова и выражения, которые были произнесены японским представителем в первом раунде переговоров. Безусловно, мою некомпетентность заметили.

– И это ты называешь «некомпетентность»! Да если бы ты не вмешался, мы б сейчас сидели в большущей луже! – оживился первый помощник доктора Жулавского. – Откровенно говоря, я поставил на сделке крест, как только понял, что основные решения будут приниматься в кулуарах, а этот «ху-сю-му-сю» двинул к нам для контакта «без посредников».

– Я не мог подвести тебя, – просто отозвался Орион. – Мне не нравится, как Филипп Алексеевич реагирует на твои неудачи.

Пауза превратилась в молчание.

– Стас, – продолжил индивид, – Филипп Алексеевич вчера задал вопрос: чем я занимаюсь вместе с тобой в столице. Почему ты не дал ему прямой ответ?

Стас уже понял, что трудный вечер не закончился подписанным соглашением, и, всячески скрывая обреченный вздох, принялся подбирать выражения:

– Видишь ли… Это своеобразная… ложь во спасение, что ли. Если я скажу, что ты мой переводчик, Филипп Алексеевич поймет, какие структуры финансируют проект и, соответственно, получают наши отчеты. Он не подозревает об участии иностранных фирм и считает, что работает под знаменем Родины. Или под собственным знаменем, черт его разберет!.. Знаешь, ведь мы с Филом дружили с первого курса, потом работали вместе. И когда заварилась каша вокруг его отца, меня вызвали. Филипп еще не занимался альтернативной жизнью напрямую, но он мечтал создать индивида! И я вдруг понял: если его возьмут в оборот, он просто не сможет выжать из себя ни одной идеи… Нет, не подумай, он не слабый человек. Просто он ученый, и ученый настоящий…

– Ты вел переговоры со Службой Безопасности, чтобы обеспечить доктору Жулавскому условия для творчества?

Стас поднял беспокойный взгляд на индивида. Заинтересованность и понимание. Он не мог определить, умышленно или непроизвольно на лице Ориона проявилось это выражение. Но мимика оставалась мимикой, а искреннее участие присутствовало в самом облике собеседника – в движениях скованных штурвалом рук, в напряженных плечах, в уголках живых проницательных глаз.

– Я рискнул его прикрыть, – Стас почувствовал, как волнение в душе затухает и медленно спускается долгожданный покой. – Позднее, когда Фил показал мне модуль управления, и мы решили организовать собственную лабораторию, я вынужден был заручиться поддержкой Службы с условием, что все результаты будут своевременно в полном объеме передаваться на указанные адреса. Так я и поступал до недавнего времени. Но о тебе в отчетах я не писал.

– Почему? Филипп Алексеевич считает меня продуктом своих исследований.

Стас опустил голову на валик сидения.

– Потому что я считаю, что ты не продукт, а просто очень молодой человек.

Глава 9. Компромисс

Текст статьи появился на экране. «У меня украли половину сердца» – крупными буквами гласил заголовок.

«Когда я попросила Кристину Сталинаровну поговорить об индивиде Лизе, старушка расплакалась. «Она была мне как родная дочка, – повторяла она. – Я так ее любила…» Потом Кристина Сталинаровна показала мне фотоальбом. С каждой страницы на меня смотрела красивая молодая девушка с добрыми глазами. Никто не посмел бы назвать ее роботом. Веселая и сияющая с цветами в руках, задумчивая над книгой, улыбающаяся и счастливая рядом со своей приемной мамой – она выглядела живее и откровеннее многих настоящих людей.

Мне не хотелось бередить незажившую рану в сердце старой женщины, и все же я попросила Кристину Сталинаровну ответить на несколько вопросов.

Расскажите, пожалуйста, как Лиза появилась в вашем доме?

Я уже тридцать лет прикована к инвалидному креслу. У меня было много сиделок, их нанимал мой сын. Девочки-сиделки обращались со мной хорошо, но такая у них работа. Я говорила сыну, чтобы он нашел мне настоящую, чуткую, добрую девушку. И однажды сын позвонил и сказал, что приедет с новой нянечкой. Я полюбила Лизоньку сразу, как только она вошла в дом. На ее лице я прочла нечто божественное. Я и называла ее «мой ангелочек».

Ваш сын сообщил вам, кто Лиза на самом деле?

Да, он сказал, что это искусственный человек, созданный специально, чтобы выполнять работу по дому и по уходу за больными.

Взаимопонимание с Лизой установилось быстро?

Да! Девочка прямо-таки впитывала все, что я ей говорила. Она ничего не смыслила в работе сиделки, это я в первый же день поняла. Но она так быстро училась! На ее фоне все остальные – это куколки в белых фартучках. Лизонька как будто чувствовала мое состояние. Знаете, за те шесть лет, пока Лизонька была жива, у меня ни разу не случилось ни одного криза.

А как вела себя Лиза? Я имею в виду – спала, ела?

Она была обычной девушкой. Очень любила яблоки и шоколад. Ей снились сны, о которых она мне рассказывала. Чаще всего во снах она купалась в океане. Она вообще много читала, особенно про океан. Я обещала, что мы с ней обязательно поедем на море.

Кристина Сталинаровна, Лиза когда-нибудь болела?

Нет. Очень здоровая сильная девочка. Я однажды упала из кресла в саду. Даже вскрикнуть не успела, а Лизонька уже рядом. На руках меня домой отнесла. Были у нее иногда головные боли. Один раз насморк подхватила. Она почему-то испугалась этого насморка, как чумы. Долго меня расспрашивала, что люди в такое время чувствуют.

Значит, она осознавала, что отличается от людей?

Да, конечно. Но я-то на это внимания не обращала. Для меня она была доченькой. Самым прекрасным ребенком на свете.

Кристина Сталинаровна, я понимаю, как вам трудно вспоминать, и все же. Может быть расскажете, как у вас забрали Лизу?

У меня украли половину сердца! Никогда не забуду, как Лизонька кричала: мама, мамочка, не отдавай меня, пожалуйста. Как я плакала! Люди в военной форме пообещали, что Лиза ко мне вернется. Но я им не поверила. И ничего не могла сделать. Сидела в этом проклятом кресле на крыльце и смотрела, как ее сажают в машину. А она смотрела на меня. И я чувствовала, как она со мной прощается.

Вот такую историю поведала нам Кристина Сталинаровна. Добавлю, что после этих событий несчастная женщина провела многие месяцы на больничной койке. И только известие о рождении внучки, которую по требованию бабушки назвали Лизой, вернуло старушке желание жить.

Судьба Лизы известна. Девять лет назад шумиха вокруг индивидов профессора Жулавского заставила людей поверить, что «биороботы» – самые опасные существа во вселенной. Их отправили в крематорные печи всех. Без допроса, без предъявления обвинений, без суда и следствия. В их числе была Лиза – юное создание с человеческой душой.

Кого же на самом деле профессор Жулавский выводил в люди? Исполнительных рабов? Безжалостных убийц? Или чутких добрых друзей? А может быть среди них, как в любом обществе, были и те, и другие, и третьи? И кого же больше? Никто не задался этим вопросом. А исполнительской службе, как и крематорной печи, было все равно.

Я возвращалась домой с тягостным чувством. Мне пришлось говорить со старой женщиной о самом больном, самом страшном. И я подумала: если бы на моем месте была Лиза, как бы поступила она? И поняла: Лиза бы закрыла блокнот и не задала ни единого вопроса, лишь увидав печальные глаза осиротевшей старушки.

Интервью подготовила Анастасия Нежданова».

К статье прилагались две фотографии. На одной седая курчавая бабулька обнимала улыбающуюся девушку с тонким красивым лицом, обрисованным ровной линией ухоженных волос. Две счастливые женщины, голова к голове. Две пары сияющих глаз. Другая фотография демонстрировала прозекторскую, где просматривался стол и растерзанное тело на нем. Подписей к изображениям не было.

Чуть ниже имелась дописка: «Только в нашей газете! Читайте серию статей об индивидах профессора Жулавского. В следующем номере: «Истинное лицо Алексея Жулавского». Вы узнаете о ранее не публиковавшихся фактах биографии профессора, о его личной и семейной жизни».

Филипп отодвинулся от экрана.

– Орион, дай мне поименный список всех корреспондентов это газетенки.

– Позвольте уточнить задание.

– Чего еще не ясно? – доктор Жулавский удостоил индивида взглядом.

– Подобные данные не публикуются в открытых базах. Вы хотите, чтобы я нарушил закон?

– Какой закон?… Нет! Не надо мне цитировать кодекс! Достань все, что найдешь. Любыми средствами, но так, чтобы тебя не отследили. Меня интересуют женские имена.

– Будет сделано.

Из дальнего угла кабинета донеслось сдавленное сопение. Это смеялся Стас.

– Он тебя достанет, Фил.

– Лучше бы ограничил ему доступ в библиотеку, – проворчал Филипп.

– Я тебе давно говорил, что он начал свое образование с изучения юриспруденции. Ты меня, помнится, тогда послал.

– Я не нянька! Ты взялся его опекать, вот и продолжай в том же духе.

Стас хмыкнул, явно довольный замечанием, и для порядка напомнил:

– Слушай, мне вообще-то забот хватает. Ты помнишь, что мы заказали десять эмбрионов?

– Ты уже привез? Отлично! Предыдущая партия развивается успешно, будем закладывать следующую.

– Фил, а тебе в этой статье ничего странным не показалось?

– Болтовня!

– Там было про головную боль и насморк. Разве так бывает? У Ориона стопроцентный иммунитет, а боль он только диагностирует, и то, когда захочет. Его организм защищен от любых неприятностей, как зародыш в матке!

– Почем я знаю, что у них бывает! Но с легкой руки этой «Анастасии Неждановой» газеты сейчас расшумятся во все глотки.

– Не бери в голову, у нас «крыша»… Слушай, а ты даже имя репортерши запомнил! Чего это вдруг?

Филипп долго смотрел на застывший электронный текст.

– Я думаю, что это вовсе не «Анастасия какая-то». Сто против одного! Ее имя – Анна Жулавская.

– Твоя сестрица? – изумился Стас.

– Да. И она что-то знает. Она была с отцом в последние годы. Она видела, как он работал, и теперь собирается поведать об этом миру. Я должен ее найти!

– Зачем? Фил, ты получил своего индивида. Что тебе еще надо?

– Решить отцовскую задачку, вот что мне надо! Мне нужны мои жрецы, а не дубликаты его поделок! Орион – это прототип. Теперь дело за новыми! Я должен понять, что наделала эта штука, – он ткнул пальцем на колбу с осколками минерала, безделушкой застывшую на столе. – Ты мне можешь объяснить, как кусок камня сформировал в родниковой воде человеческую ДНК?

Стас устало покачал головой.

– А Анна скорее всего может! – Филипп хлопнул ладонью по столу. – Сделай все, чтобы ее отыскать. Используй парня. Я хочу проверить его в настоящем деле. Зря, что ли, ты его всюду таскаешь за собой по поводу и без повода!

* * *

За окном вагона проносились снежные поля, полусонные деревеньки, холодные полустанки. Мелькали столбы электропередач, текли и текли провода. Тамара, свернувшись калачиком на жесткой полке, приткнулась головой в колени Глеба и мирно дремала, под размеренное перестукивание колес. Обрюзгшая женщина напротив копошилась среди многочисленных катулей и недоверчиво поглядывала на загорелого длинноволосого парня. Он понял ее мысли: как бы чего не спёр. Стало противно. Он отвернулся к покрытому изморозью окну.

Зачем я еду туда? Что найду? Пустой дом? Память?.. Виртуальную могилу без надгробия и доброго имени?

Смутные воспоминания о первых минутах существования вне капсулы вызвали легкий озноб. Глеб поспешно направил мысли в противоположную сторону: поближе к Тамаре, к полюбившейся деревеньке и ее обитателям, к приемному отцу.

Вьюжным февральским днем они вдвоем стояли на крыльце избы, и Борис Сергеевич спросил:

– Ну что? Что решил-то, сынок?

– Поеду. Может себя лучше узнаю, когда пойму, что за эксперимент такой на мне поставили.

– А Томочка?

Глеб оглянулся на избу.

– Придется с собой брать. Плачет весь день. Как я ее оставлю? Чего доброго, втихомолку за мной отправится. Не привязывать же… Да и грустно мне без нее.

– Да-а-а, – Борис Сергеевич хитро прищурился. – Тяжко с ней будет.

– Ничего, батя, не впервой. Два года рука об руку по земле версты отмеряли.

– Поди больше и не увидимся…

– Отчего же? Будет все в порядке, к посевной, как пить дать, придем.

– Да ты не о посевной, ты о себе подумай! Голова у тебя светлая и душа горячая. Неужто на земле места не найдешь себе и Томе?

– Не место ищу, отец, дорогу ищу. А родина моя навсегда в Белкове. Здесь я родился… В мае домой вернемся, обещаю! А там посмотрим.

– Ну, раз так… Удачи тебе, сынок.

– Гле-еб, – позвала Тамара, – мне тут не нравится.

– Скоро наша станция, кнопка. Потерпи.

Она села на скамье и, передернувшись от холода, запахнула воротник полушубка.

– Глеб, почему ты думаешь, что мы неправильно едем? Ты перепутал электрички?

– Нет, Тома. Электрички я не перепутал… – Глеб бесцельно обвел взглядом встающих с пригретых мест сонных людей.

Запыхтели тормоза. Поезд дернулся и замер. Несколько человек побрели на выход. Хлопнули и закрылись автоматические двери. Январский ветер проник в вагон, перекатился между скамеек вместе с пустыми пластиковыми банками и рваной бумагой, и смешался с тупым вездесущим сквозняком. На полу осталась шелестеть потрепанными страницами зачитанная толстая газета.

– Подожди-ка, – Глеб медленно поднялся и, как завороженный, пошел за ней. Наклонился. Взял в руки.

С первого листа на него смотрела полногрудая обнаженная девица. Нет. Этот шедевр безобразия не мог привлечь внимания. Глеб быстро перелистал газету. «У меня украли половину сердца» – размашистый заголовок развернулся на всю ширину полосы. Глеб пробежал глазами текст и «на автопилоте» вернулся на свое место.

– Тома, мы действительно ехали не туда… – проговорил он. Руки спешно перебирали страницы. – Вот. Дата… Всего две недели назад. А издательство?…

Город на Волге, крупный губернский центр, третий по величине в Европейской части России. Где-то там, в его каменных недрах, живет журналист Анастасия Нежданова, поднявшая из забвения имя Алексея Андреевича Жулавского.

* * *

Анна разложила на полу газеты и уселась на ковер, скрестив ноги «по-турецки». Потрясающий успех – так заявил ей редактор после публикации интервью с Кристиной Сталинаровной. В дополнительном номере и в электронной версии текст дали в несокращенном варианте. Две следующие статьи «Истинное лицо Алексея Жулавского» и «Как рождался индивид», написанные Анной по собственным юношеским воспоминаниям, вышли одна за другой и вызвали разноголосые отзывы. Вчера Игорь отвез в редакцию свою заметку, где выступал в роли оппонента, разглагольствующего на тему жестоких выходок «биороботов». Тексты он набрал в газетных архивах, перекроил до неузнаваемости и использовал стиль писаки-любителя. Анне предстояло ответить новыми фактами. Все было заготовлено заранее. Оставалось ждать приезда Игоря для уточнения деталей.

Она посмотрела на часы. 21:15. Кольнуло беспокойство: поздновато.

Анна углубилась в чтение своих заметок. Следующую статью решено было озаглавить «Кто откроет тайну альтернативной жизни». Игорь сам сделал маску, ввернув в текст несколько опасных вопросов на тему генетических экспериментов, которые, по его убеждению, проводили правительственные лаборатории на конфискованном у Жулавского материале. Анна протестовала, но будущий супруг уверил – так надо.

22:00. Анна зябко запахнула шаль и пошла к окну. Над обледеневшим тротуаром сиротливо чернел фонарный столб, возле которого обычно Игорь парковал свой автомобиль.

– Куда ж ты, милый, запропастился? – проворчала девушка, оглянувшись на телефонный аппарат.

Набрала номер. Его «мобильник» не отвечал.

– Вот непоседа! Что ты еще такое придумал? – и она позвонила в редакцию.

Трубку никто не поднял.

Анна принялась ходить из угла в угол. Газетная бумага и распечатки шуршали под ногами.

22:30. Она почувствовала себя одинокой и заброшенной.

Вдруг зазвонил телефон.

– Слушаю! – Анна сорвала трубку.

– Анастасия Васильевна Жукова? – донесся незнакомый голос.

– Д-да, – она в первый миг забыла, что по документам до сих пор проходит под чужим именем.

– Вы супруга Игоря Федоровича Гладкова?

– Невеста. А в чем дело?

– Произошел несчастный случай, – прозвучал официальный ответ. – Вас приглашают завтра в 8:00 в городской морг № 3 для опознания.

– …Какой морг?

– Очень сожалею. Имела место автокатастрофа. Господин Гладков найден мертвым в кабине своей машины. Будьте любезны, вас ждут завтра в 8:00. Запишите, пожалуйста, адрес морга.

Потерянная, Анна стояла над телефонным аппаратом, держа в руках листок отрывного блокнота с наспех нацарапанным адресом. Сообщение никак не укладывалось в голове. Найден мертвым. Автокатастрофа. Для опознания в восемь-ноль-ноль.

«Если это чья-то дурацкая шутка, я завтра протяну шутника на всю полосу», – подумала девушка и уселась в кресло.

Она ждала Игоря до двух часов ночи и, наконец, поняла: голос в трубке не шутил. Какой-то клерк с погонами на стандартном бумажном языке сообщил ей о гибели жениха. Все элементарно: «Имела место автокатастрофа. Господин Гладков найден мертвым».

Анна закрыла ладонями лицо. Из груди вырывались одиночные всхлипы, но она не плакала. Она давно разучилась плакать.

Урну с прахом торжественно установили в отведенное в колумбарии место и чинно замуровали под синтетические басы похоронного марша. Коллеги и друзья медленно пошли к выходу. Перед стеной остались только Анна и главный редактор, неуклюже обнимающий ее за плечи.

– Вот и все, Аня, пора, – он осторожно тронул ее локоть. – Пора.

– Я все равно найду, кто это сделал, – выдавила Анна.

– Ничего, ничего. Успокойся, никакого убийства не было. Обычный несчастный случай.

– Обычный?

– Мы все проверили, Аня. Хочешь, я покажу тебе акт экспертизы? Он превысил скорость, не вписался в поворот. Улицы у нас – как американские горки, а еще и лед кругом. Так бывает. Да и кому пришло бы в голову его убирать?

– Его тему закрыли.

– Ну, когда это было! Вы же занимались Жулавским. А какой тут криминал? Успокойся, Аня. Это не убийство.

Идея неожиданно стукнула в голову, и Анна резко обернулась к редактору.

– Иди домой, отоспись, соберись с мыслями, – не замечая ее взгляда, продолжал тот. – Ты же закончишь вашу работу?

– Да. Я закончу, – решительно заявила журналистка.

На следующий день Анна появилась в кабинете шефа с пачкой распечаток.

– Это следующая статья, – объявила она.

– Как? Уже? – редактор проводил взглядом бумаги, опустившиеся на его стол.

– Да. Она готова.

Через час Анну вызвали в кабинет.

Редактор долго протирал обширную лысину белоснежным платком.

– Аня, ты уверена, что хочешь это напечатать?

Первый лист рукописи начинался заголовком: «Кто же убийцы: биороботы или все-таки люди?» Слово «все-таки» было вычеркнуто любимым красным карандашом редактора.

– Да, – Анна вызывающе смотрела на шефа.

– Ты пишешь, что журналиста убили за то, что он вытянул на свет дело Жулавского. Надеюсь, ты понимаешь, что Игоря не убивали. Он сам навернулся на своей трижды проклятой машине. Аня, нам всем тяжело. Мы потеряли прекрасного опытного журналиста, ты потеряла супруга…

– Мы не успели зарегистрировать брак.

– Не важно. Ты искажаешь факты!

– А разве этого раньше не делали? Да каждая наша статья что-то искажает! Вы же сами мне всегда говорили – интерес публики важнее дотошной правды.

– Говорил и говорю, – редактор растерялся. – Но тут ты,… как бы сказать,… ты играешь на светлой памяти человека. Мертвым, конечно, все равно, что о них пишут, но ты сама…

– Короче, вы берете статью или нет?

Редактор помялся. Искушение было слишком велико. Статья обещала пойти «на-ура».

– Беру, – выдохнул он.

– Отлично, – и Анна, щелкая каблучками, ровной походкой направилась к двери.