Текст книги "Звезда эстрады"
Автор книги: Ирина Лобановская
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 15 страниц)
– Опять данность, которую надо усвоить? Я уже с ней знакома и не раз сталкивалась, – пробубнила Лёка.
– Тогда у тебя накоплен кое-какой жизненный опыт. Это хорошо, хотя он всегда печален. А у тебя есть друзья?
– Есть. Одна подруга. Вика. Но она настоящая. Мы рядом живем. И как раз она и твердила мне об этой самой проклятой данности.
– Вот и держись за нее обеими руками, постарайся не потерять. А пока... Пока я еще жив, мне хочется осуществить свою давешнюю заветную мечту. Ты прости мне мою слабость, детка...
Лёка внимательно взглянула на него и кивнула. И подумала: прямо позавидуешь самой себе.
Через месяц по просьбе великого маэстро ей дали неплохую квартирку в районе метро «Проспект Мира».
Глава 17
Родители Аркадия умерли подряд, словно не сумели жить один без другого. Это показалось ему странным и даже противоестественным. Родители жили не слишком дружно, часто старались скрывать от детей свои ссоры и раздражение, отводить в сторону злые или печальные глаза. Но дети все видели и замечали. На то они и дети.
К тому времени Аркадий уже успел жениться, развестись и благополучно забыть жену с дочкой и все ужасы своей женитьбы по случаю. Младшая сестра Таня очень долго не выходила замуж, и мать все переживала, что не успеет понянчить внуков. Жена Аркадия свою дочку свекрови не доверяла, считая дочь исключительно личной ценностью и завоеванием.
Но все-таки за два года до смерти родителей Таня поспешно выскочила замуж за какого-то темного типа с непонятной биографией, приехавшего в их город на заработки и тотчас здесь подцепившего Татьяну, явно засидевшуюся в девках.
Таня родила мальчика, поэтому мать успела перед смертью порадоваться на малыша. С тем и отошла в мир иной. А Татьянин мужик внезапно куда-то отбыл, вроде бы снова за большими бабками. А потом так и сгинул. Правда, честно прислал согласие на развод. Таня поплакала-поплакала и пошла с этой бумагой в суд. Суд ее желание развестись с бесследно пропавшим мужем удовлетворил, хотя для очистки совести попросил милицию поискать беглеца. Но милиция только развела руками – зачем искать не преступника? На том дело и закончилось.
Аркадий жил с сестрой и племянником, пытаясь по мере сил их кормить и одевать. Но производство в стране разваливалось, заводы и фабрики останавливались, и Аркадий с тоской предчувствовал и бесславный скорый конец своего родного заводика, выпускающего полиграфическое оборудование. Теперь, когда все печаталось за рубежом – дешевая Финляндия недалеко, а типографии просто исчезли за ненадобностью, в связи с компьютерными набором и версткой, полиграфическое оборудование стало никому не нужно. С инженером Аркадием и всеми рабочими в придачу.
Таню Аркадий старался этими проблемами не грузить. Пусть себе спокойно сидит с Володькой... Однако грустное выражение его лица наталкивало сестру на нехорошие размышления. Прямо расспрашивать его она не решалась, но в голове проворачивала различные варианты будущего возможного жизнеустройства.
И вдруг по весне объявила брату, что едет с Вовкой в Москву.
– Куда? – изумился Аркадий. – В какую еще Москву? Зачем? Что ты там собираешься делать? И совершенно одна...
Оказалось, что едет туда Татьяна вовсе не одна, и план завоевания столицы у нее разработан довольно четкий, в подробностях.
Несколько таких же легкомысленных, безголовых молодых девиц и мамашек, вроде нее, надумали искать счастья на стороне, раз уж оно никак не желает отыскиваться на их малой родине. И, собравшись вместе, порешили: едут в столицу, снимают одну квартиру на всех – получится нечто вроде общежития – и нанимаются торговать на рынок. К азерам. Там неплохо платят. Это абсолютно достоверная информация. А дальше – кому как повезет. Кто, если поудачливей, выскочит замуж, кто – тоже счастливый – разбогатеет и купит себе квартиру, можно подешевле, в пригороде... Ну а кому уж совсем не повезет – те вернутся домой. Но третий вариант юные мыслительницы даже не хотели рассматривать всерьез. Это так, на самый худой конец... А он у них таким не будет, не должен быть. У них у всех все будет хорошо. Как они и задумали.
Аркадий выслушал сестру в ужасе. Хорошо, что родители не успели дожить до такого кошмара...
– Таня... – пробормотал он, – а ты хорошо подумала? И разве не знаешь, что на рынках с молодых женщин часто нередко требуют определенной расплаты?
Таня засмеялась. Она была еще дура-дурой...
– Почему не знаю? Знаю, конечно... Так я постараюсь выбрать себе тоже молодого и хорошенького! Зато хоть мужик будет! Они, эти кавказцы, по слухам, очень темпераментные! А то я уже оголодала в постели.
И ужас Аркадия перешел все допустимые размеры... Он понял, что сестру не переделать и внушить ей ничего не удастся. Значит, так тому и быть... Какое счастье, что мама никогда не услышит ничего подобного и ни о чем не узнает...
В тот день, когда он проводил Татьяну с Володькой и ее шумной, голосистой компанией подружек в Москву, Аркадий прямо с вокзала отправился в ресторан. Мучительно хотелось напиться и забыть обо всем хотя бы на время. Его душа, пуритански чистая и прямолинейная, не принимала никакой лжи и житейской грязи. Он начинал болеть, когда сталкивался с обманом и нечистотами, мерзостью и подлостью. Жить на земле ему было очень трудно.
В ресторанах Аркадий бывал лишь пару раз, в ранней молодости, с будущей женой. Чувствовал он себя здесь крайне неловко, словно оказался не на своем месте, чужой и посторонний. Но в тот вечер, едва сев за столик, Аркадий увидел в центре зала, возле маленького оркестра, рыжеватую девочку. Она явно смущалась, мялась, переминалась с ноги на ногу... Аркадий понял, что девочка здесь – новичок. А потом она запела... Никогда в жизни Аркадий не слышал, чтобы кто-нибудь так пел...
В голосе рыжеватой девочки звучали тоска и боль о несбыточном, в нем слышались надежда и отчаянная вера в будущее, в жизнь, в саму себя... Она пела о том, что было, будет и должно быть... Пела о себе и обо всех, не отделяя себя ни от кого от живущих на земле... Об их общих бедах и радостях, о неизменных поражениях и обязательных удачах... И даже сами слова ее песен казались не так уж нужны. Девочка шла за музыкой, а не за словами, словно разумно решившись на некоторый разрыв и справедливо считая, что слова – дело второстепенное, главное – мелодия и то, как ты ее осмыслишь, выразишь, передашь...
Аркадий пил водку и думал... Думал о том, что эта совершенно случайно встреченная им девочка встретилась ему совсем не случайно именно в этот день. Она послана ему Небесами. А значит... Значит, он должен, просто обязан ее отыскать и задержать возле себя...
Но после выступления девочка исчезла чересчур быстро, и нерасторопный Аркадий не успел ее поймать. Зато позже он встретил ее на улице. Тоже случайно и не случайно...
Ее московский адрес он вызнал у того кудрявого тоненького юноши, который всех уговаривал возле ресторана провалить начинающую певицу. В маленьком городке и его встретить было несложно. Они как-то столкнулись носом к носу возле центрального универсама.
– Послушайте, – обрадовался Аркадий, остановив недоумевающего юношу, – вы ведь хорошо знаете ту рыженькую девочку, что пела весной в ресторане «Наслаждение»? Вы, очевидно, ее муж? Раз агитировали тогда ее провалить?
Юноша тотчас насупился:
– А вам какое дело до нее? Тоже втрескались по самые ушки? С ней это запросто...
Аркадий стушевался и растерянно дернул себя за ухо. Дурная привычка с самого детства...
– Да нет... – попытался он неловко соврать и выпутаться из сложной ситуации. – Просто... видите ли... А вы с ней разошлись?
– Хотя это совершенно не ваше дело, я вам все-таки отвечу, – сурово заявил кудрявый юноша. – Мы с ней не были расписаны. К сожалению и к счастью... Потому что все равно долго бы вместе не прожили. У нас чересчур разные идеалы и представления о жизни.
– А в чем эта разница? – не удержался от ненужного вопроса Аркадий. – Простите...
– Да в том, что я стремлюсь к спокойной жизни, а она – к суматошной! – заорал, вспылив, юноша. – Ей нравится купаться в помоях и в лучах призрачной проходящей славы! Чего вы ко мне пристали? Зачем вам ее адрес понадобился?
– Я близкий друг ее семьи, – соврал Аркадий, вероятно, впервые в жизни, и сам покраснел от откровенной лжи. Он тогда понятия не имел о родственниках начинающей певицы. Просто шел напролом. – А она не дала свой адрес никому. Уехала – и как в воду канула... Родители тревожатся...
– Вы врете, но это на нее очень похоже, – хмуро пробормотал юноша. – Записывайте...
И тогда Аркадий стал отправлять Лёке открытки с поздравлениями. Он внимательно следил за всеми ее концертами и успехами, победами.
Потом увидел афиши, объявляющие о ее концерте в родном городке...
Аркадий не спал всю ночь. Ворочался, как отъевшийся за лето, неповоротливый медведь, добавляя старому дивану новые вмятины.
Утром примчался к кассе самым первым и стоял в счастливом ожидании, думая о том, как несправедлива поговорка, утверждающая, что ждать и догонять – самые тяжелые дела.
На концерте он сидел в первом ряду, во все глаза смотрел на Лёку, узнавал и не узнавал... Она повзрослела, держалась намного увереннее – да это и понятно! За ее спиной опыт и успех, а именно это, а еще неудачи, делает человека другим.
Но пела Лёка по-прежнему, с той же подкупающей простотой и искренностью, и держалась безыскусно, что сразу выделяло ее из множества жеманных ломаных певиц, старающихся обратить на себя внимание прежде всего умопомрачительным туалетом, сведенным к минимуму. Им почему-то упорно казалось, что они серьезно ошибутся, если все-таки что-нибудь на себя наденут. Собственную одежду на своем выступлении они рассматривали как заведомый, неизбежный провал, и назвать их одетыми, а не раздетыми вряд ли повернулся бы чей-нибудь язык.
Еще один пример странной, необъяснимой женской логики, думал Аркадий. Женщины не любят, когда им заглядывают под юбку. И при этом делают все возможное и все от них зависящее, чтобы это происходило: надевают мини, кладут ногу на ногу... А уж мини-юбка на сцене – и вовсе клинический случай, равно как и откровенное декольте... Едва барышня соизволит поклониться...
Правда, и Лёка уже стала себе позволять некоторые вольности в одежде, но они казались смешными на фоне одеяний других певиц.
После концерта Аркадию вновь не удалось встретиться с Лёкой – «маятнички» надежно охраняли солистку от назойливых поклонников. Зато Аркадий сумел выследить ее перед самым отъездом. И даже проводить на вокзал... Ему опять повезло.
Поглядев вслед поезду, увозившему великую певицу Леокадию Тихую, Аркадий подумал, что скоро тоже окажется в Москве и тогда, вероятно, сможет видеть ее чаще. Но рассчитывать и надеяться на это, конечно, смешно и глупо. Станет сама Леокадия Тихая видеться с каким-то неизвестным нищим, стремительно лысеющим инженером из своего родного городка...
– Кир... – неуверенно произнесла в трубку Лёка, – Кир... а я еду на международный конкурс... И номер телефона у меня теперь другой, и адрес тоже... Я теперь полноправная москвичка...
– Отлично! – привычно равнодушно отозвался Кирилл. – Поздравляю сразу с первым, со вторым и с третьим!
– А кто у тебя родился? Прости, я так и не спросила, – виновато пробормотала Лёка.
– Дочка, конечно! – усмехнулся он. – У меня рождаются исключительно девочки!
– И что, много ты их уже настряпал? Новых, после Наташки? – поинтересовалась начавшая закипать Лёка.
– На мой век хватит! – заявил Кирилл. – Тебя мы смотрим и слушаем по телевизору. Поешь хорошо! Честное пионерское! Моей жене нравится!
Еще одна оплеуха... Лёка передернулась.
– Твоей жене?! А тебе?
– Я слабо разбираюсь в музыке, – пояснил Кирилл.
– А она лучше? Она что у тебя – музыкант?
– Да нет, просто смотрит, слушает... Знает разные группы и солистов...
Лёка в бешенстве швырнула трубку и тотчас позвонила Вике.
– Опять в окно?! – возмутилась уже привыкшая к вывертам известной певицы подруга. – Сколько можно ему названивать?! Ты когда-нибудь прекратишь эту порочную практику?! Я сейчас приду!
Виктория давно отлично поняла, что подруга проявляет самые настоящие истерические черты. Но что поделаешь – певица! Существует ведь даже выражение – «актерские нервы».
Лёку снова удалось с большим трудом успокоить, привести в приемлемую норму и проводить за рубеж. Вернулась она оттуда титулованной певицей с мировым именем. И тотчас пошла вразнос. Словно раньше выжидала и подбирала удобное для этого время.
Для начала Лёка разругалась с Левкой, отыскав для этого какую-то совершенно пустячную причину, ничтожный повод и придравшись к его очередному замечанию в свой адрес.
– Ты кто такой, чтобы меня учить? Переведи! – нагло спросила Лёка, прищурившись и уперев руки в бока. – Ты с кем так разговариваешь, мальчик? Или не видишь, кто перед тобой?
Левка и остальные музыканты онемели от неожиданности.
– Так вот, все указания, и фамильярности, и обращения типа «дура» закончились! – объявила Лёка. – И вообще, мальчики, я вас покидаю! Поскольку нельзя долго быть с теми, кто хорошо помнит твое довольно неуверенное начало. Ищите себе другую солистку! А у меня иные планы.
Эти иные планы подобрал, придумал и организовал для нее, конечно, великий маэстро. Именно с его помощью и с его подачи Лёка ушла в другой ансамбль, где ее, к великому удовольствию Лёки, встретили с максимальным почтением и любовью, по крайней мере, усиленно деланными.
Попав в новый коллектив и ощутив себя на вершине блаженства – телефон обрывали с самого утра, умоляя то об интервью, то о концертах, – Лёка стала ездить на дачу к маэстро все реже, оправдываясь тем, что очень занята. Опытный, проживший жизнь маэстро все понял, улыбнулся и тоже исчез, перестав ей звонить.
Правда, иногда осознавшая вдруг свою вину Лёка набирала его номер, плакалась, жаловалась на отсутствие времени, лгала, что мечтает его увидеть и страшно скучает, и вновь пропадала надолго.
У нее появлялись враги, даже хуже – врагини, как и предупреждал маэстро. Две-три хвалебные статьи в газетах и журналах обязательно разбавлялись одной помойной, прямо-таки разгромной. И Лёка даже знала, кто все это организовывал и за это платил. Платил щедро, не скупясь, думая свалить Леокадию. Но не на ту напали! Шиш вам всем с маслом! – с торжеством думала Лёка и продолжала триумфально выступать и побеждать. День за днем...
Правда, однажды на съемках клипа к Лёке подлетела разъяренная фифа в каких-то немыслимых зелено-розовых перьях на башке и в чем-то вроде Пеньюара и что-то заорала. Лёка даже не сразу ее узнала. Это была известная дива российской эстрады Лиана Чебаевская.
– Ты, сучка, лучше заткнись, пока тебе не вырвали язычок! Я первая постараюсь!
Музыканты быстро оттеснили диву от Лёки. Ей показалось, что дива пьяна...
Как там говорил тогда Гошка? «Брось ты эту ерунду, зачем тебе эта дурная, суматошная, грязная жизнь? Она лишена всякого смысла! Какая-то постоянная борьба, драчка за первые места, интриги и сплетни!»
Он был абсолютно прав.
Как-то почти на выходе на сцену Лёка чуть не угодила ногой в небольшое ведерко с водой и половой тряпкой, заботливо здесь забытое... Однажды едва не споткнулась о доску с большим гвоздем, предусмотрительно брошенную на ее пути... Один раз у нее на сцене внезапно «охрип» микрофон, и хотя он не так уж ей и требовался, но зал-то был огромный... Это случилось на концерте в «Олимпийском». Потом смущенные, бледные его сотрудники оправдывались техническими сбоями, дескать, техника – штука непредсказуемая. Но Лёка не выдержала, сорвалась и нахлестала по щекам первого подвернувшегося ей под руку. Некоторые газеты язвительно писали об истеричной певице.
К тому времени у нее появился импресарио. И она поручила все улаживать ему и вздохнула с облегчением. Хотя расслабляться не стоило. Российская эстрада – это тебе не дом отдыха и не зеленое июньское поле, усеянное одуванчиками. Это, скорее, Куликово или Бородинское поле, где каждый твой шажок сторожит зоркий и опасный враг.
Импресарио прислал ей все тот же неизменно заботливый маэстро. Звали импресарио Эдгаром. Он был молод, проворен и хитер.
– Именно такой тебе и нужен, детка! – позвонил ей как-то великий маэстро.
Старик, воспитанный и выросший еще в прошлом веке, не привык оставаться неблагодарным перед девчонками, которые неплохо скрашивали его стремительно уходящие годы.
– Спасибо! – обрадовалась Лёка. – А что он может?
– Он может все! – торжественно и несколько высокопарно произнес маэстро. – Ты, детка, будешь довольна!
И Лёка действительно была довольна расторопностью, ушлостью и пронырливостью нового слуги. Правда, пришлось грубо его отшить, когда он столь же оперативно и ловко полез ей под юбку. Но Эдгар, дитя современности, нисколько не обиделся, принял все как должное и захохотал:
– Понято!
И все дальнейшие попытки оставил навсегда.
Почтительные открытки с поздравлениями продолжали идти с прежней регулярностью. Только штемпель теперь стал московский. Лёке это наконец-то удалось разобрать.
Точно так же неизменно приходили открытки с бранью. И однажды Лёке тоже посчастливилось прочитать город отправления – ее собственный, родной... Гошка, поняла она. Негодяй, мерзавец!
И вышвырнула очередную пакость в помойное ведро.
Ночами ей часто снился Кирилл. Большой и мрачный. А иногда – радостный, с дочкой на руках. Перезваниваться они перестали. Да и зачем эти мучительные и совершенно бессмысленные звонки?..
«А интересно, какая у него последняя жена? – порой задумывалась Лёка. – Похожа на меня или нет?..»
Жена... И дочь... А ведь именно Лёка могла быть и должна была стать его новой женой... Могла, но не стала...
Будь оно проклято, то Минское шоссе, где она когда-то встретила громадного бородатого водилу...
Глава 18
Судя по письмам сестры, она устроилась в Москве неплохо. Аркадий и не верил, и очень хотел верить. Таня писала, что квартиру они нашли вполне сносную, недорогую и просторную, но, конечно, далеко от центра. Все торгуют на рынке. Деньги получают хорошие. Пока никто из хозяев к девчонкам не пристает. Вовку удалось устроить в детский сад недалеко от дома.
И все сначала именно так и было. Но потом... Потом Таня попала в водоворот любовей, подзабыла про сына, а на рынке знакомилась с мужиками напропалую. Эх, где наша не пропадала! Живем одним днем!
– Ты жертва, – сказал ей однажды утром Дмитрий. – Вылитая жертва жизни, времени и судьбы. Впрочем, как многие другие бабы. Настоящая русская молодица: привыкла вкалывать как лошадь и получать за это копейки. И говорить спасибо, что эту копеечку тебе пока еще платят. Слабое звено.
Слово понравилось. Она вертела его и так и сяк, крутила туда-сюда, прикидывала на свет, рассматривала и оценивала на вкус и на запах... Да, это было хорошее слово. Во всех отношениях. Подходящее ей на все сто. Как нельзя лучше.
О других бабах Таня предпочла не услышать. Зачем? И так очень хорошо все складывается. Слово найдено. Теперь только от нее зависит, как правильнее и удачнее им воспользоваться. Как извлечь из него максимальные выгоды и преимущества. Но это она сумеет, должна суметь. Нужно во всем находить ту или иную для себя пользу. Иначе для чего же она существовала на свете все эти годы, довольно бестолковые и бессмысленные? И не поймешь, по чьей вине. Может, по ее собственной?
В общем, с необъяснимостями и несуразностями пора завязывать. Суть – в определении. И оно наконец-то найдено. Она – жертва. Какое прелестное, просто очаровательное слово! Почему она раньше никогда не вспоминала о нем, глубоко запрятанном в чужом лексиконе? Слово ласково кололось острыми иголочками, нежно царапало жесткими коготками, мило пощипывало легкими ожогами. Такое необходимое, близкое, понятное и точное, четкое до графичности... Язык – дело важное. Поважнее многого другого. Жаль, что она так долго не могла понять этого. Ну, не беда. Главное, что осознала, наконец. Она – жертва. Господи, какое счастье! Какое счастье, Господи...
– Мать честная! – ахнул Дмитрий, разглядев ее утром повнимательнее. – Да ты вся сверху вниз расчихвостилась, распустила перышки и крылышки ярким веером! По какому поводу?
– А без повода! – объяснила Таня. – Без всякой причины. Так даже лучше. И как-то естественнее. Все пучком. Теперь будем всегда исходить из худшего, но надеяться на лучшее.
– Мать честная... – снова повторил, тяжко вздыхая, Дмитрий. – До естественности докатилась... Куда теперь завернешь? Не забывай: едешь без правил!
Она ему ничего не ответила. Не хотелось. Ей стало очень скучно с ним разговаривать.
Теперь главное – немедленно всем доказать и подтвердить свое несчастное положение, влиться в него как можно натуральнее и безболезненнее, соединить суть и форму намертво, без швов и трещин, чтобы потом сыграть свой собственный душераздирающий полонез, звучащий ничуть не хуже, чем у Огинского. Даже значительно сентиментальнее и пронзительнее. Она догадалась: в наше время выгоднее всего играть жертву. Чтобы сорвать на этом неплохой куш. На жалости и на доброте. На русской взаимовыручке. И еще не до конца отвергнутой соборности...
– Напрасно, – заметил Дмитрий. – Жалости не допросишься, сочувствия не дождешься. Все вокруг делают деньги. Кто как может и умеет. Кому ты нужна со своей непопулярной позицией? Ты даже не сможешь ею толком воспользоваться и всласть наиграться. И по-моему, пусть тебе лучше завидуют, чем сочувствуют.
Он был чересчур умен и проницателен для тридцатилетнего историка. Слишком порядочен для любовника. Не в меру честен, чтобы выбрать другую профессию. А кому сейчас нужны историки? Что описывать? Какие такие нынче летописи и бытописания? О жизни президентов написали до него...
Впрочем, Дмитрий и сам все прекрасно понимал, иронически оглядывая свою занюханную поношенную одежонку. И всерьез собирался продать квартиру родителей, перевезти их к себе, а все деньги вложить в создание фирмы, занимающейся евроремонтом. Эти планы обсасывались не первый месяц, но пока дело дальше разговоров и проектов не двигалось. Родители не возражали.
Да пусть бы ремонтировал квартиры! Для чего только окончил университет? Но сейчас эти размышления несерьезны. Кто, что, зачем – все превратилось в бессмысленный круг вопросов, никому не нужных, пустых и смешных. Осталась лишь цена вопроса. Сколько? И сам вопрос нынче всегда один – почем? Чем больше, тем лучше. Ну да, деньги! А что в этом плохого? Цена вопроса... Очень большая цена.
Пока ее определяли в отдельно взятой развивающейся стране, многое обесценилось и многое сильно подорожало. Тоже нормально. В очередной раз задрали цены. Ну и что? Цена – понятие прыгающее.
А Танина жизнь превратилась в поиск ярких вспышек в темноте. Нет мужа? Отлично! Не надо считать, кроме своих копеек, еще и его жалкие гроши и делить все это на троих. Не надо стирать на троих, на троих готовить и таскать сумки. Не надо общаться со свекровью.
Сын без отца? Просто замечательно! У нас в стране сейчас могут рожать без остановки только миллионеры или идиоты, которых не заботит будущее своих детей. Ее заботит. Она – жертва страны, обстоятельств и времени. Этим все сказано. Маленькая дурочка среди таких же нищих и воротил, делающих деньги, деньги и деньги. Зачем им столько?
Как же получше распорядиться своей отличной ролью, смысла которой она раньше не понимала и не замечала? Слабое звено...
Но ни о какой зависти к себе Таня не мечтала. Нет-нет! Ни в коем случае! Дмитрий несет ерунду. Зависть – это страшно, тебя могут просто слопать целиком. Надо добиться сострадания – на том стоим.
– Дим, ты там поближе стоишь, достань из холодильника колготки, – попросила Таня.
– Откуда? – изумился Дмитрий.
– Из холодильника. Колготки. Серенькие.
– А что они там делают?
– Закаляются. Что еще им делать в холодильнике? Получают нужную стойкость и крепость для жизни! Вот не читаешь ты газет и журналов про тряпки и косметику!
– Да уж! – пробормотал Дмитрий, доставая пакетик с колготками. – Только журналов о тряпках мне недоставало! Куда гребешь с утречка в закалившихся колготках?
– Хочу на работу устроиться, – поделилась Таня. – Объявление в газете прочитала...
– Опять эти газеты, будь они неладны! – возмутился Дмитрий. – Выброшу из дома всю до одной «желтуху», чтобы тебе голову чепухой не забивали! Все ты натаскала! Неужели можно верить рекламе? Обрати внимание, экстрасенсы рассчитывают лишь на баб, так и пишут: «Верну мужа». Ты хоть раз читала обещания возвратить в родной дом жену?
– Да это просто потому, что ни один уважающий себя мужик возвращать жену не захочет. И так уже намыкался, бедный. Дамье терпеливее, – объяснила Таня. – А кроме того, он без всякой посторонней помощи запросто найдет себе новую, да еще и не одну. Нам куда сложнее в этом вопросе. Опять же дети... Ну ладно, я побежала, тетехаться некогда. Устроюсь – позвоню.
Таня вышла на улицу с чувством полного удовлетворения. Впервые за последние несколько лет. В автобусе ей тотчас наступили на ногу. Как же иначе? Отлично, она ведь жертва! У метро Таня поскользнулась на тротуаре. Замечательно, она несчастное существо, слабое звено, все развивается по плану.
Сесть, конечно, тоже не удалось. Татьяна засмеялась от счастья. На нее посмотрели с удивлением.
Фирму, приглашающую сотрудников на работу с высоким индексирующимся окладом, гибким графиком и дружным коллективом, Таня искала долго: все правильно. Но в итоге нашла. И присоединилась к длинной очереди желающих изменить жизнь к лучшему. Несмотря на то, что оказалась жертвой. Имела же она право на самостоятельные шаги!
Лучшего, естественно, пришлось ждать долго. Все объяснимо. В конце концов Таня вошла в кабинет, где за столом восседала объемистая дама, очевидно не доверяющая советам Долиной и поясу для похудания. А может, она считала, что полнота ей идет. Пышная дама важно кивнула крашеной головой, приглашая Таню сесть. Потом полистала какие-то бумаги.
– Итак, – произнесла толстуха, – ваши фамилия, имя, отчество...
Татьяна выпалила все одним словом.
Дама милостиво кивнула. Вероятно, ей понравились Татьянино красивое пушкинское имя и неплохая фамилия Днепрова.
– Что вы окончили? – ласково продолжила допрос пышка.
– Филфак педвуза, – сообщила Таня.
– Почему? – ошеломленно спросила дама и уставилась на Татьяну.
Ресницы у толстухи были накрашены слишком торопливо и грубо, краска застыла некрасивыми каплями. Значит, и журналами о косметике дама тоже не интересовалась.
– Так хотели все, – объяснила Таня, – и мама, и папа, когда были живы, и я тоже. У всех в головах свои тараканы. Конечно, этот филфак – страшная глупость: ну кому сегодня нужны люди, знающие, чем отличаются склонения от спряжений? Работы нет, или платят за нее копейки. И мне всегда по-страшному не везет. А на вторую профессию тоже не заработаешь. Вот, может, у вас подкоплю и пойду переквалифицируюсь в экономисты.
Дама побагровела. Очевидно, страдала гипертонией.
– Вы... – пробормотала, с трудом сдерживаясь, пышка. – Вы... взрослый, интеллигентный человек, что вы себе позволяете? Отнимаете у меня время... Вы внимательно читали объявление?
– Конечно, – ответила Таня. – Даже два раза.
– Но там же написано черным по белому, на чистом русском языке! – закричала, потеряв терпение, дама. – Нам нужны врачи! Медики! Специалисты с высшим медицинским образованием и опытом работы в больницах и поликлиниках! Вы что, работали там?
– Нет, – честно ответила Таня. – Но я вполне могу там работать. В любой поликлинике и больнице. И любым специалистом. У меня папа был врачом. Очень хорошим стоматологом.
Дама помолчала несколько минут, очевидно пытаясь прийти в себя и прикидывая в уме, не сбежала ли Таня из психушки и не состоит ли на учете.
– Я вам все сейчас объясню как нельзя лучше, – не сдавалась Татьяна. – Вы, главное, не волнуйтесь, у вас есть валидол?
Дама судорожно кивнула.
– Тут нечего объяснять! – заявила она. – Покиньте немедленно мой кабинет, там люди ждут! С медицинским образованием!
– Подождут! – нагло отозвалась Таня. – Сначала я вам кое-что расскажу, а потом вы будете решать вопрос с их медицинским образованием. Спина у меня начала болеть еще в школе. Рентгенолог заявила, что спина будет болеть всегда, а как с этим бороться – не объяснила. Вы думаете, я не могла бы так же комментировать снимки? Потом у меня заболел правый бок, рентген показал блуждающую почку. Позже к ней прибавили аппендицит и остеохондроз. Всякие там «скорые»... Папа устраивал консультации и УЗИ. Оно показывало, что я абсолютно здорова. Только два года назад мне вырезали желчный пузырь, где было сорок шесть камней. И вместо этих образованных медиков возле УЗИ я тоже смогла бы работать. А последние два месяца я посвятила увлекательным походам к зубному: пломба выпадает пятый раз! Вы убеждены, что я не могу работать таким стоматологом? Папа уже умер... И мама тоже...
Дама молчала. Но гнев в ее глазах продолжал выплескиваться через край.
– Все это не имеет никакого отношения к нашему объявлению! – объявила она.
– Вы не уловили сути! – парировала Таня. – Не понимаете, что берете на работу людей, ничего не знающих и не умеющих, далеких от медицины точно так же, как я, но при этом почему-то работающих врачами! И даже осмеливающихся лечить, ставить диагнозы и давать советы! Да начитавшись журналов и газет, я давно лечу всех домашних и знакомых и делаю это куда лучше ваших с медицинским образованием! Диплом – это бумажка, чепуха, фикция! Сунешь в огонь – и нету!
– Вон! – грозно приказала дама и неожиданно жалобно простонала: – Зачем вы пришли сюда? Вам что, нечего делать?
– Конечно, – сказала Татьяна. – Я ведь вам объяснила, что я без работы и пробую ее найти. Хотя бы у вас.
– Вы ненормальная! – прошептала толстуха.
– Какой банальный ход! – посетовала Таня. – Чуть что не так, вразрез с общепринятыми нормами и поступками, сразу – ненормальная! Театр абсурда! Ну при чем здесь сумасшествие? Неужели нет и не бывает других причин для нестандартности? А если поискать вокруг? В этом самом вашем медицинском мире, где врачи давно уже перестали мыть руки, приходя на вызов, и где хамский крик на больного превратился в норму, в ритуал, как чаепитие по утрам? У моей школьной подруги болела мать. Сказали – рак и выписали из больницы умирать. Когда она умерла, оказалось – язва, и простая операция спасла бы ее еще на долгие годы. Это врачи?
– Есть и другие, – пробормотала дама. – Здесь не место для дискуссий, уйдите, я вызову охрану... Меня люди ждут...
– Охрану? – изумилась Таня. – Я на вас нападала? Это как раз вы меня обзывали сумасшедшей! Что называется клеветой. А пришла я потому... – Она помолчала. – В общем, конечно, я виновата перед вами. Не знаю, что на меня нашло... Извините за дурацкий спектакль... Просто хотела еще раз подтвердить, что я – жертва. Слово очень понравилось. Жертва обстоятельств, в том числе медицинских. Так прекрасно ощущать свою беспомощность в руках судьбы и ваших заодно...
