Текст книги "Звезда эстрады"
Автор книги: Ирина Лобановская
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 15 страниц)
Ее глаза словно столкнулись с его глазами, сейчас спрятанными, уворачивающимися... Цвета мокрой поздней осенней травы...
Она не подозревала, что у человека могут быть такие глаза... Мертвые, страшные...
Лёка в отчаянии стиснула маленькие кулачки. Ну что она может сделать для него?! Что?! Она готова на все, но нужно ли ему сейчас это ее «все»?
– Прости, что я не смог приехать тебя поздравить, – монотонно сказал Кирилл. – Не сумел все бросить...
– Да ну, какая чепуха! – весело отозвалась Лёка. – Еще тебе мотаться ко мне в Тушино чокаться пузырьками паршивого шампанского!.. Я бы эти праздники взяла да отменила... Только ради тебя! Кир... А почему ты все же не поехал с ними?
Лёка нервно хихикнула. У нее начинала привычно болеть голова.
– Туда отправляются те, кому там что-то надо, кто что-то там ищет...
– А ты ищешь здесь? – спросила Лёка. Догадливая... – И что же именно?
Если бы он сам понимал что... Впрочем, она уже немного прозревала... Но просто не хотела об этом говорить...
– Я закурю, можно? – И Лёка вытащила сигареты.
Да, она – еще совсем девочка, настоящий ребенок, думал Кирилл, глядя на нее. Но именно эти девочки и ребенки часто дают прикурить зрелым дамам так, что искры из глаз сыплются...
Они нередко оказываются опытными партнершами в постели, моментально обучают любимых всему, что умеют и знают, и так же стремительно остывают к продолжению уроков повышения квалификации.
Лёка тоже искоса посматривала на него и удивлялась: у Кирилла был крайне смущенный вид, как у восьмиклассника, застигнутого матерью за первым поцелуем соседки по подъезду. Бабу, что ли, другую нашел?.. Скоренько подсуетился... Может, у него нынче строгий график? И Лёка, приехав в его контору, сорвала планы распаленного любовника, четко программирующего свои страсти?..
Ей стало даже смешно. Так вляпаться может лишь совершенно неопытная в любовных делах, дебютирующая леди, но не она.
– Леля... – с трудом выговаривая ее имя, начал Кирилл, – Леля, роди мне, пожалуйста, дочку... И поскорее... Иначе я свихнусь...
Лёка растерялась от неожиданности. В ее планы рождение ребенка ну никак не входило... Тем более срочно...
– Я... мы... – залепетала она. – Понимаешь... я хочу петь... И пока... Я ведь только начала...
Кирилл посмотрел на нее недобро.
– Да, Леля, дети всегда мешают карьере и славе. Это истина. И здесь каждый должен сделать свой выбор. Ты, кажется, его уже сделала...
– Кир, подожди, не торопись с выводами... – забормотала Лёка. – Я просто об этом не думала... Понимаешь...
– А ты подумай, – серьезно произнес Кирилл. – Подумай хорошенько. Я подожду. Но не слишком долго. Не тяни кота за хвост, Леля... У меня не осталось времени на пустые разговоры... И так уже полжизни прокулемался...
Но у Лёки тоже не было времени. Лев подписал какой-то немыслимый контракт на концерты по стране и велел Лёке немедля собираться в дорогу дальнюю.
– Тебе на сборы три часа, – отчеканил он в телефонную трубку.
– Ты что, принимаешь меня за солдата? – возмутилась Лёка.
– Почему за солдата? – удивился Лева. – Конечно нет. Тому дается всего несколько минут, а у тебя в запасе уйма времени! Встретимся на вокзале в восемнадцать нуль-нуль!
– А училище? – крикнула Лёка.
– Оно тебя подождет, – холодно объявил Лева. – Точно так же, как тебя ждет впереди слава великой эстрадной певицы. Это я тебе говорю! А то, что я говорю, – железно! Только не зарывайся!
– Ладно, так и быть, не зарвусь! – пообещала довольная Лёка.
И позвонила Кириллу. Странно, но он ответил тотчас и сразу спросил:
– Ну, ты разобралась там у себя, Леля?
– Чтобы разобраться – жизни не хватит! – объявила Лёка. – Сижу и самой себе советую: пилите, Шура, пилите... Ты бы пролетел как-нибудь над моей территорией, посидели бы, выпили хорошенько... Пора выйти из тени! Пока дождь не пошел кирпичами. Я тут неплохой бутылец припасла на черный день. Могу специально для тебя и сухого прикупить, командир.
Она паясничала из последних сил. Полоскала ему мозги...
– Да, оттянуться со вкусом не помешает! – согласился Дольников.
– Я все-таки хорошо пою... И ты ошибся...
– Не ошибается только мертвый, – объяснил Кирилл. – А об что речь? Разве я когда-нибудь говорил, что плохо?
– Не говорил... Но слишком выразительно молчал...
– Молчание – чухня! – объявил художник. – Не обращай внимания! Лучше выкладывай подробности своей и моей будущей жизни. Нашей общей. Есть нынче такое модное слово – концепция. Слыхала? Вот ею и поделись.
– У меня все не так просто... – мялась Лёка.
– Да когда у нас бывает просто? Слушай, ты сильно тянешь на Незнайку – дурой побыть захотелось? Завидная ролевая партия! И любимая обстановка стабильной неопределенности. Под вечным вопросом «куда ж нам плыть».
– Кир, я уезжаю на гастроли, – решилась, наконец, Лёка. – Не скучай тут без меня. Когда вернусь, не знаю. Лева говорит, через месяц. Тогда и будем решать...
– Отлично, – пробурчал Кирилл. – Ты идешь вперед семимильными шагами. В режиме нон-стоп... Ну ладно, будь здорова! Не простужайся и не мучайся там мигренью! Не забудь взять с собой побольше таблеток. На всякий случай. Успехов!
– А здоровья теперь не желают, не принято! – мрачновато пробурчала Лёка. – Отстал ты от жизни! На «Курске» все были очень здоровенькие... – И, закончив разговор на этой оптимистической ноте, положила мобильник на стол и притихла.
«Обиделся, – подумала Лёка. – Он надеялся, что я ему немедленно, не сходя с места, рожу третью дочку... Просто отстегнутый от жизни декоратор... Ему бы только картинки малевать... Художник ищет себе новые замены... А заменимых нет и быть не может...»
И Лёка бросилась собираться...
Глава 14
В поезде ее, конечно, просквозило. Но Лёка держалась стойко и мужественно, скрывала простуду от музыкантов и тайком от них разводила себе в кипятке колдрекс.
В первом же городе купила десяток яиц и пила сырые, морщась от отвращения, но понимая, что сейчас лишь они могут спасти голос. Что будет, если она осипнет?.. Лёка даже боялась думать об этом. Левка ее просто убьет... Ну, уж выгонит обязательно...
Подружка Вика научила Лёку молиться Богу в тяжелых ситуациях и подарила маленькую икону.
– Вообще молиться нужно всегда, независимо от обстоятельств, – сказала Виктория. – Но поскольку ты не умеешь и не понимаешь толком, молись хотя бы в беде.
Лёка послушалась и сейчас усиленно повторяла те слова, которые ей внушила Вика. И помогло... Горло вскоре перестало болеть, голос не сел, и никто ничего не заметил.
Экономя деньги, жили в захудалых маленьких гостиницах, плохоньких даже для провинции. Лёка старалась ни на что не обращать внимания. Главное – концерты.
И они проходили с успехом, хотя поначалу неизвестную столичную певичку встречали прохладно. От концерта к концерту билеты расходились все быстрее и быстрее, афиши стали ярче и больше...
Лёка с детским восторгом любовалась своим именем, сияющим на бумаге крупными буквами. Немного смущал псевдоним, но Лёка вскоре привыкла к нему и воспринимала как свою настоящую фамилию.
Из каждого города она названивала Кириллу, сообщала о своих успехах и спрашивала, как он живет без нее в Москве. Голос Кирилла в трубке казался далеким, резковатым, злым. На Лёкины повествования он почти не реагировал, замкнувшись в себе и своем горе.
– Леля, ты что решила? – вдруг спросил он, услышав, что Лёка возвращается через два дня.
Лёка удивилась:
– Ты о чем?
– Твои концерты напрочь отшибли у тебя всякую память! – грубо бросил Кирилл. – Неужели у тебя, такой раскрасавицы, уже ранний склероз? Обидно! Ну, это дело поправимо! Учи наизусть стихи, а не только свои дурацкие, насквозь бессмысленные песенки – и весь склероз как рукой снимет! Влегкую! Вот у актеров – у них никогда не бывает провалов в памяти! А все почему? Потому что им приходится всю жизнь заучивать роли. Объяснение простейшее. Итак, возвращаюсь к нашей теме: ты обещала мне подумать о дочке. Я жду...
Лёка почувствовала себя виноватой. Она действительно совершенно забыла о его просьбе. Но зачем ему еще одна, третья? Двоих, что ли, маловато? Правда, их обеих здесь нет... Но где гарантия, что не увезут и третью?.. Так можно строгать девчонок до бесконечности...
– Понимаешь, тут приходится здорово крутиться... Я замоталась, устала... Раньше даже не думала, что это такая тяжелая работа, на износ. И все время психоз, так боишься, что прямо дрожат и подкашиваются ноги...
– Ладно! – отозвался Кирилл. – Приезжай! Жду!
Ждет? – подумала Лёка. Ой ли? И внезапно поняла, как соскучилась по нему, своему прихлопнутому, по его низкому голосу, его декорациям и даже по его вечной разборке с очередной бабой...
А может, и правда бросить все на время, родить ему дочку, как он просит и мечтает, завести семью? И заодно доказать матери, что у Лёки все хорошо, все нормально, что она тоже – обыкновенная женщина с мужем и дитем...
На одном из последних концертов в Тамбове к ее ногам сложили охапки цветов – Лёка к ним уже привыкла, но в одном букете оказалась записка: «Необыкновенной певице от почитателя!»
И Лёка задумалась...
У нее бывали такие непонятные дни, когда она не могла оставаться в доме, в квартире, начинала метаться в четырех надоевших ей стенах, рвалась сесть в машину, поезд, трамвай и ехать, просто ехать долго и далеко без определенной цели и смысла. Движение вперед успокаивало, оно создавало и укрепляло иллюзию, что жизнь идет по заданному маршруту, направляясь туда, куда задумано и куда необходимо попасть, где за ближайшим поворотом ждет не дождется то самое счастье, по которому так тосковалось...
«Такова теперь моя жизнь!.. В разъездах-переездах... – думала Лёка. – Но я их даже люблю, так что сильно мучиться не придется... Надо купить квартиру. Хотя пока я на нее не заработала. Это дело будущего».
Лёка сразу позвонила Кириллу. Его телефоны привычно не ответили. И тогда Лёка закрыла дверь и отправилась куда глаза глядят.
Накрапывал мелкий весенний дождь. Было тепло и сыро. Полупустой дневной перегревшийся трамвай, грязный и вонючий, как вокзальный бомж, полз медленно, что Лёку вполне устраивало.
За окнами жил своей жизнью, Лёки не касавшейся, город, который когда-то принял ее, приютил и подарил любовь. Правда, только на время. Теперь эту любовь у нее могли отобрать... Кто?
Музыка и Лёкино пение интересуют Кирилла точно так же, как дождь, постукивающий по стеклам и асфальту. Ему нужна лишь очередная дочка. Он прямо невсебешный и судорожно, отчаянно сейчас пытается найти ей замену... Но Лёка на роль матери не годится. Она вспомнила слова маэстро: тот хотел иметь женщину и ребенка в одном лице. Но Кирилл об этом не мечтал. Ему нужен третий ребенок, настоящий, а не какой-то симбиозный.
Лёка еще раз позвонила Кириллу. Без толку... Трамвай полз себе и полз, лениво позванивая и гремя на поворотах.
А хорошо было бы ехать так всю жизнь, подумала вдруг Лёка, и так и никуда не приехать. Странное, противоестественное желание... У всех людей есть цели... И у нее, кстати, тоже...
Лёка встала и решительно вышла из трамвая. Хватит мучиться дурью! Ей завтра с утра в училище, потом – на репетицию, ну и так далее...
Она стояла на остановке и медленно, автоматически, сама не замечая своего движения, пританцовывала, вспоминая свой репертуар...
Народ на нее оглядывался в недоумении. Думал, либо полоумная, либо под наркотой...
Кирилл переехал на время к ней. Один в пустой квартире он тосковал, метался, не знал, куда себя девать... Он обрадовался Лёкиному возвращению. Без нее Кирилл задерживался на работе допоздна, но дома все равно все напоминало ему о Наташке: следы на полу от колесиков ее детской кроватки, кресло, которое она расцарапала своей заколкой для волос, долго не выветривающийся упорный детский теплый запах в ее комнате...
Кирилл старался туда не входить. Но иногда ноги сами несли его именно туда, и тогда он застывал на пороге, не в силах ступить дальше ни шагу...
Лёка тоже безумно обрадовалась его переезду. Она усердно бегала по магазинам, урывая время между занятиями и репетициями, варила курицу и картошку, жарила котлеты и рыбу, заваривала свежий чай... Кирилл стал отдавать ей часть зарплаты, и эта часть была довольно приличная. Куда он девал остальные деньги, Лёка не спрашивала. Понимала – отправлял Варваре и Галине. Да и любому мужику требуется заначка, он без нее чувствует себя неполноценным.
Казалось, они почти счастливы. Прямо позавидуешь самой себе, думала Лёка.
– Чегой-то глазки у тебя подозрительно блестят? – справился у Лёки Лева. – Поди, от головокружительных успехов? Рановато. Это я тебе говорю!
– Успехи ни при чем, – возразила Лёка.
Слукавила, но несильно. Левка ей не поверил, хмыкнул и строго погрозил пальцем.
Только Лёкино счастье продолжалось недолго.
Однажды ночью она проснулась от неожиданного и неприятного ощущения – Кирилла рядом не было. Куда он мог деться?.. Лёка повозилась на тахте, подумала, приподнялась на локте, сонно вглядываясь в сумрак передней. Но туда не просачивался свет из ванной и туалета. Значит, Кирилл не там... А где?..
Лёка прислушалась. Ей послышался его голос из кухни. Да, все правильно... Он говорил по телефону...
– Галя... – услышала Лёка, – я никак не мог до тебя дозвониться... Все время подходила мама... Ты работаешь?.. Да... Хорошо... Как там Наташка?.. А ты не можешь дать ей трубку?.. Спит?.. Ну ладно... Да... Я понял... Постараюсь приехать в мае... Что привезти?..
Лёка лежала тихо, не шевелясь. Потом не выдержала и выскочила босиком на кухню, разыскивая сигареты. Кирилл сидел возле телефона и глядел застывшими мертвыми глазами в стену. Никогда в жизни Лёка не видела таких глаз... И не нужно ей их видеть!..
– Покурить захотелось... – пробормотала Лёка, оправдываясь. – Извини...
И нечаянно вновь взглянула на него... В глазах Кирилла переливались слезы... Наверное, именно так плачут люди, никогда в жизни еще не плакавшие, подумала Лёка.
Дальше началось самое страшное. Кирилл без конца звонил в Тель-Авив, потом ездил туда. Вернулся угрюмый и подавленный: настроенная матерью и бабушкой Наташка сначала не хотела даже его видеть и с ним говорить. Ей рассказали, что отец отказался ехать с ними, бросил семью... Переубедить ее и что-нибудь объяснить было невозможно. Что можно растолковать трехлетнему ребенку?
И снова продолжались звонки по ночам, бесконечное отчаяние Кирилла, общавшегося с Лёкой уже короткими обрывочными фразами...
Сопьется, думала Лёка. Но Кирилл оставался равнодушным и к вину и к водке.
Повесится, размышляла Лёка. Но пока не замечала за Дольниковым ни малейших поползновений к самоубийству.
– Что с тобой случилось? – орал на нее Левка на репетициях. – Что ты как неродная? Еле-еле двигаешься! Кукла, а не певица! Смотри, у нас летом новые гастроли! Убью, если сорвешь! Это я тебе говорю! А мое слово железное!
Лёка не отвечала. Думала о своем. Она считала себя любимой... Но это прошло. И они вместе никакое не целое, и она не его половинка... Так, фрагмент, эпизод, этюд... Случайный набросок на бумаге...
– По-моему, тебе надо уехать, – наконец, сказала она Кириллу. – Так дальше продолжаться не может! Ты не в состоянии жить без своей Наташки. Или езжай к Варваре, она тебя звала. И вообще – что тебя держит здесь, в этой стране? Родная и родина – это всего-навсего слова! Ну и что тебе здесь, в этой родной? Миллионы людей давным-давно мотанулись за ее кордоны и пределы, и ничего! Отлично живут!
Короткий монолог дался ей с огромным трудом. Но видеть неживые глаза Кирилла она больше не могла.
– Они сами тебе сказали, что отлично? – пробурчал он. – В личной беседе?
– Не иронизируй! Это глупо! Ты сам все прекрасно понимаешь!
– А ты? – Кирилл взглянул на нее слишком пристально. Лёке не понравился этот его взгляд. – Ты все понимаешь?
Иногда Лёка казалась ему прозрачной. Он словно видел под тонкой загорелой кожей ее мерно пульсирующее полудетское сердце, ее беззвучно работающие на вдох и выдох легкие, ее слабо переливающиеся кровью больные сосуды, не желающие доставлять алую жидкость до кончиков слабых пальцев. Он никогда раньше не чувствовал другого человека, даже мать. Жил сам в себе, один, не нуждаясь ни в ком и ни в чем. Разве что в озере... А потом ему вдруг показалось, что он понял эту малышку, проникся ею, ею заполнился, ушел в нее со всеми потрохами, как любила повторять его мать, увидев сына с очередной книгой в руке. Грубо, но точно. Чужие мысли и иная суть стали своими, близкими, родными. Это случилось впервые. И не было на свете никого нужнее этой рыжеватой девочки, случайно найденной им на Минском шоссе.
Ему нередко становилось ее жалко, легко и часто простужавшуюся, незакаленную, маявшуюся головными болями... Жен Кирилл жалел редко, а сейчас просто ненавидел обеих, даже добродушную Чапайку. Почему она отпустила от себя Варьку?! Почему не сумела уговорить дочь не уезжать?! Не сумела или не захотела?.. Бегство за кордон теперь в большой моде...
Лёка всегда выглядела бледной, слабой, замученной... И сейчас Кирилл тоже ее пожалел, но всего лишь на одно крохотное, тотчас бесследно исчезнувшее, канувшее в вечность и проскользнувшее мимо мгновение. Слишком короткое, чтобы его воспринимать всерьез.
Кирилл давно устал от необходимости постоянно сочувствовать. Лёка недомогала чересчур часто, тем самым обесценив всякое сопереживание и превратив Кирилла в какой-то домашний автомат, привычно полуравнодушно реагирующий на внешний раздражитель, как турникет с готовностью распахивает дверки, завидев магнитную карточку.
Лёка смотрела недоумевающе. А что, собственно, она должна понимать?
– Ты опять все забыла, Леля? – грустно спросил Кирилл. – Я просил тебя...
– А, ну да! – схватилась за голову Лёка. – Но я все время болею и гастролирую... И вдобавок учусь. Нет, Кир, как хочешь, это пока невозможно...
– А когда будет возможно? – с надеждой спросил он.
– Когда-нибудь, – пробормотала Лёка. – Я не могу сказать точнее... Пожуем – увидим...
– Ты хорошо живешь, козюлька моя! – с яростью откликнулся Кирилл. – Тебе не нужно каждый день ходить на работу, рано вставать и пахать там, как лошади! Ты изредка бегаешь в училище да распеваешь идиотские песни! Плюс к этому ты еще позволяешь себе ничего не помнить. Не каждому дано. Непонятно, Леля, почему ты так часто болеешь и плохо себя чувствуешь.
Он в который раз искоса разглядывал ее. Красивая девчонка... Но ее красота – какая-то мотыльковая, созвучная с музыкой, пением, смехом и совершенно не сочетающаяся с настоящими размышлениями, печалью и семейным покоем.
– Ты никогда не встаешь рано, дуся, а вечно дрыхнешь до двенадцати! Так что нечего врать! – вспылила Лёка. – Значит, ты мне завидуешь?! Позор! Ты – такой большой и сильный, мне – такой маленькой и слабой? Ты – мужчина?!.
– Да! – крикнул Дольников в бешенстве. – Завидую! Твоей легкой и простой жизни! Твоему умению найти в ней укромный уютный уголок!
– Что ты говоришь?.. – в замешательстве прошептала Лёка. – Кир, что ты несешь, подумай!
– Это ты подумай, что ты делаешь! – продолжал Кирилл. – Ты хочешь пропеть всю жизнь?! «Всю жизнь мы поем, все поем, все поем» – отличный девиз! Слоган что надо! Дурацкие песенки, в которых нет ни смысла, ни чувства, одни пустые слова! Ты ведь сама критиковала наши клипы! И что? Теперь пересмотрела свое мнение?! Ты когда-то анализировала наш эстрадный репертуар! Ну и как, вдохновляет? Могу привести несколько впечатляющих примеров! «А ты зачем меня не слышишь? Это делаешь ты зря. Подойди ко мне поближе, я хочу, хочу тебя...» Тебе нравится это убожество, эта пошлость?! Или вот еще, настоящее кощунство: «Я на тебе, как на войне, а на войне, как на тебе!» Или «Шрам на попе – украшение нежных женщин»! Тебе по сердцу подобные украшения?!
Лёка сидела молча. Кирилл пошел вразнос. Что она могла возразить? Что у нее совсем другой репертуар? Что она тяготеет к русским романсам? Что ее иногда тошнит от пения эстрадных монстров? Но Кирилл не станет слушать. Потому что... Да что тут еще обсуждать... Все понятно... Их коротенькое счастье кончилось, едва начавшись, как московское лето. И все... Больше не о чем говорить...
Кирилл встал, вырвал у Лёки из пальцев так и не зажженную сигарету, смял и швырнул в мусорное ведро. И вышел из кухни. Большой и сильный...
Лёка продолжала тихо, неподвижно сидеть на стуле. Это пройдет, внушала она себе. И понимала – «это» не пройдет никогда...
За окном осторожно закапал новый дождь...
На следующий совершенно несчастный для Лёки во всех отношениях день она почувствовала на репетиции сильную головную боль.
– Ты что корячишься? – подозрительно спросил Лева и нахмурился.
Хороший вопрос... Больная солистка не нужна никому, точно так же, как хилая жена и мать. Женщина всегда должна быть здорова – это Лёка усвоила хорошо.
– Тебе показалось! – тотчас ответила она чересчур внимательному Левке и постаралась выпрямиться.
Голова заболела еще сильнее.
«Что это со мной? – тоскливо, с горечью подумала Лёка. – Я прямо разваливаюсь на ходу... А ведь мне еще жить и жить... И петь и петь...»
Ей вспомнилась притча, которую давно, в детстве, прочитала ей мать. Две лягушки попали в крынку со сметаной. Одна сразу же сложила лапки и утонула – дескать, с судьбой не поспоришь! А вторая стала лапками бить-молотить, поскольку умереть она всегда успеет. И сбила масло, на кусочке которого вскоре и оказалась жива-здоровехонька! Так что надо быть маслобойкой! Кто везет, тот и тянет! И умереть пока даже не пытайся, потому что тебе просто некогда.
– Я как-то в троллейбусе в выходной на скандал нарвался: бабы то ли места свободные не поделили, то ли ноги отдавили друг другу, – однажды вдохновенно поведал ей Кирилл. – А бабулька старая, но очень бодрая говорит: «Вы потому такие нервные, что у вас дома мужья, дети, то да се. А я вот одна всю жизнь прожила и споко-ойная!» Бабы сразу и завяли.
– У тебя тема женитьбы – прямо больная! – заметила тогда Лёка. – Даже скучно становится.
– Ничего, со мной надолго не заскучаешь! – оптимистично пообещал Кирилл. – Балет любишь? А на репетициях никогда не бывала? В этих огромных залах с зеркалами? Жаль, там интересно... Тогда слушай, что я тебе расскажу. Когда отрабатывают поддержку, девчонка на парня девятьсот семьдесят раз прыгает, а он должен ее легко и красиво поймать на лету, не уронить ни под каким видом и еще покрутить наверху, у себя на плечах, всем зрителям напоказ: вот, мол, какая у меня тут пушинка-дюймовочка в белой юбочке! А пушинка, при всей ее худобе, весит не меньше сорока килограммов. И пока она научится правильно на руки к партнеру прыгать, своими острыми локтями и коленками отобьет ему всю грудь и плечи. У ребят потом долго не сходят синяки и кровоподтеки. Так что учиться их держать на своих плечах нужно долго, это ведь не так просто, как кажется, – сесть нам на голову. Вот и все объяснения.
Расставание стало неизбежным. Они просто тянули, откладывали момент, прекрасно понимая – без него уже не обойтись.
А потом Лёка вновь уехала на гастроли на два летних месяца и вернулась в Москву, когда в высоком небе вовсю тренировались перед отлетом птицы, а в воздухе пахло мокрыми листьями и дождем.
Во время поездки Лёка неизменно звонила Кириллу и спрашивала, как дела.
Он ответных вопросов не задавал: о Лёке заговорили и даже сделали небольшую передачку по дециметровому каналу.
Голос Кирилла в телефонной трубке звучал спокойно и ровно. Даже подозрительно, думала Лёка. Хотя что странного... Значит, у него все хорошо и почти отлично.
Она с ансамблем проехала опять примерно прежним маршрутом, только расширенным, и побывала в родном городке.
Он встретил Лёку летней тишиной и задумчивостью. Поутру звонили колокола на маленькой церкви. Лёка вспоминала наставления Вики и молилась о своем успехе. И успех пришел...
За билетами стали тесниться очереди, в залах Лёку встречали радостно и громко – как пишут в газетах, «бурными, продолжительными...». Ей снова несли цветы.
Она вырвала кусочек времени, чтобы пробежать по родным улицам и вспомнить, какую из них и с какой мелодией она когда-то в детстве соединяла.
Дома стали за это время еще дряхлее, улицы – еще грязнее, люди... Ну, какими здесь стали люди, Лёка старалась не думать. И так понятно.
Неужели она здесь могла жить?! Жила?! И даже была счастлива... В этом кошмаре провинциальной жизни... Мать моя женщина...
Накинув на голову платок, Лёка зашла как-то поутру в церковь. Уж больно призывно и мелодично звали к себе колокола... В Москве Вика часто приглашала Лёку с собой в церковь, но у Лёки всегда находились неотложные дела и отговорки.
В будний день народу в церкви было немного. Пел хор, под сводами гулко раздавался красивый низкий голос молодого батюшки... Лёке его голос сразу напомнил голос Кирилла. Она постояла, послушала, почти ничего не понимая, посмотрела вокруг – какая красота! – и тихо вышла. На ее приход и уход никто не обратил внимания.
Она побродила возле, поглядела на купола... Подумала привычное: я ведь совсем одна на всем белом свете... Отец писал редкие письма из Америки и слал деньги. И на том спасибо... Тетя Соня несколько месяцев назад, наконец, вышла замуж и уехала с мужем, капитаном дальнего плавания, на Дальний Восток. Лёка искренне порадовалась за тетку, но подумала привычное: никого нет... Мать почему-то не пришла на концерт, а зайти к ней в суматохе гастрольного расписания Лёка не сумела.
Может, Кирилл прав – стоило завести ребенка?.. Он-то, во всяком случае, остался бы с Лёкой на много лет...
– Леокадия, ты совсем сдурела? – вынырнул из-за угла взбешенный Левка. – Почему я должен разыскивать тебя по всему твоему родному городку?! У нас через два часа поезд! Бегом в гостиницу и собираться! Шагом марш!
Лёка молча послушно поспешила за ним.
Глава 15
Он подошел к ней снова на улице. Все такой же застенчивый, лысоватый, добрый... И опять дернул себя в смущении за ухо.
– Вы приехали... Я так рад... – произнес он. Как смешно у него двигается кончик носа... – В конце концов я запомнил ваши имя и фамилию. Значит, вы теперь поете в Москве... Помните, я ведь пророчил вам большое будущее...
– А-а, здравствуйте! – искренне обрадовалась ему Лёка, как старому знакомому. – А я до сих пор не знаю, как вас зовут. Давайте познакомимся. Вы – мой первый настоящий почитатель и ценитель! И я вам очень благодарна! Знаете, я даже часто вспоминала вас.
Это была почти правда.
Лысик по-детски сконфузился.
– Да ну что вы... Я просто высказал то, что думал... И как видите, не ошибся. Меня зовут Аркадием.
– А вы музыкант? Раз уж сумели так угадать?
– Да нет, что вы... – смутился Аркадий еще больше. – Я простой инженер... Работаю на заводе... Только наш завод почти разорен, зарплату не платят уже полгода... Собираюсь переехать в Москву, у меня там сестра. Поищу работу...
– Это правильно! – солидно кивнула опытная Лёка. – В Москве куда больше возможностей и шансов. А здесь... – она обвела взглядом тихую, сонную улицу, – здесь же запросто можно сойти с ума от безысходности и отчаяния!
– Да-да, вы правы... – забормотал Аркадий. – Я провожу вас на вокзал... Жаль, что вы так быстро уезжаете... У вас, наверное, очень жесткий, строгий, напряженный гастрольный график?
Лёка кивнула.
Музыканты встретили ее неожиданного ухажера насмешливыми переглядываниями и перемигиваниями. Но лысый, казалось, ничего не замечал. Он смотрел лишь на Лёку и видел ее одну.
Поезд тронулся, а Аркадий все стоял на перроне, усердно махая Лёке рукой.
– Ну, девушка, не ожидал от тебя! – усмехнулся Лева, едва перрон со стоящим на нем Аркадием скрылся с глаз. – По старичкам ударилась? А еще в церковь ходишь! Негоже пожилых совращать!
– Лева, а ты вообще когда-нибудь думаешь о жизни? – спросила его Лёка. – Задумываешься, как оно все будет впереди? И как оно должно быть?
Лева удивился. Остальные музыканты притихли.
– Ум и способность размышлять – не главные особенности певицы и актрисы! – заявил Левка. – Твое дело – петь, а не философствовать! Хотя на досуге можешь заниматься чем угодно. Только очень скоро у тебя досуга не будет. Это я тебе говорю!
Больше всего Лёка боялась встретить в родном городке Гошу. Боялась и очень хотела. Чтобы он сам убедился в своей ошибке. Чтобы ткнуть его мордой в его собственное заблуждение и с торжеством сказать: «Видишь, ты пытался меня наставить на путь истинный, а мой путь – вот он, тот самый, от которого ты хотел меня отвадить! Мой путь – песня, музыка, ноты, а на остальное мне плевать!»
Иногда Лёке казалось, что Гоша сейчас сидит в зале, слушает ее, и удивляется, и не может поверить, что это именно она, та девочка из соседнего дома, что старательно пела ему когда-то в саду, а потом в отчаянии и безысходности метнулась выступать в ресторане. И Лёка подбиралась на сцене, чуточку сжималась и пела словно ему одному... Смешному лопоухому худенькому мальчику, так внимательно слушавшему ее тогда и так яростно пытавшемуся позже заставить ее замолчать...
Королева играла – в башне замка – Шопена,
И, внимая Шопену, полюбил ее паж...
Лёка стояла в узком вагонном коридоре, уткнувшись лбом в стекло.
Музыканты растерянно топтались неподалеку.
– Эй, – окликнул ее Михаил, – тебе бы надо отдохнуть... Пока едем... А то завтра с утра опять концерт...
– Да, Леокадия, – тотчас вмешался Левка, – нечего тут носом пыль вытирать! Ложись и поспи! Дорога короче покажется.
Лёка послушно поплелась в купе.
Вернувшись в Москву, Лёка тотчас бросилась к Вике. Подруга встретила ее радостно.
– Ну, наконец-то! Лягушка-путешественница! А тебя тут опять показывали по телевизору. Ты у нас теперь звезда! И тебе многие завидуют.
– Это плохо, – грустно вздохнула Лёка. – Мне бы хотелось, чтобы меня просто любили. Человеку, которому завидуют, плохо и страшно жить...
– Ну, не так все ужасно! – попыталась утешить ее Вика. – Хотя я тебя понимаю. Зависть действительно отвратительна, а грешат ею многие. Люди слабы... И тебе придется с этим жить, приняв зависть как данность, как нечто непреложное.
– Зависть – как данность? Чушь... – пробормотала Лёка.
Вика вздохнула и кивнула.
– Что же делать? Таланту завидуют всегда! И всегда стараются его остановить, – оболгать, унизить. Если ты собираешься добиваться больших успехов на сцене, тогда должна быть готова выдержать борьбу с посредственностью, завистью и клеветой. И местью. К сожалению...
– Будь готов, всегда готов... – пробурчала Лёка и спросила: – Витка, а ты правда думаешь, что я талант?
И затаила дыхание в ожидании ответа. Ей почему-то требовалось знать именно мнение подруги, именно оно было для нее самым важным. Она ценила взгляды лишь близких ей людей – Вики, матери, Кирилла... На мнение остальных ей было наплевать.
