Текст книги "Люблю трагический финал"
Автор книги: Ирина Арбенина
Жанр:
Прочие детективы
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 18 страниц)
Да нет… Нервы. Просто тень, якобы метнувшаяся за ее спиной, испугала ее… Вызвала неприятные воспоминания… Но теперь, в пушистом полотенце рядом с мужем, это происшествие уже стало понемногу забываться.
Айла родилась на том участке земной территории, где цвет кожи у населения передает всю мыслимую у хомо сапиенс гамму оттенков: от иссиня-черного до рыжего в веснушках и шоколадного, и даже молочной белизны и белокурости…
Этот африканский перекресток был связан с настоящей Черной Африкой древними торговыми путями золота через Сахару. И откуда, наверное, брало начало происхождение Айлы. Из колдовских глубин, магии, ворожбы и заклинаний, видений – сквозь огонь костра, гул барабанов, шум ветра…
Иначе как объяснить, что под стук колес поезда Краснодар – Москва, который вез студентку Кубанского университета на каникулы в столицу, в купе, слабо освещенном лиловым светом ночника, ее вдруг стали душить кольца змея Бид…
Это была древняя африканская легенда о змее, живущем в колодце… Змея Бид, как и многих других змеев в мифах многих других народов мира, умиротворяли жертвами – молодыми красивыми девушками…
Бороться с Бид было бесполезно, потому что, едва удавалось какому-нибудь богатырю срубить голову змея, высовывающуюся из колодца, вместо нее вытягивалась из темной глубины другая.
Вот этот колодец и примерещился Айле в полуосвещенном купе пассажирского поезда. Да не приснился, поскольку она вроде и не засыпала – только прикрыла глаза… А именно примерещился! Вдруг возник ясно и грозно, как видение, как высветившаяся на стене картинка «волшебного фонаря»… Однако говорят, что вот такие видения в полудреме – полугреза в полусне – и бывают по-настоящему вещими… Более правдивыми, чем то, что видишь во сне, когда спишь глубоким сном.
Да, вот так у Айлы и было: то ли спала, то ли бодрствовала – и не помнит, прикрывала действительно ли глаза, – но вдруг сквозь веки – картинка!
Айла, едва сдержав крик ужаса, присела на своей полке…
Она так ясно видела этот колодец… И так ясно чувствовала силу, увлекающую ее туда, в глубину поистине нечеловеческую… Непреодолимую… Такую, что нет смысла сопротивляться.
Только кольца удава, или питона, или змея мифического могут объять такими стальным тисками, что не вырваться, не выскользнуть, не спастись.
Впрочем, в Москве, на залитом солнцем перроне, Айла быстро забыла пригрезившийся кошмар… Каждый день ее пребывания в столице был расписан по минутам… Музеи, Третьяковская галерея, театры, парки, Бородинская панорама…
В небольшом Краснодаре училось много иностранных студентов, преимущественно темнокожих, и все они старались использовать студенческие каникулы, чтобы посмотреть другие города России, прежде всего Москву и Петербург…
В Краснодаре эти студенты не были диковинкой.
В Москве, впрочем, как оказалось, тоже…
Хотя поначалу Айла опасалась: ходили разные слухи про московских бритоголовых, которые могут запросто побить темнокожего…
Но ничего такого Айла не заметила… Наоборот.
В культурной, насыщенной до предела программе темнокожей студентки появился еще один незапланированный пункт… Да такой, что и музеям, и Бородинской панораме пришлось потесниться…
Она влюбилась.
Они познакомились за маленьким круглым столиком кафе Третьяковской галереи… И, собственно, как раз из-за самого этого столика…
Айла так проголодалась от созерцания московских достопримечательностей, что все, что она набрала «с голодухи» – салат, мясо, пирожные, – с большим трудом на этом изящном столике умещалось. Именно тот случай, когда вполне можно было сказать: стол ломился от яств.
Для его чашки кофе просто уже не оставалось места…
Конечно, он мог с этой своей чашкой поискать и другой столик.
Но… Симпатичная юная девушка… Такой забавный, откровенно детский аппетит…
В общем, его вполне можно было понять.
– Ой, извините, извините… – Айла попробовала подвинуть свои тарелки.
– Не волнуйтесь! – успокоил он. – Я уже уместился. – И усмехнулся, оглядывая многочисленные яства: – Туризм – не отдых, а тяжелая работа? Проголодались?
– Угу! – согласилась Айла, уже вовсю занятая салатом… – Есть от этих впечатлений хочется ужасно…
Слово за слово… Учеба в Краснодаре, студенческие каникулы, поездка в Москву. «А сами откуда?..» Немного об исторической родине… пару слов о детстве…
– Неужели вы настоящего царского рода? – Он смотрел на Айлу с милой иронической улыбкой, совсем, впрочем, не обидной и почти нежной.
– Ну… как вам сказать… – Айла тоже улыбнулась. – Такое предание у нас в семье. Может, конечно, это все и сказки…
Дело в том, что, по семейному преданию, предки Айлы – натурально! – вышли из недр Черной Африки… Что называется, из самых недр… То есть вели, по преданию, свой род от древнего черного царя Сунгата из долин Нигера, того самого, что, по легенде, срубал головы змею Бид… Айла не стала углубляться в детали, потому что, поежившись, вдруг вспомнила свой краткий, но такой яркий сон-видение…
Впрочем, была эта история с нигерийским царем, видно, так давно, что предки Айлы, переселившиеся – мигрировавшие древними торговыми путями через Сахару – на восток, здорово посветлели, утратили древние обычаи и давным-давно вписались в быт и жизнь торгового шумного восточного перекрестка.
За три-четыре столетия какая только кровь не перемешалась в этом клановом котле.
– От царя-то от царя… – улыбнулась смущенно девушка, – да с той поры много воды утекло… Говорят, была у нас в роду и простая цыганка…
– Откуда же у вас там цыгане? – удивился он.
– О-о, что вы… у нас без них ни один праздник не обходится. Приглашают их обязательно… Это традиция. Я не знаю, откуда они появляются. Приезжают откуда-то… Поживут, потом исчезают, потом снова возвращаются. Может, те же самые, может, другие. Их всегда целая группа: несколько девушек – танцовщицы, певицы, и мужчины – музыканты.
– Что ж… И гитары у них, как у наших? «Эх раз, еще раз…»? Или «Очи черные, очи страстные…»?
– Гитары? – Айла улыбнулась.
Улыбка вообще редко исчезала с лица этой девушки.
– Нет… Гитар у них нет… У них такой струнный инструмент, я здесь таких не видела. Аод называется. И еще набор барабанчиков глиняных.
Начинается выступление с длинной-длинной песни. Женский голос без аккомпанемента – тягучий, завораживающий, – никто слов не понимает, но не оторваться. Потом танец, сначала тоже тягучий, плавный. Только газовые платки на бедрах подрагивают. Зато потом, под конец, такой бешеный темп, что все до единого гости не выдерживают и начинают танцевать вместе с ними…
– Ну, почти как у нас. А я уж думал: это только у нас в душе вечная цыганщина.
– Ну вот… – Айла сняла с шеи шелковый разноцветный платок и, повязав его на талии, сделала движение, показывая, как покачивается платок во время танца… – Говорят, одной из моих прабабушек была вот такая танцовщица-цыганка.
– Что ж, и прадедушка не устоял? Тоже пустился с ней в пляс?
– Получается, что так… Танцевал, танцевал и женился…
– Я его, кажется, понимаю.
Он задумчиво оглядел черноволосую студентку с шелковым платком, повязанным вокруг стройной талии… девушку, ведущую род от царя и цыганки. О черном царе, правда, мало что в ней напоминало, а вот о цыганке…
Черты лица студентки Айлы уже почти не несли в себе примет негроидной расы, были они уже значительно облагорожены последующими поколениями и, в общем, довольно правильны и красивы… Волосы вились, но не сильно… И кожа Айлы была цвета молочного шоколада…
– Как шоколадка… – похвалил он… – Такой теплый и вкусный оттенок. И взгляд… такой влажный и добрый, как у олененка.
В общем, он говорил ей такие вещи, что кошмары о змее больше не мучили Айлу… А напротив…
Пытаясь уснуть вечером в малокомфортабельном дешевом номере гостиницы на одной из московских окраин, Айла даже воображала свадебную процессию – из тех, что полагалось устраивать, когда представительница их рода выходила замуж… Свадебную процессию, рассказы о которой тоже передавались как предание из поколения в поколение всем девушкам их рода… Но которая в силу разных причин, прежде всего финансовых, уже давно не устраивалась.
Самым примечательным в таком свадебном шествии, по мнению зрителей – а свадебную процессию обсуждали потом годами – были пятнадцать очень редких, угольно-черного цвета, крупных, как лошади, мулов…
Ибо черные мулы призваны отвести нечистую силу, а также сглаз… Особенно от сглаза помогали голубые кольца, развешанные на пышной сбруе мула. Тогда как висящие рядом с голубыми кольцами белые ракушки должны были принести молодоженам счастье…
Айла и не предполагала, насколько здесь, в Москве, ей не помешал бы черный мул, способный отвести нечистую силу и дурной глаз…
Светлова и не помнит, когда она еще так веселилась за новогодним столом… Начал все, разумеется, как всегда, Стариков, но в забаву вдруг неожиданно включилось даже и чопорное немецкое семейство, с которым они с Петей сидели за одним столом в ресторане отеля… Глава этого семейства был хозяином «свечного заводика», или что-то в этом роде, традиционно посещающим ради дайвинга, разумеется, зимой курорты Красного моря.
Когда розовый пушистый шарик попал в его чопорный бюргерский лоб, немец вдруг встрепенулся… И со всей тщательностью и простодушной честностью своей немецкой души пришел на подмогу Старикову, который давно уже отбивался от превосходящих сил противника – двух миловидных норвежек из-за столика справа…
Дети – отпрыски немецкого семейства – тут же были брошены на заготовку «боеприпасов». Это было важно: хороший запас шариков давал несомненные преимущества. За ними, упавшими на пол, празднующие Новый год бросались аки ястребы…
Но немецкие аккуратные дети собирали шарики значительно шустрее! Они складывали их в подолы фуфаек и подносили отбивающимся бомбардирам.
С норвежками справились быстро – их попросту погребли вместе с их коктейлями в разноцветном ворохе шариков… Но французы… Может, кто-то из их предков участвовал в Сопротивлении – и с генами передалось?! Ох уж этот боевой французский дух… Впрочем, и история у них вся такая – революции, Наполеон… В общем, справиться с ними было далеко не просто!
Аня, разумеется, тоже старалась, как могла, – никогда она не думала раньше, что это так увлекательно – попасть кому-нибудь розовым шариком в лоб…
Очевидно, в людях все-таки есть что-то такое, какие-то внутренние оковы, которые бессознательно хочется хоть ненадолго сбросить. И потом… Эта всеобщая кутерьма и счастье общего азарта, которое бывает только в детстве на снежной горке и когда дети играют в снежки…
А Петя Стариков был мастер устраивать такие штуки. Очевидно, сказывалась, выходила боком окружающим его скучная офисная жизнь, которую время от времени необходимо было компенсировать откровенным ребячеством…
Аня вспомнила, как летом в Испании – была очень душная, плюс тридцать два, каталонская ночь – Стариков придумал сталкивать всех в фонтан посредине ресторана… А это, как с шариками, – только начни. Кого-то из веселой компании столкнули, ну допустим, нечаянно, но он вылезает мокрый и жаждет отмщения… Следующий, тот, кто попался под руку, в долгу тоже не остается. Ну а остальным просто завидно. Через десять минут за столом из их компании не осталось никого – все плескались в фонтане.
Апофеозом этой забавы стал решительный поступок грустно-задумчивого и совершенно им незнакомого господина из-за соседнего столика – в костюме, в галстуке, с сотовым телефоном… Понаблюдав некоторое время за происходящим, он вдруг оставил на столе свой телефон, разбежался и с криком, адекватным российскому: «Эх, раззудись плечо!», прыгнул к ним в фонтан…
Что-то похожее на то веселое помешательство повторилось и теперь, в Египте, в отеле «Шахерезада», за новогодним ужином с разноцветными шариками…
Да. Все, что случилось со Светловой до Нового года, было закидано шариками, покрыто разноцветной пушистой массой, ворохом славных мягких пушистых планет… И возвращаться к этому не хотелось. Да и зачем?! Исчезновение бомжей (единственной ниточки, возникшей было и ведущей к Джульетте) Аня расценила как подсказку судьбы…
Стало быть, нечего лезть – означал этот намек.
Да и что она может сделать? Если и милиция ничего не смогла? И какое ей дело, собственно говоря?..
Шарики, шарики… «Ан, де, труа!» – кричат французы за соседним столом. И разноцветный залп…
Телефонный звонок избавил ее от этого славного воспоминания. Прервал погружение в промелькнувший Новый год и египетскую неделю…
– Аня, здравствуйте… Это Дубовиков. – Голос в трубке довершил это разрушение…
– Очень приятно… – автоматически поприветствовала она, ясно понимая, что ее разом сникший голос не соответствует заявленному.
Какое там приятно…
– Ну как вы там? – деловито осведомился капитан.
– Ой, хорошо! – выдохнула Аня, имея в виду шарики.
– Хорошо?! – недоуменно переспросил Олег.
Его недоумение напомнило Светловой, что капитан не встречал с ними Нового года. Он был в Москве, в своем фонде, среди обиженных, брошенных и голодных… И, занимаясь всем этим, он, разумеется, был уверен, что и у других совести не меньше… И стало быть, все Анины мысли, конечно же, должны быть о пропавшей подруге Джульетте…
И вдруг это наглое счастливое Анино «Ой, хорошо!» в ответ.
Вот строгий аскетичный капитан и удивляется – чего ж хорошего? Напоминая беспечной эгоистичной девушке: нельзя быть такой счастливой, когда все вокруг несчастны…
И Светлова усовестилась…
– То есть я хотела сказать… – промямлила Аня в трубку, – что не очень хорошо… В том смысле, что у меня ничего нового.
– А вот у меня есть новости. – Капитан решил, видно, что хватит ему обличать «аморально счастливую» Светлову, и деловито перешел к сути: – Помните, вы говорили, что вас задело сообщение о цыганке, убитой в Подмосковье?
– Помню, – неуверенно подтвердила Анна, со стыдом осознавая, что вспоминать ей об этом сейчас совершенно не хочется.
– Так вот… Мне тоже показалось странным это совпадение… Убийство цыганки и исчезновение вашей подруги!
– Ну, в общем, да… – без особого энтузиазма признала Светлова.
– Здесь очень важно то, что у Джульетты было прозвище Цыганка и… Ну, я имею в виду, соответственно, впечатление, которое она производила на людей… Стало быть, ее можно было принять за цыганку… Так ведь?
– Так. – Аня кивнула трубке, будто за ней находился «майор Вихрь».
– Я вообще тут подумал, Аня, что у вас, очевидно, есть необходимый для расследования преступлений дар – схватывать несущественные на первый взгляд, но важные детали…
– Что вы говорите!
– Да, да… Детали незначительные, но основополагающие, потому что они связывают разрозненное в общую картину… Это, скажу я вам, немаловажное достоинство для детектива…
– Благодарю… – Аня обреченно вздохнула.
Слышал бы ее муж, Петя Стариков, эти комплименты… Дар детектива… Необходимый при расследовании… Можно представить, что будет, когда Стариков узнает, во что она все-таки ввязывается.
– Так вот, я проведал тут, воспользовавшись старыми связями, кое-что… Дело в том, что следствие по делу этой цыганки завершено, поэтому мне и удалось ознакомиться с кое-какими подробностями… Вы хотите о них узнать?
Он спросил об этом так резко и неожиданно, что Аня растерялась, не сумела найти в себе сил отказаться…
Сказать «нет»?
Но что он подумает? Ведь этот вопрос, по сути, означал: «Вы уже забыли о Джульетте, вы зажили счастливо и спокойно, избавившись от неприятных воспоминаний? Вам, Аня, наплевать на свою знакомую… Вас больше не интересует, где Джульетта? Что же все-таки с ней случилось? И, может быть, на всех других людей вам тоже наплевать? Ведь то, что случилось с ней, вполне может случиться и с другими…»
– В общем, да… – неуверенно протянула Анна, вспоминая свою любимую цитату из Ирвина Шоу. – Хотелось бы об этом узнать.
– Ну, тогда заезжайте завтра с утра в фонд. Я вас посвящу в эти подробности. Уверяю, вы удивитесь.
– Непременно, – кисло пообещала Светлова.
– Непременно удивитесь? – усмехнулся в трубку капитан.
– Непременно заеду, – уточнила Анна.
Анна ничего не могла поделать… Ее втягивали, втаскивали в это дело… Сначала мать Джульетты, Елена Давыдовна, а теперь и этот человек, совершенно, по сути, незнакомый, о котором она пару месяцев назад даже и не слыхала…
А он не мог забыть о светловолосой подружке Джульетты, об этой искательнице пропажи. Не мог забыть о ней – и все тут. Правда, он никак не мог и придумать для нее мизансцену! Не мог понять, на какой образ она тянет…
Но он работал над этим… Потому что его, безусловно, тянуло к ней… Во всяком случае, ему совершенно не хотелось отпускать ее на волю, не хотелось прощаться с ней раз и навсегда… не хотелось, чтобы она исчезла окончательно из поля зрения.
Но пока у него и без Светловолосой было полно хлопот.
Полно хлопот с темнокожей рабыней…
Конечно, то, что он задумал с этой девушкой, мягко говоря, не совсем вписывалось в «норму». А кто, собственно, решает, что есть норма, а что нет? Просто у них, у обычных, у этого заурядного большинства, на все один ответ: «так заведено»… Поэтому, говорят они, вот это – норма, а вот это – уже нет…
Недавно он наткнулся в Интернете на описание любопытного эксперимента с обезьянами. Ну, один к одному – то же самое происходит и с людьми.
Сажают в клетку четырех обезьян и вешают перед ними связку спелых бананов. Когда одна из обезьян лезет за ними, всех – и ту, что хотела бананов, и всех остальных тоже – окатывают ледяной водой.
Потом, когда лезет другая обезьяна – все повторяется. Опять всех без исключения – холодной водой. И так до тех пор, пока обезьяны не поняли, чем грозит им попытка полакомиться бананами… Пока они сами не начинают пресекать хорошими тумаками попытки любой из них все-таки дотянуться до этих бананов.
Потом одну из обезьян меняют на новенькую, свеженькую, которая «не в курсе». Разумеется, она первым делом лезет за бананами – и получает от остальных хорошую взбучку. Потом меняют еще одну, «старую», из первого призыва обезьяну – на новую, которая «не в курсе». И она тоже первым делом лезет за бананами и тоже получает от обезьяньего сообщества хороших тумаков.
Но! Самое интересное: в избиении, в наказании за попытку достать бананы принимает участие и та новенькая, которая «не в курсе». Но ей уже самой досталось – и она знает теперь: тем, кто лезет за бананами, надо хорошенько наподдать.
Постепенно всех старых обезьян, которые помнят начало этой истории с бананами и ледяной водой, заменяют на новых. Ни одну из них не окатывали холодной водой за то, что кто-то из них лез за бананами.
Но ни одна из них тем не менее не делает даже намека на попытку достать бананы. Потому что, хоть бананы и висят рядом, доставать их нельзя.
А почему нельзя?
Да потому, что так заведено.
Вот и весь вам краткий курс истории человечества. Грустно и смешно.
Но он не обезьяна, которая боится тумаков сообщества и ледяной воды. Он свободен и смел, и он понимает, что ему надо…
И если он понял, что ему надо для того, чтобы душа росла и получала необходимую пищу для развития и яркие впечатления, – он этого достигнет.
Аня любовалась сиянием ботинок капитана. В вечно грязной в это время года Москве такое, без пылинки, «вечное сияние» могло диктоваться только серьезным, глубоким и постоянным чувством любви хозяина ботинок к хорошей, всегда чистой обуви…
– Видите ли, Анна, – излагал Олег Иванович, удобно устроившись в кресле, положив ногу на ногу и покачивая носком сияющего ботинка, – в ходе следствия были опрошены люди, которые постоянно, одной и той же электричкой, в одно и то же время ездили в Москву… Вы меня слушаете?
– Вся внимание! – Аня с трудом отвела зачарованный взгляд от сияющего ботинка и преданно посмотрела капитану в глаза.
– А таких людей, оказывается, довольно много. Во всяком случае, немало… Дело в том, что цыганка жила в таборе под Москвой и люди из этого табора тоже ездили в Москву – вроде как на работу…
– Интересно, какую же?
– Попрошайничать, мошенничать, гадать… И тоже ездили в одно время.
– Завидная пунктуальность.
– Да, особенно для мошенниц… Так вот, это – последняя электричка перед «окном», то есть перерывом. Удобная. Выспаться можно… С другой стороны, последний шанс попасть в Москву. Надо непременно успеть. Если пропустишь ее, в город попадаешь уже довольно поздно…
– Вы-то откуда знаете? Так подробно.
Олег Иванович, увлеченный своим повествованием, пропустил Анин вопрос мимо ушей.
– Так вот, любопытные показания дала одна бабуся.
– А она-то куда ездит? С такой пунктуальностью?
– Тоже на своего рода работу…
– Цветы, что ли, продавать?
– Не угадали… и не угадаете. Сам чуть позже расскажу.
– Хорошо, – покорно вздохнула Светлова, которую уже изрядно выводила из себя занудная последовательность капитана.
– Так вот, старушка говорит, что за девушкой пристально наблюдал парень…
– Из ряда вон выходящее событие: за девушкой наблюдал парень! – хмыкнула Светлова. – Особенно если девушка хороша собой…
– Да, именно это и следует из показаний свидетелей: исключительно хороша собой, – подтвердил капитан Анину догадку.
– Ну вот, видите…
– Так вот, наблюдал парень, – с нажимом повторил капитан, – похожий на скинхеда…
– Надо же, какая старушка… Как ориентируется в современных молодежных течениях.
– Старушка будь здоров! Мало не покажется… Кстати сказать, как на работу, она ездит каждый день на биржу… Божий одуванчик: войдет в зал, за торгами понаблюдает, одну акцию купит, одну продаст… Ни больше, ни меньше. И говорит, ни разу еще в накладе не оставалась. Мне, говорит, на молочко…
– Да уж… – восхитилась Аня. – Если бабушка сумела сориентироваться в стоимости «голубых фишек», скинхеда отличить от рэпера ей уже будет не трудно…
– Именно…
Капитан снисходительно кивнул.
– Так вот, бабушка утверждает, что это был типичный бритоголовый. И взгляд у него такой же был – идейного борца… готового на все для достижения поставленной цели.
– Это что же за взгляд такой… Как это выглядит-то? В натуре, так сказать… Как лично вы это себе представляете?
– Ну такой, очевидно… – Дубовиков изобразил нечто, собрав глаза в кучку.
– Впечатляет… – Аня вздохнула.
– Ну, так бабушка мне объяснила. Поскольку я тоже спросил. То есть у этого пассажира был взгляд человека, зациклившегося на какой-то мысли. Тяжелый…
– Может, юноши, обдумывающего житье?
– Взгляд человека с вязким мышлением. Так сказала свидетельница.
– Ну прямо психолог, а не бабушка.
– Неприятный взгляд, повторяю, тяжелый. Останавливающий на себе внимание.
– Понятно. И наблюдательная бабушка, естественно, свое внимание остановила?
– Остановила.
– Только поэтому? Потому, что тяжелый?
– Да нет… Вот почитайте, что народ волнует…
Капитан протянул Ане газету.
И Светлова принялась прилежно изучать отмеченную карандашом заметку…
«Банду скинхедов, очищающих Москву от людей, которые, по их мнению, позорят любимый город, обезвредили на днях сотрудники уголовного розыска ОВД «Кузьминки». Бритоголовые «санитары» использовали, мягко говоря, радикальные методы – они просто убивали бродяг, бедно одетых граждан, а также представителей негроидной расы.
Поймали юных садистов, что называется, за руку. 21 июня трое парней в очередной раз вышли на охоту и на Есенинском бульваре набросились на 47-летнего гражданина. Мужчина, по их мнению, своим видом портил окружающую среду. Садисты избили его до полусмерти, а также пырнули ножом, повредив печень. Тем не менее бедняга выжил и даже смог назвать приметы преступников. Сыщикам во многом помогло, что за три дня до нападения бандиты купили камуфляжную форму и для солидности постоянно щеголяли в спецодежде. В этом наряде их и задержали спустя сутки.
Заводилой в компании скинхедов оказался 19-летний г-н Кузин. Он нигде не работал, не учился и был очень озабочен тем, что на улицах Москвы много всякой «нечисти». «Даже перед иностранцами неудобно», – говорил он. Прошлым летом Кузин нашел таких же поборников «чистоты нации». Один из «тинэйджеров» учился в девятом классе, другой тунеядствовал. Ребята побрились наголо и стали выслеживать бомжей, бродяг, а также чернокожих.
21 сентября прошлого года на Зеленодольской улице изуверы до смерти забили 82-летнего гражданина, после чего облили труп машинным маслом и подожгли. 12 ноября практически на том же месте преступники зарезали 25-летнего гражданина Анголы. 19 июля, уже нынешнего года, садисты пырнули ножом 70-летнего бродягу возле железнодорожной платформы Люблино.
Сыщики считают, что на этом список жертв бритоголовых не заканчивается. Впрочем, и сами подростки не скрывают этого, наоборот, с гордостью рассказывают о произведенных «зачистках». Возможно, многие избитые скинхедами бомжи просто предпочитали не обращаться в правоохранительные органы. Поскольку лидером троицы выступал Кузин, ему будет предъявлено обвинение еще и в подстрекательстве».
– Да-а. – Аня, вздохнув, вернула газету капитану.
– Кстати, таборы на той железнодорожной ветке, где убили цыганку, всех уже достали…
– Ну, как выяснилось, особых симпатий к ним и на других железнодорожных направлениях массы не испытывают…
– Вы про дело Албоков что-нибудь слышали?
– Это… Это какое-то громкое, кажется, дело?
– Да.
– Братья, кажется?
– Именно. Три брата-цыгана, попытавшихся попасть в Книгу рекордов Гиннесса. За неделю они ухитрились совершить девятнадцать разбойных нападений, грабежей и убийств. Всего за одну неделю сентября. И происходило все это на подмосковных станциях… Понимаете?! Как раз по этой дороге…
– Сколько же они за свои рекорды получили?
– Одобряю – смотрите в корень! Отвечаю: немного. Самый большой срок – старшему брату – пятнадцать лет.
– Так… И кто-то недовольный мягкостью судебного наказания…
– Вот именно.
– А что?.. Возможно.
«Фигня какая-то… – думала Аня, засыпая… – Ну похожа Джуля на цыганку… Но чтобы принять ее за цыганку из табора, побирушку, мошенницу, уличную бродяжку или гадалку, шныряющую по электричкам… Чтоб до такой степени перепутать, чтоб даже и убить из-за призрачного сходства? Это Джуле надо было настоящий маскарад устроить – долго не мыться. И школу актерского мастерства пройти… Да еще как минимум оказаться в этой самой электричке… А что ей там было делать… Сугубо городской человек. Дачи терпеть не могла. На природе скучала. Да и дача у них по другой дороге…»
– Светлова, ты татушку не хочешь сделать?
– Татушку?.. – Аня ошеломленно пыталась осмыслить предложение.
Жизнь непредсказуема: совершенно не знаешь, что можно услышать, сняв телефонную трубку…
Правда, Лысый, товарищ дошкольных дворовых игр, и сам был непредсказуем, принадлежа к тому особенно распространившемуся в последнее время типу Аниных «всегда неожиданных» соотечественников – с такими причудливыми поворотами судьбы! – которых раньше, еще лет десять назад, когда все у всех было довольно одинаково, и представить было невозможно.
Во-первых, Лысый, несмотря на закрепившуюся кличку, совсем не был лысым. А был довольно густоволосым юношей двадцати с лишним лет. Кличка же осталась с той поры, когда в силу разных, в основном идейных соображений он брился наголо.
Говорили, что где-то в Германии у Лысого была семья: жена-немка и ребенок.
Сам же Лысый находился то там, с семьей, то здесь. Колесил между государствами, непонятно чем занимаясь и зарабатывая… Впрочем, Анна не была милиционером, чтобы сильно об этом задумываться.
Нынешний же приезд на родину оказался неожиданным даже для неожиданного Лысого… За время его последней отлучки произошли глобальные изменения.
– Представляешь, Светлова, родители продали квартиру и куда-то свинтили! Уехали… Не могу найти.
– Ужас.
– Вот именно. Представляешь, приехал – и ночевать даже негде.
– Так тебя что же, пустить ночевать? – поинтересовалась Светлова.
– Да нет… Я уже устроился. Но дело такое… Бабки нужны.
– Неоригинально, но… Так тебе что – денег?
– Да нет, зачем… Я сам заработаю. Мне клиенты нужны. Татушку, говорю, хочешь?
– Ах вот что…
И тут Аня вспомнила, что давним ремеслом Лысого были татуировки.
– И сколько?
– Пятьдесят.
– Долларов?
– Ну а чего же еще?! Самые последние модные рисунки…
– Извини, Лысый, я не хочу.
– Если находишь клиента – тебе бесплатно.
– Все равно не хочу.
– Ну а знакомых пошукаешь? Может, мужу надо?
Аня хмыкнула. Правда Старикову, что ли, предложить? «Петя, не хочешь ли поперек, через всю богатырскую грудь, скромную надпись: «Не забуду мать родную!» – всего за пятьдесят баксов?»
– Светлова, – Лысый между тем пел, как сирена, – а хочешь, я тебе такую татушку сотворю, которая не на всю жизнь, а постепенно сходит?
– Точно?
– Ну, вот те. Клянусь.
– Маленькую… изящную?
– Ну! Дракончика.
Аня замялась…
Маленького изящного модного дракончика в районе плеча… Нет, лучше – пятки… На пруду в Кратове – не очень… А где-нибудь на Средиземноморье… И при том, что скоро дракончик исчезнет. Всего-то на один пляжный сезон…
Все-таки в жизни надо попробовать как можно больше разного… Потому что жизнь одна… А самое-то главное… Сколько под это дело, под этого дракончика, можно душевных откровенных разговоров провести с Лысым…
Ведь Лысый-то – на самом деле бритый. И не просто бритый, а, как справедливо замечено, – по идейным соображениям. Потому что в действительности Лысый-Бритый не кто иной, как – о, влияние юности! – видный, популярный в определенных кругах скин.
– Ладно… идет. Согласна на дракончика. Маленького.
Дракончик получился славный… Лысый пообещал, что он исчезнет через два месяца.
Но…
– Понимаешь, Светлова, я – пас… – объяснил ей Лысый-Бритый. – Ничего про эту цыганку не знаю. Старый стал… В страну вернулся недавно. Плохо ориентируюсь в современной ситуации. Если что и было у наших – я не в курсе… Сейчас малолетки подросли… Правда, такие бойкие… Даже развеяли миф о непобедимости американских пехотинцев…
– ?
– А так… Правда, когда они этого негра в районе Горбушки поколотили, они не знали, что это американский морской пехотинец. В общем, дам я тебе один телефончик… Там точно – в курсе.
– Вас какое направление нашей работы интересует?
– То есть?
– Ну, я имею в виду…
– Ах, это… – Аня спохватилась. – Поняла. Меня интересуют цыгане.
Представитель подрастающего поколения был похож на мальчика-отличника – в маленьких круглых очечках, с правильной аккуратной речью.
– Понимаете, Анна Владимировна, все аргументы наших противников сводятся к одному: ваши взгляды ужасны, потому что ужасны. «Ах», «ох» и снова «ах»… «Какой ужас, какой ужас…» И ничего по существу. А почему они, собственно, ужасны, наши взгляды? Вот, например Албоки эти…
Философ развернул газету с заголовком «Цыганское отродье».
– Подобные Албоки производятся на свет с заданной программой: не работать, а разбойничать… А что же, мы должны пассивно ждать, пока они вырастут, наберутся сил, напьются и кого-то из наших?!.